Исполнитель

Первей сунул светящийся конец жезла в каменный зев колодца. Белая вспышка, и поверхность воды в колодце стала белёсой — вся вода превратилась в единый кусок льда.

"Родная, всё ли верно я исполнил?"

Пауза.

"А разве ты не чувствуешь?"

Рыцарь прислушался к своим ощущениям. Ни тошноты, ни каких-то других неприятных ощущений... Вот только затхлая вонь подвала, запах мертвецкой... И как он тут жил, годами!

"Да всё ты верно сделал, мой милый. Подземная ледяная жила может сохраняться сотни лет, а эта... Каждую зиму морозный воздух будет укреплять лёд в колодце, промораживая его. Этот Кощей навеки останется тут, в нетающем куске льда, недвижимый, в кромешной тьме"

Рыцарь представил себе эту картину и содрогнулся. Веками пребывать недвижимым в кромешной ледяной тьме, и при этом в сознании, наедине с пожирающей тебя изнутри ненавистью... Б-р-р!

"Только тебе ещё предстоит один небольшой разговор. Кощей успел воззвать к своему помощнику, и он уже подходит к острову"

Первей выругался про себя. Вурдалак, как он забыл. И десяток упырей с ним.

— Патрик, давай отсюда, бегом!

"Возьмите щиты! Щиты не забудьте!"

...

Солнце уже поднялось довольно высоко, заливая весь мир ярким утренним светом, и лодка, скользящая по лучистой сверкающей глади Селигера, казалась отсюда мирной и безобидной. Вот сейчас из ладьи с весёлым смехом высыплет на берег ватага парней, шутя и дурачась, разожгут костерок...

Десятивёсельная ладья вспарывала воду, двигаясь стремительно и целеустремлённо. Мелькали широкие лопасти вёсел. Если бы там были живые гребцы, подумал вдруг Первей, даже по двое на весло — они уже давно сорвали бы спину. Но упырям было всё равно.

Патрик нервно облизнул губы, поудобнее перехватил круглый щит. Первей тоже проверил свой щит, оттягивавший руку. Отличный щит, способный выдержать удар арбалетной стрелы.

Ладья ткнулась в берег, и страшные оборванные фигуры поднялись со скамей. Первей поднял Клеймор, направив его на ладью. Фигуры разом опали, все, кроме одной.

Вурдалак был молод и где-то даже красив. Да, с такого расстояния безусловно красив, высокий, широкоплечий, стройный парень, осиная талия, от такой и многие девушки не отказались бы. А что смертельная, меловая бледность — так это, наверное, парень влюблён...

Стальной обруч сжал голову Первея, он привычно напрягся, и обруч лопнул с неслышным звоном. Сейчас колдующий покачнётся, от отдачи разбитого заклинания...

Но вурдалак уже стоял на берегу, натягивая громадный, выше человеческого роста, лук. Когда он успел цапнуть лук и колчан со стрелами, когда выпрыгнул из лодки — Первей не заметил.

Удар длинной стрелы был страшен, свалив Патрика с ног. Он ещё падал навзничь, когда вторая стрела ударила в щит рыцаря, и он устоял на ногах чудом. Широкий стальной наконечник срезня высунулся с обратной стороны щита. Первей даже не представлял, что такой силы удар возможен. Живому человеку такой лук не натянуть даже ногами.

Следующая стрела вурдалака ещё ложилась на тетиву, но Первей уже бежал к нему. Двадцать шагов — не расстояние...

Время словно растянулось. Вурдалак натягивал лук, стрела глядела в глаза рыцаря, а он еле-еле переставлял ноги. Только ветер почему-то свистел в ушах.

Откуда-то сбоку рыбкой скользнул арбалетный болт, ударив вурдалака в грудь. Тот пошатнулся, и выпущенная стрела плавно заскользила к голове Первея, проплыла мимо, шевеля хвостовым оперением, словно снулая рыба. Следующей стрелы быть не могло — рыцарь дотянулся клинком до тетивы лука, и она лопнула со звоном.

Первей раньше никогда не сталкивался с вурдалаками, и не знал, на что они способны. Даже в режиме "растянутого времени" движения противника размазывались от скорости. Ни один нормальный воин, даже самый опытный, не сумел бы сейчас отбить удар меча Первея, направленный в живот. Но вурдалак успел.

Как и когда в руках врага оказались два меча, Первей опять не заметил. При этом торчащий из груди арбалетный болт вурдалак вырвал походя, как занозу — похоже, такая рана нимало не смущала нежить. Вурдалак — это не безмозглый упырь, и похоже, прототип очень хорошо владел оружием. Ну да, вспомнил Первей, он же был Исполнителем...

Удар меча справа рыцарь отбил, почувствовав, как загудела рука. Но второй меч врубился в щит, перерубив стальной прут, вделанный в верхнюю кромку щита, и застрял в нём. Рыцарь рванул щит на себя, одновременно заученным движением выбрасывая вперёд меч. Сейчас либо противник бросит застрявший меч, либо получит-таки сталь в брюхо.

Вышло совсем неожиданно и неприятно. Страшный рывок застрявшего меча буквально вырвал щит из руки рыцаря — не выдержав, лопнули ремни. А второй меч уже шёл в горло Первея...

Теперь рыцарю было совсем туго. Как ни растянуто для него было время, вурдалак был быстрее, и сверх того гораздо сильнее Первея. И хорошо ещё, что на серьёзную волшбу у врага не было времени.

Бой закончился бы мгновенно, если бы в эту секунду не подоспел Патрик, и в руках у него тоже были два меча. Рыцарь обругал себя, отбивая новый страшный удар меча вурдалака. Клеймор... Ведь это же ещё и меч! А левая рука уже перехватывала рукоять меча, освобождая правую для более важного дела.

Время растянулось до предела. Рука рыцаря тянула из-за спины рукоять волшебного меча, и на конце рукояти сиял призрачным светом кристалл. Вурдалак зарычал, прикрываясь от этого света. На!

Страшный меч врага вылетел из руки, как картонный, беспорядочно кувыркаясь в воздухе. Новый удар, и второй меч вурдалака постигла та же участь. Третьим ударом Первей просто снёс голову Кощееву созданию. Тело постояло секунду, но рыцарь по наитию поднял вверх сверкающий камень, и обезглавленное тело тяжело упало навзничь. И ни капли крови.

Белое сияние кристалла угасло. Время восстановило свой нормальный ход, и рыцарь почувствовал страшную усталость. Он стоял, тяжело дыша, опираясь на оба меча, как старуха на клюшки. Рядом с присвистом дышал Патрик. Сколько прошло времени с начала боя? Не больше четверти минуты...

А отрубленная голова ещё жила, если такое понятие применимо к нежити. Она закатилась под ноги рыцаря, уперевшись в камень, и мёртво-ненавидяще смотрела на Первея. Прошла секунда, вторая... Взгляд вдруг начал меняться, мёртвые глаза ожили, и в них появилось облегчение. Огромное облегчение.

— Спасибо... — беззвучно прошептали губы бывшего вурдалака, и глаза закатились. Всё.

"Всё, Родная"

"Да, мой рыцарь. Его душа свободна, и может быть, ему позволят уйти на новый круг. Хоть кем-нибудь"

Рыцарь сел, вынув из кармана ветошку, начал чистить мечи — сперва, конечно, Клеймор. Патрик ревниво наблюдал за ним — возможно, парень полагал, что священный меч следует чистить только шемаханским шёлком. Ну да бог с ним. Сегодня парень показал себя настоящим бойцом.

— Мы победили. Мы сделали это, Первей... — и сам не заметил малый, что позабыл величать рыцаря "господином".

Клеймор с лёгким шипением скользнул в ножны, опять став жезлом. В свои ножны лёг и второй меч, обычный. Первей тяжело поднялся.

— Пойдём, Патрик, посмотрим, кого они привезли в лодке.

В ладье как попало валялись мертвецы, ещё несколько минут назад бывшие весьма энергичными и деятельными. А посреди, на скамьях, стоял гроб. Да, да, обыкновенная деревенская домовина, вытесанная из дубовой колоды. Первей кивнул Патрику.

— А ну...

Крышка гроба тяжело отвалилась, и оба воина замерли.

В гробу лежала девушка. Вроде бы обычная деревенская девушка лет шестнадцати, в сарафане, босые ноги были испачканы прибрежным илом, к пятке прилипла травинка. Высокая грудь чуть заметно вздымалась. Невысокая, стройная, возможно, чуть излишне крепкая девица. Но лицо, лицо... Нет, ни в коем случае — лик, и только так. Живая...

Первей прошептал заклятье пробуждения — почему-то просто потрясти девицу за плечо показалось вдруг святотатством. Грудь спящей начала вздыматься высоко и часто, и Патрик шумно сглотнул. Длинные густые ресницы девушки затрепетали, медленно поднялись, и на ошеломлённых мужчин глянули невероятные лазоревые глаза. Краем уха Первей отметил, что теперь дышать перестал Патрик.

— Не бойся, милая — рыцарь не дал девушке времени на испуг — Ты свободна. Нет больше проклятого Кощея.

Девушка проворно села, завертела головой, и вдруг с рёвом кинулась на шею тому, кто стоял ближе — то есть Патрику. Разобрать что-либо было невозможно из-за рыданий.

— Как тебя зовут-то? — окликнул девушку рыцарь.

— Василиса я... — девушка чуть успокоилась, но шею Патрика на всякий случай удерживала крепко — мало ли что...

"Рыцарь, этот Патрик не дышит уже с полминуты. Скажи ты ему, он же не водяной!"

Ладья еле двигалась, и верста, отделявшая остров Кличен от материка, показалась Первею длиннее, чем переход на галере из Копенхавна до мыса Гренен. Вёсла были грубые, тяжёлые, с излишне широкими лопастями, и грести ими было сущее наказание. Да и два человека — не десяток упырей, не знающих усталости. Патрик тоже выбивался из сил, но заметно это было лишь опытному глазу — на лице парня блуждала счастливая до идиотизма улыбка, он не сводил глаз с Василисы, управлявшейся на корме с рулевым веслом, и девушка то и дело отвечала ему смущённой улыбкой.

Ладью пришлось изъять у Кощеевых приспешников по одной простой причине — крохотный челнок, изготовленный Патриком, никак не мог взять троих, да плюс снаряжение. К тому же на дне ладьи стояла здоровенная бутыль тёмного стекла, взять которую настоятельно потребовал Голос Свыше. Эта бутыль будет преподнесена в подарок датчанину.

Потом был ещё переход по дремучему лесу, в обнимку с бутылью, которую Первей и Патрик несли по очереди, всячески стараясь не разбить. Когда они наконец добрались до лагеря, рыцарю уже казалось, что ног у него нет, а штанины набиты песком, медленно оседающим в сапоги. Солнце уже давно перевалило за полдень.

— Василиса — окликнул он девушку — Не обессудь, но сегодня мы тебя доставить домой не сможем. Переночуешь здесь, а завтра с утра двинем к твоему батюшке. Не бойся, никто тебя не обидит. Ладно?

— Хорошо, господин Первей — девушка зарделась, как маков цвет. Возможно, она уже представила себя спящей в одном шалаше с Патриком.

— А если б ты ещё нам сготовила чего-нибудь, то такое бы мы тебе спасибо...

— Да, господине! — Василиса, не дослушав, вскочила, схватила котелок и убежала за водой. Патрик смотрел угрюмо.

— Позвольте сказать, господин Первей. Девушка вынесла такое... а вы...

— Вот именно поэтому. За делом быстрее отойдёт от пережитого. А вообще-то ты прав — одной тяжеловато... Так не стой зря, помоги ей!

Лицо Патрика мгновенно разгладилось — наставник подал отличную мысль. И парень устремился на помощь Василисе, как будто снова спасал её от Кощея.

Первей растянулся на охапке соснового лапника, покрытого сверху попоной Гнедка.

"Родная, отзовись"

"Да, мой милый"

"Каша, конечно, у них подгорит. Но боже мой, как мне сейчас хорошо, ты бы знала!"

...

— Нет, Патрик, я не поеду. Трое на двух конях — это мучение и для коней, и для седоков. Надеюсь, ты сумеешь доставить Василису к отцу без моей помощи?

— Да, господин Первей — Патрик вздохнул с облегчением — Разумеется. Мы можем ехать?

Первей смотрел на молодёжь, пряча улыбку. Девушка, отдохнув и оправившись от пережитого, стала ещё краше, прямо больно смотреть. Патрик же нацепил на себя всё, что только могло блестеть — даже какую-то старую серебряную бляху, возможно, позаимствованную у коня из сбруи. Плюс оружие — на Кощея вчера Патрик вышел менее вооружённым. За спиной у него сиял на солнце кристалл Клеймора, второй меч был приторочен накрест, на боку висел кинжал, да ещё метательный нож... В общем, вид у Патрика был воинственный и грозный, не хватало разве только бомбарды.

— Мы можем ехать?

— Ещё одно — улыбнулся Первей — Возьми у меня из сумы бархатный плащ, ну тот, синий с золотым шитьём. Мне кажется, он тебе нужен.

— Спасибо, господин мой — просиял парень.

Облака плыли в небе так высоко, но Первею, лежавшему на спине, казалось — он вот сейчас оторвётся от земли и полетит, падая в небо. И облака встретят его своими пуховыми объятьями...

"Родная, отзовись"

Пауза.

"Да, мой милый"

"Слушай, у меня такое ощущение, что назад мы поедем втроём"

Короткий шелестящий смешок.

"Какой ты умный у меня стал — прямо ужас"

"С кем поведёшься... Однако где взять третьего коня?"

Вздох.

"Это сложнее. Здесь, в глуши... Твоему Гнедку придётся потерпеть двоих"

"Почему именно Гнедку?" — Первей почувствовал некоторую обиду за друга.

Опять вздох.

"Ты не понял. На твоём Гнедке поедут они, а ты будешь трястись на этом... как его... Громе. Вместе с бутылью и прочим"

"Ещё чего!"

"Не "ещё чего", а "будет сделано". Я, как Голос Свыше, тебе приказываю. Вот так, милый. Тебе известно такое слово — "любовь"? У твоего Гнедка такой шаг, что можно обниматься... А этот Гром рысит так, что растрясёт оную Василису задолго до Новгорода, она же не монголка. Доставь девушке удовольствие. Пусть всё у них будет хорошо"

"Будет сделано, моя Родная"

Мягкий стук копыт по лесной почве, конский храп... Первей повернул голову, не вставая. На полянку уже выходили Гром и Гнедко, оба с седоками. Кто бы мог подумать...

— Что, Патрик, тебе так и не удалось сбыть девушку с рук?

Сияющие лица. Они спрыгнули с коней — Патрик придержал Василису. Взявшись за руки, подошли. Первей тоже поднялся, почувствовав важность момента.

— Господин мой, учитель и наставник — голос Патрика дрожал — Отец Василисы отдал мне её в жёны. Здесь нет моего приёмного отца, поэтому я прошу благословения у вас.

Они встали на колени. Первей, немного растерявшись, полез за воротник — почесать шею, но рука сама нащупала серебряную цепочку, и уже тянула её наружу.

— Живите счастливо, Патрик и Василиса, в любви и согласии. Это тебе — и он надел на невесту нательный крест — Это всё, что осталось у меня от матери.

Василиса схватила его руку и поцеловала.

— Спасибо... батюшка.

"Родная, как я их, а?"

"Я горжусь тобой, милый"

...

-... Да, Первей Северинович, вот такие дела тут у нас творятся, в Господине Великом Новгороде. Денежки твои все целы, не беспокойся, ещё и с приростом...

— Про прирост уговора не было. Так что прирост весь твой, Савелий Петрович.

Купец прищурил глаза.

— Там как-никак сорок восемь рублёв приросту-то. Может, хотя бы пополам?

Первей усмехнулся. Сорок восемь... Да, точно. Именно столько взял с него тот московский разбойник, живущий под личиной хозяина постоялого двора.

— Нет, Савелий Петрович. Твой риск, твой и прирост. Ведь прогори ты, всё до грошика из своих бы мне отдать пришлось. Не обессудь, но убыток я тоже с тобой разделять не стал бы.

Посмеялись.

— Да, вот ещё. Тут после твоего отъезда купца персицкого нашли в Волхово, в непотребном виде — голый, ноги к шее прикручены, а в гузно кол забитый. Говорят, свои его сами порешили, а что да как... Ещё и жаловаться приходили к посаднику — обидели, дескать, найдите татей проклятых. Восточные люди, пёс их разберёт.