Небесная дева

И что мне с ним делать?

Когда ещё супруг был здоров, провёл сюда водопровод, часть горенки отделили, сделав тут уборную. Смочила полотенце холодной водой, обтирая его лоб. За всю жизнь я видела лишь раз, как отец болел, маме некогда всегда, а вот отец дал тогда жару всем домочадцам своими капризами. Будто малое дитя.

Но сейчас меня не это беспокоило, а причина хвори. Может ли быть истощение силы? Вчера дельфин слишком быстро до меня домчался. Мог ли супруг отдавать часть своей силы для скорости?

Ох! Я тогда виновата.

Муж вёл себя тихо, что настораживало. Я забрала малышку к себе, развернула покрывало на полу, и мы игрались вместе, пока она не уснула в купели, куда я подстелила соломы, накрыв ту пелёнкой.

Ветер несколько раз шептал моё имя, но на мыслеречь не отвечал. Из отдельных окриков стало понятно, что он очень сильно за меня переволновался.

— Глупая девчонка! — слышалось бормотание.

Как-то мы за лето совместной жизни столько всего пережили. Я постоянно заставляю его поволноваться. Мне стало совестно.

Отпаивала целебными настоями супруга. Пару раз жар был настолько сильным, что приходилось выливать на него ведро холодной воды.

— Вью, обедать пойдёшь? — заглянула ко мне мама.

А я как раз устроила обливание. Вода стекала по постели на пол. С мокрой постели она тут же испарялась.

— Вью, ты что делаешь?

— Мам, на тебе Солу, извини, не до еды сейчас.

Я вручила маме корзинку.

— Давай помогу, — предложила она.

— Пришли Вятшу*, — попросила маму.

Мама спорить не стала, ушла с малышкой. Вскоре подошёл старшой брат.

— Вью, чем помочь?

— Вятша, помоги снести его в уборную.

Брат сам поднял на руки Ветра и отнёс в лохань с набранной холодной водой. Хорошо, что отец большую сделал, целиком взрослый умещается.

Вода тут же нагрелась. Воду я слила с помощью брата да ещё наполнила. После третьего раза вода больше не нагревалась, поэтому решила закончить охлаждение. Постель перестелить успела, пока Вятко нёс супруга.

— Ещё чем помочь? Может, тебе обед принести сюда?

— Не уходи далеко, я позову. А обед... некогда сейчас.

— Пока жар спал, поешь. Тебе ведь дочку кормить. Да и держаться на ногах надо. А откуда ещё черпать силы? — мудрые слова мой шестнадцатилетний братец глаголит.

— Ты прав. Пришли тогда Младко, пусть снесёт еды мне. И кипятка с травами, — попросила я, садясь рядом с мужем, ощупывая его лоб. Жара пока не было. Надеюсь, больше и не будет.

Время длилось бесконечно. Муж метался в горячке, но жар был не критичным. Поэтому обходилась мокрыми повязками на челе да обтираниями в самых потливых местах. Стоит ли говорить, что лежал он полностью раздетым. Я таки поела. Лишь под вечер жар спал.

Попыталась вновь использовать мыслеречь, но напоролась на такую кашу образов, что ужаснулась и лезть не стала, а на зов он не отвечал. Поэтому просто шептала ему слова любви. Силой хотела поделиться, но вспомнив, что всему виной то, что подвергла себя опасности, не решилась. Всё же кормящая, и малышка целиком на мне.

— Вью, — охрипшим голосом позвал муж. Я встрепенулась, встала с покрывала, на котором играла с малышкой, и подошла к мужу.

— Любимый, — прижалась к его руке. И слёзы на очи выступили. — Прости меня, это из-за меня ты прикован к постели.

— Вью, я тебя давно простил. Помоги мне подняться.

— В уборную?

— Да.

Муж захотел ещё и душ принять, правда, тёплый. Потом попросил помочь одеться. На ногах еле стоит.

— Зачем? — не поняла я.

— Мне надо пойти с деревом пообщаться. Я обещал.

— Ты что, — возразила я. — Жар только спал. У тебя слабость, а ты хочешь себя ещё больше извести?

— Вью, либо ты мне помогаешь, либо я сам, — стоял он на своём. Какой упрямый! Своё слово, правда, всегда держал.

Я вздохнула, натянула мужу портки, дала рубаху. Сама же Солу снесла к маме.

— Мам, пригляди за малышкой, прошу.

— Хорошо, милая. Ему опять плохо?

— Уже лучше.

Мама расспрашивать не стала. А я поднялась к мужу. Он откинулся на лежанку и глядел в потолок. Рубаху всё же надел. Видно, израсходовал последние силы.

— Ну что, идём? — спросила у него.

— Нет.

Расспрашивать не стала. Просто начала распускать волосы. Нависла над ним, встретила его взгляд.

— Нет!

— Хорошо. Как скажешь, любимый.

Наклонилась и поцеловала. Он слабо отвечал на мои ласки. Но я продолжала дарить свою любовь. Его руки прикоснулись к моим бокам. — Пойдём, я встала, решив, что хотя бы чуточку он мог подкрепиться моими чувствами. Протянула ему руку.

Он вложил свою ладонь.

Рывком я подняла его, и выпрыгнула с ним в окошко.

В несколько прыжков мы достигли ствола родового дерева, и муж прислонился к нему, постепенно опускаясь в сидящее положение.

Надписи на его лице засветились и погасли. Очи закрыты, тяжко дышит. Села рядом с ним, оплетая своими волосами его. И на этот раз даря силу.

"Знаешь, кто-то обидел дерево. Под ветвью есть глубокая рана, невидимая внешне".

"Ты знаешь, кто это сделал?"

"Его уж нет вживых".

"Мы можем помочь дереву?"

"Я попробую вытолкнуть эту вещь, но мне не хватит сил".

"Бери мою".

На удивление, Ветер возражать не стал. Надписи на нём то вспыхивали зелёным светом, то чёрным, то полностью исчезали. Усталость давала о себе знать. Я уже присела рядом с ним, потому что стоять сил не было.

"Всё, я вытолкнул водой эту вещь. Теперь дереву понадобится время, чтобы залечить рану. Водопровод я поломал," — муж замолчал. Окликнув его, поняла, что он либо уснул, либо потерял сознание. Я прикоснулась к его руке. Какая холодная. Надписей на лице не было вообще.

Собрав волю в кулак, я встала, подхватила супруга и в несколько прыжков оказалась дома. Не стоит оставаться на очах у людей. И так, наверняка перессуды пойдут из-за поломанного водопровода, которым все пользовались. Мама даже говорила, что соседи завидуют ей. Да не только соседи. Сплетничают все, мол, какой зять маме достался. Золото просто. И пусть негласно, но дар Ветра приняли, что грело его душу. А теперь начнут опять злые языки болтать.

Я вздохнула и сделала последний рывок, переносящий нас в горенку.

То жар у него, то холодный, будто ледышка. Из одной крайности в другую.

— Милая, всё хорошо? — спросила мама, заходя с малышкой на руках. — Возьмёшь её, она проголодалась?

— Да, мам.

— Пойдём, поужинаешь?

Я подумала о том, что лучше без завтрака останусь, чем вновь спускаться вниз, да ещё и надо чинно заходить, спускаясь по ступеням, а не прыжком.

— Нет, мам, я не голодна.

— Значит, попей. Я принесу взвар.

Согласно кивнула, забирая малышку.

— Аааа, — закричала она, радостно размахивая ручонками.

— Солушка, соскучилась без мамы? — обратилась к дочке. Она тут же стала улыбаться. — Радость моя, и я тосковала без тебя. Батюшке совсем худо.

А малышка повернулась осмысленно к Ветру, протянула к нему ручки.

Я не смогла устоять её просьбе. Положила на отца. Доча издала какой-то радостный визг, а Ветер вдруг нежно приобнял её рукой. Даже очи приоткрыл.

— Сола, моя малышка, — прошептал он, ласково проводя по её тёмным волосикам. — Люблю тебя, моё солнышко.

Доченька что-то молвила на своём языке, но я не понимала. А вот муж общался так, словно знал, о чём толкует. Лезть же в мысли её у меня не было сил.

Прислушалась к их разговору.

— Так тебе нравятся дяди твои? Здорово! А бабушка? — в ответ слышался довольный смех. — Значит, и бабушка хорошая. Очень рад за тебя.

Тут мама пришла с кувшином да Младко с миской, полной мочёных плодов.

— Как муж?

— Пришёл в себя. Общается с дочкой.

Родичи не стали заходить в горенку. Передали мне всё, а я поставила на сундук.

— Ветер, попьёшь взвару*?

— Да, милая.

Дочка внимательно глядела, пока родители пили. Супруг от еды отказался, а я решила, что лишним не будет. А как закончили, малышка потребовала грудь. Я уложила её на себя. Да так и уснула.

— Милая, — растолкал меня Ветер.

— А? Что случилось? — тут же пробудилась я.

— Переложи Солушку, дабы не заспать.

Пришлось вставать, хотя ноги гудели. Малышку положила в застеленную лоханку.

— Как ты? — спросила у мужа.

— Сносно, но сон — лучшее лекарство.

— Доброй ночи, любимый.

— Доброй.

Вот только сразу уснуть не получилось. Разные мысли мешали спать. Да и, судя по дыханию, муж не спал.

— Ветерок, ты спишь?

— Нет, Огонёк.

— Что с тобой сталось? Это ведь я виновата. Ты всю свою силу потратил.

— Не бери в голову. Я сделал то, что был должен — защитил тебя.

— Да, но какой ценой?

— За необдуманность приходится платить.

— Но платишь ведь ты, а не я.

— Уверена?

Ежели поразмыслить, то супруг был в беспамятстве всё это время, а вот я переживала, винила себя, ухаживала за ним.

— Этого больше не повторится, — сказала вслух.

— Не обещай того, чего не сможешь выполнить.

— Но...

Он повернулся ко мне провёл по щеке мозолистой ладонью. За эти сутки любимый так исхудал.

— Просто не рискуй понапрасну. Я не представляю жизни без тебя.

Он положил голову мне на грудь. Я погладила его.

— Скажи так ещё раз, — прошептал супруг.

— Как так?

— Как ты назвала меня.

— Ветерок, — тихо ответили мои уста. В сердце разлилась любовь и нежность.

Мы долго молчали. Каждый думал о своём.

— Ветерок, — беззвучно позвала я, шевеля лишь устами.

— Да, Огонёк.

— Кто мог желать зла дереву и зачем?

— Не знаю. Это ведь ты можешь общаться с деревьями. Мне передала Змейка то, что я сказал. Видно, для неё это не важно.

— Ну а ежели хорошенько подумать? Зачем желать зла дереву? Оно ведь и засохнуть может. Мы ведь тогда все умрём, ведь еды не будет вовсе да жить негде. У нас, конечно, есть ещё священное древо, но оно не даёт еды. Его плодов много не съешь, пусть и восполнишь силу..

— Может быть кто-то хочет выжить вас, — предположил супруг.

— Мы ведь не уйдём по своему желанию. Будем сражаться, — возразила ему.

— Только, ежели будет кому сражаться.

— Но ведь они и сами не смогут жить здесь без еды.

— Вовсе не обязательно здесь жить. А ежели взять наши возможности, то становится страшно.

— Намекаешь на то, что это могли быть твои родичи?

— Нет. Мы не делаем ничего из мёртвого дерева, ты же знаешь. И природу так же чтим.

— Ты преувеличиваешь. Вовсе не так же, — обиделась я.

— Просто вы считаете, что нельзя и беречь и пользоваться ею, а мы считаем, что можно, ежели с любовью да заботою, самим вырастили. В природе ведь тоже все друг друга едят. И не морочатся можно или нельзя. Это мы всеядны и можем выбирать, но мы не выживем в условиях наших холодов на одних плодах. Даже ежели будем получать от вас их за свои изобретения, — шёпотом разъяснил он.

Возможно.

— Но это случилось во времена, когда я маленькая была. Лет десять назад или пятнадцать.

— Я же просто предположил. Но либо это свои сделали, либо кто-то тоже может быстро перемещаться.

А мне вдруг вспомнились сказки про то, как добрый молодец в одно ушко влезает, а из другого вылезает. Значит, такая возможность есть, не бывает дыма без огня.

Мог ли это быть чужак? Не хочется верить в то, что кто-то из своих совершил такое кощунство. Да и зачем?

— Вью, — прошептал супруг.

— Да, любимый.

— Ты спать не собираешься? Уже светает.

— Мысли разные лезут в голову.

— Спой мне песню.

— Какую?

— Что-то про здоровье. Знаешь такую?

Я задумалась. Ничего на ум не шло, кроме детской песенки-потешки. Я вдохнула глубоко да запела тихим голосом:

"Ветер, ветер ветерочек,

ты подуй сюда дружочек,

принеси с собою силу,

солнышко чтоб нам светило,

да все хвори унеси,

для лихого всё проси".

Мысли стали вязкими. Едва смогла допеть.

На утро мужа рядом не обнаружила. Испугалась, но, прислушавшись, услышала голос мужа и смех Солы в уборной. Вздохнула с облегчением. Присоединилась к ним.

— Здравствуй, Ветерок! Как самочувствие? — обняла любимого и доченьку, но она сразу же ко мне потянулась, голосом требуя грудь. — Здравствуй, малышка!

Очутившись у меня на ручках, дочка ещё усиленнее стала кряхтеть, как бы говоря: "Ну мама, ну скорее!", чем вызвала улыбку на наших лицах. Муж сжал нас в объятиях.

Томить её не стала, вернувшись с нею в горенку и сев на постели.

Вскоре муж тоже подошёл с гребнем.

— Как ты, любимый? — вновь задала вопрос, поднимая взгляд.

— Хорошо. Ты меня исцелила своей песней.

— Скажешь тоже, — не поверила я. Точнее не так, я знала, что песня целебная, но чтобы мгновенно исцелила — не слыхала. Обычно её напевали, пеленая дитятко. Каждый день. Чтобы пели, когда оно хворало, я не слыхала. Поэтому и усомнилась в словах мужа.

— Я серьёзно, — возразил он.

— Ладно, как скажешь.

— Есть у нас в роду один человек. Он исследует живые ткани, растения, людей. Так вот, он доказал: ежели говорить добрые слова перед едой, пища усваивается лучше. Вспомни обычай благодарить Всевышнего, землю-Матушку перед едой. Слова и мысли имеют силу. Так же как и проклятия существуют. Поэтому лучше промолчать, ежели нечего сказать. Да и жить с добром легче, потому что злость меняет твою суть, твоё тело и даже может на потомстве сказаться. Да и перед сном такие посылы сильнее, чем в обычное время, потому что раскрываются скрытые способности нашего тела, нашей души. А поскольку во сне мы часто путешествуем в другие миры или по земле-Матушке, то нет смысла такие посылы делать, когда душа уже улетела. Вот когда на грани Яви и Нави — лучше всего.

— А как же во сне лечат? Сон — лучшее лекарство.

— Во сне тоже можно лечить, но это связано, в основном, только с телом, ведь душа может бродить по Нави. Мы как бы не передаём посыл душе, а влияем именно на тело, внушаем ему.

— И это тоже доказано твоим соплеменником?

— Да.

— А почему дерево не сказало нам, почему ветвь не растёт, — почему-то вдруг вспомнилось мне, и я озвучила это.

— Возможно тогда, когда спрашивали, злодей был среди вас. Дерево не захотело сеять смуту, ведь ничего страшного не произошло.

— Надо поговорить. Сегодня же.

— Поговоришь. Пойдём завтракать.

Пока говорили, любимый переплёл мне волосы. Малышка отвалилась от груди, и супруг взял её на ручки, позволяя мне воспользоваться уборной.

Муж ждал меня, любуясь нашей подросшей крохой.

— Какая она красивая! — сказал он тихо.

— Конечно! Наша ведь!

Я зашла сзади и начала переплетать его уже расчёсанные волосы. Муж чуть ли не мурлыкал, как кошка от удовольствия.

А потом мы спустились вниз. Мама уже вовсю давала указания сыновьям. Этому воду принести, этому достать из сарая старый рукомойник, этому налить... Все при деле. Мы с Ветром переглянулись.

"Надо чинить водопровод," — вздохнул он.

"Может, погодишь пока?" — предложила я, глядя на чистую белоснежную кожу любимого.