| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Далее все так быстро перемешались, что сражение пошло кучка против кучки или вообще один на один. Или несколько на одного, это уж как кому повезло. Битва быстро перешла в состояние всеобщего озверения, мало кто просил пощады, а дарили её уж совсем единицы. Табор для такого количества людей оказался тесноват, его почти заполнили отчаянно сражающиеся в тесноте бойцы. Нередко отбиваясь от врага, казак потом обнаруживал, что спиной он опирался на спину немца или поляка. Последним из атакующих пришлось даже ждать, когда можно будет втиснуться в эту всеобщую резню, где ежеминутно погибали сотни человек.
Выживаемость в этой жуткой мясорубке зависела от везения и опыта. Поэтому сечевики и донцы, ходившие не в один поход, и лучшие части молдавской армии сумели уцелеть. Частично, конечно. А вот из гетманцев и молодых казаков погибло большинство. У поляков ударной силой стали наёмники из Германии. Далеко не все из них были немцами, но опыт сражений тридцатилетней войны поначалу очень помогал им. Они были сбродом с моральной точки зрения, но убивать умели и смерти не боялись. Зато новобранцы из Польши, челядь, примкнувшая к атакующим, умирали в первую очередь.
Именно в этой каше погибли и два посланца от Хмельницкого к Татаринову. Очень занятый проблемами левого фланга, Хмель не сразу смог оценить положение в таборе, через который посылал гонцов. А послать всадника полем боя он уже не мог, конница левого фланга была сильно потеснена врагом. Легко проходимый лес за табором его внимания не привлёк, что и осложнило положение.
Резня шла часа полтора, прежде чем Кривоносу, много раз лично вступавшему в схватки и оставшемуся при этом невредимым, удалось организовать несколько отрядов и частично вышибить, частично уничтожить врагов, полностью восстановив контроль над собственным укреплением. К сожалению, стоявшие изначально в резерве гетманцы не оправдали надежд — дрались старательно, но не очень умело. Попытка с их помощью сразу выбить противников не удалась. Прежде всего из-за квалифицированных действий в схватке наёмников. Да и штык, тем более — в не очень умелых руках — не самое удачное оружие для драки в свалке. Вероятно, как раз смешение противоборствующих сторон, незаметность огромности жертв для участников битвы и привели к более чем ополовиниванию защитников. Попытка применения в свалке дробовиков вызвала многочисленные ранения и потери среди своих. Многие так и не успели понять, что здесь идёт сражение на уничтожение. Сказался и высокий процент новобранцев у казаков. Лучшие из сечевиков и донцов попали в ночную смену и в таборной резне не участвовали.
Отчаянно бившаяся польская пехота показала чудеса героизма, но всё же потерпела поражение. Вымотанные бессонной ночью и побоищем, они сражались отчаянно, и чуть было не одержали победу. Но "чуть было" не считается. Поняв, что положение изменилось и их начинают сильно теснить, а то и окружать, поляки попытались уцепиться за линию возов. Совершенно озверевшие казаки не дали им такой возможности. Да и именно в тот момент атаковавшие заметили, как мало их осталось, не более трети от пошедших в бой. Возможно, это наблюдение и стало для них роковым, в одном, другом, третьем месте вспыхнула паника, и польская пехота побежала. Под сабли конницы Татаринова, к тому времени осознавшего серьёзность проблем на другом фланге и начавшего перемещение как раз через поле между укреплениями. В результате до своего лагеря добежали единицы — толпа, а не строй пехотинцев, при нападении конницы беспомощна и обречена. Нескольким тысячам удалось отпрянуть и сдаться Кривоносу. На союзную пехоту в тот момент навалилась усталость, что привело к неожиданному милосердию. Сдающихся в плен перестали убивать.
Владислав, кстати, заметил редкостную удачность атаки табора и собирался бросить туда подкрепление из немногих оставшихся в лагере наёмников и нескольких тысяч вооружённых хлопов. Этому помешал "чудотворец" Срачкороб своей безумной атакой. Неожиданное появление сечевиков на валу, их лихой захват немалой длины участка этого защитного сооружения, откровенная паника, охватившая обоих гетманов... и королю пришлось думать не о продолжении атаки, а о защите. Впрочем, реально опасных бойцов-пехотинцев у поляков оставалось в резерве мало, а из желающих пограбить, но не умеющих толком обращаться с оружием хлопов вояки ещё те. Максимум, что они могли бы сделать — замедлить отвоевание казаками табора до прихода на помощь ночной смены.
Между тем, на правом польском и, соответственно, левом коалиционном фланге события развивались очень тревожно для союзников. Конница у поляков реально превосходила даже лучших в коалиции черкесов, к сожалению Хмельницкого оказавшихся на другом фланге. Остальные уступали гусарам и даже панцирникам. А преимущество в численности здесь оказалось совершенно недостаточным. Пятьдесят пять тысяч против шестидесяти восьми.
К счастью Хмеля, поляки пошли в атаку широкой лентой, желая одновременно уничтожить не только противостоящую конницу противника, но и два артиллерийских узла. Восьмифунтовые пушки поставили батареями — одну а самом краю, у оврага, вторую неподалёку от табора. Таким образом, можно было вести и лобовой и фланкирующий огонь по наступающей кавалерии.
Примитивные, из корзин с землёй и вкопанных наспех брёвнышек, заграждения для орудий не выглядели серьёзным препятствием, как и выставленные на некоторое расстояние рогатки. Главной защитой стала поверхность луга между рогатками и пушками. Там вырыли множество полуаршинных ямок, губительных для скачущих лошадей и густо засеяли всё "чесноком". Окопы полного профиля для казачьих полков могли показаться совсем бессмысленными, ведь всадникам их легко было перемахнуть. Но если стоявшим впереди ногаям пришлось совсем нелегко от страшного удара доспешной конницы, то до пушек первая волна атаки не добралась, полегла под ядрами, картечью и пулями вольготно, безопасно себя чувствовавших в окопах стрелков.
Пушкарей это не спасло. Вторая волна атаки добралась до заграждений, легко смела рогатки и сгинула практически полностью на полосе препятствий. Влетевшие на эту территорию кони ломали ноги или наступали на чеснок — и падали. Тех всадников, кому повезло уцелеть, добивали стрелки, так что везение оказывалось кратковременным.
Однако если перед пушками полосы препятствий были широкими, то сбоку их сделали узкими. Вынужденно, там ведь собственная конница должна была размещаться или атаковать. Именно через эту слабость позиции части кавалеристов третьей волны удалось добраться до околотаборного артузла, вырубив, вытоптав часть пушкарей. Тех, кто не успел драпануть в лесок сзади. После чего, кавалеристы сами почти полностью были перебиты казаками из окопов. Околоовражный артузел аналогично погиб при четвёртом его штурме. Части канониров удалось спрыгнуть в овражек, остальные пали под ударами сабель и копыт. Этот успех дался полякам недёшево, только убитыми они при этом потеряли больше пяти тысяч человек. В результате мощь атак их на коалиционную конницу не могла не снизиться.
Ногаев гусары вырубили почти полностью, единственное, что выставленным вперёд кочевникам удалось сделать — затормозить атаку, почти остановить её. Вслед за тюрками настал черёд калмыков и казацкой лёгкой конницы. Они также пошли в бой на невысоких лошадях, большей частью в лёгких доспехах типа тигеляев, а то и совсем безбронными. Потерявшие разгон поляки медленно, но уверенно теснили противников, те отчаянно сопротивлялись, отдавая три-четыре жизни за одну гусарскую.
Зато калмыцкая знать и их ударные отряды имели качественные кожаные или железные доспехи и добрых, сильных и рослых коней. Они-то гусар и добили. Панцирники и рейтары второй-третьей волн атаки смогли отодвинуть назад, от табора союзников, вынудив Хмеля вводить молдавскую конницу, однако опрокинуть, обратить их в бегство не смогли. Четвёртая и пятая волны, уже чисто легкоконные, также решительной победы не добились. Огромная масса людей и коней, яростно сражаясь, медленно сдвигалась на восток, оставляя за собой полосу из человеческих и конских тел. Из оказавшихся на земле только редким везунчикам удавалось вылезти из этой кровавой каши, остальных дотаптывали польские подкрепления, вынужденные двигаться на помощь своим по трупам и раненым, убивая их тем самым.
Давление пятой волны Богдан парировал, отправив в бой казацкую бронную конницу. Схватка остановилась, но не прекратилась. В огромном облаке пыли, на грани теплового и солнечного удара враги пытались одолеть друг друга. На тот момент противники уже сравнялись в числе, но преимущество в качестве перешло к союзникам. Обеспокоенный отсутствием успеха король бросил на кон последний козырь — личную гусарскую хоругвь. Обычно в хоругвях служило по сто-двести воинов, но королевская имела чуть больше тысячи. Кто-то зоркоглазый заметил приближающееся по дороге от места казацкого отдыха облако пыли. Нетрудно было догадаться, что это возвращаются пехотинцы, оборонявшие табор ночью. Их появление резко изменяло ситуацию и лишало поляков всяких шансов на успех в битве.
Королевские гусары пошли в бой без копий — с разгона их можно было воткнуть разве что в спины своих, а в свалке они бесполезны. Им удалось ещё немного сдвинуть схватку на восток, у Владислава заколотилось сердце в предчувствии победы... Хмель бросил в бой свою охрану, личную сотню, оставив при себе только двух ветеранов, ходивших с ним не в один набег. То же самое сделал Лупу, подъехавший к кошевому с десятком гайдамаков. Всё опять повисло на тоненькой ниточке. Продави поляки противников, обрати их в бегство, и сражение окончилось бы уже не чьей-то полной победой, а неопределённо.
Но здесь вылетевшие с другого фланга сечевики Васюринского куреня ударили полякам в тыл. Лоб в лоб пятьсот казаков тысяче гусар противостоять бы не смогли. Да вот лицом к налетевшим васюринцам успели развернуться немногие, не так-то легко это сделать в тесной свалке. В фактически попавшей в окружение польской коннице со скоростью верхового пожара в сухом лесу начала распространяться паника. То, что сзади их атаковали всего пятьсот человек, здесь никто не знал. Давление на восток прекратилось, проблема с разворотом коней в тесноте осталась. Теперь уже для всех поляков.
Когда человек ищет способ спастись, а не зарубить врага, эффективность его в схватке падает на порядок. Потери немедленно у союзников резко снизились, а у поляков существенно возросли. И, наконец, к коннице васюринского куреня присоединилась вся кавалерия правого фланга коалиции. Татарин с опозданием, но пришёл на помощь своим. Капкан захлопнулся, битва превратилась в уничтожение окружённых, думающих только о спасении людей. Сообразительные и везучие, оказавшись неподалёку от овражка, соскакивали с коней туда и пешком спасались прочь. Для конницы он оставался непроходимым, гнаться за ними никто не стал.
Кто-то из поляков продолжал рубиться насмерть, кто-то пытался сбежать, прорваться, кто-то бросал саблю и пытался сдаться в плен. Большинству это удалось, хотя некоторых сгоряча порубили. Вырваться из ловушки верхом не удалось никому, плена или смерти избежали только спрыгнувшие или свалившиеся — были и такие — в овраг. Почти вся конница обеих противоборствующих сторон надолго застряла здесь, на левом казацком фланге. У победителей не уходить имелся очень важный повод — трофеи. Ведь пленный магнат — это не только толстая туша в дорогой одежде, но и много-много денег, причитающихся его победителю. В разноплемённой толпе тут же вспыхнули ссоры из-за пленников или коней и оружия поверженных врагов. Так что большая часть командного состава коалиции застряла здесь намертво. Во избежание усобиц среди своих.
Между тем сражение не прекратилось. Подошедшая из лагеря возле воды пехота ждать освобождения дороги от толпящейся на ней конницы не стала. Возглавлявший её Иван Золотаренко скомандовал пробираться в табор сквозь лес, что казаки легко и сделали. Европейский лес не дикие джунгли, прорубаться через него нужды нет, просто пройти можно. Таким образом у казаков на поле боя образовалось огромное численное и качественное преимущество. Золотаренко и Кривонос посоветовались и решили немедля им воспользоваться. По-быстрому дограбив тех, кто в табор ворвался, заодно добив тяжёлораненых, успевшие перевести дух, его защитники соединились с подошедшим подкреплением и рванули на штурм польского лагеря. Кстати, мужественно удержавшись от грабежа побитых в поле — некогда, да и в лагере наверняка можно найти трофеи побогаче.
Казалось бы, после героического поведения в атаке можно было ожидать и большой стойкости в обороне. Однако выяснилось, что защищать-то лагерь и некому. Нет, пушкари выждали приближения вражеской пехоты на подходящее расстояние и проредили её картечью, стрелки, тысячи две-три не жалея пороха, палили по казакам, добрая тысяча которых осталась лежать на подступах к валу. Ров и вал хоть и не поражали глубиной и высотой, но были серьёзным препятствием для атакующих. К тому же вал был усеян вбитыми в него кольями, препятствующими подъёму. В лагере все ещё пребывало больше сотни тысяч человек, если не две. Без челяди и хлопов даже небогатые шляхтичи не ездили, что говорить о магнатах, при каждом небольшой двор находился, с поварами, портными, сапожниками, лакеями... людей хватало. Только вот подавляющее большинство из них в бой не рвалось, а совсем наоборот — кинулись прочь, от страшных казаков подальше.
Крепости крепки не стенами, это ещё раз продемонстрировала судьба добротно укреплённого польского лагеря. Подбежав ко рву, гранатомётчики зашвырнули чугунные "подарки" за стены, другие казаки разрядили в защищающихся дробовики и пистоли. На чём оборона и кончилась. Воины сгинули в атаке, а челядь и лакеи погибать за панов не рвались. В сабли штурмующих встретило две-три сотни храбрецов. Они честно сложили головы, но не отступили. Полк немцев Владислав оставил для охраны противоположенной стены выходящей на реку. Польское командование, помня о судьбе Конецпольского и Николая Потоцкого, поспешило эвакуироваться. Драпануло, проще говоря.
В момент, когда казаки полезли на вал, король, гетманы и несколько магнатов в сопровождении небольшой охраны ступили на борт королевской галеры, ждавшей их на фарватере. К берегу она подойти не могла, поэтому пришлось перебираться на корабль на лодках, немалое количество которых лежало на берегу или стояло в воде рядом. Пытавшееся прорваться туда же простонародье или нищую шляхту (совсем страх божий и уважение к вышестоящим потеряли) немцы отгоняли выстрелами в воздух. Прекрасно понимая, что встретить могут и в сабли, люди попроще спасались переплывая на другой берег, если смогли забраться в лодку, или пешком бежали вдоль Вислы по берегу. В воротах на реку образовалась давка, помешавшая многим скрыться.
Немалая часть челяди вместо попытки спасения увлечённо принялась грабить имущество хозяев. Хотя лагерь поставили огромный, намного больший по площади и населению любого польского города, большинство из таких воришек сильно прогадали. Ворвавшиеся через частокол казаки первым делом быстро заняли валы и перекрыли все пути для бегства. После чего принялись методично освобождать от имущества (зачем оно рабам?) всех, кого поймали. На своё счастье, доступные женщины жили на противоположенном берегу, где располагался ещё один лагерь, неукреплённый. Узнав о поражении, они благоразумно драпанули прочь от реки, ещё не зная, что многим убежать не повезёт, да и будет ли лучше сбежавшим...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
