Пробираясь над очередным оврагом, он заметил на его дне такие же группки и поёжился — их целью было жерло коллектора, ведущего в подземелья города. Чуть позже их окликнули с реки. Слов Лэйми не смог разобрать, но интонации были исполнены столь скотской злобы, что ему стало просто страшно. Конечно, взобраться на этот обрыв немыслимо — но твари могли в любой миг напасть на них с другой стороны...
Его передернуло. Они шли уже полчаса и он промерз до костей, но когда его кожа высохла, выносить холод стало полегче — по крайней мере, он не чувствовал, что замерзает насмерть. Боль слабее не стала, но её Лэйми мог терпеть.
К счастью, ещё минут через пять они выбрались на залитое медно-рыжим светом пустое шоссе, идущее между речным обрывом и Стеной — около ста метров в высоту, она замыкала Старый Город с трех сторон, кроме восточной. Она была отлита из монолитного базальта две или три тысячи лет назад, ещё во времена основателей Джангра. У фундамента её толщина была метров двадцать, у гребня — около восьми. В ней не было ни одного прохода. С востока Старый Город защищал ров, тоже шириной метров в двадцать, и ярко освещенные окна гигантских зданий за ним говорили, что защита эта не напрасна.
К северу ров обрезался обрывом, к югу тянулся, насколько хватал глаз. Шоссе пересекало его по мосту, но от Старого Города его отделял чудовищный косой срез Стены. Им оставалось лишь идти вдоль рва до другого моста — но его нигде видно не было. Однако...
Вдали, на юге, над морем низких заснеженных крыш, возвышалось другое многоэтажное здание с освещенными окнами, уступчатое, похожее на горный хребет — если Лэйми не ошибся, здание Инициативы Эменная, ещё более богатой и влиятельной здесь, чем в Пауломе.
Они пошли к нему, испуганно оглядываясь — с запада уже доносились исступленные вопли, а на снежной белизне крыш метались розоватые отблески занявшихся там пожаров. Итак, одержимые были и здесь, и им пришлось пробираться дворами, минуя множество заборов.
Свет здесь не горел — во всем районе не было видно ни одного огня — но очень скоро они заметили первых тварей: те небольшими группками сновали туда и сюда. Затем их стало так много, что каждый раз, пересекая переулки, они подолгу дожидаясь, пока те окажутся пусты в оба конца, насколько хватал глаз.
Лэйми словно оказался в аду — его руки, живот, бедра были ободраны бесконечными заборами, через которые он перебирался, утопающие в мокром снегу босые ноги выли от боли, остальное тело болело лишь немногим слабее, кроме, разве что, головы — как оказалось, длинные волосы имеют не только эстетическую ценность. Но самым мучительным его ощущением был всё же душивший его липкий страх и его сердце бешено колотилось, вот-вот готовое выпрыгнуть из груди.
Ему очень хотелось поверить, что всё это происходит в каком-то чудовищном сне — он не представлял, что может так сильно бояться за свою жизнь, за жизнь Лэйит, за Охэйо. Не очень приятно сознавать, что тебя в любой миг могут убить. Он вздрагивал от каждого шороха, пока не начал бояться уже сойти с ума. Каждый раз тревога оказывалась ложной. Твари шли мимо, не замечая их, но это приносило не облегчение, а только продолжение муки.
Всё это длилось, казалось, уже целую вечность — и Лэйми непритворно удивился, обнаружив, что забор, из-за которого он выглядывает, отделен лишь улицей от ворот Инициативы. Её защищала частая решетка из заделанных в бетонный фундамент толстых стальных прутьев высотой метров в шесть. С возвышавшихся за ней ажурных прожекторных вышек падал яркий свет; их дополняли стоявшие за оградой желтые фонари. Людей в обширной пустом дворе видно не было, но снаружи у ворот толпились одержимые — сотни две или три.
8.
— И что теперь? — зло спросила Лэйит. — Мы перелетим забор, бодро помахивая ресницами?
— Нет. Попробуем прорваться, — Охэйо полез в сумку и вытащил длинную тонкую гранату. — У меня есть сюрприз для этих гадов.
— Не думаю, что нам стоит... — начал Наури, но Аннит уже зубами вытащил чеку. Широко размахнувшись, он метнул гранату — однако не в тварей, а куда-то в сторону. Она со стуком покатилась по земле и негромко разорвалась. В воздухе заклубилось облако белесого пара. Ветер снес его на тварей и вскоре там началось нечто странное — они всё задергались, падая на землю и корчась в конвульсиях.
— Что это? — удивленно спросил Лэйми.
— Что-то фосфороорганическое, — Охэйо пожал плечами. — Оно нарушает передачу нервных импульсов или делает её гиперактивной, точно не помню. Я стащил эту штуку в Подгороде. Жалко, что только одну.
— И не сказал нам? — возмутилась Лэйит.
— Я не был уверен, что подействует. У Переродившихся другая биохимия, но здесь изменения зашли, похоже, не очень далеко. В Одиноком Городе могло быть иначе.
Теперь на земле корчилось уже сотни две Переродившихся. Их конвульсии страшно напомнили Лэйми конвульсии отравленных тараканов. Несколько десятков тварей ещё держались на ногах, но явно полностью утратили ориентацию.
— Вперед! — заорал Охэйо, первым спрыгнув с забора.
Они все побежали за ним и остановились у ворот, колотя по прутьям и крича, что было сил, то ли от страха, то ли от ярости. Никто, однако, не отвечал им и Лэйми оглянулся.
К ним бежали сразу с двух сторон, очень торопливо, спотыкаясь и падая на ходу. Переродившихся были десятки или сотни — точно он не мог сказать. От страха у него помутилось в глазах. Не то, чтобы он был такой уж трус, просто умирать беззащитным было очень противно. Он понимал, что, едва дойдет до рукопашной, их сомнут в считанные секунды.
Но тут с крыши Инициативы, наконец, загрохотали автоматные очереди. Алые росчерки трассирующих пуль прошивали черные фигуры, сбивая их на землю, и летели дальше. А потом створки ворот разошлись. Лэйми не помнил, как миновал их. Теперь собственный страх вызывал у него омерзение.
9.
Всего через два часа он стоял у выходившего на север окна, бездумно глядя на горы. Их склоны терялись в мутных облаках — вполне нормального, впрочем, оттенка. Один из парней уже объяснил им, что здесь, в Эменнае, есть защитные генераторы, которые боролись с Сугха; до сих пор её тучам не удавалось сомкнуться над городом.
Нельзя было сказать, что к ним отнеслись плохо. Их полет видело много людей и они в каком-то смысле стали героями. Их долго расспрашивали — не особенно, впрочем, настойчиво — а потом им нашли место здесь, в жилом массиве Инициативы Эменная, очень похожей на приютившую их в Пауломе. Составлявшая её независимая молодежь точно так же уходила от родителей и жила совместно, за счет того, что могла заработать. Дела у них здесь шли неплохо. Здание оказалось прекрасно отделано и Лэйми поразила царившая в нем удивительно спокойная атмосфера — неяркий желтоватый свет, ровные голоса, небольшие группки парней и девушек, занимавшихся какими-то полудетскими делами — как будто вокруг не толпились орды нелюдей. У них было в достатке еды, газ и даже горячая вода. Тонны книг и видеокассет обеспечивали им досуг, а на складе беглецам удалось разжиться очень подходящей к здешнему климату одеждой. Теперь их, в числе прочих, защищали стальная ограда, окружавшая огромный двор здания, и батальон автоматчиков — здесь Инициатива имела теперь даже свои вооруженные силы. Популярность и влияние её в Манне быстро росли. Она стала практически независимой как в финансовом, так и в административном отношении. Теперь она осталась последней силой, противостоящей наступающему хаосу.
Хотя здесь жило около восьми тысяч молодых людей, в здании хватало пустующих комнат. Одну из них заняли Наури и Лэйит, вторую — он с Охэйо.
Лэйми широко зевнул. Казалось, что этот день длится уже всю его жизнь. Чувств в нем уже не осталось и усталость, незаметно подкравшись, навалилась на него. Он разделся и забрался в постель... а потом вдруг услышал стоны и возню совсем рядом — только руку протянуть, не будь стены. Он невольно улыбнулся. Лэйит и Наури утешали друг друга. Правильно это было или нет — но он чувствовал, как там, в темном огне страсти, сгорало что-то очень плохое. А потом он уснул и не увидел кошмаров.
Глава 4:
Сумрак отставших
1.
Яваун и Бхута быстро, бок о бок, шли по пустынной улице, освещенной синими фонарями — редкими и таинственно-тусклыми. Справа, за полосой древних, огромных деревьев, тянулся длинный темный фасад серого пятиэтажного дома. Слева шли темные дощатые заборы и низкие фасады бревенчатых одноэтажек. Под ногами поскрипывал нетронутый снег и, оглядываясь назад, юноша ёжился: любой, кто захочет их выследить, сможет сделать это без всякого труда.
— Долго ещё? — спросил он у Бхуты.
— Нет. Это здесь, — тот показал вперед, где, всего метрах в сорока от них, ажурные, бледно-голубые, высокие ворота вели в неосвещенный переулок. Яваун вовсе не хотел туда идти, но высота ворот — а также висевший на них замок внушали ему определенные надежды: возможно, твари ещё не успели забраться туда.
Бхута отпер ворота, и, пропустив его внутрь, запер их, загремев соединяющей створки цепью. От этого звука юношу передернуло. Переглянувшись, они нырнули в неосвещенный переулок, окруженный темными заборами и ржавыми железными крышами одноэтажных бревенчатых домишек. Несмотря на оставшиеся за спиной ворота страх юноши не ослабел — переулок, как оказалось, пересекался с другим, и, хотя там ворота, ведущие на улицу, были глухими и высокими — и так глубоко осели в землю, что их уже нельзя было открыть — другие, напротив них, ведущие к пожарному водоему, были низкими и ветхими, и через них легко можно было перелезть. Да и само это море ветхих древних домов, на краю которого островом-замком возвышалось их будущее пристанище, внушало ему опасения — многие из них зияли пустыми окнами и ему казалось, что там, в самой глубине, затаились новые жильцы, такие же неподвижные, как и сами дома.
Нырнув, наконец, в сумрачный двор, освещенный лишь едва тлеющим синеватым небом, Яваун понял, что их дом тоже выглядит не очень-то приглядно — побелка на его стенах почти облезла и они казались серо-желтыми — но эти стены были в аршин толщиной и сложены из крупного полнотелого кирпича. Двухэтажное, полувековой давности здание было на удивление прочным — наследие той эпохи, когда люди ещё не разучились строить. Узкие окна его первого этажа защищали решетки из дюймовой толщины квадратных прутьев, глубоко уходящих в стену. Но протянувшийся напротив дома длинный сарай внушал ему смутный страх — хотя в нем никого не могло быть, проверять это Яваун бы не взялся. Ещё меньше ему хотелось выходить в переулок, который они покинули — благодаря ажурным воротам, он просматривался сразу с двух улиц, из конца в конец.
Они вошли внутрь. Сделанная из крашеных гладкой синей эмалью досок лестница с балюстрадой обегала просторный, холодный колодец, освещенный единственной лампочкой под ведущим на чердак люком. Они поднялись на второй этаж, нырнули в темный коридор с призрачным квадратом единственного окна в торце. Бхута миновал пару массивных темных дверей, остановился у второй и начал отпирать левую.
— Здесь мы сможем для начала поесть, — сказал он.
2.
Часом позже они, зевая, сидели за заставленным едой большим столом. Перед ними стояли белые фарфоровые тарелки с золотыми прожилками, по две каждому, и по ложке из тусклого серебра с ажурными ручками. Сама оклеенная светло-зелеными обоями комната была низкой и длинной, заставленной старой темной мебелью. Люстра с пятью рожками в виде удлиненных бутонов рассеивала желтый тускловатый свет. Окно, как и вся выходившая на улицу стена, была затянута тяжелыми черными шторами, ведущая на кухню дверь плотно закрыта, как и двери, ведущие в спальню и в прихожую. Толстая и тяжелая дверь из темного дерева, ведущая из прихожей в коридор, была наглухо заперта — как и дверь, ведущая из коридора на лестницу, и дверь, ведущая с лестницы в тамбур, и двери, ведущие из тамбура в затененный громадными тополями двор, окруженный трехметровым деревянным забором. Ворота и калитка, ведущие в переулок, тоже были заперты на задвижки и висячие замки — и даже древние, с завитушками, ворота из черного железа, ведущие из переулка на улицу, тоже были закрыты на амбарный замок. Здесь было шестнадцать квартир, сейчас, кроме этой, пустых — ключи от всех замков дома массивной связкой лежали на столе. Глядя на них, Яваун, казалось, чувствовал весь надежный массив здания вокруг себя, пока не понял, что начинает дремать. В квартире царила абсолютная тишина и в ней он чувствовал себя довольно неуютно. Их план с аэростатом пошел ко всем чертям — они отстали от пришельцев и те улетели буквально у них из-под носа, а отыскать вход в Энти-Мелару, который, как Бхуте удалось узнать, был где-то в этом здании, им не удалось. Хорошо ещё, что он смог украсть ключи от него и здесь нашелся неплохой запас еды — но Яваун шкурой чувствовал, что история Одинокого Города подошла к концу и они упустили последний шанс избежать присутствовать при этом.
— Сколько времени? — опомнившись, спросил он.
Бхута вновь зевнул и встряхнул волосами, потом посмотрел на часы.
— Полпервого ночи. Рассветет не раньше восьми.
Яваун тоже зевнул. Он понимал, что им давно пора спать — но спать здесь, в чужом доме, ему не хотелось.
— Давай хоть на улицу посмотрим, — предложил он. — Тут балкон есть.
— А свет?
— Погасим.
Бхута снова зевнул, встал и подошел к шторе, взявшись за её край. Яваун подошел к выключателю и повернул его. В то же мгновение настал кромешный мрак, но он длился не более секунды — потом Бхута отбросил штору и в комнату проник слабый свет. Яваун подошел к нему, но мало что смог рассмотреть — стена была толстой, окно — низким, к тому же, балкон за ним был застеклен мелкими переплетами. Он взялся за узорчатую латунную ручку и с усилием повернул её. Она подалась неожиданно мягко и тяжелая белая дверь приоткрылась. Юноша открыл вторую дверь, потом они выскользнули на маленький, забитый хламом балкон — здесь было так тесно, что вдвоем они едва здесь поместились.
Улица под ними была темной. Наискосок, справа, всего метрах в трех, торчал старый фонарь системы Сирроля, с вертикальной цилиндрической колбой из толстого литого стекла под коническим зонтиком, но он был неисправен — его сердечник потрескивал и мерцал тусклым темно-фиолетовым светом. Напротив них, метрах в двадцати, тянулась длинная беленая стена тюрьмы, затянутая поверху сетями; за ней угрюмо темнели высокие старинные корпуса. Слева, метрах в пятидесяти, горел единственный синий фонарь, бросая мертвенный свет на пустой, занесенный снегом каток, огороженный низким забором. За ним вздымался облицованный белыми плитами фасад девятиэтажной жилой башни — свет падал лишь на нижние её этажи, тускло блестевшие темными окнами, остальное призрачно-бледным силуэтом уходило в мутно-темное небо. Ведущий во двор провал между башней и серой конторой тюрьмы казался по контрасту совершенно черным. В нем едва виднелись несколько деревьев и какие-то сооружения из труб на детской площадке. Яваун, не отрываясь, смотрел на них — казалось, что там, в темноте, что-то движется, но это была только игра воображения.
