Зерно А

Подошла моя очередь. Парень, мой одногодка, с волосами, кожей и глазами морковного цвета, в рубашке и кепке с вышитой 'Ф' и нашивкой на груди 'Волонтер Ян', принялся наполнять мою тарелку.

— И как оно? — спросила я, глядя на нашивку. Ничего не могла с собой поделать.

— Питательно.

— Нет-нет, я не об этом.

— Прошу прощения? — Волонтер Ян даже не глянул в мою сторону. Его улыбка, впрочем, пожухла.

— Я спрашиваю, как оно? Выполнять такую полезную работу.

Он не ответил. Картофельное пюре с противным звуком плюхнулось на тарелку. А в следующее мгновение стоявший за мной грубиян принялся отпихивать меня в сторону. Я вцепилась в прилавок и всем телом подалась к морковному волонтеру Яну.

— Мне нужен телефон.

Морковный волонтер Ян посмотрел на меня, моргнул. Его взгляд обрел осмысленность. Ложка зависла над емкостью с дымящимся дерьмом с запахом 'пюре со сливками'. Его брови поползли вверх и остановились на отметке 'не верю своим глазам и ушам'. Он указал на телефон-автомат.

Я рявкнула:

— Супер. Где ты видишь на мне карманы?

Он опустил взгляд на мою грудь.

Я щелкнула пальцами перед веснушчатым носом:

— Нет, там карманов нет. Послушай, приятель, я в затруднительном положении. Мне надо воспользоваться вашим служебным телефоном.

Морковный Ян явно не знал, как ему поступить: позволить мне сделать звонок со служебного телефона, либо дать от ворот поворот. Мои шансы добиться своего таяли прямопропорционально возрастающим возмущенным воплям за спиной.

— Посмотри на меня! — взмолилась я, из последних сил цепляясь за прилавок. — Соответствую ли я здешнему контингенту?

Он посмотрел. Внимательно посмотрел. Указал на дверь с табличкой 'Только для персонала'.

Я оставила поднос с тарелкой на прилавке. Дверь захлопнулась за мной. Я села под поток теплого воздуха из кондиционера и подняла трубку. Сердце билось как сумасшедшее, во рту пересохло. Я боялась, что опоздала.

Влад ответил на втором гудке.

— Влад, это я! Со мной все в порядке! Не едь к Кудрявцеву! — Я поняла, что улыбаюсь и плачу одновременно.

— Рита, — он буквально выдохнул мое имя.

— Я в безопасности, слышишь? Ты слышишь меня?

— Зато Кудрявцев — нет, — зарычал брат. Готова спорить на что угодно, что лицо Влада приобрело фотографическую схожесть с каменной поверхностью. — Он труп.

— Весьма грубая констатация факта, учитывая его физиологию. Кудрявцев, впрочем, будет удивлен, когда ты скажешь ему это, ногой придавив его голову к полу.

— Рита!

— Молчу, молчу.

В том, как он произнес мое имя, были слышны нотки страха. Господи милосердный, куда катится мир, если такие, как Влад, вдруг начнут бояться?

— Что он с тобой сделал?

— Ты не хочешь этого знать.

— Где ты сейчас?

— В 'Фонде помощи бездомным' — в том, что за Порогом.

— Господи, как тебя туда занесло?

Он выплевывал вопросы с пулеметной скоростью.

— Во-первых, без Господа. Во-вторых, не занесло, а занесли. Но давай оставим разговоры до лучших времен, окей? Ты знаешь, как сюда собраться?

— Никуда не уходи. Я скоро буду.

Я положила трубку, встала и вышла на заваленную снегом площадку. Внезапно я с горечью поняла, что, если Влад увидит меня в таком виде, он сразу догадается о том, кем я стала. Даже если и не сразу, то к нему наверняка закрадутся подозрения. Позавчера я сказала Эдуарду, что мой брат не настолько трудолюбив, чтобы свернуть голову вначале мне, затем ему. Так вот, я солгала. Он трудолюбив настолько. По правде говоря, я чертовски боялась реакции Влада. Но готова была вытерпеть все, лишь бы он потом простил меня.

На бетонных лавках, смахнув снег, сидели бездомные, которым внутри 'Фонда' не хватило места. В паре метров от меня хохлился мужчина в дубленке и шапке с потускневшей фотографией Примадонны во времена айсбергов, миллиона алых роз и старинных часов. Он раз за разом погружал зубы в булку и вырывал из нее куски.

Я думала о том, что в жизни каждого человека было или будет что-то поистине плохое, что-то, от чего не отвертеться, как бы ты ни старался. И вот пришло мое 'плохое', и мне надо пережить его, и тогда все встанет на свои места.

Оставалась самая малость: поверить в это.

Глава 27

А вот и он.

Влад вышел из машины и, бросив взгляд вправо-влево, направился ко мне. В коротких волосах, словно нанизанные на иголки, белеют снежные хлопья. Я искала на лице брата хоть какую-то эмоцию, за которую могла бы зацепиться, но ничего не находила. Я все еще пыталась, когда он скинул с себя куртку и накинул на меня, единым движением притягивая к себе и обнимая за плечи. Я прижалась к нему. Мы не виделись около месяца. Каждый раз эти разлуки кажутся все дольше и мучительней. Спустя минуту мы катили по трассе, к Порогу.

Он не сказал 'привет'.

Первое, что сказал мой брат при встрече, носило насильственный оттенок.

— Я собираюсь замочить этого гада, — вот что сказал мой брат.

С таким же успехом Влад мог сказать: 'Сегодня я съел много риса со сметаной и разочаровался в себе', или 'Ты потрясающе выглядишь', или 'Что-то у меня спина ломит'. Идеальный голос для автоответчика.

— Я не отпущу тебя одного.

— Это не обговаривается.

— Влад, я должна быть там. Пожалуйста, не лишай меня этого.

— Что такое? — Он стрельнул в меня испепеляющим взглядом. — Откуда такие желания?

— Вся в тебя.

Это приструнило его. Он понимал справедливость моих притязаний, и не мог долго спорить со мной. Особенно со мной. К тому же, просила я сущие пустяки — отплатить обидчику той же монетой.

— Почему Кудрявцев так взъелся на тебя? — спросила я.

— Возможно, хочет прикрыть кого. Или уберечь свою паршивую задницу. Может, у него нелегальное зерно. Кто, мать его, знает? Но, слушай, мне плевать. Он расстроил меня и мою сестру, и я собираюсь отправить его в неоплачиваемый отпуск. Кудрявцев и раньше доставал тебя?

— Не то, чтобы доставал... — Я невесело хмыкнула. — Мы виделись всего-то три раза. На третий раз он вконец распоясался.

Я видела, что с каждым моим словом Влад мрачнел все больше. Каждое произнесенное мною слово приближало плачевную участь Кудрявцева к тройке лидеров в рейтинге 'Худшая смерть' за оценкой Владислава Палисси, эксперта в этой области.

— Распоясался, — повторил Влад, впиваясь руками в руль; костяшки побелели. — Почему ты ничего мне не рассказывала? Почему пустила все на самотек?

— Прости.

Я понимала, что никчемного 'прости' недостаточно, но не знала, что еще можно сказать.

— Когда меня нет в городе, ты всегда можешь обращаться за помощью к Эдуарду.

Я прикусила язык. Ох, знал бы Влад...

— Рита, ты слышишь меня? Мне надо знать, что Кудрявцев сделал с тобой.

Кровь отхлынула от лица.

— Зачем? Ты разозлишься.

— Серьезно?

— Давай без сарказма, — попросила я.

— Говори, — приказал он.

— Не сейчас.

— Я сказал, говори. — Он повысил голос, и по моей спине побежал холодок.

— Нет, — я упрямо качнула головой.

Он больно схватил меня за волосы, и я встретилась с братом взглядом.

Владу бы в щепки разносить дамские сердца, а не головы всяким козлам. Он здорово изменился за последнее время, и продолжал меняться, становясь жестче, немногословней, собранней, расчетливей.

Я смотрела в голубые глаза брата и даже не морщилась от боли.

— Ты что, совсем охренела? — спросил он одними губами.

Вообще-то он выразился несколько иначе.

— Влад, мне больно, — сказала я.

Он отпустил меня и уставился на дорогу.

Все это заняло не больше пяти секунд.

Я постаралась взять себя в руки. Главное — не паниковать. Просто когда паникуешь в присутствии Влада, последствия могут быть погаными. Влад не умеет жалеть или утешать, зато умеет сердиться.

Я вздохнула и ответила на его вопрос.

Влад долго молчал, затем просто сказал:

— Никогда не прощу себе этого.

— Это еще почему? Что за самоуничижение!

— Ты хочешь мести. — Это был не вопрос. Брат вернулся к своему холодному чеканящему тону.

— Я всегда находила слово 'месть' поэтичным. Да, именно мести, но желательно подать ее горячей, понимаешь? Давай посмешим.

— Прости, что сделал тебе больно.

Я не совсем поняла, какую боль он имеет в виду: ту, когда исчезал на полтора-два месяца, и я места себе не находила от волнения, или когда пару минут назад схватил меня за волосы. В любом случае, я не стала уточнять — не хотела знать, давно простив его за то и другое.

Четверть часа спустя мы въезжали в Кварталы. Я оценила усилия Кудрявцева провернуть все по высшему разряду. Честное слово, я невольно восхитилась масштабами безумия этого коматозника.

— Тебе следует переодеться, — сказал Влад, выруливая на боковую улочку.

— Для этого нет времени.

Он посмотрел на меня как-то странно. В этом взгляде читалось: ты босиком, в одной майке и тонких, мать твою, штанах.

Я заткнулась.

Чего в его взгляде не было, так это подозрения. И вот тут-то до меня и дошло: моя коматозность для Влада из разряда тех вещей, которым не суждено случиться, поскольку они идут вразрез с его понятиями, касающихся нас, двойняшек Палисси. Внутри его головы срабатывал блокиратор, отсекая часть информации. Я не видела иного объяснения. Влад большую часть своего времени имеет дело с коматозниками, но не распознал оного в сестре.

Тем временем мы подъехали к супермаркету; в последний раз я была здесь с Константином, причем, бороздила эти ядовито-освещенные просторы тоже в нетоварном виде. Я не стала говорить Владу, что остановилась у Эдуарда, следовательно, часть моих вещей у него дома, и вовсе не обязательно заставлять ранних покупателей нервничать. Утро и так достаточно гнусное, чтобы сталкивать двух лучших друзей, один из которых становится форменным маньяком, когда речь идет о его сестре, а другой по просьбе этой самой сестры утаивает от него правду.

Владислав обошел машину, открыл дверцу с моей стороны и, подсунув одну руку под мои коленки, другу — за спину, взял меня на руки.

— В самом деле? — Я улыбнулась и смахнула снежинку с его носа. Надо признать, нос у него красивый, папин.

— Серьезней не бывает. Слушай, ты легкая, как пушинка, — он улыбнулся, входя в супермаркет со мной на руках. — Рита, ты много куришь.

Я наградила его тяжелым взглядом. Он опустил на меня пол.

Нас провожали взглядами, но разве двойняшкам Палисси есть до этого хоть какое-то дело?

Через минут десять, перекинув через руку фабричное барахло, какого в супермаркетах полно, я задернула шторку примерочной. Далее, вылезла из грязных штанов и майки и натянула на себя черные узкие джинсы и черный ангорский свитер с вырезом. Я не специально подобрала все черное: я бы взяла свитер другого цвета, но, кроме черного, там был розовый и сиреневый. Мое настроение было ни розовым, ни сиреневым.

Захватив скомканные штаны и майку, я вышла из примерочной и направилась прямиком к обувному отделу. Влад шел за мной а-ля тень. Я притормозила перед замшевыми ботинками. Вытащив коробку с тридцать восьмым размером, я села на пуфик. Влад протянул мне черные носки. Оторвав этикетку со штрих-кодом и вручив ее брату, я нацепила носки и зашнуровала замшевые ботинки. Идеально! Я наградила брата улыбкой.

Брат кивнул, взял коробку под мышку, а меня — за руку.

— В следующий раз не отрывайте этикетки, — попросила девушка на кассе и этак негодующе посмотрела на нас. Влад улыбнулся ей, и на его щеках появились ямочки (ямочки у него от мамы, зато у меня мамины губы).

Колючий взгляд кассирши смягчился.

— Не будем, — пообещала я, наблюдая за тем, как она пробивает товар по сорванным этикеткам.

У кассы брат прихватил парочку шоколадных батончиков и две банки энергетика. Стоило ему забрать сдачу, и отвернуться от пьяной от его улыбки кассирши, как его лицо вновь утратило всякое выражение. Он выкинул чек в урну вместе с моими пришедшими в негодность майкой и штанами, включил печку и протянул мне шоколадку и энергетик.

— Влад.

— Ешь шоколад и пей эту ерунду. Тебе нужны калории. Когда все закончится, поедем откармливать тебя к Эдуарду.

Я едва не спросила: а когда? Когда все закончится?

— Влад, можно задать тебе один вопрос?

— Конечно.

— Ради меня ты готов был затянуть на шее свитую Кудрявцевым петлю. Ты... ты сдурел?

Он смотрел на меня несколько долгих мгновений. Кивнул.

— Ради тебя я готов на все.

Я сосредоточилась на комке в горле и попыталась загнать его обратно в желудок, после чего глубоко вздохнула и коснулась руки брата. Я обманываю его. И кто я после этого? Свинья, вот кто.

Так мы некоторое время и сидели: я держала его за руку, положив голову ему на грудь, он обнимал меня правой рукой.

Влад крепкий парень — не мускулистый, но крепкий, натренированный. Он через многое прошел, чтобы стать тем, кем стал: это и изнуряющие тренировки, и травмы, плюс психологически надо быть готовым. Да, я горжусь братом, но в то же время веду постоянную борьбу сама с собой — с каждым разом все сложнее отпускать его, понимаете? Отпускать, не зная, вернется он живым или нет. Я живу в постоянном страхе за брата — страхе, который, благодаря многолетней практике, смогла скрутить в узел. Скрутить, но не задушить. Я боюсь, что однажды Влад не вернется домой, а все благодаря таким психопатам, как Кудрявцев.

Я видела, как зол, как переживает Влад — ему не надурить меня, нацепив одну из своих фирменных масок 'лицо кирпичом'.

Сегодня, тридцатого декабря, Владислав Палисси был зол на весь мир — за то, что тот мог забрать меня у него.

Влад не знал, что в каком-то смысле это уже случилось.

Еще не знал.

— Кудрявцев ждет, — шепнул Влад.

— Опаздывать нехорошо, — кивнула я и села прямо. Энергетик открылся с громким 'пшик'. На золотистой банке было написано: 'Официальный напиток закрытых вечеринок ангелов'. Отхлебнув терпкой жидкости и поморщившись, я добавила: — Дурной тон.

— Мне давно следовало научить тебя управляться с пистолетом.

Я посмотрела на брата поверх банки с энергетиком:

— Что ты сказал?

— Ешь шоколадку, — сказал он, взял батончик, развернул и сунул мне под нос.

— Пристал со своей шоколадкой. — Я не верила своим ушам. — Влад, ты что, собираешься доверить мне огнестрельное?

— Для современной девушки умение управляться с огнестрельным так же важно, как умение готовить. — Он серьезно посмотрел на меня. — Научишься хотя бы одному.

Я выдерживала его взгляд, сколько могла. Потом расхохоталась. Это разрядило напряженную атмосферу. И вот Влад уже улыбается. В отличие от улыбки, которой он наградил кассиршу, эта улыбка была искренней.

Все еще улыбаясь, брат запустил руку под сиденье и достал кобуру. Я все еще посмеивалась, когда он вытащил из нее черный матовый пистолет. Смех скатился по пищеводу и утонул в энергетике, все еще пузырящемся в желудке.

Я смотрела на Влада с пистолетом в руке, и у меня мурашки побежали по спине.

Сколько его помню, он всегда вел себя как чертов конспиратор — все, что касалось его работы заранее было обречено на 'я отвечу на пару-тройку вопросов из вежливости, но не более того'. Но времена изменились, еще бы.