Игры в вечность

— Что ты здесь делаешь?

— А ты? Молодцы вы со своим царем, что ни говори.

В голосе столько сарказма, что стало обидно, и больше всего за царя.

— Царь отдал свою жизнь. Ты бы так смог? Жизнь за жизнь?

Ветер фыркнул в ответ.

— А ты бы, Сар! Ты бы смог?

— Царь предложил помочь.

— И ты сразу согласился? Ну, конечно! Какая удача. Пастуха-то своего тоже в дело пристроил?

Эмеш чувствовал, как что-то закипает внутри, раздражение и злость подступают к горлу, слишком много накопилось за эти дни... да что там, за последние пару часов столько всего накопилось — Ут, демоны, бабочки, неумелый огонь... еще немного и плотину прорвет, он сорвется. Еще чуть-чуть, и свернет этому бешеному ветру шею, несмотря ни на что.

— Чего тебе надо, Идим?

Ветер презрительно кривит губы. Да ничего ему не надо, просто так приперся, позлорадствовать.

Хочется, наконец-то, кого-то убить, не сдуру, не зажмурив глаза, а вот так, лицом к лицу. Взаправду, так чтобы, наконец, самому поверить, и больше уже не пугаться.

— А что, Сар, может вы договорились заранее? Твой план? Она выпускает демонов, потом ты выпускаешь ее из Илара. А я, как дурак...

Не договорил, заткнулся.

И что-то, наконец, щелкнуло у Эмеша внутри, сломалось, штормовая волна вскипела грязной пеной, хлынула вперед, ломая все на своем пути... замерла на гребне. Так хотелось кинулся на Думузи, врезать со всего маху в челюсть, повалить. Нет, он сдержался. Хватит, сейчас не до того. Замер в полушаге, пристально глядя в глаза.

— Сволочь! — прошипел только сквозь зубы.

Думузи тяжело дышал. Ему бы тоже сейчас хотелось подраться, выплеснуть.

Вот они стоят друг напротив друга, глядя друг-другу в глаза, — Идим Джайарах, хозяин ветров, против Саира Нимрахима, грозного повелителя морей, дикий ветер степей, против раскатистого рева океанской волны, стремительный гепард, против ощетинившегося волка. Боги? Люди? Кто разберет.

— Ведь это ты. Ты был там, Идим.

— Был, — лицо Думузи бледное, напряженное, но на нем только презрение и гнев. — Я сторожил Лару от глупостей. Ждал ее у ворот. Я знал, что она придет.

— Хорошо ж ты сторожил, раз врата открыты.

Едкая усмешка перекосила лицо ветра, и Эмеш понял, что сейчас он его убьет. Взаправду.

— Я сторожил, пока ты спал, — Думузи вроде усмехается, но голос совершенно чужой, глухой. В глазах мечется огонь. — Она была там.

— Это сделала не она.

— Она, Сар. Но либо эта дура сама не поняла, что сделала, либо...

Ветер вдруг умолк, осекся, глядя куда-то в сторону. А Эмеш чувствовал, как руки уже сами поднимаются, и сейчас со всей дури... Убьет. Точно.

— Это я! — ворвался в уши крик. — Я сделала! Хватит!

Лару кричит. Эмеш понял это не сразу, слова с трудом прорвались сквозь накипевшую злость. И волна зашипела, тихо катясь назад.

— Что? — Эмеш не верил своим ушам.

Думузи вдруг резко выдохнул, плечи поникли, он зажмурил глаза, а когда открыл — в них было только... что в них было, не разобрать? Не привычно видеть у ветра такие глаза. Боль и стыд.

Но вдруг многие кусочки сложились в рисунок. Только разве можно в это поверить?

Эмеш медленно опустил руки. Какое-то время они стояли, глядя друг на друга, глядя на Лару. Пытались понять все без слов, но без слов не понять. Думузи тяжело провел ладонью по лицу.

— Рассказывай, — потребовал Эмеш.

— 8

Та ночь была ветряная, холодная... или может быть на Унхареше так всегда? Лару зябко ежилась, кутаясь в теплую Эмешеву куртку, но ветер все равно пробирал насквозь. Или это страх? Глаза слезились, закрывались... хотелось спать.

Зубы стучали, дрожали руки.

Зачем она тут одна? Ну не дура ли, а? Надо было вернуться вместе с Эмешем, сейчас бы грелась под одеялом, свернулась бы там калачиком, и слушала бы как храпит грозный хозяин морей.

Нет, сказала: "иди, я то же скоро вернусь, вот только..." Что "только", она так и не придумала, но Эмешу, похоже, было все равно. Он здорово напился, успокаивая Лару, и сейчас больше всего хотел улизнуть домой под любым предлогом, холод и ветер не радовали его. Ее не радовали то же, но и горы не отпускали.

Сама Лару, кажется, хмеля совсем не чувствовала. Только хотелось спать.

Из-под ног брызнули мелкие камешки, запрыгали по склону, шелестя на разные голоса. Лару поскользнулась, вскрикнула, едва не свалившись в низ, больно, до крови рассадила коленку. Долго сидела потом на земле, пытаясь понять...

Зачем она здесь?

Посмотреть?

Да, вот они Врата. Те самые, за которыми спит смерть. Маленькие какие, просто нора заваленная камнем, не впечатляют, как-то скучно. Неужели они и есть? Почему-то казалось — это место должно выглядеть иначе. Величественнее, что ли. Вот у отца величественный дворец, достойный владыки небес, вот там в парадную залу ведут действительно величественные Врата! Огромные, резные, золоченые... А эти...

А папа, наверно, сейчас спит, в тепле, под одеялом. Конечно, ему-то чего шататься по каким-то горам с разбитой больной коленкой.

Холодно как, аж челюсть сводит. Куртка слишком велика, все время поддувает под нее, пробирает до костей.

Зачем она здесь? Оглянулась. Ах да, Врата.

Вот они.

Раз уж она пришла, надо, наверно, подойти поближе, посмотреть. Когда еще увидишь такое. Ведь больше никогда, в здравом уме...

Земля тихонько качается под ногами. Шаг, еще шаг.

— Не ходи туда.

Голос. Что за голос? Откуда?

Тихо вскрикнув, Лару обернулась.

За спиной стоял Думузи. Грозно уставившись на нее из-под нависших бровей, желваки ворочаются на скулах и ноздри подрагивают, раздуваясь.

— Дим? Что ты здесь делаешь?

Она непонимающе хлопала глазами, дрожала.

Он медленно подошел, внимательно разглядывая ее, словно видя впервые.

— Я ждал тебя, — сказал он.

Его взгляд был таким! пронзительным, жгучим, как расплавленное олово, Лару показалось — он видит ее насквозь. Страшно. Обидно отчего-то... Она еще плохо понимала.

— Зачем?

— Уходи.

— Ты знал, что я приду? — почему-то в это было сложно поверить, она и сама не была уверена, что придет. Она вовсе не собиралась.

Темные глаза Думузи сверкнули сурово.

— Ты же сама обещала выпустить демонов.

— Но я же не хотела! — ее голос задрожал, на глазах выступили крупные слезы. Лару стало обидно по-настоящему. Неужели он мог подумать, что она на самом деле хотела?

— Но ты пришла.

Лару прикусила губу, и вдруг все накопившееся за день хлынуло наружу соленым потоком. По щекам, по подбородку... слезы...

— Уходи, — холодно сказал он. Равнодушно. — И больше не приходи сюда.

Стало страшно от этого холода, очень страшно, все что угодно, но только не так! Лучше бы кричал на нее, ругался, лучше бы даже насмехался жестоко, как он умеет. Лару попятилась... несколько шагов назад, к Вратам у нее за спиной. Не к Вратам конечно, просто назад, она и не думала что...

— Стой!

Думузи попытался схватить ее за руку, но Лару увернулась, отскочила, прижалась к шершавому камню, словно ища защиты. Хотела сбежать, уйти от него...

Под пальцами что-то шевельнулось, ладонь мягко кольнуло иглой и вдруг все затихло, начало медленно проваливаться куда-то, словно в туман. После она даже не будет уверена — было это или не было, да нет, просто показалось, она устала и немного пьяна. Вот широкая жесткая ладонь, что больно впилась в плечо и резко дернула на себя — была. Даже синяк остался. Остальное — только сон, она так устала...

Всхлипнула, побежала прочь. Сейчас надо домой, то есть не домой, все равно куда, просто в кровать, свернуться калачиком и уснуть... забыть этот холод... да, так будет лучше всего... зачем она вообще сюда пришла. Она не хотела... Страшно. Обидно...

— Уходи, Аик! Скорей! — неслось ей вслед.

* * *

Думузи остался один.

Златокудрая убежала, испугалась, но, кажется, толком не поняла, что произошло. Может и к лучшему, теперь все равно...

Он и сам понял не сразу.

Врата потихоньку начинали светиться ровным голубоватым светом, то, что Лару далеко — уже ничего не значило. Процесс запущен. Она коснулась двери, случайно разбудила, поделившись частичкой жизни, открыла... еще чуть-чуть и демоны будут на свободе.

Думузи чувствовал, как спина становится мокрой от пота. Дыханье перехватило. Надо что-то делать, надо кого-то позвать, он сам не справится.

— Маа-ариш! — заорал он сквозь пространство, и тут же осекся. Атт не успеет, даже если сейчас кинется сюда — будет поздно. Демоны вырвутся, и их обоих накроет этой волной. Зачем обоих?

Надо что-то делать самому. Нельзя же просто сбежать! Нельзя же бросить вот так!

Гул из-под земли нарастал, все сильнее...

Но как? Ничего в голову не приходило, он просто стоял и глупо пялился на все более и более разгорающийся свет.

Все, это конец — крутилось в голове. По-любому конец, он сейчас умрет.

Стоял, тяжело дыша.

Если Врата открыла жизнь, то может быть...

Грохот. Свист! Вспышка! И огромный камень сорвало с места, сбило Думузи с ног, оглушило, и все разом провалилось во тьму. Он даже не успел додумать до конца.

А когда очнулся, понял, что демонов нет, Врата открыты, он почему-то жив, только голова дико болит — но это камнем...

— 9

— Это была я, Сар. Я не хотела, правда, я вовсе не думала... но это была я. Зря ты вытащил меня из Илара. Я это заслужила. А царь нет, — ее глаза сухие и тусклые. — Знаешь, как это называется? Преступная халатность. Из-за меня погибли люди и еще погибнут. Таких, как я, надо стрелять.

Сидит, смотрит в сторону, пальцы сцеплены.

— Сейчас не время заламывать руки, стенать и искать виноватого, — это Утнапи подошел и встал рядом. — Ваши вопли тут никому не помогут. Если можете что-то сделать — делайте. Нет — уходите. Только если соберетесь делать — сначала подумайте хорошенько, а то силы невпроворот.

Покосился со значением. Да, Ут, ты прав, невпроворот силы, а пользоваться не умеем. Наверно потому и не умеем, что невпроворот, всегда хватало с избытком, не задумывались как надо. А теперь придется учиться.

— Ут, прости меня, если можешь, — Лару смотрит на него, и он отворачивается.

— Не говори мне больше этого, Ру. Никогда. Я не хочу тебя обижать, но...

Нет, он не простит.

Или, может быть, даже простит за себя — за себя всегда прощать легче. Но за других простить не сможет, за тех, кто погиб и еще погибнет.

Лару понимает. Она и сама себя не простит, может быть, потом научится с этим жить. Может — нет.

Что-то изменилось в ней — не Ларушка, не Златокудрая богиня, не заигравшаяся девочка — нет, это все куда-то ушло, смыло, словно и не было никогда. Взрослая женщина, прекрасно отдающая себе отчет в том, что случилось. Почему-то вдруг вспомнилось, как однажды видел ее на работе, когда третьи сутки почти без сна она носилась с чашкой кофе в руках, что-то доказывала, что-то устраивала, кому-то звонила. Он и забыл ее такой.

Слез и истерик больше не будет.

Вечность сыграла с ними злую шутку — они разучились жить всерьез, забыли, как это бывает. Вот тут у нас будут горы, а тут море, а вот здесь мы слепим из глины человечков, построим им домики, отправим на войну или на подвиги. Ой, какие они смешные и неуклюжие, как забавно копошатся, мечами картонными машут... ой, не вышло, поубивались все? Ничего, налепим еще, что нам стоит?!

Слишком долго это было только забавой, когда ни за что не нужно по-настоящему отвечать. Теперь придется вспоминать и учиться заново.

Игры кончились.

— Что будем делать? — спрашивает она, и сейчас, как никогда, похожа на отца, суровое грозовое небо.

— 10

— А ну, пошевеливайтесь! Живо собираемся, и с вещами на выход!

Думузи, не церемонясь, гонял керуби, строил на площади, следил, чтобы не копались, не тащили с собой лишнего.

Он не стал их уговаривать, не стал доказывать, что оставаться опасно. Он просто шарахнул молнией, и грозно рявкнул, — если хоть кто-то заведет разговор, что хочет остаться, он тут же прикончит их на месте. Всех разом. Не разбираясь, кто виноват. Они могут даже не сомневаться.

Они и не сомневались. Сложно сомневаться, когда у твоих ног бьют молнии. Керуби зашевелились, забегали, и вот уже первые потенциальные переселенцы начали дружными рядами выстраиваться на площади.

Думузи умел быть убедительным.

— Так! Старая, ты куда козу тащишь?

Пегая, однорогая коза растерянно топталась, отчаянно упираясь всеми копытами, похоже, она не очень-то понимала, куда ее тащат и зачем. Бабка гладила ее по шее трясущимися от волнения руками, упрямо тянула за собой, спотыкалась, слезно причитая на каждом шагу.

— Ну, пойдем, Зорька, милая моя, красавица моя, кормилица, пойдем скорее...

— Убери отсюда свою скотину, я сказал!

У бабки подкосились ноги, она упала рядом на колени, обняла, прижалась жалобно.

— Ну как же я ее? А? Зореньку мою? Как же брошу...

Скотинка потерлась рогатой головой и неожиданно лизнула в лицо. Тоскливые такие, желтые глаза с вытянутыми зрачками, бородка подрагивает.

Эмешу стало жалко.

— Дим, ну, может, возьмем? У нее всего одна коза.

— Ага, это у нее одна, — фыркнул он, — а у других может с полсотни наберется. У тебя, Сар, хватит время и сил таскать с собой все их стада?

Не хватит наверно. Даже так-то не по себе становится, когда думаешь, что надо всю эту толпу тащить в горы. Хватит ли времени? Их всего трое, Утнапи не в счет. Будут переправлять по несколько за раз, бегать туда-сюда. Этак, они до утра будут, а если еще и стада... Долго, там бабочки без них... Отдохнуть бы еще, перед бабочками.

А имеет ли это смысл вообще, — думал Эмеш, глядя на испуганных, сбившихся кучкой керуби. Знают ли они, где сейчас безопасно? Может там даже опаснее, чем здесь? Зачем, ради чего гонять несчастных, отбирать у них дом, привычнее вещи. Что их ждет?

Может, лучше оставить?

Ага. Оставить, уйти и забыть вообще, как дурной сон.

Уйти всегда проще.

Ходил между людьми, собирал, подгонял. Не хотелось ни о чем думать, даже на минуту вперед. Только о том, что есть прямо сейчас.

* * *

— Смотрите! — чей-то крик вернул его к действительности.

Эмеш вздрогнул и растерянно завертел головой.

Вся толпа, задрав головы, смотрела в небо. Больше никто ничего не кричал, ничего не говорил. Ни единого звука. Замерли.

Над толпой широкими кругами парила бабочка. Точно такое же черное мохнатое чудище, как и то, что нашли у лодки.

Эмеш опомнился почти мгновенно.

— Что вы стоите! — заорал он на керуби, — а ну, живо, все по домам! Закройте двери, заткните все щели и не высовывайтесь, пока я вам не скажу.

По толпе пошли волны, люди начали двигаться, что-то говорить друг другу.

— Быстро по домам! — Думузи подкрепил свои слова ослепительной молнией, ударившей в центр площади, все же хорошее средство, с ними только так и надо!

Подействовало, керуби бросились в рассыпную, больше уговаривать не пришлось. Через несколько секунд в поле зрения никого не осталось, все попрятались, затаились, хоть наверняка самые любопытные сейчас наблюдают за происходящим сквозь щели своих тростниковых хижин. Поменьше бы этих щелей...