Ромашка застонала, заново переживая тот ужас, когда увидела безжизненные глаза своей подруги. После этого все уже казалось не таким страшным. Полиция, допрос, психушка, снова Мирослав, подземное хранилище, директор музея, Артур, Алек, параплан, полет... Черная громада города за спиной.
Ромашка открыла глаза. Разноцветные пятна поплыли перед нею, постепенно обретая очертания. Девушка встала, пошатнулась, и почувствовала, что старец неожиданно крепко держит ее за руку. Еще не пришедшая в себя Ромашка с трудом повернула голову, увидела вскочивших на ноги Тура и Мирослава и побрела к ним. Кто-то помог ей опуститься на траву — Ромашка не заметила, кто именно. Маленький Димка смотрел на нее с уважением, несомненно думая, что сам обязательно пройдет все те же испытания куда легче и не испугается, как и положено мужчине. Но когда мальчика попросили рассказать о своем городе, Димка обнаружил, что не может найти красивых и правильных слов.
— Мой город стоит на берегу моря, — начал Димка. — У нас есть завод... два больших завода. Один на берегу, другой дальше, в той стороне, где вокзал. А еще один завод прямо в море, но я его не видел.
Мальчик беспокойно оглянулся на Тура, сглотнул.
— Там, в городе, осталась моя семья, — сказал он. — Мама, папа, две сестры старшие, одна маленькая, дядька, тети две и бабушка. — Димка поднял взгляд на старейшего, и тут же опустил глаза.
— Не трогайте наш город, — Димка смотрел в землю и говорил негромко, но тем, кто стоял далеко от центра площади, передавали его слова те, кто находился ближе. — Там моя семья, друзья, соседи. Они все хорошие люди, хотя и бедные. И ничего плохого не делают. Пожалуйста, не трогайте наш город.
Его воспоминания смотреть не стали. Димка в душе возмутился тем, что его не подвергли испытанию, через которое прошли и Тур, и Мирослав, и даже Ромашка, но, конечно же, вслух ничего такого не сказал. Мальчик только очень надеялся, что Совет Старейшин его услышал. Присев рядом с Туром, Димка тихо спросил:
— Они мне поверили? Они не будут трогать наш город?
— Твою семью, друзей и вообще простых людей они не тронут, — сказал Тур. — Я уверен.
И Димка сразу ему поверил.
Члены Совета совещались недолго, без слов обмениваясь мыслями и мнениями, после этого было оглашено решение: Совет вновь соберется тогда, когда в Родень прибудет последний из добровольцев, который буквально вот-вот смог вырваться из города. Мудрецы удалились, люди прибрали скамьи и наконец-то поприветствовали как следует четверых земляков, вернувшихся после долгого отсутствия. Многие люди знали Тура и Мирослава: им жали руки, обнимали, хлопали по плечам. Ромашка с Димкой пока были чужими, незнакомыми людьми, но и их не обошли участием, сердечно благодарили за помощь чужакам в городе.
В Вестовое возвращались без спешки. Ромашка слышала, как Тур что-то рассказывал Димке, но не вслушивалась. Вспоминать оказалось слишком больно, и девушка до сих пор не полностью пришла в себя.
— Как ты себя чувствуешь, Ромашка? — участливо спросил ее Мирослав.
Девушке захотелось закрыть глаза, откинуться назад, прижаться к нему всем телом и забыть обо всем хотя бы ненадолго — на несколько минут, почувствовать спокойствие и умиротворение от того, что он, Мирослав, рядом, но... Но сейчас ему верно и самому было ох как нелегко.
— Все в порядке, — ответила девушка.
Весь оставшийся путь Мирослав молчал, и Ромашка не решалась оглянуться и посмотреть ему в глаза.
Мерно стуча копытами, лошади подошли к гостевому дому. Мирослав помог Ромашке спрыгнуть на землю и передал поводья мальчишке, поджидавшему путников у крыльца. Затем вчетвером они вышли на дорогу. Ромашка заметила, что Тур с Димкой приотстали, только когда Мирослав заговорил.
— Пойдешь ко мне жить, — сказал он, задумчиво глядя туда, где верхушки леса доставали небо. Солнце уже коснулось раскаленным краем горных вершин, и в долину вползали серые сумерки. — Будешь сестрой мне, Ромашка. Родители возражать не станут. Они — люди хорошие, тебе обязательно понравятся.
Одно долгое мгновение Ромашка колебалась — почему-то вдруг показалось, что, отказавшись, она совершит предательство.
— Я не могу, — тихо сказала она наконец.
Мирослав остановился и повернулся к ней. Теперь Ромашка видела его светлые глаза и чуть нахмуренные брови.
— Я не могу быть твоей сестрой, — сказала девушка, едва подбирая слова. — Я пойду жить к Туру. Вместе с Димкой.
В глазах его сначала отразилось недоверие, потом удивление, такое безграничное, что девушке стало ясно — он этого не ожидал. Никак не ожидал.
— Как же, Ромашка, и ты?.. — Мирослав долго смотрел на нее, а потом повернулся и медленно пошел по дороге.
Тур неслышно подошел сзади.
— Ты сказала ему? — спросил он, глядя вслед удаляющейся светлой фигуре.
— Сказала, — вздохнула Ромашка.
— Что сказала?
— Что буду твоей сестрой.
— А что еще сказала?
— Ничего...
— Ничего? — Тур внимательно посмотрел на Ромашку. — Ну так я его догоню пойду и все объясню!
— Что объяснишь? — испугалась Ромашка.
— Ну... Скажу все как есть.
Ромашка представила себе, как Тур будет объяснять Мирославу, отчего она отказалась быть его сестрой, и почувствовала, что у нее начинает кружиться голова.
— Не надо, — попросила она. — Пожалуйста, Тур, не надо!
Ромашка не знала, что подумает о ней Мирослав, если узнает, что ее, горожанку, угораздило в него влюбиться, да еще и питать при этом какие-то надежды — не зря ведь сестрой стать не захотела. И девушке было страшно. Она, конечно, понимала, что Мирослав не станет над ней смеяться — не такой он человек, но все равно неловко.
— Ну, хорошо, — согласился Тур. — Он человек умный, рассудительный, подумает немного — сам все поймет. Дадим ему денек-другой поразмышлять.
Ромашка кивнула.
— Но потом я с ним все равно поговорю! — заключил Тур.
Глава 17
Мать Тура оказалась женщиной доброй и приветливой, и едва ее новые дети переступили порог, принялась хлопотать вокруг них, одежду чистую дала да отправила мыться, потом, умытых и одетых в новое, усадила за стол.
— Ох и худенькие, заморенные, — удивлялась она. — Словно вас неделями не кормили!
Она не просила называть ее матерью, знала, верно, и про то, что у Димки в приморском городе осталась семья, и про то, что нелегко это будет сделать Ромашке.
— Тетушкой Званой можете звать, все друзья Тура так меня зовут.
Ромашка поначалу чувствовала себя словно не в своей тарелке: мать Тура она видела впервые, а женщина уже так искренне о ней заботится, переживает, все поглядывает, чтоб Ромашка ела как следует, да успевает и ей, и Димке слово доброе сказать... Непривычно ведь. Но вскоре Ромашка успокоилась. Наверное, Тур пошел характером в мать — эта уже немолодая, но очень активная и жизнерадостная женщина с первого взгляда вызывала искреннюю симпатию, и Ромашка с Димкой уже не стеснялись ее, чувствовали себя почти как дома. А Ромашка даже лучше, чем дома, потому что в городе последний год жила совершенно одна. Единственная мысль омрачала радость Ромашки — мысль о том, что Мирослава так расстроил ее отказ. "Я поговорю с ним, — решила для себя Ромашка, — вот наберусь смелости — и обязательно поговорю. Объясню, почему не могу быть ему сестрой. А может, и объяснять ничего не придется? Может, сам поймет?"
С этой мыслью Ромашка улеглась на свежую постель в небольшой комнатке с окошком и уснула.
Сегодня им дали отоспаться, и хотя в поселке все привыкли вставать с восходом солнца, Ромашку с Димкой не будили. Девушка проснулась сама, потянулась и села на постели, собираясь с мыслями. На стульчике у кровати лежало аккуратно сложенное платье, а на спинке висел плетеный поясок. Вчера уставшая и измученная, Ромашка не успела присмотреться к тому, что ей дали надеть. Теперь же она оделась и принялась разглядывать ярко-красный узор вышивки на подоле, вороте и рукавах, потом повязала пояс, украшенный на концах резными деревянными бусинами. Зеркала в комнате не было, и Ромашка вышла в горницу. Идти в длинном платье было совсем непривычно — в городе Ромашка ходила только в коротком, а чаще даже в брюках, и вот теперь чувствовала себя почти сказочной принцессой — длинные платья ассоциировались у девушки именно с принцессами.
На стене меж двух окон с легкими занавесками висело зеркало, достаточно большое, чтобы Ромашка смогла оглядеть себя с ног до головы. Отражение смотрело на нее удивленными глазами цвета пасмурного неба. Ромашка видела себя, одетую в платье, босую и простоволосую, и казалась сама себе незнакомкой, но довольно симпатичной. Ромашка улыбнулась и завертелась, а потом испуганно обернулась, услышав шаги за спиной.
Фигура стоящего в дверях Тура показалась девушке куда внушительней, чем обычно. В полотняных штанах и вышитой рубахе с широкими рукавами он выглядел и вовсе огромным, но одновременно таким уютным и домашним, что девушка радостно улыбнулась в ответ на его улыбку.
Тур отошел, пропуская в дом мать. Ромашка замешкалась, но все же успела сказать "Доброе утро", прежде чем тетушка Звана поинтересовалась, хорошо ли Ромашка спала. В это время из ведущей в комнату двери выглянул сонный Димка. Мальчик еще, кажется, не совсем проснулся, и тер кулачком глаза, пытаясь одновременно оглядеться. Он надел чистые штаны, такие же, как у его нового старшего брата, но вышитую сорочку оставил лежать на стульчике.
— Иди на двор, умойся, — сказал ему Тур. Димка кивнул и пошел к двери, да проходя мимо Ромашки, удивленно остановился и посмотрел на девушку, не сразу ее узнав.
Девушка собиралась помочь хозяйке накрыть на стол, но пока Ромашка умывалась, мать Тура уже управилась сама и пригласила Ромашку с Димкой завтракать.
— Ох и заморенные, — снова сокрушалась тетушка Звана.
После Туру было велено показать новичкам поселок, рассказать, что, где и как. Выйдя во двор, Ромашка задумчиво пробормотала:
— Странно. Никогда бы не подумала, что меня можно счесть худышкой. В городе меня считали полненькой и даже толстой.
Услышав это, Тур удивленно выпучил на нее глаза, а потом вдруг захохотал.
— Ты матери моей этого только не говори, — посоветовал он. — Моя сестра старшая считалась до замужества первой невестой у нас, в Вестовом, а она одна как две тебя.
Солнце уже стояло высоко, и перед Ромашкой раскинулась живописная картина летнего пейзажа. Поселок зеленел садами, среди листвы розоватыми бочками светились яблоки, желтели груши. На грядках у дома выглядывали из-под темных листьев яркие помидоры, белела капуста. И повсюду, повсюду сновала какая-то живность: собаки задорно виляли хвостами, грациозно прохаживались самостоятельные кошки, квохтали куры, переваливались, гоготали и шипели круглобокие гуси. А за поселком, на зеленом лугу, виднелись черными точками пасущиеся коровы.
Дом Тура располагался на пригорке, и от него шел легкий уклон к востоку, где в низине сияла под солнцем широким разливом река Родна. Там, у самой реки, стоял добротный деревянный дом с резными ставенками и крылечком, возле дома двое мужчин, раздевшись по пояс, кололи дрова. Издалека они казались приблизительного одного возраста, но Ромашка вскоре разглядела, что это отец и сын. Просто у отца волосы были красивые, светло русые, медовыми огоньками золотившиеся под солнцем, сын же почти совсем седой. Словно почувствовав взгляд Ромашки, он обернулся. Несомненно, он очень хорошо видел девушку, и некоторое время просто смотрел на нее, потом снова принялся колоть дрова. Ромашка же продолжала следить за его движениями до тех пор, пока, опомнившись, не поспешила вслед за Туром, вместе с Димкой поджидавшим ее неподалеку.
Улицу, по которой они шли, собственно и улицей-то нельзя было назвать, особенно в сравнении с зажатыми в бетон асфальтированными мостовыми, к которым привыкла Ромашка. Вдоль дороги дома стояли не ровными рядами, а как кому нравилось — кто чуть дальше поставит, кто чуть ближе. От дороги одни тропинки спускались вниз, к речке, другие поднимались выше и уходили в горы. Люди в повседневной одежде казались Ромашке одетыми, словно на праздник, а все потому, что на светлых рубахах, блузах, сорочках и платьях, украшая по-простому скроенный наряд, пестрели вышивки, в большинстве своем красные, но иногда к основному цвету добавлялись другие. Тур говорил, что когда-нибудь она, Ромашка, научится эти вышивки "читать", понимать, что значит тот или иной узор, но пока что девушка была очень далека от такого понимания и просто любовалась.
Они прошли улицей вдоль села и спустились к реке там, где через Родну был наведен добротный деревянный мост. От того моста шла накатанная дорога на Родень и еще одна, узенькая просека, — сначала вдоль берега, потом поворачивала в лес. Прямо же напротив поселка лес за рекой был немного оттеснен огородами, но потом вставал сплошной стеной. В лесу, рассказывал Тур, много дичи, грибов да ягод, и еще обещал, что обязательно возьмет Димку с Ромашкой за грибами. Правда Димка куда больше заинтересовался охотой, но рядом была речка, и интерес мальчишки быстро переключился на обследование берега. Выросший в приморском городе и часто добывавший пропитание для семьи за счет рыбалки в частных ставках, мальчишка принялся выспрашивать у своего нового старшего брата рыбные места, да на что лучше всего здешняя рыба клюет, да чем ее обычно приманивают. А еще Димка захотел с лодки порыбачить — раньше ему это редко удавалось: не выйдешь же в лодке на середину охраняемого ставка? Тур пообещал в ближайшее время взять мальчишку с собой на рыбалку.
— И тебя научу, — сказал он Ромашке.
Побродив по берегу и не дойдя до дома родителей Мирослава, они снова поднялись выше. Немного погодя дорожка вывела их к обширным садам. Там, под деревьями, собралась молодежь: девушки и парни с удовольствием жевали ранние яблоки, смеялись и что-то весело обсуждали, а то и просто беззлобно подшучивали друг над дружкой. Заметив Тура вместе с незнакомой девушкой и мальчиком, молодежь притихла, а потом парни первыми поздоровались:
— Здравствуй, Тур.
Парни поглядывали на Ромашку украдкой — наверное, боялись Тура обидеть ненароком, — девушки же смотрели с нескрываемым любопытством.
— Это сестра твоя названная, а, Тур? — спросила одна.
— Да. Это моя сестра. Ее зовут Ромашка, — громко, чтобы слышали все, кто был поблизости, ответил Тур. — А это брат мой — Дмитрий. Дима.
Димка сделал очень серьезной лицо, стараясь выглядеть под стать имени, такому взрослому и непривычно звучащему — иначе как Димкой мальчика раньше и не называли, разве что мама, когда сердилась и собиралась как следует отругать.
Парни и девушки поздоровались и с Ромашкой, и с Димой, потом одна девушка, черноглазая Радмила, попросила:
— Тур, расскажи нам, пожалуйста, о том городе, где ты был.
— И верно, расскажи, — раздался тоненький голосок Веселинки.
Тур сначала отнекивался, потом сдался уговорам девчат и сел на траву под яблоней, усыпанной беленькими яблочками, на которых уже вовсю розовели бока.