Там, за горизонтом

Натворив дел, утих ветер и тонкие струйки дыма отступали и гибли под непрекращающийся шелест льющейся с неба воды, усмирившей голодное чудовище. Промокнув до нитки, мужчина не отводил взгляда от учинённого разгрома, в уме намечая будущий фронт работ: здесь и здесь снести остатки домишек, там распахать объединившиеся дачные участки, а там можно попробовать сделать рисовые чеки, пустив воду из озера. Плотина показала свою стойкость, а если её ещё дополнительно укрепить глиной, которую засыпать сверху валом из кирпичей и щебня, будет совсем замечательно. В целом хорошо выходит — поля под будущий засев получатся рядом с домом, а не за сопкой. Недаром говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло.

— Палыч, ты что, замёрз? — дружески хлопнув Боярова по плечу, рядом остановился Владимир, такой же грязный и с головы до ног уделанный в саже, как и прочие огнеборцы.

— А? Нет, я тут думаю... Смотри, видишь ниже плотины какой склон пологий?

— Вижу, и над чем ты тут думу думаешь?

— Можно попробовать там сделать рисовые чеки, а половину сгоревших домов нафиг сгрести бульдозерами и распахать в следующем году под зерновые.

— Б

* * *

-муха, Палыч, ты неисправим, идём домой. В баньке попаримся, да остограмимся, а то я замёрз, как цуцик, провонялся дымом хуже окорока, а уж как жрать хочу, просто не передать словами.

— Я бы и от двухсот не отказался, — ответил Михаил, позволяя увести себя под крышу.

Напряжение, терзавшее Боярова всю ночь и большую часть последующего дня, медленно ослабляло железную хватку. Место адреналина и возбуждения занималось усталостью и апатией.

— Банька, банька — это хорошо! — на самом деле Михаилу не хотелось ничего. Конечно, отмыться и согреть косточки не помешает, но сейчас его тянуло в кровать. Спать, спать, спать. Когда только, дел невпроворот.

Совместив ужин с припозднившимся обедом, он на полном автомате подоил вечером коров и козу, сходив повторно в баню после чистки стаек, и на автопилоте приземлился на манящий аэродром кровати. Муркая и тихонько шипя друг на друга, под одеяло пробрались сфинксы, в ногах развалился мохнатой тушкой Лорд.

Утреннюю дойку он благополучно проспал. Валентина, подоившая скотину сама и пришедшая будить разоспавшегося главу маленькой общины, напряжённо застыла у края кровати после прикосновения рукой ко лбу спящего мужчины.

— Что там, Валентина Петровна? — в открытую дверь спальни заглянула Татьяна. — О, что-то разоспался Михаил Павлович, на моей памяти никогда он столько не дрых.

— Неси градусник, — обернулась Валентина к девушке.

* * *

*

— Хреново выглядишь, Палыч, — бросив взгляд на принимающего солнечную ванну мейн куна, приземлился на лавку Владимир, вытягивая гудящие ноги.

— И тебе по-здоровьичку, — откликнулся Михаил, продолжая как ни в чём не бывало выстругивать ножичком деревянного солдатика, мелкие стружки с которого летели на лениво позёвывающего Рекса. — Я с утра успел отражение в зеркале до мокрых штанов напугать, так что ничего нового ты мне не сообщил. Кстати, спешу доложить, что не дождётесь.

— Это хорошо, а то я до розовых соплей замаялся тут всё разгребать, — Владимир стукнулся затылком о бревенчатую кладку дома. — Как сам по ощущениям?

— Ложку удержу, а вот штаны не держатся.

— Так не носи штаны, ныне в моде халаты, обдувает, говорят, а с ложкой, вообще, замечательно всё. Кости у тебя, гляжу, остались, остальное нарастёт, главное в желудок чего-нибудь вовремя накидывать.

— Мерси покорно за поддержку, — сняв стружку, Михаил, оторвал взор от заготовки будущего бойца, удостоив вниманием соседа. — Не томи, рассказывай, чего натворить успели?

— По правому склону сгребли старое дерьмо со всех дач и распахали под зерно, пацаны ниже плотины чеки сооружают, посмотрим, что получится. Отвали! — Владимир отмахнулся ладонью от привязавшейся осы. Сбитое наземь насекомое хрустнуло, придавленное сапогом. — Лошадок попробовали припахать, пока хреновенько получается, намучаемся мы, пока приучим этих одров с плугом и сеялкой ходить.

— Следовало ожидать, это вам не крестьянские савраски.

— Да что ты говоришь, а то мы не знали, — сплюнув в пыль, насмешливо ответил Владимир.

— Ты, Володя, лучше мне про електричество побай, када мы, тёмныя, сирые и убогия, лампочку Ильича от елехтростанции засветим? Про битюгов тамбовских как-нибудь в другой раз погутарим, — подражая сельскому говорку с хриплыми дрожащими нотками забитого деревенского пейзанина, ввернул насущный вопрос Михаил.

— А я гадал, когда же ты про план ГОЭЛРО наконец-то вспомнишь, — поддержал веселье Владимир. — Надысь водныя лотки вывели, окромя их, болезных, прочая работа — не работа, а так, плюнуть и растереть. Колёсико и вал давно готовы. Через седмицу даст бог, разрежем ленту красную, да кумачовые флаги развесим. Ты мне лучше на один интимный вопрос ответь, голубь ты наш сизокрылый...

— На какой? — напрягся Михаил, внутренне собираясь что-нибудь приврать со всей откровенностью о Валентине и Татьяне. Дамы, едва в клочья не разодравшись весенними кошками, таки разделили кота, морда которого осталась в целостности и сохранности только благодаря женскому попустительству и горю-болезни, свалившейся на голову причины раздора в женском коллективе. В принципе, "кот" остался целым, только пара у него сменилась. Говоря по-простому, его без него женили. Татьяна сменила тактику, тихой сапой и свойственным ей напором убрав с пути к вожделенной цели главное препятствие в лице Валентины.

— Мне бы вот столько, — сведённые вместе указательный и большой палец собеседника показывали микроскопический объём необходимого, — самую малость взрывчатки. Трошки, где-то тонны на полторы.

— Ого, ты чего взрывать собрался, мы тут всё не отлетим к Всевышнему?

— Палыч, я тебя умоляю, — Михаил едва успел убрать нос с пути небрежного взмаха кистью руки, — было бы чего взрывать. Красный ключ хочу запрудить, там водяная жила тоже свысока выходит, а если рвануть склон Каменного зуба, плотина высотой метров десять получится. Самое оно! Подравняем бульдозерами, окультурим, глиной и песком утрамбуем...

— И что вы там с Антохой задумали? — сощурился Михаил.

— Вот ничегошеньки от тебя не скроешь.

— Давай-давай, колись, подрыватель.

— Кузню туда перенесём, а воду на молот пустим. Ниже кузницы, чтобы не воняло, сараи под выделку кож поставим, там при царе горохе коровник был с двумя силосными ямами, а у них, да будет тебе известно, стенки бетонные, вот их и приспособим под дела вонючие. Ямы вычистим и с одной стороны дополнительно забетонируем, получатся добрячие ванны. Не сегодня, конечно, но как нас учит великий вождь и учитель Михайло...

— В ухо дам!

— Ладно, как нас не учит великий вождь, но мы смотрим на перспективу. Здорово мы придумали?

— Да-а, ребятки, я-то, дурной, думал поправлюсь, к тому времени всё переделают, и буду неглиже на солнышке пузиком кверху валяться, облака считая, а оно вот как выходит. С такой перспективой быстрее в гроб въедешь, чем на шезлонге поваляешься.

— Не мы такие, Палыч, жизнь такая, а на солнышке мы с тобой полежим, только не в этой жизни. Ты выздоравливай скорей, нам твоей руководящей руки ой как не хватает.

-Вы с Антоном сговорились, что ли? Ему тоже руководящую руку подавай.

— Что поделать, — измученно усмехнулся Владимир, — у дураков мысли сходятся. Так ты мне про взрывчатку не ответил, есть лунка?

— Есть, — Михаил отложил в сторону нож и солдатика, — когда меня перестанет ветром сносить, наведаемся по одному адресу. Объяснять долго, проще самому показать, тебе ведь не горит?

— Понял, больше не пристаю. Сам повзрывать хочешь?

— Не без этого. Ты, дружище, к своим топал? Галка пару раз из окна выглядывала, не пробегал ли ненаглядный мимо, а ты со мной лясы точишь. Смотри, достанется на орехи.

— И правда, чего это я, пойду, пока бока не намяли.

— Иди-иди, — отмахнулся Михаил, берясь за нож, солдатик для мелкого, но быстро растущего поколения сам не вырежется.

Вирус или бацилла, или оба вместе хорошо потоптались по организму Михаила, за две недели выжав из него ведро соплей и пота. Бояров по пальцам одной руки мог пересчитать все болезни, которые оставили след в его памяти. Конечно, в список не попали детские болячки типа ветрянки, но с пятого класса Михаил болел всего четыре или пять раз, легко перенося заразу на ногах. Шестой заход оказался неудачным, зараза сбила с ног его. Непонятно, что к нему и где прицепилось, докторов, чтобы поставить диагноз, в ближайшем окружении не осталось, но этот неизвестный вирус одной левой на десять дней приковал взрослого мужика к кровати, придавив одышкой, слабостью с головной болью и температурой под сорок градусов. Сознания в эти дни Бояров не терял и не бредил, но существовал как в тумане. Всё время ему дико хотелось пить, так как дамы, более сведущие в болезнях, в дополнение к арбидолу, аспирину и парацетамолу приволокли антибиотики, от которых сорвало "задний клапан". Помимо того, что из-за обильного пота Михаил постоянно ощущал себя лежащим в луже, он, шатаясь от слабости и цепляясь за стены, по несколько раз в день бегал до комнаты с "белым другом". Неудивительно, что к концу второй недели, когда сошла температура и зелёная бледность лица сменилась на простую бледность, Бояров, потеряв десять килограмм веса, обретя иконописный лик, и мог свободно подрабатывать натурщиком для картины какого-нибудь великомученика или узника Бухенвальда. Зато глаза у него стали в половину лица, и седина, к сожалению, одержала окончательную победу на голове.

Все дни рядом с ним находились дети, коты и Татьяна. Валентина оставила то ли любовника, то ли гражданского мужа-сожителя с непонятным статусом на молодую соперницу через два дня. Не по своей воле — пришло время рожать Вере. Вторые роды и пополнение в их маленькой общине прошли мимо замутнённого сознания Михаила. Конечно, он как полагается в таких случаях порадовался за Антона с Верой, ставших родителями маленькой девочки, названной Викторией в честь бабушки, но радость была блеклой и мимоходной, не задевающей звонких струн в душе мужчины. Несмотря на туман в голове, он больше всего страшился откинуть копыта, оставив Лизу, Сашку и Марину сиротами. Слава небесам и не отходившим от больного "врачевателям" с хвостатыми помощниками, гревшими бока больного, когда того бил озноб, болезнь отступила. Некоторым шоком для выздоравливающего стали слова Татьяны, поставившей Михаила перед фактом неких "семейных перестановок", как и отсутствие возмущения у мелких спиногрызов, бывших в курсе дела. Шустрая девица везде соломки подстелила. После всех шокирующих заявлений Михаил малодушно порадовался, что не придётся долго и на нервах объясняться с Валентиной. Дураком Бояров отродясь не был, крестьянской сметкой соображая, на какую больную точку давила будущая хм-хм... жена. Татьяна хотела родить, Валентина, в отличие от молодой соперницы, отчаянно боялась забеременеть. Михаил же не испытывал никакого желания дрессировать чужих тараканов, испытывая одинаково глубокие чувства к обеим дамам, при этом не желая делать выбор и, как сказано выше, малодушно радовался, что его сделали за него.

С первого дня, почувствовав себя лучше, он, отмахнувшись от причитающей девушки, мол, лежи, набирайся сил, стал выбираться на улицу, по долгу сидя на лавке у стены, и что-нибудь мастеря при этом. Откровенно говоря, силы были только держать ложку и не свалиться позорно по дороге из дома и обратно. В любом случае, лиха беды начало. Всё пройдёт, пройдёт и это. Завтра надо обязательно дойти до стаек и задать сена или оттавы* скотине. Послезавтра в планах уборка навоза, уж десятка два или три навильников он как-нибудь перекидает. А там... там, как сказал Владимир, в другой жизни они и отоспятся, и на шезлонгах до умопомрачения назагораются.

— Пап!

— Блин, Санька, ты меня заикой хочешь оставить?

— А что ты ступора словил, сидишь как насмерть замёрзший, на руки с ножом пялишься.

— Всё, считай разморозился. Звал-то чего?

— Пап, ты черемшу будешь?

— Буду, весенние витамины полезны для молодых и выздоравливающих организмов. Кто в лес ходил?

— Витька, Игорь с Вероникой и я с хвостами. Зена зайца поймала.

— На клещей проверились?

— Обижаешь, папа, — обиделся ребёнок.

— А что это ты, сыниша, опухший какой-то? Для мошки и гнуса ещё рановато.

— А мы на обратном пути на муравьёв нарвались, — беспечно отмахнулся мальчишка. — Здоровенные, во! — указанный размер больше подходил карасю, чем шестилапому труженику. — Муравейник выше двух метров, представляешь?

— И что дальше?

— Я палкой его пошевелил, — хлюпнул носом Сашка, — а они как накинулись, вон, Витька подтвердит.

С рюкзаком за спиной и с карабином на плече к лавке подошёл Виктор. От парня несло странным амбре, в котором смешивались запахи муравьиной кислоты и черемши.

— Витёк, мне тут сын хоррор про муравьёв поведал чуть ли не с лапоть размером. Что, реально настолько здоровые?

— Сантиметра два точно будут, а те, что с большими головами, два с половиной и даже три.

— Муравейник далеко от дома?

— Метров пятьсот, может, шестьсот.

— Угу, — покивал своим думам Михаил.

— Что-то случилось?

— Нет, но может, — воткнув нож в лавку, Михаил погладил запрыгнувших к нему Рекса и Зену. — Я так понял, что вы ходили не через горелый участок. Сегодня уже поздно, но завтра вам будет задание обежать всю округу в радиусе километра от дома на предмет поиска таких муравейников. Всё, что за этой границей в лесу пусть живёт, а рядом с домом они нам не нужны. Представляете, если такие злобные муравьи начнут в доме и вокруг него ползать? Туши свет, бросай гранату. Никакой жизни, братцы-кролики.

Через полторы недели в вечерних сумерках Михаил стоял в двадцати метрах от полыхающего муравейника и чадящих ям вокруг него, куда люди залили авиационный керосин, смешанный с жидким мылом и алюминиевой пудрой. Яростное пламя с жадностью пожирало третий за вечер чужой дом, убивая миллионы жильцов и заживо спекая тех, кто искал убежище в безопасных ранее подземельях.

— Палыч, ты что там сам себе шепчешь, а? — пристукнув мужчину по плечу, рядом с ним остановился Антон.

— Гори, гори ясно, Антоха. Посмотри на муравейник и на секунду вообрази могущественную сущность, сжигающую человеческие людейники на всех континентах. Мне кажется, нас так же спалили, чтобы под ногами не мешали. Гори, гори ясно!

Глава 8. Девятый вал.

— И такая дребедень третий день... — отошёл Владимир от окна, по которому частой барабанной дробью колотили тяжёлые капли ливня, размазываясь о хлипкий стеклянный барьер и стекая вниз бесконечными кривыми дорожками. — Мало нам затопленной дороги через заводской район и через дачи, так ещё целый овраг у заезда вымыло.

До библейского потопа, который сорок дней поливал твердь земную и спровадил Ноя на Арарат, было ещё далеко, хляби небесные три дня как разверзлись, но натворить успели немало. За последних трое суток солнце, загнанное за облака и непрекращающуюся пелену ливня, пару раз отваживалось на робкое подсматривание через редкие прорехи туч на размытые рисовые чеки и дороги в дачном посёлке. Впрочем, одно к одному, ливни с грозами лишь добавили хаоса и несколько сантиметров уровня подъёма воды в реке, несколько недель назад вышедшей из берегов и затопившей низкий левый берег от горизонта до горизонта. Город и прибрежные зоны тоже пострадали, отдав под власть взбушевавшейся стихии пару десятков улиц и набережные. Каждодневный захват и отвоевание рекой кусочка берега лучше любого маркера свидетельствовали о непрекращающихся дождях на севере и у бывших закордонных соседей. К августу грязные волны облизывали потрескавшийся асфальт бульваров, забравшись туда, куда не они успели дотянуться во время самого масштабного наводнения эпохи до апокалипсиса. В тот памятный год муравьиные толпы людей, борясь со стихией, возводили дамбы из мешков с песком, сейчас же ей противостоять оказалось некому.