Активная оборона ревельцев, а также холод и болезни привели к значительным потерям в русском войске. Бомбардировки хорошо укрепленной крепости оказались безрезультатны, хотя по Ревелю было выпущено около 4 тыс. обычных и огненных ядер. 13 марта 1559 г. князь Александр Горбатый-Шуйский был вынужден снять осаду, продолжавшуюся 7 недель.

Эта неудача русских вдохновила Стокгольм на продолжение военных действий, тем более, что в самом важном "Ревельском вопросе" ни одна из сторон не готова была пойти на уступки. Кроме того, истощение ресурсов (для войны с русскими Швеции приходилось на постоянной основе держать 17-тысячную армию) толкало шведов на изменение тактики. Оборонительные действия, изматывая силы королевства, не приносили успеха, отдавая инициативу в руки русских. Поэтому в Швеции уже давно обсуждали необходимость перехода к наступательной тактике. Но пока российские ударные силы были развёрнуты в северо-западном направлении, это представлялось весьма рискованной затеей. Но в 1559 г. ситуация изменилась. Как уже было сказано выше, отказ русских от активных действий на южном направлении вдохновил Девлет Герая вернуться к тактике "больших" набегов на Русское государство. А тяжёлая зима 1557-1558 гг. требовала от хана необходимости дать "подкормиться" своим подданным за счёт соседей. Также, хану как никогда нужен был хотя бы небольшой, какой-нибудь успех для того, чтобы на время заткнуть рты недовольным и заодно показать "московскому", что его рано списывать со счетов. И Девлет Герай решился. Ещё в начале весны он объявил о сборе войска, в мае выступил за Перекоп, здесь, в причерноморских степях, соединился с ногаями Дивей-мурзы и двинулся на север. 6 июля передовые татарские отряды объявились под Мценском.

Первыми к Мценску подошли сыновья хана, калга Мухаммед Герай и Адыл Герай. Мценский воевода князь Пётр Иванович Татев "с украйными людьми не со многими" и со сбежавшимися со всей округи мужиками и их семьями сел в осаду. "Царевичи" блокировали город, ожидая подхода отца с главными силами, а сами пока "во Мценском уезду войну роспустили", т. е. занялись грабежом и людоловством. Два дня под стенами Мценска шли стычки между татарскими наездниками и людьми Татева. Воевода неоднократно выезжал из ворот Мценска со своими ратниками, "о посаде бился и посаду им жечи не дали и крымских людей побивали и языки у них поимали".

На третий день к Мценску прибыл сам хан с "нарядом" (артиллерией). В течение всего дня продолжался бой за посад, и Татеву удалось всё же отстоять примыкавшую непосредственно к Мценскому кремлю часть посада, а "далние дворы у посада, которые уберечи было немошно, те татарове дворя пожгли". Убедившись в том, что с ходу взять городок не удалось, хан отдал приказ отойти от города. Ночью свернулся и начал отход татарский обоз, "а назавтрее сам царь со всеми людми и прочь пошёл от города". На обратном пути Девлет Герай не стал удерживать своих людей, и его мурзы "войну роспустили в Болхову и на Белевские места".

Известие о приходе татар под Мценск подняло на ноги всех и вся. От царя на "берег", в Серпухов, где стоял Большой полк, прискакал гонец с приказом немедленно "всесть в седло" и идти на Мценск, оставив часть сил на "берегу" на всякий случай. Во главе выступившей рати стал 1-й воевода Большого полка князь Иван Дмитриевич Бельский. Одновременно к Мценску начали стягиваться полки из украинных городов. Собравшись вместе, воеводы порешили идти в погоню за ханом и, по словам летописца, "ходили за ним до Коломака и до Мерчика (в пределах нынешней Харьковской области. — Авт.); и не сошли воеводы царя крымского, потому что пошол от украйны спешно". Под раздачу попали отделившиеся от главных сил татарского войска отряды Дивей-мурзы и присоединившихся к нему других мурз и "князей". Карачевский воевода "з болховичи и карачевцы, болховских мест воевати им (татарам. — Авт.) не дали, но и во многих местех в загонех крымских людей побили и языки имали и полон многой отполонили". Тем не менее, не смотря на бравурные заявления летописцев, действия русских войск были признаны в Ставке неудачными (не смогли перехватить Девлет Герая, отобрать у него взятый полон и потрепать татарское войско), за что на кн. Ивана Бельского была положена опала.

Но неприятные известия на этом не закончились. Из Прибалтики пришли сообщения, что, казалось бы, начавшая затухать борьба на северо-западном фронте, вспыхнула с новой силой и отвлечение русских сил на юг позволило шведам активизировать свои действия.

Весной 1559 г. в Швеции шли усиленные приготовления для похода в Ливонию; туда свозили провиант, переправляли войска; за границей делались наборы кнехтов. Сложившаяся обстановка благоприятствовала их планам — в Ливонии оставалось всего около 2 тысяч русских войск (1500 бойцов в Дерпте, и от сотни до нескольких десятков по различным, наиболее важным городам и крепостям). В конце мая командующий шведскими войсками в Эстляндии Хенрик Классон Горн, собрав 1500 всадников и 5000 пехоты, начал осаду Пернау. Шведам удалось близ города захватить съестные припасы, шедшие в Пернау по распоряжению русского правительства из Дерпта. Город продержался всего несколько дней и 2 июня сдался шведам.

Осенью того же года Горн осадил Вейсенштейн. Город был хорошо укреплён, и шведам пришлось повести правильную осаду; осаждённые с большим упорством отражали все приступы шведов, которые бомбили замок и устраивали штурмы, но безуспешно. Лишь через два месяца, когда небольшому русскому отряду (около 100 человек) угрожал голод, а помощь запаздывала, он сдал замок в обмен на право выхода с оружием и знамёнами. Попытка русских вернуть себе Вейсенштейн закончилась неудачей — небольшой русский отряд, посланный из Дерпта, простоял некоторое время у города, безуспешно пытаясь выманить шведов на открытую битву; после этого, он вернулся обратно.

Эти неудачи, к тому же наложившиеся на не слишком успешные действия против крымцев, вызвали недовольство в Москве. Признанных виновными воевод отстранили от командования, а в конце 1559 г. Иван IV лично возглавил новый поход русских войск в Ливонию.

В декабре 1559 г. 15-тысячная русская армия осадила захваченный незадолго до этого шведами замок Вейсенштейн. Крепость подверглась мощному артобстрелу. На шестой день осады 1 января 1560 г. начался приступ, который небольшой шведский гарнизон (около 50 человек, плюс местное ополчение) не смог отбить. Крепость пала, открывая русским войскам путь вглубь Эстляндии, но пришедшие из Москвы сообщения заставили царя скорректировать свои замыслы. Прибывшие в Новгород шведские посланники предложили прекратить боевые действия и заключить перемирие. Сам царь отреагировал на это отрицательно, но совершенно иную позицию заняло большинство Думы, которое склонялось к принятию шведских предложений. Не решившись обратиться к царю напрямую, они заручились поддержкой кн. Владимира Андреевича Старицкого, дабы он с ними: "вместе молили царское величество, чтобы он... похотел миру". Подобная позиция бояр (как отмечает историк А. Л. Хорошкевич, в то время занимавшие ключевые должности представители высшей знати считали себя в праве вести самостоятельные дипломатические переговоры и часто заключали те или иные соглашения от имени государства в обход царя, срывая планы последнего) вынудила Ивана IV покинуть войско и отправиться в столицу, дабы своим личным присутствием приструнить членов Думы, заставив их действовать в форватере своей политики. Помимо этого, тревожная ситуация сохранявшаяся на южном рубеже, где продолжали фиксировать высокую активность татар, вынуждала Ставку сосредотачивать главные силы именно на этом направлении, которое считалось приоритетным, по сравнению с другими. Поэтому, хотя военные действия в Прибалтике продолжались и весной 1560 г., однако после взятия Вейсенштейна находившаяся здесь группировка русских войск была ослаблена переброской лучших сил на южный фронт, где весной 1560 г. "на государевой украйне" снова выставляется сильная "завеса", состоявшая из двух линий. 1-ю составили усиленные гарнизоны украинных городов, а 2-ю — 3 полка с тремя воеводами на Туле, причём предусматривалось, что в случае появления татар воеводы украинные и береговые должны сойтись вместе.

Это тут же негативно сказалось на положении дел в Ливонии, где принявший командование русскими войсками после отъезда царя кн. Иван Фёдорович Мстиславский продолжил наступление в сторону Ревеля, разделив свои силы на две части. С одной, наиболее сильной частью, он взял замки Нейгоф и Каркус; а другую, представлявшую из себя 5-тысячный легкоконный отряд под командованием кн. Ивана Андреевича Шуйского, направил в область Вик, разорять тамошние окрестности. Рассеяв небольшие шведские заслоны, Шуйский подошёл к ещё удерживаемому русскими замку Лоде, где столкнулся с относительно крупным шведским отрядом (600 всадников и 1000 пехотинцев), шедшим на захват этой крепости. Понадеявшись на свое численное преимущество, Иван Шуйский принял решение напасть на шведов. Утром 23 января русская конница атаковала вставший в оборону шведский отряд, в расчете на быстрый прорыв его рядов. Однако её штурм захлебнулся от шквального огня аркебузиров противника, которые выстроившись в три шеренги (благодаря чему одна шеренга могла сменять другую) стреляли непрерывно, что привело чуть ли не к поголовному уничтожению передовых русских подразделений.

Высокие потери вынудили Шуйского прекратить атаку и дать приказ отступать. Этим воспользовались шведские кавалеристы, которые ударили изо всех сил по отходящему врагу. Их атака вызвала смятение в дезорганизованных русских войсках. Пытаясь выправить положение, Шуйский лично возглавил контратаку на шведскую конницу и ценой своей жизни дал возможность своим войскам сорганизоваться и отступить в относительном порядке, избежав полного разгрома.

Окрылённые этим успехом шведы уже строили планы по захвату всей западной части Ливонии и готовились начать осаду Эзеля, но события происходящие на другом конце Балтийского моря заставили их пересмотреть свои первоначальные планы.

Часть X

Место под солнцем

В середине XVI века положение дел в Балтийском регионе определялись соперничеством трёх сил: Дании, Швеции и Ганзы (главным образом в лице её "столицы" Любека) диктовавших политику всем остальным и чьи интересы постоянно пересекались, порождая бесконечные конфликты и войны. Некогда могущественный союз Северо-Германских городов (Ганза) в XVI столетии постепенно утрачивал своё значение, уступая своим более удачливым противникам. В торговле ганзейцев успешно теснили нидерландцы, а на политической арене датчане и шведы.

Наиболее вероятным кандидатом на роль нового хозяина региона казалась Дания, которая пользуясь своим географическим положением претендовала на доминирование на Балтике. Уже Кристиан III сделал ряд попыток ослабить влияние ганзейцев, но постоянные войны и непрочность внешних отношений сделали его осторожным и осмотрительным, и он не решался прибегать к крайним мерам. Куда более решительно был настроен его сын Фредерик II, сменивший на троне своего отца в начале 1559 г. Прежде всего это сказалось на т. н. "Зундской пошлине". Когда ганзейцы потребовали от нового датского короля подтверждения своих привилегий, то он сделал это, внеся в них большие изменения. В 1560 году ганзейцы должны были отказаться от тех привилегий, которые юридически не могли быть доказаны, а существовали лишь по традиции; города должны были согласиться на увеличение пошлин в Зунде, Бельтах и в Сконе, кроме того предоставить у себя те же привилегии датчанам, которыми ганзейцы пользовались в Дании. Ганзейские города приняли все новые ограничения, хотя некоторые из городов отказались ратифицировать новый рецесс (постановление); прошло несколько лет, и датский король принялся урезывать и эти их оставшиеся преимущества. В Зунде он ввел новую пошлину, ластовый сбор, и настаивал на своем неотъемлимом праве распоряжаться в своих водах, как угодно и выгодно ему, а не по предписанию германских купцов. В том же 1560 году совершенно сходный с Зундским тарифом был и Бельтский; король постановил, что все восточные ганзейские города, как Данциг, Кёнигсберг, Рига, Штеттин, Грейфсвальд, Вольгаст, Эльбинг, Кольберг и Анклам, должны за каждый корабль, независимо от того, нагружен он или нет, выплачивать по одному розеноблю (золотая монета весом 7,77 грамм); если такой корабль везёт чужие товары — то он уже платит 2 розенобля; кроме того за вино назначалась специальная пошлина в 30 пфеннигов. Помимо этого, корабли везущие соль из Лиссабона, Испании или Франции, подвергались двойному сбору, во-первых каждый из них должен предоставить 6 бочек соли в распоряжение датского правительства и кроме того давать по одному золотому гульдену (золотая монета весом около 2,5 грамм). Если соль или сельди везлись из других государств — то постановлено с 20 ластов брать по одному золотому гульдену; если товары принадлежат ганзейским городам (на что требуется каждый раз доказательство), то взимали с каждого корабля по розеноблю. Правом беспошлинного проезда через датские проливы пользуются только вендские и русские города — Любек, Гамбург, Росток, Висмар, Штральзунд, Люнебург, Пернау и Нарва — если корабли их будут нагружены их собственными товарами и это будет доказано особыми сертификатами и присягой, если же корабли окажуться нагруженными чужеземными товарами, то и эти города платят с каждого по два розенобля, а если у них при этом не будет особой рекомендации ратов (городских советов) — то по 3 розенобля. Если на кораблях найдутся английские, шотландские, французские и эмбденские (восточно-фрисландские) товары, то они должны кроме того ещё платить 1/100 пфеннига с груза с вина 1/30 пфеннига. Такой же тариф существовал для западных ганзейских городов Бремена, Кампена, Девентера, Цволле и Стаде.

Далее: корабли свыше ста ластов, с балластом в виде песка, платили два розенобля; с каждого ласта меди 3 золотых гульдена.

Кроме того, в правление Фредерика II ганзейцы потеряли свои привилегии и в Сконе. Король решительно восставал против всякого самоуправления ганзейцев в его владениях; его таможенные чиновники в Фальстербоде присвоили себе право суда над немцами там, где они имели своих фогтов. Протесты Любека были напрасны: немецкие компании в Мальмё, Ландскроне и Истаде были лишены всех своих привилегий и должны были подчиняться местным властям.

Дольше всего ганзейцы пользовались своими привилегиями в Бергене. Но с 1556 года, когда Кристиан III назначил ленсманом Бергенхуса энергичного Кристофера Валькендорфа, ганзейцы стали и здесь терпеть ряд стеснений. Валькендорф встретился в Бергене с рядом беззаконий, которые и принялся постепенно уничтожать; немецкие цехи присвоили себе немалые привилегии; решительная борьба с ними нового наместника началась в 1558 году. Результатом борьбы было подчинение ремесленных цехов городскому рату; ганзейцам было предложено или совершенно удалиться из города или сделаться подданными датского короля. Вскоре он заставил оставшихся в Бергене немцев признать авторитет местного епископа. Таким образом, благодаря деятельности Валькендорфа, немецкая контора в Бергене, составлявшая своего рода государство в государстве, обратилась в обыкновенную торговую факторию, но и как таковая она всё более и более теряла значение. Королевский авторитет вторгался и во внутреннее управление, и в церковные дела. Бергенские жители, одарённые торговыми привилегиями, явились достойными соперниками немцев; их флот увеличился с 24 кораблей до ста; в Норвегию стали приезжать из Англии, Нидерландов, Шотландии, Франции и Германии, что также убыточно отозвалось на немецкой фактории. Сами ганзейцы нашли впоследствии, что торговля с норвежцами напрямую без посредничества их фактории была им выгоднее.