Синдикат (Город Тьмы 2, главы 1-24)

Фирсов прочистил горло и покосился на висячий камин, который по-прежнему источал ровный запах ароматных щепок.

— В некой перспективе нам виделся заход на Секретную Теорему.

— Секретной Теоремы не существует, — сказал Копыльский с таким выражением, будто напоминал ребенку о необходимости чистить зубы перед сном. — Это миф программистов и графов.

— Возможно, возможно, — скупо ухмыльнулся Фирсов. — А теперь давай немного подумаем. Математика это не физика, абсолютно запрещенных вещей в ней нет. И шифрование на открытых ключах, так или иначе, сводится к задаче разложения числа на простые множители. А, следовательно, ее можно привести к некоему алгоритму, который сделает шифры нестойкими.

— Точнее шифры, где длина ключа не превышает длину сообщения, — уточнил Копыльский.

— Да, эти можно сломать лишь тупым перебором. Но такие шифры неудобны в практике, поэтому везде используют инфраструктуру открытых ассиметричных ключей.

— В принципе да, теория не запрещает, — Копыльский улыбнулся одной половиной рта, вторая осталась недвижима, как отлитая из бронзы. — Практически же раньше ураган пронесется через свалку и соберет из хлама новенький самолет.

— Все верно, — опять ухмыльнулся Фирсов. — Но только если у тебя нет машины, которая перерабатывает любые массивы информации, упорядочивая хаос до системы прогнозируемых и управляемых структур.

Копыльский открыл, было, рот, и закрыл его, словно щелкнул челюстью капкана. Белесые брови сошлись воедино, через лоб побежала глубокая морщина. 'Флибустьер' крепко задумался.

— И вы смогли? — наконец спросил он.

— Нет, — признался Фирсов. — Я же сказал, в перспективе... Проект все время спотыкался на проблеме коммуникации. 'Тиамат' давала отличные результаты, но только если понимала, что именно желает оператор. А объяснить получалось, дай бог, один раз из десяти, к тому же электрическая мартышка постоянно выдавала не то, что нужно, а то, что считала нужным. Но уж если получалось...

Бюрократ мечтательно прищурился, лишь на мгновение, однако с неприкрытым удовольствием, как ребенок, вспоминающий первое в жизни мороженое.

— 'Тиамат' — не спросил, а скорее отметил Копыльский. — Ну да, логика есть... [5]

— Одни и те же книги в детстве читали, — кивнул Фирсов [6]

Кибернетики промолчали, может, поняли отсылку, а может дружно решили не вмешиваться в повествование, уточнив после.

— Интересно, — сказал Копыльский.

Он, наконец, снял очки, потер нос, закрыв глаза. Скорее всего, этим жестом 'мудрец' обеспечил себе паузу для раздумий, но выглядел коммерсант действительно уставшим.

— Скажем так, — продолжил он. — Нельзя сказать, что я не видел разводок эффектнее и увлекательнее. Фантазия людская не имеет границ, что бы там этот... Макс... ни думал. Но таковых разводок было мало. Очень мало.

— Понимаю, — Фирсов даже не стал спорить. — Дальше?

— Давай.

Копыльский надел очки, тщательно поправил их, добиваясь идеально ровного положения на лице, и приготовился слушать продолжение, точнее уже финал истории.

Итак, Фирсовы убрали дамоклов меч, повисший над головами, сосредоточились на 'Тиамат' и, наконец, получили наглядный результат, а вместе с ним и кратный рост бюджета. 'ГосСтат', официально заявленный как еще один третьестепенный проект по упорядочиванию внутрикорпоративной отчетности, тихонько развивался, глотая миллион за миллионом. Полезный выход экспериментов был, увы, ниже чаяний, но уже позволял с уверенностью рапортовать о коммерческих перспективах. Более того, в логике бюрократических игрищ отсутствие феерических результатов 'вотпрямщаззз!' было предпочтительнее, потому что гарантировало исполнителям долгие годы спокойной, обеспеченной жизни. Все шло прекрасно и становилось лучше с каждым днем. А затем дядя и племянник потеряли чувство меры, решив залезть в другие направления.

Поначалу все опять-таки шло хорошо, родственники к тому времени наработали большой опыт, досконально изучили внутреннюю кухню 'Правителя' и успешно проворачивали дела. В тринадцатом году фарт, наконец, закончился, и организованная младшим Фирсовым деловая комбинация вместо дохода принесла конфликт с 'Союзпочтой', который быстро перерос в настоящую войну трестов. Дядя привычно выступил в качестве громоотвода, приняв вину на себя, но в этом случае проверенная схема дала сбой. Выведенный из-под удара племянник уже видел себя в правлении треста, а со временем, быть может, и директором. А потому не стал, как прежде, тратить административный вес на обратную помощь. Так начался долгий и неостановимый путь старшего Фирсова под откос трестовой карьеры. Каковой путь Бес и Кадьяк столь впечатляюще оборвали, с ноги опрокинув доску, на которой годами выставлялись фигуры.

— Теперь дай подумать, — сказал Копыльский и действительно задумался или изобразил задумчивость, положив локти на стол, а подбородок на сложенные домиком пальцы.

Фирсов откинулся на спинку ажурного стула, забарабанил пальцами по сверкающему металлу. Кадьяк сохранил неподвижность статуи. Бес опять подошел к прозрачной стене и попробовал снова угадать, стекло это или невероятной четкости проекция.

— Проекция, — сказал Копыльский, будто имел глаза на затылке и читал мысли.

— Ага, — согласился Постников, чувствуя себя как последний дурак.

'Флибустьер' думал минут пять, затем черкнул что-то в магнитном блокноте, поменял местами пару листов.

— Для начала это все, разумеется, надо будет проверить.

— Непросто получится, — предупредил Фирсов. — Мы подчищали все наглухо.

— Числа не горят, — отмахнулся 'флибустьер'. — Все оставляет следы, надо лишь смотреть внимательнее и знать, куда смотреть. Прежде чем продолжим, два вопроса.

— Слушаю.

— Первое, почему зная такой секрет, ты сидел на домашнем аресте. Почему не пытался бежать или толкнуть его на сторону, чтобы тебя вытащили конкуренты 'Правителя'?

— Меня хорошо охраняли, — скривился Фирсов. — А то, что он... — бюрократ качнул подбородком в сторону Постникова. — Ко мне прорвался...

— Витя, — второй раз в голосе Копыльского проявилось нечто нормальное, человеческое. — Не надо, а?..

Фирсов тяжело вздохнул, потер ладони, будто не знал, куда сложить бесполезные руки.

— Я... — он снова помедлил и вздохнул. — Я потерялся.

— Потерялся? — брови Копыльского поднялись домиком.

— Себя потерял, — Фирсов глядел в сторону, словно рассчитывая увидеть нечто полезное на гладком полу.

— Представь себе... что ты много лет делаешь одно и то же, самое важное, самое главное в твоей жизни.

— Легко могу представить. Этим я занимаюсь каждый день.

Фирсов сделал вид, что не услышал едкий выпад.

— А потом все заканчивается. Сразу. И человек, единственный, которому ты верил безоглядно, засаживает тебе с размаху шипастую еболду макси-размера. Так, что геморрой через глотку вылетает.

Бес не знал, что такое 'еболда', но судя по сдавленному хрюканью Кадьяка, это была очень смешная штука. У Копыльского чуть шевельнулись кончики ушей, словно принимая на себя подавленную улыбку.

— Жизнь как-то... закончилась. Бесславно, бесполезно. И глупо. Так что можно сказать, я опустил руки и решил, что пора заканчивать, — прямо и откровенно закончил Фирсов.

— Ясно. Второй вопрос примыкает к предыдущему. Что изменилось?

Копыльский демонстративно измерил взглядом товарища и бывшего коллегу.

— А я на него посмотрел, — Фирсов, не оглядываясь, указал в сторону Постникова.

— И?..

— Очень живучая скотина, — честно признал трестовик. — Не горит, не тонет, цепляется за жизнь зубами и ногтями. Я лично пытался его убить, своими руками.

— Да? — Копыльский явно удивился. — И как?

— Электромагнитной миной. В самолете на высоте нескольких километров.

'Мудрец' взглянул на Постникова уже прямо, и в глазах за простыми стеклами очков появился отблеск настоящего, неподдельного любопытства.

— Расскажете потом, — сказал Копыльский.

— Обязательно. И он даже после этого не сдох.

— А какая связь между?.. — 'флибустьер' соединил кончики указательных пальцев и оставил намеренную паузу.

— Ну, классика же, — фыркнул трестовик. — Смотришь на африканского негритенка, у которого в десять лет живот прилип к спине от голода и ожерелье из человеческих рук на шее. Смотришь и думаешь, а так ли у тебя на самом деле все плохо?

— Прикладной психоанализ, — скупо улыбнулся Копыльский.

— Да, где-то так. Я посмотрел на этот мешок с гайками, который помолотило так, что можно сразу кабуки на тысячу серий делать. И подумал, а ведь по сравнению с ним за меня жизнь, считай, вообще не бралась.

'Вообще-то я тебя в ум привел! Мясная туша' — очень хотелось сказать Бесу, но кибернетик решил, что не стоит усложнять и без того непростые переговоры разбродом среди махинаторов.

— Что ж, принимается, — кивнул 'флибустьер' после недолгого раздумья. — Но сейчас мы подходим к самому интересному и важному. Допустим, все сказанное тобой верно...

Бес почувствовал сюрреалистическое чувство, что слушает не человека, а робота, настолько правильной, механически точной была речь Копыльского. Речь того, кто десятилетиями развивал риторику в словесных баталиях, где не прощаются ошибки.

— ... Насколько я понимаю, ты не готов скинуть адрес, где лежат опечатанные контейнеры с каталогизированной информацией и чертежами по 'ГосСтату'?

— Нет, ну адрес то хоть сейчас. Москва, штаб-квартира 'Правителя', минус тридцать второй этаж, рядом с третьим сборочным цехом проекта.

— Тогда что ты можешь предложить?

— У меня нет ни проекта, ни доступа к рабочим материалам, — признал Фирсов. — Но кое-что имеется. Не фонтан, но для продать по хорошей цене — хватит.

— Мне это уже не нравится, — кислая мина снова отразилась на лице Копыльского.

— Зришь в корень, — опять ухмыльнулся вернувший вкус к жизни Фирсов. — Потому что здесь нам понадобится некоторое искусство. И немного агрессивного арбитража.

Копыльский аккуратно протер очки оптической салфеткой, посмотрел на собеседника через линзы, держа их как лупу, на отлете.

— Ну ладно, — сдался Фирсов. — Понадобится много агрессивного арбитража.

— Все-таки полетим в Бомбей, — шепнул Постникову Кадьяк, и Бес кивнул, соглашаясь.

_________________________

[5 Тиамат — в аккадской мифологии хтоническое божество, персонификация первозданной стихии, воплощение мирового хаоса.

[6] Какую книгу читали 'флибустьеры' неизвестно, а в нашей версии это определенно была бы 'Глиняные книги' Липина и Белова, издание 1952 года с редакцией и предисловием Струве.

Глава 16

Забавно, подумал Бес. В Москве сейчас около десяти градусов, на Дальнем Востоке еще хуже, а здесь немного за тридцать по Цельсию. Красота, да и только! Нет, жить следует в теплых краях, безусловно.

Бес поглядел в окно и увидел там все то же, что и вчера — серо-коричневые ряды тридцатиэтажек, похожие на 'человейники' Юго-Восточной Азии, особенно гонконгские, только страшнее и грязнее. Многие были забраны в строительные леса из палок и мусора, будто все еще находились в процессе возведения. Буквально под окнами дома, в котором сняли жилье 'флибустьеры', начиналась транспортная развязка, превращенная поначалу в автостоянку, а теперь в ночлежку и по совместительству склад местного криминалитета. Длинная трехэтажная 'кишка' едва ли не упиралась в стену и загибалась спуском в подземную часть. Немногочисленные машины, что нашли здесь вечное пристанище, проржавели до такой степени, что их даже на металл не получалось сдать, не говоря о разборе на запчасти. Снаружи, как почти все в бедных районах Бомбея, постройка имела устойчивый серо-коричнево-зеленый цвет, словно ее обмазывали заплесневелыми нечистотами. Бес порадовался, что сквозь герметичное окно не проникнет даже отдельная молекула запаха.

Постников неторопливо перешел на другую сторону арендованной 'мудрецами' квартиры, отметив по пути, что Нах продолжает колдовать у кухонного комбайна. Отсюда можно было полюбоваться на побережье рукотворного залива с выходом в Аравийское море и штаб-квартиру German Paragon Broadcasting, возведенную на искусственном же острове. Огромный комплекс, похожий на четырехъярусный поднос для устриц, поднимался к небесам на полкилометра, ослепляя сиянием зеркальных куполов. Говаривали, что полный штат чистильщиков зеркальных стен включает пару сотен человек, и 'Парагон' принципиально не пользуется автоматиками, исключительно ручной труд.

От длинного языка пристани отходил трансокеанский грузовоз, больше всего похожий на зубило со скошенным по направлению к воде носом и пятью мачтами. Вокруг блямбы 'Парагона' в кажущемся беспорядке были рассеяны острова поменьше, вплоть до бетонных столбов площадью в сотню квадратных метров, сдаваемых в аренду под застройку. Как правило, на клочках искусственной суши, выведенной из национальной юрисдикции, возводили склады долгосрочного хранения, консервационные базы и более-менее значимые лаборатории. Получалось умеренно дешево и довольно-таки безопасно — присмотр со стороны безопасности 'Paragon Broadcasting' входил в условия аренды.

Постников решил, что отсюда вид намного лучше, чем на другой стороне дома, и закрыл глаза, вдыхая струящийся по квартире аромат жареного мяса. Еще кибернетик подумал, что много он видел 'социальных контрастов', однако нигде и никогда не встречал большего ада, чем в Индии, мировом заповеднике для трестов. Гигаполис Бомбей, насчитывающий лишь официально не менее ста миллионов жителей (а неофициально раза в полтора больше, как минимум) был вообще лишен полутонов и каких-то 'средних' качеств. Здесь правили бал демонстративное, вызывающее, безумное богатство и не менее вызывающая, дикая по любым меркам нищета. С очень явной и опять-таки демонстративной границей меж двух миров. По одну сторону можно было заказать бифштекс из клонированного рибая Амитабха Батчана. По другую нередко консервировали настоящих людей, просто потому что это самое дешевое мясо. В грязной подвальной лаборатории у нищих селян вырезали глаза для дешевой трансплантации, а десятком этажей выше ювелиры делали стильные очки из настоящих изумрудов в двадцатикаратной золотой оправе с бриллиантами.

Интересно, как все-таки удалось поломать кастовую систему и религиозные условности хотя бы в пределах гигаполиса?.. Кибернетик поймал себя на том, что надо бы готовиться к очередной серьезной беседе, а в голову лезет какая-то философская хрень. Нет, ну, правда, как получилось обратить богобоязненных лентяев в армию 'экономических животных'?.. Величайший этико-социальный эксперимент на планете, куда там большевикам.

За спиной Эль Мохито, штатный программист 'флибустьеров' с жаром и экспрессией расписывал Кадьяку трудности практического взлома корпоративной сети. Как ни удивительно, наемник с интересом слушал графа.

— 'Дорого', 'дорого'! — толстенький ломщик, судя по голосу, энергично взмахивал руками. — Конечно, дорого! Чтобы просочиться через 'замочную скважину' нужна, строго говоря, лишь одна рабочая станция. Ну, две, чтобы другая была в резерве и тянула второзадачность. А ставить приходится четыре суммарно! Одна основная, одна в горячем режиме на подхвате, еще две на всякий случай, если все пойдет очень-очень плохо.