Небесная дева

Пролог. Сотворение

Темнота. Тишина. Скукота. Чем бы мне заняться? Поиграть? Но нет игрушек. Что, ежели сотворить их? Пожалуй, нужен свет.

— Да будет свет!

И светящийся шарик осветил пустоту. По моему желанию шарик стал прыгать в темноте. На какое-то время это меня заняло. Но потом и эта игра наскучила. Может, создать что-то ещё? Тогда они смогут взаимодействовать между собой.

И в темноте появился ещё один светящийся шарик.

Поиграв двумя, решил, что так не интересно.

Пожалуй, стоит один шарик сделать не светящимся. Стоило подумать об этом, как шарик погас. Какое-то время я наблюдал за созданными творениями, сближал их, отдалял, пока не решил что пусть несветящийся шарик крутится вокруг светящегося.

Может быть, сделать один маленьким, другой большим? Поэкспериментировав с размерами, пришёл к выводу, что пусть тот, что даёт свет будет большим. Добавил ещё разные шарики разных размеров.

Всё равно скучно. Да, по моему желанию они крутятся и так, и эдак, но всё равно, однообразно как-то.

Подумал, а каково это сделаться маленьким и наблюдать за всем с маленького шарика? Я был повсюду, чувствовал, как меня греют лучи светящегося шарика. Пожалуй, назову его Светилом. А я, то есть ты, будешь Землёю. Может, сделаться ещё меньше? Уменьшить сознание до... Задумался. Надо ограничить себя пределом. Создаю оболочку. Слишком большая. Надо поменьше. Что и делаю. Вот так — отлично. А отсюда и Светило кажется маленьким. Странно, я маленький, а оно ещё меньше.

Расширил оболочку до Земли. Вот теперь Светило большим кажется. Значит, ограничение действует во всём. Ну и пусть.

Но как-то тут одиноко. Может, сотворить себе подобного? А как я выгляжу?

Решил взглянуть на оболочку со стороны, но чтоб она продолжала жить, оставил в ней частичку себя.

Какой-то странный несветящийся шарик. Я дунул, и шарик покатился по Земле. Временно переместив сознание внутрь него, ощутил, как меня колбасит. Бр! Насилу выдернул себя из оболочки и остановил её.

Пожалуй, довольно экспериментов над собой. Пусть оболочка живёт самостоятельно. Вот только нельзя, чтоб она была такой правильной формы. После многих опытов добился соотношения частей тела. Да и наблюдать одновременно со всех сторон не интересно. Пусть будут очи, чтобы видеть, нос, чтобы нюхать, уши, чтобы слышать, руки, чтобы брать, ноги, чтобы ходить. Хотя... И руки и ноги пусть берут и вообще дополняют друг друга, а иногда и заменяют.

Чего-то не хватает. Подумал. А как это существо будет меня слышать? Чтоб ему такое приделать для связи со мною? Пусть будут волосы. Короткие? Пусть растут по мере его развития, и чем больше будет связываться со мною и слушать меня, тем длиннее они будут становиться. Да будет так!

Наблюдая за ним, пришёл к выводу, что запас энергии через какое-то время кончается. Нужно его восполнять. А как? Поразмыслив, решил, что через дыхание. Создал воздух вокруг Земли, наполненный силой Светила, насыщенный энергией. Но спустя какое-то время добавил воду, растения. Восполнять энергию решил разными способами через все органы чувств, еду, питьё, звук, зрение.

Потом создал других тварей. Но со временем добавил и себеподобных, назвав их человеками, вдохнув в каждого частичку себя. Вот только с каждым творением я не уменьшался, а рос. А чтоб скучно им не было, сделал так, чтобы они могли размножаться, передавая частичку меня новым существам. При этом оставаясь собою, не уменьшая свой дух.

Созидание заняло меня всего, сделав жизнь насыщенной. Через связь с человеком я мог ощущать его чувства: радость, грусть, восхищение, любовь. Видеть его очами, общаться с ним, когда тот просил совета. А ведь их было много. И приплод рос. А наблюдать малышей было ещё увлекательнее.

Я научил человека добывать огонь, чтоб согреться, ухаживать за животными, прясть, ткать, делая одежду, выращивать пищу, общаться между собой. Добавил времена года, ведь однообразие угнетает и всему нужен отдых. Поэтому в холода приходилось надевать на себя одежду, причём разную. Женщины могли выразить себя в создании нарядов и украшений, мужчины, как более сильные, в строительстве. Но раз каждый человек был моей маленькой частицей, то способность созидать была в каждом. Пусть тоже творят миры, а я буду наблюдать. Эту способность человек назвал воображением.

Радость переполняла меня. Как же необыкновенно созидать!

Глава 1

Водичка сегодня, на удивление, была тёплая, поэтому мы всем молодёжным составом селения отправились купаться. Парни проходили воинскую подготовку, поэтому ныряли даже в холодное время года, чего не скажешь о нас. Просто девицам нагишом не пристало ходить в присутствии мужской части населения. А в сорочке в холода нырять не будешь. Вот мы и ждали тёплой погоды.

Вылезать из воды не хотелось. Я занырнула поглубже, стараясь рассмотреть подводный мир. Воздуха хватало ненадолго — сказывалось отсутствие ежедневных тренировок. Поэтому приходилось выныривать.

— Вью, ты куда запропала? — окликнул меня милый моему сердцу Зоркое Око. Он сидел на валуне, ненамного выступающим из воды. Невольно залюбовалась его солнечными волосами и зелёными смеющимися очами.

— Пойдём, девицы ещё собираются хороводы водить. Да и переодеваться вам пора, — прервал мои мысли возлюбленный. — Чай не лето ещё!

Я была с ним согласна, вот только водицу я очень любила. За зиму и раннюю весну успела истосковаться по ней.

— Зорк, я ещё разок нырну, — предупредила, набрала побольше воздуха и погрузилась в морскую пучину. Вода ласкала, распутывая пряди волос. Здесь такое спокойствие. Своя жизнь, свой мир.

Чтобы запрыгнуть на валун, следовало как следует разогнаться. Поэтому пришлось поднапрячься, используя дельфиний стиль плавания. Выпрыгнув, согнулась в положение младенца и совершила кувырок.

— Очаровательна, как и всегда, — улыбнулся возлюбленный, подскакивая и сгребая меня в объятия.

Его прикосновения будоражили кровь, вызывая особый трепет.

Он скоро собирался засылать сватов к нам. Не могу дождаться!

Хоровод водили неподалёку от священного древа на оголившемся участке суши. Это, пожалуй, было единственное место, где можно ощутить прикосновение к земле-Матушке, которая дарила необыкновенные силу и ощущение счастья, что хотелось петь и танцевать, чем мы и занимались, вознося хвалы Всевышнему. Здесь проводились все обряды.

Вернулись домой мы лишь под вечер.

Зорк первый заметил неладное, не отпуская мою руку.

— Что не так? — насторожилась я.

— Никогда не видел таких птиц, — сказал он, приземляясь на валун тропы. Таких камней, торчащих из воды на огромном расстоянии друг от друга было много. Их откапывало со дна моря-окияна племя исследователей морских глубин, не без помощи изобретателей.

Возле нас тут же стали опускаться другие парочки.

— Что ты увидел? — спросил Миро.

— Неживую птицу. И она села на наше дерево!

С животными мы всегда умели общаться. А вот мертвецы нас пугали. С ними якшались другие народы, связь с которыми мы не поддерживали.

Наше дерево вмещало триста жилых домов. Новые семьи, пока новые ветви не окрепнут, делали временное жильё вокруг ствола, не рискуя ставить дома на самой ветке.

На самом верху располагался дом для собраний, в которых участвовали лишь главы семей.

Мы стали запрыгивать на ветви, желая наконец узнать, что случилось. Птицы умолкли, жизнь, казалось, замерла. Нехорошее предчувствие одолело нас всех. Лишь кое-где был слышен плач дитятка.

Мы все разбрелись по своим домам.

— Мамочка, что случилось? — начала я с порога.

— Вью, садись ужинать. Отец скоро пожалует и всё поведает.

— Мы видели мёртвую птицу... — помыв руки, я села за стол.

— Прилетело с далёкого края к нам племя изобретателей. Ведут переговоры, — пояснила матушка.

— Что за переговоры?

— Люди гибнут. Да и у нас несколько человек пропало.

Я опустила очи долу. И правда, месяц тому назад одна из девиц пропала, а ещё раньше двое детей, лет по семь им было.

— Хочешь сказать, это не случайность? — поглядела на матушку, желая получить ответ. Ведь тел так и не нашли.

— Нет. Люди пропадают везде. Чем гадать, лучше дождёмся отца.

Младшие братья уже спали. Это я со своими гулянками припозднилась.

А потом и отправилась в свою горенку спать, так и не дождавшись батюшки.

Снились мне какие-то змеи, готовые меня проглотить. Я в ужасе вскочила с лежанки. И так и не смогла больше уснуть.

Долго провалявшись без дела, встала с первыми петухами да стала возиться по хозяйству.

Странно, но мама долго не вставала. Отец даже поднялся раньше неё.

— Здравствуй, батюшка! — приветствовала родителя.

— Здравствуй, доченька! — отец, казалось, постарел. Неужто что-то страшное сталось?

Спрашивать без дозволения не полагалось, вот я и мялась, решив пока накрыть на стол. Отец умылся, расчесал ставшие почти полностью седыми волосы да бороду, сел за стол.

— Садись, милая, поговорить надобно, — пригласил он меня за стол.

— А матушка, а братья?

— Матушка лишь под утро уснула, пусть поспит. А мы с тобой пока вдвоём всё обсудим.

Ох, не к добру это! Чует моё сердце неладное.

В ногах правды нет, вот я и села по левую сторону от родителя.

Он долго молчал, словно задумавшись.

— Ты ведь слыхала, небось, что к нам другое племя пожаловало, — отец поглядел на меня, будто ожидая подтверждения. А дождавшись моего кивка, продолжил: — Времена лихии наступили. Собирают они войско.

— А ворог кто?

— Твари разные.

— Батюшка, но разве Всевышний не велел нам жить в ладу со всеми, научил понимать их? — осмелилась задать вопрос я.

— Мы про них-то ничего и не ведали доселе. Их нашли изобретатели в пучине морской. Они-то и едят людей.

Я хотела возразить, ведь мы-то плаваем, ничего такого не было. Но отец не позволил перечить.

— Они попытаются договориться с ними. Толмач им надобен. Потому пока лишь за толмачом прибыли.

— И что? Кого им предложили?

Отец потрогал бороду, переживает, значит.

— Всё не просто. Они его насовсем заберут.

— Как это? — не поняла я. — Дадут ему новый дом? Перевезут всей семьёй?

— Речь о замужестве. Породняться с нами хотят они.

Ох, не понравились мне речи те.

— Только не говори, что обо мне разговор. У нас же девчат много.

Но отец положил свою руку поверх моей, словно успокоить пытается.

— Пока не знаем, кто. Сегодня выбирать будут среди незамужних девчат. Ты тоже пойдёшь.

— Но... Я же люблю Зорка, — проболталась я.

Отец переменился в лице. Потом сделал усилие и сжал кулак.

— Ты пойдёшь. Все девицы на выданьи пойдут, даже те, у кого уж свадьба назначена.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Не время отчаиваться! Ещё не всё кончено.

— Как они выбирать-то будут? — подала я не слушающийся голос.

— Никто не знает. Оденься после завтрака, как на смотрины, не позорь отца.

Да я и не собиралась. Просто, просто... Слёзы на очи наворачиваются.

Матушка вскоре встала, как и братья. Мы все вместе позавтракали в молчании. Даже младшенькие почти не ударяли ложками по посуде, боясь, что им сделают замечание.

Оделась я просто в белую сорочку, без вышивки. Хоть отец и не велел ничего такого делать, но сорочку ведь сама шила, а что не вышила, так не поспела ещё. Не готово приданое. Ежели спросят, так и скажу.

Волосы заплела в тугую косу — они не густые у меня, так что хвалиться нечем, пусть и длинные — до колен, да рыжие. Украшения надевать не стала. Ведь жемчуг Зорк дарил, а потому не честно им хвалиться. Да и уши не проколоты у меня. А на голову просто красную ленточку надела. Кокошник хоть и был да тоже жемчугом украшен.

Отец, взглянув на меня, ругать не стал.

— Вью, не вздумай перечить, коли на тебя выбор падёт.

— Но батюшка... — попыталась отогнать обиду.

— Я тебя предупредил. Надеюсь, что Зорк отстоит своё право быть с тобой, — молвил одними устами родитель.

Тут же пришла надежда.

— А коли нет, значит, он тебя не достоин, — буркнул он себе под нос, когда я уже отвернулась.

Увидела, как за стволом скрылась фигура Зорка. Значит, отец намеренно это сказал. На душе сделалось тепло. Моя семья за меня. Значит, придётся положиться на волю Всевышнего.

Но почти все девицы были с парами. Любили, встречались, замуж собирались. Кто-то уж сговорился, свадьбу вскоре собирались гулять. Но и жертвовать собой ради племени я не готова.

Мы отправились на верхний ярус, что под небесами. Дальше начинались облака. По некоторым преданиям, там живёт Всевышний, хотя другие говорят о том, что Род повсюду, в каждом из нас, в каждой травинке, былинке, каждом существе. И мы верим, что это так.

На площадь вынесли столы и стулья. Столы ломились от всевозможных яств. Я бегло скользнула взором по сидящим за столами. Вот один гость, а вон другой. Кто-то старше, кто-то моложе. Но все бородатые мужчины. Волосы их заплетены в косы. У нас только женатые заплетают. Точнее им жёны заплетают. Выходит, все женаты? Или у них другие обычаи? Ежели такие же, как у нас, значит, жену выбирать будут кому-то другому. Вдруг подумалось, а ежели у них много жён на одного мужа? Слыхала, что в далёких землях такое бывает.

Тут же отогнала эту безумную мысль. Только этого и не хватает. О плохом нельзя думать. Оно притягивается. Род заповедал созидать и думать лишь о хорошем.

Мужчины в большинстве своём были имели довольно чистые светлые лица. Все, кроме одного. Оценить возраст последнего не представлялось возможным, просто лицо было испещрено несмываемыми рисунками, вносящих смуту в образ.

С трудом отвела от него взор, опуская его вниз. В те мгновения незнакомец вёл беседу с самым долгоживущим нашим дедом — Баженом.

Томились мы долго, словно о нас забыли вовсе. Девчата молчали, переминаясь с ноги на ногу, боясь привлечь к себе лишнее внимание. Радости в их взглядах тоже не было.

Закончив беседу, старец встал, поднимая чашу.

— Девицы, позвольте представить вам наших гостей, — начал он.

Одного звали Сокол, другого — Волна, а третьего — Орлиное Перо. Четвёртым был тот, что с рисунками на лице. Звали его Оседлавший Ветер.

— Девицы, думаю, вы знаете, зачем вас привели ваши отцы. Понимаю, вряд ли кто-то из вас хочет уйти на чужбину. Поэтому спрошу прямо: вызовется ли кто сам?

Тишина повисла вокруг. Потом Веснянка спросила:

— А жених-то кто?

Неужто она готова ради одного из чужаков продать своего жениха Облако?

— А все гости у нас ещё не женаты, — молвил дед.

— Так что же, не одну невесту выбирают, а целых четыре? — вновь подала голос Веснянка.

— Ну, коль четыре наберётся, можем и четыре свадьбы сыграть, — отвечал он.

Вот только желающих не было.

Нас пригласили к столу. Но все мы только позавтракали, и к еде притронулась лишь Тенька, да и то, осторожно так.

Тенька была моей лучшей подругой. Девица она красивая, с тёмно-русыми волосами и синими огромными очами. Как бы её не выбрал кто.

Мужчины, на деле, оказались не такими уж старыми. Просто растительность у них на лице начинала расти раньше, чем у наших светло-русых ребят.

Один так вообще рассказывал их байки, чем смешил наших девочек. Вскоре они вздохнули легче. Родители, коих не пригласили к столу, увидев, что их дитяткам ничего не грозит, покинули нас.

Птицы тоже запели свою треть, повествующую о их жизни. Я заслушалась, вовсе не обращая внимания на беседу. Не заметила, как уснула. Всё же бессонная ночь давала о себе знать.

— Вьюнка, всякий стыд потеряла! — окликнул меня дед Бажен.

Я вздрогнула, проснувшись от резкого голоса у самого уха.

На меня тут же устремились любопытные взгляды наших гостей.

— Простите, — пробормотала я виновато.

— Отправляйся домой спать! — сердито велел дед Бажен.

Я подскочила и, подойдя к краю сука, спрыгнула вниз. Это всё? Меня выгнали, значит, можно не переживать?

Пока летела, увидела здоровенную неживую птицу, величиною почти с дом. Сон как рукой сдуло. Я ловко извернулась, меняя свой путь, и оттолкнулась от ветки.

Птица выглядела деревянной, но словно огромный орёл, почти живой, разукрашенный в естественные цвета. За крыльями имелась своего рода лодка, человек на десять.

Как они посмели повредить наше спасение — дом, того, кто даёт нам кров, пищу! Во мне появилось нехорошее чувство, неизвестное доселе. Я прикоснулась к поделке, на очи выступили слёзы. Закрыла их, стараясь почувствовать душу дерева. Оно слабенько, но откликнулось, посылая мне приятные образы. Мол, всё хорошо. Я успокоилась, прогоняя неприятные чувства. И теперь только открыла очи, рассматривая ловко вырезанную фигуру орла. Я тронула какой-то брусок. И неживая птица, набирая скорость, взмыла вверх. Я едва успела отскочить. Ох!

Пора отсюда удирать!

Дома я не находила себе места. Чувство вины давило на меня.

Батюшка, узрев меня, ничего не сказал. Я возилась по хозяйству, но из рук всё падало. Даже чуть было не порезалась.

Плохо поступила с гостями. Как они теперь домой добираться будут.

— Батюшка, можно с тобой поговорить? — спросила осторожно, наблюдая, как он мастерит новый ткацкий станок из сломавшейся ветки.

— Сказывай, Вьюшка, что натворила, — разрешил он.

— Понимаешь, тут такое дело...

И я во всём призналась. Как сперва уснула за столом, как меня выгнали, как потом увидела неживую птицу. И чем всё это закончилось.

— Я не нарочно. Так получилось, — оправдывалась я.

— И что думаешь делать? — спросил батюшка.

Я вздохнула и молвила:

— Идти сознаваться.

— Хорошая мысль, — похвалил родитель, ведь учил всегда быть честной.

— И какое наказание меня будет ждать? Придётся выходить замуж на сторону?

— Не могу знать, милая. Будет жаль, ежели так выйдет, но, Всевышнему виднее.

Отец обнял меня, и за сим простились.

Путь наверх был тяжёлым. Чувство вины давило, а ещё нехорошее предчувствие. На одном из верхних ярусов, где находилась неживая птица, было четверо гостей. Перед ними стоял Зорк.

— Простите, так вышло. Просто любопытно было посмотреть, что за зверь, — говорил он, стоя на одном колене перед изобретателями.

Взял вину на себя. В сердце разлилось тепло. Милый мой. Какое наказание его ждёт? А ведь скорее всего спишут на умышленное деяние. Мирные переговоры могут быть сорваны. Как бы на нас войной не пошло целое племя. Я этого допустить не могла.

Вышла вперёд, на удивление сейчас шаги были легки. Встала между любимым и пришельцами.

— Он выгораживает меня. Это я виновата, — молвила как на духу.

— Почему ты это сделала? — спросил кто-то из чужаков.

Ежели скажу то же, что и Зоркое Око, посчитают, что обманываю.

Взглянула в очи тому, что стоял напротив. И потерялась в зелёных очах, вокруг которых плескалась зелёная рябь рисунка. Казалось, меня схватили и никуда не выпускали. Дышать стало трудно.

— Отвечай!

— Вы обидели дерево. Я стала взывать к его духу.

— И оно тебе ответило?

— Да. Показало, что всё хорошо. Я уже собиралась уходить, когда зацепила какой-то брусок. И неживая птица взмыла вверх.

— Это правда? — спросил другой.

— Да, она искренна, — ответил зелёнорябый, как я прозвала того с рисунками на лице.

— Ладно. Значит, наказание будете вдвоём отбывать, — молвил третий.

Дальше они решали, какое наказание для нас выбрать. Дивно, но ни разу не прозвучало, что я должна выйти замуж за одного из них. Решили, что найдут новое дерево. И мы будем всячески помогать им. В мою задачу входило договориться с деревом на постройку птицы. Ну а Зорку предстояло это дерево срубить и сюда доставить.

— Нет! Как вы можете так обращаться с деревьями! Они — наш дом, нас кормят и поят! — возмутилась я.

— Ишь, какая боевая рыжая! — сказал один из мужчин как-то восхищённо. Мне это совсем не понравилось.

— Тогда возвращай пташку! — молвил зелёнорябый.

От безысходности я не знала, куда деваться.

Спас положение дед Бажен:

— Думаю, мы обсудим что да как, решим всем селением. Нет злого умысла в деяниях Вьюнки. Да и Зоркое Око понять можно. Вьюнка, уходи домой. Потом отец скажет, какое наказание тебя ждёт.

Вздыхать с облегчением было рано. Поэтому я бросила лишь грозный взгляд на гостей и спрыгнула с ветки.

Глава 2

Отца дома не было. Мама сказала, что его вызвали на совещание. Сердце беспокойно забилось, чувствуя себя в плену. Неужели повелят срубить дерево?

С приездом этих изобретателей привычный мир рухнул. Заставляют переживать. Не знали мы беды, так они с собою принесли. А ещё вдруг подумалось, что гости вынуждают меня принять их условия — выйти замуж за одного из них. Что, ежели этого они и добиваются. Но, правда, это ничего не изменит, без своей птицы они отсюда разве что на лодке уплывут.

Хотелось пойти искупаться, но я помнила, чем закончилась моя прошлая вольность. Пожалуй, побуду дома.

Время тянулось очень медленно. По дому я уже всё переделала. А пока пряла кудель, напутала больше, чем насучила пряжи. Да что со мной такое?

Конечно, меня расстроил приезд гостей. Но больше всего задело их небрежение к деревьям. Как же я так оплошала? Что же теперь делать?

Меж тем отец пришёл, да не один, а с двумя гостями.

— Вьюнка, давай, накрывай на стол, — велел он.

Я молча послушалась родителя. Благо, наготовила матушка вдоволь. Правда, собирались на завтрак оставить, да, видно, на завтрак придётся что-то другое соображать.

В душе волнение нахлынуло с новой силой. Неужто договорились меня брать в жёны? И как ни хотелось обратного, понимала, что ежели предложат выбирать из двух зол — дерево рубить иль замуж, выберу, скорее всего второе. Сама ведь виновата, мне и расхлёбывать.

Тут прибежали мои братья, сразу гнетущая тишина сменилась детскими криками, гомоном, стало не так тоскливо.

Все сели за стол. А мне вот вовсе не хотелось. Вот только отец глянул строго, мол, что удумала, садись!

А гостей батюшка усадил со стороны десницы*, матушку — шуйцы*. Вот и села на своё место возле матушки, как раз напротив зелёнорябого. Шестеро братьев сели по обе стороны стола. Ужин проходил в молчании. Лишь когда закончили, я стала прибирать со стола, а вот батюшка вести тихую неспешную беседу с гостями. Братья мне помогали с посудою, после чего отправились спать.

— Вьюнка, постели нашим гостям в своей горнице, сама же ложись на лавку здесь, — повелел отец.

Горенка была под крышею, отец с матушкой почивали на печи, братья на полатях. Теперь вот меня переселяют сюда.

А мне приходилось только молча мириться с волею батюшки.

Стоило гостям уйти наверх, как я подошла к родителю. Мол, что решили?

Отец позвал меня в дальний от лестницы угол.

— Пока у нас поживут. Предлагали тебя взять в жёны, да они сказали, что это не поможет добраться домой. Условия прежние — либо мы достаём их птицу, либо они мастерят новую. А потом, думается мне, могут и тебя замуж взять, ежели понравишься.

— И что мне делать? Как вернуть птицу?

— Что ты можешь, милая? Не можешь же велеть ей вернуться. Завтра они пойдут выбирать дерево на постройку.

— Неужели мы их не остановим? — во мне поднялось отчаяние.

— А ты хочешь войны? Уж лучше тогда дерево срубить, — возразил отец. — Но, думаю, Вью, житья тебе здесь уже не будет. Тебя предложат взять, ежели приглянёшься. А нет — будут до конца твоих дней попрекать тем, что кто-то иной ушёл на сторону.

— Значит, мне нужно понравиться им? — сама мысль была мне противна. Всё больше во мне росла тьма к нашим гостям.

— Выбери сама, кому хочешь понравиться. Лучше так, чем тебя спрашивать не будут.

— А как же Зорк? — вспомнились его зелёные очи цвета морских водорослей. Внутри всё сжалось.

— Подумай вот о чём, — начал давать наставления отец. — Сбежите вы, а дальше что? Поселитесь в отдалении? Пусть так. А дети ваши? Их не примут к нам уже. Разве что к чужеземцам поплывёте на лодке. Но это путь нелёгкий. И за несколько месяцев не доберётесь. Да и изобретатели к нам самые близкие. Вряд ли они вас примут. А детям в одной воде да лодке не выжить.

Он был прав. Мудрые вещи сказывал. Что ж мне делать-то? Правда, выбрать одного из чужеземцев? Но предать Зорка я не могла.

Поблагодарив отца за совет, я собиралась уже идти спать, как он меня притянул к себе.

— Ты всегда можешь рассчитывать на нашу помощь, — прошептал он. — Я же желаю тебе счастья.

На какое-то время мы замерли так. Уже давно погасили свет. Матушка подошла и тоже обняла нас.

— Ох, Вьюночка, как же мы без тебя будем? — всхлипнула мама. У самой на душе тоскливо.

Стоило мне лечь, как услышала тихий стук, будто в окошко кто стучит. Мне только не хватает, чтоб любимый гостей разбудил!

Что он задумал? Я тихонько пробралась по ступеням вверх. Дверь во всём доме была лишь одна — входная. Вход в горенку загораживала колышущаяся от дуновения ночного ветерка занавеска.

— Вью, — прошептал ночной гость. А я бы рада ответить, да выдам себя. Гости же не выдавали своего присутствия.

Зорк запрыгнул внутрь горенки. Мамочки! Он что творит? Неужто хочет погубить мою честь?

— Вью, — вновь позвал несостоявшийся жених.

На моей лежанке кто-то был. Но явно только один. Другой, судя по теням, лёг на сундук с моим приданым.

Зорк стянул с гостя одеяло. И хоть была лунная ночь, но листва дерева загораживала весь свет. У Зорка же с наступлением сумерек зрение резко падало, думается, сейчас он и бороду гостя различить не может.

Ко мне подошёл кто-то.

— Забавное зрелище, не так ли? — шепнули прямо в ухо, обжигая шею горячим дыханием.

Я чуть не вскрикнула.

— Это не то, о чём вы подумали, — попыталась оправдаться я.

— Правда? А ты мои мысли читать можешь? — спросил незнакомец. К сожалению, там, где мы спрятались, вообще темно было, что не различить, кто рядом со мною. И по шёпоту не узнать.

— Вью, милая, давай сбежим, — вкупе с шёпотом слышались звуки поцелуев.

— Это впервые он приходит ко мне, — шепнула я своему собеседнику.

Меня же резко развернули и припали к моим губам. Я попыталась отстраниться, но меня прижали к стене крепкие руки.

Незнакомец, похоже, ощутил своё превосходство и мою покорность. И никак не ожидал, что я ударю в самое уязвимое место и укушу.

Я вырвалась из тисков и бросилась по ступеням вниз, ненавидя своего мучителя.

Улеглась на лавку и долго не могла уснуть, гадая, чем закончился поход Зорка. Уснула лишь под утро. Разбудил меня грохот, доносившийся с улицы. Такое ощущение было, что наше дерево покачнулось.

Я подскочила с лавки, да в чём была — исподней сорочке, босая, растрёпаная — выбежала на двор. Оказалось, Зорк притащил огромные ветви и сваливает их прямо на ту, где наш дом стоит.

— Зорк, ты что творишь?!

Но любимый не ответил. Лишь ускакал куда-то. Вернулся вскоре с ещё одной веткой.

— Зорк! — крикнула я.

— Думаю, твой парень сердится, — послышался сзади насмешливый голос.

— Почему? — не понимала я.

— Видно, он считает, что ты поставила его в неловкое положение.

— Я? Какое ещё положение? — я повернулась к зелёнорябому, поняв, что от Зорка я ничего не добьюсь.

— Зорк, так тебя звать? Объяснишь своей девице или мне самому рассказать, что ты вчера утнул? — сказал зелёнорябый. Как же его звать? Не помню, совершенно.

— Зорк? — я повернулась к возлюбленному.

Он же на меня не глядел, а вот зелёнорябого прожёг ненавистным взглядом.

— Просто кое-кто наведался ночью в твою горенку. Представляешь, каково было его удивление, когда свет загорелся, а рядом с ним вовсе не его возлюбленная.

— А я тут при чём? — не понимала, отчего он сердится.

— Естественно, ты должна была предупредить его. И сказать, что переселилась, чтоб он приходил в нужное место. Так, Зорк?

Но вместо ответа в воздухе прозвучал тонкий свист. То кулак Зорка промазал немного, потому как зелёнорябый отскочил на шаг назад.

— Вью, уходи, — велел строго любимый.

— Нет! Прекрати, они наши гости! — попыталась воззвать его к рассудку.

— Вью, уходи, — повторил Зорк.

— Что ты творишь? Зачем ты нарубил это дерево? — во мне поднималось отчаяние.

— Ничего я не рубил. Вчера молния попала в одно из деревьев. Он хотел дерево — он его получил. И чтоб руки к тебе не протягивал! — молвил Зорк.

От души отлегло. Условия договора будут выполнены и от меня наконец отстанут! Ненавистные гости улетят, и всё будет как прежде.

— Ежели дерево мертво, то не сгодится, — меж тем сказал зелёнорябый, осматривая куски дерева. Его рисунки вдруг засветились зелёным светом и пришли в движение. Мамочки! И так голова кружится, когда глядишь на него, а сейчас мутить стало.

Чтобы как-то отвлечься, уцепилась за слова возлюбленного.

— Откуда молния? Вчера ведь грозы не было, — спросила я, оборачиваясь к нему,

Вот только Зорка и след простыл.

И словно в подтверждение его слов подул ветерок, сдувая с листьев капельки дождя.

Я воззрилась на открытый участок неба, на котором сияло зеленоватое солнышко. Почему же я ничего не слышала? Ни капель по крыше, ни грома?

— Дерево живое — сгодится, — нарушил мои размышления зелёнорябый.

— А ты сейчас что делал? — поинтересовалась я, оборачиваясь к гостю.

— Просил дерево разрешить сделать из него поделку, — пояснил он.

Рисунки на коже почти не были заметны, будто стёрлись.

Я нагло рассматривала его лицо. Тёмные брови, очи цвета свежей весенней зелени, нос с горбинкой, широкие скулы, средние губы, скрытые в усах. Тёмная борода, но совсем редкая и короткая. А вот почти чёрные волосы были переплетены в одну косу, достающую до пояса.

На меня незнакомец больше не обращал внимания, целиком увлёкшись строительным материалом. Осматривал его.

Тут появился Зорк с ещё одной ветвью.

— Этого хватит или ещё надо?

— Пока хватит, — ответил зелёнорябый. — А то ветвь с домом обрушится.

— Вью, пойдём, — позвал Зорк, беря меня за руку.

— Так я ещё не завтракала. Только проснулась от твоего грохота. Думала, дерево падает.

— Прости, — переплетя наши пальцы, любимый поцеловал тыльную сторону моей ладони. — Хочешь, пойдём к нам, у нас позавтракаешь? — предложил он, не сводя с меня очей.

Насколько знаю, приглашать к себе парни могут лишь невест.

И пусть гости не знают о состоявшихся сговорах, всё равно не по-людски как-то. Да, люблю Зорка, но всё равно, он не просил выйти за него. Даже просто на словах. Обещался заслать сватов в ближайшем будущем.

— Прости, Зорк, но в таком виде я не могу принять предложение. Мама уже на огороде, мне надо возиться по хозяйству.

Зорк грустно кивнул и ушёл. Я же направилась в дом, не обратив внимание на зелёнорябого.

Когда поставила томиться на огне овощи, занялась уборкой.

Порог дома переступил кто-то чужой, поняла я по едва слышимому шёпоту дома. Он, как и само дерево, был живым, пустив корни внутрь ветви, на которой располагался. Корни шли к стволу, тем самым усиливая саму ветвь. Дома мы, можно сказать, выращивали из молодняка, направляя в нужную сторону рост деревец. И мы все, учась управлять своим даром, прикладывали его в первую очередь к дому.

Подняв голову, заметила на пороге второго гостя. Кажется, его Орлиным Пером звать. Что-то в его ипостаси было орлиное. Гордо поднятая голова или что. Бросила взгляд на светло-зелёные очи. Красив, как и остальные. Каштановые волосы были заплетены в тонкие косички.

Интересно, а количество кос что означает? А он их расплетает?

Взгляд мельком упал на его губы, да там и задержался. Просто нижняя была гораздо толще верхней. В душе появилась паника. Я дома одна. На улице, правда, зелёнорябый возится. Но вряд ли он придёт на помощь.

Нельзя показывать своего страха. Пусть только подойдёт!

Я продолжила заниматься прерванным делом — мытьём полов.

— Сюда нельзя, пока не помою да всё не просохнет, — нашлась я.

— Ты ведь ещё не мыла, — возразил ночной насильник, продвигаясь ко мне.

— Я уже мою.

— Я хотел поговорить с тобой.

— Нам не о чем разговаривать, — грубо отозвалась я.

— Зря ты так. Наворотила ведь дел. Боюсь, у тебя особого выбора нет, — с насмешкой сказал Орлиное перо.

Сердце билось в груди, точно бабочка, попавшая в паутину.

Нет! Всевышний, только не он, прошу! Понимаю, что насолила гостям, что провинилась перед селением, поэтому коль гости укажут на меня, сопротивления со стороны односельчан не встретят. Решит всё большинство голосов собрания.

А я думала, что всё наладилось, когда Зорк принёс дерево.

Что же делать? Я взглянула на распахнутое оконце. В случае чего — выпрыгну, ежели успею. А вот ежели буду ждать, тогда может всё выйти не очень хорошо.

Я вылила ведро с водой прямо на пол, перед Орлиным Пером, а сама прыгнула в окно, да только поскользнулась на мокром полу, больно ударившись и сместив чуть прыжок.

Вылетев всё же в окно, была схвачена за руку зелёнорябым. Иначе бы упала с ветки. Но получив опору в виде ветки, встать с пятой точки не смогла.

— Вьюнка? — его голос был встревоженным. — Что случилось?

Я же пятилась от дома, глядя на окно.

— Орлик, совсем спятил? — встал между нами зелёнорябый, отпустив мою руку.

— Я подаю прошение на неё, — ответил тот.

— Прошу, не надо, — в моём дрожащем шёпоте появились всхлипывающие нотки.

Мой защитник повернулся ко мне. На мгновение наши очи встретились. Я просила, почти умоляла его сделать что-то. Защитить меня. Вот только голос не слушался.

— Я тоже, — повернулся к своему зелёнорябый.

— Пойдёшь против брата? Неужели между нами встанет женщина? — с вызовом спросил названный Орликом.

— Ну, ты ведь не всерьёз ею заинтересовался. А я, может, решил внять твоему совету.

— К-какому? — влезла в их разговор я. Стало страшно. Что они там обсуждают за нашими спинами.

— Рыжая — бестыжая, — пояснил Орлик.

— Он хочет сказать, что внутри рыжих живёт пламя, — пояснил зелёнорябый. Вот только понятнее не стало.

— Правда? Ты серьёзно? — удивился ночной воздыхатель. — Тогда я тебе уступлю, брат.

— Пойдём, — подал руку зелёнорябый. — Заявим о нашем обоюдном согласии на союз.

Я хотела возразить, но его очи подчиняли.

Взяв ладошку, меня рывком подняли на ноги. Страх липкими щупальцами сковал меня. Что я делаю? А как же Зорк? Из одной западни в другую. Что, ежели зелёнорябый только прикидывается хорошим? Ведь не зря Орлик говорил о каком-то пламени внутри рыжих. А может, он надо мной опыты будет проводить. Он ведь изобретатель.

Но меня уже подхватили под стан и прыжками понесли на самый верхний ярус.

— Я дам возможность отстоять тебя Зорку. Но только одну. Поняла? — шепнул мой спаситель.

В душе забрезжила надежда, а к молодому человеку ощутила благодарность.

Примечания по главе:

десница* — правая рука.

шуйца* — левая рука

Глава 3

Мы предстали перед советом, который решал насущные дела. Зелёнорябый постучал, дабы возвестить о нашем приходе.

— Да? — пригласил нас дед Баян.

— Можно? — уточнил почти что жених, держа меня за руку. Ну хоть со стана убрал конечности.

— Входите. Да раз пришли, говорите, о чём речь.

— Я выбрал невесту. Вот, — и слегка подтолкнул меня вперёд.

— Девица согласна? — поглядел на меня.

Я закивала головой.

— Значит, завтра объявим о сговоре.

— Погодите, — перебил зелёнорябый. — Я хочу позволить её отстоять, ежели будут желающие из местных жениться на Вьюнке.

— Хорошо, идите.

— И ещё просьбу можно?

— Да.

— Переселите Орлиное Перо в другой дом, желательно туда, где нет девиц на выданьи, а лучше вообще дочери отсутствуют.

Я опустила очи долу, на них выступила влага, как вспомнила ночное происшествие.

Ощутила чьи-то тяжкие взоры.

— Вью, ты ничего не хочешь сказать? — спросил отец.

Нельзя! Иначе война между племенами обеспечена.

— Всё хорошо. Я виновата перед ними, поэтому согласна выйти за... — замялась, не помня его имени.

— Оседлавший Ветер, — шепнул он.

— За Оседлавшего Ветер.

— Хорошо, идите занимайтесь своими делами.

Как же мне поговорить с Зорком? Он наверняка всё неправильно поймёт, ежели уже не напридумывал себе невесть что.

Меж тем зелёнорябый не отставал, спустившись к моему дому. Я собиралась идти в дом, когда меня окликнули:

— Вью, дай сюда руку.

— Какую?

— Шуйцу.

Я и дала, с опаской так. Увидела, как из его рукава выползает зелёная змея. Хотела одёрнуть руку, но мне не позволили, крепко её удерживая.

Змея переползла в мою ладонь, обвилась вокруг запястья и пропала.

— Что это было? — я взглянула ему в очи.

— Сговор и защита.

Он приложил палец к губам, мол, молчи.

Я кивнула и ушла внутрь дома домывать пол, пока кто-то шею себе не свернул на лужах, которые я наделала.

Дивно, но я успокоилась. Просто занималась своими каждодневными делами. На обед пришли родители и братья, а также мой жених. Братья проходили воинскую подготовку с утра, учились разным вещам. И хоть возраста были от семи и до пятнадцати, всё равно занимались все вместе. После обеда уже помогали по хозяйству.

Вот только в этот раз напросились к зелёнорябому в ученики. Отец тоже решил помочь. Дело у них спорилось.

Орлиного Пера я больше не видела, чему была несказанно рада.

Жених на меня внимания никакого не обращал вплоть до вечера.

А как солнышко скрылось, батюшка и спросил у Оседлавшего Ветер, где мне ложиться.

— Пусть в горенке ложится. Места там на двоих хватит.

Неужели у них другие порядки, и до свадьбы они уже живут вместе, делят одно ложе?

Стало боязно. Поджилки затряслись, но я постаралась ничем этого не выдать.

Зелёнорябый дождался, когда я закончу уборку и поднялся в горенку вместе со мною. Море бликами отражало восход первой луны. И немного освещало обстановку горенки.

— Садись, — показал жених на край кровати. Сам сел рядом. — Давай договоримся, что будем честны друг с другом. Ладно?

Дождавшись моего кивка, он встал.

— Я не хочу, чтобы ты меня боялась. Поэтому объясню, что тебя ждёт. Перед свадьбой у нас принято делить ложе, купаться, расчёсывать волосы. И ты можешь спрашивать, ежели хочешь.

— Что значит, делить ложе? — сразу воспользовалась его предложением.

— То и значит. Вместе будем спать. Выбирай, какая сторона тебе больше по душе.

Я выбрала левую сторону.

— Хорошо, — улыбнулся он. — Вьюнка, я тебя принуждать ни к чему не буду. Если чего-то не хочешь, просто скажи. Хорошо?

Я бы сказала, вот только разве это обсуждается?

— А замуж ежели я не хочу за тебя? — прошептала я. Он ведь хотел честности.

— Свободы я тебе не дам. Извини. Разве что завтра кто оспорит тебя. Но ты должна понимать, что всё может обернуться не в твою пользу.

— О чём ты говоришь?

— Например, Орлик оспорит это право. Он сказал, что уступает тебя мне, но в поединке может участвовать. Или может кто из ваших, не Зорк.

— Но зачем ты тогда решил воспользоваться этим правом? — не понимала я его.

— Не хочу ставить тебя в безвыходное положение. И хочу дать возможность быть счастливой.

Он хороший. И даже если я останусь с ним, думаю, смогу со временем полюбить.

— Хорошо. А что ты имел в виду, когда говорил о причёсывании?

— Давай лучше покажу. У вас ведь тоже после замужества жёны плетут косы мужьям. Мы сегодня пробуем с тобой будущую жизнь. Не до конца — вдруг не понравится.

Он встал, обошёл меня сзади, забрался на лежанку на коленях. И стал расплетать мои волосы.

Волнение нахлынуло с новой силой. А ещё такие дивные ощущения на голове, что я боялась дышать, дабы не спугнуть его.

— Скажешь, ежели вдруг больно сделаю.

Он расчесал мои волосы, ни разу не сделав неприятно. И оставил их распущенными.

— Теперь твой черёд, — он сел на пол, чтобы мне удобно было.

Его волосы были мягкими и гладкими. Даже просто прикасаться к ним было приятно. А ещё пахли мятой.

— Ну как? Не больно? — спросила его.

— Всё замечательно, — ответил жених.

— Мне заплетать их?

— Пока не нужно. Пойдём искупаемся. Здесь есть безопасное для ночного купания место?

— Разве что купель малышей. Там мамы до дна достают ногами.

— Хорошо. Мы доберёмся до неё в темноте?

Я кивнула. Жених переплёл наши пальцы, как ещё недавно Зорк. Внутри кольнуло, будто я предаю его. Хотя, так и было. Но я сдержалась. Вскоре мы покинули родовое дерево, направляясь в сторону священного древа. Только там была суша, там же и мелководье.

— Почему в темноте? — спросила, когда мы уже были на месте, на валуне.

— Не хочу, чтобы Зорк ревновал. Пусть прибережёт силы на завтрашний поединок.

— Ты не боишься, что тебя могут покалечить? Наши мужчины с семи лет готовятся защищать своё селение, — не без гордости сказала я.

— Буду знать, где можно набрать воинов, — ответил с улыбкой Оседлавший Ветер.

— И что от нас требуется? Ты сказал купаться будем.

— Колдовать можешь?

— Ты о чём? — не поняла я.

— Считай, что хочешь очаровать меня. Что будешь делать?

Я задумалась. Если б хотела парню понравиться, наверное, распустила волосы, надела лучший наряд...

Заметила, что в свете ночного светила мои волосы засветились зеленоватым сиянием.

— Хорошо. А теперь раздевайся и заходи в воду.

— Но мы купаемся в сорочке, — возразила я.

— Сейчас мы не купаться будем, а чары делать.

— Но зачем? — не понимала я.

— Поглядим, совместимы ли наши способности. Буду ли завтра всерьёз за тебя драться или нет.

Стало обидно. Значит, я ему не нравлюсь, но его может заинтересовать моя магия. Не даром я думала об опытах. Изобретатели они такие.

Оно мне надо?

Я обернулась к жениху. Но его рядом не было. Взглянула на воду. Заметила на волнах тёмное пятно.

Раздевшись и набрав воздуха, я спрыгнула в воду. Она поначалу показалась прохладной, но я двигалась, поэтому согрелась быстро.

Волосы уж давно перестали светиться. Закрыла очи, стараясь узнать у рыбок, где жених.

Рыбки ответили на мой зов своим зрением.

Я подплыла под водой к жениху, не торопясь выныривать. Здесь было хорошо. Тепло, тихо, если не учитывать небольшой плеск волн о берег.

— Вью, — услышала искажённый голос.

Не стоит затягивать время. Завтра рано вставать. Будет длинный день.

Волосами укуталась со всех сторон, только потом вынырнула за спиной Ветра.

Как ни старалась сделать это бесшумно, а он будто почувствовал меня. Обернулся. — Я не хочу играть в твои забавы, — честно призналась ему.

— Вью, я тебе делаю одолжение. Ты сама просила о помощи. Так сделай что-то для меня.

— Разве моя жертва недостаточна?

— Мне она не нужна.

— Тогда что тебе нужно?

— Возможность прикоснуться к непознанному. Хочу познавать твою силу, купаться в ней, — он говорил это с таким воодушевлением, что я поняла — нда, "повезло". Один насильник, второй исследователь. С двумя другими не знакома и, боюсь, не хочу ближе узнавать.

Я решила уступить. Неизвестно, как завтра выйдет. И лучше такой муж, чем кто-то из трёх оставшихся чужаков.

А дальше он просил почувствовать лунный свет, поскольку женская сила связана именно с ночным светилом. Но у меня ничего не выходило. Мы потратили больше часу на упражнения, но всё без толку. Оседлавший Ветер был явно разочарован. А я просто устала. После его признания руки опускались. Понимала, что он прав, ему этот союз и даром не нужен, тем более, что есть другие желающие. Понимала, что на любовь рассчитывать не стоит и даже на интерес, но всё равно обидно.

— Пойдём, — предложил он, беря меня за руки.

— Прости, — прошептала я.

— Да ладно, не расстраивайся. На самом деле я просто пытался вызвать свой интерес к тебе. Не вышло.

А мне от его слов ещё обиднее.

Он обнял меня, а после подхватил на руки и сам вынес на берег к священному древу.

— У вас союзы только по любви бывают? — спросил он, глядя на меня, всё ещё не отпуская.

А я ведь так и голая. И такой же мужчина ко мне прижимается. Сейчас его рисунки вообще не были видны. Неужели до сих пор не восстановился? Он был красив, по-своему. Внутри меня загорался неведомый доселе огонь. С Зорком такого не было. Что он там спрашивал?

— Вью, — позвал он, как-то с придыханием, как мне показалось.

— Да, Ветер, — сократила я его имя.

— У вас союзы только по любви бывают?

— Не всегда. Иногда сватаются, и родители дают благословение и без взаимной любви. Главное, чтобы приятен человек был. Порою и слёзы девицы льют, потому что не за того замуж хотели. Но родители порою не знают о дочкином парне, а может им не нравится он, и когда другой сватается, то дают согласие на союз. А уж ежели дали, то свадьбе быть.

— Хочешь сказать, что наш сговор не рушим теперь?

— Вы же из иного племени, у вас отличаются обычаи, поэтому могут пойти на уступку. А как у вас проходит сговор и всё остальное?

А сама подумала, когда же он меня отпустит?

Но жених будто и не замечал нашей близости. Потом просто сел наземь, так и держа меня в объятиях.

Он молчал. Я подняла на него взор. Бледноват, как мне показалось. В свете второй красноватой луны видны стали не просто очертания, а и цвета.

— Что с тобою, Ветер?

— Прости, придётся нам с тобою здесь ночевать, дабы не нарушать обычай.

— Это так важно? — на мой взгляд, здоровье существеннее каких-то там предрассудков.

— Я тебе змейку отдал, почти полностью лишил себя сил, — ответил он на незаданный вопрос. — Если б наши способности были совместимы, то ты могла б в ответ делиться своими. Взаимовыгодный обмен.

И как он будет завтра, то есть уже сегодня утром сражаться? У нас сутки начинались с восхода первой луны Миры. Вторую наши предки назвали Деяной, а третью — Любой.

Мир, деяние, любовь.

— Ты красива, — прошептал Ветер. — А обычаи — они несут не просто дань памяти предков, но и имеют особую составляющую, зачастую не понятную окружающим. Мы сейчас пытаемся создать связь друг с другом. Если она не возникнет, то смысла в союзе просто нет.

Ощутила, как мои волосы зашевелились. Он погладил их. А они за его руками потянулись. Если б я знала, как с ним поделиться силою.

— Скажи, я тебе совсем не интересна? — грустно спросила его.

— Не интересна как подопытная, — уточнил жених. — Но как девица — ты первая меня заинтересовала. Наше племя маленько помешано на опытах. Кто-то больше, кто-то меньше. Поэтому на девиц зачастую и не глядим, за редким исключением. Орлик у нас как изобретатель не силён, зато ухаживать да на гулянки бегать — мастак. А я люблю придумывать новые вещи, увлекаюсь так, что никого вокруг не замечаю. Эта черта присуща многим из нас. Порою родители силком выгоняют нас на гулянки, как борода расти начинает. Ежели приглянётся кто, то засылаем сватов. А нет — значит родители сами выберут невесту.

— А как так вышло, что вы четверо на стороне невест ищете?

— Так наш совет решил, отправив неженатых изобретателей в разные уголки земли нашей.

— А как же девчата ваши? — неужто их без мужей оставят.

— Решили закрепить обоюдные союзы, девчат на сторону отдавая. Просто нашей пташке не досталось девиц.

— Так забери назад змейку, — предложила ему.

— Нет!

— Но как ты будешь сражаться, если совсем без сил.

— У меня волошбы почти не осталось. Справлюсь и без неё.

Грустно вздохнула. Да уж. И как исследователь вообще может драться? Он вообще умеет? Но спросила я о другом:

— Я могу одеться?

— Да.

Я встала. Собралась прыгать на валун, где осталась наша одежда, но передумала. Обняла жениха, прижавшись всем телом к нему. А потом захотелось попробовать, каково с ним целоваться. С Зорком это было нежно, с Орлиным Пером напористо и грубо. Поэтому не удержалась.

Он неумело ответил на поцелуй. А потом заглянул в очи, словно сомневаясь, и сам прикоснулся устами.

Дивно, но мне понравилось. Что-то среднее между Зорком и Орликом. А ещё захотелось поделиться с ним силою.

В какой-то миг всё сменилось голосами и образами в голове, тьмой и сиянием. Священное древо поглотило нас, пронизывая насквозь своею силою.

Спустя мгновение всё стихло. Мы были на прежнем месте у ствола священного древа. Я оторвалась от жениха.

— Что это было? — спросили мы одновременно.

Тут вдруг заметила, что на его лице и теле появились светящиеся рисунки, которые, спустя мгновение, перестали озарять всё вокруг, потом вошли внутрь тела, не оставив и следа.

— Я что, пообщался с вашим священным древом? — нарушил молчание жених. — И оно дало мне силу?

Я улыбнулась. Похоже, моё желание исполнилось.

— Теперь мы можем вернуться домой? — спросила, и, получив в ответ кивок, прыгнула на валун, где лежала одежда.

На душе было легко. И будто крылья за спиной появились. Я прыгнула обратно к древу, отдала ему его наряд.

Он всё это время не сводил с меня любопытного взора. Молча стал одеваться.

— Что ты увидел? — не удержалась от вопроса.

Но он не ответил. Нежно прикоснулся к моим волосам, закинул их через плечо.

— Что не так? — спросила жениха.

— Скажи, ты сильно обидишься, если я буду всерьёз за тебя драться?

Признаться честно, я запуталась в своих мыслях, желаниях. Этот молодой человек располагал к себе. И он меня защитил, даёт мне право выбора. Будет не честно, если останется ни с чем. И пусть я любила Зорка, но понимала, что замуж всё равно кого-то отдадут. Я уже смирилась с этой мыслью, да и виновата перед изобретателями.

— Я не обижусь. На всё воля Всевышнего, — прошептала, обнимая Покорившего Ветер.

Глава 4

Когда заявились домой, уже взошла третья луна. Мы легли, как полагалось по обычаю, в одну постель, пожелали друг другу доброй ночи. Каждый на своей половинке лежанки, хотя и было тесно. Но пошевелиться я боялась, дабы не потревожить жениха. Так и пролежала, думая о своём. Как всё быстро меняется. Ещё вчера я ненавидела чужаков, когда сообщили про возможный выбор меня в качестве их невесты. А сегодня я уже задумалась о том, что уже не против этого. Плохо, что с Зорком так и не поговорила. Придёт ли он вообще завтра на бои? Будет ли за меня драться? Хочу ли я видеть его? Или лишний раз дразнить себя и расстраивать?

Что-то зачастила я не спать по ночам. Никуда это не годится.

— Вью, — послышался шёпот, и доносился он вовсе не со второй половины лежанки.

Предавать жениха не хотелось. Но и разговаривать через всю горницу — тоже.

Я осторожно встала и подошла к окну.

— Зорк, ты чего удумал? Тебе мало вчерашнего? Хочешь, чтоб обо мне думали не весть что?

— Я внутрь не пойду, так что твоя честь не пострадает, — прошептал он.

— Хорошо.

Его близость манила, хотелось наплевать на всё и просто прижаться к нему.

— Ты будешь за меня сражаться? — спросила его. Отчего-то это показалось важным.

— А ты хочешь? Отец сказал, что ты согласилась выйти за этого, зелёного.

Хотелось пожаловаться на Орлика, но вспомнила, чем это грозит обернуться.

— Да. Я виновата в том, что их птица улетела.

— Мы это исправим.

— Всё равно это не снимает моей вины. Почему другие девочки должны страдать?

— А почему мы? — спросил Зоркое Око, нежно прикоснувшись к моей щеке. — Так ты хочешь, чтобы я сражался за тебя?

В душе было смятение. Зачем он бередит рану? Но почему-то не могла сказать то, что он хочет. Внутри будто всё противилось этому.

— Прощай, Зорк, — я в ответ так же прикоснулась к его щеке. Погладила ещё безбородый подбородок. И отошла от окна, смахивая выступившие слёзы.

— Он тебя околдовал, я буду сражаться, — рьяно молвил возлюбленный. Теперь уже бывший.

Зорк ушёл. А я стояла у другого окна, глядя на синие блики Любы. Не знаю, почему её назвали любовью, какой-то холодный свет. Мне стало как-то зябко.

На плечи легло покрывало.

— Почему не сказала ему правды? — спросил зелёнорябый.

В ответ пожала плечами. Совсем запуталась.

Он же взял меня за руку и потянул к лежанке. Что он хочет делать? Такое безразличие накатило. А он уложил меня рядом, положил мою голову себе на грудь.

— Поплачь. Выговорись, тебе ведь хочется, — прошептал в самое ухо, обжигая его горячим дыханием.

Слёзы хлынули с новой силой. Я говорила и говорила, только беззвучно, лишь шевеля губами. А Ветер гладил меня по голове. Не заметила, как солёная водичка иссякла, накатили спокойствие и уверенность, что всё будет хорошо. Сон подкрался незаметно.

Когда я проснулась, солнышко скользило по моему лицу. Рядом лежанка была пуста.

Со двора доносился однородный стук. Я выглянула в окошко, но ничего не увидела. Тогда выглянула в другое. И вот тут открылся красивый вид на неживую птицу. Ветер сказал, что называется она птахой, кажется. На этот раз орла не было, лишь ласточка, расправившая свои крылья. Высотою она была чуть ниже отца, который помогал с какими-то прорезями. Вот чудно, дерево никто рубить не желал, но когда оно упало из-за ударившей в него молнии, то народ наоборот, толпился вокруг, желая приобщиться к созиданию. Сейчас в основном малышня, которая училась пока лишь помогать родителям. Но поскольку до семи лет детям было запрещено прыгать по ярусам без взрослых, то тут толпились лишь мальчики и девочки с нашего яруса. Ветра было не видно. Я причесалась, собрав волосы в косу и уложив её вокруг головы, завязала косынку. Всё же волосы и еда не совместимы.

Завтрак был съеден, причём подчистую.

Пришлось лезть в схрон за мочёными яблоками — угощение, которым любили лакомиться все мои родственники, и я не исключение. Немного утолив голод, я приступила к готовке. Сырые овощи были уже приготовлены матушкой, а сладкие плоды принесут братья, как будут идти с учёбы на обед.

Настроение было отличным, я даже не заметила, как стала что-то напевать себе под нос.

— Вижу, ты уже смирилась с замужеством, — нарушил мой покой отец.

— Батюшка, здравствуй! — приветствовала я его.

— Доброго здоровья, Вьюшка, — ответствовал родитель. Так называл меня только он, когда мы были одни. Мама — Вьюночка, братья — Вьюнка, а возлюбленный — просто Вью.

— Но бои ведь всё равно будут.

— Да, победитель получит тебя. И драться будет не только Зорк. Ещё изъявили желание сразиться Орлиное Перо и Мрак.

Я побледнела. Вот двух последних мне только и не хватает. У Мрака были настолько тёмные очи, что почти чёрные. Вёл он себя тоже вызывающе. Он был сильным воином и уже многого добился. Но как взгляну на него, так страх берёт. С чего это он мною заинтересовался? Или просто попросили его, дабы не выпускать меня из родного селения? Только зачем? Ну не я уйду, так другая. Не понимаю.

— Батюшка, но так ведь не честно. Даже два поединка много для Оседлавшего Ветер.

— А что ты предлагаешь? Сразиться Парами? Хотя, хорошая мысль. Пожалуй, так и надо. Второй поединок будет между победителями.

Ох, вряд ли жених выйдет на последнюю схватку. А если ему вдруг удастся одолеть Орлиное Перо, то против Мрака. Опять меня в угол загоняют.

— Батюшка, что же делать? — схватилась я за голову.

— Положись на волю Всевышнего да верь в своего жениха, — дал разумный совет отец.

— Когда поединок?

— После обеда.

— Оседлавший Ветер готовиться к поединку не будет?

— Сказал, что некогда. Встал с первыми лучами солнца и мастерит. Снесла бы ему чего поесть, ведь не завтракал даже.

Ох, даже так. А кто ж тогда всё съел?

Я достала орехи из схрону и, проверив печь, направилась к жениху. Осмотрела пташку снаружи да внутрь полезла.

— Позавтракаешь? — спросила его.

Но он не ответил. Что-то сбивал, потом вырезать принялся. А я так и стояла, наблюдая за ним в труде. Сосредоточенный такой.

— Ветер! — позвала ещё раз. — Покушай.

Он замер, обернулся.

— Вьюнка? — удивлённо спросил он, будто моё появление здесь является чем-то необыкновенным.

— Доброго утра! Позавтракаешь? — решила повторить, потому как сомневалась, что меня слышали.

— Некогда. Я хочу испытать пташку до поединка.

— Зачем?

— Хочу тебя прокатить.

— Но... — попыталась возразить, что разве не подождёт окончания боя?

— Никаких "но", если победит другой, тебе не позволят полетать со мною.

— Зачем, Ветер? — не понимала я.

— Чтобы ты верила в меня.

Ох, Ветер! В груди защемило. Хочет очаровать меня, чтобы я радела только за него.

Решив не надоедать, я отправилась стряпать обед.

Закончив со всеми приготовлениями, накрыла на стол и только хотела присесть, чтоб заняться свободное времечко шитьём, как почувствовала чей-то взор.

Страха не было, наверное, змейка внушала спокойствие. В дверях стоял Ветер.

— Закончил? — спросила, зашивая дырку.

— Да. Уже и опробовал. Всё хорошо. Идём.

— Обед уже готов, осталось немного потомиться ему, — я спрятала под швы ниточку и обрезала её.

— Вот и хорошо. Идём.

Я убрала шитьё, переложив зашитые отцовские портки в сундук с чистым бельём.

— Мне во что-то переодеться? — уточнила у жениха, пока не ушли.

— Нет, не нужно, — ответил он. Выглядел довольным. Прямо светился от счастья.

Я взяла несколько пирожков, только из печи, с собою. Вручила жениху три и сама съела один. Отказываться не стал. Тут же засунул в рот.

Пташка представляла собою ласточку с узкими крыльями, внутри тельца которой была пустота с подобием седушек.

Нам полагалось туда сесть. Мест было всего шесть парных.

Мы заняли два передних. Жених привязал меня длинным полотенцем, а потом и себя.

— Готова?

— К чему?

— К полёту.

— А можно как-то подготовиться?

— Ладно, считаем, что готова.

Птаха двинулась с места, вдруг сверху появилось подобие половинки мыльного пузыря, накрывшее нас единым колпаком.

А потом просто сорвалась вниз, точно ласточка, вылетающая из своего гнезда. У меня захватило дух. Уже почти долетев до воды, мы вдруг задрали голову птахи вверх и полетели к облакам.

В какое-то мгновение перевернулись вверх ногами, оказавшись над бескрайней необыкновенно голубой водой. Какая красота! Вдали виднелись деревья, подпирающие облака, а ещё я увидела китов. Таких огромных, выпускающих тучи брызг, вылетающих из воды. Вблизи нас они не водились, но бабушка рассказывала, что однажды видала и даже общалась с ними.

Улыбка не сходила с моего лица.

— А мы можем спуститься к китам? — спросила я жениха.

— Можем, только птаха не должна опускаться на воду, иначе не взлетим.

— А меня высадить можешь?

Коварная улыбка появилась на лице жениха.

— Что? — с опаской спросила я.

— Обещаю тебе ещё не один полёт, ежели твоим мужем стану я.

Так не честно! Я же не могу повлиять на его победу.

— Ты согласна выйти за меня замуж?

— Да. Только как я могу помочь тебе выиграть?

— Я же сказал. Верь в мою победу.

— Хорошо, Ветер.

— Нам пора возвращаться.

Я кивнула, и Ветер развернул пташку. Посмотрела на его сосредоточенное лицо. Зелёные рисунки стали уже проступать.

С трудом отвела от него взгляд. Да что со мной такое? Я с ним знакома чуть больше одного дня, а хочу за него замуж, отказывая Зорку, с которым целое лето* встречалась.

Вернувшись, мы как раз поспели к столу. Матушка взяла на себя обязанность выставить кушанья на стол. Все уже сидели с ложками, ожидая своей очереди, поскольку дотягивались не все. Но отец медлил. Мы вошли с Ветром одновременно, извинились, поклонились.

— Садитесь, дети, — велел батюшка.

Расселись, как и прежде, на свои места. Ветер был напротив меня, ведь матушка уступила своё место по шуйцу от отца.

Батюшка поблагодарил Рода, светило наше, землю-Матушку и даже луны, мы все так же про себя подумали об этом. Только после этого начали есть, пустив хлеб по колу. Каждый отламывал ломоть, передавал другому. Потом взялись за первое, пока не съели, затем я выставила из печи второе. На третье пустила пироги да чашу со взваром.

— Благодарствую, дочка, за сытный обед, — отец встал из-за стола да поклонился мне. Впервые кланяется. В груди стало нечем дышать. Неужто прощается?

Притянул меня к себе, обнял, да и Ветра притянул тоже.

— Благословляю вас, дети мои. Пусть Род будет благосклонен к вам.

На бои пришли все, размещаясь на разных ветках, чтобы обзор был хорошим. Меня усадили на середину лавки за стол. По бокам сидели отец, дед Бажен, отец Зоркого Ока и Мрака, а также двое других чужаков, лично не заинтересованных.

Вот такие судьи.

Отец сразу внёс предложение насчёт боёв, что либо два боя одновременно провести, либо по очереди. Ну а потом уже третий. Так была возможность немного отдохнуть перед третьим боем, правда, не у обоих конечных бойцов. Поэтому, посоветовавшись, пришли к мнению, что проводить будут одновременно два боя. И наш боец против чужака. Мрака поставили против Ветра, а Зорка против Орлика.

Объявили правила. Убивать нельзя, раны наносить — тоже. Из оружия можно было лишь ровные сухие ветки использовать, дар был под запретом. Победа засчитывается, ежели побеждённый не встаёт при счёте до десяти.

И началась битва. Дабы не показывать своего интереса к Ветру, я решила закрыть очи. Так односельчане не посчитают меня предательницей.

Вороны внимательно наблюдали за обеими парами, вот только радели они не за того. Поэтому постаралась поставить между ними и мною стену, дабы не слышать их болтовню.

Раздавались падающие звуки, я вздрагивала, но так и сидела. Радеющие иногда вздыхали, охали, ахали.

Я же постаралась отрешиться от мыслей, но они всё равно мелькали. Сомневаться в победе Зорка не приходилось. А вот за жениха я переживала. Мрак был лучшим среди наших воинов. Поэтому думала я только о Ветре. Боялась за него, но уверяла себя в том, что он победит. И посылала ему свои мысли, обволакивала его силою священного древа. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем начался счёт.

— Один победитель есть! — услышала довольный возглас судей. Значит, победил кто-то из наших. Кто только?

"Ветер, ты мне обещал! Не вздумай проигрывать!" — послала мысль жениху.

Послышался счёт одного из дедов.

— ...десять. Ты победил! — объявил дед Бажен. — Будете продолжать сразу или сделаем небольшой перерыв?

— Перерыв, — сказал Зорк.

Я открыла очи, встретилась взором с Зорком, а потом перевела его ко второму победителю. Это был Ветер.

С трудом удалось совладать с чувствами и не выдать своих облегчения и радости. Жених выглядел утомлённым. Часто дышал, его рисунки потемнели, стали чёрными. Что с ним происходит?

И как ему удалось победить Мрака?

Но в любом случае, отсеялись те, кого я уж точно не желаю видеть своими мужьями. Это, безусловно, радовало.

Когда оба молодых человека удалились, им дали обоим попить да разрешили искупаться, я обратилась к судьям:

— Как он смог победить Мрака?

— О, никогда не видел такого боя, — ответил дед Бажен. — Вначале Оседлавший Ветер просто отпрыгивал в последнее мгновение, а потом позволил себя ударить, извернулся и вывернул Мраку руку. И так повторялось много раз, пока соперник не отказался вставать, признавая поражение.

— Могу я поговорить с Вьюнкой? — прервал нашу беседу Ветер, вернувшийся после купания.

— Да, конечно. Пока она ещё твоя невеста, — дал добро дед Бажен, словно оказывая тому снисхождение.

Я выбралась из-за стола. Оседлавший Ветер был в одних портках, грудь была мокрой, как и волосы. При всех говорить не стал. Юркнул со мною в дом советов.

И там просто повис на мне всем весом.

— Ветер, что с тобой? — встревоженно спросила я, укладывая его на пол. Лицо стало почти полностью чёрным. Очи же налились кровью. Я испугалась. За него.

— Я отменю бои, — прошептала я, собиралась встать и позвать на помощь.

— Нет, Вью, нет, — хрипло молвил он, удерживая мою руку.

— Что с тобой происходит?

— Я не знаю, — прошептал он.

"Род, прошу, помоги," — взмолилась мысленно я. И тут меня осенило.

— Забери змейку, — предложила Ветру.

— Нет.

— Ты просил тебе верить. Вот и ты мне поверь. Забери, быстро! — настаивала я.

Ощутила, как по руке кто-то ползёт. Зелёная змейка возвращалась к хозяину. Стоило ей перебраться на его тело, как он засветился зелёным цветом. Чернота отступала. Очи тоже становились обычными.

— Что это было? — спросила, когда он стал самим собой.

— Я отдал тебе свою волшбу целиком, но твоя не заменяет мою. Сила совсем другая. Вот и мои каналы стали заполняться тьмою, находящейся вокруг нас в избытке, которую тело стало отторгать.

— И что это значит? Наши способности не совместимы?

— Да, именно так.

Да что ж за невезение такое? Только я смирюсь с положением дел, как всё становится ещё хуже. За что, Всевышний?

— Ты хочешь от меня отказаться? — спросила жениха. Или он уже не жених?

— Нет. Даже если магия несовместима, мы всё равно можем счастливо жить как муж с женою. Но что ты скажешь? Так уж вышло, что Зорк — мой соперник. Если он победит, ты станешь его женой. Выбирай.

— Хочешь нарочно проиграть?

— Нет. Просто, ежели ты хочешь за другого, у меня не будет сил за тебя сражаться. Я не подготовлен, как воин, я — изобретатель.

— Поцелуй меня, — попросила его. Не потому, что сомневалась в выборе, я уже давно всё решила. Я пока не знала, что нас связывало, но верила, что так будет правильно. Да и хотелось, чтобы он ощутил мою поддержку и не стал отказываться от меня.

Поцелуй вышел нежным и пламенным. Он целовал так, будто это был последний его поцелуй и Ветер хотел, чтобы я его запомнила на всю жизнь. Хорошо, что мы сидели на полу, потому что ноги меня не держали.

— Вот, целуй так всегда, — сказала я.

— Хочешь сказать, что...

Договорить я ему не дала. Просто прижалась к нему.

— Я буду смотреть бой. Не вздумай оплошать!

Он улыбнулся своей нежной улыбкой, провёл рукою по волосам.

— Ты — особенная девица.

— Я предала Зорка, — грустно прошептала я и потупила взор.

— Значит, это ненастоящее было чувство.

— А может, ты меня, и правда, околдовал? — лукаво поглядела на него, отстраняясь.

— Или ты меня, мой Огонёк.

Он отстранился, вставая и поднимая меня.

— Мне пора.

— Как себя чувствуешь?

— Прекрасно!

— Но как тебе удалось победить Мрака?

— Я изучал его стиль, а потом просчитал, куда он будет бить. Вот и всё. Оставалось лишь чуточку увернуться.

Я заметила, как промелькнула тень за окном. Неужели Зорк? И он слышал наш разговор? Плохо.

— Будь осторожен, с Зорком такой способ не поможет.

— Моя тайна — это... — он не сказал, просто прикоснулся к моей груди. Верить в него. Что ж, буду.

Дивно, почему, испытывая любовь к Зорку, я хочу, чтобы моим мужем стал Ветер? При этом я по-прежнему испытываю те же чувства к возлюбленному. Но щемит в груди почему-то именно от Ветра. Что со мной не так?

Ветер ушёл, выпрыгнув из окна. Я же чинно вышла через дверь. Села на своё место.

Односельчане приветствовали соперников громкими криками. Похоже, на этот раз птицам не дадут слова.

Оба соперника друг друга похлопали по предплечьям да обнялись. Похоже, Зорк что-то шепнул Ветру. Ох, не нравится мне это.

Ветер нашёл меня взглядом. Я ему кивнула.

Меня же позвала Тенька. На удивление, судьи разрешили отойти с нею.

— Я думала ты любишь моего брата! — кинулась с обвинениями она.

— Тень, умерь свой пыл. Ты чего взъелась?!

— Предательница! Использовала его! А теперь нашла другого, клюнувшего на твои чары! — обвиняла она.

— Не говори ерунды! Я любила твоего брата. А Оседлавший Ветер помог мне сильно, — я прикусила язык, чуть не сболтнула о попытке взять меня силою. — Я в неоплатном долгу перед ним.

— И что же он сделал? — с вызовом спросила она.

Но я не могла сказать. А ложью прикрываться не буду. Может, пусть считает, что я полюбила жениха?

— Разве вы не рады, что вас избавят от подобной участи уйти на чужбину? — вместо ответа задала вопрос.

— Да кому охота прозябать в этой дыре! А из-за тебя теперь никто не взглянёт в нашу сторону! — выпалила она.

Так вот в чём дело! Она просто беспокоится, что меня выбрали, а не её?

— Так три чужака свободны — выбирай любого!

— Орлик за тебя дрался!

— Орлик? — на этого насильника она запала? Боже, куда мир катится?

— Он свободный, ежели ты не заметила. И меня больше не может сватать.

Она задумалась. Похоже, у кого-то сорвало крышу из-за ревности.

Я же вернулась на площадку, где шёл бой. На Ветра страшно было глядеть. Щека рассечена, синяк под оком. Губа разбита, борода вся в крови. Поперёк груди набухший рубец, будто от удара плетью. Похоже, кто-то пользуется своим даром, хотя и запретили. Но додумать не успела.

Удар под дых, и Ветер летит наземь, а судья начинает отсчёт.

Я подскочила к нему.

— Вставай сей час же! — сказала я.

-...Пять...Шесть...

— Не знаю, что сказал тебе Зорк, но важно лишь доверие между нами. Ты обещал выиграть.

— восемь... Девять...

Мимолётное пересечение наших очей. Его, цвета свежей зелени, глядели внимательно, будто он думал о чём-то. И Ветер подскочил с места.

"Я верю в тебя, а ты поверь в меня," — направила свою мысль в его голову. Мне ведь удаётся общаться с животными и растениями мысленно. Почему же не могу с людьми так же?

И я представила, как священное древо даёт ему силу.

От очередного удара Ветер увернулся, перепрыгнул через ловко выставленную подножку, покатился по ветке... А сам сделал подсечку, ногой блокируя шею Зорку, и одновременно заломив до боли руку.

Судья начал отсчёт.

— Признавайся, что солгал, желая обесчестить её, — прошипел Ветер. — Что не собирался на ней жениться, при этом и не отдав другому?

— Потаскуха, — сплюнул Зорк. — Я тебя спасал от неё!

На очи навернулись слёзы. Как он мог?

— Думаешь я не видел, как вы в ночи купались вместе! Хороши ж у вас порядки! Попользовался и решил другому сбагрить! — ненавистно бросил теперь уже бывший возлюбленный.

— ...десять, — сказал судья. — Оседлавший Ветер выиграл, — громко сказал он.

— Мы всё слышали, — ответил дед Бажен. — Поймём, если откажешься от Вьюнки и выберешь любую другую девушку.

— Нет! — зло бросил Ветер. — Вьюнка — моя!

— Можем устроить проверку её чистоты, — предложил он.

А мне хотелось сквозь землю провалиться. Позор какой!

Примечания по главе:

Лето* — год.

Глава 5

Такого удара под дых я вовсе не ожидала. Тем паче от того, с кем целое лето встречалась и собиралась за него замуж. Конечно, я сама виновата — первой предала. Но я не чернила его имя. Не опускала перед соплеменниками.

Как же больно!

— Оседлавший Ветер, твоё решение? — ожидающе нарушил повисшую тишину дед Бажен.

— Я уже всё сказал.

Он взял меня на руки и спустился по ветвям к нашему ярусу.

— Тихо, всё хорошо, Огонёк.

Прижал меня к себе, нежно гладя по волосам.

— Зря ты ушёл, пусть бы меня проверили, — всхлипнула я. — А теперь будешь сомневаться, чиста ли я.

— Я тебе верю.

— Тогда почему ты позволил себя избить, почему довёл до счёта?

— Хотел, чтобы он подумал, что добил меня, но я просто выжидал, когда он откроется.

— Ты ни на миг не усомнился во мне?

— Нет, Огонёк, даже если б что-то и было, я бы всё равно тебя принял. Я же не спрашивал, чиста ли ты. Просто пообещал защиты.

— А что он тебе сказал перед поединком?

— Что ты под сердцем носишь его малыша.

Задумалась. Осознала. Взгрустнулось.

— Мне нужно поговорить с ним, — заглянула в его вновь зелёнорябое лицо.

— Не стоит. Ты уже говорила, он тебя не слышит.

— Предлагаешь оставить всё, как есть? — я совсем потерялась, не знала, как правильно поступить. Понимала лишь одно — теперь Ветер мой кто? Муж? Так пока не поженились. А женихом он и так был. Значит, в наших отношениях ничего не изменилось?

Ощутила, как кто-то ползёт по руке.

— Это ты опять за своё? — уточнила, ведь может вовсе не он причина этих ощущений и настоящий кто-то залез в рукав. Тогда резко двигаться нельзя будет.

— Тебе защита не помешает. Тем более сейчас. Как бы у Зоркого Ока рассудок не помутился.

— Тебе тоже. Мы скоро улетим? — сейчас я действительно этого хотела.

— После свадьбы. Тебя не отпустят до обряда.

Он прав. Лучше будет, ежели сразу поженимся.

— Когда?

— Можем попросить сегодня поженить нас, и завтра с утра улететь.

— Было бы неплохо, — я замолчала, наслаждаясь нашими объятиями. В них так спокойно, хорошо. Даже просто вот так стоять и болтать. Вспомнился мой разговор с Тенькой. — Ветер, оказывается, многие из девчат хотят уехать отсюда. Пока ты бился, меня вызвала на разговор подруга — сестра Зорка. Обвиняла меня в том, что я всех мужиков захапала. Будет только одна свадьба?

— Бои будут продолжаться. Остальные ребята тоже решили предоставить вам право выбора. Правда, Орлик уже драться не будет. Хотя, не уверен. Он что-то такое говорил о Мраке. Мол, хочет помериться с ним силою. Думаю, встанет в поединок с ним.

Понятно. Может, нам тоже пойти посмотреть?

— Пойдём, тихонечко проберёмся ко всем да поглядим, — предложил жених, будто прочитав мои мысли.

Возражения не последовало. Мы пробрались на верхний ярус да затерялись в ветвях. Один из чужаков сражался с парнем Теньки. Неужто, теперь она на кону?

Бойцы показывали мастерство, причём, как наши, так и чужие.

Тенька сидела теперь между судей и грызла ногти. За кого переживает-то? Или замуж лишь за Орлика хочет?

Победил её парень.

— Будут ещё желающие сразиться за Теньку? — спросил дед Бажен.

— Побудь здесь, — шепнул жених и тихонько ушёл.

— Ладно, как хотите, — начал дед Бажен. — Значит...

Но его перебили.

— Я сражусь, — встал Орлик. Мне показалось, или Тенька обрадовалась? Но ведь и она, как и я, встречалась целое лето со своим парнем. Почему же так быстро переметнулась к другому? А может, прав был Зорк, чары какие используют чужаки?

Тенька сказала, что и другие девушки хотят замуж за изобретателей. И как быстро я захотела оставить Зорка.

Конечно, здесь не обошлось без моей вины, приставаний Орлика, слов отца, что меня сделают крайней, заступничества и общения с Ветром. Но... червячок сомнения всё же грыз изнутри. Что, если потом чары развеются, а я пойму, что вышла замуж не за того? Буду жалеть, да будет поздно.

Но и сейчас для меня уже поздно. А для Теньки? Она — моя лучшая подруга, а набросилась на меня так, будто я — её личный ворог.

И всё это из-за этих четырёх мужчин. Девицы не показывают своего интереса, вот только кто ещё замуж за изобретателя хочет?

Я оглядела место поединка, ряды зрителей. Две девицы жались к своим женихам, ещё две — Мрия и Дана стояли отдельно ото всех и о чём-то смеялись. Остальные грустно наблюдали за дерущимися. Похоже, я знаю, кто хочет замуж на чужбину.

Куда только Ветер делся? Заметила, что выходит он из дома совета. За ним следом Зорк. Неужто дрались? Но парни потрёпанными не выглядели. Правда, теперь уже бывший возлюбленный понуро опустил голову.

Я собиралась уже пойти навстречу молодым людям, но вспомнила, что Ветер просил оставаться на месте. Тут из дома советов вышел мой отец и родитель Зорка.

Меж тем на площади объявили победителя. Похоже, им стал Орлик. Тенька плакала. Вот только от горя или радости было не разобрать.

Молодые люди вышли на середину площади.

— Попрошу Вьюнку выйти к нам, — взял слово зелёнорябый.

Сердце ухнуло в пятки. Что он вновь удумал?

— Вью, — он повернулся ко мне лицом, — иди сюда.

Пришлось выйти из своего укрытия. Ноги были тяжёлыми.

Когда я вышла, Зорк бросился на колени.

— Прошу, Вьюнка, прости, что оклеветал тебя. Просто жизни без тебя не представляю. Думал, ежели Оседлавший Ветер откажется от тебя, ты вернёшься ко мне, — Зорк плакал.

Мда. Не этого парня я полюбила. Опускает в очах других, теперь унижается. Хотя тоже смелость имеется. Но чувства собственного достоинства нету.

— Это всё? — спросила несколько холодно.

— Я люблю тебя. И боролся до конца.

— Хорошо. Твои извинения приняты, Зорк.

— Ты меня простишь?

— Я прощаю, вот только твои слова убили любовь, что жила в моём сердце. И если раньше я сомневалась в своём выборе, то теперь — нет.

— Вью, — всхлипнул он. До чего же он жалок.

— Простите, — вышел вперёд отец Зорка, поклонился мне и моему отцу. — Тут и моя вина есть, не выбил всю молодецкую дурь.

Мужчина со светлыми волосами, редкою сединою в бороде схватил сына за ухо и потянул прочь с площади. Народ притих.

— Прошу прощение за вынос сора из избы, люди добрые. Мы с вами прожили все эти лета душа в душу. Это было счастливое время, и оно навсегда останется в моём сердце. Благодарю за вашу любовь и заботу, — я поклонилась. — Они будут хранить меня на чужбине.

На очи выступила влага.

— Мы улетаем завтра утром, — взял слово Оседлавший Ветер. Подошёл, взял меня за руку. Сегодня приглашаем вас на нашу свадьбу.

Народ ожил, Веснянка первая запела свадебную песню, а остальные подхватили.

Вскоре все жители дерева превратились в колышущееся на ветру море, и мы купались в его волнах благословения, счастья, любви, пожеланий. Наш дом — дерево, добрые мысли да дарения заставляли дерево светиться.

Это было волшебно!

Когда же песня завершилась, слово взяла Тенька. И песню-пожелание запели для неё и Орлика.

На свадьбу нужно было приготовить подарки для всех. Дарили то, что в будущей жизни уже не пригодится. Девичьи украшения — бусы, серьги. Ну а поскольку с чужого плеча не гоже было носить, то украшения распускали. Каждому доставалось по бусинке. Распускали обычно загодя, после сватовства. Ну а мне предстояло это сделать сейчас, что успею.

Жених, выслушав мои пояснения, решил помочь.

Выпустил на украшения змейку. Ниточки все тут же и распустились, рассыпая жемчуг да самоцветы. А мне вдруг любопытно стало, а я могу пообщаться с его змейкой.

Сосредоточившись, обратилась к ней мысленно.

"Кто ты?" — спросила она меня.

"Невеста Оседлавшего Ветер. Ты у меня на запястьи жила некоторое время," — пояснила ей.

"Я знаю тебя".

"Хорошо. А ты что умеешь делать?" — ничего на ум больше не пришло.

"Могу пролезать туда, куда другие не могут. Да и принимать любой вид".

"Это замечательно. А ты слушаешься только хозяина?"

"Хозяина?" — не поняла змейка.

"Ну, Оседлавшего Ветер," — пояснила я.

"Он мой друг. Единственный из своего племени, кто смог услышать меня".

"А ты кто?"

"Дух священного древа," — пояснила она.

А я даже закашлялась от такой новости. Вот это да! Значит, рисунки моего жениха на самом деле побеги древа?

"Ты права, жена Оседлавшего Ветер".

"Почему ты называешь меня женой?"

"Ваше священное древо соединило вас," — был мне ответ.

А я ошарашенно уставилась в её голубые озорные, будто подмигивающие мне оченьки.

— О чём задумалась, Огонёк? — спросил жених. Ой, то есть муж. Дивно, внутри даже волнение не испытала. Будто внутренне уже знала.

— Я тут пообщалась с твоей змейкой, — задумчиво пробормотала я. Продолжать речь не спешила, ожидая, что Ветер скажет на это.

— Значит, знаешь, кто такая змейка, — прошептал он, будто боялся, что могут подслушать.

— Да. Но мне непонятно, почему наши способности не совместимы, если они похожи.

— Может, и похожи, но не одно и то же. Как ты заметила, у меня открыты каналы, проторенные змейкой. У тебя же их нет. Ты можешь просто общаться с живыми существами, подключаясь к ним иначе.

— Скажи, а ты слышал, что я тебе говорила во время боя?

— Да, слышал.

— Но почему не ответил? Или почему я не разобрала? — уже засомневалась в себе.

— Просто я тебя не совсем слышал. Это скорее чувство было, что ты веришь в меня. Думать мне было некогда, как и в ответ пообщаться. По сути, получается, мы общаемся образами, а не словесно. Может и словесно можно. Попробуем ещё. У нас вся жизнь впереди.

Я кивнула, соглашаясь с ним.

— Знаешь, что мне змейка сказала? — тихо, будто это тайна, спросила его.

— Что же?

— Что вчера я стала твоей женой. Священное древо соединило нас.

Повисло молчание. Я не торопилась его нарушать, позволив осознать эту новость.

— Я подозревал нечто подобное после того, как вернул змейку, — вскоре спокойно ответил муж. — Но свадьбе всё равно быть. Это праздник для всех.

Я кивнула.

— Будет лишь наша свадьба? — подумала про остальных. Мы ведь вместе полетим, а значит, некогда праздновать по-отдельности.

— Думаю, проведут все четыре.

— Четыре? — не поняла я. — Но ведь только две пары. Да и четыре не влезут в пташку.

— Нет. Теперь девицы состязаются между собой. Слишком много желающих на двоих парней.

— То есть, наши парни отстаивать своих невест не будут? — удивилась я.

— Знаешь, после скандального выступления Зорка остальные помалкивают. Отцы нагоняй им устроили, сказав, что девицы их недостойны, раз такой балаган учинили. Тебя даже в пример ставили. Мол, девица скромно себя повела, да и не стала позорить Зоркое Око. А эти...

— Я поняла. Да уж. А Тенька?

— Это та, что за Орлика выйдет?

— Да.

— Похоже, у них с Орликом уже что-то было, — супруг задумался.

— С чего ты так решил?

— Видел их переглядки. Он не хотел идти сражаться, потом они друг на друга глядели, и он вышел. Слушай, а ведь она, наверное, как и ты, может общаться с животными и людьми?

Я пожала плечами. У нас все общались с животными. Кто-то ещё и с растениями. Насчёт людей я не задумывалась до недавнего времени и не слыхала от односельчан.

Мы разобрали все бусинки по размерам. Мужчинам дарит жених. А вот девица — женщинам.

— А ты что подаришь мужчинам нашего селения? — спрашиваю вслух.

— А что-то надо?

Подумалось, он ничего о нас не знает, будто с иной земли* прибыл.

— Ну, каждому не нужно, а что-то для селения значимое...

— Так, голубки, — нарушила наше единение мама, — время совместного общения вышло. Теперь свидитесь только на свадьбе. Кыш отсюда, Оседлавший Ветер!

Жених, то есть муж, растерялся. Видно, не привык он, чтоб его так выгоняли.

— Подумай, что можешь подарить им, — шепнула я, обнимая его.

— Хорошо, Огонёк. Давай змейку оставлю.

— Нет, не вздумай. К тому же, тебе она может пригодиться.

Он прикоснулся губами моих волос, улыбнулся.

Расставаться с ним не хотелось, вот только по обычаю мы должны были готовиться к свадьбе отдельно.

Набежали девицы да ещё одна женщина.

— Раздевайся, — велела мама.

Меня засунули в чан с водой, настоянной на ароматных травах, заставили искупаться целиком, разве что волосы оставались сухими. А их мама расплела, стала втирать в них мази, читать заговоры, а девицы, вытерев меня досуха, принялись расписывать моё тело белой хной. Каждый символ был важен. За лицо взялась Беренея — женщина, у которой было шестнадцать детей. Как я буду выглядеть после росписи?

Хна потом смоется, но сила, которую притягивает она во время обряда, войдёт в тело и уже никуда не денется. Правда или нет — не ведаю, но такое поверье бродит у нас.

Невесте полагалось молчать, разве что она захочет поплакать. А поскольку после причёсывания затянули песню заунывную, то и я прочувствовала на себе всю предстоящую разлуку с родителями, братьями. А ведь я ухожу на чужбину. Если все наши даже после свадьбы поддерживали связь, то таких песен не пели, но, видать, и они были в народном творчестве. Песню пели одну, несколько раз. Думается, все девицы запомнили её. Я всхлипнула, ещё раз, а потом слёзы потекли водопадом.

Надо будет спросить у мужа, сможем ли мы навещать родных. Хоть изредка.

Когда хна просохла, снесли сверху сундук с моим приданым.

Достали свадебный наряд, представляющий собой полупрозрачное одеяние из паутинки. Одно из умений, которые полагалось освоить будущей жене, это договориться с пауками, чтобы они согласились сплести нить для тебя. Эту нить девица пропускала через особый состав, чтобы та не склеивалась, но при этом сохраняла свои свойства. Нить наматывалась на веретено, выдерживалась одну луну, после чего из неё ткалось полотно. Полотно развешивалось возле дома и из него потом делали наряды для жениха и невесты, а также постельное бельё, занавески и многое другое. Надеюсь, мы хотя бы эти вещи заберём с собою.

Ткань получалась очень тонкой, поэтому занимала мало места.

Поэтому сейчас забрали мой наряд невесты, облачили меня в него. Весь перёд и спина сорочки были вышиты окрашенными красными и белыми нитями, поэтому прозрачными были лишь рукава, кроме самого края у запястий — там тоже была вышивка охранными узорами.

Матушка взяла наряд жениха да ушла.

"Ветер," — позвала я мысленно, собираясь его предупредить.

"Вью?" — удивился он.

"Да".

"Чем докажешь?"

А я от его слов даже растерялась.

"Муж, ты так шутишь?"

"Верю. Что ты хотела?"

"Зачем проверку мне устраиваешь? Кто-то ещё с тобой общается мысленно?"

"Да мне тут устроили волну голосов, сносящую сознание. То ли испытывают, то ли у меня рассудок помутился уже".

Никогда не слыхала про такое. Но то ж наши парни испытывались, может чужаков иначе проверяют на крепость.

"Ветер, к тебе матушка моя пошла. Наряд, сшитый мною, понесла. Ты где?".

Но вместо ответа пришёл образ. Он сидит с остальными чужаками, перед ним девушки наши шустро пуговицы пришивают. Перед парнями ещё и овощи очищенные да нарезанные лежат в мисочках, те их пробуют.

"Это состязания такие?"

"Да, Огонёк".

"А ты тут зачем?"

"Так велели ваши деды. Да, видать, меня на прочность испытывают".

"Придумал дар селению?"

"Ежели змейка позволит, сделаю. Но пока не до того. Сама-то как?"

"Тоскливо. По родным уж скучаю," — честно призналась ему.

"Навещать будем, как захочешь".

"Благодарю".

Тут пришёл образ моей матушки со свёртком.

"Мне пора".

"До встречи, муженёк".

"До встречи, жёнушка".

Судя по приготовлениям, свадьба у нас будет отдельно от всех остальных. Ведь мы с мужем почти готовы. Угощением занимаются обычно дети, собирающие урожай для такого случая, ну а свободные женщины и девушки готовят. В этот раз на девушек уповать не приходится. Не все, конечно, принимают участие в сегодняшних соревнованиях, часть рядом со мною.

— Девочки, а что вы не боретесь за чужаков? — спросила их, когда Беренея нас оставила, сославшись на дела.

— Так у нас любимые есть, — ответила за всех Веснянка. — Как вот ты смогла отказаться от Зорка?

— Понимаешь, первое время чужаки внушали страх, потом скуку. Потом я случайно угробила их пташку и стала виноватой. Батюшка сказал, что меня вы все будете винить в срубе дерева, во всех бедах, сделаете крайней, поэтому мне лучше смириться и выйти замуж на сторону. А потом как-то само вышло.

Задумалась, как же объяснить поведение Орлика, не обвиняя его.

— Орлик мне стал оказывать навязчивое внимание, которое слишком пугало меня, — сказала и задумалась. А может, он вовсе и не такой уж плохой? Да, мне его настырность не понравилась, я перепугалась до дрожи костей. Но ведь мне удалось в ту ночь вырваться. Если б он хотел, наверное, не позволил бы этого или преследовал. — Не знаю, почему, но я слишком испугалась. Да так вышло, что на утро, встретившись с ним, я поспешила убежать. А там Ветер... Он переговорил с Орликом да заверил, что я ему нравлюсь. Орлик отступил, а мы с Ветром объявили о помолвке с возможностью отстоять меня в боях.

Как-то так.

— И почему ты согласилась? Знаю, что он победил Зорка, но я наблюдала за вами. Вы друг друга чуть ли не с полуслова понимаете, — сказала Веснянка.

Её слова ввергли меня в смущение.

— Мы после помолвки много общались. Да ещё и эти их обряды...

— Какие обряды? — тут же проявила любопытство приятельница.

— У них принято накануне свадьбы причёсывать друг друга, купаться вместе да спать в одной горнице.

— Хочешь сказать...

— Нет, не миловались мы. Но пытались совместить наши магии. А купались возле священного древа... Видно, тогда и видел нас Зорк. Приревновал.

— Понятно теперь. Ты его любишь? — спросила другая девица Дея.

— Кого? — не поняла я.

— Ветра.

— Не знаю, девчата. С Зорком всё было слишком ярко. А с Ветром... Он хороший человек и мне с ним легко. Возможно, полюблю со временем, — честно призналась им.

Меня ещё долгое время мучили, пока, наконец, не повели к священному древу. Ну, как повели. Вначале мы прыгали по тропе, а потом помогли спуститься в подготовленную лодочку, в которой полагалось стоять.

Вокруг древа были все: от мала до велика. Стояли плотной стеною. Белую лодочку легонько оттолкнули от валуна, её волны должны были прибить к берегу.

На меня нахлынуло волнение. Я ведь больше не девица, теперь уже почти жена, во всех смыслах. Не хотелось прощаться с беззаботной жизнью, а ведь у нас теперь семья будет, детки.

Сглотнула, представляя зеленооких малышей, тянущих свои ручонки. Я нянчила всех своих шестерых братьев, а теперь буду носить под сердцем малыша. Эти мысли вызвали улыбку и нежность. Лодочка остановилась. Я шагнула на берег, ощущая под ногами ещё недостаточно прогревшуюся землю.

На меня все глядели немного с восхищением. Толпа односельчан расступалась.

Зелёное солнышко уже было высоко, а потому теней почти не было. Все казались ещё ярче и затмевались сиянием светила, сливаясь в единый поток, разрезаемый мною.

Вскоре появился Ветер будто из ниоткуда. В сшитою мною рубахе, портках, с копной распущенных почти чёрных волос, лежащих небольшими волнами.

Он с улыбкой глядел в самую душу. Протянул шуйцу, переплёл наши пальцы. Как тепло и хорошо стало. Спокойно.

Мы подошли к древу, положили свои ладошки на его шероховатую розоватую кору. А люди запели, призывая дух древа благословить наш союз. Вскоре рисунки на моём теле засияли белым светом, а потом погасли. Песня продолжала же звучать.

Я повернулась к Ветру. Его зелёные рисунки тоже погасли.

Песня стихла. Пришлось насторожиться. Неужто что-то пошло не так? Но меж тем хоровод собирался в кучку. Сердце ускорило свой ритм. И тут куча стала разрываться, в последнее мгновение со священного древа спрыгнул Орлик. А перед разошедшейся в разные стороны толпой появилась Тенька.

Я вздохнула с облегчением. Кажется, не у нас одних свадьба. Всё повторилось. Разве что теперь мы наблюдали со стороны и были вместе со всеми — запевали песни, двигались, танцевали. Когда же древо одобрило их союз, к слову сказать, рисунки были и у Теньки и у Орлика белые, всё вновь замерло.

На этот раз женихом и невестой оказались Мрия и Сокол. А четвёртой парой были Дана и Волна. Когда же все четыре пары поженились, нас всех вовлекли в хоровод. Вначале он шёл в одну сторону, затем в другую. Я старалась не смотреть на людей — голова начинала кружиться. Лишь следовала движению этой людской волны, ухватившись как можно крепче за руку мужа.

Вскоре всё стихло. Звуки, пляски, движение. Я открыла очи. Поженившиеся сегодня выходили вперёд, к дереву. Настала пора одаривать всех.

Мама поднесла нам мой сундучок с бусинами.

Глава семьи говорил пожелания, жал руку моему теперь уже в очах людей точно мужу, а я одаривала его жену, дочек. Когда же это действо завершилось, а у меня жемчуг ещё остался, я высыпала его с заводь, где мамы с новорожденными детками купаются. Считалось, что кто-то да найдёт из малышей. А эти бусинки пропитаны счастьем.

Потом то же самое проделали Тенька, Мрия и Дана.

— Возвращаемся домой, — огласил дед Бажен.

Все и кинулись. Как по мне, торопились они не продолжить празднование, а узнать, что наши мужья подарят.

Когда же мы вернулись, накрытые столы ломились от яств. Все собрались на верхнем ярусе.

Теперь настал черёд принести дар моему мужчине.

Его рисунки засветились зелёным цветом, он закрыл очи и какое-то время так стоял, а потом сияние исчезло. Ничего не вышло?

А он улыбается.

— Что ты подарил? — спросил дед Бажен.

— Глядите, что это? — послышались удивлённые возгласы детей.

Стали спрашивать у мужа. А он подошёл, поднёс руки к молодому растению, выступающему из ствола дерева, и полилась вода.

Её тут же набрали в чашу. Дали испить вначале супругу, потом мне, а потом уж и всем остальным. Вода была чистая. Такую достать было очень сложно, поэтому мы наловчились пить соки да выпаривать солёную воду, набирать во время дождя, собирать росу. Зимой растапливали снег, который добывали наши мужчины на верхушке священного древа.

И вот тут вода. Пресная. Откуда она берётся?

— И как много её? — спросил дед Бажен Ветра.

— Она идёт из земли, как деревья пьют, так и вы можете.

— А худа нашему дому не будет?

— Я просто сделал чистый канал, который будет давать вам воду.

Не уверена, что народ проникся. Да и детям запретили тратить воду. К новшествам у нас относятся с опаской.

Настал черёд подарка Орлика.

Так тот скромно так упрыгал куда-то вниз. Удрал? Но вскоре вернулся.

— Это самострел. Знаю, вы не убиваете живых существ, но мало ли... Пригодится. Я заготовил детали, завтра кому-то из вас покажу, как собирать, чтоб вы сами могли сделать такое оружие.

Дед Бажен вновь недовольно фыркнул. Ему не угодишь. Понятно, что в быту использовать не будут, но правильно Орлик сказал — всякое может случиться. Тем паче, что угроза со стороны глубоководных существ есть.

Взглянула на Орлика другими очами: а он молодец! Главное, чтоб ко мне не лез!

Сокол подарил какое-то орудие для вспахивания и рыхления земли. Выбиралась даже глубина погружения ножа в землю.

Дед Бажен даже поблагодарил жениха.

А Волна предложил мельницу, что тоже пришлось по душе односельчанам. Даже обидно стало за мужнин подарок. Ну да ладно.

После этого народ наконец-то расселся за столы трапезничать.

Примечания по главе:

земля* — (по Далю) планета.

Глава 6

Пока сидели за общим столом да слушали поздравления, я притомилась. Улыбалась, целовалась с супругом. Да и есть молодой чете не полагалось. Неловкость перед Зорком ушла. Он даже сказал тост, пожелав нам счастья. Надеюсь, искреннего.

Я же старалась не думать о том, что могла быть с ним счастлива. Не буду жалеть!

Муж встал. Протянул мне руку.

Медленно вложила туда ладошку, встала.

Уже всё?

Матушка рассказывала о том, что происходит между супругами, как дети делаются. Нахлынуло волнение.

Другие молодожёны тоже повставали со своих мест.

Муж удерживал мою дрожащую руку.

С одной стороны хотелось побыть с ним наедине, а с другой — боязно.

Мы спустились к моему дому. Вернее, уже не моему. Взгрустнулось. Муж не торопил, позволяя почувствовать каждый бугорок под моими стопами, закрыть очи, вдохнуть запах полной грудью, постаравшись запомнить также трели местных птиц.

— Мы же идём ко мне? — уточнила я.

— Да, милая.

Шла я домой с закрытыми очами и вела супруга.

Оказавшись на пороге дома, я замерла, ощутив границу.

"Здравствуй, дом, — обратилась к нему мысленно, — завтра я улечу отсюда, ты будешь скучать?"

Сглотнула подступивший ком. Ощутила манящее душевное тепло. Он будто говорил: "Заходи. Не печалься, ты всегда можешь сюда вернуться".

"Благодарю," — послала ему это чувство, переступая порог.

Сразу уютно стало. Не представляю, как к мужу перееду. Да и у нас молодожёны сами дом строят, а как у них заведено? Может, с родителями жить придётся. Эх!

Не заметила, как мы поднялись в мою горенку. Моя лежанка застелена вышитыми свадебными простынями.

Волнение нахлынуло с новой силой. Каково это, познать мужчину? Слиться с ним в единое целое?

Мама говорила, что в первый раз больно. Но не это пугает. Что же тогда? Как себя вести не знаю? Или что-то иное?

Муж притянул в себе, просто обнял.

— Дрожишь вся, — шепчет на ухо. — Не обижу, не волнуйся. Ежели не хочешь, погодим, пока готова будешь.

Поднимаю на него очи. Он хороший. Самый лучший!

— Поцелуй меня, — прошу едва слышно.

Его уста накрывают мои.

Нежно, приятно, но ноги отказываются держать. Ветер подхватывает меня на руки, кладёт на постель, ложится рядом, берёт мою руку, переплетает пальцы.

— Завтра с первыми лучами солнышка улетаем, — нарушает тишину супруг. — Дорога дальняя, пташка, хоть и быстрая, а лететь полдня придётся.

— Надо пораньше спать лечь, чтобы выспаться, — задумываясь о полёте, уточняю я. И тут вспоминаю, что в пташке всего шесть мест. — А как мы все влезем?

Муж молчит, я — тоже.

Поворачиваюсь к нему. Очи закрыты, создавая мару* спокойствия. Да только очи бегают. Обдумывает завтрашний полёт?

— Полетим завтра так: я и Орлик спереди, вы с девочками парно, — озвучил свои думы Ветер, — а Волна и Сокол сзади. Моей защиты хватит лишь на тебя и кто с тобой будет.

— А как же остальные? — спросила его.

— А как раньше летали, так и теперь полетят. Правда, не уверен, что защиты надолго хватит.

— Так может не надо защиту, — предложила тихо. — Тебе ведь пташкой управлять. Силы беречь надобно.

— Точно? — повернулся он ко мне, подпирая голову рукою, глядя своими невозможными цвета сочной зелени очами.

Невольно залюбовалась им. Волосы длинные, тёмные. Рисунки почти не видны.

Он подался вперёд, запрокидывая меня на спину, стал на четвереньки, накрыв меня своей копной, отгородив от остального мира. Сердце стучит сильнее. А супруг глядит в самую душу.

— Мой Огонёк, — шепчет, проводит языком по устам, дразнит.

А я выгибаюсь навстречу, пытаюсь урвать поцелуй. Обвиваю его шею руками.

"Что ж ты со мною делаешь?"

Но он отстраняется, выпутывается из кольца рук.

"Не уходи," — прошу мысленно, не в силах молвить что-то.

Он протягивает руку, я цепляюсь за неё, меня рывком поднимают на ноги, не сводя дивного взора.

Ветер медленно наклоняется, поднимая подол сорочки вверх, ведя руками по моим ногам вверх. По телу разливается жар. И я охотно поддаюсь на ласку. Во рту пересыхает. И хоть остаюсь в чём мама родила, мне так жарко. А волосы-то распущены. Он скользит любующимся взором.

— Ветер, — выдыхаю я тихо. Голос совсем не слушается.

— Мой Огонёк, — шепчет в ответ.

Можно было б не торопить события, но как представила, что первый раз будет на чужой стороне, вдали от родного дома, когда рядом, возможно, будут его родственники... А сейчас нас не потревожат, родители да братья заночуют у батюшкиного брата. Лишь под утро явятся, чтобы проводить нас. Поэтому решила, что надо идти до конца.

И пусть мы знакомы мало, но супругу я доверяла. Знала, что не обидит. А нагишом я его уже видала. Да и эти два дня столь насыщенные вышли, что сдаётся, будто всю жизнь друг друга знаем.

Проснулась я ещё затемно. Лежала и вспоминала близость с супругом. Всё вышло очень нежно. Боли почти не было. Зря боялась. А ещё точно знала, что внутри меня зародилась новая жизнь.

Приложила руку к животу. Маленькое чудо.

Супруг пошевелился, сел рядом. Откинул прядь распущенных, теперь уже спутанных волос.

— Как ты, Огонёк мой? — поцеловал шейку.

— Всё прекрасно, — повернулась к нему, пытаясь спрятать улыбку.

— Пойдём, встретим рассвет да будем собираться. Мне надо ещё доработать пташку и испытать. У нас найдётся что-то тяжёлое весом в семь человек?

— А что будет, ежели не выдержит пташка?

— То никуда не улетим на ней.

Не нравилось мне это решение. Да что поделать. Перечить мужу не полагалось. Он же стал одеваться, а я собирать грязное бельё с лежанки. У нас хранили его — считалось, что это очень сильный оберег семейных отношений. Клалось оно в тот самый сундучок, где до того лежало, и опускалось на дно моря-окияна. Одевшись, мы взяли оставленные нам на завтрак плоды с собою.

Выбрались на верхушку дерева. Пока ещё были предрассветные сумерки. Супруг поцеловал меня нежно. А когда мы отстранились, я улыбнулась, положила голову ему на плечо.

Солнышко осторожко кралось из-за небосклона, словно боялось разбудить кого-то. Мы поздоровались, после этого разделили трапезу. Поблагодарили природу за еду. Муж кормил меня, а я его.

— Вью, мне пора, — закончив есть, отстранился он.

— Всё будет хорошо? Твои полёты безопасны?

— Вокруг море, милая, что со мной станется?

— Я попрошу дельфинов подстраховать. Он улыбнулся.

— Хорошо бы, а то новую пташку делать много времени займёт.

— Возьми меня с собой, — попросила осторожно.

Батюшка никогда не позволял маме подвергать себя риску. И ругался, если вдруг она по неосторожности ударялась или падала. Особенно, когда носила под сердцем дитятко.

— Нет.

— Почему? — какие у мужа доводы, я не знала.

А он прикоснулся к моему животу.

— Рисковать не стоит. Тебе падать и ударяться нельзя.

Он знает! Откуда? Но от этого понимания вдруг сделалось так тепло на душе.

— А поплавать мне можно, пока ты летать будешь?

— Нет.

Я готова была взвыть.

— В воде сейчас небезопасно, — пояснил он. — Искупаемся вместе, а пока собирай вещи. Немного только. Не больше этого сундучка.

Я вздохнула.

— Ты мне обещала что-то тяжёлое.

— Пойдём, — позвала я.

Это было удобрение для посадки растений на огороде. И его нельзя было использовать в воде.

Муж осмотрел мешки, задумался. А вот я поморщилась от запаха. Раньше так не бил в нос.

Ветер перетаскал нужное количество мешков сам к пташке, я же отправилась заниматься порученными мне делами.

Вскоре вернулись родственники.

— Всё хорошо, милая? — спросила мама. А я, как услышала их, так и разрыдалась. Я улетаю!

Кинулась к ней обниматься.

— Надеюсь, не муж обидел, — сурово вклинился батюшка.

— Как же я без вас-то жить буду? — запричитала я.

Отец успокоился, подошёл да тоже обнял. Братья тоже прискакали.

— Вью! Вью! — они к нам присоединились, и мы стояли куча мала.

— Ладно, ты всё собрала? Уже должны улетать.

— Да, всё. Иди, дочка. Мы не пойдём провожать.

А у меня заныло внутри. Либо он не закончил, либо не вернулся с испытания.

Я закрыла очи, соединяясь сознанием с дельфинами.

Послала им образ пташки.

В ответ пришёл другой — сложенные крылья, падающее камнем вниз изобретение. Мне стало плохо.

Хотела уже отсоединиться от сознания морских животных, когда пришёл образ: у самой воды открыла пташка крылья и взмыла вверх.

— Вьюшка, что случилось? На тебе лица нет, — подскочил отец. Но я его не видела. Я смотрела вверх и не могла сейчас ответить.

— Похоже, она не здесь, — ответила мама.

— С кем ты сейчас общаешься, дочка? — спросил отец.

— Батька, Ветер улетел, — подскочил старший брат.

— Отсоединяйся, Вью, — слышится голос отца. — Это много сил требует, тебе сейчас нельзя. Слышишь?

Но я была в сознании дельфина, следующего за пташкой, то и дело выпрыгивающего из воды.

Меня начали трясти. Да отстаньте же!

Но сознание отсоединилось от дельфина.

Мне тут же дали попить.

— Вью, ты что делаешь? — мама выдала ещё несколько бранных слов, выражая свой страх.

— Ветер, — тихо прошептала я.

— Ничего с ним не случится, — теперь уже ругался отец. — Даже если птаха под воду уйдёт, что сомнительно, поскольку это своего рода лодка, а дерево не тонет.

Да, но...

— Он плавать не умеет? — спросила мама.

Их слова успокоили. Вспомнились слова мужа, что поддержка дельфинов ему нужна для того, чтобы вернуть пташку обратно. И правда, чего распереживалась?

— А откуда вы узнали про чадо?

— Так тебе плохо стало, ты за живот схватилась, стараясь его защитить, — пояснила мама.

Её объяснения успокоили. Не хотелось бы, чтобы всё селение знало.

Но как там Ветер?

— Как он?

— Возвращается, — ответил младшенький, сидя у окна.

— Хорошо. Пообещай, что без крайней необходимости сливаться сознанием не будешь. Понимаю, что ты можешь, одна из немногих, кто может. Но рисковать малышом не стоит, — просил отец.

— Я постараюсь, но не обещаю.

Отец обиделся, а может, и расстроился, что я уже не его маленькая девочка. А я не хотела обещать.

— Ладно. Готова? — погладив бороду, спросил он.

Я кивнула, показав на узелок.

— Хорошо. Давайте все садитесь за стол.

Мои возражения, что уже завтракала, не учитывались. Питаться надо хорошо, сил потратила много. Как знать, может в дороге понадобятся мои способности. Так говорил отец. Вздохнула и покорилась. Теперь вот мужа слушаться следует. Поэтому и не дала обещание, одного мужчины и его условий мне хватает. Хоть в чём-то своим умом жить. Пока ели, я глядела то на маму, то на отца, а то на братьев, постаравшись запомнить каждую чёрточку их лица.

Вставая из-за стола, вдохнула полной грудью. Мне будет не хватать всех их. Смахнула подступившую влагу.

Встречали мы Ветра всей семьёй, да не только нашей. Тенька, Мрия да Дана тоже здесь были со своими семьями. Грусти на их лицах не было. А вот Зорк выглядел вяло, синяки под очами. Будто всю ночь не спал. Отвернулась от него, целиком наблюдая за пташкой.

Вскоре пташка впорхнула на ветку. Все встречали Ветра, а мне неловко было перед Зорком. Я стояла в отдалении, потупив взор.

Ветер выгрузил мешки, передав их моей семье. Взял мой узелок.

Неужели про меня забыл?

Слёзы обиды жгли душу. Так и улетит без меня?

Тень закрыла солнышко.

— Ты решила остаться? — спросила тень голосом мужа.

— А можно?

— Нет!

— Так ты идёшь или тебя отнести?

— Там Зорк, — прошептала я, будто это должно было объяснить моё поведение.

— Ты хочешь, чтобы он думал, что ты несчастна с другим? Что он был прав, сражаясь нечестно?

— И что же мне, улыбаться? — я смахнула слёзы и посмотрела на собеседника.

Он же был серьёзен. Зелёные рисунки вновь проступили на лице.

Наклонился ко мне и прошептал:

— Люблю тебя!

Чем вогнал в краску.

— Пойдём?

— Можно я поговорю с ним? — попросила супруга.

— Хорошо.

— Ревнуешь? — спросила, вместо того, чтобы идти к Зорку. Ответ почему-то был важен.

— Да. Но доверяю тебе.

Я кивнула. Набрала побольше воздуха, чтобы набраться духу поговорить с Зорком.

Ветер пошёл садиться на своё переднее место.

Все уже сели в пташку, сопровождающие отошли. Остался лишь Зорк неподалёку.

На тяжёлых ногах подошла к нему.

— Зорк.

— Вью.

Молчим.

— Зорк.

— Вью.

Вновь тишина. Даже поговорить не о чем.

— Помнишь, ты говорил, что моё счастье тебе дороже своего? — нашла, что сказать.

— Помню.

— Мы о многом мечтали, но вышло всё иначе.

— Давай сбежим? — вдруг предложил он. Вот только раньше предложение было заманчивое. А сейчас — всё не то. Кроме боли в сердце ничего не осталось. Не лежала душа больше к этому молодому человеку.

— Нет, — подумала, что хочу объясниться. — Поздно, Зорк. Я ношу под сердцем его дитя. Наше дитя.

— Я воспитаю его как своего.

— Нет. Прости. Ты поступил подло. Ты убил во мне все те нежные чувства, опозорив на всё селение. Как ты мог?

— Ты сказала, что простила.

— Так и есть. Я также сказала, что больше тебя не люблю. Потому что ты убил нашу любовь.

— А если бы я тогда не сказал тех слов?

— Возможно, я бы сбежала до свадьбы. Но не после. Извини. Но теперь я принадлежу другому. И я хочу этого.

— Ты его любишь?

Я вздохнула. Боюсь теперь любить. Слишком больно вышло с Зорком.

— Он хороший друг. И он меня не обидит.

— А я обидел, — он не спрашивал. Утверждал.

— Да.

— Прости. Я не достоин тебя.

— Да, недостоин. Ты сам всё испортил. Надеюсь, что найдёшь ту, которой захочешь соответствовать и не разрушишь всё, как со мною. Прощай!

— Будь счастлива. Возможно, ты сможешь его полюбить.

Вновь вздыхаю.

— Благодарю. Надеюсь, что ты искренне говорил.

Я не оборачивалась. Но на душе стало легче. Совесть моя теперь чиста. Вот только отчего же так больно?

Забралась в пташку. Пришлось потеснить Теньку. Она повёрнута была лицом к хвосту пташки, а я — к Ветру.

Муж обернулся ко мне.

— Готова?

— Да.

— Не знаю, говорили ли вам мужья, но сильный ветер будет трепать пташку. Вы привязались? Если вдруг падаем в воду, то узлы легко развязываются. Тянем за длинный конец. Остановок не будет, поэтому, надеюсь, вы все готовы, — Ветер давал указания.

Я кивнула. Остальные, похоже, тоже.

— Плавать, надеюсь, все умеют? — спросил он с улыбкой.

Остановился взглядом на каждой женщине. А ведь мы теперь все уже мужние, больше не девицы.

Эх, прощай, девичество!

Ветер ещё раз проверил девчат, что привязаны они хорошо. Задержался на мне. Слегка сжал мою ладошку. Сел на своё место. И мы выпорхнули.

Внутри всё ухнуло вниз. Девушки завизжали.

А Ветер... Ветер поймал поток воздуха, опустился почти к самой воде, а потом взмыл ввысь.

Услышала мыслеречь. Они предлагали сопровождать нас.

"Мы далеко летим. Вы можете нас проводить до соседних вод," — сказала им, не желая, чтобы они уплывали в неизведанные дали.

Тут вспомнила про нависшую опасность. Кажется, о каких-то подводных змеях говорили Изобретатели. Решила спросить у друзей-дельфинов.

Получила ответ: в наших водах никого настолько опасного, чтобы людей ели, нет. Те, кто пропали, скорее всего, забрались в чужие воды.

Я же постаралась припомнить случаи исчезновения. Девица пропала на гулянке. Народу было много, все веселились возле священного древа. Хватились её уже дома родители. С парнем она недавно разошлась, а с другим не встречалась. Поиски ничего не дали.

Один мальчик пропал во время учёбы. Учитель недоглядел, когда дети по очереди прыгали в воду. А когда вылезли на дерево, кого-то не оказалось.

А что с девочкой было, не припомню. Надо будет спросить у Теньки. Но сейчас разговаривать было невозможно. Ветер вокруг нас шумел так, что собственного голоса было не слышно. Я обернулась к подруге, как-то слишком навалилась она на меня. Я её и принялась теребить, развернула лицом к себе. Она была бледна и очи с трудом открывала. Неужто ей плохо? Но почему? Не желая беспокоить супруга, стала разворачивать тело Теньки. Жаль, что защитное поле Ветер не выставил, тогда можно было б хотя бы поговорить. Повернулась к другим девочкам, то ли спят, то ли не поймёшь. Я же себя ощущала прекрасно.

Теньку, стараясь, не развязывать до конца верёвки, усадила перед собой.

Так мы и летели. Долго. Пока сон не сморил и меня.

Примечания по главе:

Мара* — морок, иллюзия.

Глава 7

Проснулась я от того, что красное солнышко светило в очи. Тенька тоже заворочалась. Внизу, под нами, казалось всё такое же море, как и прежде. А вот деревья раскиданы кучками, много деревьев. Некоторые даже переплетались своими кронами. А ещё я такого никогда не видела, но дерево будто сияло изнутри. Конечно, можно было предположить, что это солнышко просвечивает сквозь крону. Вот только огоньки были жёлтыми, а не красными, как закат.

Неужто мы почти долетели?

Правда, это почти продлилось до самых сумерек. Я взглянула на девчат — Дана и Мрия сидели лицом к голове птицы. И разглядывали окружающую природу.

Ветер посадил пташку резко, и мы бы ударились, если б я не сделала упор руками. Мой жест повторили другие девочки.

Прилетели домой? Волнение тут же с головой накрыло. Супруг помог мне выбраться из пташки, а вот остальным так и бледным девочкам помогали их мужья. Девочки, крепко уцепившись в своё добро, шатались, пришлось их крепко держать. Думается, в их узелках было такое же приданое, как и у меня. Интересно, а супруг выбросил в море сундучок с постельным бельём? Надо будет спросить.

Меж тем все уже покинули ветку. Остались лишь мы с Ветром.

Он достал из сундука, стоявшего у ствола дерева, моток верёвки и стал привязывать пташку к дереву. Зачем?

— Тут ветра очень сильные. Запросто может унести, — пояснил он, увидев моё любопытство. — Как себя чувствуешь?

— Превосходно! Натёрла только одно место...

Муж же загадочно улыбнулся. И о чём он думает?

— Мы домой прилетели? — тихо спросила я. Говорить об этом было как-то неловко. Какой он дом? С родителями жить придётся? У нас обычно молодым загодя ставили дом, сразу после сговора. Поэтому отменить свадьбу было нельзя. Правда, не всем. Ежели родители были стары и это был их младший сын, то селились вместе. И подобное пугало меня.

— Не совсем. Мы не любим селиться поблизости, в отличие от вас. И, как видела, жилых деревьев у нас много. Нам ещё предстоит выбрать место, где построим дом.

— Построим? — что-то я уже не хотела такой дом.

Ветер внимательно глядел на меня, потом подошёл.

— Я знаю, как вы относитесь к деревьям. Мы тоже их бережём. И не убиваем, а даём им новую жизнь.

— Пойдём пока к моим родителям, какое-то время поживём у них. Ты познакомишься с домом. А потом скажешь, что думаешь. Ладно? — мягко спросил он, обнимая меня за стан.

Я кивнула. В сумерках мало что было видно. Вот только вся дорога была усеяна какими-то жёлтыми огоньками, дающих много света.

Мы переместились на другое дерево, поднялись по ветвям, пока остановились у одного дома. На наш он похож не был. Слишком ровный, с углами. Это был сруб.

Я закрыла очи, прикоснувшись к стене.

Ощутила тепло и жизнь. Почти такие же, как и у нашего. Но как такое может быть?

А ещё вдруг кто-то тоненьким голоском сказал: "Мяу!"

Я аж подпрыгнула на месте.

На меня из ветвей на уровне очей глядело дивное существо. Мохнатое всё, но такое милое. Очи, как у змеи, с отвесной зеницей. Зелёные. В остальном же, я таких существ никогда не видела. У нас жили змеи, птицы да насекомые.

— Мяу! — повторило оно.

Почувствовала желание зверя к ласке. Осторожно протянула руку, прикоснулась к мордочке.

Существо потянулось за моей рукой.

"Здравствуй! Ты кто?"

"Шемщура," — прозвучал мурлыкающий ответ в моей голове.

— Это кошка, — сказал супруг. Только сейчас вспомнила, что он стоит рядом. — Точнее дитёныш кошки — котёнок.

Я кивнула.

— Какая милая, — почему-то решила, что это самка.

"Как тебя звать?"

"Шемщура," — мурлыкнула она.

"Давай, я буду называть Ура?" — предложила ей.

В ответ почувствовала одобрение.

— Ура, — сказала я вслух.

— Идём? — позвал муж, стоя уже на пороге дома.

— Пока, Ура, ещё свидимся! — сказала я вслух и пошла к мужу.

— Матушка, батюшка, — окликнул Ветер, беря меня за руку.

Но с другой стороны дома доносился стук, а в доме никого не было видно.

Ветер оставил мой узелок в доме и, так и не отпуская мою руку, повёл на задний двор.

Там мы нашли мужчину с чёрными волосами, удерживаемых очельником, что-то увлечённо вырезающим из дерева. Я затруднялась даже предположить, что это будет. С этой стороны дома была умельня*.

Мужчина был так увлечён, что не слышал даже когда супруг постучал по одной из досок.

— Отец! — позвал Ветер. Потом ещё и ещё. Кажется, я знаю, от кого он унаследовал погружение в свой труд.

Пришлось загородить ему свет, льющийся с ветви, что над нами.

Свёкр замер, поднял взгляд на источник света, медленно остановил его на загораживающем объекте.

— Сын? — спросил удивлённо. — Ветер, ты вернулся? Так скоро?

— Да, вернулся. Позволь представить тебе мою жену, — и он отошёл в сторону, не выпуская мою ладонь.

Отец пробежался беглым взглядом по моим волосам, лицу. Я же тоже разглядывала в ответ. Так вот каким будет супруг лет так через двадцать! Прямо одно лицо. Мужественное, с длинной бородой. Мой отец выглядел старше, чем свёкор.

— А покрасивше не мог выбрать? И отчего рыжую? — в его голосе звучала издёвка.

— Батя, держи язык за зубами, ты о моей жене говоришь! — прозвучала угроза со стороны мужа.

И если до того мне было обидно, то сейчас стало приятно.

Отец же улыбнулся да вдруг привлёк меня в объятия.

— Добро пожаловать, домой, дочка!

А я просто не знала, как себя вести от растерянности.

— Простите... — начала я.

— Зови меня отец или батюшка. Это была проверка моего сына, не бери близко к сердцу, — сказал свёкор, выпуская меня из объятий.

— Её Вьюнкой назвали.

— Красивое имя, Вьюнок, сейчас жена придёт, живность кормит, — пояснил свёкр. — Идите в дом, дети, я тоже сейчас приду.

После объятий на одежде были стружки, пришлось отряхиваться.

— А что за живность у вас тут? — спросила супруга, пока мы обходили дом.

— Овцы, козы, куры, гуси, утки, индюки.

Вот только я никогда не слыхала о таких.

Видя моё непонимание, Ветер повёл меня дальше по ветви. Обратила внимание на незнакомые звуки.

— Вот это коза блеет, — пояснил он. — У нас многое упрощает вашу жизнь нашими придумками, поэтому женщины заводят живность, чтобы было чем занять время, но это вовсе не обязательно.

И попали мы на огороженное подворье, рядом с которым небольшой домик был. А там... Птиц разных, все летают, дерутся!

"Я первый! Пошёл вон!"

"Нельзя обижать младших!"

"Кто успел, тот и съел!"

Найдя задиру, я поймала его. Это была коричневая небольшая птичка.

"Ты чего обижаешь младших?" — спросила его.

"А пусть пошевеливается!"

"Давай договоримся, я тебя поглажу, а ты разрешишь ему пока поклевать. Согласен?"

"Ладно! А что такое гладить?" — спросил задира.

Пришлось показать.

Та пташка, которую обижали, теперь клевала зерно, а вот другие вокруг меня столпились и рассматривали.

"Тебе нравится?" — спрашивали явно не меня.

"Нет-нет. Вы клюйте зерно, пока я тут терплю".

Но птицы не спешили уходить со своих мест наблюдая за нами.

— Вот это да! — послышался женский возглас.

Я обернулась. На нас глядела стройная высокая женщина с закрученными вокруг головы косами. И волосы её были золотистыми, а очи такие же яркие, как у Ветра. И хоть внешне он был одно лицо с отцом, но кое-что от матери таки взял. Она была явно старше меня, но мои родители, по сравнению с свёкром и свекровью, выглядели стариками.

— Здравствуйте, — сказала я, вставая с корточек и отпуская наземь драчуна. — А что вас удивило? — просто ребята ведь летели к нам с одной целью.

— Ты приструнила этого шалопая, — сказала она с улыбкой.

— Вью, познакомься, это... — начал муж.

— Мама, — закончила за супруга свекровь.

— Мама, а это моя жена Вьюнка.

— Очень приятно, — подошла свекровь, внимательно глядя на меня. — А у вас все рыжие? — спросила она вдруг.

И что им сдался мой цвет волос?

— Нет. Я — единственная.

— Любопытно, — улыбнулась "мама".

И хоть улыбка должна была сгладить наши отношения, но я не спешила доверять ей. Её последние слова заставили насторожиться. Ещё один исследователь?

— Ладно, коль все накормлены, прошу к столу, — и она закрыла птичий двор и повела нас к дому. Я же проводила её взглядом и обернулась к птицам.

— Ветер, скажи, а что вы с птицами делаете? — нехорошее предчувствие посетило меня.

— Едим.

Боже, куда я попала?

— Овец и коз тоже едите?

— Коз нет, а вот козлят...

К горлу подступила тошнота.

— Огонёк, тебе плохо? — подскочил ко мне супруг.

А я оттолкнула его, упала на колени. Меня вывернуло. Благо, я ещё не ела.

Птицы наперебой галдели, спрашивали, что со мной. Их забота была приятна, вот только легче мне не становилось.

Супруг взял меня на руки и понёс, вот только не домой.

Это моя расплата за то, что отказалась от Зорка. Предала его. Выбрала Ветра. Что же я наделала? Как теперь жить здесь?

— Куда тебя отнести? — спросил обеспокоенно муж.

— К воде, — прошептала я.

Он спрыгнул прямо в воду. Погрузившись в морскую пучину, испытала облегчение.

Вода была теплее, чем у нас. Вот только воздуха я набрала слишком мало. Пришлось рано выныривать.

Ветер находился неподалёку.

— Стало лучше? — в его голосе сквозило беспокойство.

— Да.

Как же сказать ему, что я впервые пожалела о своём замужестве. Да и стоит ли говорить? И сбежать не выйдет.

— Прости, что не сказал об этом раньше, но ты ведь тогда бы не стала моей женой, — грустно сказал супруг.

Подумала и мысленно согласилась.

— И что будем делать? — спросила его, готовясь пойти на уступку.

— Ты вкусно готовила, я ел твою стряпню, и обходился без мяса. Но мне всё же чего-то не хватало.

— Чего же?

— Молока, к примеру, масла, сыра.

Я не понимала. Поэтому Ветру пришлось многое пояснять. Для чего они коз держат.

— А ещё яиц.

— Нет! — я была возмущена и даже не собиралась рассматривать этого.

— Но вы ведь едите семена, — привёл довод муж.

— Нет. Мы едим плоды, внутри которых есть семена, но не сами зародыши.

Муж опустил взор. Видно было, что и ему нелегко даётся этот разговор.

— Молоко, так и быть, и то, что из него можно сделать. Яйца — ни в каком виде.

— А мясо? — осторожно спросил он.

Меня вновь начало тошнить. Пришлось нырнуть с головою.

Ощутила, как меня что-то коснулось. Я обернулась под водою. Солнышко уж давно село, поэтому здесь была кромешная темнота.

Меня обвили со всех сторон. Дивно, но страха не было. Просто я оттолкнулась, чтобы выплыть на поверхность. Это, и правда, оказался Ветер.

— Я не буду принуждать тебя есть мясо, а также готовить его. Но ты позволишь хотя бы изредка, если мне сильно захочется, отведать его у матушки? — осторожно спросил он.

Мог бы просто велеть. Правда, тогда я бы его возненавидела, скорее всего. А он идёт на уступки.

— Хорошо.

— Мама сейчас наверняка приготовила что-то мясное.

— Я не буду есть.

— Если совсем откажешься, она обидится.

— Я не буду есть мясо и яйца, — уточнила я.

Ветер вновь задумался.

— Ладно, попробую что-то сделать. Ты не против, если я поговорю с матушкой о твоих предпочтениях?

— Идёт.

— Вода ещё прохладная, вылезаем?

— Она теплее нашей.

— Это тебе так кажется. У нас здесь холоднее, чем в ваших краях. Да и темно. Ты ведь не видишь во мраке. Может быть опасно.

Вспомнила о невидимой угрозе.

— Хорошо. Выведешь меня отсюда?

Супруг поглядел вверх, на светящиеся огоньки. Отплыл немного, удерживая мою руку. Потом обнял за стан, нырнул. Я ощутила толчок, и мы выскочили на поверхность, пролетели немного по воздуху и оказались на нижней ветке.

— Ну как? Выдержишь совместный ужин? — участливо спросил он, так и удерживая меня в объятиях.

— Не знаю. Я постараюсь. Только не говори при мне о еде, ладно? Особенно про мясо.

— Хорошо, Огонёк.

И он понёс меня, перепрыгивая с ветви на ветвь, пока не очутились у его дома, подсвеченного множеством жёлтых огоньков.

Уже оба родителя возились внутри дома. Сейчас у меня была возможность осмотреть дом. Полати были, печь, стол, лавки, сундуки. Всё, как и у нас.

— Дочка, тебе плохо? — подскочил отец.

— Уже лучше, благодарю.

— В холодной воде купались? Ветер,поднимайтесь в твою горницу да в тёплый чан сажай жену.

— Всё в порядке, — попыталась я возразить. — Не стоит беспокоиться.

— Так, пошли мыться и переодеваться, быстро! — прозвучало повеление свёкра.

Перечить расхотелось. Муж отвёл меня наверх.

Горенка выглядела уютно, правда, тесновато. Возле широкой лежанки, примыкающей к одной стене, был узкий проход с трёх сторон. Вот только дышать тут было нечем.

— Душно, — пожаловалась я.

— Сейчас окна открою, — муж подошёл к одному, зажёг свет. Довольно яркий, жёлтый.

А я рассматривала их окна. Прикоснулась к ним даже. Прозрачная твёрдая поверхность, почти не искажающая остальной мир.

— Это стёкла, — пояснил супруг.

— А у тебя братьев и сестёр нет? — спросила осторожно. Просто детей не встретила. Непривычно как-то.

Супруг, меж тем снял с себя мокрую одежду. Задумался, куда деть, положил на небольшой отвесной сундучок с несколькими ручками.

— Моя сестра прошлым летом замуж вышла. А братья разъехались кто куда. Старшие оженились уж давно, живут в этом лесу. А младшие улетели.

— Почему?

— Я ж говорил, все в разные стороны полетели. Невест на стороне искать.

— А маленьких братьев и сестёр у тебя нет? — спросила я, заглядывая за дверь, за которой скрылся муж. Там было ещё одно маленькое помещение, в котором помимо чана имелось что-то похожее на отхожее место.

— Нет. Младшему двадцать. Нас девятеро у родителей. Больше Всевышний не послал.

— Твои родители молодо выглядят.

Я узрела огромный чан, куда влезли бы мы оба. Муж что-то там делал, и вода стала прибывать.

— Это что? — удивилась я.

— То, что я подарил вашему селению. Водопровод. У нас здесь в каждом доме.

— Это ты сделал? — удивилась я.

— Да. Ещё лет пять назад. Вода подогревается.

Я потрогала прозрачную жидкость, поднесла в ладошке к носу. Запаха не было. Хлебнула. Чистая вода, вкусная, но не такая, как роса или дождевая.

— Слишком горячая. У нас даже летом такой нет. Разве что, варим что-то.

— Залезай! — велел супруг.

Я собиралась прямо в одежде влезть. Но меня остановил он:

— Годи!

Раздел, потом опустил в чан. Вода, на диво, была тёплая.

— Что ты сделал?

— Ты ж сказала, что горячо.

— А сейчас нет.

— Я разбавил воду, — пояснил он с улыбкою.

— Благодарю. Своим даром? — полюбопытствовала я.

— Нет. Тут вода подаётся холодная. Горячая отдельно греется. Вот сюда кран поворачиваешь — становится теплее, а в эту сторону — холоднее. Дар я использовал лишь когда проводил водопровод, — терпеливо объяснял Ветер.

— Прости мои причуды, — я обвила его шею. — Я невыносима.

— Пользуешься тем, что тяжела, и я не могу тебе отказать, — пожаловался немного обиженно он. Правда, обида была напускной.

— Так ты только из-за этого согласился?! — возмутилась я.

— Ну, не совсем, но я бы поторговался ещё, прежде чем соглашаться.

— Буду иметь в виду. Надо придумать что ещё выторговать, — задумалась я.

— Я так просто не сдамся, — пообещал он, — придётся расплачиваться тебе чем-то другим.

Он убрал мои руки со своей шеи и ловко перемахнул через бортик.

Его руки заскользили по моим бокам, притягивая меня близко. По телу пробежал жар. Его уста накрыли мои пламенным поцелуем, позволив забыть обо всём.

— А мне здесь нравится! — вылезала я из чана на дрожащих ногах, держась за супруга.

— Я рад это слышать, — супруг улыбнулся, закутал меня в простынь, принялся вытирать. Потом сам одевал. — Обещай, что будешь всё мне говорить. Что нравится, что нет. Особенно, ежели это касается здоровья. Плохо тебе там, болит что.

Подумала, что так будет честно.

— Обещаю. Ты тоже пообещай говорить всё.

Не сразу, но он согласился. Убеждал, что есть вещи, которые в моём положении не принято молвить.

— Обещаю, что ежели будет касаться тебя, то всё буду сказывать честно.

Вниз мы так и не спустились. Точнее муж сходил извинился перед родителями, запихнул что-то себе в рот, и мне плоды принёс. Что именно он жевал, я старалась не думать. А ещё Ветер захватил постельное бельё.

— Тебе хватит на ужин? — спросил заботливо он.

— Да, благодарю.

Поев, вместе стелили постель. Жаль, что моё приданое не удалось взять. Негоже пользоваться бельём его родителей, для меня это сродни позору. Не наткала себе полотна.

— А ты выкинул в море сундучок? — вспомнила о свадебном белье.

— Да, как ты и просила.

— Вот и замечательно!

Мы ещё долго общались, муж сказал, что завтра уйдёт на совет, будет просить о выделении ему места на постройку отдельного жилья. Я застирала на руках нашу одежду, вымокшую в солёной воде, да муж сам развесил на верёвке, протянутой под потолком, запретив мне до родов этим заниматься. Расчесал мои уже высохшие волосы, а я — его. С утра мне полагалось заплести ему косы. Он рассказывал, какие именно нужны, показывающие изменившееся положение Ветра.

Я же остаюсь под заботливым крылом его матушки.

— Она постарается не готовить мясо и яйца, но с молоком тебе надлежит научиться возиться. Как животных кормить, доить... Разберётесь, в общем, — давал указания Ветер.

— Я буду помалкивать да мотать на ус.

— Умничка.

Муж нежно поцеловал да велел спать. А я лежала и думала, что всё не так страшно, как показалось на первый взгляд. Главное, муж понимающий и готовый идти на уступки.

Примечания по главе:

умельня* — мастерская, от слова умелец.

Глава 8

Утром, проводив мужа, я отправилась помогать свекрови по хозяйству. Спросила позволения замесить тесто на хлеб. Свекровь разрешила влезть в ледник да найти то, что мне по душе. Сама же запаривала корм животным. Курам творог, крупы да овощи скотине. Рассказывала всё, пока я резала плоды на овощной пирог.

Старалась всё запомнить.

— Писать умеешь? — спросила мама мужа.

Кивнула.

— Да, матушка.

— Вот и прекрасно, — на стол легла книга, уголёк. — Пиши.

— Что писать? — я раскрыла выданную книгу с чистыми страницами.

— Как кормить скотину.

Я и писала, в перерывах между готовкой, уборкой, когда присяду передохнуть.

Когда завтрак для скотины был готов, отправились кормить вперёд домочадцев. Да и мужчины, не евши, отправились на совет, а стол накрывать не стали.

— Почему? — уточнила я.

— Мурка бегает со своим приплодом, утянет, — ответила свекровь, правда, пришлось пояснять, кто такая Мурка и приплод. Оказалось, кошка с котятами.

— Они по столу лазят?

— Да. И отучить не выходит. Кошка своевольна. Хозяина у неё нет.

Поинтересовалась, зачем тогда её держат. Неужели на еду.

— Нет, что ты! Кошка — хищник. Мы только травоядных едим, — рассмеялась свекровь. — Да и то, только тех, кого сами вырастили. Вы ведь тоже растите растения, а потом едите.

— Да, но...

— И при этом разговариваете с ними тоже... — возразила она.

— Всё так, только растения по-иному разговаривают. Скорее чувствуем их настроение. Хорошо им или нет. И они сами с радостью делятся своими плодами.

— Ну вот и мы не всё едим, оставляем для потомства и яйца, и приплод. Когда человек погибает, душа куда девается?

— Освобождается и уходит на перерождение, — ответила я.

— Так и животное, которого мы едим, оно уже мертво. В отличие от растения.

— Но если человека просто убить, разве душа освободится от тела?

— А мы проводим особый обряд. Освобождаем душу животного. У нас здесь холоднее, чем у вас. И плодов меньше, и родит хуже. Поэтому без животных мы просто не выживем.

Я вздохнула. Она хочет переубедить меня есть мясо, ведь оно уже не разговаривает. Но для меня это сродни тому, что съесть мёртвого человека.

Спорить не было смысла. Каждый останется при своём мнении.

Но когда я попала к живности, отвлеклась, слушая её.

"Это ты та, кто нас понимает?" — спросила одна коза.

Животные разумны, мало того, общаясь мысленно, они понимают друг друга. Всё море-окиян может общаться с птицами или зверями. И с насекомыми. Природа едина. Но при этом хищники едят друг друга. Уничтожая слабых и больных существ.

"Вы что-то хотели?" — вопросом на вопрос ответила я.

"Мы решили, кого из нас первого надо съесть, — сказала коза. — Дашку хозяйка хоть и любит очень, но она стара, и сама помрёт скоро. А умерших они не едят. Вот и передай, чтобы съели, пока не поздно".

У меня на очи слёзы выступили. А когда свекровь увидела, ничего не сказала.

Я же подошла к той козе, которую Дашкой звали. Спросила, правда ли то, что передали.

"Прааавда, прааавда, смерть уж на пороге стоит. Пару дней от силы мне осталось".

"И ты не против того, что тебя съедят?"

"Так все друг друга едят. А коли помру, так без разницы уже. Пусть прок будет. Хозяйка нас любит и заботится, хоть чем-то пригодиться ей".

Я передала слова коз и Дашки свекрови.

— Хорошо, благодарю. Иди, накрывай на стол, я разберусь, — велела она.

Задерживаться не стала. Ушла в дом. Уверена, не просто так меня выгнали из сарая. Правда, обряд освобождения души не дали подсмотреть. Ну да ладно. Ещё вся жизнь впереди.

На завтрак мужчины наши явились. На столе были и мясные яства, но я глядела лишь себе в плошку. Ради меня отдельную посуду выделили каждому.

Свёкр поведал, что нам выделили ветвь под дом и хозяйство.

— Можете сходить поглядеть, прикинуть, какой дом хотите, да подсчитать, сколько брёвен надобно, — наставлял он.

Я старалась не показывать своей печали.

Муж поблагодарил матушку за вкусную стряпню да меня. А как поели, муж ушёл с отцом куда-то.

Я же принялась прибираться со стола. Неужели муж без меня ушёл? Но я молчала, посуду сама помыла. А как закончила, супруг явился.

— Пойдём?

— Куда? — спросила, поборов с трудом обиду.

— Смотреть место для дома.

— Ты ж уже сходил.

— Нет, я к отцу в умельню наведался, пока ты со стола прибирала, чтоб время не терять.

На душе стало приятно. Дождался меня.

— Я матушке только скажу, что ухожу.

Ветер улыбнулся, дождался, когда я вернусь.

Вместе перебрались на другое дерево. Супруг несколько раз сверялся с бумажкой.

— А что у тебя там написано? — осторожно поинтересовалась я.

— Местоположение нашего участка. Улица Цветочная четыре, — задумчиво протянул он. — Дивно. Растительные улочки на этом дереве. Цветочные в верхней части. А раз общее название, значит, какая-то срединная ветвь, — размышлял вслух супруг.

Я же глядела по сторонам. Указатели имелись чёрными надписями, будто выжжеными по дереву. Улица желудника*, дубовая, яблоневая, липовая, шиповника, боярышника, а вот и смородиновая, голубичная. Интересно, а сажать на своём участке можно что-то кроме цветов? А то улицы такие узконаправленные.

Но пусть муж сам разбирается. Давать непрошенные советы — всё равно сказать, что я ему не доверяю. Поэтому помалкиваю да мотаю на ус.

Вскоре муж привёл меня на Цветочную улицу да нашёл нужный участок. Это была новая ветвь. Надежна ли?

Для дома выращенного было бы достаточно такой толщины ветки.

Спросит ли Ветер моё мнение?

— Ты сможешь вырастить наш дом? — спросил супруг, привлекая в объятия. — Только учитывай, что тебе много сил тратить сейчас нельзя. Дитя первичнее.

— Смогу, — пообещала я, едва пряча счастливую улыбку. — Я даже семена захватила.

— А дом любой может быть? Или определённого внешнего вида?

— Любой.

Очи мужа заблестели. А следующие полдня мы обсуждали, что хотим сделать. Мужу нужна умельня, ну а нам ледник, печь, амбар, скотный двор и многое другое.

— Горенки будем делать для детей?

— А потом приделать можно?

— Можно, но надо заранее учесть, где будут сообщаться горенки с домом, и проёмы сделать. Иначе либо забираться через двор, либо пропиливать надо будет, а нельзя.

— Особые условия нужны для роста дома? — уточнил муж.

— Вода нужна и солнышко, — я задумалась, припоминая обряд постройки дома. Детвора обычно прибегала посмотреть на постройку нового дома. И хоть не участвовала, но запоминала. — Ещё нужно удобрение. Много удобрения.

— А ведь если дом живой, он и дальше расти будет?

— Очень медленно. Поскольку усиленный рост поначалу, потом несколько лет отдыхает он, поэтому нужно определиться, что нам нужно в первые пару-тройку лет.

Рассчитав всё, приступили к разметке дома. Внутри дом нужно будет уже своими руками доводить до ума: полы выравнивать, окна вставлять. Зато живому дому не страшна непогода. Вот только мне придётся слиться сознанием с деревом и семенами.

— Ветер, -тихо окликнула его, решив сказать всё на чистоту.

— Да, Огонёк?

— Понимаешь, есть ещё кое-что...

Он не торопил, позволил собраться с мыслями, набраться духу выпалить, как есть.

Запретит? Этого я боялась больше всего. Тем более после того, как он дал надежду на живой дом.

Молчит. Ничего не говорит.

— Ветер? — в душе уже паника появляется.

— Я помню, у нас в прошлый раз не вышло обменяться силой, но попробуешь слиться сознанием через меня и змейку. Чтобы свои силы не тратила. Тебе ведь не нужна сила, чтобы просто говорить с нею? — предложил он решение.

А я кинулась счастливая ему в объятия, готовая расцеловать мужа.

А после обеда, который приготовила свекровь, муж наносил удобрения к нашему будущему дому, я закопала в него семена деревьев по разметке. Вокруг нас собрались местные ребятишки. — Что вы делаете? — спросил один мальчишка лет десяти.

— Дом.

— А удобрение зачем? — не понял он.

— Чтобы дому было что поесть.

Раздался общий смешок.

— Чего смеётесь? — нахмурился Ветер. — Ваши родители разве не удобряют огороды?

— Так то еда для растений, — сказал тот же мальчик.

— А у нас дом тоже расти будет.

— Правда? — не поверили дети.

— Вот и посмотрите.

Нда. Теперь у нас просто обязано всё получиться.

Когда всё было готово к обряду, я окинула присутствующих внимательным взглядом. Тенька с Орликом тут тоже была, и свёкр со свекровью, и несколько стариков, и соседи. Видно, весть о растущем доме разнеслась по округе очень быстро.

Ладно, приступим.

На мгновение закралась мысль, что не получится ничего. Племя другое, порядки здесь иные, но вспомнила, что семена собирала с отчего дома. Так уж повелось, что девица с приданым приносила и семена. Имело ли это какой-то смысл, прорастали ли семена, собранные мужчинами, ведь они тоже собирали, но я в свои вкладывала душу. Знала, что обязательно прорастут.

Мы оба распустили волосы, сели на ветку спиной друг к другу в серединку дома, там, где будет его сердце — печь.

— Мяу! — раздалось поблизости. И к нам выбежала Ура.

"Меня забыли," — молвила она, потёршись о нас.

Подумала, что, если это кошка родителей мужа? У нас не держали живность, она жила просто рядом. Порою её подкармливали, общались, всегда прислушивались, ведь животные более чувствительны к тонким силам. И как быть с Урой, я не знала.

Взглянула на супруга. Тот кивнул. Ладно.

Я положила голову на согнутые колени.

Теперь нужно сосредоточиться на дереве да испросить разрешения.

Полностью отринула все мысли, кроме одной. Вдох-выдох, вдох-выдох. Стараюсь почувствовать запах самого дерева, ощутить, будто сама являюсь им. Мои руки — это сейчас ветви дерева, на котором мы сидим.

"Милое деревце, позволь нам вырастить дом из семян. Позволь укрепить твои ветки и корни".

Пришло доброе чувство. Дерево радо было помочь.

Почувствовала, как мужнина сила перетекает в меня. Я — дом-дерево. И я расту по тем границам, которые недавно нарисовали с мужем!

Начаю танец жизни. Вдох-выдох! Складываю крепко ладошки вместе над головою. Вдох-выдох! Руки, поднимаю чуть-чуть вверх. Медленно вытягиваю росточек, начинаю менять положение, собираясь потихоньку вставать. Усилие, и я выбираюсь на воздух, на солнышко.

Встаю на одно колено, потом поднимаюсь на корточки, но не спешу распрямляться. Я семечко, растущее и тянущее свои листочки к всё выше и выше, туда, где больше света. Одновременно представляю себе дом, как растут все стены первого яруса вместе с моим танцем, остаются дыры-окна, как стены перетекают в потолок. А вот и чердак, покатая крыша, и узел-бутон, который по мановению моих перстов постепенно распускается.

Вдох-выдох. Я — это я.

Танец завершён. Я открываю очи, осматриваюсь. Вокруг меня стены, потолок. Поворачиваюсь к мужу. Он так и сидит, в изначальном положении.

— Ветер, — шепчу я, бросаясь к нему. Вытаскиваю из его копны волос свою, дабы разорвать связь. Хорошо, что от народу нас отделяют стены. И хоть через окна и дверной проём можно всё видеть, сейчас всё не важно.

Укладываю его на спину. Его руки слишком холодные.

"Дух священного древа," — взываю я к змейке, стараясь отогнать подкатывающую панику.

"Да, жена моего друга," — откликнулась она тут же.

"Что с Ветром?"

"Много сил потратил. Спит. Лучше не тревожь его".

"Что я могу для него сделать?"

"Согреть его".

Я скидываю с себя одежду, стягиваю с него тоже.

— Дочка, — слышится рядом с домом голос свёкра.

Вот только их сейчас и не хватает.

Ура тут же потёрлась о мои ноги.

"Не тревожься, я не пущу их в дом," — сообщает она, прыгая на край окнонного проёма.

Целую супруга, обнимаю его, делясь собственным теплом. Растираю его руки, стараясь как можно меньше теребить его.

Ну вот, я бодро себя ощущаю, а он всю силу потратил. И почему я могу его силой пользоваться, но делиться своею не получается?

Народ, кажется, ушёл. Интересно, как Ура с ними поговорила? Хотя, там ведь была Тенька, скорее всего, передала.

Очнулся муж уже ближе к вечеру, когда солнышко уже почти село. Всё это время я лежала и думала о том, как буду обустраивать наше жилище. Пока дитятко не появилось, у меня есть возможность вышить скатерть, сорочки. Вот только ткани нет. А вырастить за весну я, может, и успею, но к родам, вряд ли поспею весь быт наладить.

Выход из сложившегося положения был такой: либо муж раздобудет ткани, либо мы слетаем к моим родителям и заберём моё приданое. Последняя мысль особенно казалась приятной, вот только согласится ли супруг так скоро лететь обратно? С другой же стороны, если мы заведём живность, придётся её кормить. И тогда вряд ли сможем бросить и куда-то полететь.

Муж заворочался, я тоже решила сменить положение, а то старалась не двигаться, чтоб не потревожить его. Тело уже порядком затекло.

Ветер сел, оглядывая наше жилище.

— У нас получилось! — радостно возвестил он.

— А ты сомневался? — нахмурилась я.

— Нет, но не представлял что это так красиво будет и так быстро.

Мне же подумалось: как жаль, что муж не видел моего танца. О чём сказала вслух, одеваясь.

— Станцуешь сейчас? — тут же предложил он.

— Нет. Уже вечер. Скоро совсем стемнеет. Мы где сегодня ночевать будем?

— Здесь.

— Но ведь тут ничего нет. Так и будем на полу спать? Можно, конечно, уже тепло... — тут же согласилась я.

— Надо свет провести. Матушка наверняка даст постельное бельё. А я воспользуюсь умельней отца, чтобы лежанку смастерить.

— А это быстро?

— Если есть готовые доски — много времени не займёт.

— Ветер?

— Что, милая?

— А мы можем слетать к моим родителям за моим приданым? — неуверенно спросила я. Ещё подумает, что я только вырвалась из-под родительского крыла и спешу обратно.

— Давай вначале сделаем вещи первой необходимости, такие как печь, лежанка, уборную, а потом уж слетаем, — согласился он.

Я же обняла супруга, не зная, как выразить свою признательность.

— Ладно, Огонёк, давай торопиться. Надо свет до темна сделать.

Пришлось разделиться. Я отправилась к свекрови, помогать с приготовлением еды да надо было попросить постельное бельё. А муж отправился приобретать, как он выразился, провода да светильники. Встретиться договорились за ужином в доме родителей.

Уры нигде не было видно, хотя я несколько раз позвала. Потом спросила у свекрови.

— А, ваш котёнок, так ночь — время охоты.

— Наш?

— Он вас выбрал, так что, да.

— А чем он питается?

— Мясом. Кошки — хищники.

— И где мне его взять? — растерялась я.

— Они сами раздобудут. Обычно мелких грызунов едят да птичек. Этого добра здесь хватает.

— Но живут они дома?

— Да. Днём спят обычно дома. Ласку любят. Им вода только нужна. Выделишь отдельную плошку для кошки и следи, чтобы там была свежая пресная вода. Да тепло любят. Возле печки лучше местечко выделить.

Буду знать.

За хлопотами, узнавала что-то новое, помогла с ужином и завтраком. А ещё, как выяснилось, на одну козочку у свекрови меньше стало.

— И что вы сделали с нею? — имела в виду с мёртвым телом.

— Заморозила мясо. Как нужно будет, съедим частями. Сыновья ещё не прилетели, а вы тут носами вертите...

— Хотите сказать, что Ветер мясо не ест?

— Нет. Что ты с ним сделала? На молочку налегает, а мясо в рот не берёт. Толку-то с того, что наготовлю, — жаловалась она.

А я улыбнулась. Так хорошо на душе сделалось.

Так что ужин да завтрак вышел у нас чисто плодово-молочный да овощной.

— А мужу стряпать не будете? — уточнила я.

— Нет, сама его потчуй, а то так скоро отделяетесь, когда ещё к себе пригласите... — задумчиво протянула она.

— Да мы не торопимся, — возразила ей, а то она чуть ли не слезу пустила.

— Дело молодое, — махнула она рукою. — Надеюсь, наведываться будете.

— Да, конечно. И вам всегда будем рады.

— Дел много, — буркнула она, а сама улыбнулась. Значит, для виду бухтит. Так что гостей можно ждать частенько. Ну и славненько.

— Так что говоришь, дать тебе из белья?

Я принялась перечислять, постаравшись, чтобы не обременять свекровь, взять как можно меньше.

Она же открыла сундуки да выдала больше, чем я просила. Она у меня замечательная, о чём не преминула упомянуть.

— Подлизываешься? — улыбнулась она. — Как обустроитесь, зовите, погляжу, как у вас там да чего. Диковинку сотворили, теперь разговоров будет...

— Вам понравилось, — спросила осторожно.

— Красиво. Но ты вот скажи, это не чревато дитятку?

— Муж отдал все силы, чтобы я свои не тратила, — честно призналась я.

— Как он? — тревоги в её голосе слышно не было.

— Уже оклемался. Правда, силой своей вряд ли сможет сегодня-завтра воспользоваться.

— И часто вы пользуетесь волшбою? — спросила свекровь.

Я задумалась. Смотря что подразумевается под этим словом. По сути, я ведь даром пользовалась.

— Что вы подразумеваете под волшбою?

— Ну, чарами, даром.

— Даром. Мы можем общаться с природой.

— Вот так общаться, чтобы дом построить? И потратить столько сил?

— Ах, вы про затраченную силу, — догадалась я.

— Обычно общение не тратит силы. Ну, вот как мы с вами общаемся сейчас, так и с животными, деревьями общаемся. На постройку дома много сил уходит потому, что он не постепенно растёт, природно, а мы ускоряем рост, поэтому делимся своей силою. Всё ещё зависит от расстояния и степенью проникновения в сознание. Вот последнее очень редко используется. Стараются, чтобы тогда несколько человек делились силою, — сказала я честно, но умолчав о том, что я часто сама сливалась сознанием.

Вскоре стол накрыли, и наши мужчины пришли домой, бурно обсуждая что-то.

Прислушавшись к разговору, поняла, что речь идёт о новом доме. Точнее, спор был о том, что надо было по-старинке ваять дом. Вот только муж приводил доводы, что то, что получилось сейчас гораздо надёжнее. Он не просто так созрел на такое решение, и мнение у жены не спрашивал. И уж тем более, она ему не навязывала. Просто он общался с моими односельчанами и расспрашивал про дома, да и сам изучал, как всё устроено. Поэтому, дабы развеять все сомнения, Ветер приглашает отца самому посмотреть на дом изнутри.

После недолгих уговариваний, тот всё же согласился. А мы со свекровью переглянулись — мужчины. А может, всё же дети? И улыбнулись.

Трапезничали в молчании. А как вставали из-за стола, так свёкр похвалил жену: такого вкусного мяса он ещё не пробовал. Мяса? Муж, видя наше непонимание на лицах, когда отец отвернулся, схватил последний драник* со стола, точно дитя малое, и тайком съел, пока, как он думал, никто не видит.

Примечания по главе:

желудник* — каштан.

драник* — то, что дерут, т.ею трут на тёрке. Обычно готовится из сырого картофеля, с яйцом, потом обжаривается на сковороде, как котлета.

Глава 9

Ночевали мы уже в своём новом доме. Муж сам лежанку ставил, хоть свёкр и пришёл с нами, а не предложил свою помощь. Ну, раз Ветер не просит, значит, не нужна.

Я же развесила занавески на окна да замела. Пока утвари не было, заняться было нечем. Но я обдумывала, где что поставим, где люльку закрепим, когда муж её сделает.

Пообщалась с домом. Он был не совсем такой, как отчий. В нём оказался уже хозяин. И это были не мы с мужем. А кто?

— Кхе, кхе... — послышалось со стороны будущей печи.

Я подошла ближе, всё так же находясь в темноте. Не привыкла я к освещению в столь поздний час.

— Здравствуй! — приветствовала я гостя. — Ты кто?

— Да я, милок, живу здесь.

— Давно?

— Как вы дом поставили, так и живу.

— Погоди, так мы ж дом поставили, ты у нас в гостях.

— Нет. Тогда могу сказать, что вы у меня в гостях.

— Кто ты?

Я подошла ближе.

— Да дух я. Сами призвали хранителя.

Вот те раз! А мы разве это делали? Надо будет у Ветра спросить.

— И как же тебя звать?

— Да как назовёшь, так и буду.

— А молод ты или стар? — уточнила я. Голос духа был как у старика.

— Молод и полон сил! — ответствовал он.

Он так и не показался. Зато просил кормить его. Узнала, что входит в его обязанности. Бережёт дом, как хозяева отсутствуют, следит за малыми детками, коли маме отлучиться надо. А ещё шалить любит. Вещи ныкает. Но благодаря ему, у нас не будет биться посуда, потерявшиеся вещи станут быстро находиться. Он и от пожара защитит. И гостя нехорошего отвадит.

— А что ж тебе еда нужна?

— Нужна, деточка, нужна. Только я показываться не люблю. Ты мне за печкой оставляй вечером своей еды.

— Много?

— Плошечку, да попить водицы или молока. Мне на день хватит.

— Хорошо. А как же ты будешь, ежели мы отсутствовать станем?

— Не пропаду. У меня всегда запасы есть.

Я же влезла в корзинку с едой, что свекровь нам собрала на завтрак.

— Возьми, батюшка, — протянула ему. — Плошек пока нет.

— Сама готовила?

— Сама.

Промелькнула тень, и руки мои опустели.

— Эх ты, батюшкой назвала, — услышала ворчание.

— Прости. Неужто я тебя состарила?

Вместо ответа смех раздался. Да такой дивный, будто стены дома смеялись.

— Что же, у тебя деток нет? Как же тогда величать? Братцем?

— Сойдёт и батюшка. Ладненько, мне пора.

А ко мне спустился супруг.

— Это что за смех был? Будто дом хохотал, — спросил он.

— С хранителем дома я пообщалась. Не знала, что они бывают.

— Правда? Значит, за этим Ура приходила, — задумчиво протянул Ветер.

— Выходит, для тебя это не диковинка, — сделала вывод я.

— У нас их не видят, лишь поверье есть такое, что живут они в каждом доме. А как переселяешься в новый дом, надо сперва кошку запустить. Да и жену свою через порог переносить надо, чтобы домовой к ней хорошо относился. Будто жена родилась в этом доме.

— Так уже не будешь переносить? — спросила его.

— Так ты тут изначально была, с рождения дома. Мы все были. И Ура тоже.

— Точно! — улыбнулась я.

— Я закончил с лежанкой. Отец уже ушёл. Давай ложиться, а то завтра много дел. Буду печь класть. Ты мне поможешь? — он подошёл ко мне, обнял за стан.

— А почему отца не попросишь? — мне просто непонятно было. Он тут без дела слонялся, всё хотел помочь. Да не дождался, что сын обратится.

— Не хочу.

— Но меня просишь, — не унималась я.

— Ты против?

— Нет, что ты! — и я обвила его шею, поглядела в очи. — Но что мы есть будем? Вновь к родителям отправимся?

— Нужно сеять зерно совсем скоро, а нам ещё и слетать к твоим родителям надобно. Пожалуй, обращусь к отцу, пока он свободен. Так быстрее дело спориться будет, — решил супруг.

Я кивнула. Согласился. Облегчённо выдохнула. Правильно ли я его подтолкнула к нужному решению? Или с отцом у него разногласия? За время нашего знакомства я такого не заметила.

— А мне что делать?

— Матушке помогай. Да и пока новый урожай будет, их хлеб есть придётся.

Да, пока только так. Надо трудиться не только на благо на своего дома, но и родителям помогать.

Пока стелила постель, муж копался в будущей банной-уборной.

Когда же я закончила шить соломенный тюфяк, постелила постель и пошла к мужу, то провалилась вниз на половину своего роста. Благо, успела среагировать и собралась, как при прыжке.

Едва сдержалась, чтобы не ругнуться. Совсем забыла, что там предусматривался низкий пол.

Муж что-то там сооружал на дне будущей купальни.

— Это что? — спросила его.

— Очистное сооружение для стока, — неожиданно ответил он.

— А что очищать будет? — не поняла я. Назначение некоторых помещений некогда было уточнять перед постройкой дома. Надо, значит надо. Я только указала, что нужно для общих нужд да для рукодельни, где моя утварь для шитья будет.

— Воду, которую мы используем и смоем, — пояснил он.

И хоть я не поняла толком, но подумала, что муж знает, что делает.

— А мы сейчас ополоснуться можем?

— Да. Только вода холодная. Ты освободилась?

— Постель постелила.

— Хорошо. Я тут набрал воды немного, она самую малость погрелась, давай полью, потом я помоюсь.

Вода оказалась холодной. Даже — очень холодной! Я быстро-быстро обмылась, ляская зубами.

— Э-э-т-то по-г-грелась?

— Она из-под земли идёт. Там она холодная, — спокойно сообщил супруг.

— М-может, н-наберём чан да выставим на солнышко? — предложила я.

— Я за завтра постараюсь сделать печь. Тогда можно будет воду греть. Но не знаю, успею ли всё за завтра сделать. Поэтому попрошу пока у родителей кадушку, сделаем, как ты сказала, — согласился Ветер.

Он, видя, как я кутаюсь в полотенце, отправил меня в постель, а сам стал мыться из-под крана. Там же вода ещё холоднее!

Под одеялом, благо, свекровь оказалась предусмотрительной, я быстро двигала ногами по простыне, стараясь согреться. Вскоре и муж присоединился ко мне. И стал согревать своим теплом, при этом лаская.

Так мы и уснули, тесно прижавшись друг к дружке.

Следующие десять дней мы трудились даже затемно. Близился час посадки. Мне тоже следовало посадить огород с травами да овощами. Поля были на отдельном дереве, самом дальнем от нашего дома. Сажали семена, как и у нас, лишь прикрыв их соломой. Ничем не удобряли, разве что семена зерновых в равной доле сажали с бобовыми.

Я же понемногу занималась огородом. Дом понемногу оживал. Появилась печь, стол с лавкой, горячая вода.

Я уже могла дома готовить, вот только плоды да овощи приходилось у свекрови брать, впрочем, как и молоко. Перенимала её опыт. Ура жила теперь с нами и днём спала на нашей постели или на печи.

Вернулся один из братьев Ветра, вчера наведался к нам в гости. Показали ему дом. Он расспрашивал, что да как. Немного расстроился, что ему такой не выйдет вырастить. Муж объяснил, что в моём положении волшбою нельзя заниматься, умолчав, что себе-то мы дом поставили. Поэтому вовремя мы обжились, теперь брату помощь нужна была в постройке дома. В отличие от моего супруга, тот не хотел всё сам сделать. И хоть шутил да улыбался, мне он не понравился. Увидевший Бездну его звали.

Я потом спросила мужа, что означает его имя. Ветер пояснил, что при рождении у них даётся одно имя, а потом, как мальчик своим изобретением показывает себя мужчиной, даётся другое, в зависимости от того, что тот придумал. Увидевший Бездну изобрёл подводное устройство, ну, а собственно, супруг, покорил небо.

Сегодня мы встали ещё затемно, я выделила еду домовому, собрала родителям гостинцы. Свекровь предложила козлёночка дать, но я отказалась. Не представляла, как такого кроху можно оторвать от матери, пусть она и кормила уже не только молоком. Но нам дали с собою сыра да творога. От мяса да яиц пришлось отказаться.

Взяв гостинцев, мы отправились к пташке на взлётную ветвь. Она была на прежнем месте. Загрузили гостинцы.

— Здравия! — услышали я позади нас. Оба обернулись.

Это Тенька пожаловала.

— Доброго здоровья! — поздоровались мы в голос.

— Возьмите меня с собой, — попросила она.

Мы переглянулись. Неужто она готова сбежать от мужа?

— Всё так плохо? — обеспокоенно спросила я, подходя к ней.

— Да нет, просто устала, — и подруга покраснела до кончиков ушей.

— А Орлик разрешил? — осторожно спросил Ветер.

Тенька переменилась в лице. Побледнела.

— Он не отпустит, — прошептала она.

— Вот ты где! — окрикнул Теньку Орлик.

— Я с ним поговорю, — шепнул муж и увёл друга.

— Рассказывай, — в свою очередь я взяла подругу под локоток и отвела подальше от посторонних ушей.

— Да что рассказывать? Дом как у вас сделали, вот только не обустраивается он.

— Почему? — удивление высунуло голову.

— Мы дитятко делаем.

Я не поняла. Она ещё не тяжела, а при чём тут обустройство дома?

— Целыми днями? — уточнила я.

— Почти. С утра, потом я свекрови помогаю, а как приношу мужу обед, так опять делаем. Он ненасытный. Не могу я так больше, — подруга чуть ли не плакала.

— И что же ты, собираешься его бросить и к родителям вернуться?

— Нет, что ты. Люблю его. Просто нужен отдых. А то я уже свекровь умоляю нагрузить меня домашними делами, лишь бы мужа не видеть.

Мне её жаль стало. Синяки под очами, истощала вся. И это за десять дней? Как хорошо, что не я его жена. Я бы не выдержала.

— Ну что, тоже за приданым едешь? Надеюсь, пташка унесёт, — сказал, подходя, Ветер. — Только приданое Вью в первую очередь, потом уже твоё, что влезет, — озвучил условие он.

Тенька радостно закивала. Орлик поманил жену перстом.

Когда подруга подошла, её сцапали в охапку и что-то там нашёптывали. Подруга то краснела, то бледнела, но всё же была отпущена на свободу.

Мы втроём сели в пташку. Теньку расположил супруг за мною. Мол, в случае чего, я смогу, наверное, пообщаться с нею, а затем мужу передать. А я вспомнила, как её в прошлый раз тошнило. Да уж... Бедная Тенька. Но ведь сама согласилась на такую пытку.

Пташка вспорхнула с ветки дерева отвесно вниз, и у самой воды задрала голову вверх и начала набирать высоту. Я рассматривала водную гладь, пообщалась даже с китами. Так необычно было и познавательно. Да и удалось выяснить, что на большой глубине обитают неведомые змееподобные твари, которые охотятся на людей и дельфинов. На китов пока нападений не было, но твари растут. Как знать, каких размеров достигнут.

Я передала суть разговора мужу. Он кивнул.

Через какое-то время я задремала и остаток пути мне снились светящиеся огни-очи в подводной чёрной глубине. И из этого кошмара я никак не могла вырваться. Проснулась я от нежного поцелуя. Супруг меня обнял.

— Всё хорошо, Огонёк, это всего лишь сон.

— Мы прилетели? — спросила тихо.

— Да. Тенька уже убежала к своим. Наверняка и твои родители да братья нас ждут. А нам ещё обратно лететь, желательно засветло.

Он прав, нельзя терять ни мгновения!

Пока супруг меня будил, весть о том, что пожаловали гости на пташке обратно, разнеслась по округе. Поэтому меня встречали родители дома, уставив его всевозможными разносолами.

Слух же разнесся, что невест возвращают. Правда, такого отродясь не было, но иначе ж пытливый ум моих односельчан не может.

— Да за приданым я, — оправдывалась пред взволнованными родителями.

Обняли нас с мужем, за стол усадили. а под окнами промелькнули спины ребятишек. Подслушивают, значит. Потом судачить будут.

Нас попотчевали, расспросили. Порадовались, что дом построили. Поведала, какие диковинки имеются в селении. Печь, греющая воду.

На диво, подарок мужа сгодился. Совет все главы семейств держали, да отец мой вместо того, чтобы гадать, предложил у дерева спросить: вред ли приносим ему. На что то отвечало, что подземных вод на всех хватит. А пересохнут, так трево своими кореньями разрастётся, найдёт. Да и океаническую воду оно может впитывать. А потому не велено тревожиться.

Ветер такой вести обрадовался.

— А ты провести нам в дом воду не можешь? — спросил батюшка зятя.

— Это можно, — согласился супруг. — Вот только горячую воду не могу сделать. Котёл нужен из железной руды, к следующему разу, как соберёмся в гости, постараюсь раздобыть.

— Что ты, мы и этому рады, — заверила матушка. Да, водопровод — это благо.

После трапезы муж выполнил обещанное.

— Позволите, мне поспать немного? — попросил он.

Его уложили в моей горенке, пока ещё никем не занятой. Он просил разбудить его пополудни.

Я же собирала вещи да с матушкой общалась.

— Много сил потратил? — спросила она, глядя на тут же уснувшего зятя.

— Не знаю? Путь не близкий. Мне удалось вздремнуть по дороге. Мы ведь ещё в предрассветных сумерках вылетели. И ещё обратно столько же.

Пополудни растолкала супруга.

— Летим? — спросила его.

— Знаешь, давай завтра, — предложил он. — Сил нет встать.

— Тогда отдыхай.

— Ты ложись пораньше. Завтра встаём, как сегодня, — предупредил он.

— Хорошо. Я сообщу Теньке.

Муж кивнул и лёг обратно. Я спустилась вниз, к родителям.

— Мам, я остаюсь на ночь. Перед рассветом встаём.

— Хорошо, дочка.

— Надо сообщить Теньке, — я собралась уходить.

— Погоди, Вьюнка, я сама схожу, — настаивала мама.

— Не переживай. Я справлюсь.

Выйдя во двор, остановилась, собираясь с духом. Что, если с Зорком встречусь? И пусть я уже жена другого, но неприятный осадок всё ещё остался.

Но, вопреки ожиданиям, я не смогла. Постояла да вошла в дом.

— Сказала? — спросила матушка.

— Нет. Не могу.

— Младко сбегает, — матушка решила, что мой младший брат сообщит.

А я вернулась в свою горенку. К мужу под бок.

— Прости, — прошептала ему на ухо. — Я не могу к нему сходить.

В ответ меня притянули к себе в объятия. И ведь спит. Так хорошо стало. Уютно у него на груди. Вдохнула его запах, слышу, как размеренно стучит его сердце. Как быстро Ветер стал мне родным. И не заметила, как уснула.

Обратная дорога прошла без приключений. Тенька выглядела посвежевшей и перенесла полёт хорошо.

Встречал нас Орлик. Похоже, он не просто соскучился, но и был рад видеть свою супругу. И хоть старался показать равнодушие, в очах был блеск. Забрал её приданое да ушёл.

— Ветер, а пташка только твоя?

— Эта — пока моя.

— А ту, что я отправила в неизведанные дали?

— И та принадлежала мне.

Я смутилась. Выходит, я не только изобретателям урон нанесла, но и лично Ветру.

Меня обняли крепкие слегка шершавые руки, привыкшие к труду.

— Ты очень красива, Вьюнка, и расплатилась сполна. Надеюсь, что простишь себя и будешь счастлива, со мною, — прошептал он.

Я развернулась в его объятиях, несмело подняла взор. Встретилась с его ярко-зелёными очами.

— Ты лучший муж на свете, — прошептала, обнимая его.

Недолго мы так простояли. Дорога забрала много времени, поэтому нужно было приступать к делам. Ветер занёс моё приданое в наш дом, после чего мы отправились на обед к его родителям, где я осталась помогать свекрови вместе с Дарьей — ещё одной новоявленной снохой — женой Увидевшего Бездну. Она являла собой нежный образ: светловласая, с бледно-зелёными огромными очами, курносым носиком. За скотиной ходить была привычна: сама корм той запаривала, насыпала зерно птицам, доить умела. Да ещё и взялась готовить мясо на обед. А я поняла, кто у свекрови будет любимая невестка. И мне Дарьюшка сразу не понравилась. Вот, вроде бы, улыбается и миленькая, а подвоха от неё всё время жду. Свекровь же отправила меня домой, мол, приданое теперь есть, можно уют дома делать. Выдала мне овощей, круп да спровадила.

А мне обидно стало. Проглотила слёзы. Муж сажать ушёл зерно. Дома пусто сразу стало. Тоскливо. Отогнала нерадостные мысли да принялась за готовку. Пока в печи всё варилось, я прибралась. Полы помыла, которые успел до полёта Ветер сделать, стол накрыла вышитой скатертью. Да на окна занавесочки повесила тоненькие. Пока возилась, успокоилась. И правда, дома лучше. Есть время им заняться.

— Есть кто живой? — спросили с порога. Я вышла встречать гостей.

— Здравствуй, сестрица, а Оседлавший Ветер здесь живёт? — спросил молодой мужчина, с длинной светло-русой бородой.

— Здравствуй, братец. Да, это его дом.

Вот только как мне себя вести? Могу ли пригласить незнакомца в дом?

"Ветер, к нам какой-то чужак пожаловал. Тебя разыскивает. Что мне с ним делать? Могу ли пригласить в дом?"

"Пригласи. Как почётного гостя усади за стол по правую руку от моего места. Накрывай на стол, сейчас буду".

"Хорошо".

— Входи, братец, — пригласила его, освобождая ему проход. — Небось, устал с дорожки. Присаживайся, — сама подошла к нужному месту.

— Благодарю, сестрица. А Оседлавшего Ветра позвать надобно, у меня дело срочное.

— Он сейчас подойдёт, — сказала я, продолжая накрывать на стол. Стряпня моя уж должна была дотомиться. — Руки с дороги ополоснуть не желаешь? — спросила у гостя.

— Не откажусь, — он встал и пошёл за мною к рукомойнику. Умылся. Я показала на вышитое полотенце, которым можно было вытереться.

У нас гостя принимали почётно, вот только я не выступала в роли хозяйки. Гостю самое лучшее место за столом, возле хозяина, лучшие яства, лучшее место ночлега. В баньке могли предложить попариться. Пока муж не пришёл, я его спрашивала о различиях. На деле выходило, что обычаи те же. Вот только развлекать гостя беседой мне не полагалось. Коли гость спрашивал что-то, следовало уклониться от ответа. И это касалось как жены, так и детей. Вести беседу мог лишь глава семейства.

А я вдруг подумала, выходит, ко мне гости и пожаловать не могут? Раз беседовать лишь мужу полагается.

"Ты не права. К тебе могут приходить лишь женщины, дети да родственники. Вот с ними общайся сколько душе угодно. Даже можешь жаловаться на супруга".

"А если я не желаю сор из избы выносить?"

"Не выноси. Дело твоё. Но и то, что тебе другие поведают, нельзя мужчинам рассказывать".

"Даже тебе?"

"Даже мне. Это ваша женская тайна. Тенька правильно сделала, поделилась лишь с тобою своими переживаниями".

У нас некогда было ходить в гости. Возились на огороде, дома, стряпали, убирали, ткали, шили, вышивали... Дел всегда у женщины хватало. А мужчины ратным делом занимались да поля возделывали, созидали нужные в хозяйстве вещи, утварь.

А здесь, выходит, гостей можно ждать не только родственников, но и соседей.

Тут и муж пожаловал.

Глава 10

Супруг явился через дверь. Бросил беглый взгляд на изменившееся за время его отсутствие жильё, кивнул мне.

— Здравствуй, а у нас гость тебя дожидается, — встретила его с улыбкой.

Гость как раз руки помыл. Вот ему и пожал Ветер правое предплечье. Нахмурился.

"Что не так?"

"Оружие у него в рукаве," — пояснил супруг.

Возможно, у них иные обычаи, но даже наши воины всегда у порога оставляли оружие, которое носили за поясом, в рукаве, в голенище сапог, ежели в обуви ходили, в основном, зимой.

Хозяин сел за стол да показал гостю на то же место, что и я за столом.

— Я вот по какому делу... — начал молодой человек, но Ветер прервал его.

— Сперва отобедай с нами.

Я накрыла на стол. Поставила плошки, которые недавно супруг раздобыл. Здесь не принято было есть из одной миски. Положила за печью и хранителю дома.

"Батюшка, угощайся," — обратилась к нему мысленно.

"Благодарствую, дочка," — ответил он.

"Во благо!"

И только сейчас сама за стол села.

— Благодарствуем, земля-Матушка, за твои дары, благодарствуем солнышко ясное, благодарствуем Всевышний за пищу, которой полнится наш стол да животы. Пусть эта пища вкусится с любовью да принесёт здоровье, — сказал речь муж перед трапезой. Лишь затем мы приступили к еде.

За обедом молчали. Лишь когда всё поели, я всё убрала, муж стал вести беседу.

— А водицы позволите испить? — спросил гость.

Я взглянула на супруга. Неужто оплошала? Здесь, впрочем, как и у нас, не принято было пить после еды. Чаепитие было отдельно в перерыве между обедом и ужином. Водицу можно было пить до еды, но никак не после.

— Ладушка, дай гостю водицы, — велел муж.

Я и принесла чашу с водой.

— Благодарствую, хозяюшка, — поблагодарил тот. — Всё было очень вкусным. — Не серчай, что попить прошу. Вижу, у вас не принято. А мы опосля трапезы пьём напитки.

— На здоровье! — пожелала я да удалилась посуду мыть.

Муж, тем временем, беседовал с чужаком. Я старалась не показываться. Да и дел хватало. Надо было пироги налепить, испечь.

Не заметила даже, как гость ушёл. Просто мы печь со стряпчей отделили небольшой занавеской от столовой.

— Вью, я тоже ухожу, — заглянул супруг. — Куда?

— Гостя провожу. Надо показать, как пташкой управлять, — пояснил Ветер.

— Пташкой?

— Я меняю пташку на зерно, вяленое мясо.

Мясо? Но зачем? Он же отказался от него.

— Мясо поменяем ещё на что-нибудь. Выращивать зерно будет некогда. Мне нужно смастерить ещё десять пташек до осени. Нам ещё мёд привезут, ткани.

А я и забыла, что жена изобретателя.

— Я к вечеру вернусь, — пообещал он, поцеловал и ушёл.

Зачем чужакам пташки? Понятно, что на лодке сюда добираться очень долго. Неужто, и правда, на лодке сюда приплыли?

Мимо пробежал мальчик.

— Здрав будь! — кивнула я. — Ты не слыхал, откуда чужестранец прибыл?

— На пташке прилетел, — ответил мальчик.

— На пташке? — удивилась я.

— Да, — ответил он и побежал по своим делам.

Дивно. Не знала, что муж продаёт свои изобретения.

"А ты не думаешь, что пташка может использоваться во вред? Если вдруг чужое племя пойдёт войною на нас?"

"Какой смысл воевать им против нас?" — спросил супруг в ответ.

Я не нашлась, что ответить. Не знаю.

"Скажи, а ты можешь пташкой управлять издали?" — меня осенило. Живым существом ведь можно, слившись с ним сознанием. А Ветер говорил, что деревья, из которых изготавливают пташек или дома, должны быть живыми.

"Нет".

"Но ведь они должны быть живыми, ты сам говорил".

"Тогда они дольше прослужат. Могут века жить".

"Но ведь ты вкладываешь в них душу, разве нет? Ведь нас тоже Всевышний наделил частицей своей сути, а мы делимся своей..."

"Я не могу говорить с животными и деревьями, милая".

"Но ты ведь слышишь дух дерева, представляешь образ. Почему ты потом не можешь с этим образом связаться?"

"Намекаешь на то, что я могу управлять своей пташкой даже на расстоянии? Интересная мысль. Люблю тебя, Огонёк".

"Погоди, а разве ты уже продавал свои изобретения ранее? Как наш гость мог прилететь?"

"Не продавал. Прилетел на той пташке, что ты выпустила".

Я замерла посреди дома. Вот как! Любопытно. А как её изловили? Выловили в воде?

Где она? Я подняла взгляд вверх, пытаясь увидеть сквозь дом, ветки деревьев. Естественно, ничего подобного не произошло. Тогда я закрыла очи и представила деревянного орла. Почему я раньше не догадалась это сделать?

Вспомнила, как пташка взмахнула крыльями.

"Милая, это ведь ты балуешься?"

"Я? Ты о чём?"

"О взмахе крыльев. Благо, орёл привязан. Ты хочешь, чтобы сделки не было? Если пташка неуправляема или подчиняется мне или кому-то другому, разве она будет нужна нашему гостю?"

Муж прав. Я моргнула, смахивая ниточку-связь. Оставим эту возможность про запас.

Значит, пташек у нас своих не осталось. Или нам вернут орла? Как вовремя мы слетали к моим родителям! Интересно, а у этой общины свои пташки есть? Хотя, все женихи разлетелись в разные стороны, выходит, пташки всё же есть. А создатель пташки сам без крыльев остался. Вряд ли будет время соорудить собственную.

Грустно как-то. Мне летать очень понравилось.

"Полетаем. Я попрошу проверить орла, с тобой это сделаем".

Настроение тут же улучшилось. Было бы неплохо.

Вечером муж пришёл на ужин с гостем. Ночевать будет?

"Да, милая. Уложим гостя в нашей горенке. Сами на печи будем спать".

И хоть печь потушили на ночь, уже достаточно тепло, запаримся. Надо ещё одну печь делать за пределами дома. Как бы мужу сказать об этом, только чтобы ночами не делал.

После ужина, как уложили гостя, муж потянул меня из дому.

— Куда?

— Полетаем.

— Так темно ж уже.

— Пойдём, — потянул он, прося довериться.

Пошла за ним. В руках у него была котомка.

В орла мы вошли, будто в лодку. Там были сидячие места, и одно прямо возле головы, для управления полётом.

Муж надел какие-то очки на очи и мне такие же дал.

— Опусти рычажок слева вниз, — сказал муж.

Послушалась. И всё стало видно, будто днём. Как он это делает?

Меня пристегнули какими-то ремнями к скамейке.

— Смотри, как пользоваться ремнём, — сказал муж да показал, велев несколько раз самой пристегнуться и отстегнуться. — Ежели велю, отстёгивайся. Мало ли, пташка сломается. Всё же падение пережила.

После раздачи указаний, пташка взмахнула крыльями, поднимаясь над веткою. Какой-то миг, и мы уже летим вперёд.

Ветер растрепал мои волосы, сорвал с них платок. А мы мчались ввысь.

"Не замёрзла?"

"Прохладно," — не стала скрывать я.

"Потерпи ещё немного, мы уже почти закончили. Теперь нужно опуститься да хватучесть лап проверить. У воды будет теплее, только влажно. На печи отогреемся".

Какой предусмотрительный! Похвально!

То одно крыло опускалось вниз, то другое, открывая обзор с разных сторон. Полёт отличался от пташки-ласточки. Там мы почти всегда парили. А здесь много махали крыльями, но таких завихрений создавать не могли.

"Как ты научился создавать таких птиц? Как смог изучить их полёт?"

"У нас тут много птиц живёт. Только гнездятся они высоко. Вот я и удирал от всех, забирался к гнёздам, прятался и наблюдал. Бывало и подерут меня. А раз скинули с дерева. Тогда я понял, что надо повышать свои навыки силы и ловкости".

"И перестал забираться к гнёздам?" — спросила я.

"Нет. Продолжил в том же духе. Даже усерднее, когда родители могли вернуться. И удирал от них. И однажды услышал дух древа, который не понимал моих целей. Тогда он впервые со мною заговорил. Сказал мол, что все люди как люди, учатся на своих ошибках. А я... "

"Что ты?"

"А я продолжаю, ничему не учась. Я возразил, мол, уклоняюсь от птиц, улучшая скорость и ловкость. На что дух ответил, что делаю это неверно. Нужно почувствовать птицу, взмах её крыльев, понаблюдать за ней, дождаться, когда подлетит, и лишь в последнее мгновение увернуться. Дух древа многому меня научил: уворачиваться от острых когтей и клювов, предупреждать нападение. Со временем, не раз выиграв бой, птицы привыкли ко мне, поняв, что я не желаю им зла, они перестали замечать меня. А мне открылась возможность вблизи наблюдать за ними," — закончил рассказ супруг.

Я увидела в очках быстро приближающиеся деревья.

"Всё, полёт закончен?"

"Да, милая. С пташкой всё в порядке. Снимай очки, да прячь в котомку. Не хочу их никому показывать".

"А ты?"

"И я. Возьми и мои".

Я повернулась к нему, увидела протянутую руку.

По телу пробежал холодок. Это он сейчас ничего не видит? И мы разобьёмся?

"Доверься мне," — прозвучало в ответ.

Я сняла очки, убрала всё в котомку.

Темнота. Тишина. Лишь наши крылья плавно разрезают воздух. Мы поворачиваемся. И из ночного мрака выныривает дерево, подсвеченное светло-жёлтыми огоньками. И, ежели приглядеться, можно увидеть очертания ветвей. И мы, совершив очередной облёт нужного дерева, подлетаем к ветви и садимся, ловко хватаясь за неё когтями пташки. Супруг привязывает её верёвкой.

Возвращение домой прошло легко. А вот стоило нам оказаться на печи, как ощутила чьё-то присутствие в своей голове.

"Кто здесь?" — обратилась к нему мысленно, потянувшись одновременно к мужу. Не уверена, получится ли, чтоб он послушал наш разговор.

"Дак, я," — ответил домовой.

"Батюшка? Ты что хотел?"

"Предупредить, дочка. Ваш гость мне сразу не понравился. А как вы за порог, стал по сундукам шарить".

"Так нет же у нас ничего ценного, окромя моего приданого".

"Так-то оно так, вот только для тебя, дочка, ценное ведь".

"Взял что-то?" — уточнила я.

"Нет. Не нашёл ничего. Но, думаю, искал он изобретения твоего мужа".

"Благодарю, батюшка".

"Я сообщу, коли что изменится".

"А сейчас он где?"

"Вернулся в выделенную ему горенку. Притворяется спящим".

"Благодарю".

На этом ощутила, как домовой ушёл из моего разума.

"Ты слышал?"

"Слышал," — ответил супруг.

"И что будем делать?" —

"Вести себя так же. А котомку пусть домовой схоронит".

"Как скажешь," — согласилась я, вызывая нашего домового.

Долго не могла уснуть. Переживала по поводу нашего гостя. Я бы на месте мужа не стала вести дела с ним. Что стоят его обещания, ежели он может позволить себе предать доверие тех, кто предложил ему самое лучшее?

Но муж, похоже, так не считал. Домовой сказал, что гость притворяется, а не спит. Что, ежели он захочет убить нас? Зачем, правда? Ему выгодно, чтобы муж сперва выполнил заказ.

А ещё я вдруг подумала, что то зерно, что он нам за пташку даёт, может быть, порченное или зачарованное.

"Батюшка, а ты можешь зерно проверить, что этот худой человек принёс с собою?"

"Уже проверил, дочка. Зерно хорошее. Можешь спать спокойно".

"Да как спать, когда думы тяжкие?"

"Гостя и из горенки до утра не выпущу, не боись. Да и усыпил его. Могу и тебе помочь заснуть".

"Благодарствую, не стоит".

— Не спишь, Огонёк, — повернулся ко мне супруг.

— Переживаю.

— А ты не кличь лихо, пока оно тихо, — молвил он, нависая надо мною. Думай лишь о хорошем, — и добавил уже мысленно:

"То, что сказал домовой — его мнение. Может, гость всего лишь замёрз и искал, чем ему накрыться. Ведь за пределы горенки не уходил".

Так-то оно может быть. Но не доверять хранителю дома было, по крайней мере, глупо.

"Моё слово должно что-то да значить. Я не могу сегодня обещать одно, а завтра нарушать его. Поэтому обманут нас, значит, будем умнее в следующий раз. Да и вести дел с этим человеком больше не будем. Пока же, ему не выгодно нам вредить. Понимаешь?"

"Да, Ветер".

"А хочешь помочь, проверяй всё зерно да мясо с помощью своих друзей".

"Но ведь он платить будет уже в конце весны, перед осенью*".

"Поэтому, как гость улетит, мы посадим зерно сперва. Благо, ничего сложного там нет".

Слова мужа успокоили.

"Как наш малыш поживает?" — супруг прикоснулся к моему животу, погладил его, поцеловал.

Стал шептать ему ласковые слова.

Отчего у меня щемит сердце? Щёки стали мокрыми.

"Огонёк?" — он отстранился, вновь нависая надо мною. В ночной тьме ничего не видно, кроме его очертаний. "Ты замечательный," — шепчу в ответ так же мысленно.

Наклоняется, щекоча своими волосами, потом бородою, усами. Нежно целует меня, заставляя растворяться в этих прикосновениях, желать большего. Быть одним целым не только телесно, но и душою, мыслями, желаниями.

С утра проводили гостя. За одну пташку он заплатил, еды нам хватит на всё лето. Поэтому, убедившись, что гость улетел, муж отправился на выделенный для посева участок, а я на огород.

Следующие несколько дней ушли на выбор деревьев под пташки.

— Пойдёшь со мною? — спросил муж, куда-то собираясь с мешком.

— Рубить деревья?

— Нет. Во-первых, мы не рубим деревья, а срезаем некоторые ветви. Во-вторых, не скажу, куда. Просто возьми небольшой запас еды и воды, да идём.

Я и пошла, захватив пироги. Видно, надолго уходим. Позволила обнять себя за стан и спустить к самой воде, на которой стояла небольшая ладья, в которой сидел Орлик.

— Здравствуй, — поприветствовала его.

— Здрав будь, Вьюнка! Вижу, хорошеешь с каждым днём!

— А ты на чужих жён не заглядывайся! — осадил его супруг.

— Да Тенька меня вполне устраивает. Моя горячая жёнушка, — и в голосе его почудилось восхищение. Надеюсь, Тенька хоть немного отдохнёт от супруга, пока Орлик с нами.

Отплыли от домашнего дерева мы на огромное расстояние. До дерева уже не допрыгнуть даже тогда, когда между нами и им ещё две ладьи будет.

— Достаточно? — спросил мужнин друг.

— Да, — ответил, проверив что-то супруг и стал разматывать край верёвки. Обвил ею свой стан, потом через сажень мой. Вокруг нас вспыхнул зелёный щит.

Муж взял свой мешок и лопату. Кивнул мне. Я взяла котомку с едой и бурдюк с водой.

Он сел на бортик, свесив ноги. Я последовала его примеру. Взял меня за руку.

— Готова? — спросил он.

— Нет! — такого я явно не ожидала.

Но меня не спрашивали, просто прыгнули. Едва успела глубоко вдохнуть.

Зелёное поле изменилось с колообразного на обтекаемое, будто вода его смывала. И при этом, я была сухая. Холода воды тоже не ощущала, а ведь на глубине тепла уже не должно быть.

"Можешь дышать спокойно. Видишь, вот отсюда поступает воздух, — и он показал на верёвку. — А теперь поплыли ко дну".

До дна мы добирались довольно долго. Ежели бы приходилось довольствоваться одним вдохом, его бы не хватило и на половину пути.

Чем глубже опускались, тем темнее становилось. Но во тьме муж был различим благодаря зеленоватому сиянию, поэтому страшно не было, да и его рука согревала всё время. И лишь когда ноги коснулись дна, загорелся свет.

О том, что задумал муж, я могла лишь догадываться. Мы явно не красоты местные явились поглядеть.

Ветер лопатой стал копать дно. Положил в образовавшуюся ямку спелый плод домашнего дерева да стал закапывать её. Он посадил дерево?

Мы никогда не опускались так глубоко. Да, пытались садить, просто бросая плоды в воду. Взывали к плоду, тот отвечал. Но прорастало или нет, мы не знали. Как было одно дерево-дом, так и осталось. Но почему супруг так далеко уплыл от дома?

Он поднялся с колен, закрыл очи. Его рисунки на лице и руках засветились. Призывает змейку? И на моих очах из небольшой кучки появился росточек. Он тянулся вверх, к свету. Когда он стал выше нас, Ветер собрал свои вещи и пошёл по дну. Я — за ним. Отойдя на какое-то расстояние, посадили ещё одно дерево. Потом ещё и ещё. Я не отвлекала, пока муж не предложил перекусить прямо на дне моря-окияна. Мы сели на корточки, и я решилась спросить:

"Значит, вы сажаете деревья".

"Раньше бросали просто семечки в воду. Но они плохо растут. Когда изобрели подводные лодки, делать стали это с их помощью. Каждый мужчина обязан посадить дерево, когда ему дают новое имя. Целый обряд есть воззвания к духу дерева. Но прорастают они очень медленно и не каждое выживает.

Когда я подружился со змейкой, попробовал этот способ. Мои деревья более живучи и прорастают быстрее," — рассказал супруг.

"Теперь лишь ты сажаешь?" — сделала я такой вывод.

"Нет. По-прежнему каждый мальчик, ставший мужчиной, совершает обряд посадки. А я... я тоже сажаю перед тем, как пилить".

"А почему так много? Ты ведь даже одно дерево не срубишь".

"По количеству пташек. И, хотя, такого требования нет, мне так совесть велит," — пояснил супруг.

"И что же, один раз в жизни посадил дерево и свободен?"

"Ежели делаешь из дерева не для своей общины что-то, то при каждом заказе обязан посадить дерево. Но я всегда сажаю. И когда делал пташку у тебя дома — тоже, неподалёку от того места, где упало старое. И росток подсоединил к старым корням, так будет легче ему вырасти, используя старую сеть".

Я улыбнулась. А ещё недавно возмущалась, что они рубят деревья. Думаю, это простительно, когда садится новое.

"А вот это сияние — часть твоего дара?" — спросила то, что меня давно мучило.

"Нет. Это защитное поле, помогает выравнять давление. Он показал на кольцо на своём пальце".

"Но ведь ты использовал его в воздухе при полёте и свою силу тратил".

"Оно подпитывается моей силою, иначе будет бездействовать".

"А я тоже могу им пользоваться?"

"Да, но тебе вряд ли подойдёт по размеру".

"Это твоё изобретение?"

"Нет. Одного из наших. И стоит дорого. Мне обошлось по цене пташки".

"Тогда мне не нужно такое".

"Будет и тебе такое. В нынешнее неспокойное время сгодится".

Может, он и прав. Но очень дорого. Мужу сейчас не до того. К тому же, дар мне на что? Хотя, не знаю, нужен ли будет созидателю кольца.

"А Орлик почему помогает?" — спросила, вспомнив, что нас наверху ждут.

"Так друг ведь. И я помогу, как попросит".

Посадив все имеющиеся плоды, муж дёрнул за верёвку, и нас стали поднимать.

Примечания по главе:

Весна-осень* — раньше у славян летом назывался полный оборот планеты вокруг солнца, сейчас равный 365 суткам. Раньше было же всего три времени года. Зима, весна, осень. Весна начиналась после весеннего равноденствия и заканчивалась осенним равноденствием, т.е. была полгода.

Глава 11

Жизнь продолжалась. В конце весны явился заказчик, привёз ещё обговоренной ранее платы. Вот только до конца он не расплатился. И, ежели не выращенное нами зерно, то мы зиму можем не прожить. Листья начали опадать. Мы же старались каждый листочек сберечь — это ведь удобрение. Часть листьев опускали на дно, к корням дерева, остальные оставляли на будущий год для посадки.

Зимы тут холоднее, чем у нас, и ветреннее. Без шкур животных мы бы не обошлись. Ими занимался кожемяка со своей семьёй, которые шили шубы, полушубки, ещё была семья, собирающая шерсть коз и овец, изготавливающая пуховые платки, валенки. Ну а поскольку каждый занимался своим ремеслом, нужным другим, то приходилось меняться товаром. Мы отдавали мясо, чтобы приобрести зимнюю одежду мне. У мужа пока ещё родителями купленная одежонка осталась.

А ещё сбор урожая, обработка его до холодов, домашние заготовки на зиму, и изготовление пташек. Крутились, как могли. Благо, всевозможные изобретения упрощали жизнь на поле и дома. По полю ползала гусеница, собирающая урожай. Но на неё была очередь, поскольку принадлежала общине. А купить собственную мы пока не могли. Вот и ждали, как освободится.

Как-то раз, после трудового дня, муж вернулся домой. Будто бы как обычно, а на лице у него загадочное выражение.

— Что, Ветер? — спросила я, когда он так ничего и не сказал за весь вечер. Уж поел, всё время лишь на меня поглядывал.

— Давай помогу с посудой, — предложил он, вставая из-за стола.

Как-то подозрительно это. С чего он вдруг помощь предлагает в женских делах?

Отказываться не стала. А то ещё обидится? Прибрались мы вдвое быстрее, нежели обычно.

Поднялись в свою горенку. Помылись в чане.

— Так скажешь, что случилось?

— Закрой очи, — попросил он.

Я и послушалась. Ощутила, как на палец надевают что-то.

— Можешь открывать, — сказал супруг.

На пальце красовалось серебряное колечко. Точь-в-точь как у мужа.

— Милый, зачем? — на очи выступила влага, от щемящих чувств, обняла я его. Теперь понятным стало, почему задерживался в своей умельне. Значит, на подарок мне мастерил что-то. Сдержал обещание.

— Ну так у тебя день рождения. Я старался успеть в срок.

На утро он занялся уборкой посевов — очередь наша подошла. А я отправилась на другое дерево к матушке его.

Да по дороге повернула в другую сторону, решила поглядеть, как дела движутся у деверя Покорившего Бездну. Осень уж близко, ежели не поспеют дом сделать, придётся у родителей жить или у нас. У родителей может и не выйдет, там другие братья с жёнами воротилися. Ветер предложил такой выход из сложившегося положения, раз не смог в строительстве оказать посильную помощь. А раз горницу отдадим, следовало банную обустроить ещё одну, не будем же через горенку ходить. Провести воду да сток оказалось проще всего. Выделить угол — сложнее, чтоб ещё и не на виду был. Но мы справились.

И вот сейчас я отправилась в гости, так сказать.

Найдя нужную улочку, стала дом разыскивать.

Обнаружив искомое, отметила, что даже половины дома нет в высоту. Не говоря уж о том, что крыша не поставлена, щели не законопачены. Зато печь имелась. Да, самое важное. По мне так её и после можно было поставить, как крышу положат.

Я уж повернулась к дому спиной да собралась спрыгивать с ветки, когда в голове услышала мерзкий шум. В очах потемнело, и я полетела с ветки прямо в воду.

Благо, успела воздуха набрать, да колечко провернуть, создавая вокруг себя защитное поле.

Очнулась от того, что стала задыхаться. Попробовала сделать вдох, и это даже получилось, вот только удовлетворения почти не принесло. Открыла очи, но вокруг был лишь один мрак. Стало боязно. Неужели я утратила зрение? С трудом отогнав страх, я постаралась вспомнить, что предшествовало этой темноте.

Я шла от дома Увидевшего Бездну домой к мужниным родителям, когда услышала шум в голове. Потом я повернула колечко, создавая вокруг себя шар. Значит, я на глубине в воде? Именно поэтому в толще окияна ничего и не вижу. Но ведь раньше свечение было. Во всяком случае, у мужниного колечка. Надо выплывать отсюда, иначе воздуха мне не хватит. Я встала на ноги, но вдруг ощутила, что рука коснулась какой-то стены. А потом меня сильно тряхнуло. Что это?

"Ветер!" — позвала супруга, надеясь, что расстояние — не помеха.

"Вью, ты где?"

Вновь нахлынул страх, который я передала мужу.

"Тихо, успокойся! Расскажи всё по порядку. Чего ты боишься?" — его голос успокаивал.

И я показала ему то, что последнее помнила, как мне стало плохо, как упала в воду. И вот теперь темнота, воздуха не хватает.

"Я понял. Жди меня. Постарайся успокоиться и поспать. Так ты меньше будешь расходовать воздух".

"Ветер! — кажется, отчаяние готово меня захлестнуть. — Не бросай меня!"

"Я с тобой! — он так же спокоен. — Подумай о чём-нибудь хорошем. О нашем дитятке. Думаешь, мальчик будет или девочка? Расскажи".

Прислушалась к своим ощущениям, к малышу. Тук-тук, слышу, как бьётся его сердечко. Закрываю очи, вижу маленькое воздушное создание с тёмно-русыми кудряшками, венком из одуванчиков на головке, ярко-зелёными очами и обаятельной улыбкой кружится у нас во дворе и задорно смеётся. Какая ж ты красивая, девочка моя!

Вновь почудилось движение. Меня будто откинуло, правда, не ударило. Видно, защитное поле действует. А ещё странные звуки. Булькание какое-то.

"Ветер, — позвала его я. — Ты ещё со мною?"

"Да, Огонёк. Послушай меня. Знаю, расход силы очень большой, тебе не стоит сливаться сознанием с кем-то. Но сейчас это необходимо. Попробуй связаться с тем, кто рядом. Чтобы я мог понять, где ты".

"Какой знак тебе нужен?"

"Пусть тот, кто поблизости, выпрыгнет из воды отвесно вверх. Это можно сделать?"

"Я попробую".

Закрыла очи, глубоко вдохнула, постаралась почувствовать разум поблизости. Меня вновь трухнуло, и вновь услышала шум в голове, от которого стало больно. Это мешало сосредоточиться. Но я направила мысль вверх, как муж просил, выпрыгивая из воды. И тьма меня вновь поглотила.

Когда я очнулась, то сразу же ощутила запахи. Чего-то сладкого и в то же время мясного, причём тухлого. Как тогда, когда Ура притащила к нашей кровати мёртвых мышей. А поскольку тогда было жарко, то всё это стало разлагаться... Меня тогда замутило, как и сейчас.

Я села, открыла очи и поняла, что нахожусь не там, где была. Появился приглушённый жёлтый свет, в котором были различимы металлические стены, рычаги. Кресло, в котором сидел человек.

— Кто здесь? — подала голос.

Он выскочил из кресла и оказался рядом.

— Ох, Вьюночка, — меня сгребли в объятия.

Но вместо ощущения радости накатила тошнота с новой силой.

— Тазик! — прошептала я.

Он понял, отскочил, подставил какой-то горшок.

— Пить!

Стало немного легче.

— Где мы?

— Почти там же, где ты и была.

— То есть?

— В желудке подводного змея, — пояснил он. Правда, это мне ни о чём не говорило. Поэтому супруг продолжил: — Меня тоже проглотила эта тварь. И я увидел здесь тебя, перенёс внутрь.

— А запах?..

— Это с тобой пришёл. Ты промокла вся, защита кольца почти перестала действовать,сохраняясь тонким слоем на теле.

Значит, я вся пропиталась тухлятиной! О, Всевышний, за что мне это?! Вновь подкатил ком к горлу.

— Прости, я не успел убрать твою одежду, — сказал супруг где-то в отдалении. Что-то щёлкнуло. И только тут поняла, что голая.

Приступ тошноты прошёл, я встала и на дрожащих ногам пошла к мужу. Он подхватил.

— Что-то я ничего не понимаю. Мы внутри существа или устройства?

— Мы в маленькой подводной лодке, а вот она внутри существа, которое тебя проглотило.

— Как ты меня нашёл?

— Эта тварь выпрыгнула из воды. А когда я стал подплывать, она меня проглотила. И я увидел тебя.

— Значит, моя связка сработала. Вот только я потратила все силы на это, — размышляла я вслух. Супруг усадил меня на руки, а сам в кресле остался.

— Ты мне скажи, убиваем это существо?

— Как ты можешь о таком спрашивать? — возмущению моему не было предела.

— Оно съело не одну тебя. Знаешь, сколько человеческих костей у него в желудке? Показать? — супруг явно не разделял моего мнения. Вот только зачем спрашивал? — Тебе повезло, что кольцо было надето. А если б нет? И сколько ещё народу пострадает?

— Но ведь ты женился на мне только ради общения с этим существом? — привела я довод.

— Так всё начиналось. Но стал я твоим мужем не поэтому. Я бы попросил Теньку, если б она была здесь, — такие его слова задели. Зачем ему моя подруга, ежели я есть?

— Не вздумай! — предупредил он, видно, поняв мою задумку. — Ты много сил потратила. В твоём положении нельзя рисковать малышом.

Но в душе поднялся протест.

— И что ты мне сделаешь? Накажешь? — что я вообще несу? И зачем? Проверяю границы дозволенного? Так, чай, не дитя малое. И отношения у нас с мужем хорошие, зачем порчу их?

Муж просто отвернулся. А я почувствовала обиду. Жгущую, всепоглощающую. Не свою, его. Что со мной творится? Закрыла очи, стараясь унять душу. Внутри всё клокотало.

— Не смей убивать его, слышишь! — прошептала я, и слёзы проложили бороздки, будто вода стекает по коре дерева.

На плечи легла рубаха. Его рубаха. Я всхлипнула. Меня притянули его горячие согревающие руки. Молчит. Вздохнул тяжко.

— Не убивай, прошу, — прошептала я.

— Ладно, давай выбираться отсюда, — нехотя предложил он, отстраняясь. Надел мне свою рубаху.

— Ты не... — начала я. Но он не дал сказать, приподнял мой подбородок, заглядывая в очи.

— Эх ты... — вновь вздохнул. В невысказанных словах читалась обида. Мол, не доверилась ему. Он ведь никогда не сделал мне ничего плохого. Зелёные очи цвета молодой поросли смотрели с укоризной.

— Прости, — прошептала я. — Пообещай, что не убьёшь.

— Баш на баш!

— Что ты хочешь? — с вызовом спросила я.

— Обещай, что не будешь с ним сливаться сознанием.

Вздохнула. Сглотнула. Заглянула внутрь себя. Тяжко такое пообещать, но, ежели вспомнить, этот шум в ушах, пожалуй, так будет правильно.

— Обещаю, — прошептала я. Но он глядел выжидающе. — Обещаю, что не буду сливаться с этим существом сознанием.

Кивнул.

— Обещаю, что не убью это существо.

— И остальных таких же, — встряла я.

— Только при условии, что угрозы жизни твоей или моих родственников не будет.

Я тоже кивнула.

Дурь! Я это понимала. Зачем он идёт у меня на поводу? И поняла: он не может отказать беременной жене. А что дальше, когда рожу?

— Ветер? — позвала очень тихо.

— Да, Огонёк.

— Ты зачем мне во всём потакаешь?

— Главная задача мужа — сделать жену счастливой. А когда она счастлива, то слушается его во всём, дарит счастье своему супругу.

— Но я ведь перечу тебе.

— Ты слушаешься. Всегда, — он говорил с нажимом. Я должна слушаться, всегда, за исключением таких вот вещей.

— Это не потому, что я тяжела?

— Нет, милая. Я просто хочу видеть, как твои оченьки светятся счастьем, — он, подойдя ко мне, провёл рукой по щеке. — А когда тебе больно, то моё сердце обливается кровью.

Я не удержалась. Повисла у него на шее.

— Ладно. Садись в кресло. Пристёгивайся.

Всхлипнула, кивая. Прижал к себе нежно крепко.

— Люблю тебя, Огонёк.

А я поняла, что тоже люблю.

Вот только не сказала этого. Змей вновь начал движение, нас откинуло, муж защитил меня собою. Здесь, под водой, притяжение иным было. В общем, муж успел оттолкнуться,от борта, но стрелой полетел к другой стене. Защитил своим телом, в последний миг развернувшись.

— Ветер! — я пыталась достучаться до его сознания, ощутив вязкую жидкость на его слипшихся волосах. — Любимый!

Но он не приходил в себя. Змейка никак,себя не проявляла, хотя к ней я тоже взывала.

Я сидела на коленях и взывала к нему мысленно, стараясь думать лишь о хорошем.

"Всё будет хорошо, слышишь?"

Представляю его здоровым, целую голову, шелковистые тёмные волосы, его улыбку, нежность в очах.

"Ветер!"

Думать только о хорошем, как учила меня матушка. Никогда никому не желать зла! Наши мысли обладают силой. И стоит подумать о плохом, как начинаешь его притягивать.

Вдруг подумалось, что надо было помочь Увидевшему Бездну с домом. Да, заказ, к тому же человеку, который нам не особо нравится. А тут родственник. И сейчас мы в его подводной лодке. Он помог брату. Семья превыше всего!

Обняла любимого супруга. Отогнала тьму от своего сердца. И стала представлять, как Ветер начинает шевелиться, открывает свои ясные очи. Голова его цела.

— Вью? — слышу его голос.

И хоть в его состоянии таких резких движений делать не стоило, но действовал он быстро. Усадил меня в кресло, пристегнул, и сам занял второе место. Нас трясло, кидало из стороны в сторону, Свет был полностью погашен, а в окошки мало что видно. Зато звуки со всех сторон были протяжные, жуткие. Приходилось зажимать уши ладонями. Но мне было плохо. Тошнота ещё несколько раз подкатывала, с трудом удерживала содержимое желудка, ежели там ещё что-то осталось. Это время показалось мне вечностью. Так мерзко мне ещё не было.

А потом нас будто вытолкнуло на поверхность, видно, выбрались из змея.

И лишь когда в меня ветер дыхнул тучей брызг, я разлепила веки. Правда, перед очами всё плыло, крутилось. Пришлось тут же зажмуриться.

Пробуждение было долгим, мучительным, головокружительным, плохо пахнущим. Свет бил в очи, слышались голоса. Прислушавшись, поняла, что не узнаю голос.

— ... жить будет. Девочка крепкая.

— А дитя? — послышался голос мужа.

— Не могу знать, но внешних проявлений утраты нет.

Я заглянула внутрь себя.

"Сокровище моё?" — обратилась к малышу.

В ответ ощутила волну радости. Хух, хвала Всевышнему, всё в порядке.

Я открыла очи, решив оповестить окружающих об изменении моего состояния. Встретилась взглядом с мужем и сидящим близ меня старичком с белой длинной бородой и такими же кустистыми бровями.

— Здравствуй, дедушка! — поприветствовала я гостя.

— Здравствуй, внученька! Как ся чувствуешь?

Прислушалась к себе. Кажется, порядок, о чём и сообщила.

— Крепкая тебе девка досталась, — сообщил лекарь супругу. — Ладно, пойду я. Дел хватает, — встал с нашего ложа старичок.

Мы остались одни.

— Милая?.. — начал Ветер, но я перебила:

— Он осмотрел твою рану? — раз я в порядке, значит, его здоровье сейчас первичнее.

— Осмотрел. Никакой раны нет, даже дивно. Хотя, волосы все в крови, — ответил супруг.

Попыталась осознать это. Что же выходит, моё воображение помогло?

Но делиться этим осознанием я не спешила. Нужно сперва проверить. Зачем обнадёживать супруга зазря?

Зато вспомнились мысли после чудесного исцеления.

— Ветер, ты должен помочь брату с домом.

Он кивнул.

— Хотел тебе как раз об этом сказать. Урожай я собрал, заказ обождёт. Скоро наступят холода, самое то созидать.

— Иди, я в порядке.

— Точно? — заглянул в очи, поцеловал в уста и, дождавшись кивка, пошёл на выход.

— Да, любимый.

Он замер на пороге горенки.

— Я не ослышался?

— Иди уж! — шикнула на него. Повторять не собиралась. Случайно вырвалось, я пока не была готова признаться вслух в своих чувствах.

Он и ушёл. А я, решив, что хватит лежать, встала с постели.

Слабость пока ещё ощущалась. Пожалуй, сегодня не буду нагружать себя делами. Приготовлю лишь покушать.

Глава 12

Муж целыми днями пропадал на стройке. Дом Увидевшего Бездну уже давно стоял, но теперь и другие братья совместными усилиями ставили один за другим дома. Торопились до холодов поспеть. Ветер же, вдобавок ко всему, прокладывал всем водопровод и сток. И дома почти не бывал. Обедал на стройке, где его и остальных братьев кормила супруга того, чей дом ставили. От тоски сжималось сердце. Супруг себя изводил, и домой приходил очень поздно.

Я всё понимала, но от этого было не легче. Ждала его, чтобы хотя бы поздороваться, порою засыпая прямо за столом. А он брал меня на руки и относил в постель. Во всяком случае, только так я могла объяснить то, что просыпалась утром в постели. И как ни старалась проснуться затемно, а мужа уже не было рядом. Но завтрак ел, раз тот убавлялся. Дома братьев были раскиданы по разным деревьям, поэтому отследить, где сейчас муж находился, было невозможно.

Благо, Ура постоянно крутилась рядом и скрашивала мою жизнь. Пару раз приходила свекровь в гости, я даже была рада такому общению, хотя на очи слёзы наворачивались, но плакаться я не привыкла. А вот она жаловалась на мужа, мол, с сыновьями пропадает, дел невпроворот, всё стоит, там что-то сломалось, чуть ли не сама готова чинить, да муж обидится, вот и терпит да список дел мужу пишет.

Вот и сейчас, в очередной визит, завела эту песню. Мне кажется, или свекровь вовсе не жалуется на супруга, а таким образом невестку научает? Я молчу, ничего не говорю.

— Да ещё и сношеньки слишком либезят перед мною. Все дела себе забрали, пытаясь угодить. А мне и заняться нечем, — продолжила она пенять.

А я вот и не знаю, как мне быть. Не привыкла к такому. Одно дело пришла б Тенька, и совсем иное — свекровь. Может, она и мне косточки перемывает?

Киваю лишь да молчу.

— А ты расскажи про своё житьё, — продолжает она.

— Да нечего сказать. Мужа не вижу. Уходит — солнышко ещё не встало, приходит — оно уж село, — я вздохнула.

— Поругайся на мужа, легче станет. А может что тяжким грузом на душе висит?

Это на что намекает?

— Да всё в порядке. Тоскливо только.

— По дому да бывшему возлюбленному тоскуешь?

А я так посреди избы и замерла. Не понравилось, куда клонила свекровь.

— Матушка, ты про что сейчас молвишь? — села к ней за стол, поставив блюдо с пирожками.

— Ну как же, слыхала, что у тебя возлюбленный был да Ветер выиграл бой.

— От кого слыхали? — спрашиваю, не торопясь отвечать. Неужто супруг поведал? Не тайна это, просто не хочется, чтоб злые языки трепались. Чего доброго, ещё и слухи начнут распускать, что дитя чужое под сердцем ношу.

— Да одна из ваших заглядывала в гости, как у нас посиделки были. Вот и пожаловалась, что за тебя все завидные женихи бились. А за них ни один не вышел. Мол, мало тебе возлюбленного было. Окрутила мужиков.

Больно вдруг стало. Обидно.

— Расскажи, — мягко сказала свекровь. — Облегчи душу.

Облегчишь тут, а потом всё селение знать будет.

— Не волнуйся, не скажу никому, что поведаешь, — будто прочитав мысли, молвила она.

Не знаю, что нашло, да только прорвало вдруг меня. Поведала, что замуж действительно за другого собиралась. Да про то, как провинилась перед изобретателями.

— Не знала я тогда, что наши девчата хотят замуж на сторону. Может и осталась бы у нас, с Зорком свою жизнь строила. Да только не судьба.

— Отчего же сдалась? — поинтересовалась свекровь. А мне не по себе стало. Ведь действительно отказалась от любви. Предала возлюбленного. Не понравится это свекрови.

— Вначале чувство вины да долга говорило, а потом мы с Ветром купались вместе у священного древа. Он пытался со мной силою обменяться. Древо нас и поженило.Пускай, не знала я этого, да только Зорк вдруг отошёл от моего сердца. И хоть чувства к нему никуда не делись, да не могла с ним остаться.

— А с чего это ты пошла купаться с Ветром? — не поняла свекровь.

— Он моим женихом назвался, — и как объяснить, почему?

— Хочешь сказать, что сразу тебя выбрал?

Я прикусила губу. Как же быть? Ложь сказать не могла, да и правда неприглядна.

— Орлик накануне приставал ко мне. Едва вырвалась. Боялась его до дрожи в коленках. А на утро он заявился ко мне, как я полы мыла. Тогда Ветер защитил меня, невестою назвал.

Сказала. Теперь уж ничего не поделаешь. Как относиться ко мне свекровь станет?

— Скажи, а девицы вашего селения хранят себя для мужа? — как бы между делом спросила она.

— Да, честь берегут. Ветер у меня единственный мужчина, — тут же внесла ясность.

— Не жалеешь, что вышла за него?

А я потрогала округлившийся животик. Вспомнила зеленоокое чудо, улыбнулась.

— Ветер — замечательный муж. Не знаю, когда полюбила его. Да только жить без него не могу. Поняла, как умирала во чреве змеином, — замолчала, осознавая свои слова. Правду сказала. Так хотелось мужа увидеть в последний раз хотя бы.

— Как он тебя нашёл? — нарушила мои мысли свекровь.

А у меня слёзы по щекам бегут. "Ветер. Как же тоскливо без тебя! Я тебя не вижу в последние дни. Любимый".

Раздалось покашливание от сеней.

Поднимаю взор, а он стоит в дверях.

— Сынок! — мать кинулась ему на шею. Чего это она? А я отвернулась к окошку, слёзы вытерла. Свекровь же сказала: — Ну я пойду. Рада была повидать вас обоих. Благодарю за гостеприимство.

И ушла.

И что это было? Допрос с пристрастием? Или разговор по душам?

Муж коснулся моего плеча. Я на него обиженна. Понимаю, что не он — всему виной, вот только от этого не легче.

— Вьюночка, — прикоснулся губами к моей щеке, скользнул к ушку, к шейке. А у меня слёзы текут пуще прежнего.

— Я закончил с братьями, хочу побыть с тобой.

— Стол накрыть? — вытерла слёзы и стала вставать.

— Пойдём полетаем.

Не особо мне хотелось, но решила, что не буду ссориться. Остыну маленько, потом и поговорим.

— Хорошо, — я покорно встала. — Я мигом.

Вытащила из печи всё, что могло сгореть да пирогов взяла.

— Возьми с собою тёплую одежду, — дал указания супруг, открывая сундук с зимними вещами.

Вскоре мы уже забирались выше обычного. Куда это идём?

Становилось холодно, приходилось одеваться на ходу. Муж не выпускал мою руку, а когда я притомилась, обвил за стан, и сам поднимал нас.

Я так высоко ещё ни разу не забиралась. Наше деревья были ниже облаков, а на священное древо не положено просто так лазить, без разрешения. А тут я лишь сейчас обратила внимание, что мы уж к облакам подходим. Затаила дыхание, предвкушая вид. Прижалась к мужу. Туман почти полностью накрыл нас.

— Давай передохнём, — вскоре предложил любимый и позволил мне отстраниться. Мы действительно очень долго поднимались.

Солнышко уже садилось. Его красные лучи опаляли сугробы снега, будто дрова в печи, над которыми мы находились. Ничего прекрасней не видела.

— Ух ты! — прошептала я, боясь нарушить повисшую здесь тишину. — А снег настоящий?

— Нет, это облака. Мы сквозь них с тобою прошли.

— Ты о тумане? — уточнила я.

— Да, милая.

Я повисла на шее супруга, прощая ему все свои обиды да невнимание.

Он обнял, а потом отстранился.

— Я тоже тебя люблю, Огонёк, но погляди, скоро солнышко опустится ниже облаков, будет уже не то.

Тогда я развернулась в его объятиях, удобно устроив голову на его плече. И молча восхищалась природной красотой.

Я достала пирожок из котомки, вложила в руки супруга и себе взяла.

Продолжив путь, мы добирались до пташки не так уж и долго.

Дивно, я не знала, что у нас пташка есть в запасе. Это была иная пташка, закрытая сверху стеклом, часть которого поднималась, точно дверца, на петлях.

— Что это за пташка? — удивилась я.

— Это моя первая пташка. Принадлежит общине. Мне разрешили полетать на ней.

— А почему другие без стёкол?

— Это затратно, требует договора со стекольщиком, к тому же, наша община не разрешает делать такие чужакам или своим без особой надобности.

Ясно. Значит, о такой пташке можно не мечтать.

Меня пропустили вперёд, усадили удобно, пристегнули. В ласточке ни таких сидений, ни ремней. Да и в орле и других, забранных заказчиком пташках, тоже. Вот тебе и раз!

"Знаю, эта пташка по удобству лучше других. Просто для испытания на имя нужно очень постараться, на это отводится целое лето и предоставляется любое сырьё," — пояснил супруг, будто прочитав мои мысли.

Я вздохнула. Ну да, на имя стоит потрудиться. А потом не обязательно создавать удобства. Муж тронул мой локоть.

— Меня и так дома не бывает, — будто оправдывался он.

— Да я ж ничего не говорю, — возразила ему.

— Ежели будем этим промышлять, можно предложить такие услуги, но будет дольше и значительно дороже.

А я просто к нему прижалась.

— Скажи что-нибудь, — попросил он.

— Хочу нам такую пташку. Не общинную, а собственную.

Он провёл по моей голове, снимая шапку, распуская волосы. Солнышко в последний раз блеснуло на небосводе и скрылось.

Внутри было относительно тепло. Холодный ветер не проникал сюда. Супруг не сводил с меня любующегося взгляда. Похоже, мы сегодня не полетаем. Не одна я истосковалась по ласкам. Спинка моего кресла полностью откинулась. От неожиданности я даже вскрикнула. Ремень муж отстегнул, губы накрыл поцелуем, руки заскользили по одежде. И в голове ни одной мысли. Лишь его очи вижу, ощущаю его запах, сводящий с ума, торопливые движения.

Когда всё осталось позади, я лежала на спине на любимом. Он так и не выпустил из объятий. И теперь нагло спал. Было темно, но так уютно, хоть и тесно. Тело затекло, я чуть пошевелилась, поворачиваясь на бок.

— Вью, — спросонок сказал муж.

— Спи, — прошептала я.

— Нажми светящуюся кнопочку на приборной доске, — сказал он.

Я и нажала. Свободное кресло так же разложилось и придвинулось само к нашему. Ветер позволил мне лечь рядом, накрыться шубою, вот только прикосновение разорвать не позволил.

Жаль, воды нет. Проворочавшись ещё какое-то время, я всё же уснула. Разбудили меня солнечные лучи. Да такие яркие, точно не на дереве мы вовсе. Живот начал побаливать.

— Ветер, — прошептала я. Он подскочил сразу же. — Мне нужно в уборную, — скривившись прошептала я.

— Точно? Не рожаешь? — встревоженно спрашивает он.

Киваю.

Он отводит в хвост пташки, где только сейчас замечаю отдельную дверцу.

Кажется, жизнь налаживается.

Ещё бы попить. Пирожки вчерашние тоже сгодились. А вот пить пришлось снаружи — точнее есть снег, лежавший на ветвях. Утолив голод и жажду, мы-таки заняли свои места, пристегнулись.

— Это что ж ты такое сделал? — удивилась я.

Эта пташка поражала воображение. Здесь можно было общаться, отдыхать, имелась уборная.

— Слишком много всего навертел, желая поразить судей.

— Но это ведь здорово!

Муж чуть смутился.

— Может быть. Но эта пташка работает на топливе, в отличие от остальных. Это не всегда удобно.

Послышался какой-то шум снаружи, я поспешила найти источник, вертя головой.

— Что это? — встревожилась не на шутку я.

— Винт, — ответил Ветер, но, увидев моё непонимание, пояснил: — двигатель вращает винт и толкает нас вперёд.

Только сейчас заметила, что мы медленно, но движемся по небу, над облаками.

— На самом деле мы летим очень быстро. Быстрее птиц. Разве что соизмеримо с падением сокола.

Вскоре облака заканчились, и я увидела бескрайнюю водную гладь внизу, а потом что-то странное, белое, на море не похожее, скорее на снег, который у нас был лишь на самых верхушках деревьев.

— Что это?

— Суша.

— А я могу отсоединить ремень?

— Можешь. И оденься. Здесь холодно. Можем даже приземлиться.

— Правда?

— Да.

— А здесь кто-то живёт?

— Мы пытались создать тут поселение. Но очень холодно. Даже летом. Растений почти нет. Питаться можно лишь живностью. Поэтому тут никто не прижился. Ну а долететь можно лишь на этой пташке. Где-то на побережье есть небольшая хижина, — рассказывал супруг, оглядывая свои приборы.

Будем снижаться. Иди, если нужно, в уборную да пристёгивайся

терять время не стала. Есть, правда, хотелось. Видно, придётся повременить, ведь пироги мы все уже съели. А моя стряпня наверняка прокисла. Не думала я, что ухожу из дому на целый день. Разве что домовой приберёт в холодильник. Поздно я спохватилась.

Меж тем мы уже приземлились. Ветрище обдал обжигающим холодом, но спрятаться внутрь не захотелось.

Супруг спустил верёвочную лесенку.

Я никогда не видела такую бескрайнюю снежную даль, ежели не брать во внимание облака, похожие сверху на сугробы.

В наших краях снег, если и выпадал, то ненадолго, быстро таял.

Я спустилась наземь.

Хотелось потрогать его, но стоило стянуть варежку, как руки стали коченеть. Пришлось срочно надевать. Снег мело прямо в лицо. Вдруг подумалось, что и нашу пташку может занести.

— Ветер, — обернулась я, задирая голову вверх, стараясь перекричать завывание стихии, — возвращаемся домой!

Он только закрыл пташку.

— Уверена? — прокричал он.

— Да. Здесь не погуляешь! Унесёт или занесёт пташку.

Муж кивнул, открыл дверь. Помог мне забраться внутрь.

Усевшись, я вдруг подумала, что мы, возможно, что-то смогли бы сделать для этой земли. Вот только что?

— Погоди, — попросила мужа. — Как считаешь, мы можем своими способностями помочь этой земле?

— Ты права, можем, — согласился он.

— Но холода ведь никуда не денутся, — тут же погрустнела я.

— Наверное. Ты сможешь узнать, есть ли под землёй какие-то семена? — муж так и не отпустил мою руку, выводя на ней узоры.

Я закрыла очи, пытаясь дотянуться до живых существ, но ничего не услышала. Пустота. Но так ведь не может быть. Живность ведь есть.

— Придётся выбраться наружу. Вообще никого не слышу.

— Уверена? Может, просто устала. А подкрепиться у нас нечем. Хотя... — начал говорить он, но я перебила, вполне возможно, что именно пташка блокирует мои способности.

— Пойдём. Зазря что ли прилетели? — решительно встала я со своего места. Муж заглушил двигатель. Подумала, что сейчас всё топливо и потратим с моими причудами. Поэтому спросила: — А топлива нам хватит?

— Я наберу снега про запас.

— Снега? — не поняла я.

— Двигатель на воде работает.

— А на снегу? Ежели вдруг замёрзнет и...

— Разберёмся, — пресёк такие печальные мысли супруг.

На этот раз, чётко обозначив цель, я ловко спрыгнула наземь. Упала на колени, опёрлась руками о снег, и голову положила, дабы не чувствовать пронизывающий ветер так сильно. Я бы легла на живот, но боялась придавить малышку. От белоснежного покрова, на удивление, веяло теплом. Вдохнула поглубже, очистила своё сознание от всех мыслей. И прислушалась.

Тишина. Умиротворяющая. Вдруг где-то далеко послышалась тихая музыка. Я прислушалась. Что-то мне это напомнило. Только никак не удавалось вспомнить. А потом осенило. Так деревья поют зимою, когда засыпают на зиму, скинув листочки. Поют песню для своих будущих деток-почек колыбельную. Песня была одна на разные голоса, которые добавлялись к общему пению. Как красиво. Невольно заслушалась.

— Ну что? — нарушил эту красоту голос мужа.

Я открыла очи, он же лежал на снегу рядом на животе и глядел на меня.

— Есть много деревьев, только спят. Думаешь, им будет, что кушать, когда они высунутся наружу? Да и воды здесь нет.

— Как нет? Она — повсюду. Разве снег — не вода?

— Да, но...

— Можно попробовать изменить свойства деревьев, чтобы они могли пить снег. Тогда и ледовый пласт будет уменьшаться.

Если честно, не представляла, как это можно сделать.

— Можешь дать мне услышать их песню?

Я кивнула.

Вновь прислушалась к песне, а потом вместо мыслей стала передавать мужу песню.

Рисунки на его теле засветились зелёным сиянием.

Очень хотелось послушать, что муж будет говорить или делать.

— А теперь можешь передать то, что сейчас услышишь всем этим деревьям? — попросил муж.

— Да, конечно.

И в моём сознании зазвучала песня. Похожая на предыдущую, но всё же отличающуюся. Я бы не смогла запомнить, поэтому просто открыла себя для этой песни так, чтобы деревья слышали. Мне стало жарко. До того, что я встала, стянула варежки и принялась расстёгивать шубу.

Пот так и струился по мне. И, даже оставшись в одной сорочке, было жарко.

Песня закончилась. Я закрылась и от мужа и от деревьев.

Повернулась к супругу. А он тоже разделся донага.

— Любимый, что с нами?

— Похоже, так песня повлияла на нас.

— Прекрасно! Если тут жарко, то что дома делать будем? — я намекала на внешний вид.

— Я попрошу змейку помочь. А пока давай поглядим, есть ли толк от нашего вмешательства, — предложил Ветер.

Похоже, придётся задержаться. Меж тем снег местами стал проваливаться, и там появлялись веточки.

Улыбка осветила лицо мужа, вызвав её и на моих устах.

Деревца росли на очах. Муж взял меня за руку и прыгнул к ближайшему. Никогда таких не видела. Вместо листочков на веточках появлялись зелёные иголочки. Но как же красиво!

Муж обернулся, лицо стало обеспокоенным и он рванул назад, отпустив мою руку. А я увидела, как наша пташка вдруг провалилась. О, нет! Хотела ринуться за ним, но муж остановил:

"Заберись на дерево! Там безопаснее! Не хочу ещё и за тебя беспокоиться".

Я прыгнула со снежного наста на верхушку дерева. Надеюсь, она удержит.

Дерево удержало, что принесло облегчение. Но волнение за супруга не покидало меня. Деревья росли на большом расстоянии друг от друга. Будь они такие же высокие, как те, на которых живут изобретатели, ветви бы переплелись, но с одного на другое не перепрыгнуть без промежуточной опоры. А на снег боязно прыгать, вдруг провалишься.

Ждать мужа пришлось долго. Растревожившись вконец, я решилась осторожно узнать, как дела.

"Милый, — позвала мысленно. Осторожно! Как же спросить не усомнившись в нём? — Мне страшно здесь одной быть, ты скоро?"

Правду ведь сказала. Мне только одной остаться и не хватает для полного счастья!

"Придётся обождать немного. Я прокладываю путь по земле. Деревце не выдержит и меня, и пташку. А снег проваливается, не вздумай на него ступать".

"Хорошо. Может мне спустититься к земле?"

"Спускайся. Только осторожно, земля слишком мягкая, оставайся на дереве".

"Как скажешь," — покладисто согласилась я.

Есть хотелось всё больше. Живот недовольно заворчал. Что же делать? А ещё я чувствовала себя неуютно в таком виде. Пусть здесь никого и нет, но не привыкла ходить без сорочки. Спать уж привыкла в таком виде, когда с мужем милуемся, а вот ходить так...

Я уже почти спустилась вниз, когда услышала плач. Плакал какой-то зверь. Прислушалась. Тишина. Неужто показалось?

Очистила сознание и мысленно спросила, кто здесь.

В ответ получила чувство растерянности, страха и образ белого пушистого крупного зверя.

Сразу же поняла, что это мама.

Больше всего хотелось кинуться на помощь. Вот только куда?

"Где ты?"

Но в ответ услышала лишь завывания.

Толща снега была в нескольких моих ростов. Что же делать?

Вокруг ствола снега не было где-то в толщину двух меня. Медленно спускалась вниз, но чем глубже, тем становилось темнее. К тому же я не видела ветвей, наступала наобум. Прикоснулась к снегу, и рука тут же прошла насквозь. Легко, точно нож размягчённое масло. Тут же рот наполнился слюной. Так, не думать о еде!

Вниз я всё же спустилась. Вернее, осталась на самых нижних ветвях, более толстых и надёжных. Пространство вокруг них целиком растаяло, и я небольшую прогулку совершила. Тут было даже уютно, хотя свет почти не проникал сюда. Правда, ветви всего лишь шириной в мой рост. Маловато для поселения будет. Хотя, как знать... Всё зависит уже не от нас. В случае чего, можно тут даже заночевать, да и безопасно, как мне кажется. Я бы не прочь здесь остаться на пару дней. Почему я не взяла еды с собой? Муж обещал прогулку. Да, она удалась на славу.

"Вью, ты где?" — послышался голос мужа в моей голове.

"Я на последней нижней ветви".

"Иди к стволу".

Я и пошла.

Вскоре добралась до нужного места. Увидела внизу мелькнувшую тень.

"Теперь стой на месте. Какая ширина ветки?" — спросил супруг.

Значит, это он. Добрался. Хвала небесам!

Снег неподалёку начал чернеть и проваливаться, но вместо очертаний мужчины я увидела пташку, которая задевала пласт снега над веткой своими размерами. Лишь потом показался супруг.

— Ты вышележащие ветви не обследовала? — спросил он уже вслух.

— Нет.

— Ладно, иди сюда, сперва поедим.

— У тебя есть еда?

— Есть неприкосновенный запас в пташке. Так что забирайся внутрь. Муж заключил в объятия и поймал мою руку, помог влезть.

Внутри Ветер зажёг слабенькое освещение. Из уборной достал ведро с крышкой. Там оказался высушенный заплесневелый старый хлеб, сухое высушенное тесто полосками да вяленое мясо. Муж вытащил хлеб, а вот мясо и тесто оставил, залил водой, полученной прикосновением к снегу. Включил двигатель пташки у ушёл наружу с ведром.

Я мучилась ожиданием, живот сводило сильнее прежнего.

Приход мужа сопровождался сильным запахом пищи, радостным урчанием моего желудка.

— К сожалению, придётся есть руками. Я разбавил горячую лапшу снегом, обжечься не должны, — нарушил он тишину своим низким голосом.

Собиралась уже есть, но тут вспомнила о белом существе. Так и не донесла до рта лапшу.

— Что не так? — насторожился супруг.

Вздохнула и передала мужу крик о помощи.

— Мы можем ему помочь? — с тоской в голосе прошептала я.

— А ты знаешь, где он?

— Нет.

— А как далеко ты слышишь?

— Не знаю. Когда дома были, я общалась с дельфинами на расстоянии твоего полёта.

— Хорошо, тогда давай так. Как ясно ты слышишь голоса в своём сознании? — и он перешёл на мыслеречь. — "Зависит ли от расстояния. Я говорю громко? Тихо?"

"Очень ясно, будто ты рядом".

Муж вышел наружу.

"А сейчас слышишь?"

"Слышу".

"Громче? Тише?"

"Ежели и тише, то не сильно".

Повисло молчание.

"А сейчас?" — через какое-то время спросил он.

"Тише".

"Значит, рисуй в своём воображении местность. Я сейчас нахожусь на верхушке дерева".

Я последовала совету. Вскоре муж вновь спросил.

"Приблизительно так же".

"Я нахожусь на том же расстоянии от тебя, только уже снизу. Что-то изменилось?"

Прислушалась к себе, стараясь сравнить предыдущий голос. Голос и правда, чуть глуше, будто из-под земли шёл. Отметила про себя.

Он перемещался, я запоминала, незаметно для себя уплетая приготовленное мужем яство, отметая лишь кусочки мяса, разварившиеся немного.

Хотя лапша, благодаря ему, приобрела хоть какой-то вкус. Как я поняла, соли у нас не было..

Так увлеклась, что почти всё варёное тесто выела. Опомнилась, когда совсем чуточка осталась. Отставила ведро, пока не поздно.

— Ну что, любимая? — послышался позади меня голос мужа.

Я обернулась. В приглушённом свете увидела его с новой стороны. Обнажён! Красив! Так, сейчас не время об этом думать!

— Позавтракаешь? — спросила его, будто это я кормлю, а не он. Смутилась.

— А ты сама уже поела? — поинтересовался он.

— Да, доедай, что осталось. Благодарю.

— Уверена, что больше не хочешь? Это все запасы.

— Мясо точно не буду, — решила не говорить наперёд.

— Я съем мясо. Остальное оставим на потом.

— Так что с тем малышом? — решила переключить внимание.

— Ищи его своим даром. только сперва проверь, нужна ли по-прежнему ему помощь, — муж тут же принялся жевать мясо, а я отвернулась, стараясь не думать о живом существе, которое сейчас он ест.

Надеюсь, того детёныша не постигнет участь этого мяса. Может, не стоит его искать? С голодухи на многое пойти можно.

Так, не думать об этом!

Причин не доверять мужу не было. Думать только о хорошем!

Закрыла очи и постаралась позвать существо. Оно откликнулось. Тревога в его голосе означала, что ничего в лучшую сторону не изменилось.

А потом решилась опробовать то, что недавно с мужем делала. Стать посредником между мамой и дитятком.

Представила тот образ мамы, который увидела.

"Кто ты?" — спросила она.

"Я человек. Самка, ждущая малыша. А ты?"

"Я здесь живу. И нет самки меня сильнее".

"У тебя есть имя?"

"Сейчас я мама".

"Я услышала крик о помощи твоего детёныша. Могу попробовать дать вам поговорить," — решила развеять её тревогу.

"Хорошо".

И я стала связкой.

Пока они общались, постаралась понять, где находится она, я и малыш. И мне это удалось.

"Самка человека, ждущая малыша," — услышала голос белого зверя, обращающийся ко мне. Мамы.

"Да," — я не смогу помочь сыну. А ты можешь помочь?

"Помогу, чем смогу. Я нашла его".

"Я тоже по запаху иду. Но он провалился под землю. Попробует лезть вверх".

На этом связь я прервала. Рассказала мужу о своих достижениях.

— Умничка! — похвалил он. — Может, наше вмешательство и не понадобится.

— А как он с дерева перепрыгнет на снег?

— Думаешь, они прыгать не умеют? — подразумевал он этих существ под "они".

Безымянность не очень мне понравилась.

— Не знаю, — пожала плечами, думая о назывании существ. — Как по-другому можно назвать маму?

— Матушка, мать, матерь, кормящая, берегиня.

Последнее слово мне больше всего приглянулось.

— А что если сократить до бера? Бер*, бера, берёныш, — размышляла вслух.

— Спроси у неё.

Решила попозже спросить, когда буду узнавать, как дела. Ветер уже доел и занялся подъёмом пташки до тех ветвей, которые её выдержат. А потом принялся расчищать всё, что выше, чтобы пташка могла взлететь. Мне же велено было оставаться на дереве. Понимала, что буду лишь мешаться под ногами. Муж беспокоился о нашем дитятке, поэтому не разрешал помогать. Я же видела, как он несколько раз срывался, не в силах оттолкнуться от проваливающегося под ним снега. Поэтому решила нарисовать в воображении и на карте пташки местность, слыша песню деревьев.

Когда закончила, связалась с белой мамой.

"Нам нужна твоя помощь, самка человека, ждущая малыша".

Как я поняла, прыгать они не умеют. Спросила насчёт названия. Маме понравилось стать берой. Она несколько раз произнесла его, будто пробуя на вкус.

Я пошла с мужем, не желая оставаться одной. К тому же, съедаемая любопытством.

Ветер снял мягкие чехлы с сидений пташки, а воспользовались мы ими лишь поднявшись на верхушку дерева.

Оказавшись на возвышении перед распростёршейся белой гладью, я закрыла очи, стараясь точно понять, в каком направлении нам выдвигаться.

— Вон туда, — сказал супруг.

— Откуда знаешь? — удивилась я.

— Бера идёт по следу. Видишь, стоит у дерева и глядит вниз? — спросил муж.

Я присмотрелась, но кроме белого снега ничего не увидела.

— Не вижу.

— Ладно, держись! — муж расстелил чехлы на ветке, встал на один, руками обхватив край. И прыгнул. Приземление вышло удачным — провала не было. — Твоя очередь!

Я прыгнула на снежный наст. Приземлилась рядом с мужем.

— Хорошо, постарайся не отставать! — молвила я, решив продолжить путь в указанном направлении.

Бера ощетинилась при нашем подходе. Но... Какая же она красивая! Мохнатая, пушистая. С нею был миленький малыш.

"Это я. Мы пришли с мужем на помощь твоему малышу".

Настороженность ушла. Мама просто повернулась к стволу дерева. Другой малыш обхватил лапами верхушку ствола, будто из последних сил. Только сейчас заметила, что белоснежная шёрстка окрасилась в красный цвет. Ранен? И этому виной я, как ни печально это осознавать.

Муж оставил чехол на снегу и прыгнул к малышу. И хоть мы с родительницей пытались его успокоить, он боялся отцепить ствол при этом теряя последние силы.

— Поговори с ним, — предложил муж.

— Так этим и занимаюсь. Толку-то? Давай я попробую снять его?

Муж явно обиделся. Но я ощущала, как из малыша тонкой струйкой по капле утекает жизнь.

Ветер уступил. И я заняла его место.

— Тихо, не переживай, — я решила говорить с ним вслух. Пусть он и не понимает, но, возможно, мой голос успокоит его. — Всё хорошо. Мама и твоя сестрёнка ждут тебя, — и я погладила берёнка за ухом, по головке, по раненой лапке.

"Всё хорошо! — подумала про себя. — Рана затягивается. Кровь останавливается".

В какой-то миг я увидела, как выпущенные когти ослабленных лап спрятались, чем я и воспользовалась. Схватила его за спину и прыгнула. Вот только хоть малыш и не казался тяжёлым, а сил не хватило, чтобы допрыгнуть до чехла.

Да, такая особенность к морозоустойчивости однозначно не очень полезна, поскольку проваливаться уж совсем не хочется. Надеюсь, это обратимо. Пожалуй, нужно возвращать прежнее состояние тела до обретения способности выдерживать такой холод.

Муж подхватил меня в воздухе, перекувыркнулся и приземлился на подстилку, использовав промежуточную опору.

Я вздохнула с облегчением. Положила малыша на наст, погладила его по головке. Лишь после этого подняла взгляд на беру.

Она вставала со снега. Странно. Когда успела лечь? И только потом сообразила, какую именно промежуточную опору использовал муж. Я встревоженно заглянула в очи мамы.

"Прости, он не хотел сделать тебе больно. Мы проваливаемся на снегу, если к нему прикасаемся," — попыталась я сгладить неловкость.

"Не переживай, самка, ждущая малыша, я не сержусь," — ответила белоснежная мама, подходя к сыну, обнюхивая его. Лизнула повреждённую лапу.

Малыш в ответ заскулил. А у меня навернулись слёзы на очи.

"С ним всё будет хорошо? Может, рану обработать чем-то?" — спросила у мужа.

"Ему уже обработали слюной. Прощайся, нам пора," — супруг положил руку мне на плечо.

Я кивнула. Ещё бы одежду нашу найти.

Спросила у мамы позволения погладить малышку. Предупредила, что человеки бывают разные, лучше обходить их стороной, поинтересовалась здоровьем спасённого.

"Окрепнет, — отмахнулась мама, а вот погладить себя не разрешила. — Я пример показываю своим детям. Нельзя, чтобы они доверяли человеку".

На этом и простились. Теперь бы найти одежду нашу.

Муж же прыгнул на дерево, где ещё недавно был берёнок.

— Ты куда? — забеспокоилась я.

— Кажется, я знаю, где наша одежда может быть, — пояснил свои действия супруг. Я же не понимала его рассуждений.

— Ты о чём говоришь?

— Шуба сделана из овчины, а беры — хищники. Берёнок, видно, учуял овцу, — сказал муж, спускаясь вниз. — Будь тут. Ежели что — прыгай на дерево и сиди на нём.

— Хорошо.

Рана больше не кровила у малыша, да и после вылизывания её вообще не было видно. Бера вскоре ушла, оставив детей на меня.

"Поглядишь за ними?" — спросила она на прощанье.

"Да, конечно. А какая опасность им угрожает?"

"Самцы наши".

Ох, ну ничего ж себе. Как можно убивать себе подобных, тем более, малышей?

Вскоре вернулся муж, с одеждой. Это хорошо. Вот только одеваться я пока не стала, а то тепловой удар схлопочу. Муж надел сапоги и, забрав одежду и один чехол, понёс их в пташку.

Бер появился в поле зрения в поисках пищи. И говорить со мной отказался, предпочитая убить всех.

"Трус! Нападать на маленьких или детей? А ещё бер называется!" — буркнула я мысленно.

Сзади на наст приземлился супруг. И в руках у него сверкнул нож. Медведь, до того не проявляющий враждебности, разве что на словах, ощетинился.

"Мы не несём для тебя опасность," — попыталась воззвать к его разуму.

Он сел, облизнулся.

"Я хочу есть," — сказал он.

"Малыши тоже хотят".

"Он слабый, не выживет, а я насычусь," — привёл он довод.

"Пойди и поймай себе рыбу, — возмутилась я. — Зачем есть себе подобных?"

"Не охота," — и даже лениво зевнул.

Вот это да!

"Ну так и голодай тогда!" — возмутилась я.

— Порядок? — нарушил тишину муж.

— Он есть хочет, но охотиться ленится. Вот, решил малыша съесть, — не оборачиваясь к мужу, сказала я.

— Пусть только попробует! — громко заявил супруг.

Бер встал.

Краем ока заметила, что рисунки на теле мужа засветились. Белый зверь встал на задние лапы, оказавшись выше меня раза в два. Ого! Ох, какой огромный! Аж дух перехватило, когда осознала опасность, исходящую от него. А когти — почти что с мою ладошку! Подобралась, готовая в любое мгновение отпрыгнуть к дереву.

Не успела заметить, как эти двое сцепились. Каждый удар когтистой лапой я вздрагивала, но отвести взгляд так и не смогла. Муж брал ловкостью, бер — силою. В какой-то миг зверь умудрился впить зубы в плечо мужа.

Я вскрикнула. Малыши жались ко мне, но продолжали наблюдать за схваткой. Зверь взвыл, потом ещё и ещё. А потом просто провалился вниз, а супруг отпрыгнул назад, в нашу сторону.

Ветер, пошатываясь, рухнул на снег. Я едва успела подстелить под него свой чехол, оттолкнув от себя чад малых.

Прикоснулась к раненому плечу супруга. Но на месте укуса была оторвана древесная кора, обнажающая кусок дерева. Я не поверила своим очам, прикоснулась к дереву, выходящему из ключицы мужа. Толщина защитного контура была с высоту шеи любимого.

Дерево засветилось и исчезло. Являя на защищённом месте синяк и тоненькую струйку крови. На моих очах из мужа вышла ветка, ещё недавно пронизывавшая его насквозь.

Любимый выглядел неважно. Бледный, почти как окружающий нас наст.

Я зажала место выхода ветки и место входа двумя руками. Нужно остановить кровь. В голову лезли страшные мысли. Что, если он умрёт? Даже не представляла своей жизни без него. Лучше уж умереть вместе с ним. Под руки стали меня,толкать.

Берята хотели приобщиться к оказанию помощи.

— Мои хорошие, — я отпустила руки, позволив холодным носам сунуться к ранам. Погладила мордочки, пока они зализывали их. — Вы правы: всё будет хорошо. Не может не быть!

Я закрыла очи, положив его голову себе на колени, и представила здорового супруга, улыбающегося мне. Прекрасного в своей естественности. Запустила руки в его волосы. Он мне отдавал силу, когда я растила дом, посредством связанных наших волос. Что, если мне попробовать сделать то же самое?

Я принялась расплетать свои косы.

Накрыла мужа рыжей гривой, представила, что с кончиков волос сила идёт к нему. А ещё вдруг подумала, как сильно люблю его. И захотелось, чтобы он ощутил мои чувства, а не слова. Почувствовала, как сила устремилась к нему. Всё будет хорошо, даже замечательно! Обняла его.

— Хватит, — ворвался в моё сознание его голос так неожиданно, что я вздрогнула. Сила перестала уходить. Я отстранилась. Встретилась с такой родной яркой зеленью его очей. Скользнула взглядом по коже лица. На щеках появился румянец. Это хорошо.

Какое-то время мы так и замерли. Его очи источали свет и тепло, дарили любовь и нежность. Где-то поблизости послышалось громкое чавканье.

Развернувшись, увидела огромную нерпу, которую пожирали, по-другому не скажешь, беры. Мама сидела поблизости и внимательно осматривала место сражения.

"Благодарю, Самка, ждущая малыша, что защитила моих деток, — обратилась она. — Чем я могу быть тебе полезна?"

Да разве ж я могу требовать плату за спасение жизни? Мы ведь сделали это от чистого сердца. Разве нет?

Я попыталась объяснить это, но слов и образов общения было недостаточно.

Муж уже поднимался на своих двоих.

"Всегда знай, что можешь ко мне обратиться, — попрощалась бера. Дети её уже насытились. — Угощайтесь, — предложила она остатки трапезы своих малышей".

Как великодушно и гостеприимно. Вот только как же отказать ей вежливо?

Передала мысленно сообщение супругу.

— Мы заберём, — ответил он, делая шаг навстречу остаткам нерпы. — Благодарим.

Так, надо подумать о чём-то другом, пока меня не вывернуло.

— Нам пора? — спросила у мужа, намекая на то, что уже и так задержались здесь.

Но вместо ответа он лишь подхватил меня на руки вместе с чехлом и нерпой, и прыгнул, удаляясь от новых знакомых.

Когда же Ветер оказался рядом с пташкой и прикосновением растопил весь намёрзший над дверью снег, я спросила:

— Что это было? — хотелось получить ответы на незаданные вопросы.

— Змейка спасла мне жизнь.

— Тем, что проткнула тебя насквозь?

— Просто иначе не успела бы. Нужно было сократить путь, что дерево и сделало.

Я с сомнением хмыкнула. Ещё не известно, что безопаснее: заражение деревом или укус зверем.

— Помимо заражения крови были бы множественные переломы, — не разделил моих сомнений супруг, включая двигатель.

Пристегнувшись, мы тронулись, почти сразу же начиная разгон. С высоты полёта были видны множественные выступающие ветви деревьев, а ещё где-то там я заметила беру с малышами. Я помахала им, хотя вряд ли она увидела. На очах заблестела влага.

Облака превращались в тучи, затягивая небосвод. Солнышко скрылось. Но муж ввёл пташку в сгущавшийся мрак. За окном били молнии. Отчего-то стало страшно.

Но довольно быстро мы поднялись над ними, а тут ярко светило солнышко.

— Можешь отстегнуться и покушать.

— Что, сырое мясо? — неверяще переспросила я, возмущённая даже мыслью об этом.

— Там лапша осталась, — напомнил любимый.

Отказываться от предложения не стала, поскольку есть уже хотелось. И хоть стряпня мужа уже остыла, в душе вспыхнула нежность и благодарность, что он на завтрак не стал есть лапшу.

Уже садясь на своё место, обняла его крепко, уткнувшись носом в его шею.

— Люблю.

Примечания по главе:

бер* — так в старину называли медведя. Считалось это имя истинным, но поминать зазря хозяина леса было запрещено, поэтому называли иносказательно, например, мёд ведающий (медведь), хозяин, лесник, леший, ломака и другие. До сих пор истинное имя медведя сохранилось в названии его логова — берлога — логово бера. Ещё в слове берендей (тот, кто бером делается).

Глава 13

Пока летели, я спросила у супруга, что будем делать, ежели в одежде слишком жарко. Он обещал пообщаться со змейкой. Но ответ дал лишь когда пташка села на ту самую ветку, с которой взлетала.

— Змейка говорит, что способность эта не должна мешать. Она, правда, не знает, как у людей происходит, а у дерева подстраивается под окружающую среду. Небольшой слой одежды не будет причинять неудобства, поскольку перегрева как такового не будет. А вот толстые шубы не позволят телу приспособиться. Поэтому сейчас надеваем рубахи и выходим. Постоим какое-то время, повдыхаем здешний воздух, представим, что нам хорошо.

Муж убрал все следы нашего пребывания, забрал грязное ведро из-под еды. Его нужно будет помыть да наполнить потраченной едой. И это ложится на мои плечи. Мясо тоже надобно положить, ну и то, что посчитаю нужным. Вот только всё высушенное, чтобы не портилось.

Одевшись и высунув нос наружу, постояла так какое-то время, потом спрыгнула на ветку.

Постояла так какое-то время, привыкая и постаравшись себе внушить, что мне хорошо. Подействовало. Неудобства больше не было. Но ведь тут холодно, а внизу будет теплее.

— Спускаемся медленно, тогда тела наши сами будут привыкать к изменениям, — сказал супруг, поддерживая меня за руку.

Я же чувствовала себя калекой. Скоро будет ходить даже тяжело. Вот тогда помощь не помешает, а сейчас... сейчас молчу, наслаждаясь прикосновением мужа.

Чем ниже спускались, тем больше народу обращало на нас внимание. Слишком высоко люди не жили, но там проводились собрания и другие общественные мероприятия. А уже на дворе осень, а не весна. В одной сорочке не походишь. Среди остальных мы выделялись.

— Ветер! — окрикнул его один из стариков.

— Здрав будь, дедушка Мудр, — приветствовал его супруг, низко кланяясь в пояс, я тоже поклонилась, пока ещё дитя под сердцем позволяло.

— Что ж ты жену не бережёшь, понимаю, что по сравнению с вершиною древа, тут тепло, но не настолько же... — осадил он любимого. Я же дышала глубоко, стараясь привыкнуть к чуть потеплевшему воздуху. — Да и спустить мог.

— Да, вы правы, — согласился супруг, подхватил меня на руки, и в два счёта оказался на нашей улице, пропустив несколько веток.

Жар же никуда не делся. Мне стало дурно. Супруг поставил на ноги. Я глубоко дышала.

— Прости, Огонёк, — спохватился супруг, вытерев испарину с моего лба. — Как мне облегчить твои страдания?

— Вода, — прошептала я.

Просить дважды не пришлось.

И не успела я оглянуться, как вошла в прохладную воду. Ох, как давно я не плавала! Тот раз, когда меня проглотило чудище, не в счёт.

Выходили из воды мы постепенно. И помогали в этом дельфины, держащие меня на носу и постепенно поднимающиеся к поверхности. Я привыкла к воздуху и, оттолкнувшись от носа того самца, что меня вёз, прыгнула в объятия мужу, успевшему поймать, оттолкнуться от ствола и прыгнуть вверх.

Встречали нас многие, живущие на нижней ветви. В основном, женщины и дети. Глядели удивлённо. Ну да, появление на носу дельфина, да и просто купание в такое время лета — было вдиковинку. В отличие от мужчин моего родного племени, изобретатели-мужчины не закалялись и зимой в море-окияне не плавали.

Мне протягивали сухие полотенца и шубу.

От вытирания отказываться не стала, поблагодарив народ. А вот от верхней одежды отказалась.

На толпу явились и старшие рода.

— Что здесь происходит, Оседлавший Ветер? — спросил незнакомый дед.

— Жене от жары плохо стало, пришлось срочно охлаждать, — пояснил супруг.

— В холодную воду-то прыгнул! С головой совсем не дружишь? Пойдём, пообщаемся, сынок! — велел старец.

Муж не торопился, давая мне время привыкнуть к изменениям тепла.

На этот раз всё прошло удачно. Во дворе нашего дома, на лавочке под окном нас ждал тот самый дедок, что хотел поговорить с Ветром. Ведро да остатки нерпы лежали прямо на ветке. — Иди, дочка, переодевайся в сухое, нам потолковать с твоим мужем надобно, — сказал он.

Что же муж ему поведает? Скажет ли как есть?

Переодевшись, пошла возиться у печи.

— Благодарю, батюшка, — сказала домовому. Он прибрал стряпню в холодильник, так что сейчас лишь разогреть можно.

Ура крутилась рядом, ластясь к моим ногам.

— Хочешь нерпу? — поняла я.

"Хочу," — ответила она.

"Бери," — сказала ей и отвернулась.

Пока грелась стряпня, я помыла ведро да собрала туда сухую зелень, крупу, мясо, полученное от нашего заказчика. Замесила тесто, порезала на полоски да положила сушиться на печь.

Ура наелась и довольная ушла умываться, а я прибрала нерпу в ледник.

Мужа загнала вместе с дедом домой. Ветер может и не мёрзнет, хотя и мокрый, но не стоит на ветру сидеть, чай не весна! А вот старику точно не помешает погреться.

Дед отказываться от гостеприимства не стал.

— Вьюнка, познакомься, это мой прапрадед Ворон.

— Здравствуй, дедушка Ворон! — поклонилась я.

— Здравствуй, внученька! — кивнул старичок.

Все вместе молча обедали.

После трапезы мужчины остались за,столом общаться дальше.

Как я поняла, муж честно во всём признался. Что решили помочь природе на Холодной земле, его змейка пела деревьям песню, ну а мы попали под её воздействие. Про схватку с бером тоже рассказал, и про нерпу.

— Значит, говоришь, теперь там деревья имеются, — послышался голос старика.

— Только они не такие как у нас. Вместо листьев иголки.

— Ладно, про себя и жёнку помалкивай, закаляйтесь и дальше, но народ постарайтесь не пугать. Про добрые вести — благодарю. Будем изучать Холодную землю. Теперь давай обсудим твой заказ, — предложил дед Ворон.

— Вам он не нравится? — насторожился супруг.

— Дело не в том, нравится или нет. Мы изобретатели, нам претит мысль делать одно и то же, сынок. Ты растрачиваешь себя, ваяя одинаковых пташек. Тебя этот заказ сковывает.

— Да, дедушка, ты прав. Но разве не учили меня поддерживать со всеми хорошие отношения?

— Связи — это хорошо. И этот заказ, никуда не деться, нужно выполнить. Но совету не нравится мысль, что другие племена теперь будут летать. Понимаю, что тебе семью кормить надо, тем паче, у вас скоро прибавление, но неужто ты об этом мечтал?

— Я мечтал увидеть землю-Матушку целиком, — тихо сказал супруг.

Я замерла, ошарашенно глядя на мужа. Никак не думала, что у него такие большие планы.

Взглянула на свои руки. Они дрожали. Но разве в космосе есть жизнь? Лишь на землях она возможна. А значит, места в ней нет для меня. Я ведь говорящая с животными.

Муж встал со своего места и подошёл ко мне. Взял мои руки в свои.

— Дедушка, ты расстраиваешь мою супругу. Не будем о далекоидущих планах.

— Хорошо. Тогда поговорим о ближайших. Ежели сведения о Холодной земле оправдают наши надежды, нужно будет сделать большую пташку на много людей и груза.

— Это не по силам одного меня.

— Ясное дело. Совет подумает, кого тебе можно в помощники направить. Как ты глядишь на подрастающее поколение?

— Тех, кто не прошёл имянаречение?

— Да.

— Можно задействовать. Но мне нужны будут и мастера. Не всё так просто, — сказал супруг, принимаясь за разделывание нерпы. Я же поспешила уйти подальше, занявшись стиркой мокрых вещей и полотенца, полученного от добрых односельчан.

— Скажешь, кто будет нужен.

— Хорошо. Что вы решили с подводным змеем? — спросил муж.

Я навострила ушки.

— Проводим пока исследования. Кажется, нашли звук, который его пугает. Ежели испытания будут успешны, селение обезопасим.

— А другие селения?

— Все, с кем заключены семейные союзы, обезопасим.

Страшно было услышать, что дальше. Не хотят ли охоту устроить на змея?

— Вы змея трогать не будете? — озвучил мои думы Ветер.

— Раз Всевышний сотворил существ, кто мы такие, чтобы отнимать их жизни. Но ты должен понимать, что ежели нападёт — будем защищаться, — дед встал из-за стола. — Пойду уже. Давай, занесу паёк на пташку.

— Погодите пока, я ещё лапшу не положила, — подала я голос, увидев, как муж заворачивает в полотно кусок нерпы и отдаёт деду.

— Угощайся.

— Так это ж вам беры дали.

— Жена мясо не ест. И я — тоже, — сказал супруг. — Раздадим всё.

— Тогда возьму. Благодарю. Жена сготовит.

За сим и простились.

— Это правда, мы мечтаешь покинуть землю-Матушку? — спросила о животрепещущем.

— Нет. Я мечтал подняться выше колоземицы*. Не скрою, мне интересно поглядеть, что там, может даже другие земли увидеть. Но это потом, когда-нибудь. Наши старики тут свой век доживают. Дети взрослые, внуки, правнуки... А мы с тобой полетаем, как своих вырастим.

— Мы? — у меня слёзы на очах заблестели.

— А ты думала, я тебя тут оставлю? Не дождёшься, милая. От меня не отвертишься.

Это трогало. Но как же...

— Разберёмся, — перебил мои мысли о животных супруг. — Чего загадывать загодя? Много воды утечёт к тому времени, ежели я создам космическую пташку.

Он прав.

— Давай приготовлю тебе нерпу? — предложила я. Нас угостили, а мы и не попробовали. Негоже так поступать.

— Нет. Я мясо не ем.

— Но сегодня ведь ел.

— То было от безысходности. И тебе бы пришлось. Поэтому пойдём, раздадим родичам.

Я кивнула.

— Оставь ещё два куска тем людям, что дали полотенце да шубу предлагали, — попросила любимого.

— Хорошо.

Пока переодевалась, а муж переплетал мне косы, спросила про обмен силой. Кажется, у нас на этот раз вышло.

— Вышло. Ты права.

— Но как?

— Подумай, что в этот раз иначе было.

Мы какое-то время молчали. Я вспоминала, как всё проходило.

— Кажется, я послала свою любовь тебе, — нарушила я затянувшееся молчание.

— Значит, обмен силой возможен только при таком условии.

— А когда мы познакомились, такого не было, — призналась я.

— Ну, как сказать. У тебя не было чувств ко мне.

— А у тебя, значит, были.

— Я ж тебе говорил, ты мне сразу понравилась.

— Понравилась или ты влюбился?

Муж смутился. Потупил взгляд.

А я прижалась к нему. Люблю! Как же сильно люблю!

Это был первый раз выхода в свет — посещение всех его родичей. Я безумно волновалась. Одежду надела праздничную, волосы по такому случаю, накрывать не полагалось — лишь особая причёска сообщала о моём статусе жены. Мужу тоже заплела положенные ему косы.

Он напоследок окинул меня изучающим взглядом.

— Ну и как я? — спросила его и крутанулась вокруг себя, отчего низ сорочки стал, будто колокол.

— Красавица. Вот только... — он задумался.

— Что? — встревожилась я.

А он полез в один из сундуков да достал резные бусы и серьги, волосы накрыл полупрозрачным полотном и сверху надел окрашенный в зелёный цвет в тон очам жемчужный венец. Я осмотрела себя в зеркальце, отметила, что хороша собою, а животик в свободной вышитой сорочке не виден. На пальце у меня красовалось то самое колечко, с которым ни я, ни муж никогда теперь не разлучались.

Взяв гостинцы, мы отправились по ближайшим дальним родственникам. Нас звали в гости, но предлог раздать нерпу помогал очень сильно.

Задержались мы лишь у свёкров. Их дом встретил нас светом во всех окнах, а как дверь открыли, весельем да разными вкусными запахами.

Там собрались все братья с жёнами и сёстры с мужьями да детьми, вот наши гостинцы пришлись кстати. Наготовили на всех да ещё осталось.

А после узнала, что нас ждали. Значит, раздать нерпу — всего лишь предлог? Что ж муж-то не сказал? Но обижаться на него не стала.

Я общалась в женском наряженом не хуже меня кругу, супруг — в мужском. Заметила, что братья с отцом и дедами прекрасно ладят, хотя порою вспыхивал спор.

— Сказывают вы в Холодные земли летали, — начала обо мне Дарьюшка.

— Да, летали.

— Сильно там холодно?

— Поначалу показалось, что лицо окоченело, стянула варежки, так деревенеть руки стали. А потом попривыкли.

— И как там? Тоскливо?

Вспомнила, что сперва край был белоснежной пустынею, но затем...

— Вовсе не такой одинокий. А вы знаете, что там растут деревья с иголками вместо листьев? — увлечённо начала рассказывать я, зная, что наш разговор не выйдет за пределы нашего круга женщин. А муж, ежели решит поделиться, своё поведает.

Меня тут же засыпали вопросами, пришлось рассказать даже о белых зверях, больше собаки да и вообще меня раза в два. Я была сердцем сегодняшнего вечера, что несомненно льстило. Нерпу хвалили, а я налегала на овощи, плоды да ягоды, припасённые с весны.

— Как тебе не холодно? — удивилась одна из жён, все представлены были, но я всех не запомнила.

— После полуночных* земель и тебе наши покажутся зноем. Тем паче в положении, — вступилась за меня Дарьюшка.

А я поняла, все уже знают, что мы дитятко ожидаем. И кто ж слухи плодит? Раз нас ждали, дед Ворон разболтал или свекровь? Или так очевиден мой внешний вид?

Пообщались мы хорошо. Остатки нерпы разделила свекровь между всеми да раздала каждой семье. Вместе с нами уходили и остальные братья — у всех собственные дома были. Нас на новоселье звали. А я поняла, что никто не идеален, но все они хорошие. Даже Покоривший Бездну и Дарьюшка.

Неподалёку от нас как раз и жили они, и мы, возвращаясь домой уже ночью, с ними болтали, неспешно гуляя по улице, подсвеченной тьмой жёлтых огоньков. Как красиво. И дышится легко. Ветер уже полуночный сильный. Дарьюшка жалась в полушубок, хотя, на мой взгляд, ещё рано было одеваться в зимние вещи.

Дерево запело убаюкивающую песню.

— Зима, — сказала я, прощаясь, глядя на Дарьюшку.

— Ветер холодный, но пока осень.

— Нет, зима, — не согласилась я.

— Зима, — подтвердил супруг.

— А вы откуда знаете? — спросил деревь.

— Дерево сказало, — ответила я.

— Так и сказало? — уточнил он.

— Деревья не могут говорить словами, лишь чувствами и песнями-образами.

— Ты тоже слышишь? — обратился Бездна к супругу.

— Нет. Мне змейка сказала.

— Получается, что дух Священного древа умеет говорить, — подытожил брат мужа.

— Да, змейка умеет общаться нашими образами.

— Но если его дух всё время с тобой, то древо мертво?

— Нет. У меня лишь его часть. Ладно, мы пойдём уже, — супруг протянул ладонь для рукопожатия брату, прощаясь возле дома Бездны и Дарьюшки. Мы же жили дальше по улице. И пока шли, я задумалась.

"А как ты смог пробудить деревья, которые не подчинены Священному древу?" — обозначила мысль мужу.

"Священные древа связаны друг с другом. Они и возраста одинакового. Считается, что вначале Всевышний сотворил именно их, чтобы нам было,чем дышать, где жить. Всё же мы в воде не можем жить. Много позже они дали плоды и стали расти другие деревья. Поэтому мы и чтим их, да и они обладают силой, которая иным деревьям не доступна. Изначальными образами," — поделился соображениями любимый.

Это уж точно!

— Какие планы на завтра? — спросила у супруга, когда входили домой.

— Завтра я в умельне целый день, надобно на заказчика потрудиться. Но как же не хочется. Прадед прав, — вздохнул супруг.

А на утро у нас набежало народу... Мужиков полон двор. И все родственнички. Пришли помогать мужу с пташками. Дело начало спориться, а мне всю эту ораву кормить... Но готовила я с улыбкой. Молодцы, деверя!

Примечания по главе:

Колоземица* (Даль) — то же, что и мироколица, то же, что атмосфера.

Полночь*(полуночные земли) — север (северные земли).

Глава 14

Зимой я разрешилась от бремени. Девчушка родилась с такими ясными глазками, что невозможно было оторвать от неё взгляд. Муж к тому времени уже закончил с заказом и обустраивал наш дом, колыбельку смастерил и всячески старался мне помогать, ведь я теперь двигалась медленно, была неповоротлива, не говоря уж о том, что прыгать мне любимый запретил. Хорошо ещё, что мы ежедневно купались в проруби. Плавать мне очень нравилось. В воде я делала дыхательные упражнения, а также тренировала разные мышцы.

Сейчас же ей уже три месяца, а мы так и не определились, как назвать малышку. Мальчишкам проще, имя менялось, как придумает что-то. Девочкам же меняли редко, поскольку они воспитывались жёнами и матерями, то изобретения придумывались ими крайне редко. Меняли имя и тогда, когда девочке старое не нравилось. Но родители от рождения старались придумать красивое благозвучное имя девочке. Вот и мы думали. До конца первого лета должны определиться.

Тут и заказчик пожаловал. Поздновато. Его оплату мы давно уж съели да за свой урожай принялись. А ежели б не посадили зерно?

— Здравствуй, сестрица! — приветствовал он меня.

— Здравствуй, братик! Проходи, будь как дома.

Что-то гость поёжился. И тут вспомнила, что очаг еле теплится. У нас дома жарко, на наш с мужем взгляд. Зима-то на дворе.

— Ой, прости, братец, у нас тут холодно. Мы с мужем закаляемся, — попыталась я оправдаться да подкинула дров в печь.

Гость настороженно окинул взглядом колыбельку, подвешенную к потолку, которую я несильно толкнула, чтобы продолжить качание и занялась обедом.

Позвала мужа. Вскоре стало жарко, но я довольно быстро перестроилась. Проверила малышку. Та тоже попривыкла. Она унаследовала нашу способность, полученную в полуденных землях от змейки.

Скоро надо будет перестроиться вновь на холод. Нам ещё сегодня купание в проруби с нею предстоит, лёд в этом году ещё держится, хотя весна уж два месяца как началась. Плаванием с доченькой занимаемся с рождения. А, глядя на нас, купаться в проруби стали многие мужчины и женщины. Правда, пока всего лишь окунаются и вылезают тут же. Так что с утра к прорубям не пробиться. Вот мы в обед с мужем да малышкой плаваем под водой. Она без дыхания пока не долго может. Под водой меня за распущенные волосы держит, крепко цепляясь своими уже округлившимися пальчиками.

Муж повёл гостя к готовым пташкам.

— А это что? — услышала голос чужака. Наверняка о накрытой полотном здоровенной пташке спрашивает. Предупреждение о госте оказалось как нельзя кстати, помощников распустили, пташку припрятали.

— Это ещё один заказ, — ответил любимый.

— А поглядеть можно?

— Нет. Плохая примета глядеть, пока не готово, — нашёл предлог супруг. А я улыбнулась. Примета такая действительно была. Но, как объяснил Ветер, никто в неё не верил уж лет сто как.

Дивно, отчего он один. Даже в прошлый раз прилетал в обществе ещё двоих, которые у других изобретателей что-то там заказывали и потому ночевали не у нас, как я потом узнала. А сейчас несколько пташек забирать и один?

Когда у меня было всё готово, я собралась накрыть на стол, но решила сперва спросить у мужа.

"Накрывай на нас двоих," — сказал он.

"Почему? Разве гость не задержится?"

"Он отказался брать пташек," — слова были окрашены грустинкой. Теперь понятно, почему один.

"У тебя прекрасные пташки," — поспешила заверить супруга, ничуть не сомневаясь в своих словах.

малышка проснулась и потребовала есть. Я взяла её на руки, отворила дверь настежь, охлаждая помещение, постояла чуть в сенях, давая ей и себе время привыкнуть к уличному холоду, и скользнула в умельню мужа через скрытый за вышитой картиной проход. Мы предусмотрели несколько выходов, не учитывая окна, но показывать их не стали всем, спрятав разными способами.

Муж стоял и глядел обречённым взглядом на заказанные пташки, гордо и величественно стоявшие рядом.

Они не уступали ни красотой, ни скоростью другим таким же. И даже та, на которой летали в полуночные земли может и имела нужник, стекло, но не была лучше или хуже. Муж вкладывал душу в свои творения, не говоря уж о живой сохранённой душе использованного дерева.

Я прикоснулась к одной из пташек с соколиной головой. Она была самой быстрой, могла падать, сложив крылья очень быстро. И среди остальных была мною горячо любима. — Тогда можно мы эту пташку себе оставим? — повернулась я лицом к мужу, заискивающе заглядывая ему в очи. Напоминать о том, что мои подозрения подтвердились было нельзя.

— Уверена? Я бы сделал для тебя.

— Не уверена, что она была бы лучше, ведь ты всегда вкладываешь в свой труд всего себя, — я подошла к мужу, прижимаясь к нему.

"Почему же он отказался?" — супруг всё же был в своих мыслях, но я их уловила.

"Хочешь, попробуем увидеть глазами уже приобретённых пташек? — спросила я мысленно. — Сейчас я ведь могу сливаться сознанием".

Муж, на удивление, согласился.

А я, определившись с пташкой, слилась с ласточкой.

Ласточка находилась на дереве, а вокруг трудились люди. Причём, я видела как-то странно. Одновременно с нескольких точек. Люди пилили, строгали. По грубым деталям угадывалась поделка. Сердце больно защемило.

"Ну что?" — вклинился в мои мысли любимый.

Как же его защитить от этой боли? Да и так можно разочароваться в людях.

Я мужа обняла, присоединяя к ласточке. Ощутила его боль, но в следующее мгновение он ожесточился.

"Всё в порядке. Дело не в моей вине".

"Ты их не накажешь?" — мне казалось, что возмездие должно быть.

"Как?"

"Можно запретить нашим пташкам летать".

"Я не могу убить своё творение. Да и мне заплатили за четыре пташки, да и пятая честно найдена".

А я решила действовать по-своему. Отсоединила сознание от ласточки. Спросила наше дерево о пташке, на которой гость прилетел. Это был орёл. Первая найденная пташка. И он всё ещё был здесь. За него гость точно не платил. Задарма ему достался. Ладно-ладно!

Я слилась сознание.

"Милый, сделай доброе дело," — попросила я.

Орёл откликнулся на зов. Мы договорились, что лететь он не будет. А чтобы его не могли скинуть в воду, то пташка пустила корни.

— Ветер, — повернулась с коварной улыбкой.

— Что ты сделала? — насторожился он.

Я ему мысленно передала картинку орла с пущенными корнями.

— Значит, он здесь.

"Узнать можешь, где именно?"

Оказалось, что у Покорившего Бездну.

— Иди в дом и больше не шали, — велел супруг. — И никого в дом не пускай. Попроси домового установить защиту на дом и умельню. Чтобы с улицы нельзя было ни проникнуть без нашего дозволения, ни подсмотреть.

Вздохнула, кивнула и ушла.

Томительное ожидание прошло в общении с малышкой, дарящей мне улыбку, посасывающей грудь, но глядящей на меня. Солнышко моё!

Ветер вскоре вернулся.

Я встревоженно осмотрела его. Видимых повреждений не было.

— Накрывай на стол, Огонёк, — сказал он, помыв руки и умывшись.

Я отдала ему наевшуюся, но при этом не спящую кроху.

Молодой отец улыбнулся.

— Улыбашечка моя, — сказал малышке с нежностью в голосе. — Одна ты у меня отрада.

— А я как же? — наигранно надула губки.

— И мама наша, — согласился супруг.

Я не стала расспрашивать, как дела. Ветер не умел распыляться на несколько дел одновременно и, ежели был с дитятком, то только с ним.

Малышка хохотала, пока Оседлавший Ветер подбрасывал её вверх, летал с нею в руках по дому, в общем, был сам дитям малым.

Она притомилась. И пока мы кушали, лежала в колыбели и игралась погремушками.

Оставшийся день прошёл как обычно. И лишь вечером, лёжа на печи, я спросила его о госте.

— Все отказались вести с ним дела. Он пытался подсматривать, но змейка заставляла его спотыкаться на ровном месте, выдавая себя. А когда улететь не смог, приходил к нам.

— И? — насторожилась я. Неужто супруг продал ему пташку?

— На порог я его не пустил. Сказал, что не веду с ним больше дел. Ну а ты, наверное, даже не слышала, как он приходил.

— А он приходил? — удивилась я.

— Да. Стучал, я сам видел.

Дивно. Почему же не слышала? Может, домовой постарался оградить меня от этого гада? Надо будет поблагодарить ещё раз.

— И что же дальше?

— А дальше совет выгнал его. Поскольку улететь он больше не мог, его пташка вновь стала частью нашего дерева, пустив корни, то ему подарили лодку с веслами и отправили на все четыре стороны.

— И как же он выживет? Еду ж вы не дали, — ведь это слишком расточительно будет, нас он обрёк на голодную смерть.

— Пусть ловит в море.

— Жестоко, наверное, — тут же усомнилась в своих словах.

— Справедливо.

— А вода? Она ж солёная в море.

— Ему дали бочку с водой. Дальше — не наши трудности.

— А как же остальные пташки? Разве честно будет, ежели они станут сами их делать? Наверняка не от безысходности, — несправедливость не давала мне покоя.

— Не волнуйся, Огонёк, ты заметила, что я никогда не делаю одинаковых пташек?

Я задумалась. И то верно. Все разные, даже ежели и одного вида. Чем-то да отличаются. Но к чему он это спросил?

— Заметил, они, будто разные существа, имеют свой внешний вид, характер, душу.

— Так и есть. Для меня они — живые. Мои детища. Но ведь в природе не бывает двух одинаковых существ ни внешне, ни по нраву. А существо разве можно воссоздать?

— Природным путём — нет. Но руками человека... Не знаю. Ты ведь можешь две одинаковых скамьи сделать.

— Нет. Не могу. Даже с одного чертежа не выходят одинаковые. Дерево — живое, двух одинаковых веточек не бывает. И даже при внешних одинаковых размерах они будут разные по своим качествам.

Ежели они смогут вложить частичку своей души, значит, не такие уж они и плохие люди. Я порадуюсь за них. Но без созидания пташка не полетит. Не станет живой. Проверено на собственном опыте.

— Хочешь сказать, что кто-то пытался воссоздать пташку? — удивилась я.

— Был у меня ученик...

— Расскажи, — заискивающе попросила я, переворачиваясь на живот и глядя на любимого.

Он замолчал. Видно, собираясь с мыслями. Вздохнул. Тяжко так.

— Он погиб, когда пошёл испытывать пташку, — тихо сказал супруг.

— Но почему?

— Он не умел созидать. Совет не одобрял его действий, но я уступил в его просьбе. Позволил трудиться рядом со мною. Отчасти моя вина, ежели б я прогнал его...

— Он бы наверняка тоже дел натворил...

— Возможно. Но когда он сказал, что либо это сделает сам, либо рядом со мною, я понял, что разговаривать с ним бесполезно. Он точно воссоздал орла. Но... Пташка камнем упала вниз. И хотя он мог спастись, не стал. А дерево отчего-то обрело свойства камня, ушло ко дну. И человек окаменел вместе с пташкой. С тех пор совет запретил воссоздавать. И учить создавать — тоже. Можно обучать строгать, пилить, выбирать дерево. Но творение человек обязан делать сам. А кто возражает, им показывают окаменелую на дне статую.

— Но отчего он окаменел?

— Старики говорят, что в древних летописях есть упоминание о том, что это расплата за отказ от дара созидателя. Мы живём для того, чтобы созидать, как Род, ведь созданы по образу и подобию.

— А ежели у дитя не лежит душа к изобретениям?

— Ну вот взять тебя, ты тоже ведь творишь. Вышиваешь что-то, шьёшь , обустраиваешь окружающее тебя пространство да даже готовишь — вкладываешь душу. И пусть кем-то до тебя придуманное, а всё равно что-то новое привносишь. Созидание — часть нас.

— Но неужели тот парень ничего нового не мог добавить, сделать своей пташкой?

— Мои пташки летают потому что я общаюсь с их душами. Они — живые. Я не могу делать из мёртвого дерева, у которого уже нет души и началось разложение. Но останется ли в изделии душа и дальше — как знать.

Мёртвая птица уже не может летать. Только падать камнем.

— Значит, те жалкие подделки упадут так же камнем?

— Я не знаю, Огонёк. Нас обманул лишь один человек, его наказали. За те пташки он расплатился, они — его или его племени. Мы не можем пакостить. Это недостойно нас.

— Но ежели пташки живые и твои детища, как ты их можешь продавать?

— Мы изобретатели. Мы не можем жить лишь для себя. Наше племя существует для людей, чтобы сделать их жизнь проще. А люди живут для нас, давая нам еду. Совершаем равный обмен. Такова суть и наше предназначение. Но пока расстояния между племенами слишком большое, а быстрого сообщения нет, приходится как-то содержать себя, тратя время на выращивание хлеба.

— Допустим. А что же относительно нашего племени? Мы ведь не изобретатели.

— Вы "говорящие с жизнью", и ваше предназначение жить в ладу с природой и оказание помощи другим племенам в этом.

— Но, как ты сказал, пока это невозможно. Мы живём слишком далеко друг от друга.

— Уже возможно, милая, я оседлал ветер, а мой брат покорил бездну. У меня жена говорит с животными.

Он прав. Во всём.

— Поэтому не будем чинить препятствия для тех, кто приобрёл наши пташки. А раз у нас появились свободные, слетаем на разведку. Возможно, их приобретут, а, заселив полуночные земли, сделаем там торжище, — поделился он планами на будущее. Ещё недавно мы заговаривали о космосе, а сейчас он предлагает путешествовать. С малышкой?

— Конечно, — прочитал мои мысли он. — Считаю, что появление дитя малого не чинит препятствий к удовлетворению нашего любопытства.

— Правда?

— Да. Считаю, правильно, что мы не завели живность.

— А как же Ура?

— Она привязана к дому, а не хозяевам. Дом никуда не делся, пропитание она сама себе добывает, а надолго мы улетать не будем.

Задумалась. Путешествия. Могла ли о таком мечтать? Наверное, нет. Но каждый миг нашей с супругом жизни привносит в неё что-то новое и познавательное. Вот только заслуживаю ли я счастья, когда отказалась от любимого? От Зорка?

Глава 15

Чтобы собраться в путешествие, нужно было много чего подготовить. В том числе получить одобрение на совете. Получив его, супруг притащил свёрток, который повесил у нас на одной из стен. Как оказалось, это была карта, пока лишь приблизительная. На синем полотне, обозначающем водную гладь, были нанесены точки — поселения. Пока помечено было лишь около сотни. На нижней части этого полотна были обозначены белым цветом контуры.

— Что это? — спросила мужа, осматривая верхнюю часть. Я догадывалась, что полуночные земли. — Пока отмечен лишь кусок ледяной суши. Возможно, вскоре появится береговая линия, тогда можно будет нанести более точно.

— А почему наверху эти земли располагаются?

— Пока они представляют для нас интерес, удобнее ведь отмечать что-то сверху, а не по полу ползать, чтобы поменять, — пояснил Ветер.

— И куда мы отправляемся?

— Сперва к твоим родичам. Слетаем да пташку селению оставим.

— Но ежели оставим, как домой вернёмся?

— Полетим на двух пташках, на одной вернёмся, — но, увидев моё непонимание, он пояснил: — С нами полетят Мрия и Сокол. Тенька хотела, но Орлик запретил, ведь ей скоро рожать. Дане тоже нельзя, лишь Мрия пока так и не понесла.

— Наши опять болтать начнут, что возвращают невесту.

— Пусть болтают. Сокол всем доволен. А детей сам пока не хочет.

— Да? — удивилась я.

Я не общались с нашими девчатами. С Тенькой лишь иногда заглядывали друг к другу в гости. Да ещё с двумя семьями я стала общаться. Соня мне тогда полотенце дала, как я в ледяной воде искупалась, мы потом угостили нерпой их, у неё третье дитя уж было. И я иногда спрашивала у неё совета по уходу, хотя и сама не лыком шита, ведь с младшими братьями нянчилась. Да и она с детворой порою приходила ещё до моих родов. Её старшенький помогал мужу в постройке большой пташки. И хоть ему всего семь было, а не хуже десятилетних трудился, пусть и мал ростом. Не всё ещё под силу, а рвение хорошо видать, как муж говаривал.

И ещё я с Настей сдружилась — она шубу тогда же вынесла. У неё лишь сынок был двух лет от роду.

И вот сейчас муж ещё и котёл заказал, ведь моим родителям обещал отопление сделать. Трубы для горячей воды у кого-то в селении приобрёл и время, не занятое изготовлением большой пташки, тратил именно на это.

А я гостинцы собирала: сыры, масло, молоко. А ещё вот раздумывала, взять для родителей козочку или нет. Понятное дело, саму козлятину они есть не станут, но вот молоко — почему бы и нет. Я и сама полюбила его, и творог делала. Неудобно, правда, перед свёкрами было, но за молоко муж зерном помогал да мяса мы много отдали им, что в уплату за пташки шло.

Лететь решили на уже опробованной большой пташке, которую муж пару дней как закончил мастерить. Кресла, правда, пока поставлены были лишь два. Остальное место собирались использовать для товара.

Вот пташку и загрузили всем, чем только можно для обмена с моим бывшим селением. Груза было много — товаров разных, придуманных изобретателями. Вторая же пташка, которую собирались оставить, рассчитана была лишь на десятерых людей. Маловато, но, муж собирался показать большую пташку. Пока ястреба опробуют, а там, может, и закажут побольше.

Погостить мы собирались несколько дней, пока Ветер обучит народ управлять пташкой, а я пообщаюсь с родными.

И вот, накануне отлёта я отправилась к свекрови записывать, как ухаживать за живностью. Козами да овцами. Свекровь выделила козу да 2 козлят, и ещё двоих у Насти надо было взять. Муж собирался за овцами сходить. Малышку я перевязью к себе примотала. Забрав живность у свекрови и расположив её в загоне внутри пташки, я отправилась к подруге за козами.

— Доброго здоровья, Настенька, тебе и твоим близким!

— Здравствуйте, Вью и милая девочка! Как назвали?

Я помотала головой.

— Жаль. Тебе подсказать? — спросила она разрешения помочь.

— Нет, благодарю, — а то муж ещё обидится.

— Я за козлом пришла, — потупила взгляд. Не люблю просить.

— Да, мы уж подготовили. Чёрненького да козочку. Не его дочку. Случать как будут, так не всех сразу, тогда всегда молоко будет. Доить каждый день надобно: утром и вечером. Или не в одно время. Умеешь доить? Тебе ведь придётся показать, как это делается.

— Да, Настенька, умею. За это лето, что здесь живу меня свекровь обучила. Хочешь молока, дам. Только сперва подои всех коз.

— Хитро! И не задарма, и навыки твои развивает! — улыбнулась подруга.

— Да. Она замечательная.

— Повезло тебе с нею, — сказала Настя.

А я задумалась. А ведь, и правда, повезло. Мы с ней сразу поладили, хотя как Дарьюшка появилась, мне казалось, что она у неё любимая сноха. Но свекровь никогда не выделяла никого. И к моему неприятию мяса отнеслась терпимо. Не измывалась, не заставляла ни готовить его, ни есть. Хотя и вот таким вот способом гоняла, чтобы за скотиной могла ходить. А ещё всегда интересовалась, что мне животные ведают. Хорошо ли им или чего надобно. За что заслужила и моё уважение.

— Ладно, Настенька. Благодарю. Я пойду уже. Путь не близкий. Сокол уж на заре вылетел с Мриею. И нам пора.

"Ну что, Козлик, пойдём?"

"Не хочу. Мне и здесь хорошо".

— Привязать ему верёвку? — спросила подруга.

— Да, пожалуй, не горит он желанием покидать свой дом, — сказала ей.

— А ты предложи ему вот это, — Настя влезла в сарай, а потом принесла горстку сена.

Козёл тут же хотел ухватить да Настя мне отдала.

— Что это?

— Овсяное сено. Хватай мелкую и иди. Он за тобой поскачет.

На этом попрощались. Малышка тут же к козлёночку полезла трогать его, а я рывком от козла побежала.

Лишь у пташки перевела дух. А козёл тут как тут.

Муж уж пташку заводил.

Я внутрь запрыгнула, и козёл за мною. В загон козлёночка поставила, положила перед загоном лакомство. Козы тут же оживились, заблеяли. Козёл, как подошёл к сену, муж закрыл дверь в пташку да помог в загон козла подтолкнуть. Сено, правда, он уже съел.

Козёл возмутился, да и козы не смолчали.

И пока пристёгивалась в своём кресле с малышкой, объясняла живности, что будет им овсяное сено и не только. Надеюсь, мама будет рада живности. А может тёте отдаст овец. Хотя, вот козла отделить придётся. Ладно, я всё записала, маме передам. Сама пусть решает.

Мы уже взлетали. В отличие от Сокола с Мрией, нам лететь всего пару часов, благодаря двигателю. А как разгрузимся, надо будет ещё два кресла сделать, ведь ребят на этой пташке забирать будем.

Полёт прошёл быстро. Пока летели, я думала о том, как бы связаться с родными. Обрести возможность летать — здорово, ежели совет одобрит её. Надеюсь, что от наших новинок отказываться не станут. Помню, как на свадьбу почти все дары восприняли не очень радостно.

И пусть родители пользовались вовсю водопроводом, в первую очередь совет думает не об удобствах каждого жителя, а о вреде живым существам. В первую очередь это может навредить их дому — дереву, на котором все живут. В отличие от изобретателей, соседних деревьев просто нет. Может, нам с мужем посадить их?

Ветер мысль поддержал.

А ещё сказал, что нам придётся облететь родственные места на ястребе. А зависать, он, увы не умеет.

— Зачем?

— Отпугиватели поставить. Ты ведь не хочешь, чтобы ещё кто-то пострадал от твоей змейки.

— И вовсе она не моя, — надула я губки.

Муж лишь усмехнулся и начал снижение.

— Ты помнишь, что мой прадед сказал? Про наши способности не делись ни с кем. У сватов должно быть теплее, нежели у нас. Поэтому тебе может быть жарко. Ну и закалкой занимаешься. Ваши ведь мужчины даже зимой купаются.

— И то верно, — согласилась с супругом. Вдали показалось священное древо. Но ещё раньше я услышала его песню. Песню пробуждения ото сна. В груди защемило от тоски. Я так давно здесь не была. Вот только как я могу его слышать через обшивку пташки?

— Я улучшил проводимость пташки, — ответил на незаданный вслух вопрос любимый, будто услышав супруг мои мысли.

В последнее время всё чаще ловлю его на этом.

Малышка встрепенулась, завертела головкой. Неужто тоже услышала песню? У нас пока деревья спят. Муж сказал, что ещё дней сорок растения набираться перед пробуждением сил будут. А здесь уж пробуждаются. Девочка наша встревожилась не на шутку, и хоть я слышала её, она не могла объяснить, что её беспокоит. Точно ничего не болело. Пришлось утешать самым верным способом — грудью и напевать свою колыбельную. Малышка успокоилась, а мы сделали несколько кругов, пока муж нашёл подходящую для посадки ветвь.

Надо будет у мамы спросить, как глушить песни деревьев. Не хотелось бы, чтобы от природы ещё чего понахватала. Рано пробуждаться моей доченьке. Ох как рано!

Встречал меня младшенький братец, прыгающий с ветки на ветку и явно меня высматривающий. Следом за ним и старшие скакали.

Интересно, это означает, что Сокол с Мрией уже прилетели? Или просто пташку заметили братья? Пока садились, я пыталась высмотреть ястреба, но было его не видно.

И когда мы вышли из пташки, да ещё и с малышкой, нас облепили братья. Естественно, разбудили её.

— Ого, такая красивая! Вылитая Вьюнка!

— Не правда, она на мужа похожа, — возразила я.

— Похожа, — не стал спорить старшенький, — цветом глаз да волос. Хотя и те и другие поменяться могут ещё много раз.

— А ты откуда знаешь? — поддела его я, потрепав копну его густых белобрысых волос.

— Так нянчил же младших, вспомни, как у Младко менялись.

Я присела, заглядывая в очи меньшому. И правда, вновь очи изменили оттенок. Да и волосы рыжиной отдавали.

— А мне кажется, он намеренно меняет, — сказала, улыбаясь.

— Правда? — обернулся к нему старшенький. А в очах азарт горит.

Я обняла всех. А мелочь вначале растерялась, а затем как разрыдается.

— Ну вот, напугали малышку.

— А как назвали? — спросил кто-то из братьев.

Хотела ответить, что пока никак, но муж опередил:

— Сола, — ответил он.

А я поняла, нарёк. Значит, солнечная. И только сейчас осознала, что её очи что два солнышка сияют тем же ярким светом, разве что не светятся.

— Иди к родным, — шепнул муж. — А я твоих братьев займу.

Он и правда, занял.

Дома мама уже накрывала на стол. Встречала меня в праздничной сорочке и переднике.

— Вью, милая, — обняла она.

Вдохнула глубоко, как же мне её не хватало. На очах появилась влага.

— А-а-а! — подала голос малышка, хотя мама обнимала осторожно, стараясь её не придавить.

— Тихо, маленькая, всё хорошо, — я поднялась в свою бывшую горницу, на ходу отмечая, что здесь ничего не изменилось.

Малышка вновь не успокаивалась довольно долго. В конце концов я спустилась к маме.

— Мамочка, подскажи, не знаю, что делать...

Поведав ей о малышкином беспокойстве, я расстроилась. Знала, что можно поставить блок на способности, если совсем уж тяжко придётся, но тогда я перестану понимать Солу.

— Ну что ж ты расстроилась, будто бедствие какое. Ничего страшного в этом нет, — утешила меня родительница.

— Но мама, как ты не понимаешь...

— Всё понимаю. У тебя тоже пришлось блокировать способности, — сказала она. Я не понимала, ведь сколько себя помнила, умела разговаривать с деревьями. Видя мою растерянность, мама пояснила: — Ты не помнишь, маленькая была. Лет в пять ты начала слышать деревья, а потом и животных. Так что даже не знаю, остались ли блоки или нет.

— А почему это происходит?

— Как старики говорят, всё дело в способностях. У кого-то они слабенькие от рождения, у кого-то сильные. Ко времени вхождения в пору способности обычно выравниваются. Хотя, я думаю, что это не так. Просто стараются не выделять таких людей, а может, блоки продолжают действовать. Ну, как ты у нас можешь сливаться сознанием, хотя никто из нас этого не может. Других детей, мы, правда, и не блокировали в детстве.

Мамины слова успокоили. Значит, ничего страшного в этом нет, раз сама так же росла.

Я стала расспрашивать, как это делается. А сводилось к тому, что к древу-покровителю дара обращались. То есть, это необходимо здесь сделать, пока мы здесь.

Сегодня же поговорю с мужем об этом.

На груди малышка уснула. Надолго ли? Чувствую себя беспомощной просто.

"Любимый, ты долго? А то мама стол уж накрыла," — через какое-то время позвала мужа.

"Да, надолго. Совет идёт, так что кушайте без нас," — прозвучал ответ.

"Нас?" — неужели и братья мои на совете.

"Меня и твоего отца".

"А братья?"

"Не знаю, я давно их отослал домой".

— Мам, а ты можешь связаться с сыновьями? — спросила уже вслух.

— Нет.

Но тут вдруг подумала, что, если и с отцом не может.

— А с мужем?

— Нет, милая. Отчего такой вопрос?

— Просто вы прекрасно ладите с батюшкой, вот и подумалось... — отчего-то не стала я посвящать родительницу в нашу с мужем тайну. Ежели б только моя была...

— Ну вот так. Он будто угадывает мои желания. Думаю, это от нежных чувств друг к другу да внимании, подмечании того, что другому нравится, а что нет.

Может, не всё ещё потеряно. И в случае беспокойства малышки я всё же смогу слиться с её сознанием и узнать, что тревожит Солу. С дельфинами ведь выходило. И вреда это не приносило. Правда, я сперва разрешение спрашивала. Как быть с маленьким человечком, даже не знаю. У кого бы спросить, не выдавая себя.

Пожалуй, у священного древа можно. Вот только ответит ли? Всё ж это не человек, у деревьев своя жизнь, хоть и тесно с нами связанная.

Вскоре братья пожаловали, передали, чтобы отца да зятя не ждали, мы и сели за стол.

Малышка с рук не слезала, хотя и рассматривала всё вокруг. Мама с братьями в огород отправилась копаться, а мы с Солой встали под сенью деревьев и наблюдали, как те распускаются. Было на что посмотреть. Многих деревьев в селении у мужа не было, погода не такая тёплая. А здесь все деревья пробуждались. Цветы начинали распускаться, радуя взгляд множеством оттенков розового, оранжевого, голубого, белого и даже зелёного. Возле дома отец посадил плодовые деревья, дарящими сейчас неземные запахи. Я не могла надышаться полной грудью. Малышка заметно успокоилась в саду.

"Маленькая моя, что же тебя беспокоит?"

Но мамину тревогу она не разделяла, не понимая, о чём речь.

— Мам, давай помогу! — отправилась я на грядки.

— Да где уж тебе!

— Не калека ведь я, — возразила родительнице.

Продолжать спор она не стала, дала семена. Я привязала малышку хорошо к себе перед грудью. Ну вот, теперь порядок.

Управились мы скопом быстро. Потом я в дом пошла стряпать, а матушка ещё с братьями возились на грядках.

Потом матушка достала колыбельку, поэтому удалось переложить Солу.

Ветер явился лишь вечером. И выглядел он не очень.

— Так всё плохо? — обняла его.

— Да нет. Но много кровушки попили. Как же у вас не любят новшества.

— Сокол прилетел?

— Да.

— Пташку берут?

— От подарков не отказываются, — усмехнулся он.

Тут отец подошёл. И разговор с мужем завял.

"Ветер, а как же живность?" — вспомнила о козах да овцах.

"Ох, я совсем забыл," — муж уж развернулся обратно, но я схватила его за руку.

— Что-то забыл? — насторожился отец.

— Да. Живность.

— Сперва поешь! — остановила его.

— Поем, как освобожу.

— Я с тобой. Козу подоить надо, — стала снимать передник.

— Нет, будь тут. За Солой присмотреть надо.

Кивнула.

— Младко, иди с Ветром! — велела младшенькому братцу. Ему развивать навыки не помешает, а говорящий с живыми существами пригодится мужу.

Явился муж довольно скоро. Я успела лишь накрыть на стол. В руках у него была коза.

— Вот, ты хотела её подоить, — поставил её посреди сеней.

— А остальные где? — не могла не спросить.

— Сейчас будут.

Муж сел за стол, за которым все остальные домочадцы уже были. А я бросилась к козе. Потрогала вымя. Мягкое. Но как такое может быть? Но тут козлята перепрыгнули загородку. Понятно.

— Нечего доить, — ответила я мужу. Оставила козу и пошла набирать воду в ведро.

Пока коза утоляла жажду, я резала овощи да обещанное овсяное сено готовила.

А тут и Сола проснулась, требуя внимание, уход и еду в виде грудного молока. Пришлось мужу занять дочку, давая мне возможность закончить начатое, даря ему радость и заряжая его силой. Вот только продлилось это недолго, маму никем не заменишь. Пришлось чуть остановиться да уделить ей время.

Вечер прошёл насыщенно. До еды я так и не добралась. А когда освободилась, пристроив коз да овец, накормив всех, напоив, вычистив после них сени и сарай, рассказав маме как заботиться о них, уже валилась с ног и засыпала на ходу.

Глава 16

— Мам, скажи что-нибудь, — пытала я родительницу. — Тебе ведь понравился сыр, масло, творог, сметана.

Но по её лицу радости было не заметно, когда она пыталась доить козу после очередного показа. Казалось, будто она брезгует прикасаться к козе в том месте.

Мы никогда не держали домашних животных. Может, сперва надо было кошку завести?

Не думала я, что в родной семье встречу такое сопротивление новшествам.

Но матушка молчала.

— И много у тебя живности? — наконец заговорила она.

А мне вдруг стало стыдно. Хочешь изменить мир, начни с себя.

— Одна, — уточнять, что это кошка, которая не требует ухода, не стала. Надеюсь, уточнять не придётся.

Да уж, надо было подумать сперва, как я сама помогала свекрови с живностью. И доить вышло не с первого раза. Но я молодая, меня учили слушаться старших. Ну а раз в другой род отдали замуж, так и приходится приспосабливаться.

— Мам, ежели ты не примешь живность, то никто не примет. Я хотела козочку тебе оставить. И род мужа обидится, ежели дары вернём.

— Вот скажи, зачем мне козёл? — она оттаяла от первого потрясения, это радовало.

— Для продолжения рода козы.

— Ну ладно, согласна. Но кто возьмёт себе козла? Его ж кормить надо, а проку — ничуть. Мне его брать и придётся. Тебе не кажется, что я немолода уже для такого количества живности?

— Овец может кто другой возьмёт, — попыталась я её успокоить. Мама тяжко вздохнула. Нда, не подумали с мужем, что всю эту живность придётся моим родителям. А ухаживать именно матушке. — У тебя сколько сыновей в помощниках, — обнадёжила её я.

— Больше мне таких подарков не делай, — как-то обиженно сказала она.

Была мысль вообще из домашних сделать коз диких. Пусть лазают с яруса на ярус да едят что захотят. Правда, не все довольны будут. Одно дело дикое что-то сорвут, и другое в огородах да на полях. И с козы весь прок именно в молоке, хотя и вычёсывать можно шерсть и вязать.

— Как хочешь, а овец мне точно не надо, — и тут вдруг у матушки улыбка хищная появилась. — Отдай их своей тётке Груше.

Эта милая моему сердцу родственница не особо жаловала свою младшую сестру. Та более бойкая всегда была, и пыталась верховодить мамой, на десять лет старшей. Но разница между нами была не слишком большой, лет восемь, поэтому мы с ней лучше ладили. Вряд ли она обрадуется. Но и чужим предлагать теперь уж точно не хотелось. Я вздохнула и, взяв с собою грушу поманила за собою овцу. Тётя Груша возилась на грядках с дочкой лет пяти. Полюбовавшись на маму со светловолосым чадом, я решила, что пора обнаружить себя:

— Доброго здравия!

— О, Вьюнка! Доброго здоровья, милая! Какими судьбами?! Неужто вспомнила о своей тётке? — с издёвкой сказала она. А мне стыдно стало. Когда я к ней в последний раз заходила? Ещё до замужества.

— Вспомнила. А ещё у меня есть для тебя подарок, вот только не знаю, будешь ли ему рада.

— Подарки я люблю, — расплылась в улыбке тётя.

Вдохнула поглубже и протянула ей грушу. Она странно так покосилась на меня.

И тут из-за моей спины вышла овечка. А за нею ягнятки. А потом баран заблеял. Ну вот!

Вначале у тёти глаза на лоб полезли от удивления, а потом в них появился детский восторг.

— Это кто?

— Овцы. Домашние животные.

— И что с ними делают?

Я и поведала о том, что шерсть стригут, потом либо валяют, либо пряжу делают. А из неё и пуховые платки вяжут и чего только не делают. Главное про мясо не сболтнуть. Ведь некоторые изобретатели разводят овец именно из-за нежной баранины или из шкуры тулупы делают.

— Это, конечно, на холодное время лета.

Тётя уже сидела на корточках и, улыбаясь, гладила овец. Похоже, они уже нашли общий язык.

— Благодарю, Вьюнка, — она казалась искренней.

Я ей на словах рассказала, как за овцами ухаживать. И вручила свои записи. Тётя занесла их сразу же в дом.

— Некоторые пьют овечье молоко. Я не пробовала, поэтому не знаю, — сказала напоследок.

— А своих, надеюсь, не обделила? — уточнила она.

— Я маме коз привезла, но она не обрадовалась. Их как раз ради молока разводят. Я маму научу, ежели надумаешь доить овец, наверное, есть что-то общее с дойкой коз, попросишь маму показать, — сказала я напоследок. — Мне пора, а то малышка будет переживать.

— О, поздравляю! Сколько ей уже?

— Четыре месяца.

— Растите здоровыми и счастливыми! И много тебе молочка!

— Благодарю.

Мы обнялись, и я ушла.

Скрывшись за домом, наткнулась на ствол плодового деревца. Прислонилась к нему. Надеюсь, придётся по душе мой подарок. Только сейчас поняла, что лоб вспотел. Переживательно!

И только собралась идти дальше, как попала в капкан рук. Незнакомых рук. Точнее давно забытых рук. Хотела отстраниться, но меня не выпустили, лишь сильнее к себе прижали.

И стали покрывать поцелуями, но они обжигали, доставляли нестерпимую боль глубоко в сердце.

"Нет!"

И сил не было, чтобы воспротивиться и даже вздохнуть, чтобы закричать. Я просто обмякла.

Боль продолжала меня беспокоить. А потом всё стихло. Я смогла вдохнуть и даже открыть очи. Меня держал на руках супруг.

— Что со мной? — спросила вслух, пытаясь понять, могу ли. Голос вышел тихим.

— Что ты сделал? — спросил муж, глядя мимо меня.

— Ничего, — кто-то пискнул.

Проследила взглядом, уже зная, кого спрашивают. Зорк был бледным, а его горло будто тисками сжимал супруг одной рукой, второй придерживая меня.

Жаль его не было. В очередной раз убедилась в том, что любовь затуманивает разум, за нежными чувствами не видишь очевидного. Это мой поступок его так изменил или всегда была эта чернота, так сейчас меня пугающая?

Стало тоскливо.

Увидев, что Зорк начал синеть, муж отпустил. Тот упал на колени, пытаясь вдохнуть.

— Прости, Вью, — просипел он, отдышавшись. — Я не хотел... увидел тебя, не удержался. Прости...

— Не приближайся больше ко мне, — сказала уверенно. — Никогда!

"Но что со мной всё же было?" — спросила мужа.

"Думаю, твой бывший не знает. Нужно поговорить с древом рода".

И тут вспомнила про малышку. И хоть она вроде бы больше не переживала, но муж должен знать мои мысли.

Просто постаралась вспомнить тот разговор с мамой, и передала его любимому.

"Поговорим, прямо сейчас. Только возьмём сперва Солу".

Так мы и поступили. Правда, ноги меня отказались носить, и муж придерживал меня.

Сола уж попривыкла к своей бабушке. И застав маму баюкающую малышку, мы какое-то время простояли в дверях, не решаясь нарушить такой миг. Кажется, мама начала получать удовольствие от нашего прибывания в гостях.

"Как ты нашёл меня?" — спросила супруга мысленно, дабы не потревожить родных.

"Я ощутил твою боль. Разве что дышал по-прежнему, в отличие от тебя".

"Но почему? Откуда такая связь? И как ты меня, всё-таки, нашёл?"

"Малышка плакать начала, я пошёл за тобой. Уже подходил к тебе, когда увидел Зорка. А когда он сжал тебя в объятиях, я не стал тебя окликать. Зря".

"Хотел посмотреть, как я поступлю?"

"Честно? Мне стало больно. Не так, как тебе. Я собирался уже развернуться и уйти, но ты сказала "Нет!". А потом ощутил эту боль. Твою боль. И я не смог оставаться в стороне," — несколько смущённо сказал он, потупив взгляд.

"Прости, я пыталась его оттолкнуть, но вместо этого он сильнее меня сжал. А потом стал покрывать поцелуями," — я не оправдывалась, просто честно призналась, как всё было, чтобы не было потом недомолвок.

"Скажи, только честно. Что ты ощутила, когда он тебя обнял?"

Я глубоко вдохнула, стараясь вспомнить ощущения. И просто пустила мужа в свои мысли.

"Значит, тоску и чувство вины," — сделал он вывод тем ощущениям, которые я не смогла бы сама описать.

"Я предала его. Предала нашу любовь," — виновато опустила взгляд.

"У тебя не было выбора. Я сам объявил о нашей помолвке. Не ты".

"Да. Но... Ты мне предлагал свободу. Предлагал быть счастливой с Зорком," — глупый разговор, я говорю мужу, что чувствую вину за то, что его выбрала.

"Но тогда ты была уже моей женой. Нас священное древо поженило. И мы, хоть и не знали, но чувствовали это. Мы уже не могли поступить иначе," — не обиделся на мои слова он.

"Но ты ведь давал мне свободу," — не унималась я, решив, что надо проговорить всё до конца, чтобы впредь не возвращаться к этой ране моей души.

"Иначе ты бы меня не полюбила. Я не мог поступить иначе," — он прижал меня к себе.

"Как и я".

"Поэтому прекрати ощущать себя виноватой. Зорку не повезло. А наша свадьба была устроена свыше. Ведь не будь твоего чувства вины перед нами, ничего бы не вышло. Я вряд ли обратил бы на тебя внимание".

"Хочешь сказать, что тогда, когда я уснула во время застолья, ты не заметил этого?"

"Все обратили," — ответил он, нежно проводя рукой по моим волосам.

"Значит, уже тогда..." — задумчиво протянула я.

Он был прав. Всевышний нас с самого начала готовил друг для друга. И всё вышло так, как вышло. Вот только Зорк...

"А Зорку надо это пережить. Либо он сломается, либо станет сильнее. Ежели он будет тебя обвинять, значит, он трус," — муж приподнял моё лицо, заглядывая в очи.

"И мы ничем не можем помочь?"

"Ничем".

Я грустно вздохнула. Неловко перед бывшим возлюбленным. Но на этот раз действительно нет никаких нежных чувств к нему. Потому, что полюбила мужа? Или полюбила уже тогда, когда к Зорку ничего не осталось? Откуда же эта боль?

"Думаю, ты наказываешь сама себя. Считаешь, что заслужила страдания, раз так поступила. Но с древом пообщаемся всё же," — сказал муж, отстраняясь.

Муж сделал шаг по направлению к дочке.

— Матушка, позволь нам взять дочку, — уважительно попросил он новоявленную бабушку.

— Да, конечно, — улыбнулась мама, протягивая ему Солу.

Малышка протянула отцу ручонки, тут же заметила меня и расплакалась. К Ветру не пошла, требуя маму.

— Иди ко мне, Солушка, — взяла её на руки.

Малышка сразу же успокоилась, но начала подхныкивать, требуя молоко.

— Сейчас мы покажемся священному древу и покушаешь. Потерпи маленько, — шептала я ей, не зная, нужно ли бодрствование при общении с древом или нет. Но на груди малышка однозначно уснёт. Поэтому нужно заболтать её. Закрепила доченьку в перевязи. — Знаю, близко молочко, моя хорошая, но погоди.

Как только оказались на улице, муж подхватил меня под стан и прыгнул.

Перемещения прошли незаметно для меня, всё моё внимание было приковано к малышке, которая хныкала, требовала, возмущалась непониманием мамы. А закончилось такой сильной атакой на моё сознание, что я едва выдержала натиск и не сдалась. Сола просто не желала ничего понимать.

Но стоило нам ступить на сушу, как она притихла. Сола развернула головку, пришлось срочно отвязывать её. Похоже, она видит то, чего не видит никто из нас.

Песня древа звучала довольно громко. И дочка наверняка слышит, вот только почему же не плачет, как раньше?

В очах малышки было какое-то восхищение. И это у четырёхмесячного дитятка? Мы подошли к древу, ступая босыми ногами по кусочку суше, которая, как мне показалась, увеличилась немного. Малышка прикоснулась ручонками к стволу священного древа, как и мы с мужем.

"Она пробудилась. Так нужно," — услышала я голос древа.

Передала образы того, что меня напугало.

"Всё хорошо. Она привыкнет".

Передала образ того, что мне как-то ограничивали способности.

И получила ответ, что родителей это беспокоило, чтобы не пугать их, пришлось сделать, как они просили.

"Мне не сложно ограничить способности, но тогда малышке придётся несладко. Сейчас они пробуждаются медленно," — пояснил дух древа. А я поняла, что благом для малышки будет как раз то, что дано от природы.

Я поблагодарила за ответ, решив, что мы справимся с малышкой, ведь у обоих силы много. Хотя меня напугало её попытка добиться того, чего хотела.

"Я твои ограничения тоже сниму, тогда не будет больно," — ответило древо. А я вдруг ощутила себя такой лёгкой, будто ничего не мешало, и я была наедине с природой без одежды.

Вспомнила про недавнюю боль при общении с Зорком. И обратилась за советом.

"Это твоя магия. Дело не в чувстве вины. Просто принадлежишь другому. И не осознавала этого, но хотела понять, что движет бывшим возлюбленным. Когда любят, сделают всё для любимого. И не вынесут страданий дорогого человека".

Но Зорк не остановился, пока муж не вмешался.

"Как мне помочь Зорку? Я не желаю ему зла. Наоборот, хочу, чтоб он был счастлив," — попросила я священное древо.

"Ты уже помогла. Он осознал, что им движет вовсе не любовь. Больше не приблизится к тебе. Но и счастлив пока не будет. Ему пока нельзя любить".

"Но... Как же так?"

"Не вини себя. Вы бы не были счастливы с Зорким Оком. Возможно, вначале бы так и казалось. Но временно. У него есть изъяны, которые нужно побороть. Он станет другим человеком, если справится со своими страхами, болью, своей сущностью. Тогда и будет счастлив. Но пока он не готов".

"Я предала его".

"Нет. Ты стала частью родовой силы. Он бы не удержал твою мощь. И погиб бы или убил тебя, или ваших детей".

"Значит, я должна просто перестать винить себя".

"Ты слишком мнительна и всё время ощущаешь вину. Возможно, сейчас перестанешь. Живи просто в мире с собой и поступай так, как велит совместная весть".

Значит, совесть. Я, полагаясь на неё, не смогла дать согласие Зорку?

"Да. Муж тебя поддержит и поможет".

"Благодарю тебя, Род," — поблагодарила я Всевышнего, древо рода ведь связывает нас именно с ним.

"Будь счастлива, Вьюнка. Но теперь ты стала частью другого рода, сюда вовсе не обязательно приходить. А дух древа изобретателей общается с твоим супругом..."

Я улыбнулась. Всё, оказывается, так просто.

Глава 17

Общение с родовым древом успокоило меня, к тому же все блоки уже сняты. Во всём теле ощущалась такая лёгкость. Малышка уснула и даже от груди отказалась.

— Ты пообщался с древом? — спросила мужа.

— Нет.

— Почему? Неужто нечего было спросить?

— Ну так ты ж поговорила.

— Я могла и забыть что-то. К тому же, ты попросить совета, как решить те трудности, с которыми столкнулся в этом селении.

— Огонёк, зачем тревожить твоих предков по пустякам? Это наши земные вопросы.

Подумала и согласилась. А я вылила свои заботы на Род. Но на этот раз совесть молчала. Значит, порядок.

— Ты прав, — признала понуро. Зря такое сказала ему. Как бы не обиделся. Чтобы скрасить возникшую неловкость, сказала: — Сола уснула, — А ведь у меня грудь полна.

— Сола получила силу от священного древа, — пояснил супруг.

И как мне быть? Когда она захочет кушать?

— Пойдём, искупаемся? — предложил супруг.

— А малышка?

— Проснётся.

Подумала и согласилась. Пожалуй, это выход. Ощутив холодную воду, Сола действительно проснулась. Вначале не поняла, в чём дело, но затем обрадовалась. Воду она любила. И уже могла наравне со мною задерживать дыхание.

Поплавав немного в одиночестве, мы обзавелись обществом дельфинов. Узнала у них, как дела. И получила неутешительные вести. Змей развелось много. А поскольку даже их мальки больших размеров, они пожирают крупных морских обитателей: особенно детей дельфинов. Да и нападений на людей много.

"Ты слышал об этом от местных?" — спросила у мужа.

"Нет. Хотя предложил нашу помощь. Но им ничего не надо. Сами разберутся," — несколько обиженно передал их ответ любимый.

"Я тут подумала, а что, ежели нападения чаще именно на "говорящих с жизнью". Я тогда слышала шум в голове. Возможно это какая-то атака. И мои односельчане теряют сознание и гибнут из-за этого, — и только я это сказала, как в голове зашумело. — Только не это!"

Дельфины тоже предупредили об опасности и уплыли. Просить их о помощи, подвергая риску, не стала.

Муж схватил меня за руку, провернул кольцо на пальце. Вокруг нас вспыхнул голубой шарик.

"Выныриваем! Быстро! Нужно наполнить воздухом защитное поле!" — услышала голос мужа, прорывающийся сквозь шум.

Вынырнуть мы успели. Малышка тут же закричала от боли. Я не видела, но почувствовала, как мы поднимаемся над водой. Прикосновение к защите?

— Быстро выключай защиту! — велел муж.

Я не понимала, зачем, но послушалась. Муж подхватил нас и оттолкнулся от носа змеи, выпрыгивая на сушу.

Малышка продолжала кричать, приводя меня в растерянность, ведь я не знала, как ей помочь.

"Вьюнка! Вьюнка! — муж взял моё лицо в свои руки, заглядывая в очи. — Не думай о Соле. Пробей этот шум в своей голове. Это волна атаки. Пробей её своей мыслью".

— Но я... А как же Сола?

— Ей помочь можешь только ты. Тебе ведь тоже больно. А ей больнее. Поэтому ты должна это сделать. Силу тебе Род дал.

А и правда, сил у меня прибавилось. Я смогу, ради Солы!

Отринуть все мысли сразу не получилось, как и перестать замечать причиняющий боль шум, крик дочки.

Закрыла глаза и постаралась услышать биение своего сердца, дыхание. Вдох, выдох, тишина, вдох, выдох, тишина. Вдох, тишина, выдох, тишина. Целиком погрузившись в действо, услышала тук-тук, тук-тук.

Потихоньку начала впускать приглушённые звуки. Плач Солы, дыхание мужа, прибой. Когда эти звуки стали частью меня, стала впускать чужие мысли. Сперва мужа, правда, ничего не услышала, будто он ни о чём не думал. Но увидела образ змеи, выступающей над водой. И приоткрыла щёлочку для того, чтобы впустить шум змеи. Расширила эту дырочку, постаравшись уместить в ней голову змеи. И накинула на змею воображаемый мешок. Существо заметалось, будто пойманное в невод. "Тихо, тихо, — прошептала я, мысленно делая шум глуше и глуше, пока змея не успокоилась. Я её даже погладила воображаемой рукой. — Всё хорошо".

И лишь когда змея перестала сопротивляться, я сняла мешок. Шума змеи теперь почти не было слышно. Надеюсь, так будет лучше.

Я открыла очи, глядя на уходящую под воду змею. Ощутила возвращение дельфинов.

"Змея никуда не делась, — предупредила я".

"Да, мы знаем. Видим её. Но теперь она не оглушает нас. Благодарим".

Ну вот, хоть кому-то помогла. Я улыбнулась. Малышка больше не плакала. Значит, боли не ощущает, как и я.

— Умничка! — похвалил супруг.

А я закрыла очи, сливаясь сознанием с другими змеями, со всем их видом, и убавляя издаваемый ими шум.

Вздохнула и отсоединилась от всех.

Во всяком случае морские обитатели не будут страдать, ведь все животные общаются между собой мысленно. Вначале человек тоже мог, но потом Всевышний решил, что будет лучше, ежели часть людей сможет общаться с жизнью. Ему виднее. Раньше я не задумывалась об этом. А сейчас вот подумала, что та же свекровь общается с живностью, будто родовая память хранит сведения об этом. Просто не слышит их языка, улавливая лишь настроение. Но, я уверена, и она сможет, ежели захочет. Так же, как и другие племена могут изобретать. Мы созданы по образу и подобию Всевышнего, значит, можем то же, что и он.

Малышку я всё же покормила, и она мирно уснула.

— Ну что, идём домой? — нарушил мои думы Ветер.

— Идём.

Оказавшись на дереве-доме, муж доставил меня к родителям.

— Останешься здесь или со мной пойдёшь? — спросил он.

— Куда?

— Пойду вновь разговаривать с советом.

— Тогда я пойду с тобой. Малышку оставим маме?

— Да, так будет лучше.

Мама возилась у печи.

— Мам, присмотришь за Солой?

— Да, конечно, — не стала она возражать. — А ты куда?

— Мы на совет. На нас напали змеи.

Мама переменилась в лице. Нижняя губа задрожала. Скользнула по моему телу беглым взглядом в поисках повреждений, по малышке, мужу. Но не найдя их, успокоилась.

— Всё в порядке?

— Да.

— Твой двоюродный брат погиб осенью.

— Который?

— Дый.

Я сглотнула. Значит, уже и нашей семьи коснулась беда.

— Пойдём, — потянула мужа к выходу.

— Погоди. Только Дый погиб из ваших родственников?

— Из дальних по мужниному роду ещё одна девочка.

— А сколько людей за это лето?

— Порядка трёх десятков. В основном дети.

"Не удивлюсь, ежели дети с сильным даром, как у тебя," — сказал мысленно любимый, не желая пугать мою маму.

Мы ушли. Муж молчал весь путь наверх.

Рядом с ним мне хорошо. А ведь мы одни уж давно, с рождения дочери, не оставались. До первого лета детей чужим не полагалось видеть, но при необходимости, прятались в перевязь и следовали неотлучно от мамы.

Поймала себя на мысли, что улыбаюсь. Без приключений не обходится.

Но опасность никуда не делась!

Когда мы постучали в дом совета, там шёл громкий спор. Но нам не ответили.

— Почему чужак сеет раздор между нами?! — возмущался кто-то.

— Дело не в нём, а нашем бездействии, — ответил другой голос.

Муж не стал ждать ответа и подслушивать, а просто вошёл внутрь, держа мою руку.

Народ тут же притих.

— Нам есть что сказать, — и муж чуть подтолкнул меня вперёд.

— Здравия, мой род! — начала я. — На нас только что напала подводная змея возле священного древа. И это не самая крупная особь.

Послышался гул голосов.

Мужики обсуждали эту новость. Ведь близ священного древа была заводь для мам с малышами, где их с рождения учили плавать.

— Моя жена просила меня не убивать этих существ. Я обещал при условии, что не будет на кону жизнь моих родственников. Но сегодня я, мои жена и дочь чуть не погибли. Бездействовать я больше не буду. Мне больше не нужно ваше разрешение, чтобы поставить отпугиватели. Я возьму пташку, которую подарил вашему селению.

— А как же другие животные? — спросил дед Баян.

— Они не пострадают.

— Тебе помощь нужна? — спросил мой отец.

— Не помешает, — не стал отказываться супруг.

— Хорошо. Когда отправляемся?

— Сейчас, только спущусь к вам домой, возьму оборудование. Вью, ты летишь с нами.

— Но зачем женщина на пташке? — возмутился отец Зорка.

— Мне нужны её способности в общении с животными.

— Так я тоже могу, — вставил слово отец.

— Она тоже полетит, — сказал муж и вышел вместе со мною, прекращая спор.

"Возможно, понадобится именно твоя помощь. К тому же нужно проверить, что то, что ты сделала не повлияет на отпугивание," — пояснил мысленно любимый.

Сборы не заняли много времени. Маму предупредили только да забрали котомку с какими-то устройствами.

Муж большую часть оборудования перенёс в дом. Сделал уже горячую воду в доме, при этом так, чтобы воздух не грелся летом от труб.

Я погладила Солу по головке, прошептала ласковые слова.

Уже собравшись уходить, вспомнила про домового. Интересно, а он здесь есть? Закрыла очи и постаралась почувствовать всех существ. Сгусток силы ощутила под печью.

— Мам, угости домового, — бросила напоследок.

— А это кто?

— Хранитель дома.

Но подумав, взяла пироги, что сама пекла, положила в мисочку да поставила у печи. Муж ни слова не сказал в упрёк.

— Здравствуй, батюшка, — наклонилась я к полу. — Угощайся. Да за Солушкой пригляди, будь добр.

— Здравствуй, доченька, — ответил он. Чумазая рука вылезла из-под подпечика. — Благодарствую за угощение. Пригляжу.

— Зачем в подпечек залез? А ежели матушка печь надумает растопить? — мягко отругала его.

Мама глядела на нас вытаращенными очами. Похоже, она видит домового или, хотя бы, исчезающие пирожки.

— Мам, а молока у нас нет? — вспомнила, как в наш домовой любит это лакомство.

— Есть немного, — сказала родительница.

— Налей, пожалуйста, нашему хранителю, а мне пора.

— Удачи, внученька! — пожелал он.

Ястреб располагался на две ветви выше нашего дома. Отец уже был там, как и Сокол.

— Это точно безопасно? — спросил батюшка, притягивая меня в объятия. На мгновение ощутила себя маленькой девочкой, все беды отступили, как в детстве. И вспомнилось, как болела, бредила и снились кошмары с темнотой и светящимися огоньками. Отец тогда тоже вот так обнимал, все страхи отступали, как и кошмары, и я засыпала восстановительным сном.

— Нет, — не стал успокаивать Ветер отца.

— Но тогда как же... — растерялся родитель.

— Мы справимся. Ежели что, дельфины помогут.

— Они уплывают, как эти твари появляются, — возразил отец.

— Так было, — кивнул муж, помогая мне забраться внутрь. И хоть на ястребе я один раз уже летала, сейчас отчего-то испытывала волнение. Любимый слегка сжал мою руку, заметив это.

Усадив меня в сиденье и пристегнув, то же самое проделал с моим отцом. После чего выбрался. Я не понимала, что он хочет сделать.

— Давай, Сокол, поднимай ястреба, — велел муж, стоя на ветке.

Пташка начала махать крыльями, приподнимаясь над веткой. Впервые такое вижу, чтобы пташка зависла на одном месте. А Сокол молодец. Муж скрылся из виду, а отец... В его очах был виден детский восторг. А ведь он так ни разу и не полетал на пташке. Кажется, любовь к полётам мне передалась от него.

Ветер мелькнул в вышине, а потом по голове птицы скользнул в её тело. Сел передо мною и пристегнулся.

Мы больше не зависали на одном месте, оттолкнулись крыльями и полетели, ловя поток воздуха.

— На каком расстоянии от селения надо ставить отпугиватель? — крикнул супруг, повернувшись к своему приятелю.

— Верста* где-то, — прокричал в ответ Сокол. — Ты много их взял?

— Тридцать два.

— Зачем так много?

— Так у них два древа.

— А, точно! А безопасный проход будет к священному древу? — вклинился в разговор отец.

— Сделаем! — ответил муж. — Только защиты видно не будет. Надо придумать, как пометить.

Повисло молчание. Ветер что-то чертил на бумаге, в то время, как Сокол управлял ястребом.

Вскоре пташка вновь зависла над морем.

— Мы на месте, — сообщил мужнин приятель. На друга он не тянул, хотя, как знать...

— Что показывают приборы? — спросил супруг, не отрываясь от расчётов.

Дальше Сокол диктовал цифры, муж писал, отмечал на рисунке, держащемся зажимами на доске. После чего велел: — Отпускай!

Сокол нажал на какой-то рычаг, и послышался бултых. — Вью, теперь твоя очередь, — повернулся ко мне.

Дивно, когда устанавливали защиту в племени изобретателей, меня о помощи не просили. Что же изменилось?

"Там были подводные лодки, а здесь их нет," — пояснил супруг.

— Что нужно? — сообщила о готовности.

Муж достал из котомки металлическую палку с острым наконечником и красной кнопкой.

— Дельфины на дно опуститься могут? — уточнил любимый.

Я закрыла очи, ища ближайшего друга. Попросила о помощи, объяснив, что мы делаем.

— Да, могут.

— Вот эту вещь должна воткнуться острым краем во дно, — показал муж на палку в руках. — Желательно до конца, до этой отметки, — показал он переход к уплотнённой части. — Точно вниз, сдвигать даже на вершок* нельзя. Задача дельфина убедиться в точном опускании и поправке, ежели потребуется. После чего надавить вот сюда, — муж прикоснулся к кнопке.

— Хорошо. Это безопасно для дельфина?

— После включения — да. Но докладывай, ежели вдруг его состояние изменится. Здесь немного другие существа, мы на них не проверяли. Плюс опасность от змей прежняя. Пусть будет осторожен!

Я кивнула, передавая образы дельфину.

Всё прошло удачно. Когда включилось устройство, состояние дельфина изменилось. Волны едва слышимого звука передавались во все стороны, правда, без видимых последствий.

"Ежели вдруг будет неприятно или больно, или плохо будешь ощущать, свяжись со мною или моим отцом".

— Батюшка, настройся на дельфина. Надо, чтобы он запомнил тебя, — сказала вслух, не открывая очей.

Когда дельфин сообщил, что всё запомнил, я попросила его помочь мне с остальными такими же устройствами. Он согласился. Всё же так будет проще, чем каждый раз объяснять заново.

Дельфины стайкой следовали за нашей пташкой. И пока один мне помогал, другие следили за безопасностью.

Когда подлетели ко второй точке, Ветер отстегнулся и достал моток верёвки.

— Отец, мне нужна будет твоя помощь, — сказал он тестю. — Будешь меня держать, мне надобно вложить отпугиватель в лапы ястребу.

— Почему нельзя отсюда бросить? — в ответ спросил он.

— Нужна точность и усилие. Вода гасит удар, поэтому вручную этого не сделать. Когти пташки я снабдил нужным усилием, потом покажу, как прилетим. В случае поломки нужно будет достать устройство.

— Но здесь же глубина ого-го! Мы нырять так не можем.

— Мы привезли с собою два гасителя давления и защиты. Или дельфины вам в помощь. Вначале проверьте, что дело не в выключенной кнопке. Думаю, проверять придётся лично. Починить вы не сможете сами, там сложное оборудование нужно. Эта защита вам в дар, но починка и замена будет стоить вам плодов. Не вам лично, а вашему племени. У нас с ними не так хорошо, как у вас.

— Но как с вами связаться?

"Огонёк, скажи, а можно ли через дельфинов держать связь? Они ведь плавают, общаются с сородичами. Думаю, и до нас дойти вести могут".

"Сейчас узнаю".

Я тут же спросила у подводного друга, могут ли они общаться так далеко, до дельфинов близ изобретателей. На что получила ответ, что да. Они напрямую могут общаться с ними, расстояние не важно. Вообще, нужно просто отдаться потоку земли. Малейшие изменения животные тут же узнают и передают сведения об опасности своим сородичам и другим животным.

"Да. Могут передать," — ответила мужу.

— Свяжитесь через дельфинов. Они ведь образами общаются. Вот и пусть передадут своим сородичам в полуночном направлении. Вьюнка предупредит наших.

— Отлично! — улыбнулся отец.

На установке десятого отпугивателя дельфины забеспокоились.

"Змеи?" — уточнила опасность у друзей.

"Змеи!"

— Змеи! — предупредила людей.

— Бери выше! — велел муж. — Я прыгаю вниз, подберёшь меня!

Ветер скинул верёвку за борт и прыгнул.

Я ослабила ремень и заглянула за борт, правда увидела лишь голубой шарик, уходящий под воду.

Боже! Только бы его не проглотила змея! А мы стремительно взмывали в небеса.

Казалось, время остановилось.

"Всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо, — твердила себе. На плечо опустилась рука отца.

"Огонёк, мне надо, чтобы ты выгнала змей за границу. Всех," — услышала мысленный голос супруга.

Вздох облегчения всё же вырвался.

"Как?"

"Летите за обвод*. Попробуй приманить их чем-нибудь".

Вот только чем?

— Лети вперёд, — сказала Соколу.

— Зачем?

— Нужно выманить змей перед тем, как включится последний отпугиватель.

А когда мы оказались впереди, я отстегнулась, и, пока успел кто-то сообразить, прыгнула за борт.

Вода стремительно приближалась. С такой высоты я прежде не ныряла. Перед погружением успела выпрямиться и войти в толщу воды ровно.

"Ну, змейки, ваша добыча вот тут!"

Я закрыла очи, стараясь слиться с водой, почувствовать всех животных в округе. Дельфины были далеко, рыбы, и те уплыли. Я одна, опускаюсь всё ниже. Шум с разных сторон всё ближе. Почему эти существа не имеют разум? Почему? Или образы общения настолько разные, что я не могу понять их, а они — меня?

Когда шум стал казаться достаточно близким, я открыла очи. И увидела тьму и светящиеся огоньки. Как в моём сне. Страх сковал тело. Где-то вдалеке мелькнуло сознание дельфина. Но светящиеся очи приковывали к себе. А потом я увидела открывающуюся пасть.

Казалось, жизнь кончилась. Челюсти стали смыкаться надо мною. И я повернула кольцо. Вокруг меня появился шар, я оттолкнулась от почти сомкнувшихся челюстей и тут меня подхватил дельфин.

"Убери защиту," — сказал муж мысленно.

Я и убрала. И очутилась в объятиях любимого. Он тут же вновь включил свою защиту. И нас вытолкнуло на поверхность. Защита выключилась и муж схватился за спускающуюся с небес верёвку, удерживая меня. А дельфин уплывал уже восвояси, в то время, как нас несли над волнами.

— Ну что ж ты понимаешь всё буквально, безрассудная ты моя, — ласково шептал муж, удерживая нас на верёвке.

— Прости, не было времени на размышления.

— Ладно, пенять тебе не буду, сам виноват. Надо выражаться точнее.

— Что ты хочешь сказать?

— Что надо было воспользоваться своими способностями, может шум отвлекающий создать или ещё что. Вовсе не обязательно прыгать самой в воду. Спасая, решила оставить меня вдовцом, а дочь сиротой?

Я потупила взгляд. Щёки от стыда покраснели. Виновата.

— Прости, — прошептала я.

— Ладно, гляди, какая красота!

Я подняла взгляд. Поглядеть было на что. Солнышко садилось на небосклоне, освещая водную гладь золотистым сиянием. А дельфины радостно кувыркались в воздухе.

"Благодарю, друзья!"

"Всегда рады помочь!" — ответил гул голосов в моей голове.

Мы так и летели всю дорогу, пока пташка не села на дерево, а мы с визгом бултыхнулись в воду. Вот только далекова-то до камня. Сил уже не было, чтобы доплыть и взобраться на него.

— Может, ты сделаешь тут ветку? — предложила я мужу. Она уж было начала расти, но так и не высунулась на поверхность. Мы просили дерево, но оно сказало, что ему что-то мешает. А что — так и не нашли.

— Завтра, — пообещал утомлённый муж. Я стала разминать его затёкшие руки.

— Давай я запрыгну.

— Иди, а я тут отдохну маленько. Там Сола тебя заждалась.

Он был прав, но оставлять его не хотелось.

— Тогда давай сам забирайся.

— Какая ты упрямая, женщина! — буркнул он. — Давай на раз! Раз!

И мы запрыгнули, оттолкнувшись от ствола.

Примечания по главе:

Верста* — (Даль) путевая мера в 500 саженей

вершок* — старорусская единица измерения длины, первоначально равнялась длине основной фаланги указательного пальца. 1 вершок = 4,445 см = 44,45 мм.

обвод* — контур, внешнее очертание предмета, окоёмок.

Глава 18

Но на утро Ветер не встал. Завтрак пропустил, вызывая тем самым в моей душе тревогу. Уложив малышку после утренней пробудки в колыбельки под мамин присмотр, я поднялась в нашу горенку.

Притронулась ко лбу любимого. Горячий. Очень.

Ну вот, отчего заболел? Вспомнилось, как он вчера выглядел, что не было сил взобраться на дерево. Сглотнула.

И что мне с ним делать?

Когда ещё супруг был здоров, провёл сюда водопровод, часть горенки отделили, сделав тут уборную. Смочила полотенце холодной водой, обтирая его лоб. За всю жизнь я видела лишь раз, как отец болел, маме некогда всегда, а вот отец дал тогда жару всем домочадцам своими капризами. Будто малое дитя.

Но сейчас меня не это беспокоило, а причина хвори. Может ли быть истощение силы? Вчера дельфин слишком быстро до меня домчался. Мог ли супруг отдавать часть своей силы для скорости?

Ох! Я тогда виновата.

Муж вёл себя тихо, что настораживало. Я забрала малышку к себе, развернула покрывало на полу, и мы игрались вместе, пока она не уснула в купели, куда я подстелила соломы, накрыв ту пелёнкой.

Ветер несколько раз шептал моё имя, но на мыслеречь не отвечал. Из отдельных окриков стало понятно, что он очень сильно за меня переволновался.

— Глупая девчонка! — слышалось бормотание.

Как-то мы за лето совместной жизни столько всего пережили. Я постоянно заставляю его поволноваться. Мне стало совестно.

Отпаивала целебными настоями супруга. Пару раз жар был настолько сильным, что приходилось выливать на него ведро холодной воды.

— Вью, обедать пойдёшь? — заглянула ко мне мама.

А я как раз устроила обливание. Вода стекала по постели на пол. С мокрой постели она тут же испарялась.

— Вью, ты что делаешь?

— Мам, на тебе Солу, извини, не до еды сейчас.

Я вручила маме корзинку.

— Давай помогу, — предложила она.

— Пришли Вятшу*, — попросила маму.

Мама спорить не стала, ушла с малышкой. Вскоре подошёл старшой брат.

— Вью, чем помочь?

— Вятша, помоги снести его в уборную.

Брат сам поднял на руки Ветра и отнёс в лохань с набранной холодной водой. Хорошо, что отец большую сделал, целиком взрослый умещается.

Вода тут же нагрелась. Воду я слила с помощью брата да ещё наполнила. После третьего раза вода больше не нагревалась, поэтому решила закончить охлаждение. Постель перестелить успела, пока Вятко нёс супруга.

— Ещё чем помочь? Может, тебе обед принести сюда?

— Не уходи далеко, я позову. А обед... некогда сейчас.

— Пока жар спал, поешь. Тебе ведь дочку кормить. Да и держаться на ногах надо. А откуда ещё черпать силы? — мудрые слова мой шестнадцатилетний братец глаголит.

— Ты прав. Пришли тогда Младко, пусть снесёт еды мне. И кипятка с травами, — попросила я, садясь рядом с мужем, ощупывая его лоб. Жара пока не было. Надеюсь, больше и не будет.

Время длилось бесконечно. Муж метался в горячке, но жар был не критичным. Поэтому обходилась мокрыми повязками на челе да обтираниями в самых потливых местах. Стоит ли говорить, что лежал он полностью раздетым. Я таки поела. Лишь под вечер жар спал.

Попыталась вновь использовать мыслеречь, но напоролась на такую кашу образов, что ужаснулась и лезть не стала, а на зов он не отвечал. Поэтому просто шептала ему слова любви. Силой хотела поделиться, но вспомнив, что всему виной то, что подвергла себя опасности, не решилась. Всё же кормящая, и малышка целиком на мне.

— Вью, — охрипшим голосом позвал муж. Я встрепенулась, встала с покрывала, на котором играла с малышкой, и подошла к мужу.

— Любимый, — прижалась к его руке. И слёзы на очи выступили. — Прости меня, это из-за меня ты прикован к постели.

— Вью, я тебя давно простил. Помоги мне подняться.

— В уборную?

— Да.

Муж захотел ещё и душ принять, правда, тёплый. Потом попросил помочь одеться. На ногах еле стоит.

— Зачем? — не поняла я.

— Мне надо пойти с деревом пообщаться. Я обещал.

— Ты что, — возразила я. — Жар только спал. У тебя слабость, а ты хочешь себя ещё больше извести?

— Вью, либо ты мне помогаешь, либо я сам, — стоял он на своём. Какой упрямый! Своё слово, правда, всегда держал.

Я вздохнула, натянула мужу портки, дала рубаху. Сама же Солу снесла к маме.

— Мам, пригляди за малышкой, прошу.

— Хорошо, милая. Ему опять плохо?

— Уже лучше.

Мама расспрашивать не стала. А я поднялась к мужу. Он откинулся на лежанку и глядел в потолок. Рубаху всё же надел. Видно, израсходовал последние силы.

— Ну что, идём? — спросила у него.

— Нет.

Расспрашивать не стала. Просто начала распускать волосы. Нависла над ним, встретила его взгляд.

— Нет!

— Хорошо. Как скажешь, любимый.

Наклонилась и поцеловала. Он слабо отвечал на мои ласки. Но я продолжала дарить свою любовь. Его руки прикоснулись к моим бокам. — Пойдём, я встала, решив, что хотя бы чуточку он мог подкрепиться моими чувствами. Протянула ему руку.

Он вложил свою ладонь.

Рывком я подняла его, и выпрыгнула с ним в окошко.

В несколько прыжков мы достигли ствола родового дерева, и муж прислонился к нему, постепенно опускаясь в сидящее положение.

Надписи на его лице засветились и погасли. Очи закрыты, тяжко дышит. Села рядом с ним, оплетая своими волосами его. И на этот раз даря силу.

"Знаешь, кто-то обидел дерево. Под ветвью есть глубокая рана, невидимая внешне".

"Ты знаешь, кто это сделал?"

"Его уж нет вживых".

"Мы можем помочь дереву?"

"Я попробую вытолкнуть эту вещь, но мне не хватит сил".

"Бери мою".

На удивление, Ветер возражать не стал. Надписи на нём то вспыхивали зелёным светом, то чёрным, то полностью исчезали. Усталость давала о себе знать. Я уже присела рядом с ним, потому что стоять сил не было.

"Всё, я вытолкнул водой эту вещь. Теперь дереву понадобится время, чтобы залечить рану. Водопровод я поломал," — муж замолчал. Окликнув его, поняла, что он либо уснул, либо потерял сознание. Я прикоснулась к его руке. Какая холодная. Надписей на лице не было вообще.

Собрав волю в кулак, я встала, подхватила супруга и в несколько прыжков оказалась дома. Не стоит оставаться на очах у людей. И так, наверняка перессуды пойдут из-за поломанного водопровода, которым все пользовались. Мама даже говорила, что соседи завидуют ей. Да не только соседи. Сплетничают все, мол, какой зять маме достался. Золото просто. И пусть негласно, но дар Ветра приняли, что грело его душу. А теперь начнут опять злые языки болтать.

Я вздохнула и сделала последний рывок, переносящий нас в горенку.

То жар у него, то холодный, будто ледышка. Из одной крайности в другую.

— Милая, всё хорошо? — спросила мама, заходя с малышкой на руках. — Возьмёшь её, она проголодалась?

— Да, мам.

— Пойдём, поужинаешь?

Я подумала о том, что лучше без завтрака останусь, чем вновь спускаться вниз, да ещё и надо чинно заходить, спускаясь по ступеням, а не прыжком.

— Нет, мам, я не голодна.

— Значит, попей. Я принесу взвар.

Согласно кивнула, забирая малышку.

— Аааа, — закричала она, радостно размахивая ручонками.

— Солушка, соскучилась без мамы? — обратилась к дочке. Она тут же стала улыбаться. — Радость моя, и я тосковала без тебя. Батюшке совсем худо.

А малышка повернулась осмысленно к Ветру, протянула к нему ручки.

Я не смогла устоять её просьбе. Положила на отца. Доча издала какой-то радостный визг, а Ветер вдруг нежно приобнял её рукой. Даже очи приоткрыл.

— Сола, моя малышка, — прошептал он, ласково проводя по её тёмным волосикам. — Люблю тебя, моё солнышко.

Доченька что-то молвила на своём языке, но я не понимала. А вот муж общался так, словно знал, о чём толкует. Лезть же в мысли её у меня не было сил.

Прислушалась к их разговору.

— Так тебе нравятся дяди твои? Здорово! А бабушка? — в ответ слышался довольный смех. — Значит, и бабушка хорошая. Очень рад за тебя.

Тут мама пришла с кувшином да Младко с миской, полной мочёных плодов.

— Как муж?

— Пришёл в себя. Общается с дочкой.

Родичи не стали заходить в горенку. Передали мне всё, а я поставила на сундук.

— Ветер, попьёшь взвару*?

— Да, милая.

Дочка внимательно глядела, пока родители пили. Супруг от еды отказался, а я решила, что лишним не будет. А как закончили, малышка потребовала грудь. Я уложила её на себя. Да так и уснула.

— Милая, — растолкал меня Ветер.

— А? Что случилось? — тут же пробудилась я.

— Переложи Солушку, дабы не заспать.

Пришлось вставать, хотя ноги гудели. Малышку положила в застеленную лоханку.

— Как ты? — спросила у мужа.

— Сносно, но сон — лучшее лекарство.

— Доброй ночи, любимый.

— Доброй.

Вот только сразу уснуть не получилось. Разные мысли мешали спать. Да и, судя по дыханию, муж не спал.

— Ветерок, ты спишь?

— Нет, Огонёк.

— Что с тобой сталось? Это ведь я виновата. Ты всю свою силу потратил.

— Не бери в голову. Я сделал то, что был должен — защитил тебя.

— Да, но какой ценой?

— За необдуманность приходится платить.

— Но платишь ведь ты, а не я.

— Уверена?

Ежели поразмыслить, то супруг был в беспамятстве всё это время, а вот я переживала, винила себя, ухаживала за ним.

— Этого больше не повторится, — сказала вслух.

— Не обещай того, чего не сможешь выполнить.

— Но...

Он повернулся ко мне провёл по щеке мозолистой ладонью. За эти сутки любимый так исхудал.

— Просто не рискуй понапрасну. Я не представляю жизни без тебя.

Он положил голову мне на грудь. Я погладила его.

— Скажи так ещё раз, — прошептал супруг.

— Как так?

— Как ты назвала меня.

— Ветерок, — тихо ответили мои уста. В сердце разлилась любовь и нежность.

Мы долго молчали. Каждый думал о своём.

— Ветерок, — беззвучно позвала я, шевеля лишь устами.

— Да, Огонёк.

— Кто мог желать зла дереву и зачем?

— Не знаю. Это ведь ты можешь общаться с деревьями. Мне передала Змейка то, что я сказал. Видно, для неё это не важно.

— Ну а ежели хорошенько подумать? Зачем желать зла дереву? Оно ведь и засохнуть может. Мы ведь тогда все умрём, ведь еды не будет вовсе да жить негде. У нас, конечно, есть ещё священное древо, но оно не даёт еды. Его плодов много не съешь, пусть и восполнишь силу..

— Может быть кто-то хочет выжить вас, — предположил супруг.

— Мы ведь не уйдём по своему желанию. Будем сражаться, — возразила ему.

— Только, ежели будет кому сражаться.

— Но ведь они и сами не смогут жить здесь без еды.

— Вовсе не обязательно здесь жить. А ежели взять наши возможности, то становится страшно.

— Намекаешь на то, что это могли быть твои родичи?

— Нет. Мы не делаем ничего из мёртвого дерева, ты же знаешь. И природу так же чтим.

— Ты преувеличиваешь. Вовсе не так же, — обиделась я.

— Просто вы считаете, что нельзя и беречь и пользоваться ею, а мы считаем, что можно, ежели с любовью да заботою, самим вырастили. В природе ведь тоже все друг друга едят. И не морочатся можно или нельзя. Это мы всеядны и можем выбирать, но мы не выживем в условиях наших холодов на одних плодах. Даже ежели будем получать от вас их за свои изобретения, — шёпотом разъяснил он.

Возможно.

— Но это случилось во времена, когда я маленькая была. Лет десять назад или пятнадцать.

— Я же просто предположил. Но либо это свои сделали, либо кто-то тоже может быстро перемещаться.

А мне вдруг вспомнились сказки про то, как добрый молодец в одно ушко влезает, а из другого вылезает. Значит, такая возможность есть, не бывает дыма без огня.

Мог ли это быть чужак? Не хочется верить в то, что кто-то из своих совершил такое кощунство. Да и зачем?

— Вью, — прошептал супруг.

— Да, любимый.

— Ты спать не собираешься? Уже светает.

— Мысли разные лезут в голову.

— Спой мне песню.

— Какую?

— Что-то про здоровье. Знаешь такую?

Я задумалась. Ничего на ум не шло, кроме детской песенки-потешки. Я вдохнула глубоко да запела тихим голосом:

"Ветер, ветер ветерочек,

ты подуй сюда дружочек,

принеси с собою силу,

солнышко чтоб нам светило,

да все хвори унеси,

для лихого всё проси".

Мысли стали вязкими. Едва смогла допеть.

На утро мужа рядом не обнаружила. Испугалась, но, прислушавшись, услышала голос мужа и смех Солы в уборной. Вздохнула с облегчением. Присоединилась к ним.

— Здравствуй, Ветерок! Как самочувствие? — обняла любимого и доченьку, но она сразу же ко мне потянулась, голосом требуя грудь. — Здравствуй, малышка!

Очутившись у меня на ручках, дочка ещё усиленнее стала кряхтеть, как бы говоря: "Ну мама, ну скорее!", чем вызвала улыбку на наших лицах. Муж сжал нас в объятиях.

Томить её не стала, вернувшись с нею в горенку и сев на постели.

Вскоре муж тоже подошёл с гребнем.

— Как ты, любимый? — вновь задала вопрос, поднимая взгляд.

— Хорошо. Ты меня исцелила своей песней.

— Скажешь тоже, — не поверила я. Точнее не так, я знала, что песня целебная, но чтобы мгновенно исцелила — не слыхала. Обычно её напевали, пеленая дитятко. Каждый день. Чтобы пели, когда оно хворало, я не слыхала. Поэтому и усомнилась в словах мужа.

— Я серьёзно, — возразил он.

— Ладно, как скажешь.

— Есть у нас в роду один человек. Он исследует живые ткани, растения, людей. Так вот, он доказал: ежели говорить добрые слова перед едой, пища усваивается лучше. Вспомни обычай благодарить Всевышнего, землю-Матушку перед едой. Слова и мысли имеют силу. Так же как и проклятия существуют. Поэтому лучше промолчать, ежели нечего сказать. Да и жить с добром легче, потому что злость меняет твою суть, твоё тело и даже может на потомстве сказаться. Да и перед сном такие посылы сильнее, чем в обычное время, потому что раскрываются скрытые способности нашего тела, нашей души. А поскольку во сне мы часто путешествуем в другие миры или по земле-Матушке, то нет смысла такие посылы делать, когда душа уже улетела. Вот когда на грани Яви и Нави — лучше всего.

— А как же во сне лечат? Сон — лучшее лекарство.

— Во сне тоже можно лечить, но это связано, в основном, только с телом, ведь душа может бродить по Нави. Мы как бы не передаём посыл душе, а влияем именно на тело, внушаем ему.

— И это тоже доказано твоим соплеменником?

— Да.

— А почему дерево не сказало нам, почему ветвь не растёт, — почему-то вдруг вспомнилось мне, и я озвучила это.

— Возможно тогда, когда спрашивали, злодей был среди вас. Дерево не захотело сеять смуту, ведь ничего страшного не произошло.

— Надо поговорить. Сегодня же.

— Поговоришь. Пойдём завтракать.

Пока говорили, любимый переплёл мне волосы. Малышка отвалилась от груди, и супруг взял её на ручки, позволяя мне воспользоваться уборной.

Муж ждал меня, любуясь нашей подросшей крохой.

— Какая она красивая! — сказал он тихо.

— Конечно! Наша ведь!

Я зашла сзади и начала переплетать его уже расчёсанные волосы. Муж чуть ли не мурлыкал, как кошка от удовольствия.

А потом мы спустились вниз. Мама уже вовсю давала указания сыновьям. Этому воду принести, этому достать из сарая старый рукомойник, этому налить... Все при деле. Мы с Ветром переглянулись.

"Надо чинить водопровод," — вздохнул он.

"Может, погодишь пока?" — предложила я, глядя на чистую белоснежную кожу любимого.

"Да, погодим, пока Змейка наберёт силу," — на удивление согласился он.

"Я пойду поговорю с твоим отцом по поводу вчерашнего. Ему следует обсудить это в совете".

"А я маме помогу".

"Позовёшь на завтрак".

"Хорошо, Ветерок".

Супруг положил уснувшую малышку в колыбельку, и мы пошли каждый по своим делам. Ещё ж коз покормить да подоить надобно. А мама беспокойно металась по дому, явно не зная, за что хвататься. Эко, как привыкли уже к водопроводу!

Примечания по главе:

Вятша* — старший.

взвар* — (Даль) м. отвар, навар; вода, в которой распустилась часть того, что в ней варилось. Взвар грудной травы, декокт; компот, сушеные плоды и ягоды, вареные и подслащенные изюмом или медом.

Концовка высылается бесплатно по запросу в комментариях. Что для этого нужно?

1. Пообещать, что распространять финал вы не будете.

2. Указать свой e-mail.