— Это самое величественное зрелище на свете, — сказала Ойра. — Не правда ли, Шэй Тал?
— В нижнем мире призраки тоже сверкают, как звезды, — заявила та. — Это души некогда живших. А в небе вы видите души ещё не родившихся. И верхний и нижний миры подобны.
— Я вижу, что у нас противоположные точки зрения для объяснения неба, — сухо сказала Бри. — Все движения на небе подчиняются твердым законам. Все звезды движутся вокруг той яркой звезды, которую мы называем Полярной. — Она указала на звезду прямо над северным горизонтом. — С периодом в двадцать пять часов все звезды делают вокруг неё полный круг, восходя на востоке и садясь на западе. Легенды говорят, что они — такие же солнца, только гораздо дальше.
Она показала Шэй Тал звездную карту, которую они сделали с Ойрой. Там были отмечены все пути звезд. Шэй Тал не проявила интереса. Она сказала:
— Звезды не могут говорить с нами, как призраки. Неужели вы думаете, что с помощью звезд вам удастся увеличить наш запас знаний? Вы бы лучше спали по ночам!
Бри вздохнула.
— Небо живое. Это не могила, как нижний мир. Мы с Ойрой видим падающие звезды, кометы. И на небе есть четыре звезды, которые движутся совсем по другому, чем остальные. А одна из них пролетает очень быстро — значит, она совсем близко от нас. В древних легендах её называли Кайдав. Говорят, что с неё приходили все эти Странники, о которых мы слышим в старых песнях.
Шэй Тал раздраженно потерла руки.
— Мне надоело говорить с вами. Здесь холодно.
— Внизу, в мире призраков, ещё холоднеё.
— Придержи язык, девчонка! — вдруг взорвалась Шэй Тал. — Ты не друг моей академии, раз отлыниваешь от той работы, которую должна делать для неё!
Её лицо стало холодным и чужим. Она отвернулась от Бри и Ойры и быстро спустилась вниз, не сказав больше ни слова.
— О, мне придется расплачиваться за это, — печально сказала Бри. — Она ещё припомнит мне это.
Ойра отмахнулась.
— Ты слишком привязана к ней, Бри, — а она слишком уверена в себе. Брось её академию, Бри! Она боится неба, как и всё люди. В этом её слабость, хоть она и колдунья. Она подчиняет себе глупых женщин, таких, как Амин Лим, которые пресмыкаются перед ней.
Она схватила Бри за руку и стала перечислять все глупости, которые совершала Шэй Тал, хотя Бри и сама отлично знала это.
— Жалко, что она никогда не захочет посмотреть в наш телескоп, — печально сказала она.
Именно этот телескоп стал причиной всех их астрономических изысканий. Когда Аоз Рун стал лордом Эмбруддока, он переселился в Большую Башню и Ойра облазила её сверху донизу, обнаружив множество старых любопытных вещей, которые Накхри и Клилс не успели сжечь или выбросить. И среди старого тряпья она нашла забытый всеми телескоп — его изготовил кто-то из давно исчезнувшей гильдии стекольщиков. Он был очень прост по конструкции — раздвижная бронзовая труба с двумя линзами. Но когда Бри взглянула через него на небо, в её душе всё перевернулось. Она увидела, что четыре подвижных звезды — это вполне различимые диски! Они были похожи на солнца, хотя и излучали намного меньше света. Разве это не доказывает, что они — такие же светила, только гораздо меньше?..
Ойра и Бри поняли, что небесные странники находятся совсем близко от их мира. Они знали их имена: Ипокрена, Агнип и Копайз. А самая быстрая из этих близких звезд — Кайдав. В отличии от других планет, он вращался вокруг земли. И был самым странным — он походил на шар, сделанный из блестящего металла. И теперь они вспомнили старые легенды, что это такой же мир, как и их собственный, и на нем даже живут люди...
Глядя на подругу, Бри видела в её лице черты отца — Аоза Руна. И дочь, и отец были полны телесных и душевных сил...
Бри на мгновение — только на мгновение — подумала, как повела бы себя Ойра, очутись она наедине с Лэйнталом Эйном в теплой темноте брассимпса. Но затем она отогнала от себя эту бесстыдную мысль и обратила свой взор к небу.
Они сидели на вершине башни до тех пор, пока не услышали пронзительный вой Свистуна. А через несколько минут над горизонтом поднялся Кайдав и стремительно поплыл по небу...
* * *
Земная станция наблюдения — Кайдав или Авернус — мчалась над Геликонией на высоте в тысячу миль. Сейчас под ней проплывал континент Кампаннлат. Люди приникли к приборам, наблюдая жизнь внизу. Остальные три планеты тоже находились под постоянным и пристальным наблюдением автоматов. На всех четырех планетах температура поднималась. Повышение солнечной радиации, исходящей от Фреира, было устойчивым и постоянным. Оно вызывало изменения в живых организмах.
Эволюция жизни на Геликонии была усложнена рядом обстоятельств. Год планеты при её обращении вокруг звезды B — Баталикса, составлял 480 дней — малый год. Но был ещё и большой год, о котором нынешнее население Геликонии не имело понятия. Это было время обращения Баталикса вокруг звезды A — Фреира.
Большой год был равен 1825 малым годам. Так как малый год равнялся 1,53 земного года, то большой год был равен 2792 земным годам. За это время на планете рождалось и умирало сто поколений.
За время большого года планета описывала чудовищный эллипс. Геликония была больше Земли. Её масса составляла 1,28 земной массы и во многих отношениях она была родственна Земле. Но её эллиптическая орбита делала из неё как бы две разных планеты: замерзшую в апоастроне — когда она была наиболеё удалена от Фреира, и чудовищно жаркую, когда она была в периастроне — вблизи Фреира. И это путешествие длилось почти два местных или три земных тысячелетия.
Сейчас с каждым малым годом Геликония всё ближе подходила к Фреиру. На ней наступала Весна.
* * *
На половине расстояния между высокими звездами, свершающими свой путь, и подземным миром призраков, погружающихся в пустыню мрака к первородному камню, возле постели сидели две женщины. Окна были зашторены и в комнате царил полумрак, так что узнать этих женщин было трудно. Было видно только то, что одна из них полная и далеко не юная, а вторая уже давно покинула пору своей молодости.
Рол Сакиль Ден склонила голову и участливо посмотрела на женщину, лежавшую в постели.
— Бедняжка, она была такой красивой в юности, — проговорила она. — Ей не стоило бы так мучить себя.
Другая женщина молча кивнула головой в знак согласия.
— Посмотри, какая она тощая. Пощупай её бедра и живот. Неудивительно, что она стала колдуньей.
Рол Сакиль сама была иссохшей как мумия. Все её кости и суставы были изъедены артритом. Она всегда ухаживала за теми, кто погружался в пбук, уходил в путешествие к призракам. Теперь, когда её дочь Дол ушла к Аозу Руну, она стала совсем одинокой.
— Она от рождения такая узкая и тощая, что не смогла бы родить даже палку, не то, что ребенка. Бедра — центральная часть тела женщины. Их нужно лелеять.
— У неё хватает других дел, кроме того, что рожать детей, — сухо сказала Амин Лим. Теперь, когда её муж прогнал её, она весь свой пыл отдала академии, всегда готовая критиковать, но редко готовая думать.
Рол Сакиль усмехнулась.
— О, я уважаю знания, но когда страсть к знаниям преобладает над страстью к мужчине, над естественной страстью к деторождению, это отвратительно!
— Не забывай, — ядовито заметила Амин Лим, — что эта страсть потухла в ней, когда твоя дочь Дол заняла её место в постели Аоза Руна. Все знают, что она любила его. До того, как он стал лордом Эмбруддока, он был весьма приятный мужчина.
Рол Сакиль фыркнула.
— Это не причина, чтобы вовсе отказаться от мужчин. Но ей нечего ждать Аоза Руна. Он никогда не придет и не возьмет её за руки, как раньше. Его руки всё время заняты грудями моей Дол!
Старуха знаком предложила подруге нагнуться поближе, так как она хотела сообщить ей нечто тайное. Женские головы склонились над неподвижным телом Шэй Тал.
— Я научила Дол, чем удерживать его возле себя. Это оральный секс. Я могу научить и тебя, если хочешь.
Амин Лим хихикнула.
— О, думаю, что Аоза Руна мне привлечь не удастся, хотя о нем вздыхают многие женщины, несмотря на его дурной характер.
Шэй Тал, погруженная в транс, вздохнула. Рол Сакиль взяла её руку и тихо проговорила доверительным тоном:
— Моя Дол рассказывает, что он ужасно кричит во сне. Я знаю, что это признак нечистой совести.
— В чем же его совесть нечиста?
Старуха молча посмотрела на неё.
— Я расскажу тебе одну историю... Помнишь ту ночь, когда погибли наши прежние лорды, Накхри и Клилс? В то утро я встала рано, вышла на улицу. Было очень холодно и у меня ещё кружилась голова — ведь я пропустила не одну лишнюю кружку рателя. И тут я наткнулась на тело мужчины, лежащего на земле. Я сказала себе: "А вот и ещё один перепил вчера". Он лежал возле стены Большой Башни.
Она помолчала, посмотрела на Амин Лим, чтобы оценить эффект, произведенный её словами. Амин Лим молчала, с нетерпением ожидая продолжения. Маленькие глазки Рол Сакиль спрятались в морщинах.
— Я не осуждаю тех, кто любит выпить лишнего. Я и сама не прочь. Но, обойдя башню, я увидела второго и подумала: "а вот ещё один упился насмерть". И забыла о том, что видела, пока не услышала, что нашли Накхри и Клилса, которые подрались пьяные и упали с крыши Большой Башни. Их нашли лежащими рядом...
Амин Лим презрительно фыркнула.
— Все знают, где их нашли.
— О, первой увидела их я, — и они лежали с разных сторон башни. Значит, они вовсе не подрались. Понимаешь, Амин Лим? Кто-то столкнул двух лордов с крыши их башни. И он был силен, как... — она замолчала.
— Кто бы это мог быть? — с жадным интересом спросила Амин Лим.
— Тот, кто получил выгоду от их гибели, я думаю. Ну, убийцу я предоставляю судить Вутре... Но я сказала моей Дол: "Не подходи к крышам башен, пока ты с Аозом Руном. Держись подальше от них и всё будет хорошо".
Амин Лим покачала головой.
— Шэй Тал не любила бы его, если бы он был убийцей. Шэй Тал умная — она всё знает и всё понимает!
Рол Сакиль вскочила и стала расхаживать по комнате, гневно тряся седой головой.
— Там, где дело касается мужчины, Шэй Тал такая же дура, как и все мы. Уверяю тебя, и она не всегда думает головой. Иногда в ней тоже берет верх то, что находится у неё между ног!
— О, перестань! — Амин Лим с жалостью посмотрела на свою учительницу. Втайне она хотела бы, чтобы Шэй Тал почаще пользовалась тем своим органом, о котором говорила Рол Сакиль. Может тогда она была бы счастливее.
Шэй Тал шевельнулась, вытянулась. Глаза её остались закрытыми. Дыхание её было еле слышно, оно прерывалось слабыми вздохами.
Глядя на это лицо, Амин Лим поняла, что Шэй Тал сейчас смотрит на мир призраков. Только её сжатые губы указывали на тот ужас, который не может преодолеть никто из живых, погружаясь туда.
Амин Лим недавно сама спускалась в нижний мир, — но, встретившись там с призраком своего отца, решила, что этого с неё вполне достаточно. Она появится в нижнем мире только тогда, когда её позовут туда навсегда!
— Бедняжка, бедняжка, — погладила она по голове Шэй Тал. Ей очень хотелось облегчить её путь в темных пучинах нижнего мира.
* * *
Хотя у души нет глаз, она может видеть там, где ужас заменяет зрение.
Шэй Тал падала вниз, в темное пространство, более огромное, чем ночное небо. Вутра никогда не являлся сюда. Это было пространство, куда Вутра Бессмертный не имел входа. Со своим голубым лицом, высокомерным взглядом, острыми рогами, Вутра принадлежал к небесному миру, где шла вечная борьба. А подземный мир был адом, потому что Вутра не посещал его. Каждая звезда, загоравшаяся здесь, была чьей-то смертью.
Здесь не было ничего, кроме ужаса. Каждый призрак занимал своё определенное место. Ни одна комета не вспыхивала здесь. Это было царство абсолютной энтропии, царство неизменности, вечная смерть Вселенной, о которой жизнь могла думать только с ужасом.
Как и эта душа.
Сеть октав обвивала всю землю. Октавы были похожи на тропинки, хотя здесь они напоминали стены, извивающиеся стены, разделяющие весь мир. Только вершины этих стен были видны над поверхностью. Остальная их часть была погружена в землю, покоясь основаниями на первородном камне. И вот тут, где сходились все стены октав, скапливались призраки, — тысячи, миллионы, миллиарды...
Душа Шэй Тал спускалась вниз по своему октаву, тихо скользя между призраками. Они были похожи на мумии. Сквозь прозрачную иссохшую обвисшую кожу виднелись люминесцирующие внутренние органы. Глазницы у них были пусты, рты широко разинуты, как будто они всё ещё вспоминали дни, когда могли дышать воздухом. И хотя все призраки были неподвижны, душа, спускаясь вниз, ощущала их ярость. Ярость такую сильную, какую никто из них не мог испытывать в те дни, когда они были ещё живыми, когда первородный обсидиан ещё не призвал их к себе.
Душа плыла между призраками. Она видела, что они висят неправильными рядами, простиравшимися далеко, туда, куда она не могла заплывать: в Борлиен, в Панновал, за моря, в далекий Сиборнал и даже в ледяные пустыни полярных шапок. Все они собрались здесь, как жуткие экспонаты страшной коллекции.
Здесь не было такого понятия, как направление. Но у души были крылья и она должна была всегда быть настороже. Призраки были только мертвой пылью, — но содержали в себе столько яростной злости, что могли поглотить душу, если бы она подплыла поближе. Тогда призрак освобождался, мог подняться на поверхность земли, неся с собой ужас, безумие и болезни.
И душа осторожно спускалась в этот обсидиановый мир, пока не оказалась перед призраком своей матери — истлевшая кожа, висящая клочьями, кое-как скрепленные жилами пожелтевшие кости. Призрак смотрел на душу своей дочери. В костях челюстей торчали кривые коричневые зубы. И всё же в этих жутких останках можно было угадать черты некогда живой женщины.
Призрак издал жалобный стон. Ведь призраки были наследниками живых, и они не верили, что жили на земле достаточно долго и получили после смерти то блаженство, на которое рассчитывали. И они не верили, что заслужили такое существование после смерти. Поэтому они всегда жаждали встреч с живыми душами, которым могли излить все свои жалобы, всё своё горе.
— Я явилась пред тобой, мать, и выслушаю все твои жалобы, — покорно сказала душа Шэй Тал.
— О, жестокая дочь! Ты пришла так поздно, так неохотно, очень неохотно. Если бы я предвидела твою жестокость, ещё когда носила тебя в своём чреве, я бы без колебаний избавилась от тебя...
— Я выслушаю тебя... — робко повторила душа.
— Да, выслушаешь, — но неохотно, без всякого участия, как и твой жалкий отец, который ни о чем не заботился, ни о чем не думал, ничего не делал, чтобы облегчить мне жизнь, как и все мужчины. Впрочем, как и дети, которым мать нужна только для того, чтобы высасывать из неё жизнь! А мужчины? Они только требуют, всегда требуют, требуют больше, чем мы можем дать — и они никогда не удовлетворены! Вся моя жизнь была полна горем, несчастьями. И теперь, когда я умерла, я тоже не испытываю счастья. Я оказалась в ловушке... А ты смеешься надо мною! Тебе наплевать на меня...
