Пулеметчики. По рыцарской коннице - огонь!

— Джентльмены, а как у нас в действительности обстоят дела с вооружением? — на сей раз полковник выглядел действительно озабоченным.

— Плохо, сэр, — Ворд смотрелся не лучше, — патронов осталось три тысячи двести штук. Имеется примерно полторы тысячи гильз для переснаряжения, но пока нет ни пороха, ни свинца.

— Что еще хуже, сэр, это небольшое количество ружейной смазки.— мрачно добавил Бек.— Вынужден заметить, что наличного запаса, как докладывал мне капитан Кубитт, нам хватит максимум на полгода.

— С этим надо что-то решать, джентльмены, — еще больше нахмурился Бошамп...

Пока сэр Гораций занимался политикой и прогрессом, его бойцы отдыхали. Возвратившиеся из похода и остававшиеся в городе сержанты собрались с разрешения офицеров отдельно от солдат, чтобы отметить успешное завершение еще одного похода. Им разрешалось многое, ведь именно сержанты составляют костяк любого подразделения, практически неизменный и несменяемый. Они тренируют и обучают солдат, руководят повседневной жизнью, занимаются войсковым хозяйством. Именно поэтому сержанта в английской армии ценят, холят и берегут. Поэтому же среди немногих домов, возведенных в Форт-Уорде, было и здание сержантского клуба, пусть не слишком роскошное, особенно по меркам двадцатого века, но вполне уютное и отвечающее своему назначению. Собравшиеся посидели, съели скудноватое, но вкусное угощение, выпили немного виски, вина и местного, немного кисловатого, но уже привычного эля. Теперь большинство из сидевших за столом вышли подышать на свежий воздух. Многие при этом привычно тянулись к карманам и тут же, выругавшись, отдергивали руку.

— Что, Гарри, курить хочется? — улыбнулся сержант Уилмор, посмотрев на помрачневшее лицо сержанта Гордона.— Говорил я тебе, бросай курить, вредно это для жизни. Я на бурской на таких как вы насмотрелся, курильщиков. Раз — и пуля в лоб. Потому и бросил.

— Достал ты меня, Энди, со своими проповедями хуже пресвитерианского священника. Курить хоцца, аж уши пухнут, а в голове токо мысля одна, как там мои без меня бедовать будут, — несмотря на второй срок службы в армии акцент в речи Гордона чувствовался даже сильнее, чем раньше. Уилмор лишь сочувственно кивнул, но вдруг, взглянув за нечто, происходящее за спиной Гордона, улыбнулся.

— Чо там? — удивленно спросил Гордон.

— Ну, Профессор, молодец! Сейчас тебе будет сюрприз, Гарри, — весело ответил Уилмор. Не успел Гордон повернуться, как сбоку вынырнул волонтер — сержант Поттер, прозванный Профессором за то, что успел проучиться в колледже. Он держал в руке вырезанную из дерева дымящуюся трубку. Вторая такая же торчала в уголке рта его довольной физиономии.

— Откуда? Табачок! — удивленно воскликнул Гордон, выхватил трубку и тут же, не обращая внимания на предостерегающие жесты Поттера, глубоко затянулся. Тотчас же лицо его исказилось, а громкий кашель прервал поток начинающейся ругани.

— Чо за..., — откашлявшись, но продолжая злиться, начал было говорить Гордон, и тут лицо его озарила редкая гримаса, которую все окружающие уже давно идентифицировали как улыбку. — А ничо так. Крепко и на табак не совсем похоже, но забирает. Чо хоть намешали?

— Да травки всякие, мох сушенный, кору дуба немного и грибы, — неохотно ответил Поттер, явно не стремившийся открыть тайну изобретенной им смеси.

— Не, ничо, ничо. Молодец, Гарри, — теперь уже в неполную затяжку приложившись к трубке, довольно отметил Гордон.

— Что делать, приходится изворачиваться, как можем, — улыбнулся довольный похвалой молодой сержант. — Лейтенант Гастингс обещал, что когда несколько шхун достроят и опробуют в плаваниях, одну обязательно к Америке пошлют. Там табак и сейчас растет. Только вот когда это будет — никто же сказать не сможет. А курить прямо сейчас хочется. У меня в отделении солдаты чего только не пробовали, даже мох и мухоморы. Один чуть не отравился. Пришлось вот заняться, пока вы в походе были. Кучу смесей перебрал, пока получилось. А вчера даже капитан Мэйсон не удержался и затянулся. Хвалил тоже.

— Хвалил? — удивленно спросил Уилмор. — А мне показалось — ругал?

— Нет, ругал за другое... За работников... Да местные эти, дикари какие-то. Совсем ничего не соображают. Никакого понятия о времени и дисциплине. То опоздают, то вообще забудут выполнить задание. Сделали мы с лейтенантом для них клепсидру, водяные часы то есть, так они на них, как бараны смотрят. Такое ощущение, что и считать они больше десяти не умеют. Не верится просто, что это англичане, черт возьми!

— Ну, дык, говорил же полковник, что это не наша Англия. Сраньдевековье, черт его забери, — ответил, выпустив клуб дыма, Гордон.

— Да уж, средневековье, — задумчиво подтвердил сержант Уилмор...

Между тем вести о произошедшем в Англии, как пожар переносились из деревни в деревню, из городка в городок, разносимые гонцами, купцами и просто слухами.

Выслушав прочитанный личным писарем текст, молодой герцог Конан Второй, высокий, крепкий, с мышцами атлета, внешне напоминающий старинные римские статуи борцов, поднялся, прошел по палатке, сопровождаемый взглядами придворных. Дойдя до полога палатки, он распахнул его и несколько минут разглядывал засыпающий лагерь, потом повернулся к гонцу и сказал:

— Передайте мадам Матильде, что я вельми благодарен за ее предупреждение. Но осаду Доля не сниму, и схваченного мною Руаллона не выпущу, пока он мне верным вассалом стать не поклянется. Если же герцог Нормандский захочет противустать мне, мои воины докажут безо всякого колдовства, что они лучше норманнов оружием владеют. А чтобы не забыл ты слова мои, писарь мой Гремлин письменно их изложит и с тобой передаст. Герцог и его бароны долго неверных вассалов моих поддерживали. Теперь же, когда Нормандия не в лучшем положении оказалась, просят меня забыть о том. Клянусь Господом, не хватит на такое моего терпения христианского.

Едва гонец покинул лагерь, как Конан немедленно созвал военный совет.

-... таковы новости, милорды, — герцог осмотрел сидящих вокруг графов и баронов. Блестящие кольчуги, украшенные ножны кинжалов, бритые лица и короткостриженые волосы. Типичные бретонцы, среди которых затесалось несколько усатых франков и бритоголовых норманнов. Все они внимательно смотрели на него и неторопливо прохаживающегося по палатке герцога.

— Милорды, я за то, чтоб вести войско наше далее вглубь Нормандии, — герцог высказался без всякой дипломатии. Молодость, как ты бываешь прямолинейна! — Нормандия потеряла сей час самых лучших воинов и самого правителя. Молодой Роберт и герцогиня имеют много врагов среди оставшихся вассалов. Робертины, потомки законных герцогов, престол у сына Бастарда оспаривать станут, клянусь кровью Господней, давая возможность нам восстановить свои законные права на Контантен и Авраншен, нормандцами захваченные.

Речь герцога, сулившая баронам военную добычу и новые владения, нашла в их сердцах горячий отклик. Не успел Конан, остановившись у столика со стоящими кубками, замолчать, как с места поднялся один из авторитетнейших баронов Реннского графства, Дрого ле Долуа.

— Мой герцог, милорды! Мы станем посмешищем в глазах потомков наших, если удачным для нас и герцогства нашего случаем не воспользуемся. Пора вернуть времена Эриспоэ и Саломона . Пора вернуть нашему герцогу королевские регалии, утерянные в годы несчастий и пиратских вторжений, — Дрого благоразумно умолчал, что вторгались в Бретань норманнские пираты, некоторые из потомков которых присутствовали и на этом совете.

— Но армиям нашим замок Бёврон преграждает путь. Каменные стены его неодолимы, гарнизон велик и искусен в военном деле, — скептически настроенных вассалов после недавно закончившейся гражданской войны в Бретани хватало. Вот и граф Хоэл де Корнуа, несомненно целивший на место Конана, частенько позволял себе критиковать действия молодого, лишь недавно ставшего совершеннолетним, герцога, завоевывая себе авторитет.

— Гарнизон его большей частью вместе с другими воинами полег в Англии, — насмешливо заметил Дрого. Граф Хоэл раздраженно вскинулся, но промолчал, заметив, что герцог собрался что-то сказать.

— Милорды, — решительный тон голоса Конана заставил всех подобраться. — Сегодня будем брать город, для чего велю все приготовить. Сей час же отправить к стенам города моего глашатая, чтоб объявил он о штурме предстоящем и о том, что в случае сопротивления город предан будет мечу и огню. А также предложил сим мятежникам сдаться на мою милость. Отряд Фродо отправить под Бёврон. Повелеваю его воинам вызнать досконально, какой гарнизон в Бёвроне стоит, не дать ему подкрепления получить и пополнить запасы на случай осады. Обязательно всех гонцов из замка перехватывать, и о том, что от вестников узнано будет, доносить. Согласны?

— Да будет так! — единогласно ответили присутствующие.

В парижском же шато герцога Фландрского, ныне — регента малолетнего французского короля Филиппа Первого, письмо выслушали с большим вниманием. Балдуин, посовещавшись с советниками, решил назначить Большой Королевский Совет, который и должен был принять решение о помощи Нормандии. Как не хотелось герцогу помочь своей дочери, единоличное решение принять он не мог — слишком много недовольных политикой Гильома владетельных сеньоров было в Королевстве Французском, да и прямые королевские вассалы были бы отнюдь не в восторге, узнав о необходимости умирать за нормандцев. Так что приходилось созывать Совет и думать, как склонить его решение в свою пользу.

Конечно, король Филипп Первый, при его малолетстве и беззаботном характере, не станет противиться воле регента. И мать его, королева Анна Русская, дочь киевского князя Ярослава, выходя вторично замуж после смерти короля Генриха, договорилась с Балдуином о невмешательстве в дела Королевства Французского. А ее муж, граф Рауль де Валуа, поддержит любые действия регента. Однако такие недруги норманнские как граф д'Эвре, герцоги Анжуйский или Бургундский вполне могли не только саботировать решение, но и вообще уговорить Совет отказать предоставить военную помощь Нормандии. Кроме того война в Нормандии не сулила ни особой добычи, ни славы, так что большинство вассалов и при положительном решении не очень захотят поучаствовать в ней, изобретая всевозможные причины для уклонения. К тому же старый, хотя и угасший на время конфликт Фландрии с императором сковывал силы самого герцога, заставляя охранять свои земли и не позволяя выделить большие силы для других задач. Но решать что-то надо было и скоро по дорогамФпанции помчались, не жалея коней, королевские гонцы.

В Латеранском дворце, да и в самом городе Риме, эти же известия вызвали не меньший переполох. Рассказывали, что узнав о решениях, принятых в Ахене, епископ Кельнский Анно Второй, добившийся в тысяча шестьдесят втором году поддержки папы Александра и уже несколько лет живший в Риме, срочно, несмотря на зимнее время, отправился в Империю. Но до Ахена он так и не добрался, пропал в пути. По некоторым сведениям, караван, в котором ехал епископ, попал в Альпах под лавину...

В самом же Риме кардиналы перегрызлись между собой. Кардинал-канцлер Гильдебранд, сторонник идеи главенства пап, продолжал поддерживать Александра Второго. Но некоторые из итальянских кардиналов и присоединившийся к ним кардинал Бурхард, немец по происхождению, тайно связались с антипапой, смирно проживавшем в Парме. Их гонец привез Гонорию Второму предложение — восстановить его на папском престоле.

В Империи полученные известия о разгроме под Гастингсом стали очередной охапкой дров в разгорающийся костер борьбы между светской (император и его советники) и духовной (в лице Римского Папы и части кардиналов церкви) властями. После первых же слухов о поражении нормандского вторжения, которое, как было известно, поддерживалось и вдохновлялось Римом, в императорскую ставку в Кёльне начали понемногу съезжаться имперские князья и епископы.

Поэтому прибывший из Руана гонец зачитывал свое сообщение перед внушительным собранием вельмож. Сразу же после его прибытия фактически управляющий империей епископ Адальберт Бременский пытался созвать церковный собор, но под напором собравшихся и весьма недовольных этим решением князей, а также удерживавшего императора в Кёльне епископа Ганнона, имевшего некоторое влияние на императора, вынужден был объявить созыв общеимперского съезда. На съезде в Трибуре он и его соперник, аугсбурский епископ Генрих, неожиданно для многих поддержали требования Ганнона о признании истинным Папой Гонория Второго и необходимости отрешения сидевшего в Риме Александра Второго, как антипапы, воюющего против христианских народов и государей и противно Воле Господней пытающегося заменить собой власть императора, а кроме того неспособного справиться с делами церкви.

Собравшиеся на отдельное заседание церковные иерархи обсудили этот же вопрос дополнительно. После бурного спора, зашедшего настолько далеко, что шестнадцатилетний император вынужден был прятаться за спинкой трона, а в зал для прекращения стычки между 'миролюбивыми и незлобливыми' церковными иерархами пришлось вводить императорских дружинников в полном боевом облачении, это предложение было принято. В постановлении Трибурского Собора впервые появился впоследствии часто цитировавшийся абзац о двойном подчинении церкви: 'Подобно человеку, состоящему одновременно из смертной земной плоти и бессмертной души небесной, церковь есть одновременно сад земной и сад небесный. Посему она подчиняется в сей земной юдоли земным же установлениям, отдавая кесарю кесарево, а в небесной — небесным, давая Богу Божье...' Опираясь на эти постулаты, Собор признал законность интронизации епископов Императором, превратив их своим решением в светских князей, подчиненных имперской власти.

XVI. Солнце жгло свой восход

Золото — хозяйке, серебро — слуге,

Медяки — ремесленной всякой мелюзге.

— Верно, — отрубил барон, надевая шлем,

— но хладное железо властвует над всем!

Р. Киплинг

Архиепископ Йоркский вошел в трапезную сразу за эрлом Эльфнотом.

— Рад вас всех видеть в добром здравии, господа. Прошу разделить со мной мою скромную трапезу и мои размышления о судьбах страны нашей, — возгласил он, едва Эльфнот занял место по левую сторону.

Все расселись и молча приступили к еде, обильной и даже роскошной, несмотря на пост и смиренные заявления церковного владыки.

Утолив первый голод, епископ вытер руки поданным служкой полотенцем и жестом отпустил всех прислуживающих. Едва последний из них покинул трапезную, как Элдред начал свою речь.

— Вы собрались здесь по моей просьбе, дабы решить, как поступать нам на следующем заседании Совета Мудрых. С тех пор как король объявил, что собирает через две недели Совет, на котором приняты будут новые решения об улучшении жизни в Англии, прошло уже пять дней. Но ничего о том, что будет обсуждаться нам так и неизвестно. Не так ли, господа?

— Так, ваше преосвященство, — отозвался сидящий по правую руку Вальтеоф.

— Токмо за малым исключением, — поспешил вступить в разговор Эльфнот. — Его... хм... величество... хм, — новое титулование быстро становилось популярным, но по тону ясно было, что в данном случае эрл иронизирует, — восхотел утвердить на Совете изменение границ шайров. Которое объявил сам, наградив этого тэна титулом.