А больше и некому и некого.
Да и сам Карл вырос с полным осознанием своего 'Хочу' и великого 'Я'. А вот 'должен'...
Да, король должен править страной, но еще... король должен своей стране. И отдает он этот долг всей своей жизнью. Женитьбой на нелюбимой женщине, постоянным тяжким трудом, решениями, от которых потом коробит потомков и историков — такая работа. А у Карла этого нет.
Он храбрый, неглупый, но мальчишка, которому должна его страна. Должна повиноваться, покоряться, принимать его решения... ну-ну.
Алексей подумал, что мог бы стать таким. Не стал. Повезло. Спасибо сестренке, которая все время была рядом. И как это ей удавалось? Сейчас-то он понимал, что Софья всю жизнь умудрялась осаживать его самодовольство, его амбиции, его... да все то, что кипело и бурлило в Карле! Только у него такой сестры не было, а то бы Швеция сейчас диктовала Руси мирные условия.
Карл смотрел с негодованием — и не мог это скрыть. Нет, не мог. Не от Алексея Алексеевича. Интересно, кого видит Карл?
Алексей был бы польщен, знай он, что Карл смотрит даже с легкой завистью. К внешности — что уж там, русские цари брали в жены красивых женщин, так что мужчина обладал внешностью былинного богатыря, этакого Добрыни Никитича. Золотые волосы кольцами, которые грех было прятать под парик, синие глаза, широкие плечи, легкая улыбка на губах — красавец мужчина. А вот о себе Карл этого сказать не мог. И немного, чуть по-детски завидовал. Но ладно бы внешность! Так еще и полководец! И талантливый, и умный... и как!?
Даже невесту у Карла — и то этот русский перехватил! С полного согласия, между прочим, Кристиана. Ууууу, предатель!
Кристиан чуть поклонился на обе стороны.
— Мои венценосные братья, я предлагаю сесть за стол переговоров.
Говорили все на датском. На шведском принципиально не собирался говорить Алексей, русского не знал Карл, а потому — нейтральный язык. Больше на переговорах никого не было. Англичане... нельзя сказать, что они не пытались. Но... короля там не было, а допускать кого-то менее знатного — это урон царской чести. Хотя... нельзя сказать, что английский посол не настаивал.
Но чем он мог повлиять на переговоры?
Французы тоже были заняты, им было сейчас не до окраины мира. Так что помешать драть на части Швецию никто не мог. Карл это понимал — и лучше ему не было.
И понимал, что будет сопротивляться, спорить, но сила не на его стороне. Отнюдь не на его.
Первым переговоры начал Кристиан, на правах старшего.
— Мы собрались здесь, потому что никто не хочет продолжать тяжелую и кровопролитную войну. Она изматывает наши страны, разоряет нашу казну...
Алексей и Карл вежливо слушали его, но взгляды у обоих прямо-таки горели. У одного — торжеством, спрятанным под густыми светлыми ресницами, у второго — яростью побежденного.
Но — куда деваться?
Соседи не помогут, а Русь с Данией просто раздерут Швецию на части, тут и флот не поможет. По земле-то корабли не ходят, а войска будут бесчинствовать именно там.
Карл взвился, когда Кристиан начал перечислять условия мирного договора. По этому договору, Дании отходили все провинции, которые Швеция отторгла по Роскильскому мирному договору. Как бонус, Дания получала еще и Готланд с Эландом. А Швеция теперь платила за прохождение ее судов через пролив Эресунн.
Мягко говоря, Карлу это не нравилось. Но...
Условия русского государя ему не понравились еще больше.
Ни Ингрию, ни Ливонию ему никто возвращать не собирался. Кроме того, русский государь требовал разоружения шведского флота и сокращения его численности. Разгорелся скандал, в результате которого Карл вылетел из зала, хлопнув дверью. Только вот беда — уйти-то ему было и некуда. И это отлично понимали все трое. Так что назавтра переговоры продолжились. И еще почти десять дней...
Вымотались все. Но... для своих же стран торговались, не для чужих! Так что наконец был подписан Готландский мирный договор.
Дания получала все, что хотела — территориально. В конце концов, это ее провинции и были, каких-то двадцать лет назад. А вот за проход через пролив шведские суда платить все равно не будут. Это уже перебор.
Русские получали Ингрию и Ливонию — полностью. Рига отходила им просто так — по мирному договору. Остальное — Алексей не настаивал. И даже Моонзундские острова отдал — Карл иначе не соглашался вообще ничего заключать. Отдать-то отдал. Но настоял на строительстве на островах крепостей с совместным гарнизоном. Русские, датчане, шведы — чтобы никто себя спокойно не чувствовал.
Дайте время — сами прибегут. Шведский флот, конечно, никто разоружать не собирался. Но...
Что касается Алексея Алексеевича — он и требовал больше, чем надо, чтобы получить нужное. Да пусть не разоружает! Невелика трагедия! Греческий огонь — он и в Балтийском море гореть будет, и в Азовском... к следующей весне в залив столько кораблей запустим, что он в суп с фрикадельками превратится, всем шведам тесно станет. В море будут бояться выйти!
В Архангельске их уже строят...
Контрибуции?
Нет, вот этого не досталось. Хотя пленных во главе с Делагарди Карл бы выкупил, скрипя зубами. Впрочем, Алексей предложил простить ему этот выкуп. И — породниться.
А что?
У вас теперь невесты нет, зато у нас сестра есть. Заключим мирный брачный договор?
И война вам подешевле обойдется. А сестра — красивая...
И верно — что Мария, что Феодосия пошли в мать. Это Софья выпадала из семейства, казалась в нем подкинутым кукушонком, со своими резкими чертами лица и темными глазами. А вот остальные Романовы были либо синеглазы и светловолосы в отца, либо синеглазы же и темноволосы — в мать. И — красивы.
Карл желанием жениться не горел — шведы Русь теперь очень не любили, так что отговорился помолвкой с англичанкой. Алексей не настаивал. А пленные... да и черт с ними, с пленными! Сами виноваты! Карл просто махнул на них рукой.
В казне и так — шаром покати, а он еще всяких болванов во главе с Делагарди выкупать будет?!
Не будет. Не хочет.
Алексей тоже понимал, о чем думает несостоявшийся родственничек, но лишь усмехался про себя. Не знаешь ты Марию. И Феодосию тоже не знаешь. Жаль, конечно, что ты отказался, но, может, оно и к лучшему? Девочки — ресурс ценный, была бы честь предложена, а от убытка Бог избавил. Тратить сестре на тебя, болвана? Вот еще! Найдется, с кем их сосватать. Например, в Курляндию...
Это, конечно, не Соня, у той бы кто хочешь через два дня приучился через обруч прыгать и тявкать по команде, но девочки тоже очень неплохи. Полгода, месяцев десять — и ты сам не заметишь, как влюбишься. И будешь так же делать все, что нужно жене.
И мать тут не помеха.
Кристиан был откровенно доволен. Мог бы — точно бы обнял Алексея. Знал, знал, кому сестру отдавать! Может, он теперь в истории останется, как Кристиан Вернувший Земли? А кто знает?
На двенадцатый день все было завершено, подписано, заверено и опечатано государственными печатями в трех экземплярах. Хотя никто не гарантировал, что через пару лет не начнется очередная война. И войска двинулись домой. Карл со злости заслал Делагарди комендантом аж в Кируну, чтобы лишний раз мерзавца не видеть, а то так руки казнить его чешутся, аж свербит!
Кристиан приглашал любезного зятя погостить, но Алексею хотелось в Москву. Впрочем, он тоже пригласил в ответ Кристиана, заранее зная, что получит отказ. Но переписываться они договорились. Мало ли что, мало ли как...
Надо, надо грызть Карла следующие д...цать лет, до полного проедания всей Швеции. Чтобы не расслаблялся. А то дай таким спокойствие и экономическую стабильность — через год войну получишь. Да еще французы подстрекать будут, этим вообще договор поперек горла. Англичане... у этих всегда свои интересы.
Не отравили бы...
Нет уж, Спокойствия Карлу не увидать в этой жизни. Алексей еще не знал, что он точно сделает, но... Что угодно! Шпионаж, подкупы, доносы, убийства — лишь бы шведы были заняты внутренними проблемами и не пытались вернуть обратно свежеоткушенные русские земли!
Но Кристиана Алексей предупредил, а сам надеялся не оплошать в нужный момент.
Софья почему-то была уверена, что этот конкретный Карл долго не протянет. А в сестру Алексей верил.*
* в реальной истории он прожил до 1697 года, но Софья этого не помнит. Она просто помнит, что Петр 1-й сражался с Карлом 12-м, а вот по датам — увы... прим. авт.
* * *
Уже поздно вечером, Алексей и Иван, как всегда, обсуждали прошедший день.
— Как тебе Карл показался?
— Не знаю. Сначала смотришь — мальчишка. Но в глазах у него нехорошее посверкивает, да еще как. При грамотном советчике далеко пойдет.*
* в реальности советником стал Юхан Юлленшерна, он же организовал изъятие земли у дворян, прим. авт.
— Значит, нужно сделать так, чтобы советчик не появился.
— Надо поговорить с Соней, это по ее части, — на сестру Алексей надеялся крепко.
— Да, не хотелось бы тут следующим летом воевать...
— А придется, скорее всего. — В будущее царь тоже предпочитал заглядывать без розовых очков. — Вот смотри, сейчас Карл бросится к Людовику, тот либо войсками поможет, либо еще чего — и полыхнет...
— А если не поможет?
— Думаю, тогда лет пять у нас будет. Чтобы шведы собрали армию, нормально вооружили ее, построили флот взамен того, которому досталось от датчан, ну, и от нас немного... потом повоюем — мы ведь тоже не лыком шиты, тоже подготовимся, еще раз-другой наваляем Карлу, и можно будет окончательно присоединять эти земли. Еще и кусок Финляндии отгрызть. В дополнение к имеющемуся.
— М-да... если Соне удастся повлиять на Людовика — чудом будет.
— Больше надо в жену верить, — подколол друга Алексей. — Она у тебя — чудо и есть.
С этим Иван спорить и не собирался. Вместо этого достал лист пергамента, придавил на столе...
— Давай посмотрим, на что мы еще можем рассчитывать в самом худшем случае? Сколько можно отдать, сколько удержать?
И мужчины склонились над картой.
Кто сказал про праздник в честь победы?
Это солдатам можно по рублю выдать и по рюмке выпить, а у царя — работа!
* * *
Думаете, царь домой возвращается — это так просто?
Ох, не просто. Даже наоборот — сложно. Тоскливо и тяжко. Особенно тем, кто встречает. Организовать-то встречу надо?
Надо. И войско кормить, и награждать, и отправлять по домам — хорошо хоть не все возвращаются. Нет, это не оговорка, именно что хорошо.
Потому что примерно половина войска осталась гарнизонами по шведским крепостям. А то ж!
Захватить мало, ты еще удержи, окопайся, устройся, не дай бывшим хозяевам вернуть себе все это добро... а Карл пытаться будет. Софья хоть про разговор брата и не знала. А действия Людовика просчитывала с точностью до миллиметра. Чего уж там, сама бы ухватилась за повод обрезать кое-кому шустрому ноги — по самые уши.
А что делать?
Физически устранить Людовика?
А черт его знает, получится или нет. Если кто не в курсе — данного короля всей Фрондой угробить не смогли, и в быту он тем еще параноиком был. Это уж потомки его расписали — этикет придумал, праздники закатывал... ну, было! Только ни один из потомков этому этикету следовать не смог. Сложновато-с для франко-королевских мозгов оказалось.
Угробить можно попробовать. Но можно и вляпаться.
Ла Рейни, между прочим, не лаптем щи хлебает, если хоть малейший след останется... даже в деле о ядах он подозревал уши русских. Только бездоказательно. А там они ведь только информацию слили, сами не действовали.
Сначала устранить слишком умного Николя?
Так половину Франции перебить придется. Не пойдет. Да и вообще, война — это не кто кого перестреляет, это кто кого передумает.
Людовик не должен влезть в русско-шведские дела?
Сказано! А чем его можно отвлечь?
Педру сейчас в эту заварушку не полезет, португальцев не приплетешь. Испанцы? Годом бы позже. Дона Хуана еще обработать надобно, а сейчас он за Русь не впишется. То есть не Испания — тоже. А кто?
Чем сейчас занят Людовик?
Да Нидерландами! После смерти Вилли народ там живет весело и интересно. М-да, и убрала — проблемы, и оставила бы — вдвое было бы. А если...
Колесики в разуме Софьи завертелись почти физически ощутимо. А ведь можно, черт возьми, еще как можно! Нет Вильгельма!?
Так мы его создадим!
Оному Вилли было бы сейчас... да, он родился в пятидесятом году. Двадцать шесть — двадцать семь лет. Для внебрачного ребенка маловато. Но для брата?
Которого сделал, допустим, его отец, Вильгельм 2-й. Как раз казнили Карла Первого, мужчина чуть охладел к жене, но бросить ее не смог, потому что та была в тягости... а вот сына на стороне сделал? Можно попробовать?
Только сына надо подобрать от коренной голландки, хорошей родословной — и уже помершей. Это, кстати, не проблема. Внебрачный деть — обыденность жизни, тем более, что любовников тут менять принято часто, а вот противозачаточные средства по Европе — зародышевые.
Итак, ребенок был рожден от Вильгельма Второго и какой-нибудь Софии или Августины, там разберемся. Отдан на воспитание в чужую семью, и вот, только перед смертью, приемный отец раскрыл ему тайну рождения. А соболезнующие дали денег на священную борьбу с французскими захватчиками... много денег.
Что нужно?
Несколько писем, медальоны родителей, какие-нибудь побрякушки... не проблема! В Нидерландах у нее дураков нет, мигом подберут и борца за независимость, и соответствующий антураж. А народ...
А народ пойдет, как миленький. Бегом побежит! Недаром, вон, в Англии полыхнуло (то есть скоро уже полыхнет, и десяти лет не пройдет) восстание Монмута, который будет уверять всех в своем королевском происхождении... ох, господин Сабатини, спасибо вам за Питера Блада. Книгу, фильм, а главное — даты. Кстати — Монмута тоже надо будет поддержать, наглость заслуживает награды.
Может помешать только Нассау-Зиген, но... это — не Людовик. Этому несварение желудка устроить проще простого — или по возрасту, сердечно-поганочный приступ. И объявить, кстати, что дядя знал, но молчал по просьбе Вильгельма второго. Чтобы трон не позорить... как-то так.
План складывался на глазах, и Софья довольно потерла руки. Если Нидерланды полыхнут — Людовику будет не до шведов. Сейчас начать организовывать, зимой как раз поднять знамя, по весне начать бить... надо только устроить так, чтобы не класть в боях своих людей. Слишком дорого Софье дались парнишки и девчата из царевичевых школ, чтобы вот так ими разбрасываться. Да гори они огнем, те Нидерланды, свои люди дороже!
И Софья вдруг отчетливо поняла, что план может сработать. И полыхнет.
А ведь там тоже люди. Чьи-то жизни, судьбы, близкие... не боишься ответить за свои решения?
Софья боялась. Но знала, что все равно пойдет вперед. Черт бы побрал эту правительскую мораль.
Знаешь, что мразь, понимаешь, что поступаешь мерзко — и ничего менять все равно не станешь.
Ибо — дорога правителя.
Судьба.
