От некроманта не ускользнула мелкая дрожь сотрясавшая руки, которые д'рахма старательно прятала. Более-менее неглупый человек, а Лардан уж точно глупцом никогда не был, мгновенно понял бы в чем заключаются ее терзания. За один короткий день Дарлема сумела сделать то, что ей не удавалось все путешествие — добилась расположение не-мертвого, но вместе с ним пришло и сочувствие.
Удивительно, как познавшие от жизни счастье люди могут быть неспособны на простейшие человеческие чувства. Такие как жалость, доверие, сострадание или участливость. И как легко приобретают их настрадавшиеся бродяги, не удостоенные благосклонности судьбы. Хотя даже они становятся на развилку, столкнувшись с препятствиями: либо человек поддается гневу, либо переоценивает свои взгляды, становясь сильнее. Дарлема сумела сделать правильный выбор, не в пример своему брату.
— Я скажу тебе одно, Дара. Что бы вы ни задумали, поступай так, как считаешь нужным. Не слушай брата, он давно идет по ложной тропе, и в глубине души ты это понимаешь.
Д'рахма не сумела совладать с собой, молча подошла к не-мертвому и отвесила ему звонкую пощечину. Разумеется, боли Лардан не чувствовал и никак не отреагировал на эту вспышку, только сильнее задумался.
— Ты ничего о нем не знаешь! Из-за меня Алем лишился всего! Он мог стать главой Дома, всегда пользовался расположением. А я разрушила все это, поддавшись чувствам.
— Алем сам сделал выбор. Ты не обязана страдать ради того, что бы он был доволен.
— Я не страдаю!
— Тогда почему ты плачешь?
Д'рахма провела рукой по лицу и удивленно уставилась на мокрые пальцы. Потерянная и разбитая, она села рядом с некромантом, уткнулась в холодное плечо и тихо зарыдала. Много лет Дарлеме приходилось сдерживать накопившиеся грусть и боль внутри себя. Утешение стало настолько необходимым, что сейчас она приняла бы его даже от врага.
В этом отчаянном порыве было все: боль причиненная предательством любимого человека, тяжесть от того, что им с братом предстояло сделать, одиночество грызущее молодую д'рахму с тех пор, как она увидела в таких дорогих и любимых глазах холод... Сейчас Дарлема была настолько беззащитна и открыта, что некромант позволил взвалить на себя весь горестный груз, накопившийся в девушке.
— Как же скверно, что собственный брат не может понять того, что так легко раскрыл мертвец...
Дара прошептала горькие слова и позволила себе самую большую беспечность, на какую была способна. Она мгновенно заснула, не в силах выдержать нахлынувшие эмоции.
Не-мертвый положил ее рядом с Иридой и глубоко задумался. Он больше не мог ненавидеть д'рахму, несмотря на всю кровь, которой пропитались её руки. Несмотря на готовность помочь брату в любом, даже самом отвратительном деле. Сила раскаяния зачастую оказывается куда более значительна, чем кто-либо догадывается.
Вскоре вернулся хмурый Алем, ведущий под уздцы трех лошадей. Он бесцеремонно разбудил сестру, которая сумела сделать вид, будто ничего не произошло, и стал готовиться к трудному пути.
* * *
Спустя неделю показалась граница Акагаане, опоясанная легендарной стеной, протяженностью в тысячи километров. Она защищала государство д'рахмов с одной стороны, а на юге по побережью океана распределялся мощнейший флот. Таким образом, вся территория страны превращалась в неприступную цитадель, ни разу не павшую под натиском многочисленных врагов.
Среди д'рахмов никогда не рождались дети, одаренные магическими способностями, что отложило отпечаток на их быт. Выживая во время войн за территорию, народ Акагаане значительно развил техническую сторону военного дела. Клинки изготовленные в кузницах д'рахмов не могли превзойти даже эльфийские, модели постройки крепостей использовали по всему миру, когда те устаревали на своей родине, секрет создания огнестрельных пушек также находился в руках этой военизированной страны.
Ирида все еще не приходила в сознание, доставляя множество неудобств Алему и Дарлеме. Брат с сестрой решили сделать привал, под предлогом разработки плана по пересечению границы.
Лардан прекрасно знал, что означает эта остановка, изначально понимал, какое направление выбрали д'рахмы и зачем, но не стал ничего предпринимать по просьбе Астарта. Он искренне переживал за судьбу Ириды, к которой стал относиться как к родной сестре, но решился довериться герцогу, славившемуся своей надежностью и дальновидностью.
Неприветливый лес скрыл путников от нежелательных глаз, не принеся чувства защищенности. Тем не менее, Алем заметно повеселел и остановил Дарлему, собравшуюся было обустроить стоянку. Она сначала удивленно, а затем с ужасом посмотрела на брата, который торжествующе произнес:
— Думаю, сейчас самое время говорить в открытую, Лардан. Я предлагаю тебе уехать куда пожелаешь и все забыть. В другом случае, мне придется переиграть нашу давнюю историю.
— Я надеялся, что годы изгнания изменили тебя, — холодно ответил некромант. — Но смотрю, ты как был лживой падалью, так и остался. А я еще не настолько пал, чтобы предательски бежать, поджав хвост.
Не-мертвый оставался совершенно спокоен, не в пример д'рахму, лицо которого искажалось все сильнее с каждым произносимым словом. Дарлема молчаливой тенью стояла рядом, опустив голову и отвернувшись.
— Ты сам вынес себе приговор. Заметь, в этот раз я даже дал тебе выбор.
— Надо же, какая любезность.
Некромант держался с достоинством. Он прекрасно понимал, что без магической мощи ничего не может противопоставить д'рахму, с детства совершенствовавшему физическую форму. Алем, ожидая сопротивления, быстро нацепил на не-мертвого два браслета, ловко извлеченных из кармана. Чистейший доррий полыхнул фиолетовым огнем и погас, засеребрившись ртутным отливом.
— Вот как. Даже сейчас ведешь игру бесчестно. И ведь прекрасно знаешь, что я опустошен.
— К твоему сожалению, я не настолько глуп, чтобы дать врагу возможность со временем отомстить.
Д'рахм повалил некроманта на землю, неуловимо быстрым движением заломил ему руки. Послышался хруст костей. Конечности опали безвольными плетями, не в силах более двинуться.
— Знаешь, я не сторонник садизма, поэтому немного сожалею о том, что ты уже мертв.
Лардан хранил достойное молчание, полностью игнорируя попытки себя спровоцировать. Д'рахм, в свою очередь, не спеша подошел к лошадям и достал из седельных сумок лопату. Глаза Дарлемы расширились от ужаса, когда он начал раскапывать неподатливую землю. На лице Алема не отразилось и капли сожалений, только яростный огонек в глазах говорил о смятении, охватившем его. Он словно погрузился в безумие, не желая ничего видеть и слышать.
— Нет... ты сошел с ума! — вскричала девушка. — Так нельзя, всему есть предел!
— Заткнись, Дара.
Д'рахма в отчаянии бросилась к брату, и повисла у него на руке, стараясь остановить. Он хладнокровно отбросил ее в сторону и приложил ее рукояткой лопаты по затылку. Дарлема затихла.
— До чего ты докатился, Алем? — безразличным ко всему голосом произнес Лардан. — Поднимать руку на собственную сестру? Не ради нее ли ты пожертвовал положением в семье? Не ради нее ли так хотел восстановить честь?
Д'рахм отбросил лопату, подошел к не-мертвому и прошипел ему прямо на ухо:
— Я хочу хоть что-то сделать для себя. Всю жизнь мне приходилось жертвовать всем, сначала ради похвалы родителей, потом ради чести семьи, а затем ради сестры. Я устал жить таким образом.
— Думаешь, жизнь, после всего, что ты натворил, станет лучше? У всех есть предел жестокости. Ты сможешь наслаждаться свободой совершив столько ужасного? Закопать меня практически заживо, потерять любовь и преданность сестры, отдать жизнь Ириды в руки исследователей? Этого ты действительно желаешь?
— Закрой рот! Я не намерен выслушивать нотации от кого-то вроде тебя!
Алем взревел, словно раненый зверь, но продолжил копать несмотря ни на что. Когда внушительной глубины яма была вырыта, глаза д'рахма опустели. Некромант сумел заронить в его не до конца испорченную душу раскаяние. Вот только решительность Алема пересилила все доводы сердца. Он без колебаний свалил обездвиженное тело Лардана в подготовленную могилу и стал засыпать ее землей. Закончив с этим, Алем уложил скользящую и сестру в седла, перевязал веревками, вскочил на своего коня и бросился прочь от гнетущего места. Стена, ограждающая Акагаане, приближалась очень быстро, нависая мрачной твердыней над своим сыном. Казалось, глаза Алема абсолютно пусты и в них нет места сожалению. Тогда он ненавидел себя лишь за одно: за то, что так и не смог посмотреть в глаза некроманту.
* * *
Запах лекарственных трав резко бил в нос. Я не сразу поняла, что нахожусь вовсе не в тюрьме Совета, хотя прутья решетки, ограждающие светлую камеру, намекали на положение ничуть не лучшее.
Воспоминания врывались в сознание тошнотворным потоком, заставляя вновь приходить в ужас от пережитого. Сейчас все это казалось страшным сном и, в то же время, кошмарной реальностью. Оставалось только поблагодарить богов за то, что среди прочитанных мною книг оказалось нужное заклинание. Оно позволило погрузить разум в подобие небытия, и, тем самым, сохранить его.
— Они за все поплатятся, — я не узнала собственного голоса. — Мерзкие твари, не достойные жизни. Они не достойны даже легкой смерти!
Маленький, но пламенный монолог остался без достойных слушателей. Вокруг не было ни души. Повертев головой и рассмотрев помещение, я заключила, что это нечто вроде больничной палаты, правда, оснащенной прочными решетками. Вся обстановка состояла из достаточно мягкой койки, стола и стула, также имелся набор свечей в комплекте с огнивом.
Походив взад вперед, я улеглась и стала ждать гостей. Вряд ли мою особу могли оставить без внимания, раз уж расположили с таким комфортом. Главной загадкой стала личность сомнительного спасителя, поместившего меня в более достойную, но все же тюрьму. Совет никак не мог расщедриться на подобное обращение — это не вызывало никаких сомнений.
Одна мысль о магах разжигала жгучую ненависть в душе. Пережитые мучения то и дело пытались захлестнуть меня головой, вновь вызывая страх и панику. Было до смерти стыдно чувствовать, как дрожат руки, как наворачиваются на глаза слезы, а мысли путаются, восстанавливая картины произошедшего.
Отгонять воспоминания в одиночестве становилось все труднее, но через какое-то время действительно послышались легкие шаги. Я была рада этому звуку, сулившему избавление от заново пережитого ужаса.
Это была Дарлема. Виноватый вид, отведенные в сторону глаза сказали мне обо всем. Больше не было вопросов, только разочарование вперемешку с отчаянием.
— Ира... как ты думаешь, зачем в действительности мы забрали тебя в этот мир?
— Не лучшее приветствие, не находишь?
Д'рахма нервно сжала руками прутья, будто силясь таким образом показать, как сожалеет о содеянном. Я же не видела смысла верить в мнимое раскаяние, и безразлично смотрела в потолок. Последние события слишком измотали мои тело и душу — на негодование и злость сил просто не осталось.
— Знаешь, я ведь так хотела верить, что вы мне не враги... Меня не раз предупреждали, а я все равно наделась на то, что смогу затронуть ваши души, заронить в них нечто хорошее. Глупо, не правда ли?
— Мне... правда жаль. Я пыталась помешать, но Алем... я очнулась, когда было уже поздно.
— Ты правда думаешь, что теперь я в это поверю? — губы сложились в мертвую усмешку. — И даже если так, то разве могут пустые извинения что-либо изменить?
— Нет, но...
— Скажи, ты почувствовала хоть что-нибудь, когда Алем уничтожил Лардана? Не знаю, как ему это удалось, но если бы Дан был жив — ваша затея не смогла бы удаться.
— Нет! — вскричала д'рахма. — Он жив! Насколько это возможно для не-мертвого. Только... Только... Прости. Мне надо идти.
Дарлема с обезумевшим видом кинулась прочь от камеры, явно приняв нелегкое для себя решение. Я успела остановить ее, окликнув:
— Стой!
Д'рахма замерла, но не обернулась.
— Что меня ждет? Зачем я здесь?
— Для наших исследователей ты крайне важный экземпляр. Ты родилась одаренной в мире лишенном магии. Мы так думали. А для нас... это могло стать прорывом. На самом деле, тобой интересовались многие. Ваш мир — единственный, к которому есть доступ из нашего. Хотя не все знают, об этом позаботилась Валария. Впрочем, все уже неважно.
Вывалив на меня целый поток сумбурных мыслей, Дарлема бросилась бежать по неизвестным делам. Ужасало то, с какой легкостью она выложила все подробности о моем пребывании на Драа'искар. Пораженная, я вскочила на ноги и стала ходить по камере, обдумывая услышанное. Паззл со множеством неизвестных кусочков, наконец, сложился.
Алем и Дарлема с самого начала заманили меня в этот мир, чтобы откупиться от собственных властей. Д'рахмы не могли иметь магических способностей, а это значило, что я могла открыть путь к их обретению, если бы не оказалась скользящей. Мама оставила после себя возможность перехода на Землю, чем не преминули воспользоваться посвященные. И Астарт заранее знал, в отличии от остальных, кого именно изгнанники забрали на Драа'искар. Наверняка, это не единственные претенденты на меня, поэтому аглар так легко позволил д'рахмам сделать за себя грязную работу: доставить, помочь освоиться в новом мире, раскрыть потенциал. В момент осознания вещей, теперь казавшихся очевидными, я ненавидела герцога не меньше, чем виновников положения.
— Но почему же ты позволил мне оказаться здесь...
Бессмысленные метания грубо прервали трое д'рахмов и один человеческий маг, которые с громким бряцаньем открыли замок, запирающий камеру. Занятая своими мыслями, я даже не заметила, как они появились здесь.
Не сказав ни слова, они нацепили на меня кандалы, напрочь отрезавшие доступ к источнику магии. Затем, все так же молчаливо, дали магу провести сканирование, взяли кровь и... отпустили. Точнее сняли сомнительные украшения с рук, снова заперли камеру и удалились. Мне удалось услышать лишь:
— Передайте их семье, что права детей восстановлены. Официальное слушание назначим на завтра. Исследования начнем на следующей неделе. И еще, скажи...
Что и кто должен был сказать — я так и не узнала. Все звуки стихли, и мое тело безвольно упало на койку. Мозг совершенно отказывался думать, пресыщенный информацией.
А где-то за стеной радостно светило солнце, чуждое всему человеческому. Ведь только оно может оставаться счастливым, даже увидев саму суть человеческого страдания.
* * *
На следующий день после первичного исследования магессы, прошло официальное слушание, на котором Алема и Дарлему полностью восстановили в правах, пообещав даже присвоить почетные титулы за ценную находку. Семья, не так давно преследовавшая их, нанимавшая десятки убийц, лживо улыбалась и раскрывала объятия.
Алем выглядел весьма довольным, но лишь его сестра могла видеть, насколько лицемерно это показное счастье. Самой Дарлеме возвращенные права нисколько не приносили радости. Только стыд, боль и желание умереть. Казалось, разве что смерть поможет смыть всю эту грязь.
