Биография Толкина

Потом Толкины переехали в Лидс, и там Эдит встретила совершенно другую обстановку. Люди жили в обычных скромных домах. Не было этой ерунды с визитными карточками. На той же Сент-Марк-террэйс через несколько домов жила еще одна семья сотрудника университета, и они часто приглашали к себе на огонек. Эдит встречалась также с великим множеством учеников мужа, заходивших по научным делам или просто на чашку чая; многие ей очень нравились, а позднее сделались друзьями семьи, сохраняли эту связь и в последующие годы и часто бывали в гостях. Устраивались университетские неформальные вечеринки с танцами, пришедшиеся ей весьма по вкусу. Даже дети не были забыты (к тому времени уже появился на свет Майкл, а в конце пребывания в Лидсе — Кристофер): университет организовывал для них изумительные рождественские праздники, на которых проректор исполнял роль Деда Мороза. Позднее Рональду удалось приобрести больший дом на Дарнли-род, подальше от дыма и грязи города. Они наняли служанку и няньку для детей. В общем, Эдит обрела счастье.

И вдруг они снова вернулись в Оксфорд. Первый дом на Нортмур-род Рональд купил в отсутствие Эдит (та еще жила в Лидсе). Она даже не видела дома, а, увидев, решила, что он слишком маленький. Старшие мальчики подцепили стригущий лишай, пользуясь общественной расческой в лидском фотоателье, и им были прописаны длительные и дорогостоящие процедуры. Когда они достаточно подлечились и поступили в школу "Дракон", то поначалу чувствовали себя неуютно среди мальчишечьей кутерьмы. Потом Эдит снова забеременела. Даже после рождения Присциллы в 1929 году вплоть до переезда в соседний дом (побольше прежнего) она ощущала, что еще не пустила корни как следует.

Но и после этого семейная жизнь не сразу достигла того равновесия, что было в Лидсе. Эдит стала ощущать пренебрежение со стороны Рональда. Если судить по часам, то дома он проводил очень много времени: и преподавательская работа здесь велась, и научная, а вечерами он отсутствовал от силы раз-два в неделю. К жене Рональд проявлял и любовь, и внимание, очень заботился о ее здоровье (и она отвечала ему тем же) и о домашних делах. И все равно она замечала, что в своей компании он как-то оттаивает. Особенно же бросалась в глаза и задевала привязанность Рональда к Джеку Льюису.

Дети приветствовали визиты Льюиса на Нортмуррод: он говорил с ними на равных, а кроме того, дарил им книги Э. Несбит70, от которых те были в восторге. Но с Эдит он был сух и нескладен. Конечно же, ей была непонятна та радость, которую Рональд находил в его обществе, и она даже чуточку ревновала. Были и другие трудности. С детства ее познания в домоводстве были очень ограниченными, перед ее глазами не было примера, на котором она могла бы учиться, как создать и поддерживать семью. Свою неуверенность она замаскировала авторитарностью. Так, она требовала, чтобы трапезы совершались точно в назначенное время; чтобы дети съедали решительно все, что им подавалось; чтобы прислуга делала работу безошибочно. При всем при том Эдит часто чувствовала себя одинокой: все ее общество составляли прислуга и дети (когда Рональда не было дома или он находился в своем кабинете). Правда, к тому времени правила оксфордского этикета заметно помягчели, но она все равно не доверяла этому обществу. У нее не было подруг в семьях других преподавателей, за исключением Агнес, жены Чарльза Ренна. Наконец, у Эдит случались приступы мигрени, выводившие ее из строя на день и даже больше.

Для Рональда стало очевидным, что в Оксфорде Эдит чувствует себя не в своей тарелке, и особенно в этом повинны его друзья. В общем, до него дошло, что потребность в мужской компании не совсем сочетается с его семейным положением. Но он верил, что это одна из реальностей погибшего мира и вообще полагал, что мужчина имеет право на мужские удовольствия и, если надо, должен на этом праве настаивать. Сыну, намеревающемуся жениться, он написал: "Есть много чего, что, по мнению мужчины, вполне законно, хотя и причиняет беспокойство. Не надо об этом лгать жене или любовнице! Если дело того стоит, так борись, а нет — так откажись. Такое часто может случиться: стакан пивка, трубочка, на письма не отвечаешь, друг со стороны и все такое. По-настоящему, требования другой стороны необоснованны (хотя временами появляются и у самых любящих любовников и самых преданных супругов), так куда лучше вышеупомянутый отпор и неприятности, чем увертки'.

Еще одна проблема заключалась в отношении Эдит к католичеству. Еще до женитьбы Рональд уговорил ее перейти из англиканского вероисповедания в католическое; тогда это ее несколько покоробило. В последующие годы она почти что дала себя убедить ходить к мессе. На втором десятке супружества в ней созрел антикатолицизм, и ко времени возвращения в Оксфорд она высказывала недовольство тем, что Рональд водит детей в церковь. Частично такие настроения были вызваны ригористской, прямо-таки средневековой позицией Рональда в отношении к исповеди. Он считал необходимым часто исповедоваться, а Эдит всегда терпеть не могла сознаваться в своих грехах священнику. Обсуждать с женой ее ощущения на рациональной основе этого у Рональда не получалось, и уж точно он не мог проявить при этом ту убедительность теологических аргументов, которую демонстрировал в спорах с Льюисом. При Эдит он высказывал лишь свое эмоциональное отношение к религии, которое ей было не совсем понятно. Временами глухое раздражение к посещению церкви вспыхивало огнем. В конце концов после одного такого взрыва в 1940 году между супругами было настоящее объяснение. При этом Эдит высказала все свои чувства по этому поводу и заявила, что хочет подсократить свои церковные обязанности. Впоследствии она не посещала церковь регулярно. Впрочем, до конца своих дней она не выставляла никаких претензий к католицизму, наоборот, проявляла искренний интерес к церковным делам, так что даже подруги-католички считали ее ревностной прихожанкой.

В некотором смысле Эдит и Рональд жили на Нортмур-род раздельной жизнью. У каждого была своя спальня, вставали и ложились они в разное время. Он засиживался за работой допоздна, частично из-за вечной нехватки времени, но также изза того, что работа шла без помех только в часы сна жены. Днем постоянные оклики Эдит мешали Рональду углубиться в работу: то она просила о каких-то домашних делах, то просто предлагала выпить чаю с друзьями. Такие помехи хоть и переносились с терпением, должны были раздражать. Впрочем, со стороны Эдит это были вполне объяснимые требования заботы и внимания.

С другой стороны, было бы ошибкой посчитать, что она вовсе не касалась его работы. В течение этих лет он уже не разделял свой труд с ней так полно, как когдато в Грейт-Хейвуде. С тех пор она так и не собралась поучаствовать в его работе. Из всех рукописей лишь ранние страницы "Книги утерянных сказаний" написаны ее рукой. Но, конечно, она разделяла семейный интерес к его работе, когда он писал "Хоббита" и "Властелина Колец", и хоть она не знала и не понимала эти книги до деталей, он не закрывал перед женой этой сторону своей жизни. Точно известно, что именно ей первой он показал две своих повести: "Лист работы Мелкина" и "Кузнец из Большого Вуттона", и одобрение Эдит всегда согревало и радовало Рональда.

У них с Эдит было много общих друзей. С некоторыми они подружились по академической линии, например, с Росфрит Мюррей (она была дочерью первого редактора "Оксфордского словаря" сэра Джеймса Мюррея). Другие были учениками и коллегами, например, Симона д'Арденн, Элейн Гриффитс, Стелла Миллс, Мэри Сэйлю. Все они были друзьями семьи равно со стороны Рональда и Эдит, и уже это одно привязывало супругов Толкинов друг к другу. Они не всегда беседовали с гостем на одну и ту же тему, и чем старше становились, тем упрямее гнули в этом отношении каждый свою линию. Рональд, толкуя об английском географическом названии, явно забывал, что одновременно с этим же самым гостем Эдит обсуждала корь у детей.

Друзья и давние знакомые Эдит и Рональда Толкинов никогда не сомневались в глубокой привязанности супругов друг к другу. Она была заметна и в мелочах (доходящей до смешного заботы одного о здоровье другого, тщательности выбора и упаковки подарков ко дню рождения), и в крупном (большую часть тех лет, что Рональд прожил, уйдя на пенсию, он добровольно отдал Эдит в виде последних лет в Борнмуте, которые, по его мнению, она заслужила, а она очень гордилась его писательской славой).

Основой их счастья была совместная любовь к семье. Это их связывало до конца дней; возможно, в их супружестве это была самая мощная связь. Они с восторгом обсуждали и обмусоливали каждую подробность из жизни детей, а потом и внуков. Они очень гордились Майклом, получившим во второй мировой войне орден Георга (Майкл был зенитчиком и защищал аэродромы в битве за Англию). Такую же гордость они испытывали, когда Джон был назначен священником католической церкви вскоре после войны. Как отец Толкин проявлял неиссякаемую доброту, понимание, никогда не стыдился прилюдно целовать своих сыновей, даже когда они стали взрослыми, и никогда не жалел для них тепла и любви.

Нам, читающим про это много лет спустя, жизнь на Нортмур-род может представиться пресной и однообразной. Но имейте в виду, что в то время семья Толкинов была другого мнения. События следовали за событиями. Незабываемым был 1932 год, когда Рональд купил свою первую машину. Это был "моррис каули", прозванный "Йо" (по первым двум буквам номера). Глава семейства, едва научившись водить, усадил в машину всех домашних и поехал в гости к брату Хилари в его ившемские сады. По дороге Йо имел два прокола, да вдобавок снес кусок каменной стены сухой кладки близ Чиппинг-нортона. В результате Эдит несколько месяцев отказывалась даже садиться в машину. Пожалуй, она имела на то причины. Ее муж был водителем скорее бесстрашным, чем умелым. Он мог, игнорируя все другие автомобили, лихо пересечь загруженную главную улицу Оксфорда, чтобы свернуть в переулок. Отважный маневр сопровождался криком: "Ату их — и они врассыпную!" Именно так "они" и поступали. Со временем Йо был заменен на другой "моррис", на котором ездили до начала второй мировой войны. Потом бензин сделался дефицитом, и машина перестала себя оправдывать. К тому же Толкин пришел к убеждению, что дороги и двигатели внутреннего сгорания уродуют ландшафт, и после окончания войны он уже не покупал автомобилей и не водил их.

Что еще сохранилось в детских воспоминаниях?

Долгие летние часы взламывания асфальта старого теннисного корта у дома номер 20 по Нортмур-род, чтобы расширить огород. Работа делалась под наблюдением отца, который, как и мать, был страстным садоводом; тем не менее практические работы по выращиванию овощей и сливовых деревьев были возложены на Джона, сам же Рональд предпочитал ухаживать за розами и газоном, на котором он пропалывал все, что только можно.

Ранние годы в доме номер 22 по той же улице, там последовательно появлялись в качестве au pair71 девушки-исландки, рассказывавшие народные сказки о троллях.

Посещения театра; похоже, отец испытывал большое удовольствие, хотя прилюдно заявлял, что драму не любит.

Поездки на велосипеде к заутрене в церкви св. Алоизия или св. Григория по Вудсток-род или в кармелитский монастырь неподалеку.

Бочонок пива в угольном погребе за кухней; он вечно тек, и от этого (по словам матери) по всему дому несло пивоварней.

Июльские и августовские вечера с катанием на лодке по реке Черуэлл (чуть ниже дороги), плавание с шестом на семейной лодке (ее нанимали на весь сезон) вниз мимо парков до моста Магдалины. Еще лучше были плавания вверх по реке к Уотер-Итону и Айлипу: там на берегу устраивали пикник с чаем.

Прогулки по полям к Вуд-Итону полюбоваться на бабочек, а потом обратно по берегу реки, где Майкл мог спрятаться в трещине в стволе старой ивы72. На этих прогулках отец обнаруживал неисчерпаемый запас знаний о деревьях и травах.

Летние каникулы на побережье у Лайм-Реджиса. Туда приезжал старый отец Фрэнсис Морган из Бирмингема и пугал детей своим громовым голосом и шумным поведением — так же, как Рональда с Хилари двадцать пять лет тому назад. Семейный отпуск в Ламор-на-Ков в Корнуолле в 1932 году с Чарльзом Ренном, его женой и дочкой, когда джентльмены устроили соревнования по плаванию с панамах и с горящими трубками в зубах. Позднее об этом отпуске Толкин написал: "Там был занятный местный тип уже в возрасте. Его обыкновенным занятием было обсуждение сплетен, погоды и всего в этом роде. На забаву детям я прозвал его Жихарь Скромби73, и это имя стало частью нашего семейного фольклора, собирательным названием для стариканов подобного сорта. Изначально имя Скромби было продиктовано аллитерацией, но я его не выдумал. Так называлась хлопчатобумажная вата, производившаяся в Бирмингеме, когда я был маленьким".

А потом были каникулы в Сидмуте с прогулками по холмам и дивными купаленками в скалах у моря (тогда отец уже начал писать "Властелина Колец"); были осенние поездки на машине в деревни к востоку от Оксфорда к Уормингхоллу74, Бриллу, Чарльтону-на-Отмуре, или же к западу, в Беркшир, к Уайтхорс-хиллу, посмотреть на длинные могильники, известные под названием Уэйлендская Кузница; были воспоминания об Оксфорде, деревнях и историях, рассказанных отцом.

ГЛАВА 6. РАССКАЗЧИК

Эти рассказы начались еще в Лидсе. Старший сын Джон порой с трудом засыпал, и тогда отец приходил в спальню, садился к сыну на кровать и рассказывал сказку про Морковика, рыжего мальчишку, который залез в часы с кукушкой, отчего случились с ним дивные приключения.

Вот так профессор Толкин открыл, что воображение, создавшее хитросплетенный "Сильмариллион", можно использовать для выдумывания более простых сказок. Когда сыновья подросли, его доброе, в чем-то детское чувство юмора заявило о себе шумными играми, которые он затевал, и историями, которыми он потчевал Майкла (того беспокоили ночные кошмары). Эти рассказы были придуманы в начале нортмурского периода и повествовали о неуловимом негодяе Билле Стиккерсе, неуклюжем верзиле, который всегда что-то уносил с собой. Имя было заимствовано с таблички на воротах Оксфорда, гласившей: "Билл Стиккерс будет преследоваться по суду75". Из аналогичного источника происходило имя положительного героя, вечно гонявшегося за Стиккерсом майора Вдорогуса. Эти истории так и не были записаны.

Летом 1925 года, находясь с семьей в отпуске в Файли, Толкин сочинил большую сказку для Джона и Майкла. Младший сын потерял на пляже игрушечную собачку, и в утешение отец стал рассказывать про похождения Бродяжки, маленького песика, который досаждал волшебнику и в наказание за это был превращен в игрушку, которую маленький мальчик потерял на пляже. Но это было лишь начало, ибо живший в песках чародей Псаматос Псамитидес нашел Бродяжку, снова наделил его возможность двигаться и отправил на луну. Там песику довелось испытать множество невероятных приключений, самым замечательным из которых было единоборство с Белым Драконом. Толкин записал эту сказку под названием "Бродяжкиада". Много лет спустя он очень осторожно предложил эту вещь своим издателям вслед за "Хоббитом", но сказка была сочтена неподходящей, и автор отказался от намерения ее опубликовать.