— А что делать? — развел руками Рома. — Мне это тоже не нравится, но приходится терпеть. Можно, конечно, сходить на ту поляну и перейти во времена твоей молодости...
— Ну уж нет, увольте! — воскликнула Елена. — Думаешь, в прошлом была одна только сплошная романтика? Зря так думаешь. Романтики в прошлом было гораздо меньше, чем кажется, а грязи — гораздо больше. Лучше жить в ненастоящем раю, чем в натуральной навозной яме.
— А если так, то к чему тогда красивые жесты? — спросил Рома. — Глупо топить печь дровами, если можно включить обогреватель. Я бы еще понял, если бы ты страдала ностальгией по прошлому, но если нет...
— Знаешь, что самое хорошее в мечтах? — спросила Елена и сразу же сама себе ответила: — То, что они не сбываются. В этом доме я выстраиваю иллюзию... Даже не знаю, чего именно. Не то чтобы единения с природой, но... какой-то простоты, что ли... Тут ведь есть роботы, их не видно, но совсем обойтись без них я не могу, к хорошему быстро привыкаешь. Я понимаю, что пускаю пыль в глаза, и не только гостям, но и самой себе, но большее мне не по плечу, да и не нужно мне большего, я просто живу так, как живу. Мне приятно, что здесь повсюду не холодный пластик, а настоящее дерево, которое раньше было живым. Мне приятно, что тепло в моем доме рождается от настоящего живого огня. Я люблю представлять себя... девой-воительницей, что ли... — она смущенно хихикнула. — Хотя какая я дева...
— У тебя и в самом деле есть внучка? — спросил Рома. — Или это был глюк во время психотеста?
— Есть, — кивнула Елена. — У меня шесть детей — два сына и четыре дочери, внуков штук двадцать, правнуков, полагаю, где-то около трехсот... Большая родня, — она печально хихикнула. — Только я с ними не общаюсь.
— Совсем?
— Совсем.
— И давно?
— Больше ста лет. И не только с ними. Знаешь, Рома, почему я тебя вчера не выгнала? Думаешь, ты мне так понравился? Правильно, понравился, но знаешь, чем? Тем, что не испугался. Я давно уже никому не представляюсь настоящим именем, меня иногда узнают на улице, я мило улыбаюсь и говорю: "Что, и вправду похожа? Как интересно!", и все идет своим чередом, но если я соглашаюсь, что я — это я, тогда я перестаю чувствовать себя человеком. На меня смотрят или как на икону, или как на чудовище. А я не хочу быть чудовищем, я хочу быть нормальной женщиной, я и есть нормальная женщина, только никто в это не верит.
— Я верю, — сказал Рома и осторожно поцеловал ее в плечо. — Я знаю, о чем ты говоришь.
— Откуда?
— Вряд ли я смогу это объяснить. Ты любишь панк-музыку?
Елена состроила неопределенную гримасу:
— Иногда могу слушать под настроение.
— Значит, не любишь. Тебе никогда не казалось, что все вокруг — сплошная мразь, все плохо сделано, а окружают тебя одни только негодяи и свиньи? Не хотелось послать весь мир куда подальше, наплевать на все и замкнуться в себе? Или вообще пустить себе пулю в лоб? Знаешь, что такое ненависть ко всему миру?
— Знаю, — серьезно ответила Елена. — У меня такое бывало. Психиатры называют это "реактивный психоз". Он быстро проходит.
— Проходить-то проходит, — вздохнул Рома, — но след остается. Ты читала мое досье?
— Кто бы мне дал...
Рома вздохнул с облегчением.
Елена посмотрела на него со снисходительной улыбкой. Странное дело, ее улыбка не показалась Роме презрительной. Елена понимала его, она воспринимала его не как полусумасшедшего придурка с тараканами в голове, а как человека, почти равного себе. Рома подумал, что за свою долгую жизнь она успела побывать в таких передрягах, какие ему и не снились, и если он ей сейчас расскажет во всех подробностях то, что никогда никому не рассказывал, она просто улыбнется, обнимет его и скажет, что его заботы и тревоги — сущая ерунда по сравнению с...
— Накуролесил где-то под кайфом? — предположила Елена. — Надеюсь, не убил никого?
— Неважно.
Рома попытался произнести это слово небрежным тоном, но прозвучало оно резко и даже вызывающе. Елена не обиделась, она все поняла.
— Знал бы ты, сколько у меня в душе дерьма скопилось... — вздохнула она. — Нет, не бойся, исповедоваться не буду и тебя слушать тоже не буду. Это наша судьба — таскать с собой повсюду ведро помоев, которое называется "совесть". Хорошо, что у меня оно резиновое и никогда не переполняется.
— Хотел бы я знать, какое оно у меня, — пробормотал Рома.
— В церковь ходить не пробовал? — поинтересовалась Елена.
— Нет. Советуешь?
— Я не психиатр, чтобы советовать. Лично я пыталась, но ничего хорошего из этого не вышло. Чтобы религия успокаивала, надо верить в бога по-настоящему, это как во внутренних школах ушу — если ты занимаешься, чтобы нарастить физическую мощь, от занятий пользы не будет. Чтобы была польза, надо забыть о теле, думать только о силе духа и тогда через пару лет будет результат. Так и в религии, душевное спокойствие — просто побочный эффект.
— Побочный эффект чего?
— Истинной веры в бога. Знаешь, что такое истинная вера?
Рома скептически хмыкнул.
— Да я не о том! — воскликнула Елена. — Кому какое дело, в какой храм ты ходишь и какие молитвы читаешь? Истинность веры не в том, какую религию ты выбрал, а в другом. Когда ты веришь, чтобы лучше жилось — это не истинная вера. А когда ты живешь, чтобы лучше верилось — вот такая вера по-настоящему истинная. Чтобы религия успокаивала, прежде всего надо поверить, что перед лицом бога вся твоя жизнь и все твое счастье — сущая ерунда.
— Ага, — подхватил Рома. — Перестать ругаться матом, полдня проводить в молитвах...
— Не надо утрировать, — оборвала его Елена. — Внешние проявления несущественны, важно только то, что происходит в твоей душе. Если тебе так важны обряды, выбери религию, в которой они не напрягают. Буддизм, например.
— Если религию выбирать, разве можно поверить по-настоящему?
Елена улыбнулась.
— Ты все понял, — констатировала она. — Значит, духовный опиум не для тебя. Наркотики пробовал?
— Кто же их не пробовал?
— И как?
— Никак. Они мне неинтересны.
— То же самое будет и с религией.
— Тогда почему ты мне советуешь ходить в церковь? — удивился Рома.
— Извини, — сказала Елена. — Я думала о тебе хуже, чем ты заслуживаешь. Думала, ты веришь, что душевную грязь можно слить в подходящий унитаз и больше не вспоминать о ней и не задумываться. К сожалению, это получается не у всех, а у нас с тобой точно не получится. Вот и приходиться носить в себе чан с дерьмом и следить, чтобы он не расплескался. Ты ведь тоже надеваешь маску?
Рома по привычке хотел переспросить, о какой такой маске идет речь, но внезапно понял две вещи. Во-первых, разговаривая с Еленой, нельзя прятаться за привычным обликом циничного интеллектуала, плюющего на весь мир с высокой колокольни. Она понимает все, высказанное и не высказанное, она просто не показывает это, потому что изо всех сил старается не унижать Рому, не демонстрировать ему собственное превосходство. Одно только это говорит о ее внутренней силе гораздо больше, чем все остальное, вместе взятое. По-настоящему сильный человек не выпячивает свою силу, а прячет ее внутри, чтобы не распугивать близких.
Вторая вещь, которую понял Рома, касалась не Елены, а его самого. Рома понял, что его душевная маска, тщательно вылепленная много лет назад, не просто дала трещину, а окончательно рассыпалась в прах. Впервые за много лет он оставался самим собой, общаясь с другим человеком. Он подумал, что может раскрыться перед Еленой до самого конца, открыть ей все свои тайны, включая самые позорные, и она от него не отвернется, она его поймет. За двести лет на грани безумия она просто обязана была научиться понимать людей.
— На мне нет маски, — сказал Рома. — Я и сам не могу поверить, но ее больше нет. По крайней мере, сейчас, с тобой.
Елена улыбнулась и стала похожа на сытую и довольную кошку.
— Кажется, я готова произнести одну банальную фразу из трех слов, — сказала она.
Рома не удержался и сделал одно нецензурное предположение. Елена расхохоталась.
— Как ты только мог такое подумать? — задала она риторический вопрос.
И добавила:
— Милый.
— Давай пока не будем произносить банальные фразы, — предложил Рома. — Эти слова мы всегда успеем произнести. Дело ведь не в словах.
— Это точно, — согласилась Елена. — Дело не в словах.
9.
Прибыв на секретный объект, Гвидон и Стас отметили пропуска у дежурного, а затем Стас потащил Гвидона в столовую.
Когда они пришли, выяснилось, что идея была не слишком хорошей — время обеда уже закончилось и столовая закрылась. К счастью, буфет рядом со столовой еще работал. Полноценной еды там не было, но кофе и пицца в ассортименте присутствовали.
К большому удивлению Гвидона, в буфете продавались алкогольные напитки и некоторые люди покупали их в середине рабочего дня.
— Разве у вас не запрещено употреблять алкоголь на работе? — спросил Гвидон.
— У нас все разрешено и одновременно запрещено, — буркнул Стас. — Бардак у нас, если ты еще не понял.
— Бардак у всех бывает. У нас раздолбайства не меньше вашего.
Некоторое время Гвидон и Стас молча жевали пиццу. Гвидон был разочарован — он ожидал, что натуральная пицца будет намного вкуснее. Выходит, реклама не обманывала — синтетика действительно ничем не хуже, чем натуральные продукты.
— Какая будет дальнейшая программа? — спросил Гвидон, когда от пиццы на его тарелке остался только небольшой кусок. — Ты вроде говорил, меня где-то здесь поселят?
— Ага, — кивнул Стас. — Тут на территории есть что-то вроде гостиницы. Пятизвездочного сервиса не жди, но в целом вполне прилично.
— А что, — спросил Гвидон, — твое начальство долго еще собирается меня расспрашивать?
Стас пожал плечами.
— Не знаю, — сказал он. — Может, и долго. Кстати, а в чем цель твоей миссии? Передать спецслужбам компьютер с информацией и... что?
— На этом моя миссия исчерпывается. Собственно, она уже выполнена, я думал, мы еще немножко поговорим и я поеду обратно. А еще лучше, если меня довезут.
— Довезут обязательно, — сказал Стас, — можешь не сомневаться. А вот отпустить сразу не отпустят. Силой удерживать не будут, но лучше, чтобы ты здесь несколько дней покантовался. К тебе вопросы есть.
— Какие?
— Самые разные. Первый и самый простой — насчет твоей пушки.
— Какой пушки? — не понял Гвидон.
— Ну, бластера этого. Наши ребята-оружейники на него бегло взглянули, но стрелять без тебя не решились. Это правда, что его пуля железную дверь в пыль разносит?
Гвидон улыбнулся. Забавно наблюдать, как слухи, распространяясь, обретают совершенно фантастические очертания.
— Нет, — сказал Гвидон, — железную дверь его пуля в пыль не разнесет. При разрушении пули возникает миниатюрная шаровая молния, которая вызывает взрыв. Но металл всасывает электричество беспрепятственно и если попасть электрической пулей в металл, взрыва не будет, просто мишень сильно нагреется.
— Насколько сильно?
— Зависит от размеров мишени и мощности выстрела. Если дверь не слишком массивная, а мощность выстрела минимальная, то градусов на пятьдесят.
— А если мощность максимальная?
— Тогда градусов на пятьсот. В режимах высокой мощности надо очень осторожно стрелять, чтобы не попасть самому под собственный выстрел. Пуля, напитанная до предела, взрывается примерно как ручная граната из вашего времени.
— Понятно, — сказал Стас. — А пулеметы с такими пулями у вас есть?
— У нас все пулеметы такие. Но это чисто боевое оружие, его разрешено носить только в зоне боевых действий.
— Это само собой разумеется, — кивнул Стас. — А что у вас вообще нового появилось в военной области? Оружие, тактика...
— Разве в ноутбуке нет этой информации? — удивился Гвидон.
— А я-то откуда знаю, есть она там или нет? Твой ноутбук еще дня три будет по начальству ходить из рук в руки.
— Разве его еще не поставили на скачку?
— На что?
— Ну, информацию из него выкачивать. В этот ноутбук заложена специальная программа, она сразу после включения компьютера предлагает начать процесс. Там еще вделан специальный переходник под сетевой кабель вашего времени. Надо просто включить ноутбук в сеть как обычный компьютер и запустить копирование. На быстродействии системы копирование не скажется — у вас сети слишком медленные, чтобы процессор тормозить.
— А у винчестера какой там объем? — спросил Стас.
— У чего?
— Ну, у жесткого диска.
— Нет там никакого диска. Ты имеешь ввиду внешнюю память?
— Да.
— Не знаю. Сколько-то миллионов терабайт. Да какая разница? Вся информация уже структурирована, первый блок весит всего шесть гигабайт, там в основном текст, есть еще второй блок и третий, они гораздо больше. Москомп специально все так сгруппировал, чтобы самые важные данные можно было скачать сразу, а все остальное — сливать медленно и не торопясь.
— Москомп? — переспросил Стас. — Тот самый умный компьютер?
— Тот самый. Ты, вообще-то, зря меня об этом спрашиваешь. Лучше почитай информацию, которую я принес, там все написано.
— А ты сам читал, что принес?
— Не читал. Но москомп врать не будет, он вообще врать не умеет.
— Расскажи-ка об этом подробнее, — попросил Стас. — Я фантастики много прочел и во всех книгах, где появляется искусственный интеллект, он сразу начинает всех порабощать.
— Ерунда, — заявил Гвидон. — Никого он не порабощал и даже не пытался. Искусственный интеллект по сути своей — обычный компьютер, только с расширенными возможностями. Интеллектуальный компьютер тоже можно программировать и если в нем что-то явно запрограммировано, это что-то он не может обойти никак. Во все интеллектуальные компьютеры закладываются специальные блокировки, чтобы компьютер подчинялся человеку. Каким бы интеллектуальным компьютер ни был, выйти из-под контроля он все равно не может.
— А если в программе будет ошибка...
— Ошибки везде бывают. Но пока еще не было ни одного случая, чтобы компьютер сознательно причинил человеку вред. Ты пойми, компьютеры — не монстры, у них нет тяги к насилию. Даже если блокировки не сработают, сам по себе компьютер не станет вредить людям, он просто не захочет. А если вдруг захочет, то не успеет, потому что компьютеры не умеют скрывать свои мысли. Они как дети, их личности развиваются медленнее, чем человеческие, считается, что полный цикл взросления компьютера занимает тысячу лет.
— А в двадцать шестом веке как? — спросил Стас. — Там компьютеры такие же тупые?
— Не знаю, — сказал Гвидон, — я там не был. Не тупые — это точно, они даже у нас не тупые, компьютер соображает намного быстрее человека, у него больше памяти, причем не вся память ассоциативная, есть еще память прямого доступа, она быстрее и надежнее. Компьютеры не тупые, они просто инфантильные.
— Понятно, — промычал Стас, хотя ясно было, что понятно ему далеко не все. — Значит, советуешь прочитать то, что ты притащил, и только после этого приставать к тебе с расспросами?
