Хитник

— Больше похоже на древний фундамент, — возразил Хитник. — Не удивлюсь, если это каменное основание имеет отношение к Призрачному Замку, о котором говорил наш железный друг Калбасик. Хотя кто знает...

— Заходим? — бабай аккуратно поставил опустошённую бутылку возле крыльца, привычно утёр губы рукавом ватника. — Поди, заждался нас Федул, изволновался, — и толкнул дверь.

В просторной корчме было многолюдно, шумно и крепко накурено.

По левую сторону от входа, за обитым жестью прилавком с торчащим из него пивным краном, стоял кабатчик — если, конечно, можно назвать кабатчиком рослого детину в древней, старательно начищенной кольчуге и немецкой, времён второй мировой войны, солдатской каске на голове. Пустые кружки на прилавке споро мылись в стоявшем рядом тазу и тут же пускались в оборот, заполнялись пивом из крана и двое шустрых карликов немедленно уносили их в табачный смог. Над прилавком Глеб заметил броское объявление: "Пиво продаётся только освобождённым. Амнистированные обслуживаются вне очереди". Исходя из того, что пиво в зале пили все, заключённых среди посетителей не имелось. Или же они ловко маскировались: чего только ради хорошей выпивки не сделаешь!

За длинными столами восседал разнообразный люд — разумеется, исключительно мужчины. Были тут и великаны, как сэр граничник, были люди нормального роста... невелички, как гном Федул, тоже присутствовали. Практически весь народ оказался экипирован не хуже детины за прилавком; от обилия всевозможных кольчуг, лат, бронежилетов, касок, шлемов всех времён и эпох у Глеба невольно создалось впечатление, что он попал на пивной съезд ветеранов-фронтовиков. Из числа сражавшихся как в пунических войнах или под знамёнами того же Наполеона, так и участвовавших в современных межгосударственных разборках.

Однако всех тех бойцов от истории объединяло одно: лежащие на столах, возле кружек, рогатки. Или не лежащие, а заткнутые за пояс, торчащие из карманов — всяческие рогатки, под стать их владельцам и размером, и качеством.

Глеб протёр мокрые от дыма глаза, прокашлялся, привыкая к едкой табачной гари, и, ободряюще хлопнув бабая по спине, пошёл искать Федула.

Гном нашёлся в самом конце зала. Небольшой стол, за которым восседал Федул — с выжженной по боковинам столешницы надписью "Гостевой" — был плотно уставлен кружками и разнокалиберными мисками с чем-то мясным, вкусно пахнущим. Судя по количеству пустой посуды, белым пенным усам и довольному виду Федула, гном зря время не терял.

— Ого сколько понабрал, — одобрительно сказал бабай, пряча сумку с бутылками под стол и усаживаясь на табурет рядом с гномом, — молодец! — Модест без лишних разговоров, осушив подряд две кружки хмельного, пододвинул к себе ближайшую миску. Глеб отставать от друзей не собирался, тем более когда пиво бесплатное, можно сказать дармовое. Одно только смущало парня: а чем они будут расплачиваться за еду? Судя по воинственному виду кабатчика, у того запросто могла оказаться в запасе не только какая-нибудь средневековая булава, но и ухоженный "шмайсер" пистолетно-автоматного свойства. Заряженный, разумеется.

— А за жратву кто платить будет, э? — разумно полюбопытствовал Глеб, подтирая опустевшую миску хлебной коркой. — У нас и денег-то нету. Остаётся только одно: отправить бабая в туалет, чтобы он произвел на свет проглоченный в парке бриллиантик, авось получится! А не то побьют, запросто, вон какой народ боевой — не посмотрят, что мы бедные... очень, очень бедные путники.

— Это идея, — хохотнул вредный гном. — Туалет там, за прилавком, у входа-выхода. А покупателя на бриллиант найдём в корчме, не выходя на улицу. Только поначалу камушек отмыть надо будет, для товарного вида... вернее, для товарного отсутствия запаха. — Модест от неожиданности едва не выронил ложку; бабай, нахмурясь, строго посмотрел на Федула.

— Шучу я, — глянув на осерчавшего Модеста, немедля пояснил гном. — Острю, — Федул приник к очередной кружке. Выпил, отдышался и сообщил, утирая с бородки пену: — Граждане брателлы, не паникуйте, всё схвачено! Пиво бесплатное, а едой меня тутошние посетители угостили, от души поделились. Они ж все бывшие заключённые, или дети заключённых, или внуки. Или правнуки. Так что к эльфу с тюремными рогами отнеслись с грамотным пониманием... Вы, главное, только про "конвой" не ляпните, не любят здесь конвойных, не жалуют — я предупредил, мол, ко мне скоро освобождённые друзья-подельники придут, вот и соответствуйте своей роли.

— Погоди, — опешил Глеб. — А кто ж тогда ты, ежели с рогами да по Ничейным Землям запросто шляешься?

— Я — случай особый, — Федул самодовольно похлопал себя по груди. — Сказал, что срок моей отсидки вот-вот закончится и за хорошее поведение мне было разрешено поучаствовать в здешней рогаточной охоте. Как мастеру-рогаточнику высшей квалификации! Типа, моё тюремное начальство пошло навстречу администрации девяносто седьмого Перекрёстка, пожелавшей увидеть знатного стрелка-рецидивиста в местных спортивных рядах. А по такому случаю тюремное начальство снарядило — для сопровождения великого стрелка — двух моих отсидевших корешей. Так что всё путём и зашибись!

— Хотел бы я, чтоб оно так и было, — проворчал Глеб, меланхолично отхлёбывая из кружки. — В смысле, "в спортивных рядах".

— Нды? — заволновался гном. — Не понял. Поясни, в чём дело?

— Ой, — мрачнея лицом, вдруг сказал бабай. — Ой, накаркали, вредители... где, говорите, туалет? — не дожидаясь пояснений, Модест торопливо поднялся с табурета и, обхватив живот руками, засеменил между столами к выходу.

— Эге, — обрадовался Федул, — а шутка-то удалась! Натурально нейро-лингвистическое программирование стряслось! Которое, Глеб, является мощнейшим двигателем ситуативных процессов, влекущих за собой ожидаемую реакцию конкретного индивидуума. Адекватно, понимаешь, произведённому на субъект вербальному воздействию. Я знаю, я читал.

— Ух и загнул, ох и отмочил! — восхитился мастер-хак. — И где только наш гений подобную чушь находит? Сдаётся мне, что разумник Федул, явно от одиночества и хронического похмелья, пристрастился изучать вредные для ума околонаучные книжки. В башне-Слоне. Мда-а, от подобного чтения запросто умом поехать можно... ситуативно, хе-хе!

— Федул, ты не прав, — парень заглянул в ополовиненную миску бабая. — Квашеная капуста с лучком и подсолнечным маслом, вот и все дела. Оно, когда масла в капусте много, быстро в туалет налаживает! Причём без всякого постороннего внушения или болтунского программирования.

— А, какая разница, — отмахнулся гном, вспомнив недавние слова Глеба. — Ты давай, поясняй, что имел в виду, говоря о "спортивных рядах". — Глеб, допив пиво, нехотя ответил:

— Дело в том, что ты, Федул, подписался участвовать не в обычных любительских состязаниях по стрельбе из рогаток, а в опасной для здоровья авантюре. В охоте на зомби и умертвий, что вскоре полезут из Призрачного Замка... А где тот замок, я понятия не имею.

Да ты не пугайся! Сэр Калбасик сказал, охотники у них не часто гибнут, — уточнил Глеб, видя как у гнома от услышанного выкатились глаза. — И не много: ну, пять, ну, десять человек за охоту. Всего лишь.

— Мило, — упавшим голосом промямлил Федул, — вон оно чего... То-то меня народ принялся кормить, когда узнал, что я — мастер-рогаточник высшей квалификации. Что буду первым в охоте, не щадя живота своего... я ж пошутил! А они, стало быть, поверили. Охо-хо, — пригорюнился Федул. — Что ли, удрать отсюда к едрене фене? Пускай сами отохотятся, а я уж как-нибудь.

— Не получится, — уверенно сказал Глеб. — Во-первых, на всех выходах Перекрёстка, как я понимаю, стоят граничники. Которые тебя, красивого и с рогами, шиш куда выпустят. А во-вторых... — парень сделал многозначительную паузу.

— Э? — едва слышно прошелестел гном.

— А во-вторых, тебя побьют, — честно предупредил Глеб. — Вот эти рогаточно-броневые ребята и побьют. Отыщут и искалечат, запросто! За то, что ты крутым себя выставлял, а когда дошло до дела, удрал в кусты. И нас тоже побьют, — флегматично добавил парень. — Как пособников и укрывателей. Так что, хочешь — не хочешь, а в охоте принимать участие надо. Впрочем, я и бабай в случае чего тебя прикроем, — пообещал Глеб. — Рядом будем! Как ты говорил, не щадя живота своего. Вон, бабай уже не пощадил.

— Ладно, — вздохнул гном, — деваться некуда. Своим "во-вторых" ты меня убедил. Ну и тем, что рядом со мной, плечом к плечу... Эх, жизнь моя жестянка! Да ну её... ээ... в пиво, — Федул со страдальческим видом присосался к очередной кружке, словно не хмельное пил, а приторно-сладкий компот из сухофруктов. Или того хуже, чистую воду из-под крана.

— А теперь, — сообщил Федул, подкрепившись пивом и вновь воспрянув духом, — раз оно всё эдак неожиданно обернулось, то настало время ознакомиться с моей рогаточкой поближе. Чтобы, значит, не ударить лицом в грязь и, как обещал, устроить показательный мастер-класс по стрельбе. Воевать так воевать! — Гном вытащил из-за пазухи стеклянную рогатку и, озабоченно бормоча: "А нафига у неё резинки-то нету?" принялся изучать взятую из будимировского сейфа боевую вещицу. То есть вертеть рогатку и так, и эдак, скоблить рукоятку ногтём, разглядывать стекло на просвет, озабоченно прицокивать языком, покачивать головой и делать прочие, обязательные при изучении непонятных предметов, действия.

Глеб, которому уже не хотелось ни есть, ни пить — спасибо, местные "пострелята" накормили-напоили — тут же подключился к исследованиям Федула.

— Ты кнопку нажми, — с умным видом посоветовал он, — зря, что ли, кнопка возле ручки? Тем более красная, приметная.

— Да знаю я про ту кнопку, — недовольно пробурчал гном, — чай, не слепой... только нажимать боязно. А вдруг из рогатки каким жутким фаерболлом шарахнет, костей ведь не соберёшь! Своих, любимых и обгорелых.

— А ты нажми не сильно, чуть-чуть, — почесав в затылке, предложил Глеб. — И целься не в людей, а, скажем, в потолок. Корчма уже невесть сколько раз горела, подумаешь, ещё разок сгорит! Мне для хорошего дела чужой собственности ничуть не жалко.

— Верно, — согласился Федул, воровато огляделся по сторонам, сполз с табурета и, приняв позу "стрельба по воробьям из положения сидя на корточках", прицелился из рогатки в потолок.

— Под стол зачем уполз? — нагибаясь, конспиративным шёпотом поинтересовался Глеб.

— Чтоб никто не увидел, чем я занимаюсь, — сердито пропыхтел гном, — чтоб ненужных взглядов и вопросов не было. Уф, как тяжело с набитым-то брюхом, — Федул нажал кнопку. Осторожно-осторожно нажал, словно проверял её на лёгкость хода. Глеб на всякий случай отодвинулся вместе с табуретом подальше от гнома, прикрыл лицо ладонями и стал подглядывать сквозь раздвинутые пальцы.

Поначалу ничего не произошло, тогда Федул нажал посильнее: на рогаточных рожках, из ничего, внезапно материализовалась серебряная резинка — длинная, квадратного сечения — и золотого цвета "кожанка". А ещё над рогаткой возникла круглая воздушная линза с чёрным перекрестием: Глеб увидел сквозь линзу громадный, увеличенный до размеров блюдца глаз Федула. Глаз изумлённо заморгал; гном, уже не опасаясь, нажал кнопку до упора — ничего страшного не произошло, рогатка не выстрелила ни ожидаемым фаерболлом, ни чем-либо другим, не менее разрушительным.

— Любопытной конструкции вещица, — радостно доложил Федул, возвращаясь на табурет. — Похоже, моя суперская рогаточка с особым прицелом! Любопытно, а какова в таком случае дальность её стрельбы? Ну, охота покажет. А пока что... — уже не таясь, гном прицелился из рогатки поверх голов посетителей и вновь нажал кнопку.

Глеб, пододвинув к гному табурет, уставился вместе с Федулом в воздушную линзу: действительно, перекрестие с рисками-делениями очень напоминало оптический прицел снайперской винтовки. Мало того — при более сильном нажатии кнопки линза увеличивала изображение, приближала выбранный объект словно пятнадцатикратный "зум" цифрового фотоаппарата. И, что самое удивительное, при полностью вдавленной кнопке происходил автозахват цели — линза не отпускала выбранный объект, если Федул отводил рогатку в сторону! Или даже когда поворачивался к тому объекту спиной.

— Офигеть, — подытожил гном. — Чумовая игрушка! Но — игрушка... Толку-то с неё! Разве что перепёлок к жаркому отстреливать. Навёл, захватил, повернулся к дичи спиной и стреляй её влёт, прямо в глаз.

— А спиной-то зачем? — не понял Глеб.

— Чтобы лесник не заметил как я браконьерствую, — снисходительно пояснил Федул.

— Гм. Я почему-то всегда думал, что перепёлки — это полевые птицы, — неуверенно сказал парень.

— Эх, какая разница, — расстроенно махнул рукой гном. — Хоть полевые, хоть джунглиевые... да пусть хоть морские! Всё равно проку от той рогатки никакого.

— Ошибаешься, — поспешил заверить Федула Глеб, — очень даже большой прок! Хорошее, толковое оружие: бесшумное, точное, верное. Скажем, берёшь вместо камушка стальной шарик, прицеливаешься в висок какому врагу и — опаньки! Готов враг не хуже перепёлки. Или, например, вкладываешь в кожанку не шарик, а лезвие, и стреляешь им в сонную артерию... или отравленным шипом под лопатку. Или гвоздём-соткой в глаз.

— Ого, — помолчав, с уважением произнёс гном, — я и не подозревал, миролюбивый ты наш, какие у тебя садистско-стратегические наклонности. Прям открылся мне с новой стороны, молодец... Ладно, уговорил: отныне считаю мою рогатку грозным оружием точечного воздействия! И никакой пощады от моей рогаточки никому не будет: ни умертвиям, ни прочим врагам. Ни даже налоговой полиции — буду уходить от неё огородами, отстреливаясь! Типа, стреляй, мой маленький зуав, — Федул благоговейно обтёр рогатку рукавом и, задрав свитер, сунул "маленького зуава" за пояс джинсов.

А тут и бабай вернулся — умиротворённый, задумчивый — уселся за стол и продолжил, как ни в чём не бывало, доедать квашенную капусту, запивая её пивом. При этом хитро поглядывая то на Глеба, то на Федула, словно хотел им что-то рассказать, но выжидал подходящего момента. И выждал.

— С облегчением тебя, бабаище, — поздравил Модеста гном. — Бриллиантик-то свой нашёл, э? Надеюсь, хе-хе, вымыл?

— Нашёл, — медленно кивнул бабай. — Вымыл. Вот, гляди, — он пошарил в кармане фуфайки и положил на стол найденный бриллиантик, прикрыв его ладонью от посторонних глаз.

Федул и Глеб ахнули; ахнул и молчавший до сих пор Хитник.

Потому что драгоценный камушек вырос. Теперь это был не мелкий бриллиантик от дорогого пирсинга, но бриллиант! Можно сказать, бриллиантище. Который не стыдно и в королевскую корону вставить... единственно, не предупреждая королеву о том, где побывал этот камень. Вернее, в ком. И как вышел наружу.

Размером с вишню, бриллиант посверкивал даже в тени от бабаевской ладони; несомненно, камень стоил больших денег. Очень-очень больших.

— Это... как это? — задохнулся от неожиданности Федул. — Очуметь можно, ей-ей.

— И офигеть, — согласился с ним Глеб. — И охренеть заодно.

— Слыхивал я о том, что жемчуг, для придания ему изысканного блеска, скармливают курице, — задумчиво произнёс Хитник. — Но чтобы глотать бриллианты для их прироста... Чудеса, да и только. Наш бабай, несомненно, уникум! Природный феномен. Надо подумать, как в дальнейшем использовать его необычные свойства.