Маруся-2. Попасть - не напасть

Я справлюсь. Я обязана.

* * *

Подозреваю, мы на долгое время станем достопримечательностями Березовского.

Когда Ваня гнал лошадей по улицам так, что прохожие едва отскакивать успевали.

А я с ребенком сидела, скорчившись, на дне возка.

И сам вид...

И то, как Ваня остановил коляску возле канцелярии генерал-губернатора — лихо, так, что лошади на задние ноги осели.

Народ выбегал из здания и смотрел, а я сидела и двинуться с места не могла.

— Машенька?

Брат заметался, не зная, что делать, то л кидаться к людям и орать, чтобы помогли, то ли ко мне.

— Все в порядке, — шепнула я. — все в порядке.

— Я сейчас... подожди минуту!

Кажется, мне не поверили.

Я погладила макушку Нила.

— Малыш, мы его найдем?

И показалось мне, или в карих глазах малыша сверкнули золотые искры. Яркие, огненные...

Найдем. Определенно!

* * *

Александр Викторович себя ждать не заставил. Оно и понятно, Ваню знали. И когда он появился, растрепанный, в крови — кто ж знает, что там просто деревяшки царапнули, да еще, как я потом узнала, начал кричать про покушение, прямо с порога, конечно, взбаламутил он всех, кого мог.

А я сидела в коляске, так же прижимая к себе ребенка. И вообще...

Ноги у меня точно были. Но какие-то ненадежные и неустойчивые, так что я лучше тут посижу.

— Мария? Как вы себя чувствуете?

Я идиотски хихикнула.

— Всегда бесил вопрос — как вы? Неужели кто-то будет себя хорошо чувствовать после покушения?

Александр Викторович пригляделся ко мне и кивнул.

— Понятно.

А потом просто распахнул дверцу коляски и буквально выволок меня. Вместе с ребенком, вцепившимся в меня не хуже детеныша макаки.

Я оказалась у него на руках. И было так легко и просто положить голову мужчине на плечо. Так спокойно. Так... правильно?

Маруся! Опомнись!!!

Меня без особого напряжения пронесли по коридорам канцелярии, открыли ногой дверь в кабинет и вошли внутрь. А там и сгрузили в огромное кресло. Я вздохнула...

Кабинет Храмова.

Когда-то я пришла сюда в первый раз... здесь ничего и не изменилось. Только зелени добавилось и безделушки на столе другие. Из общей картины резко выбивалась рамка для фотографий — из хрусталя, золота и жемчуга. Красивая вещица, но здесь, в царстве дерева и бронзы совершенно неуместная. На ней жена и дочь Благовещенского. Обе улыбаются, но выглядят еще более неестественно. И радости на лицах никакой, все натянуто. О чем я только думаю?

А о чем должна?

О том, как пули свистели у меня над головой?

А сапоги у меня над головой не свистели?

Почему-то вспомнилась госпожа Белладонна. И мультфильм про поросенка Фунтика. И я закатилась идиотским истерическим смехом, отчетливо понимая, что это истерика. Но не имея сил ее как-то прекратить.

Вообще никаких сил.

Кажется, Ваня забрал у меня ребенка.

Кажется, Благовещенский что-то пытался сказать...

Я была в том состоянии, когда все чувства отключаются. Дурацкий смех рвался наружу, потом меня начало трясти, я задрожала, застучали зубы...

Пощечина оказалась благом. По крайней мере я перестала хохотать, как кукабарра. *

*— гигантский зимородок, живет в Австралии, его крик очень похож на человеческий хохот, прим. авт.

Съежилась в кресле, подтянула ноги к груди, наплевав на все правила приличия, обхватила колени руками... я бы сейчас и под кровать забилась.

— Простите.

Я покачала головой. Мне было не до извинений, накатывал следующий приступ истерики, и я боялась с ним не справиться.

— Мария, возьмите!

Мне в руки впихнули стакан с чем-то непонятным. Я машинально сделала глоток.

Черт!

— Коньяк?

— Да.

— Мне нельзя! Я ребенка кормлю!

Глаза у Благовещенского были очень удивленными.

— Вы — сами?

Ах да! Здесь это не принято. Но я даже не покраснела, только рукой махнула.

— Я, сама... это важно?

— Н-нет. Что с вами случилось?

Я медленно, контролируя каждое движение, поставила стакан на стол. Еще не хватало его разбить. Или руки дрожать так начнут, что я все залью коньяком.

Или...

Так, хватит истерик! Подумаешь, убить пытались! Да ты скоро памятные даты отмечать вместо церковных праздников сможешь. Сколько там тех христианских? Полкалендаря?

Вот и у тебя не меньше будет!

В этот день меня чуть на балу не угробили. А в тот — на железной дороге...

Интересно, я сегодня перестану хихикать, как идиотка? Благовещенский как-то странно покосился на меня, но я уже взяла себя в руки. Еще одной истерики не будет, хватит с меня. Вдохнула, выдохнула несколько раз, тряхнула головой...

— Все. Я в порядке. Александр Викторович, Ваня не рассказал, что произошло?

— Нет, Мария Ивановна.

Я прикрыла глаза и принялась рассказывать. Как мы выехали из города.

Как нас обстреляли.

Где это примерно произошло, и как мы отбились.

Реакция у Благовещенского была странной.

— Вы — маг?

— Маг земли. Это важно?

— Д-да... у вас же двое детей!

— Один мой, один усыновленный, — въедливо уточнила я. — А что?

— Но женщины-маги же...

— Бесплодны? Нет. Выкидыш будет, если ребенок не обладает магическими способностями.

Благовещенский помотал головой, но потом решил, что теоретические вопросы прояснит потом, и принялся отдавать приказания.

Вскоре управа превратилась в сумасшедший дом, кто-то бежал, кто-то распоряжался, на улице зашумели люди, затопали конские копыта, а я все так же сидела в кресле, не имея сил даже чтобы встать.

Нил сполз с моих рук и отправился исследовать кабинет.

Благовещенский вернулся и пристально посмотрел на меня.

— Мария Ивановна, я вас отвезу домой.

— Пожалуйста.

Я была не в силах даже встать. Откат пошел, наверное. Или сил много потратила?

Может быть, и то, и другое...

Я не протестовала, когда меня так же, на руках, донесли до коляски, а потом и от коляски до дома. И сдали встревоженным слугам.

Меня уложили в постель и послали за врачом.

Кажется, кто-то меня осматривал.

Кажется, мне приносили Андрюшу на кормежку.

Я все это воспринимала как лунатик. Что-то делала, говорила, двигалась, но не осознавала. Мозг отключился начисто, и кажется, еще в коляске. Потому что был один момент, который мне точно почудился.

Когда Благовещенский проводит ладонью по моим волосам.

Так нежно, так... интимно.

И тихий шепот: 'Бедная девочка...'.

Такого ведь не может быть, правда? Это просто сон, я всего лишь приняла желаемое за действительное. И Ваня должен был быть рядом, он же позаботился о Ниле? А он ничего не видел...

Бред.

Просто — бред.

* * *

— ДОЧКА!!!

Вот уж кого черт принес!

Маман, легка на помине! Вечером ее ко мне не пропустили, а вот с утра... и не лень ей такой концерт устраивать? Особенно за завтраком?

Нет, не лень.

Стоит, улыбается беспощадно беззубым ртом, седые кудельки уложены в прическу, розовая блузка не особенно гармонирует с зеленой юбкой, зато цвета какие! Издали видно!

А сколько стекляруса!

И шляпа размером с колесо от телеги. И перчатки на толстых пальцах... бррр!

Ладно, я просто пристрастна. Так бывает.

Пришлось пригласить матушку за стол. Поставить еще один прибор, и дама набросилась на нехитрую еду.

— Машенька, вы так плохо кушаете!

Я пожала плечами. Завтрак был в английском стиле. Каша, вареные яйца, сыр, колбаса, масло, хлеб. Чай с вареньем.

Нам до обеда хватало, но маман привыкла не к такому, это ясно.

— Что еще нужно?

— Что-нибудь сладенькое. К примеру, пироги.

— Пирогов не будет, — отрезала я. — Что случилось?

— Я так волновалась, ТАК ВОЛНОВАЛАСЬ!!!

Мне минут пятнадцать рассказывали о своих волнениях, прерывая повествование громким чавканьем. И подвели итог:

— ... наверное, мне стоит к вам переехать.

Ваня чуть со стула не упал. Я нашлась первой.

— Матушка, а как ваша личная жизнь?

— Так с мужем и переедем...

— С мужем? — Петя взвыл так, что Нил зашипел во сне. — Ты вышла замуж? Мам?

— Выхожу. Мне Демьян Петрович предложение сделал.

— Будете жить у мужа — или у вас?

Маман захлопала глазами.

— Машенька, ты ведь осталась одна. Тебе нужна компаньонка, и кто может быть лучше меня? Родной-то матери!

О том, что я все-таки княжна Горская, маман запамятовала начисто.

— Баронесса Ахтырская, разумеется, — ответила я.

Маман скривилась, но крыть было нечем. Все же...

— Чужой, посторонний человек!

— Этот разговор в любом случае преждевремен, — отмахнулась я. — Мой траур будет длиться еще около года, а то и больше. Все это время я не выезжаю и никого не принимаю — за исключением официальных случаев. Вот, как с крестинами. Так что компаньонка мне не нужна. А потом посмотрим.

— На крестины ты меня не позвала, — надулась маман.

— Извини, — отозвалась я.

Не позвала. И приняла меры, чтобы маман не явилась. Вот уж кого я не хотела демонстрировать миру! Поймите меня правильно, она живет в своем доме, делает, что захочет, я даю ей деньги, фактически, она сидит на моей шее. Я взяла на себя все заботы о ее детях. Я решаю любые проблемы.

Но все перечисленное не означает любви. Или даже желания пообщаться. Я обещала Маше Синютиной не оставлять ее родных, я выполнила свое обещание. Даже если мне хочется матушку головой в унитаз помакать.

И уж конечно, я не стану жить с ней под одной крышей.

Это я и постаралась вежливо донести до маман. Та удалилась, весьма обиженная, а я кивнула Ване.

— Возьми у меня из шкатулки с деньгами четвертную и бегом к Елпифидору Семеновичу.

— Маш, зачем?

— Узнать все о будущем отчиме. Кто, что, как, где — ты понял?

— Да. Думаешь, надо?

Думаешь?

Да я была в этом уверена!

* * *

Баронесса примчалась ко мне на следующий же день. Визиты обычно наносят с одиннадцати утра, вот в одиннадцать она и примчалась. Посочувствовала, расспросила меня о происшедшем и рассказала последние новости.

Как оказалось — Благовещенский не стал хлопать ушами. Он отправил людей на дорогу, по которой я ехала.

Все было на месте, именно такое, как я описала.

Мертвые казаки.

Мертвые убийцы, правда, числом шесть.

Мертвые птицы. Животные. Вот с насекомыми вышло как-то иначе, видимо, просто внимания не обратили.

Да и черт с ними, с мухами и блохами! Я понимаю, что это важная часть экосистемы, но — не получается у меня сочувствовать тараканам.

А вот почему шесть человек, если было восемь?

Ответ я знала.

Те четверо, которые остались впереди, поняли, что произошло. И когда мы уехали, они увезли своих подельников. Не всех.

Почему двоих?

Да потому, что через них могли на кого-то выйти.

Черт!

Вот что мне стоило хоть посмотреть на убийц? Хоть внешность знала бы! Но и в голову не пришло! Хотя меня никто и не обвинял. Все наоборот, поражались моему мужеству и выдержке. И сочувствовали.

А я сидела дома и составляла списки.

Я не Холмс! Но как-то же можно выцепить эту гадину? Наверняка!

Андрей Васильевич мне рассказывал кое-что, Храмов, что-то можно вытащить и из газет... в конце концов, я ребенок двадцать первого века! А если нас чему и учит этот безумный мир, так одному.

Работать с информацией.

Ее потоки льются ежедневно, ежечасно, они просто уничтожат неподготовленного человека. А мы с ними справляемся. И ведь не жалуемся! Как-то извлекаем нужное, структурируем... почему не попробовать и тут?

Я ожесточенно листала Альманах, когда прибыл отец Александр.

— Проси, — распорядилась я служанке, и принялась приводить себя в порядок. Поправила воротник на платье, убрала выбившуюся прядь волос. Еще раз бросила взгляд в зеркало.

Темно-синее платье. Ни вырезов, ни разрезов, все закрыто. Такого густого оттенка, что кажется черным при правильном освещении. Белое кружево воротничка и манжет. Простое, без лишних изысков. Волосы уложены в простой узел. Из украшений — маленькие сережки и цепочка с крестиком. И та под платьем, так, сама цепочка виднеется, а крестик уже нет.

Скромно, достойно, аккуратно.

Отец Александр оглядел меня с явным одобрением. Особенно когда я склонила голову и подошла под благословение.

— Мир твоему дому, дитя мое. Как ты себя чувствуешь?

— Не слишком хорошо, — честно призналась я. — После вчерашнего.

— А дети?

— Со мной был только старшенький, — я бросила взгляд в угол.

Нил играл на ковре. Андрюшка спал в своей люльке. Расстаться с детьми я сегодня просто не могла. Они как-то успокаивали.

— Слава Богу, вам удалось спастись.

Я перекрестилась.

— Батюшка, а что стало известно про моего супруга? Вы же помните... с отравлением?

Отец Александр нахмурился.

— Вам не доложили?

Я развела руками.

Честно говоря... да не докладывал мне никто! Стопроцентно, доложили генерал-губернатору. А я-то кто? Всего лишь вдова Храмова. Да, у меня есть деньги, но статус — 'вдова', это не 'жена генерал-губернатора'. Кто и что мне расскажет?

И как?

У меня же траур, я никого не принимаю. Допросами нарушить мой покой полиция, видимо, побоялась: хоть и вдова, а дочь князя, не хвост собачий! Вот и получился информационный вакуум. Я была не в претензии, но знать хотелось бы.

— Нашли человека. Это некто Лидия Иволгина.

Мне это имя о чем-то говорит? Ни о чем.

— Кто это?

Отец Александр вздохнул и развел руками. И кажется, даже чуть-чуть покраснел.

— Ваш муж дружил с ней. Достаточно долго.

Я медленно кивнула. Ну, оно и понятно. Кого-то ж надо того-с. И лучше содержать одну любовницу, чем посещать публичные дома. Оно и дешевле и для здоровья полезнее будет.

— Потом Сергей Никодимович заболел. Но в завещании упомянул даму и щедро отблагодарил.

— Он был благородным человеком, — медленно произнесла я.

Отец Александр посмотрел на меня, кивнул, мол, мы друг друга поняли, и заговорил чуть более свободно.

— Уже после вашей свадьбы они встречались. Беседовали, только беседовали, поверьте мне...

Я махнула рукой. Да и спали бы, что это для меня поменяет?

— Батюшка, Сергей Никодимович был благородным человеком. Он не бросил бы старых друзей.

Отец Александр окончательно расслабился.

— Когда вы родили, она испугалась, что завещание будет переписано. Ну и...

— Отравила моего мужа?

— Он был у нее накануне. Поделился известием.

— И ему подлили яд?

— Да, Мария Ивановна.

Я прикусила губу.

Вот... как хотите! Чем часто травились, насколько я помню? Свинцовыми белилами, серными спичками, мышьяком, крысомором... то, что было рядом, близко, под рукой и несложно достать. А аконит?

Или что там из растительных ядов? Он применяется в косметологии?

Вот не думаю...

Так откуда он взялся? У меня, к примеру, бутылочка с ядом в секретере не стоит, мало ли кто на огонек заглянет? А я тут и всегда готова!

Как-то странно это.

Что я и сказала священнику. Но — увы. Отец Александр так не думал. Мало ли? Она могла и давно задумать злодейство, вот яд и прикупили. Вечно мы, женщины, все усложняем!