Моя красавица прямо у капониров одарила на глазах у всех горячим поцелуем. И совсем не для того, чтобы батальонному комиссару досадить. Просто очень обрадовалась за меня.

Начпрод БАО выставил в летной столовой два дополнительных графина с водкой — по литру за каждого сбитого. Посмотрел я на свою благоверную и много пить не стал — ну зачем любимую огорчать? Я и без беленькой пьяный от ее светлой улыбки...

* Немецкий — решено, по рукам. Здесь в значении "все будет хорошо".

* * *

Вот что я делаю не так? Точнее — чего я не сделал из того что могу, чтобы быстрее победить в этой войне? Ломаю голову, но пока ничего путного в дурную башку не приходит.

Зарядившие осенние дожди разом прервали работу в небе как у нас, так и у противника. Замполит полка, пониженный в звании до старшего лейтенанта, попытался было собрать летный состав на политзанятия, но был мягко послан куда подальше. Устали наши пилоты, если честно, за это лето. Я тут сдуру попытался посчитать, как мы немцам с начала войны насолили, и ужаснулся. Сбили фашистов в полтора раза меньше, чем потеряли своих летчиков. Считал именно пилотов — самолеты, как бы с душой к ним не относишься, все-таки железки. С другой стороны — а сколько наших бомберов и штурмовиков от вражеских пушек уберегли? Скольким красноармейцам жизни сохранили, не давая немцам бомбить наши позиции? Объективно тут никак не посчитать. Полк, как это ни странно, до сих пор считается в дивизии лучшим. И я не последний командир звена в звании младшего лейтенанта. Вот только летаю даже никак не ведущим пары, а ведомым у комполка, у начальника ВСС капитана Зарубина, у недавно назначенного командиром первой эскадрильи старшего лейтенанта Годоляки или у дяди Вити, изредка отправляющегося на боевые задания с нашим полком.

Как погода испортилась, меня майор Варламов вызвал и приказал провести со всеми летчиками полка занятия по тактике воздушного боя:

— Ты у нас самый меткий стрелок, — ну да, было дело, на тренировке конус первой же очередью отстрелил, — и, по свидетельству комдива, лучший пилотажник, — ну а что, мне поддаваться надо было, когда полковник Филиппов на учебный бой вызвал? — Поэтому изволь, — посмотрел на мою весьма недовольную рожу, — подготовиться и провести занятия.

Ну, вот и чему я буду опытных и не очень — в летном составе полка, увы, большая текучка — пилотов учить?

Посидел в отведенной нам с женой хате, подумал, конспектик накидал и собрал летчиков в учебном классе. Всего-то пока два десятка человек. Есть определенные надежды, что вскорости станет больше — ходят слухи о скором формировании в полку третьей эскадрильи.

— Для начала попробуем разобраться в разнице между наступательным воздушным боем и оборонительным, — ну и толкнул свои не очень-то четко оформившиеся рассуждения.

В атаке нельзя останавливаться. Потерял скорость — значит, подставился под противника. Если увяз для обменами ударами, считай, ты уже труп. Ни в коем случае не открывать огонь раньше времени, если есть хоть малейшие признаки, что враг тебя еще не заметил. Попасть с большого расстояния практически нереально, но вот трассеры от твоей стрельбы он заметит немедленно и ускользнет из прицела. При активном маневрировании, сами знаете, угодить снарядами в противника невозможно. И вообще, бить врага надо неожиданно для него с первой очереди. А чтобы она была успешной, надо подходить на минимально возможную дистанцию в двадцать-пятьдесят метров. Вот когда каждая заклепка на фрицевском самолете отчетливо наблюдается, только тогда можно и нужно открывать огонь из всего бортового оружия. Желательно сзади снизу, где немец тебя не видит.

— Но ведь это подлая тактика фашистов! — выкрикнул с места Подшивальщиков. — Мы советские летчики и должны быть честными даже в бою!

— Подлым в первую очередь было нападение на нашу страну, — парировал начальник ВСС капитан Зарубин, — а для уничтожения врага все методы хороши. Младший лейтенант Воскобойников, продолжайте, пожалуйста.

Ну, я и продолжил. Высказал свои мысли о необходимости работать большими группами с эшелонированием по высотам. Не ввязываться в "собачьи свалки" без необходимости. Совершенно не нужно гнаться за противником — пусть не намного, но мессеры быстрее. А значит, только оторвешься от группы своих, где тебя всегда прикроют. Точно также нужно действовать в обороне, прикрывая свои бомбардировщики или штурмовики. Не бояться идти в лобовую — она почти бессмысленна, так как на современных скоростях ни ты, ни противник за имеющиеся доли секунды прицелиться толком не успеет. И самое главное — внимательно слушать в бою командира. Он опытнее, глазастее, так как знает куда смотреть. Всегда подскажет верное решение даже в, казалось бы, безвыходной ситуации.

Распространялся, наверное, больше часа. Потом, вспомнив, как отец еще до войны проводил занятия, закончил традиционно:

— Вопросы?

Удивил молчавший все время комполка:

— Воскобойников, ты можешь как-нибудь обосновать утверждение, что при активном маневрировании стрелять бессмысленно?

— Несколько не так, — немедленно возразил я, — заградительный огонь имеет смысл даже с шестисот-семисот метров. Отвлечет внимание, может быть даже заставит отвернуть. А на поражение... — вспомнил, что майор Варламов хвастал своими довоенными "подвигами" на охоте, — Иван Анисимович, вы из гладкоствола дробью в улепетывающего зигзагами зайца попадете с двадцати метров?

— И с полусотни метров не промахнусь! — расцвел улыбкой комполка.

— А из пистолета с десяти? — посмотрел на скисшего майора и ответил сам: — Если только случайно. Стрелять в маневрирующего мессера — примерно то же самое. Только снаряды зря тратить. Да и нормально прицелиться во время трех-четырехкратной перегрузки физиологически невозможно. Основной вывод из всего сказанного — при атаке противником самому нужно крутиться как белка в колесе. Тогда он точно также не сможет в тебя попасть — слишком большая угловая составляющая скорости для прицельной стрельбы.

— Для справки, — вдруг выступил присутствующий начальник штаба, — у младшего лейтенанта Воскобойникова самый низкий в среднем расход боеприпасов. А на его боевую работу при этом никто не жалуется. Экономить надо дорогостоящие снаряды, товарищи, экономить, используя оружие только наверняка. Народ себе во всем отказывает, чтобы у нас было чем ответить немецко-фашистским оккупантам. Берите пример с младшего лейтенанта.

Н-да, какой, оказывается, у Бориса Львовича дар пропагандиста на штабной работе пропадает. Вот кому надо было комиссаром быть.

Топал к месту квартирования и думал. Если рассматривать сегодняшние занятия с точки зрения "Эффекта бабочки" — притерпелся я к этому термину, отторжения уже не вызывает — то ведь тоже могут в соответствии с "Принципом домино" приблизить нашу победу? Пусть всего на день или на час?

В хате радостная Валюша встретила меня поцелуем и ароматом выпечки. На вопросительный взгляд немедленно ответила:

— Шарлотка с яблоками, как ты любишь, и каравай ржаного будет, — кивнула на распахнутое окно, откуда слышалась звонкая капель, — завтра ведь не полетишь, поэтому черный хлебушек можно. А сейчас марш руки мыть — до ужина все равно успеешь проголодаться.

Вернулся из сеней, а она стоит у распахнутого окна, любуется отвратным ненастьем и улыбается. Буквально светится вся.

— И чем ты такая довольная?

— Погода хорошая...

Дождь моросил уже третий день. На хмуром небе в сплошной пелене туч ни одного просвета.

Подошел, развернул к себе, проверил губами лоб — вроде бы повышенная температура отсутствует. Валюша еще больше разулыбалась.

— Ну ты сам посмотри — все дождиком умытое, чистенькое, а главное... — замолчала вдруг, спрятав лицо у меня на груди. Чувствую, что заплакала. Тихо-тихо, стараясь не всхлипывать. Сначала просто обнял, по спине и локонам погладил. А она вдруг в голос заревела, вжимаясь в меня. Не сразу, но дошло, почему Валенька была так довольна этой отвратной погодой. Каждый мой вылет — это ее нервы. Но я ведь должен мстить и за своих родителей, и за Валюшиных. А если доживу, то сына назовем, как ее погибшего под бомбами младшего брата — Вениамином.

Глава 9

— С дуба рухнул? — удивленно посмотрел на меня комполка. — Высота облачности триста-четыреста метров. Мало того, что район разведки не найдешь, так еще и на свой аэродром вряд ли потом сможешь вернуться.

— У меня отлаженный как надо радиополукомпас РПК-10. Дадите по запросу сигнал маяка — выйду на полосу как привязанный. А в тыл противника полечу вообще над нижним слоем облаков по счислению.

Майор Варламов переглянулся с начальником штаба. Получив утвердительный кивок, посмотрел на чуть ли не ерзающего от нетерпения капитана из разведки, которому, по его утверждению, кровь из носа, были нужны снимки железнодорожной станции по ту сторону фронта. Потом перевел взгляд на старшего лейтенанта ГБ Свиридова.

— У меня сомнений в благонадежности младшего лейтенанта Воскобойникова нет, — немедленно откликнулся особист, — к немцам точно не перелетит, — улыбнулся и добавил: — К тому же ему есть теперь, к кому возвращаться.

Ага, семья — ячейка Советского государства. Ну, хоть этот не возражает.

Комполка постучал по своим часам пальцем и принял решение:

— Завтра с утра полетишь, — в ответ на попытку капитана из разведки возразить что-то, веско добавил: — Метеослужба обещает чуть лучшую погоду.

Метеослужба? Тогда почему у нас в авиации говорят "Врет как синоптик"?

Под Сталинградом идут тяжелые бои, а мы здесь как в санатории отдыхаем. Даже кофе в рационе почти без ограничения появилось — вроде как союзнички поставляют. Нет, крепкий горячий ароматный напиток да с беломориной — мне нынче тоже папиросы положены! — я очень люблю. А вот шариками "колы", чудодейственного заокеанского средства для бодрости, стараюсь не злоупотреблять. Капитан медицинской службы Савушкин, выдающий летчикам эти таблетки, сам же и отсоветовал:

— Ты, Колька, по моим наблюдениям, даже наркомовские редко употребляешь. Что я, как врач, могу только приветствовать. Тогда зачем тебе это лекарство от похмелья с неизвестными последствиями для твоего растущего организма?

Да уж, растущего... При таких темпах летное училище через год, когда реально семнадцать исполнится, мне бы точно не светило. Туда принимают от метра шестидесяти до ста восьмидесяти пяти. А я уже сейчас всего четыре сантиметра до верхней границы не добираю. И в плечах разнесло — все-таки семьдесят килограммов набрал. Главное, жена довольна — улыбнется хитренько и скажет, что абсолютно все органы пропорционально развиваются. А потом еще чего-нибудь вкусненького на тарелку подложит. Кто бы спорил?

Синоптики, конечно же, наврали — погода утром лучше никак не стала. Ладно, еще снега нет, а мокрая полоса не так уж и страшно. Аккуратнее на взлете надо быть, внимательнее. А вот летать внутри облаков мне совершенно не понравилось — ни хрена не видно, одна светло-серая марь и трясет чувствительно. Еще это дурацкое ощущение, что с приличным креном иду — в таких условиях даже вестибулярный аппарат отказывает, ориентиров-то нет. Уперся взглядом в "Пионер"*, так и тащился до высоты двух километров. Наконец-то мгла быстро светлеет, и вдруг вокруг раскидывается бескрайний лазурный простор, залитый ослепительным солнечным светом. Я восторженно жмурюсь — выскочил из облачного слоя. Вовремя — первые признаки обледенения уже появились. А здесь лепота — солнышко не только светит, но и ощутимо греет. А подо мной расстилается немного холмистая ярко-белая равнина. Хорошо, что предусмотрительно очки с темными светофильтрами прихватил — слепит. Так, теперь засечь время и контролировать курс. Иду на достаточно экономичной скорости триста километров в час. По расчету — угол ветра еще на земле с помощью специальной штурманской линейки вычислил — ровно через двадцать четыре минуты буду над целью. Оттриммировал машину — она сама летит. Всегда любил летать именно так — над белым сказочным миром, под ярким солнцем. Кажется, протяни руку и коснешься пушистых облаков. Что такое полет? Полет — это восторг, умноженный на размах крыльев. Мне жаль тех, кто никогда не испытает это чувство.

Н-да, вот сейчас бы папироса точно не помешала бы. И хотя есть у меня в кармане мехового комбинезона почти целая пачка беломора, но курить в кабине категорически воспрещается. Бензином и маслом, увы, пованивает. И сгоревшим порохом — брезентовые кошели гильзосборников насквозь этим запахом войны пропитались.

Время. Прибрать газ, прикрыть немного заслонки радиатора и опять окунуться в кажущуюся твердой марь. Вот ведь знаю, что облако, а ощущение — прямо как в землю пикируешь, страшно. Угол тангажа побольше, чтобы быстрее миновать облачный слой, не набрав на плоскости много льда. Земля открылась всего на трех сотнях метров высоты. Выровнял машину и попытался сориентироваться. Хрен там — лес, поля, проселки какие-то, но ничего общего с картой в планшете. Стоп! Железная дорога, двухпутка. Прикинул по направлению относительно показаний компаса и понял, где примерно нахожусь. Километров на тридцать промахнулся. Разворот и строго над железкой. Теперь потянуть тросик, открывающий лючок объектива и приготовиться к включению АФА. Скорость и высота постоянные, чтобы не смазать снимки.

Вот она, эта станция! Два эшелона на путях разгружаются. Что это? Показалось или в самом деле цистерны? Слишком быстро промелькнул железнодорожный узел под крылом. Рискнуть? Ну, где наша не пропадала? Очень уж жирная цель! Разворот на сто восемьдесят, включение тумблера оружия, пальцы на гашетках и сосредоточиться. Вот они! Длинная очередь из обоих стволов. Попал! Жахнуло так, что аж самолет подкинуло! Там что, во втором эшелоне боеприпасы были? Нет, возвращаться для проверки не буду — боязно. Если при первых двух заходах не ожидающие при такой облачности немецкие зенитчики просто не успели отреагировать, то сейчас на такой мизерной высоте точно подожгут. А мне "чертова дюжина" для возврата домой целехонькой требуется. Меня Валюша ждет, друзья и этот капитан из разведки.

Опять несколько минут набора высоты в гадском облаке и ласковое солнышко. Курс к родному аэродрому. Доложил о выполнении задания и запросил включение радиомаяка ориентировочно минут за пять до конечной точки маршрута. По пеленгу идти куда как приятнее, чем по счислению. Выскочил под облачный слой за пару километров до радиопривода. А вот посадка на мокрую полосу была тяжелой — чуть не скапотировал** от сильного торможения водой. Рулить даже не пробовал — вручную Як в капонир пусть заталкивают. И без меня — и так руки после такого полета трясутся. Когда вызвался, никак не предполагал, что настолько сложно будет...

Потом долго сидели с Валенькой, обнявшись под промокшей плащ-палаткой. Она уже прикидывает, как будет деньги тратить за эту разведку — как-никак половина месячного содержания за один полет. Н-да, вот старше жена меня по документам, а смотрю на любимую и думаю — чем бы дите не тешилась...