* * *
Дон Хуан пребывал в шоке.
Да кой дурак обозвал русских — варварами!? Этих людей можно было назвать как угодно — своеобразными интересными, необычными, язычниками — даже! — но не варварами. Потому что все, все вступало в противоречие с этим названием.
Широкие дороги, засыпанные чем-то вроде мелкого камня. Не размывает по весне или по осени?
Нет, укладывали на специальное основание, предусматривали канавы, водоотводы, учитывали особенности местности. Делается это по принципу римских дорог.
Дорого ли обходится государству?
Ну... средне. Тут сказывается война с крымским ханством, благодаря которой значительная часть рабочей силы попросту бесплатна. Не жалеть же мерзавцев, которые русских людей в рабство угоняли? Вот, пусть на своих шкурах теперь плетей отпробуют.
Так что каменоломни работают, а уж обеспечить доставку и укладку... Можно, еще как можно. И строительство тоже. Уже силами местных бояр и дворян.
Не воруют?
Пытались, как же без того. Но у государя Алексея Алексеевича не забалуешь. Один воевода от великого ума попробовал дорогу кое-как сделать, а камни присвоить. Так донесли ж. Нагрянули люди из Москвы — и заставили несчастного под плетями все переделывать. Имущество в казну, самого, как вора, бить, да не нещадно — ишь ты, хитренький, что от мертвого пользы? А ровно настолько, чтобы неба невзвидел — и на работу! До сих пор, говорят, дороги мостит, коли еще не помер.
Кто донес?
Есть у государя глаза и уши по всей Руси, не без того. Он еще когда был царевичем, это начал, а сейчас углубляет и расширяет. Ученость у людей повышает, по приходам детей чтению и счету учат, чтобы последний лапоть хоть чуть, а грамоте разумел.
Дорого ли? Да нет, дешево. Священники ведь так и так паству наставлять должны. Вот и наставляют. В том, что пастве пригодится. А там и Библию дети сами прочтут, все польза.
Дон Хуан вспоминал падре Мигеля — личного духовника, пытался представить, как гордый иезуит учит крестьянских детей грамоте... нет! Не получалось!
Хоть убивайте — не складывалось. Деметрио смотрел на его мучения с усмешкой, а потом подкидывал рюсски поговьорки. Что-то вроде: 'Каков поп, таков и приход'. Или: 'Одна ложка дегтя бочку меда портит'. Приходилось долго объяснять смысл фразы, потом разбирать непонятные слова, а потом только восхититься столь краткой и четкой мудростью. Русский язык дон Хуан учить начал сначала понимая, что ему надо будет как-то говорить с русским государем. И лучше бы хоть какое вежество соблюсти. А потом и любопытно стало. Красивый оказался язык, певучий, нежный — и чем-то схожий с испанским языком. На это, впрочем, у Деметрио тоже нашелся ответ.
— Так все мы от Адама и Евы, чего ж удивительного, что языки схожи?
Странные мысли были у мальчишки, иногда более подходящие для столетнего старца, но разговаривать с ним было интересно. Не зря боярин предложил дону Хуану своего сына в сопровождающие, мол, так проще будет. И поговорить с кем будет, и на вопросы мальчик ответит... хотя какой там мальчик!
Мужчина!
Женить скоро надо будет, вон как с дочкой Мельина друг на друга поглядывают, скоро занавески тушить придется.
Тоже ведь... загадка!
Французский моряк Поль Мелье — и вдруг русский адмирал Павел Мельин! Как!?
Дон Хуан просто в ум взять не мог, как так получилось! Да в Испании никогда бы... и в других цивилизованных странах... вчерашнего каторжника, висельника — и в дворяне?
На такое разве что англичане способны, но то вообще мерзкий народишко! Пирата — в дворяне и губернаторы! Тут о них и все сказано! За деньги, сразу ясно — небось, столько в Панаме награбил, что пятерых пиратов хватило бы от виселицы откупить! В испанских городах... с-сволочи!*
*— имеется в виду Генри Морган, сэр. Прим. авт.
А тут как?
Прояснилось это достаточно быстро, сам Мельин и рассказал.
Был рабом на галерах. Когда освободили, решил отработать свой проезд до дома, не милостыню ж просить? Тут помог, там помог, а моряком был от Бога, иначе и не скажешь. А что тут сделаешь, когда капитан — благородный офицер, который в морском деле ни уха, ни рыла. А плыть надо? Корабль-то жалко! Научился, благо, грамоте разумел. Да и так поглядеть — не все флотоводцы дворянами были! Знаменитый де Рюйтер вообще из крестьянской семьи, дед у него землю пахал, а внук, вот, в адмиралы выбился! Чем Павел-то хуже? Вот и стал в какой-то миг капитаном корабля. И других учил. Русские благодарными оказались, не только денег дали, но и предложили повоевать остаться.
Остался.
А уж как бои провел с турками погаными, тут государь ему предложение и сделал. Оставайся, мол, Павел, дворянство дадим, дом дадим, флот муштровать будешь!
Грех не согласиться было!
Вот еще бы де Рюйтера переманить, да не выйдет! Он свою страну не бросит, не тот человек. Хотя будь во Франции такая беда — Поль тоже б туда бросился.
А дети его уже Русь родиной почитают. Внуки вообще русскими будут... не исключено, что и Ромодановскими. А чем плохо-то?
Вера?
Так есть тут и для католиков храм, и для протестантов. Единственное условие — никакой розни! Любого, кто посмеет...
Случай был — трое католиков решили поглумиться над трупом гугенота, как привыкли. Из могилы выкопать, по городу проволочь...
Схватили их сразу. И судили по всей строгости закона. И наказали — и поркой, и каторжными работами на десять лет. Да не за веру, нет! Хоть изверься — не жалко. А за осквернение могил — раз! За разжигание розни — два. За разнесение заразы, ибо известно, что мертвые тела и нечистоты для нее первейшая радость — три. Как ни негодовали отдельные личности, а пришлось добрым молодцам законы через задние ворота превосходить. И родители их не помогли, и друзья.
Был и другой случай. Кабатчик, перебравшись, вздумал крепким вином людей спаивать, а кого потом и грабить. Тоже на галеры попал. И за грабеж — и за то, что людям здоровье рушил. Нет на Руси таких привычек, как винопитие, или никотиана... последнее — так особенно. Ежели кого с трубкой никотианы увидят — уж побьют точно. А могут и чего похуже придумать. Но это — крайности. А так на Руси жить можно, да еще как неплохо жить! Можете, господин, по городу погулять, сами убедитесь. Тут и о калеках заботятся, либо к делу приставляют, либо в специальные дома селят — известно ж, что от сумы и от тюрьмы не зарекайся.
Дону Хуану оставалось только качать головой.
И смотреть на красивых женщин, на крепких мужчин, уютные, устроенные деревеньки, чистые трактирчики (государь приказал за каждого платяного зверя трактирщика не штрафовать, но коли у него такое поймают — все присутствующие ночь ночевать и кушать бесплатно будут), густые леса и могучие реки.
Красива и велика Русь.
Воевать?
А вот этого благородному дону хотелось все меньше и меньше. И с каждым днем он все чаще думал, что хорошо бы иметь Русь... да, в союзниках. Ему нашлось бы что предложить, а им...
Интересно, что может предложить Русь? Дон Хуан не знал. Но не сомневался, что если предложение сделают, то отказывать он попросту не захочет.
* * *
— Триумфальное возвращение — есть! Памятников никаких не надобно, нам еще со шведами грызться и грызться. Надобно медали начеканить, чтобы на всех хватило. Дальше... Алеша прислал списки — там раненых и увечных, то есть к строевой негодных — сорок два человека. Им — пенсию или работу. У нас как раз и места есть подходящие. Дома — обязательно. Погибших — почти триста человек. Семьям пенсии, у кого семьи есть, детям. Если есть сыновья или дочери — приглядеться. Нам для Дьяково всегда кадры нужны.
Секретарь кивнул, поспешно записывая за царевной.
— Утешение?
— Обязательно.
Церковь Софья припахала бы в обязательном порядке. А то ж!
Памятны ей были долбаные афгано-чеченские компании... эх, взять бы тех, кто их затеял и по всей местной строгости! Через колесование!
Но даже если оставить в стороне мясорубку... вот вернулся паренек с войны.
Пенсия — копейки, делать ничего не умеет, квартиру — и ту от государства не получишь — и спивались, скалывались, в криминал уходили... да много чего было в те годы. Софья видела.
И собиралась всячески этого избегать.
Что главное в войне?
Боевой дух! Вот если человек знает, что случись беда — и он не пропадет, что семья его на улице нищей не останется — это ж лев будет! Рыкающий! Любого врага рвать будет!
Вот Софья и проводила это все в дело. Медленно, постепенно... после польской компании, конечно, возможностей у них много не было, а все ж что смогли для семей погибших сделали. И деньгами помогли, и детей на казенный кошт взяли, кое-кто уж школу заканчивает.
После крымской компании — тоже. Там, конечно, не до гласности было, едва с бунтом справились, но о людях позаботились. А это важнее шумихи.
А в этот раз можно и покрасоваться на весь мир. Раненых наградить при всех, вдовам и сиротам со всем почетом грамоты вручить на получение пенсии, людей своих проинструктировать — и пусть несут вести по Руси.
Это ж понятно — копейку сейчас вложишь, потом она рубль принесет, да не один! Но такие проекты с детьми, с калеками — они долгосрочные, они для царя. А для временщиков вроде демократов — это ни о чем. Они сами скороспелки-однодневки, где уж им о людях думать! Сожрать бы сколько успел — да и в суп.
То же и с науками, с Университетом — пусть он деньги жрет, пусть не все результаты годятся в дело — так дайте время! Все когда-нибудь окупится. Найдется свой Ломоносов, так, и до Галилея астрономы писали: 'основываясь на имеющемся, можно предположить, что земля вертится вокруг солнца. Хотя — бред сие...'
Так ведь основываясь на имеющемся!
А если ничего нет? Как в том старом фильме? Сел задумался, открыл? А думать-то о чем, когда базы нет? Тьфу!
Софья потрясла головой, выгоняя из нее остатки идиотских мыслей. Нашла когда вспоминать и о чем. Тут забот невпроворот...
Из Венгрии пришло письмо — Илона Зриньи (фамилию мужа она не взяла) была согласна на брак. Ференца Ракоци собирались женить на маленькой Наталье, а маленькую Юлиану выдать замуж за наследника польского престола. Михайла не возражал. Конечно, ему хотелось бы обоих детей Илоны пригрести под свою руку, но — перебьется. В политике так не бывает.
Софья подумала, что все складывается не так плохо. Сестер почти всех пристроила, остался маленький братик Володя, найти ему невесту — и можно лет на десять вздохнуть спокойно. Политика — это и браки в том числе. Кого, куда, с кем родниться... да кто знает — не женись в свое время Николай Второй на Гессенской мухе с наследственной гемофилией, может, и человеком бы стал? Страну не угробил... но Алиса на Екатерину не тянула.
В дверь кабинета поскреблись.
— Да?
— Боярыня Морозова принять просит.
Софья едва не застонала вслух, вцепившись в конец косы.
Ну, твою ж редьку медом! Вот как приличные женщины перерождаются в неприличных свекровей? Кто объяснит? До брака была просто прелесть, а не тетка, сейчас же... уши отгрызть готова!
И ведь не пошлешь ее вежливо. Ч-черт!
— Проси.
Секретарь понятливо вылетел за дверь. Боярыня вплыла лебедью, темные глаза блеснули искрами. Софья вежливо встала и даже чуть склонила голову. Первой. Все-таки невестка. Младшая по возрасту, но — царевна. И венец в темных волосах явственно напоминал об этом. Пришлось Феодосии скрипнуть зубками, но тоже поклониться.
— Поздорову ли, невестушка?
— Благодарствую, — пропела в ответ Софья. — А вы как поживаете? Подобру ли? Все ли ладно?
— Да не жалуюсь. Матюша дела ведет, я за детьми смотрю...
Ага, так Софья и поверила. Чтоб боярыня Морозова в дела не лезла? Да скорее крокодилы полетят!
За разговорами о здоровье и обязательными раскланиваниями прошло аж десять минут — ритуал. Никуда не денешься, обязанность. А еще — возможность оценить собеседника. Его настрой, благожелательность, расположенность к беседе. Не просто так ведутся светские разговоры, ох, не просто. И наконец — Феодосия перешла к главному.
— Ванечка скоро возвращается....
Софья вздохнула. И как в воду бросилась.
— Да. Надо бы мне молебен посетить, чтобы Бог нам детей даровал, да поскорее...
Феодосия даже рот от изумления открыла. Вот те на! Она-то думала, что ей придется на невестку давить, уговаривать, а тут — получи! Проломилась в открытую дверь!
— Это хорошо, что ты задумалась. Очень хорошо. Чай, не девочка уже.
Софья едва не фыркнула про себя. У нее-то представления были 'из оттуда', не местные. Двадцать лет! Понятно, не девочка, а только и рожать... в двадцать первом веке она бы с этим делом еще лет пять потянула.
— Алеша скоро женится, Бог даст — и у него с Улей дети будут, вместе растить будем.
— С царскими детьми!? Соня!
Софья смотрела на Феодосию спокойно.
— И что тут такого? Ваши внуки тоже царской крови будут, боярыня. Не все, но будут. Почему бы им и не расти, вот, как мы с Алешей? Подмогой царям будут...
Феодосия расплылась в улыбке. Поняла и оценила идею.
Канцлер Морозов — или Морозова, каково? Это — в веках, это не забудут, это к чести семьи...
— Ульяна тоже не возражает, — Софья называла царскую невесту на русский лад, пусть привыкают.
— Дети не возгордятся ли?
— Постараемся, чтобы не возгордились. Тут на вас вся надежда. Вы же нам в совете и помощи не откажете, правда?
Феодосия заверила, что не откажет, а то как же. И была обрадована еще одной новостью.
Алексей решил, что его сестре быть замужем всего лишь за боярином невместно. Вот за князем Морозовым — дело другое. Так что готовится проект приказа, приедет государь — подпишет.
А вы, боярыня, подумайте насет младших детей. Почему бы и их в Дьяково не пристроить? Может, тоже в люди выбьются? Вы-то им многое дадите, а все ж...
Проводив боярыню, Софья подумала, что разговор со свекровью обошелся малой кровью. А рожать все равно надо. Сначала Уле, а потом и ей.
Да, и последняя проблема — У Шан. Но... переживаемая.
Софья собиралась отправить Федю наместником. Аж на побережье Балтики! А что?
В Крыму хорошо устроились казаки. Там лезть не надо. В Сибири Строганову мешать ни к чему — мужчина и так разворачивается во всю ширь интеллекта. Рудники открывает, дерево гонит, пушнину... Федя там — лишний элемент.
А вот в Риге или Ревеле — в самый раз. До Китая там далеко, рассчитывать У Шан будет не на кого, пусть хоть заинтригуется. Обвенчать их — чтобы вписать две свадьбы, как одну (бюджет не казенный!) и пусть Федя отправляется к месту жительства. Для начала — в Выборг. И — один.
А жена к нему приедет по весне, как царевич обустроится. Лишняя гарантия, что раньше времени не залетит. Да и...
Лифляндия — то место, где отложиться не удастся еще долго. Шведы — они с русскими тихие и милые, а коли Федя решит (по настоянию жены) объявить себя самодержцем — схряпают мальчишку за милую душу. Сам царевич, правда, пока ничего не знает, ну так дело житейское. Вот Алексей приедет — и сообщим. А Софья — что?
