↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Александр Сапегин.
Там, за горизонтом
Пролог.
— Михалыч, твою ж налево!
Вошедший в раж главный механик обильно орошал слюной пространство перед собой, в истовом гневе подпрыгивал на месте, при этом экспрессивно размахивая руками, из-за чего напоминая маленькую ходосочную мельницу с пивной пристройкой и двумя лопастями, которые пытаются утащить строение в небо, но им решительно не хватает мощности. — Как же так? Ты куда смотрел, я тебя спрашиваю?! Ты ж... я ж-ж, да я тебя...
Главмех орал пять минут без остановки. Надсаживался он самозабвенно, словно глухарь на току, задирая вверх выдающийся во всех смыслах шнобель. Токовал, вверх-вниз двигая выступающим яблоком кадыка на тонкой шее, то патетично заламывал руки, то бешеным кочетом наскакивал на виновника начальственной ярости, что мял в руках замасленные концы. Со стороны казалось, что главный механик упивался своим монологом, совершенно не слушая пожилого экскаваторщика и не давая тому вставить в непрекращающийся разнос ни слова в собственное оправдание. Михалыч, широченный, словно вставший на дыбы гризли, в два раза по размаху плеч превосходил Якова Полякова, которого в мехколонне за глаза кликали "Штырём" за фигуру беременного гвоздя, сейчас боязливо втягивал голову в плечи, стараясь казаться как можно меньше, натужно сглатывал, выпускал сквозь зубы набранный для ответной оправдательной тирады воздух и, опустив взгляд долу, в очередной раз начинал оттирать грязь и масло с рук.
Кутаясь в форменную парку с сигнальным жилетом поверху, Михаил Бояров снял каску и натянул на голову подбитый мехом капюшон. Морозец на улице стоял изрядный, где-то за тридцать давило, а благодаря порывистому ветру, то и дело запинающемуся о верхушки сосен и шелестящему длинными зелёными иглами, градус личных ощущений опускался гораздо ниже сорока градусов. Благоразумно зайдя за разъездную "летучку", защищавшую от ветра и от колких ледяных осколков, срываемых с островерхих сугробов и обмётанных изморозью кустов, Михаил принялся равнодушно разглядывать ковш экскаватора, торчащий из земли, словно последний привет Терминатора, ныряющего в расплавленный металл. Если смотреть со стороны, то заваленный породой и скальными глыбами увенчанный зубцами "привет" производил гнетущее впечатление, как и образовавшаяся на пологом склоне сопки глубокая яма. Да, что тут сказать — незадача!
Михаил зябко повёл плечами, прижимаясь правой щекой к щекотливым шерстинкам меховой подбойки. Вот, к примеру, ему бы сейчас в тепло, к печи, чтобы отогреться с мороза, а Штырю хоть бы хны! Человек в движении, прыгает и скачет, машет руками. С такой разминкой, как стихотворному дровосеку, никакой мороз не страшен. Михалыч тоже расхристан — горло наружу, никакими воротниками и шарфами не прикрыто, вязаная шапка на бочок, грязная ручища то и дело утирает выступающий на лбу пот. Хотя завидовать экскаваторщику Михаил бы не стал. "Тантрический секс" с руководством с кого угодно ведро солёной влаги вышибет. Лучше он в сторонке помёрзнет, чем согреется подобным образом.
Поморщившись от очередного порыва ветра и притопнув ногой, Михаил, вновь занялся созерцанием провала, в который словно шар в лузу угодил экскаватор. Дырища! Определённо кто-то получит "по шапке" с подвыподвывертом и прочими "ништяками". Боссам, сиречь начальству, плевать на причины и следствия с высокой колокольни, им стрелочника подавай. Сакральную, так сказать, жертву.
Вот и брехал Поляков на всю мощь куцых лёгких, изображая горластого цепного пса, понимал, трубка клистирная, что "стрелочником" могут назначить его, да что там могут — назначат, а за сим назначением остаётся маленький шажок до появления в трудовой книжке строки с двумя "горбатыми"*.
— Да-а, вот, типа, расковыряли сопочку, — охлопывая карманы в поисках зажигалки, с философской интонацией обронил вылезший из "летучки" Максим Злобин.
Чуть рыжеватый, верткий как угорь, юркий парнишка с острым лисьим лицом и плутоватыми глазками, второй год крутил баранку в колонне. За время рботы Злобин успел разменять две клички, одной из которых была Фокс, а вторая, за выступающие передние резцы — Бобр. И смех и грех, бобровый лис. Если же не обращать внимания на недостатки, то водителем Максим был грамотным, в технике разбирался, не доверяя свою "ласточку" механикам, лично проводя все положенные ТО. Машина платила рыжему взаимностью, не ломаясь почём зря, даже "ножки" не раня гвоздями и прочей дорожной гадостью. Сколько Михаил не вспоминал, на память не желали приходить случаи, чтобы у Фокса оказалось пробито колесо или выезд задерживается по причине какой-либо неисправности.
— Штырь разошёлся не заткнуть. Как бы он Мыхалыча без соли и тапок не схарчил. Подведёт он теперь его под монастырь, помяни моё слово. Что теперь будет-то, Палыч? — найдя искомое, водитель прикурил зажатую в зубах сигарету и, сделав первую глубокую затяжку, принялся буравить взглядом невольного собеседника.
Неопределённо пожав левым плечом, Михаил задумался об ответе. Остроносый Максимка слыл той ещё сорокой, не умеющей держать клюв на замке. Со всеми рыжими, с которыми его сводила судьба, почему-то всегда было так и у Михаила Боярова выработался натуральный рефлекс держать сними ухо востро, а с этим крученым индивидуумом с быстрым взглядом и острым языком без костей, который запросто мог что-нибудь ляпнуть не задумываясь о последствиях, следовало быть вдвойне осторожней.
— Да ничего не будет. Будто ты нашего... гх-м, г-хм, не знаешь. Поорёт, пар выпустит, соточку кошерной водки тяпнет, да уймется. В первый раз, что ли? Тем более, здесь его косяк, — сплюнул на снег Михаил, делая шаг назад. Сам он не курил и хоть относился к курильщакам равнодушно, а кое-где даже с пониманием, но дым в лицо не переносил категорически. — С Михалыча, конечно, премию стрясут по полной программе, но что-то содрать сверх того не получится. Не то пальто, Максимка. Тут Свиягина надо драть в хвост и гриву. Причём здесь Михалыч? Ему сказали копать отсюда и до обеда, он копает. Куда, спрашивается, горный инженер смотрел? Синячил с подрядчиками, как всегда. Шурфы набурили, а толку? Ещё вопрос — бурили ли, а? Вон весь сказ, торчит памятником нерукотворным, сам видишь.
— Да-а, — глубоко затянувшись, обронил Максим. — Говорю тебе, Штырь Михалыча за экскаватор живьём сожрёт без соли и хлеба. Сколько баблосов за него отвалили, не в курсе?
— Не в курсе, — качнул головой Михаил, — передо мной не отчитывались. А так... По большому, цел "Komatsu". Откопать, от грязи отмыть и как новенький будет, он вниз будто по пандусу съехал, потом его породой аккуратно присыпало. Так, "косметика". Чуть подрихтовать, шпатлёвочкой помазать, краской заполировать и сойдёт за новенького. Думаю, в крайнем случае, кабину поменять. Штырь пусть богу молится, что без трупов обошлось, а то светило бы ему небо в клеточку.
— А откуда типа? — швырнув "бычок" и проследив за его полётом до ближайшего сугроба, поинтересовался Максим, деланно морщась от особо цветастых оборотов, долетавших до стоянки с места локальных разборок.
— Догадайся с первой попытки, кто Михалыча из пещеры вытаскивал?
— И что там, большая дыра? Как там, типа Эра Аса, э-э, нет, Эса Ала — мать всех пещер...
— Ух-ты, какие ты слова знаешь! — перебил Михаил. — Долго учил? Мать не мать, эта... как её?
— Эса Ала, типа Пещера Ласточек. Дык, канал "Дискавери", не хухры-мухры, с сынишкой по выходным смотрю иногда. Порой что-то интересное и полезное показывают, не то, то эти осточертевшие шоу про "Пусть п...т". Достали эти типа Малаховы и прочие, куда не ткни, с каждого утюга верещат.
— Хм, — усмехнулся Михаил, которого начинало коробить от паразитирующего на языке Максима "типа", — ласточек и гуано я там не видал, если только спелеологи в будущем не нагадят, хм. А так — да, пройма порядочная. Не поленись, сходи, глянь, пока есть возможность. Там натоптано, так что не провалишься. Через день-два спелеологов и прочих охочих набежит, не пропихнёшься. Ребята из колонны и подрядчики тоже по разу заглянули. Впечатлились по самое не балуйся. Теперь растрепят всему свету по секрету. Конечно, не каждый день пещеры находят, а тут целая сенсация. Теперь понятно, куда Сухой ручей исчезает и откуда в Ореховой пади Кривое озеро водой питается. Вода всегда выход найдёт, Максимка, запомни — всегда! Здесь ушла, ниже вышла. А пещера, да, зачётная, как кишка вглубь сопки уходит, я фонариком конца не досветил, а вглубь лезть как-то стрёмно. Я ещё жить хочу.
— Что, типа задний "жим-жим" включился? — хитро прищурившись, грубо схохмил водитель.
— "Жим-жим", — ни капли не смутился Михаил. — Мне ещё дочку поднимать и сына на ноги ставить, а лезть туда, куда кобель не суёт, знаешь, как-то не по мне. Пусть специалисты разбираются, а я в сторонке спокойно постою, не переломлюсь.
— Ну, а как...
— В первом приближении?
— Ага, в первом, типа...
— Темно и воздуха не видно. Ну, а что ты хотел узнать? Нашёл, кого спросить. Пещера как пещера. Я глубоко не лез, так, где лагами и брусом укрепили, чтоб бошки не проломило, если сверху посыплется. Помог Михалычу выбраться. Что ещё? Сами боковые стены близко, здесь, по крайней мере, а как оно дальше, бог его ведает. Михалыч так аккуратненько, впритирочку, между ними влетел, кабиной под свод втиснулся, снайпер хренов. Повезло, можно сказать. Хорошо, что обошлось без смертельных, и никто в провал раньше не угодил. Тут же дорогу месяц назад проложили и сколько раз вахтовка туда-сюда с людьми моталась не пересчитать. Представь, если бы туда "КАМАЗ" с полной будкой людей навернулся, — водитель представил и зябко передёрнул плечами. — Во-во! Месиво! Михалыч ещё вовремя среагировать успел, стрелу вытянул и ковшом зацепился, удержал экскаватор, а Штырю полагается радоваться, что не придётся голой попой в прокуратуре светить, — бросив взгляд на продолжающего брызгать слюной главного механика, Михаил пнул смерзшийся комок грязи и продолжил:
— Запросто могло ведь и кабину накрыть, Макс. А за травматический случай со смертельным исходом со Штыря бы все перья без анестезии сняли и живьем отымели по полной программе. Думаешь, чего он тут надрывается? Страх свой он зарывает, Максимка. В душе крестится и богу челом бьет, что всё обошлось. Фиг с ним, с железом, главное все живые и здоровые, а экскаватор откапаем.
— А щебень теперь, где на отсыпку брать? Карьер, наверно, прикроют.
— Я тебе поражаюсь, Злобин, тут что, мест нигде больше нет, где скальник и щебень брать? Оглянись, сопки кругом, найдут, где карьер сделать. Горный наш, инженер, просохнет, отоспится и ткнёт пальцем.
— Слышь, Палыч, ты как думаешь, если тут типа всё облагородить и экскурсии водить...
— Я смотрю, Максимка, ты идею хорошую родил, подкинь начальству на досуге. Глядишь, и не Штыря возить будешь, а на "Прадике"* генерального рассекать начнёшь.
— Твои слова, да богу в уши, — кисло ухмыльнулся Злобин.
Ни для кого в колонне не была секретом влажная мечта Максима сменить баранку "летучки" на кожаный руль начальственного джипа. Михаил внутренне усмехнулся. Как бы не был Максим хорош, как водитель, но генеральный никогда не посадит за баранку своего автомобиля записного сплетника, так что мечты-мечты. Мечтать не вредно, да и статями Злобин не вытягивал. Бояров доподлинно был в курсе предпочтений шефа, которые тот вынес ещё из лихих девяностых. Сам не маленького роста и не дюймовочной комплекции, генеральный подбирал водителей себе под стать. Таких, чтобы чужие секьюрити чувствовали себя мелкими сопляками рядом с двуногим кабанякой с косой саженью в плечах. Полёт мысли прост, аки прямая палка — здоровенный лоб с пудовыми кулачищами и за себя постоит и начальство в случае нужды прикроет. С кулаками и портняжным метром между правой и левой ключицами у Злобина как-то не задалось с самого начала. Худой рыжий глист будет оттенять шефа в самом невыгодном свете, поэтому Максиму оставалось только мечтать или надеяться на смену генерального, да и то не факт, что выгорит.
— Эх, пойду, поглазею. Я там точно никуда не улечу?
— Не очкуй, спелеолог. Валяй, — провожая взглядом выезжающую вахтовку, ответил Михаил. Работяги в будке дружно прижались носами к заиндевевшим окнам, разглядывая место провала и торчащий из земли ковш с куском стрелы. — Можешь фонарик в моём микроавтобусе взять. На переднем сиденье лежит. На место вернуть не забудь, гном пещерный...
Минут через десять, Максим, возбуждённый коротким путешествием в подземное царство, вернулся обратно.
— Фонарик положил на место, — сходу объявил он. — Там в натуре прикольно. Метров сто до поворота будет, точно говорю. Я бы сходил дальше, но через кучу лезть неудобно, только измажешься весь. Вытащат экскаватор, приберутся, тогда можно.
Слушая парня, Михаил подумал, что мысль, высказанная шебутным водителем, организовать экскурсии и походы в пещеру совсем неплоха. Конечно, от города не близко, но и не далеко. Тридцать километров. Час сюда, час туда. Как потеплеет немного, можно будет взять детей и привезти их полюбоваться настоящей пещерой, тем более, судя по оговоркам некоторых коллег, информация уже дошла до высшего руководства, и сверху поступило распоряжение ничего здесь не трогать, а раз так, то до появления различного рода энтузиастов, спелеологов и экстремалов остаются считанные дни. Пройдёт пара месяцев и от природной красоты останутся рожки да ножки. Затопчут и загадят гуано за каждым сталагмитом. У нас это быстро, глазом моргнуть не успеешь.
* две "горбатых" (жарг.) — статья 33 КЗоТ (Кодекс законов о труде, действовавший до 2002 года). Статья 33 содержала перечень оснований, дающих право администрации организации инициировать по собственной инициативе расторжение трудового договора с работником. Чаще всего это имело негативную смысловую окраску для уволенного, становясь своеобразным клеймом, и зачастую служило препятствием для нормального трудоустройства в дальнейшем.
* "Прадик" (жарг.) — сокращённое жаргонное наименование внедорожника Лендкрузер Прадо.
— О, наш Цицерон закончил толкать речь.
— Кто? — не понял Максим, о ком речь.
— Оратор один древнеримский.
— А, — радостно осклабился водитель, — наш Штырь поорать любит.
Михаил едва удержался от интернационального жеста в виде встречи ладони с лицом.
— Максим, я намекаю, что тебе пора за баранку твоего пылесоса. Штырь к машине побежал, а ты тут со мной лясы точишь. Оратор только разговелся на Михалыче, как бы тебе под горячую руку не попасть.
— Ёпт! — помянув для порядку женщину с пониженной социальной ответственностью, Максим сайгаком сорвался к "летучке".
— Дан приказ ему на запад, мне в другую сторону, — усмехнулся Михаил, направляясь в сторону вагончика-нарядной.
Через минуту, тропка, петляющая между высоченных сосен, привела к заветной цели с тихо порыкивающим у вагона бульдозером. Толкнув пластиковую дверь, Михаил чуть не задохнулся от висевшего в помещении табачного кумара.
— Мужики, вы часом не охренели? — для проветривания оставив открытой дверь, спросил он. — Если я топор метну, он повиснет или поплывёт?
— Если ты кинешь топор, то кого-нибудь зашибёшь, — под общие смешки ответили ему. — Штырь укатил?
— Укатил, радуйтесь, что он вам на радостях не прописал за курение в неположенном месте. Совсем без голов, что ли? ЧП на объекте, вы бы ещё кальян тут организовали.
— О, зачётная мысль, — воздел вверх мясистый палец широколицый и вечно красноносый нарядчик Василий Мотыгин. — По закону в общественных местах запрещено курение сигарет, а о кальянах в ничего не сказано. Так, мужики, ни у кого лишний кальян в хозяйстве не завалялся?
Народ радостно загомонил, "обсасывая" инициативу со всех сторон и дополняя его разными "рацпредложениями", в конце концов доведя мысль до организации на участке хамама, спиртзавода и публичного дома на закуску. Позубоскалив несколько минут, компания вернулась к теме, прерванной появлением Михаила. Как ни странно, болтовня, сопровождающаяся усиленным уничтожением табака, шла о глобальном воздействии человека на климат Земли:
— Да как вы не понимаете, — ударив ребром ладони о ладонь, распалялся бульдозерист Полипов Сергей — рябой мужик с худым костистым лицом, от чего у окружающих постоянно создавалось впечатление в вечной недокормленности бульдозериста, хотя в столовой тот уплетал так, что спина бугрилась. Злые языки утверждали, что Полипов ест за себя и за того солитёра, раз не в коня корм. — Всё, хана нашему шарику!
— Да с чего ты взял?! — старательно пряча усмешку, едва ли не грудью наезжал на него Василий Мотыгин, обожающий подкалывать своего закадычного оппонента.
— Да вы вокруг посмотрите! Тайгу, считай, под корень вырубили, зверьё выбили, Ты может быть не помнишь, но мы ещё десять лет назад тут зайцев и фазанов пачками брали. Где теперь эти зайцы и фазаны. А рыба где? Кончилась рыба! Климат тоже поменялся. Куда не плюнь, всюду смерчи, ураганы. У нас, то заливает, то сушит. Вообще, диких мест в природе совсем не осталось, сколько сейчас людей на планете? Миллиардов семь, а скоро ещё больше станет, что им жрать прикажешь? Пить и есть все хотят, а воды нормальной-то и нет, всю отравили, а что не отравили, то вся на северах, да на югах.
— Какие ещё севера и юга?
— Антарктика и арктика. Богатые страны уже давно вовсю айсберги к себе трелюют. Между тем ледники тают, кто бы там что не говорил.
— А это причём? — не отставал Василий.
— Да что вам объяснять, — расстроено махнул рукой Сергей, у которого начали заканчиваться аргументы в пользу собственной правоты. — Вымрем мы, как динозавры.
Краем уха прислушиваясь к пустопорожней полемике, убивающей рабочее время, Михаил протиснулся за угловой столик, где, не откладывая дело в долгий ящик, принялся быстро набрасывать объяснительную. Бумагу так и так стребуют, так чего тянуть, спрашивается? Исчеркав два листа в попытках красиво описать ЧП и свою полную непричастность к происшествию, Михаил обогатился знаниями о мире, в котором человечество вымерло в один миг. Наконец поставив последнюю точку, он поднял взор на "паровозное депо", дружно коптящее сигаретами потолок:
— Так, мужики, выкиньте телевизоры к чёрту, а Полипова на пушечный выстрел не подпускайте смотреть "Рен-ТВ", у него скоро марсианские полипы в голове пропишутся.
Отозвав в сторону начальника участка, Мизаил обвёл взглядом импровизированную курилку:
— Петрович, что не разгонишь камарилью к хренам? Не надоело хрень всякую слушать?
— Шабаш на сегодня, пусть до вахтовки развлекаются, — нырнув в карман за тыквенными семечками, сходу ответил на вопрос начальник участка. — Командиры с конторы приказали все работы свернуть до выяснения обстановки, так что сидим, в потолок плюём. Пока "длиннорукого" не откапают и не обследуют пещеру, все работы сворачиваются до особого распоряжения. Персонал переводят на второй участок, такие вот пироги с котятами, Миша. Снимают нас. Только я боюсь, что нифига никого на второй участок не переведут, а выпнут всех в отпуск без сохранения зарплаты. У нас всё всегда через одно место делается.
— А кто откапывать будет?
— Специалисты, Миша. Найдут профессионалов, чтобы не повредить уникальный природный объект, а то, что мужики без денег сидеть будут, всем до фени.
— Да ладно, не нагнетай, Виктор Петрович.
— Сам не хочу, — сплюнув в газетный кулёк шелуху, ответил посмурневший Петрович, — только чует моё сердце и седалище подвывает, что придётся переделывать проект, ПИР* тоже медным тазиком накроются, а там до греха с финансированием недалеко, сроки-то срываются, а строительство на контроле у Москвы, как бы нам лавочку не прикрыли, Миша.
— Если так копать, до конца света дорыться можно. И столкнётся Земля с небесной осью, точно тебе говорю!
— Сплюнь, — сверкнув широкими, желтоватыми зубами, ухмыльнулся Виктор Петрович, — до тебя местный курултай тоже с натыкания на небесную ось начался.
Покачав головой, Михаил вспомнил о забытом в микроавтобусе мобильнике и вышел из нарядной. Чем бы "детки" не тешились, лишь бы они не плакали. Хотя будет неприятно, если сбудется прогноз Петровича. В данный момент судьбы мира и человечества Михаила не трогали от слова "совсем", но удар по кошельку будет сродни столкновению с небесной осью. Отпуск без сохранения зарплаты в наши непростые дни куда хуже мгновенного вымирания человечества, ибо жизнь без денег уже не жизнь, а жалкое существование.
Забрав мобильник и проверив пропущенные вызовы, Бояров задумчиво поплёлся к провалу с торчащим из него ковшом.
— О чём задумался? — гулкий бас незаметно подступившего со спины экскаваторщика вырвал мужчину из тяжёлого водоворота дум.
— Да так, Михалыч, своих хочу сюда привезти. Как вытащат твой агрегат, облагородят вход, так сразу. Точно, в феврале или марте возьму отгулы и приеду.
Решено, через месяц он устроит детям выезд и шашлыки заодно, тем более места тут красивые. Совместит, так сказать, приятное с полезным. Михаил тогда подумать не мог, что принятое холодным январским днём решение сохранит в будущем не одну жизнь.
*ПИР — проектно-изыскательские работы.
Глава 1.
Пепел пустоты.
— Пап, па-а-п!
— Ну, что тебе, егоза?
Остановить взявшую разгон Елизавету было гораздо труднее, чем остановить несущегося на водопой носорога. Пусть размеры двенадцатилетней девочки и животного разнились на порядки, но это не значило ровным счётом ничего. Носорога можно пристрелить на крайний случай, а вот голенастая юла с косичками, кружащаяся вокруг отца, сама кого угодно доведёт до самоубийства.
— Па-ап!
— Да говори уже! — картинно схватившись за голову, взорвался Михаил.
— А мы заедем за котёнком?
— Каким таким котёнком? — сцапав Лизу за плечо, тем самым остановив беспорядочное броуновское метание дочери вокруг него, Бояров приземлился на банкетку. — Мы на шашлыки едем, забыла? Какие котята?
— Ты обещал! — васильковые девичьи глаза потемнели. Дочка давно зарубила на маленьком носу, что цирк со слёзами с отцом не прокатывает, но сейчас в бездонных океанах собирались грозовые тучи обиды, тем более отец действительно обещал купить котёнка.
— Обещал, значит куплю! — отрезал Михаил, старавшийся всегда держать данное слово, тем более слово, данное детям и дочери в частности, никогда не жаловавшейся на память. Стоит отметить, что Лиза целиком скопировала подобную черту характера у отца, к своим обещаниям она относилась крайне серьёзно, что редко встречается у двенадцатилетних девочек. — Но не сегодня же!
— Я вчера созванивалась с хозяйкой, она специально один день придержит котёнка для меня, я обещала, что мы заедем.
— О, господи, доча, а ты с мамой или со мной обсуждала покупку? Не много ли ты берёшь на себя, обещая за всех нас? Ты же знала, что мы едем на шашлыки. И куда мы его повезём твоего котёнка, в лес?
— Ага, с мамой обсуждала, она отмахнулась и сказала, чтобы я сама договаривалась, — сверкнув зубками в виноватой улыбке, шмыгнула носом Лиза, но от своего не отступилась. — Мама сказала, чтобы я привыкала отвечать за себя и за свои хотелки. Пап, не бойся, нам по дороге и стоит котёнок недорого, я ему теплую корзинку приготовила. Хочешь, покажу?
— Позже, стрекоза, — отмахнулся Михаил, понимая, что этот раунд остался за младшим поколением и неприступный бастион его имени вот-вот выбросит белый флаг, но сдаваться так просто он был не намерен. — Дурдом какой-то, блин, вы меня с мамой до цугундера доведёте.
— Ты чем-то недоволен? — донесся с кухни бархатный голос жены, пропитанный литром ядрёного уксуса.
— Всем недоволен! — рявкнул в ответ Михаил, дочка испуганно вздрогнула. — С каких пор ты начала перекладывать ответственность на ребёнка, а, дорогая?
Ответа он не дождался, только кастрюля по плите загромыхала в два раза громче, будто мифический великан, стуча черпаком по дну посуды, то ли вычёрпывал бульон, то ли выбивал приклеившиеся макароны.
— Ладно, стрекоза, — Михаил развернул дочь на сто восемьдесят градусов, — иди, собирайся, заедем мы за твоим зверем. Брату скажи, чтобы не копался, и предупреди, не оторвётся от компьютера через три минуты, я его ноутбук выкину на помойку.
Радостно кивнув, дочка метеором ускакала в детскую. Скрипнув зубами, Михаил ударил кулаками по коленям. Боль немного отрезвила. Размяв пострадавшее место, отец семейства прямо в уличной обуви протопал к кухне.
— Так, дорогая, если не хочешь ехать, можешь сидеть дома, тебя никто не заставляет морозить задницу. Соберёшься с нами, попрошу гонор свой придержать, четыре часа побудь на людях пай-девочкой! А теперь я жду ответа, ты едешь или нет? — добавив в голос каменных крошек, спросил Михаил.
— Еду, — бросив мучить несчастную продукцию фирмы, которая уже задолбала думать о нас, жена отвернулась к окну. — Каждый сам творец своему счастью.
— Ты это к чему сейчас сказала? Намекаешь, что нашла своё счастье без нас? И давно, позволь узнать?
— Тебе ли не всё равно? — пожала плечами Наталья. — Не бойся, истерики устраивать не стану. А так... понимай, как знаешь.
Побурив взглядом напряжённую спину, Бояров, словно бросаясь в тёмный омут с головой или пересекая заветную черту, которая обрезала любую возможность возвращения назад, тяжело обронил:
— Вечером, дорогая, я с тобой отдельно поговорю. Надоела семейная жизнь со мной, ты знаешь, я тебя не держу. Собирай манатки, забирай машину и вали на все четыре стороны. Ключи от квартиры оставить не забудь, впрочем, оставь себе на память. Замки я сменю, и да, с наступающим восьмым марта, дорогая.
Будто вынырнув из ледяной проруби, весь покрытый мелкими морозными мурашками, Михаил проскрипел паркетом в прихожую. Он не мог припомнить, где и когда между ним и Натальей пробежала треклятая чёрная кошка разлада. Трещина в семейной жизни разрасталась на глазах, главное, ему никак не удавалось понять, чем недовольна супруга. Вроде всё у них есть. Быт устроен, деньги водятся, кое-что удаётся откладывать в кубышку, а не перебиваться, как некоторые, от зарплаты до аванса. Жена и дети обуты, одеты, через год по Таиландам и Вьетнамам ездят, осенью Наталье машину купили. Ладно, в январе был момент, когда вся автоколонна и налаженная жизнь на волоске висели, но слава богу пронесла лихая.
Сам Михаил неожиданно пошёл на повышение, Полякова таки сняли и на освободившемся кресле главного механика "женили" Боярова, а там и до зама генерального рукой подать. Оклад сразу подрос на десять тысяч рублей, а на него, не забываем, накручиваются остальные выплаты, так что прибавка к семейному бюджету получилась солидной. Наталья и сама получала неплохо, но Михаил никогда не разевал роток на зарплату жены, оставляя её деньги ей же "на шпильки". Видимо где-то здесь и порылась собака. Хотя чёрт его знает, где псина копалась. Свербела у Михаила в голове одна мысль-догадка, от которой в организме сразу ощущается дефицит кальция, но признаться самому себе, что рога мешают входить в квартиру, оказалось выше собственных сил мужчины. В постели, как раз, у Бояровых всё вроде было очень даже неплохо, но, Михаил интуитивно шестым чувством чувствовал растущее отчуждение и отдалялся сам. Отдалялся не из-за неприятия супруги, а из-за вечного колеса: работа, калымы, подработки, командировки. Будь оно всё проклято! Дома он не жил, скорее бывал набегами, стараясь лишнее время уделить детям. Нет, Бояров не примерял на себя ангельские нимб с крыльями, да и рога с хвостом ему цеплять рановато и не с руки. Грешен в меру. Как все. Не сосчитать сколько раз он пытался объясниться с женой, да и она делала попытки навести мосты, останавливаясь на полпути, съедаемая червячком сомнений, ему же просто не хватало на всё времени, да и шоры, опущенные на глаза, и привычка видеть в доме надёжный тыл, как и трусливое желание оттянуть неприятный разговор, делали своё грязное дело. Делали до тех пор, пока не стало слишком поздно. Как итог, семья рушилась на глазах. Дети почувствовали раскол, неожиданно для Натальи приняв сторону отца. Наталья от этого бесилась, что пагубно сказывалось на попытках склеить треснувшую чашку. Просто сегодня, в аккурат к международному женскому дню, соломинка сломала спину верблюду.
Сам он к тридцати пяти не обрюзг, нарастив пивной живот. Чего не было, того не было и в помине. Несмотря на не такое уж частое посещение спортзала по утрам в зеркале отражался подтянутый мускулистый мужик, ростом за сто восемьдесят сантиметров. Серые стальные глаза придавали суровый налёт светловолосой типично славянской физиономии, "украшенной" парой шрамов. Один шрам примостился на лбу, взбугрив розовую полоску в форме полумесяца почти у линии роста волос. Вторая "ошибка молодости" — молниеобразный жгут, сбегающий к шее, вспахал левую скулу. Есть ещё шрамы после удаления аппендицита и на левой ноге, но последних под одеждой не видно. Говорят, что шрамы украшают мужчину, но Михаил не любил вспоминать, где и когда он заработал "украшения" на лице. Дурость то, собственная дурость. Студентом по пьяной лавочке удаль показывал молодецкую. С тех пор Михаил Павлович Бояров ни разу в жизни не перебрал строго отмеренную самому себе норму в четыре рюмки "беленькой", по возможности, вообще, отказываясь от употребления оной под любым благовидным предлогом.
С нижней конечностью и проще, и сложнее, незапланированным украшением она обзавелась пять лет назад. Нога попала в капкан клыкастой пасти кривоногого соседского бультерьера. Здесь именно тот случай, когда внешне флегматичное животное в один миг внезапно немотивированно показывает дикий необузданный хищный нрав. Никто не ожидал, что тупоносый кобель, выпрыгнувший из тормознувшей у подъезда машины, сходу набросится на ближайшего к нему человека, оказаться которым тогда не повезло Михаилу. Если кратко, пёс после удара по спине кирпичом, вырванным из декоративной клумбы, строго по канону отправился на небеса, или куда там отправляются души убитых собак, а жертва нападения и хозяин собаки в травмпункт. Один с изодранной ногой, второй со сломанным носом и выбитыми зубами. Потом было разбирательство, суд и превращение некогда добрых соседей в непримиримых врагов. Вражда длилась более трёх лет, пока собаковод, винивший во всём убийцу любимого пса, не купил квартиру в другом районе города и не съехал на новую жилплощадь. Ради справедливости стоит заметить, что Бояров не перестал любить собак из-за одной паршивой овцы в лающей своре. Ничего не поделаешь, если у четвероного друга человека хозяином оказался натуральный козёл, искусно маскировавший свою настоящую сущность.
— Я поеду, — выйдя из кухни, не глядя на мужа, сказала Наталья, на что Михаил поставил себе мысленную отметку. Оставалось понять, к худу это или к добру.
— Хорошо. Дети, поторапливайтесь!
— Одну минуту, пап! — чем-то загромыхала в детской дочь.
Сын ничего не ответил, через несколько секунд ввалившись в прихожую с рюкзаком за спиной, в который он предусмотрительно сложил несколько фонарей и железный термос с горячим чаем. Любительница живности и донских котят также не заставила себя ждать. Прыгая на одной ноге и двумя руками прижимая к животу кошачью переноску, она ворвалась в прихожую уже при полном параде, обмундированная в закамуфлированный туристический костюм в стиле "милитари", за исключением левого бердца, который уютно пристроился между курткой и переноской.
— Я сейчас, — кинув на пол переноску и обувь, мелкая егоза умастилась на банкетке, — только обуюсь.
— Господи, — про себя прошептал Михаил, за минуту успевший позабыть о грядущем пополнении домашнего зоопарка, настолько короткий разговор с женой выбил его из колеи. — Ещё и котята, чёрт побери.
— Папа! — не осталась в долгу Лиза. Слух у девочки был отменный.
— Не ждите меня, — в дверях нарисовалась Наталья, — я до поворота на своей машине доеду и там вас дождусь.
— Окей, — не стал спорить Михаил, вовремя вспомнив, что лично несколько минут назад просил жену побыть пай-девочкой, поэтому благоразумно проявил покладистость, изображая пай-мальчика. — Так, дети, обуваемся и на выход. Сын, это тебя касается, Лизе только бантик завязать осталось. Жду вас в автобусе.
Раздав ценные указания подрастающему поколению, он повернулся к жене:
— Можешь не торопиться, дорогая, нам всё равно за покупкой заезжать и целую кучу народа у КПП дожидаться.
— Я не поняла, кого ещё в лес понесло?
— Фурсовы, Гриша Басов с девчонками и твой разлюбимый Коля с детьми, он полчаса назад звонил и на хвоста упал.
Поддёвка про Николая никак не отразилась на лице супруги, парфянская стрела пролетела мимо. Подхватив сумку с маринованным мясом и двумя пакетами с древесным углём, Михаил шагнул за порог. За спиной сухо щелкнул замок стальной двери. Остановившись, Михаил оглянулся назад, охватив взглядом задекорированную под дерево сталь, он никак не мог отогнать терзающее душу ощущение гибели уютной семейной жизни — призрака, которым она продолжительное время являлась. Никогда больше не будет так, как прежде. Незримая беда накатывала девятым валом, локальный апокалипсис семейной жизни грязным горным селем сносил последние преграды и Михаил больше не находил в себе сил бороться с неизбежным. Он устал держать Наталью возле себя, ломая жизнь ей и себе. Как он раньше не разглядел в жене кукушку? Хватит, пусть катится... Пусть чёртов мир катится ко всем чертям с Натальей или без. Детей он сам поставит на ноги и выведет в люди, остальное несущественно.
— Да, Наташ, в кои-то веки соглашусь с тобой: каждый сам кузнец своего счастья. Плохо, что у нас не сковалось, а расковалось.
* * *
*
— Фу, доча, — приняв в руки мяукающее чудо, Михаил скептически рассматривал приобретение, — разве это кот, у него же хвост крысиный.
— Ничего ты не понимаешь, папа, — не соглашалась с мнением отца дочь, истово отстаивая свою позицию, — он прикольный. Смотри, какой он бархатный и тёплый, и ушастенький! Какой хорошенький, гляди, какие пальчики на лапках длинные.
Поглядывая на невозмутимого Михаила и выплясывающую на месте девочку, хозяйка ушастого "чудовища" тонко улыбалась.
— Котёнок ест всё, к когтеточке и лотку приучен, я вам в пакет из старого лотка немного наполнителя насыпала, высыпите в свой лоток. Кошки выбирают туалет по запаху.
После чего Инга Васильевна, как представилась разводчица сфинксов, отдала документы и стала рассказывать внимательно слушающей девочке, когда и чем лучше кормить котёнка, когда его кастрировать (если вдруг такая кощунственная мысль вдруг посетит головы хозяев), когда прививать. На минуту скрывшись в глубине квартиры, она вынесла покупателям несколько погрызенных игрушечных мышек и резиновый шарик-пищалку:
— Вот, возьмите, это его любимые игрушки.
— Ой, какая хорошенькая кошечка!— умилилась Лиза выбежавшей к гостям кошечке черепахового окраса. — Вы её тоже продаёте?
— Нет, — махнула рукой хозяйка, — она с дефектом. Могу за символическую сумму в тысячу рублей отдать, котёнок от других производителей. Подружка пожалела, оставила... Я вот взяла на передержку, пока они в отлёте. Ирина будет рада, если котёнок найдёт хозяев.
— Разрешите спросить, — передавая мышек и шарик дочери, Михаил решил задать мучавший его вопрос, — а почему вы не говорите кличек котят?
— Вы сами должны их называть. У клуба есть правило, мы озвучиваем только первую букву будущего имени, но если вы не собираетесь состоять в клубе, то вам не обязательно ему следовать, тем более правило не касается черепаховой девочки из-за того, о чём я сказала до этого.
На неискушённый взгляд Михаила никаких дефектов в мелком недоразумении не наблюдалось. Такое же лысое ушастое чудовище, только без "колокольцев" под хвостом.
— А мы не на разведение, — преисполнилась энтузиазма Лиза. — Пап, давай возьмём!
— Доча, мы вроде за одним зверем приехали, куда нам ещё одного?
— Пап, давай возьмём, — заканючила Лиза, — я её Маше подарю, у неё через неделю день рождения. Она тоже хотела котёнка сфинкса, а денег на породистого у дядь Вити нет.
— А дядя Витя знает о сюрпризе?
— А мы ему не скажем, — беспечно отмахнулась Лиза.
— Действительно, о таком лучше не говорить, как бы Виктора удар от таких новостей не хватил, и полетите вы Машей и котёнком с порога в свободное плавание в направлении, заданном Витиным пинком.
— Ну, пап, — аргументов у дочери не осталось.
— Себе кошку мы не оставим, за неделю ты должна найти ей хозяйку или хозяина. Мне всё равно, кто это будет, Маша или кто ещё из твоих подружек. Не найдёшь, лично вернёшь котёнка Инге Васильевне, тебя устраивают условия? — нависая над дочерью, строгим голосом, выделяя каждое слово, озвучил решение Михаил. Елизавета взглядом пообещала, что она в лепёшку разобьётся, но не оставит кошечку без любящих хозяев. — Инга Васильевна, вы на таких условиях...
— Да-да, — с ярко выраженным сомнением и скепсисом согласилась хозяйка, перебив Михаила.
— Хорошо. Договорились, — Михаил подхватил прильнувшую к его ноге мелкую хвостатую проблему и сунул её за пазуху. Пошебуршавшись пару мгновений, теплый комочек громким тарахтеньем начал доказывать окружающим, что он кошачьего роду-племени, а не ушасто-крысиное недоразуменее. Отдав деньги за котят, Михаил легонько подтолкнул дочь к выходу.
— Спасибо, пап, — прижимая к себе утеплённую переноску с питомцем, обрадовалась Лиза.
— Неделя! — напомнил условия Михаил, глубоко в душе сам не веря своим словам. Что-то подсказывало ему, что котята, как погорелец Васисуалий Лоханкин, пришли на веки поселиться, слава всевышнему, что без одеяла и любимой книги. — Так, стрекоза, ну-ка мухой дуй в машину, мы тут с тобой лишка поздажержались, как бы нас мама не потеряла.
— Ага, — перепрыгивая через ступеньку, Лиза припустила вниз, будто боясь, что её лишат переноски.
— Голову не сверни!
* * *
*
— Тут всегда так много народу? — чванно поджала губы Наталья, надменным взором окидывая импровизированную автостоянку.
— Предпраздничный день, чего ты хочешь, — пожал плечами Михаил, — ты бы ещё дольше собиралась.
Удостоившись презрительного фырка, Михаил предпочёл не развивать тему, иначе заключённое с женой джентльменское соглашение изображать пай-девочку имело все основания пойти прахом. Политика — это искусство возможного, а вот, что женщине может прийти в голову в следующую секунду, ни одним возможным вариантом не опишешь.
— Действительно, многовато пипла. Как плотину прорвало сегодня, студенты какие-то, дети. Так, нам туда, — ткнув рукой Григорию Басову в сторону старого вахтового вагончика, видневшегося за соснами, Михаил достал из багажника сумку с мясом и углём, поясняя на ходу, — за вагончиком мужики беседку соорудили и вид на распадок оттуда обалденный.
— Ага, самое главное толпы не слышно, я уже заценил, — громыхнул раскладным мангалом Григорий. — Вот, прихватил. Я тут на досуге подсчитал, что твоего обещанного стационарного ящика может не хватить. Ртов-то у нас до ядрёного ореха, хрена в урожайный год прокормишь. Вся китайская деревня собралась. А этот когда на хвоста упасть успел? — Григорий пренебрежительно стрельнул взглядом в сторону Николая Топорукого.
— Не любишь ты Колю, — уперев ладони в поясницу и разогнувшись, Михаил звонко хрустнул позвонками.
— Жопорукий не сто баксов, чтобы его любить.
Михаил ничего не ответил. Где-то он даже соглашался с Гришей касаемо жопорукости старого, ещё школьного друга. Если разобраться, положа руку на сердце, друзей у Боярова было раз-два и обчёлся. Вот именно: раз и два: Николай, с которым Михаил плотно знался с первого класса и Григорий, с которым его свела нелёгкая армейская служба. Приятели и хорошие знакомые вкупе с институтскими корешами в расчёт не берутся, тех пруд пруди, не касаясь шапочных знакомств. А друзей..., настоящих друзей, пожалуй, что один Гриша. Николай-Коля-Колян, закадычный школьный друган, не был тем, кто ради другого человека бросится в огонь и в воду. Через призму прожитых лет сейчас было ярко видна его ведомая роль, где ведущий его постоянно защищал и покрывал с первого по одиннадцатый класс. Институт и армия на некоторое время развели дороги друзей, даровав языкастому и харизматичному Николаю Топорукову возможность выйти из тени немного нелюдимого друга и показать себя во всей красе — этакого успешного мачо и любимца женщин. Практически все учителя в школе и ученики отдавали пальму первенства и палочку лидера вечному заводиле Топорукову, но Маргарита Семёновна, старая, убелённая сединами преподаватель русского языка и литературы, бессменный классный руководитель проблемной парочки, ни дня не обманывалась на их счёт. Где бы, что бы не случилось по вине шалопаев или из-за их тени, мелькнувшей на горизонте, Маргарита Семёновна тихо отзывала в сторону Михаила и проводила ему внушение. Опытный педагог с многолетним стажем и неплохой психолог-самоучка с первого взгляда определила, что "брехливая собачка", так она однажды совсем непедагогично выразилась о Николае, нашла надёжный "забор", который не только не выдаст, но и в зубы даст при случае. В старших классах она сетовала Михаилу на выбор друга, окольными путями, дабы не повредить детскую психику, намекая парню, что в их дуэте дружит он, другая половина пользуется дружбой. Когда-нибудь Топоруков подведёт своего товарища под монастырь.
Кроме общей ненадёжности, которую Михаил в упор не замечал, был у Николая ещё один недостаток, не замечать который не получалось. Школьный друг умел делать всё, особенно работать языком, а с работой руками вышел незатык. Иносказательно говоря, при работе с инструментом, плечевой пояс Николая оказывался в районе тазовых костей, о чём неоднократно заявлял вечно красноносый школьный трудовик — Михаил Потапович Хвыль, носивший говорящую за себя кличку — Хмель. Вечно находясь под мухой или под шофе лёгкой степени, Хмель не терял ума и золотых рук, росших у него из правильного места. Трудовик органически не переваривал неумех, являясь вторым преподавателем в школе, неоднократно пытавшимся открыть Боярову глаза. Тщетно, юность не примет авторитетов.
Григорий Басов, которому бы куда больше подошли фамилии Ли, Ким или Пак, и какое-нибудь корейское имя, был невысок, плотно сбит, круглолиц, плюшево-вальяжен и вечно по-корейски невозмутим, но иногда его заклинивало как сейчас. С Григорием Михаил подружился в армии, когда тот ещё был тонок и звонок, как-то на пару с ним угодив на гауптвахту за пропуск на территорию части "неустановленного лица". "Лицо", в принципе, было установленным и являлось женой командира. Попробуй это "личико" не пропусти — грехов не оберёшься. Кто же знал, что грехи навешивают и за обратное? Какие тёрки возникли между супругами караульным было невдомёк, но озверевший комбат законопатил провинившихся на батальонную "кичу". Там-то "холопы с трещащими чубами" выяснили собственный земляческий статус с расстоянием отчих домов в триста метров друг от друга. То-то радости было! Один город, только районы разные с границей по бульвару.
Как говорил Григорий, он — плод пламенной любви севера и востока. Папа — русский, с обильными вливаниями украинской и татарской крови, а мама чистокровная кореянка, одарившая сына внешностью выходца из страны "утренней свежести". Они встретились, восток и запад, юг и север. Стоп, север и юг из уравнения исключаем. В принципе, если верить словам плода русско-корейской любви, ему было грех жаловаться. Мама любила папу, папа любил маму, оба родителя души не чаяли в детях, папин ремень и нудные мамины нотации не в счёт, как и выматывающие уроки иглоукалывания — навыка, издревле передающегося по маминой линии из поколения в поколение, но для полного счастья корейскому парню с русской фамилией ещё бы папин рост и можно сказать, что жизнь удалась. Папа у дитя двух народов имел косую сажень в плечах, да и росту он был под притолоку, спичечного коробка не дотянув до двух метров. Мамины метр пятьдесят с кепкой заканчивались где-то на уровне пупка папы, а сын застрял посередине — маму перерос, до отца на голову не дотянул. Не надо большого ума, чтобы догадаться о взаимной неприязни, с первой встречи возникшей между двумя друзьями Михаила. Тактично умолчав о собственных выводах и неприятных впечатлениях, Григорий сердцем, можно сказать нутром, не принял Топорукова, сходу разглядев гнильцу и прилепив тому старое, покрытое пылью лет, школьное прозвище, о котором Николай почти позабыл за давностью лет. Ео видимо натуру от острого глаза не скроешь. Вот и сейчас яд соскользнул с языка, смачно облепив неприятный образ.
— Да плюнь ты на него, — имея в виду Николая, отмахнулся Михаил сумкой, внутри которой приглушенно звякнули шампура.
— Миша, друг мой лепший, ты глаза-то разуй. Твой школьный дружок... таких друзей, за шланчик и в музей, вокруг Наташки ужом вьётся, — бросив свою ношу у беседки, остановился Григорий. — Ты глянь, как он попку отклячил в позиции хорошего парня. Как бы слюной не подавился. В общем это не моё дело, тебе виднее, но что я хотел сказать... — Григорий кашлянул. Сплюнул. Сплюнул ещё раз и скомкано закончил:
— Просто я тебе по-дружески советую... тьфу, и советовать не буду, короче, смотри сам. Не маленький.
— Хорош, Гриша, плевать я на них хотел...
— Стоп-стоп, я не понял, — и без этого узкие глазки превратились в тонкие щёлочки-полумесяцы, — только не говори мне... Ты серьёзно?
— Заявление на развод ещё не подавал, — решил не хитрить Михаил, — после праздников займусь.
— Охренеть, — замер в ступоре Григорий.
— Прошла любовь, завяли помидоры. Пришёл развод и девичья фамилия, — Михаил неуклюже попытался перевести неприятный разговор в шутку, но с юмором не задалось.
— Ты дяденька взрослый...
— Вот именно, завязывай, Мамай, без тебя тошно, — армейская кличка друга припомнилась к месту.
— Как скажешь, больше в душу не лезу. Зови моего охламона, мы тут сами как-нибудь, а ты пока с мелкими в пещеру прогуляйся. Рукожопа можешь под землёй оставить.
Михаил тактично придержал хмык, искоса наблюдая за пылкими взглядами, которыми обменивались его, считай бывшая жена и теперь уж точно бывший друг, когда думали, что их никто не видит. Мысль прикопать в тёмном отнорке подземного царства кое-кого из присутствующих в настоящий момент казалась заманчивой и не лишённой мстительных оснований. Жаль свидетелей много. Так на склоне лет познаётся, что друзей-то у тебя и нет. Есть один, а с прочими окружающими тебя связывают отношения — деловые, приятельские, горизонтальные и вертикальные, а вот дружбы как таковой и нет.
— Пусть Стас прогуляется с нами, — проглотив нить размышлений, внёс предложение Михаил.
— Неделю назад мы здесь были.
— Это когда вы успели?
— Когда ты Новосибирске в командировке обретался. Что истуканом встал? Давай поторапливайся, гони Стаса сюда. Поучу наследника с мясом обращаться, а то коснись чего, он же ничего, кроме мыши и клавиатуры не знает и не умеет. Совсем от рук отбился. Второй рукожоп на мою голову растёт. Иди-иди, не мешайся, займись делом.
— Дочку тоже к тебе гнать?
— Нет, Маринку забирай. Они с твоей юлой не разлей вода, больше рёва будет, чем помощи.
— Ладно-ладно, пойду, прослежу за детским садом. Как бы они ноги там в пещере не переломали, спелеологи доморощенные. И котят из машины заберу, иначе замёрзнут к чертям.
— Делать бабе было нечего, — сверкнув щёлочками глаз, расплылся в добродушной улыбке Григорий. — Поросёнка бы взял, хоть выхлоп какой-то. Сало, мясо. Кабанчика на крайняк на вертел насадить можно. Куда ты "крысьё" своё денешь?
— У меня внутренние карманы у куртки большие. Ничего, посидят полчасика. Не обоссут, надеюсь.
— Надейся.
* * *
*
— Пещера "Ореховая" имеет несколько неофициальных, можно сказать эндемичных названий, официальное имя ей ещё не присвоено, так как краевое правительство объявило конкурс, и вы тоже можете поучаствовать в нём, выбрав из десятка предложенных названий или же подать собственную заявку, — взяв на себя роль добровольного экскурсовода, Михаил вскорости собрал вокруг своей персоны целую толпу. Он сам не ожидал, что его рассказом заинтересуются окружающие.
Глубокий, отлично поставленный баритон мужчины дробился об острые своды третьего зала, тихим эхо разносясь по подземелью. Ещё у самого входа в царство гномов, Михаил, уступая настойчивым просьбам дочери и сына, принялся рассказывать об истории открытия достопримечательности. Через минуту к куцей стайке детишек и нескольких взрослых присоединился целый класс с классным руководителем, за ними какие-то студенты, разбитная компания которых то и дело озаряла сказочные чертоги фотовспышками. Молодые люди не сколько слушали Михаила, сколько делали селфи на фоне того или иного кристалла или сверкающего сталактита, покрытого ледяной изморозью. Впрочем, разбитной молодёжи стоит отдать должное, парни и девушки вели себя достаточно тихо, а вспышки телефонных светодиодов можно было пережить.
— Как я уже говорил ранее, пещера Злое... э-э, об этом названии, пожалуй, мы не будем акцентировать внимание, скажу только, что так её поименовал первооткрыватель, когда с экскаватором ухнулся в дупу.
— А "Дупа" тоже из эндемических имён? — хихикнув, ехидно спросил один из школьников.
Встретившись с взглядом с классной руководительницей молодой ехидны, Михаил чуть сквозь землю от стыда не провалился. Давно его так строго не отчитывали. Ни одного слова не сказано, но такая палитра во взгляде, что невольно ощущаешь себя виновным во всех грехах.
— Да, — всё же ответил на вопрос Михаил, — но предлагаю остановиться на "Ореховой", названной так в честь сопки, на склоне которой обнаружена пещера и одноимённой пади. Продолжим, вход в нее располагается на скалистом склоне, от него длинной кишкой отходит подземная галерея, заканчивающаяся гротом или первым залом, далее пещера раздваивается на два этажа. Мы с вами сейчас находимся в третьем зале второго этажа, который на сто семьдесят метров удалён от входа, далее, если есть желающие, они могут на карачках пролезть в четвёртый зал, искупавшись там в подземном озере. Хотя я не советую, вода ледянющая. Замёрзших цуциков я через лаз не протащу обратно, так что помирайте тихо. Из четвёртого зала ведёт ход в пятый, самый большой зал пещеры. Так как никто из нас не имеет экипировки и соответствующих навыков, поэтому вам остаётся поверить мне на слово, а я вам без наценки продам то, что лично слыхал от московских спелеологов, обследовавших пещеру. По их словам в пятом зале смыкаются первый и второй этажи. Кстати, на первом этаже три зала, все с небольшими озёрами, а пятый зал второго этажа, он же четвёртый первого, носит название общего, он примерно сорок метров длиной и около пятнадцати метров шириной. Озеро в центре пятого зала уступает озеру Мокрушинской пещеры в Приморье. По оценке москвичей, площадь водной поверхности примерно двести метров, глубину они не измеряли, впрочем, даже без этого, наше подземное царство можно смело причислить к самой крупной пещере на пространстве от Байкала до Тихого океана. А теперь желающие насладиться красотами могут...
— Ой! — донесся с дальней стороны обиженный женский возглас. Узкий луч фонаря, поддержанный размытым пятном мобильника, заплясал по полу. — Тут какая-то сволочь нагадила! Тьфу, свиньи!
Михаил хмыкнул, пробежавшись взглядом по гнусным ухмылкам детворы и зажёг второй фонарь.
— Кх-м, так, господа-товарищи экскурсанты, леди и джентльмены, кристаллы не отбиваем, сталактиты не курочим, ходим только по ограждённым лентами дорожкам, руками никуда не лезем и смотрите под ноги, а то не ровен час наткнётесь на продукты жизнедеятельности человека. Хорошо если не вляпаетесь, как девушка с мобильником. Самое главное, простите за мат-полумат, не срать в тёмных углах! Кого поймаю за подобным, прости господи, прошу не обижаться, заставлю голыми руками убирать за собой! Плевать мне, что ваш папа генеральный прокурор Гондураса, а мама внучка президента Зимбабве. И персонально для студентов — на носу себе зарубите, на первый этаж пещеры не лезем! Там специально для таких профессоров Челленджеров ограждение и щит поставили. Запоминаем — спасатели отсюда далеко, им плевать на вас, поэтому ваши остывшие трупы на свет божий вынесут нескоро, если вообще вынесут. Это же касается и вас, мальчики и девочки, я дважды повторять не буду, — Михаил некультурно ткнул пальцем в школяров. — завалит кого в проходе, потом маме и папе не жалуйтесь, что вас не предупреждали, хотя мертвецы на диво молчаливы. Вам шалости, родителям горе, а учителю казённый дом с за решётчатыми окнами, за то, что недоглядела. Пожалейте классную, если себя и родителей не жалко. Здесь безопасная зона, поэтому не портите себе и другим праздник. Всем всё понятно? Раз понятно, тогда добро пожаловать в пещеру "Ореховую".
— Она же "дупа", — за спиной учительницы сострил невидимый остряк.
— Солнцев! — учительница на слух опознала юмориста.
— Что сразу Солнцев?!
— Дорогой, — плеча Михаила коснулась ухоженная женская рука.
— Да, дорогая? — обернулся он к супруге.
— Дай мне фонарик, а то у моего аккумулятор садится. Мы с Катей прогуляемся наружу, чтобы ты нас по тёмным углам и отноркам не ловил, да и насмотрелись мы уже, надоело.
— Хорошо, — переглянувшись с Катей Фурцевой, Михаил отдал Наталье один из запасных фонарей. — Мы тоже скоро пойдём, а то шашлыки остынут. Сын, дай тёте Кате свой фонарь, а себе забери её. Твой лучше светит. Нехорошо будет, если мама и тётя Катя где-нибудь навернутся сослепу.
Сашка нехотя поменялся фонариками, наследник давно уяснил, что пререкаться с отцом чревато. Впрочем, спорить и возмущаться он не торопился. Зачем, когда в рюкзачке лежит ещё несколько фонариков и запасных комплектов батареек? Сашка по жизни был запасливым хомячком.
Забрав фонарь, жена ушла.
— Не бойся, мы не заблудимся и на первый этаж не полезем, — наказав детям слушаться отца и не на шаг не отходить от последнего, усмехнулась на прощанье Наталья.
Не успели Николай Топоруков и Михаил расставить отпрысков для коллективного снимка на фоне лаза, ведущего к четвёртому залу, как до ушей всех присутствующих со стороны входа в пещеру донёсся нутряной, вызывающий мурашки, человеческий крик — резкий, пронзительный, словно кричащего пилили тупой пилой или жгли раскалённым железом. Застыв на одной ноте, этот не крик, а скорее обречённый животный вой, резко оборвался.
— Мяу! Мяу! — ударив по ушам в наступившей тишине одновременно зацарапались котята во внутренних карманах куртки.
— Так, дети, сидите здесь! — приказал Михаил. — Николай, за мной!
— А что нам делать? — из-за темных каменных колон, подсвечивая фонарями, показались перепуганные школьники во главе с учительницей.
— Будьте здесь, мы за вами вернёмся. Коля, не спи, шевели мослами!
* * *
*
Тишина давила. Скрывшись за подрагивающими лучами фонарей и обмотавшись мантией тьмы она всей массой шорохов, сдавленным учащённым дыханием, который подгоняет адреналин в крови, давила на психику. Каждый шаг, скрежещущий по каменной крошке, каждое эхо перепуганных детских голосов, долетающее из враз помрачневших глубин пещеры, словно пенопластом по стеклу или наждачной бумагой чесали по оголённым нервам.
Михаил весь превратился в слух, выверяя каждый шаг и предварительно заглядывая за каждый каменный выступ или поворот извилистого хода, соединяющего второй и первый залы.
— Что там? — странно было слышать в густом мужском басу дрожащие нотки.
— Ничего, Коля, пусто. Не ссы, прорвёмся, — Михаила крайне нервировал Николай, отчаянно пыхтящий позади. И так нервы что-то ни к чёрту, так ещё этот мастодонт добавляет.
Остановившись перед выходом в первый зал, из которого до входа вела прямая кишка, Михаил посветил фонариком в сторону школьного друга. Вид Николая не впечатлял — здоровенного мужика сковал страх. И так чувствуешь себя засунутым прямиком в дешёвый голливудский ужастик, в котором безмозглые герои прутся не пойми куда, так ещё помощничек абсолютно не вызывает доверия. Кто бы знал, что Топоруков для разведки не годится от слова "совсем". В горы с таким, а тем паче в гору, лучше не ходить. Пацаном он смелее был. Интересно, куда всё с возрастом делось?
Топоруков не шёл — тащился, волоча за собой ноги. Вот он споткнулся о какой-то торчащий из каменной тверди наплыв и сам себе засветил фонарём в лицо. Ослеплённый, вместо того чтобы остановиться, он сделал несколько торопливых шагов вперёд, всем телом налетев на Михаила и чуть не сбив того с ног.
— Твою... Осторожно! — охрипшей змеёй прошипел Михаил, схлопотав локтем в ухо.
— Я... — залепетал Топоруков.
— Головка не мытая! — вызверился Михаил. — Топор, смотри, куда прёшь. Иди вперёд, я за тобой.
— Не пойду, — посиневшими губами прошептал Николай. — Я, вообще, темноты и пещер боюсь! Какого икса я с вами... с тобой... зачем я сюда попёрся?! — скатился он в натуральную истерику.
Навалившись на ледяную стену, Топоруков замер, как вкопанный, всем своим видом показывая, что отсюда его бульдозером не сдвинуть. Если только бездыханное тело выволочь. Дышал он с задержками, с присвистом выдавливая воздух из лёгких, зрачки его расширились, из-за чего казалось, что черная пелена полностью заволокла глаза.
— Япона мама, — досадливо сплюнул Михаил. Никтофоба* ему сейчас как раз для полного блезира не хватало, да ещё с отягощённым клаустрофобией анамнезом. — Дурдом на выезде, б..., ладно, сиди здесь.
— Нет! Я с тобой!
Покрывшись мелкими бисеринками пота, Николай с трудом отлип от стены. Перспектива остаться одному во враждебной пещере его совсем не вдохновляла. Находясь в метре от школьного товарища, Михаил смог разглядеть вставшие дыбом волоски на кистях рук и запястьях, торчащих из рукавов камуфлированной куртки. Николая потряхивало, мышцы его лица подёргивало в произвольном порядке, крылья ноздрей широко раздвинулись, а губы конвульсивно двигались, как у человека, который задыхается.
— А ну успокойся! — хлёсткий звук пощёчины вспорхнул под каменные своды. — Успокойся, я сказал! — второй смачный шлепок по левой щеке остановил безостановочное вращение глаз.
— Ты меня, сука, бойся! — Михаил ещё раз, с оттягом, от всей души вмазал по левой щеке клаустрофоба, долгое время скрывавшего свою фобию. — Я тебя здесь закопаю, если ты, падла, сейчас в себя не придёшь. Я тебя, урюк сушёный, собакам скормлю.
Николай ссутулился, втянув голову в плечи и выставив перед собой руки в защитном жесте. Старый друг, оскаленное в гневной гримасе лицо которого было подсвечено снизу фонарём, казался намного страшнее окружающей тьмы и замкнутого пространства. Надломленная психика нарисовала настоящее чудовище, готовое сожрать любого встречного. В отличие от человека, котята донского сфинкса во внутренних карманах куртки Михаила вели себя на удивление тихо. Михаил знал, что школьный кореш трусоват, но требовалось дорасти до седых волос, чтобы понять, насколько. Трусоватый подлец. Тут он поймал себя на том, что вмазывая бодрящие пощёчины, испытывал некое удовольствие и удовлетворение.
— Успокоился?
— Да-да, да... Не надо больше...
— Вот и ладненько, а ты не доводи меня до греха я и не буду. Слушай меня, Коля, и всё будет хорошо. Держись позади. Скоро мы выйдем на улицу, там солнышко, понятно? — как маленькому говорил Михаил.
— Понятно, хорошо, я за тобой пойду.
— Шевелись! — рыкнул Михаил, делая шаг в первый зал.
— Что это?
Совершенно забыв о своих фобиях, Николай в три прыжка выскочил вперёд, протягивая руку к странному светло-неоновому свету, который заливал вход в пещеру и небольшой пятачок первого зала. Создавалось впечатление, будто какой-то придурок не от здорового ума вплотную подогнал машину ко входу в пещеру и врубил фары с ксеноновыми лампами.
— Не знаю. Придуривается кто-то, — зло отмахнулся Михаил, сжимая кулаки.
Свет быстро померк, словно безбашенный водитель сдал назад, освободив вход или его заставили это сделать. Вполне вероятно, так оно и было на самом деле. Головы обоих мужчин посетила мысль, что повылазило на свет божий разных моральных уродов. А если бы этот больной на голову гад въехал в опорные балки, поддерживающие повреждённый экскаватором свод на входе? Всё, туши свет и бросай гранату. Около трёх десятков заживо замурованных человек обеспечено. Остаются вопросы: как быстро их откопают и как скоро они околеют от холода? Воды в подземельях в достатке, а вот с едой и дровами конкретная проблема. Батарейки и аккумуляторы в фонарях сядут за несколько часов, хотя в данном случае на освещении можно оставить один-два фонарика, при жёсткой экономии общей массы приборов хватит продержаться несколько суток, если не недель, только вопрос с отоплением остаётся открытым. Единственный способ согреться — это воспользоваться опытом антарктических пингвинов, когда птицы сбиваются в плотную толпу.
— Гляди, кто-то тряпки разбросал, — вновь был первым Николай, направив луч фонаря на горку одежды, лежащую на пятачке, который несколько секунд назад освещали фары автомобиля. — И вроде подвывает кто-то, слышишь?
— Стой, — механически, будто маленького ребёнка, Михаил задвинул Николая за спину.
— Стою, ты чего, не бей меня! — заерепенился мужчина. — Я, я не пойду дальше.
Михаил же как заколдованный смотрел на женский зимний утеплённый костюм и не мог отделаться от мысли, что он знает, чья это одежда.
— Там фонарь, и ещё тряпки! — отошедший от нервической дрожи заспинный глазастик высмотрел вторую кучку тряпья и резко отпрыгнул назад. — Ой, она шевелится!
— Где?
— Белый валун у арки. Стой, ты куда? — едва не взвизгнул Николай в спину Михаилу, рванувшему к валуну.
Если с утеплённым костюмом Михаил ещё сомневался, то шмотки Натальи опознал с первого взгляда. Не разбирая дороги, он через несколько мгновений упал на колени у тоненько подвывающей, сжавшейся в комочек женщины.
— Наташа! Что за... — жена испуганной ланью отпрянула от прикосновения, испуганными и бешеными искрами сверкнули глаза в луче фонаря Михаила.
— А-а-а! — пароходной сиреной взвыла супруга. От резкого порыва ветра, заглянувшего в кишку пещеры, мумия в модных шмотках Кати Фурцевой осыпалась прахом. Только копна волос не пожелала становиться серым прахом, веером рассыпавшись под спортивной шапочкой с помпончиком.
— Боярин! — от страха Топоруков вспомнил школьное прозвище друга.
Чувствуя стальные обручи, сдавившие грудь, Михаил дрожащими руками прижал Наталью к себе.
— Тише, милая. Всё, всё закончилось, я здесь. Видишь, это я, посмотри на меня, солнышко! — обхватив пальцами подбородок женщины, он силой повернул её лицом к себе. Крик резко прекратился, будто в лёгкие Натальи перестали подавать воздух, из её глаз медленно исчезало безумие. Осторожно, будто фарфоровую, поставив жену на ноги, Михаил повёл её к главному проходу пещеры. — А это Топор, узнаёшь?
— М-Миша? Коля? — шумно сглотнув, повела глазами Наталья, тут её взгляд наткнулся на кучу одежды в десяти метрах от отнорка, куда она забилась ранее.
Пискнув раненой птицей, внешне хрупкая женщина с внезапно проснувшейся неженской силой оттолкнула Михаила и в несколько больших скачков, подбежала к тому, что осталось от подруги, где вновь запричитала профессиональной корейской плакальщицей. В этот раз Михаил не стал останавливать жену, он по опыту знал, что просто бесполезно её трогать пока она не выплачется. Присев на корточки рядом, он подобрал с земли золотое обручальное кольцо, слетевшее с рассыпавшейся в прах руки мумии. Окружающий мир перестал существовать, мгновенно сжавшись до маленькой точки.
— Как же так, Катя, как же так?! — китайским болванчиком раскачивалась из стороны в сторону Наталья.
В то, что произошло непоправимое, Михаил поверил сразу. Интуиция, обливающаяся кровью душа, если хотите, твердили, что шуткой здесь не пахнет. Слишком жестокий розыгрыш для местных реалий, да и не подходил никто на роль шутников. Только ощутив боль утраты понимаешь, что все семейные неурядицы и невысказанные претензии и обиды — это мелочь, недостойная внимания.
— Боярин, ты чего? — Николай непонимающе попинывал костюм Кати Фурцевой. — Что за хрень, Боярин?
— Заткнись! — шикнул Михаил
С трудом взяв себя в руки, Бояров напряженно смотрел в сторону светлого абриса входа, нехорошая мысль-догадка овладела им. Через силу разлепив губы, он прохрипел:
— Топор, проверь мобилу, связь есть?
— Есть три "палки", плавает. Две "палки", одна, опять три.
— Набери Мамая или кого-нибудь, кто у мангалов остался.
— Что?
— Что слышал, набирай! — уже догадываясь об ответе, грубо, не принимая возможных возражений, надавил Михаил. Отвернувшись, он, по-прежнему сидя на коленях, аккуратно сгребал руками то, что осталось от Екатерины: нетронутая одежда и жирный пепел.
— Не отвечает... Что происходит?
— В городе кого-нибудь вызвони, скорую, полицию, сам потыкайся в телефоне.
Результатом всех потуг были безответные гудки или механические голоса автоответчиков, твердивших о важности звонка.
— Где-нибудь на западе есть родня или знакомые?
— В Самаре и Воронеже, — названия городов были произнесены с заметной дрожью в голосе.
— Набирай, не бойся разбудить, если я прав, им уже пофиг.
И вновь безответные гудки в ответ.
— Боярин, мать твою, ты мне можешь сказать, что происходит? — сорвался на крик Николай. От громогласного ора задрожали каменные своды и, забыв об истерике и причитаниях, подскочила перепуганная Наталья.
— Песец. Большой Песец происходит, — чувствуя, как его разрывает на мелкие кусочки от внезапно нахлынувшей неизвестно к кому ненависти и ярости, Михаилу безумно захотелось сорваться и наорать на Николая, выплеснув весь гнев, что копился внутри. До этого толстокожего "тормоза" только-только стало доходить, что произошло нечто по-настоящему непоправимое. Усилием воли задавив гнев и уняв дрожь, Михаил прижал к груди голову Натальи. — Господи, что я Катькиному мужу скажу?
Втянув носом тонкий и такой родной запах женских духов, Михаил аккуратно отстранился от жены, с недоверчивым выражением на лице, понюхал измазанные пеплом ладони. Странным в ситуации было то, что пепел не пах. То есть никак. Совсем. Или это просто игры обоняния и выверты психики, как ответ на ударную порцию шока всего организма? Замерев, Михаил некоторое время не шевелился, после чего решительно вскочил на ноги и бросил за спину, хлёстко, будто выстрелил:
— Ждите здесь. Головой за Наташку отвечаешь, понял?
— Но, я...
— Миша, не ходи, — попыталась его остановить жена.
— Жди здесь, — мягко высвободившись из женских рук, хрипло каркнул Михаил, шагая наружу.
Кто-то же должен идти, правильно? Понимание, что за спиной остались жена и дети, которым грозит вдовство и сиротство, если отец повторит страшную и незавидную участь Екатерины, не могло стать препятствием на пути добровольного разведчика. Не Жопорука же, право слово, в разведку посылать. Этот заяц от разрыва сердца в пятке на выходе из пещеры коньки отбросит. Не стоит брать лишний грех на душу. Да уж, иронично ощерившись, Михаил оглянулся на бьющий в спину подрагивающий луч фонаря Николая, сдохнуть от голода в холодной пещере — участь куда лучше, чем мгновенно превратиться в горстку пепла. Если опасность снаружи не миновала, все так и так умрут, только ещё живые окажутся обречены завидовать мёртвым, поэтому решение прошвырнуться по бывшему карьеру не имело альтернатив. Или-или, третьего не дано.
— Миша! — с надрывом прилетело в спину.
В первые мгновение солнечный свет ослепил, выбив из глаз непрошенные слёзы, но стоило солёной влаге подсохнуть под свежим мартовским ветерком, как за мутными размытыми тенями проступила картина непроизвольного погоста во всей её неприглядной красе. На ранее многолюдной площадке перед пещерой было пусто. Ни одной живой души, даже вездесущие воробьи и синицы предпочли оказаться как можно дальше от разбросанного то тут, то там тряпья. Осторожно обходя останки в виде описанного выше непотребства, окружённого черными вуалями в виде размытых пятен на снегу от разнесённого ветром пепла. Так, постепенно теряя благоговейный ужас и впадая в некий равнодушный транс, при котором следы чужих смертей начинают восприниматься неприятным дополнением к фону окружающего пейзажа, Михаил дошёл до мангала. Капая жирком на красные угли, вместо аппетитного аромата, вызывающего обильное слюноотделение, шашлыки распространяли вокруг запах палёной шерсти. С самого края мангала на нескольких шампурах с обугленными кусками мяса ещё можно было рассмотреть остатки вязаной шапочки Мамая. Сам плод любви востока и запада со своим потомком находились тут же, в том же виде, что и остальные участники трагедии, которым не повезло в момент кульминации оказаться на улице. Хоронить, честно говоря, нечего. Две бесформенные кучки тряпья из которых порывами ветра выносило черные шлейфы пепла.
Походя подивившись собственной чёрствости, равнодушию и холодному расчёту, которые незаметно затмили остальные чувства и эмоции, если не выморозив их, то загнав подальше в тёмный угол подсознания, Михаил покрутил головой, механически прислушиваясь к окружающему миру. Где-то на задних задворках слухового восприятия на холостых оборотах лениво тарахтела чья-то машина. Тихое урчание легковушки дополнялось периодическими утробными порыкиваниями крупного зверя — со стороны невидимой отсюда просёлочной дороги доносились звуки двигателя большегруза. Движок невидимого авто, то затихал, то рьяно подхватывал обороты, на весь лес стреляя глушителем, словно раздумывая заглохнуть ему окончательно или поддать газку, в конечном итоге не решаясь ни на то, ни на другое. Недалеко настороженно стрекотали сороки, в отличие от лесных сплетниц, вороны не утруждали себя проявлением осторожности, грая иной раз громче пыхтящего на проселке грузовика. Вот несколько наглых птиц выметнулось из-за вагончика, неся в клювах куски маринованного мяса. Всё ясно, там была ещё одна группа отдыхающих...
— Прости, мужик, — тяжело дотопав до урчащего на стоянке четырёхколёсного коня, Михаил, совершенно не испытывая никакого пиетета, бесцеремонно стряхнул останки незнакомого водителя на снег, следом выгрузив из карманов котят. Всяко неизвестному машина уже не пригодится, как и его предполагаемым родственникам, если они не из тех, кто остался в пещере. В любом случае индивидуумы с претензиями пойдут лесом, а кто не согласится с маршрутом, отправятся полем. — Так, ребятки, посидите здесь, в салоне натоплено, так что не замерзнете. Сиденья не драть... хотя делайте что хотите.
— Мяу! — возмущённо взвыл подарок дочке, которому и за пазухой неплохо сиделось. В отличие от хвостатого напарника, его подружка перенесла выгрузку спокойно, тут же свернувшись компактным комочком.
— Крысохвостых не спрашивали, — отмахнулся Михаил, направляясь в подземелья.
— Ну как? — табакерочным чертом на освещённый пятачок выскочил нервничающий Николай.
— Что как? — опешил от напора Михаил.
— Мужики всех во втором зале собрали, народ на нервах, как на митинге. Дети эти ещё: "что там?" да "что там?". А что я могу сказать? Сижу на шухере, нихрена не знаю.
— Мне мужики до лампочки, Наталья как?
— Успокоилась, я её к своей отвёл, девки её лучше меня успокоят.
— Да, Коля, я б сказал, что ты совсем мозгой зачах.
— Чего я зачах? — вскинулся Топоруков.
— Того, что башкой разучился думать, моча в голову ударила, елдой всё больше размышляешь. Бабу после стресса к бабам отвёл, революции захотел? Это ты молодец, умница, мальчик. Хвалю! Наташка сейчас баб заведёт так, что ты хрен с ними справишься. Меня только прошу не приплетай. Сам кашу заварил, сам и расхлёбывай.
— А что я сразу? Там и без твоей жены обстановка, как на майдане, скоро до "небесной сотни" дойдёт, все друг друга переубивают, а ещё ты свалил и ни слуху, ни духу.
— Митингующие уже лозунгами разговаривают? Давай, Топор, режь правду-матку. Кричат, долой правительство там или геть олигархов, экспроприировать экспроприаторов? Нет? Зря. Знаешь, у нас на повестке вновь извечные русские вопросы из разряда, что делать и как быть, подпёртые для крепости сакральными поисками виновных. Надеюсь они уже сковородки в аду обживают, но найти этих гадов и покарать мочеиспусканием на безымянные могилки считаю делом принципа, — лениво и несколько ёрнически процедил Михаил, сразу меняя тон. — Там всё, Коля. Если я говорю "всё", то "ВСЁ" с большой буквы и все они заглавные.
— В каком смысле? — опешил Топоруков.
— Пошли, друг мой ситный, — положив руку на плечо Николая, Михаил потянул его за собой. — Нехорошо заставлять людей ждать, а смысл, Коля такой, что в радиусе от тебя до ближайшей пещеры или шахты живых людей не наблюдается. Такое у меня чувство и как мне кажется, оно меня не обманывает. Хотя, как на духу, до визгу хочется, чтобы обмануло! Поверь, я бы всё отдал, чтобы обмануло и Катька не лежала бесформенной кучей белья в чужой машине.
* * *
*
— Что там?
Пожалуй, это был первый и едва ли не главный вопрос, светившийся в десятках пар глаз, направленных на Михаила. На лицах людей замерло ожидание, через которое поступали нешуточное беспокойство и затаенный страх с подспудной надеждой на благополучный исход. Вдруг этот рвущий жилы жуткий крик был чьей-то неудачной шуткой. За доли секунды Михаил прочитал чувства окружающих и они, наткнувшись на леденящий холод в ответном взгляде, внутренне подобрались, готовясь к худшему. Даже шебутные школьники боялись нарушить тишину, которая звенящим пологом повисла в пещере.
— Наташа, Лиза, Санька, идите сюда, — слова колючими ёжиками проскребли через глотку, справившись с собой, Михаил потянул к себе дочку Григория. — Иди ко мне, Марина.
— Дядя Миша, — прижавшись к мужчине, с трудом пролепетала девочка, которую била крупная дрожь. Девочки успели наслушаться ужасов от Натальи, и Марина уже представляла, какие новости её ждут.
— Говорю для всех — в данный момент снаружи опасности нет, — будто пролаял Михаил.
— Мужик, тля тебя дери, кончай яйца мять, чего есть? — выкрикнул долговязый персингованный и татуированный парень с тоннелью в левом ухе. Про таких говорят — весь на цирлах. Переминаясь с ноги на ногу в группке студентов, он явно не находил себе места, что-то гнало его вперёд и только руки перепуганных девушек, с неженской силой вцепившихся в кожаную куртку, до сих пор удерживали его на месте. — Ты, это, типа язык проглотил? Говорю тебе, мужик, кончай яйца мять, мы — люди пуганные, ты давай языком работай.
— За своими яйцами следи, — огрызнулся Михаил, — ухо, гляжу, тебе порвали. А теперь говорю для информации и понимания обстановки, живых снаружи нет, — просверлив персингованного нахала взглядом, от чего тот непроизвольно отступил за спины девушек, веско добавил Михаил. Заглушая поднявшийся ропот, он выставил вперёд руку. — Тихо! Чтобы всем было понятно с первого раза и одного слова, мужики, я тут ни хрена не шучу! Какая-то хрень прихлопнула всех, кому не повезло оказаться под землёй.
— Па-ап!
— Дядя Миша!
Два мелких тела синхронно врезались в Михаила справа и слева.
— Лиза, Марина, — сглотнул каменного ежа Михаил, — Санька...
— Мама, папа, Стас, они умерли? — совсем не по-детски обронила девочка, глядя на Михаила взглядом смертельно раненого оленёнка, у мужчины враз перехватило горло.
Попытавшись поймать бегающий взгляд отца, Сашка отступил на пару шагов. Хмурый мальчишка даже не спрашивал, а больше утверждал, ткнув носком бердца обломок мелкого сталактита, добивая выводом:
— Пап, Маринкины все умерли? И мы бы сдохли, если бы наверх пошли. Стаса жалко, мы с ним в доту не доиграли, — всхлипнул Сашок, ткнувшись отцу лицом куда-то в район пупа и разревевшись.
— Поплачь, сына, поплачьте, девочки, — сглотнув ком, хрипло выдавил Михаил, обняв детей. Он хотел привлечь к себе Наталью, но та, будто чужая, с холодком глянув на мужа, отстранилась от них. Прикрыв глаза, мужчина выдохнул сквозь плотно сомкнуты зубы, будто и не было надрывного "Миша" пятнадцать минут назад. В груди начала подниматься глухая красная волна гнева.
Хотелось бы сказать, что после слов Михаила поднялся галдёж и лай, но это было бы неправдой. Народ тихо, где-то преувеличенно осторожно, потянулся на выход из пещеры, на ходу распадаясь в отдельные группы или, наоборот, формируя оные. Например, как вокруг Топорукова и Натальи, внезапно ставших центром притяжения. Николай сбросил довлевший над ним страх, активно ратуя окружающих на коллективный сбор и переезд в теплые края пока пути-дороги не размыло, супруга Михаила ему активно поддакивала. Возможно в больших городах, скорее всего в Москве, не все превратились в жирную пыль. Метро всяко-яко глубоко под землёй и процент выживших там должен быть солидным, цивилизация в каком-то виде сохранится, а не рухнет в каменный век, если остаться тут.
— А нам что делать? — фраза, обронённая тоном выброшенного на улицу щенка, заставила Михаила на мгновение забыть о гневе с раздражением и поднять помутневший взор на ладную фигуру женщины, вокруг которой потерянными птенцами жались школьники. За спинами ребят угадывалось несколько лиц постарше, тех, кто по непонятным причинам откололся от студенческой компании.
— Простите?
— Синицина Валентина Петровна, — представилась женщина, — классный руководитель этих анархистов. Как я понимаю, мы все оказались в ужастике, придуманном безумным сценаристом.
— Правильно понимаете, — кивнул Михаил, — прошу принять во внимание, что это не голливудские приключения и виртуальный шутер, а самая что ни на есть суровая реальность. Вы меня спрашиваете, что вам делать? Я не знаю. Честно. Верите или нет, я сам не знаю, что мне делать, такие вот пироги с котятами.
— Мне показалось... Я увидела на вашем лице неодобрение идеи вашего друга и м-м, простите, жены. Вы не согласны с переездом, — мучительно подбирала фразы женщина в густом облаке всеобщего молчания. — Мне она тоже кажется м-м несколько несвоевременной, но я...
— Но вы растерянны и не знаете, как поступить и что делать здесь и сейчас, правильно? Тем более на вас неожиданно свалилась ответственность за целую толпу спиногрызов, — озвучил нехитрые выводы Михаил. — Предлагаю подняться наверх, всё равно тут долго не высидеть, а там зима план покажет. Нам так и так придется искать машину, чтобы всем выехать в город и первую ночь где-то перекантоваться. В силу обстоятельств, девочки и мальчики, думаю, вы меня понимаете — никто вас по домам развозить не станет. А там уже, по ходу пьесы, мы обменяемся мнениями и резонами, ехать ли на запад или куковать тут. План принимается, Валентина Петровна?
— Принимается, у меня все равно никаких мыслей в голову не лезет.
— Студенты, вы что скажете?
— Мы с вами,— густым басом ответил за всех коренастый кряжистый парень с простодушным округлым лицом. Сняв с головы спортивную шапочку, он неуклюже пригладил короткий ежик волос лопатообразной мозолистой пятернёй. — Мы бы тоже тута остались.
Глава 2.
Чёрный снегопад.
— Антон, не спи, цепляй лебёдку! — опустив боковое стекло, прокричал Михаил.
— Ага! — разметая снег ногами, бывший студент неудержимым кабаном припустил вверх по склону к кряжистому дубу. — Готово!
— Врубаю! Давай-давай, — рыча двигателем и наматывая трос лебедки на барабан, вахтовый "Урал" медленно пополз из снежного отвала. — Давай, родимый. Умница — танки грязи не боятся!
Проблема нарисовалась, когда их честная компания дружно вывалилась из темного зева в мир подлунный. Пересчитав молодёжь по головам, Михаил задумался, как вывозить всю эту ораву. Его микроавтобус не подходил однозначно. Даже если умозрительно предположить, что в чудо японского автопрома набьётся восемнадцать человек, да ещё останется место для гармониста, не факт, что техника проедет по городу. Любой мало-мальски думающий реалист с закрытыми глазами представляет заторы и завалы из четырёхколесных коней, враз лишившихся хозяев. Особенно в центре города. Тут нужен не микроавтобус и даже не джип, а крокодил помощнее, такой, чтобы бампером мог раздвигать автомобильные баррикады или объезжать оные по тротуарам.
— Так, боец! — Михаил ткнул в сторону коротко стриженного парня, который ранее выразил желание остаться "тута".
— Я?
— Ты, ты. Или ты других на роль бойца видишь? Как тебя по батюшке, боец?
— Антон Борисович, — несколько смущённо пробасил парень.
— Так, Антон, свет Борисович, слухай сюды. Надо мухой слетать вниз по склону, слышишь, там какой-то крокодил на просёлке чихает?
— Ага.
— Необходимо выяснить породу этого зверя и подойдёт ли он нам. Задача ясна? Возражения имеются? Раз задача ясна и нет возражений, Антон, давай в темпе вальса. Одна нога здесь, другая там, пока конкуренты не прочухались.
— Ага, я быстро.
— Да куда ты побежал?
— В смысле? — опешив, резко затормозил разведчик.
— Рулить умеешь, прыгай в джип, все не ногами перебирать.
— А можно? Он же чужой.
— Антон, не тормози, он уже ничей, хозяин почил в бозе. Лови ключи.
Запрыгнув в не успевший остыть внедорожник Мамая, Антон с прогазовкой рванул с места.
— Не убейся, Шумахер! — успела крикнуть одна из девушек, отличавшаяся примесью восточных, сиречь китайских кровей, прежде чем машина скрылась за бугром.
— Извините, зачем нам ещё одна машина? — придерживая двух девочек за плечи, подошла к Михаилу Валентина Петровна.
— Представьте, что сейчас на дорогах творится, особенно в городе. Тысячи людей умерли мгновенно, кто-то может успел заглушись машину, а кто-то, считай большинство, так и не отпустили баранок. Там сейчас месиво. Был бы под рукой БТР, я бы на БТРе поехал, а лучше на танке, но за неимением гербовой бумаги, пишем на туалетной.
— Простите, я не подумала, — искренне понурилась женщина.
— О, похоже, наш Шумахер возвращается. Быстро же он.
На радость и счастье, Антон, отправленный в разведку вниз по проселочной дороге, принёс хорошие новости, рассказав о застрявшей в снежном отвале вахтовке с тёплым кунгом и автобусными креслами внутри. При ближайшем рассмотрении это оказался новенький "Урал", недавно полученный автоколонной, к тому же местные мастера родной конторы Михаила успели оборудовать машину канолевой лебёдкой и каким-то образом зарегистрировать ГИБДД. Со вторым, конечно, проще — рука руку моет, сколько машин полка ГИБДД прошло через конторские мастерские — не перечесть. Впрочем, в нынешних условиях актуальность регистрации машины в надзорных органах снизилась до отрицательной величины. Хоть на танке по центральной площади рассекай, ни один инспектор не остановит. Не осталось в городе инспекторов.
Подрядив Антона и пару школяров немного раскидать снег, Михаил сбегал наверх, забрал котят из легковушки и передал мелкое зверьё детям. Между этими хлопотами он успел поучаствовать в дебатах, затеянных Николаем по вопросу коллективной эвакуации в западные, а ещё лучше, черноморско-крымско-сочинские пределы родины, но не был услышан, поэтому плюнул и махнул рукой на бывшего друга и присоединившихся к нему людей. Тем более кто-то из них счастливым образом дозвонился до Москвы, подтвердив версию о выживших в метро... За сим сообщением энтузиазм зашкалил за все мыслимые и немыслимые пределы, заглушив голос разума и возражения Михаила, решившего привести аргументы против немедленного выезда. Короче, белую ворону погнали из стаи, только что в спину не свистели и камнями не кидались. Наталья присоединилась к бывшему другу, ни в какую не желая слушать глас разума и логические доводы супруга.
— Наташа, — махнул рукой Михаил на логику, ему не раз случалось сталкиваться с неприятной стороной характера своей нежной половины, когда тебя слушают и не слышат, сейчас же было гораздо хуже, его не слушали и не слышали. Почувствовав ветер свободы, жена поймала свою волну, сбить с которой её не могла никакая мужская логика. — Поехали домой, чего сейчас копья ломать. Дети ждут.
— Подождут, не переломятся.
— Господи, Наталья, ты себя хоть слышишь? Я не о себе, не о тебе говорю, о детях, твою налево! — тут до Михаила дошло, что зря он так необдуманно ляпнул. Апелляция к детям и разуму считается женской прерогативой, а в случае поворота данного "дышла" против женщин обычно аргумент приводит к обратному эффекту, играя роль раздражающей красной тряпки для быка.
— О детях? Вот ты как заговорил, вспомнил, наконец!
— О чём ты?!
— Ни о чём! Не приплетай сюда детей, понял! — упёршись ладонями в грудь Михаила, Наталья резко оттолкнула его. В её глазах плескалась ненависть. — Ты их и так против меня настроил, урод! Будто я не вижу, как Лиза к тебе липнет, а ты и рад стараться. Думаешь я слепая и совсем дура?! Сашке то телефон, то ноутбук, то котёнка Лизе. Папа хороший, а я вечно плохая! Что, не так, скажешь? Скажи, что ты не хотел забрать их, если бы мы развелись?
— Я их не приплетаю и против тебя никогда не настраивал. Если захочешь уехать, я не буду тебя держать, ты меня знаешь. Куда ты лезешь сейчас, утро вечера мудреней, Наташа, подумай! Как бы нам дров не наломать сгоряча, — намеренно опуская больную тему развода, увещевал Михаил. — Я пытаюсь достучаться до тебя, до твоего разума!
— До своего достучись, козёл рогатый! — основательно подточенные за день оковы хладнокровия лопнули, грубая мужская ладонь и нежная женская щека встретились с хлёстким шлепком. Михаил сорвался.
— Всё сказала? Интересно, насколько правдива поговорка про сучку и кобеля? Скажи мне, дорогая, к какому кобелю ты бегала? Молчишь, впрочем, я и так знаю! Вали! Ты свой выбор сделала, считай, что развод ты получила. Вали и не попадайся мне больше.
— Да пошёл ты, урод! Чтоб ты сдох!
— Мама! — бегущая от вахтового вагончика Лиза попыталась остановить мать, но та, не говоря ни слова, оттолкнула дочь и ушла в сторону компании Николая.
— Папа! — девочка подскочила к отцу, наткнувшись на застывшего истукана вместо живого человека. — Папа.
— Всё будет хорошо, стрекоза.
— Ты ударил маму!
— Да, я ударил маму, — мёртвым голосом Михаила можно было заморозить пару погостов.
— Она нас бросила, да? Ты поэтому её ударил?
— Не говори так, стрекоза, мама вернётся. Одумается...
— Нет, не вернётся, она давно хотела уйти, я в декабре подслушала её разговор с тётей Верой по телефону, она говорила, что устала от тебя, ей всё обрыдло. Эти оковы и долбаное болото, из которого не выбраться. Живут же другие...
— Подслушивать не хорошо, пойдём к машине, доня.
— Я в ванне была, а мама на кухне. Я её потом спросила, неужели мы болото? А она наорала, сказала, что я ничего не понимаю, и чтобы не лезла не в своё дело, но я ведь понимаю!
Теперь становилось понятно, почему Лиза в последние месяцы резко начала тянуться к отцу. Девочка искала участия, поддержки и родительской любви. Искала и находила то, чего не могла получить от матери. Да, какие, оказывается, секреты всплывают, но ведь мелкая ни словом не обмолвилась и даже намёком до этого дня. А Наталья мечтала о красивой жизни инстаблоггерш, как же ей интернет и сказки инстадив мозги-то запарафинили. Какой же он слепец!
— Сашке что говорить будем?
— Он знает, — потупилась Лиза. — Мы с тобой останемся, папа.
— Спасибо, успокоила. Заговорщики мелкие.
— Так, господа, — подойдя к джипу, у которого собрались сторонники варианта с проживанием в родных краях, Михаил обвёл взглядом всю честную компанию. — Извиняюсь за некрасивую мизансцену, как вы понимаете, у нас убыло на одного человека и прошу вас данный вопрос при мне никогда не поднимать, договорились? Скажу лишь одно, нарывало давно и сегодня лопнуло. На этом всё. Никто ехать не передумал? В смысле оставаться здесь, ну, вы поняли.
— Не передумали, — за всех ответила Валентина Петровна.
— Отлично, значит так, никуда не разбегаемся, по крайней мере дальше туалета, сейчас мы с Антоном быстро сгоняем за "Уралом", после чего грузимся и едем в город.
Не откладывая дело в долгий ящик, Михаил запрыгнул в джип. Что ж, он говорил, но его не хотели слушать, их право. Насильно мил не будешь, а в сложившихся обстоятельствах дудеть в одну дуду в Топоруковым... Хотят сдохнуть на западе, их право. Своих хлопот полон рот.
Дорога вниз по склону заняла менее минуты. На то, чтобы выбраться из сугроба потребовалось четверть часа.
— Ты, Антоха, откуда такой крепкий будешь? Запрыгивай! — смотав лебёдку и развернувшись, Михаил открыл дверь кабины. — С института-то за что попёрли?
— Да-а, — почесал парень "репу", — вмазал каратистам одним, к Вере клеились, а мы со школы дружим. Наши бати в ПЧ, на железной дороге работают... работали. Мой кузнецом, Веркин слесарем в мастерских.
История оказалась стара, как мир. Антон и Вера дружили с первого класса, после школы поступив в один ВУЗ, только на разные специальности и так сложилось, что к брюнетке с яркой восточной внешностью начали клеиться два одногруппника. Близнецы, братцы-акробатцы. По курсирующим в девичьей среде слухам, братья заключили между собой пари, кто первым "сорвёт цветочек". Девушка им сто раз повторяла и требовала, чтобы закусившие удила парни отстали, Антон несколько раз один на один просил добром оставить невесту в покое. Увещевания не помогали и в один прекрасный момент "Казановы" перешли черту и нарвались. Сын кузнеца подрабатывал в кузне молотобойцем, да и сам ковал, благо отец не скупился на секреты, в общем дури в парне было о-го-го, никакой водки не надо. Короче, супротивники вызвали флегматичного Антона на "поговорить" и в какой-то момент начали крутить ногами, а сыну кузнеца надо было только попасть. Он и попал во всех смыслах. Результатом попаданий стал перелом ключицы у первого близнеца и нижней челюсти в двух местах у второго. В итоге поборник справедливости и защитник девичьей чести вылетел с ВУЗа, так как ногокруты оказались чьими-то родственниками. Не то декана, не то ректора. С трудом удалось отбиться от дела в полиции, пострадавшие тоже оказались не без греха, но с альма-матер пришлось распрощаться, а весной сына кузнеца ждал военный комиссар и служба, но с этим теперь уже не сложилось по объективным обстоятельствам.
— Да, не повезло тебе, — усмехнулся Михаил, подруливая к ожидающим его детям и куцей компании девчат. — Чего стоим, кого ждём? Запрыгиваем, Антон, подсоби, помоги Валентине Петровне. Парни, помогаем девчатам. Связь с кабиной в кунге работает, проверено. Антон покажет, как и что нажимать. Сын, Лиза, Марина, давайте ко мне.
Тут от толпы сторонников переезда, занятых обсуждением насущного вопроса каким транспортом и когда выезжать, отделился высокий рыжеволосый мужчина. Широкими шагами он пересёк стоянку, обогнул сторожку и старый вахтовый вагончик, выйдя наперерез "Уралу", за ним, вприпрыжку поскакал ещё один, низенький и круглый, как колобок и следом засеменила худосочная женщина, которая, как помнил Михаил по пещере, всё время жалась к рыжему.
— Эй, мужик, притормози, — чуть ли не на бампер лёг рыжий.
— Чего надо? — открыв окно, перегнулся наружу Михаил.
— А ты куда-то спешишь? — нагло осклабился рыжий. — Ты погоди, тут до города людей подкинуть надо.
— А я вам что, развозная телега? Бери любую машину и кати, — отбрил наезд Михаил, — нашли, понимаешь, рейсовую маршрутку.
— Ты, что, б**, с*ка, борзеешь, у людей горе, — окончательно лёг на бампер желающий прокатиться до города пассажир. — Типа ты один такой умный сообразил, что в городе сейчас горы битых тачек. Без танка хрен проедешь.
— Вечер перестаёт быть томным, — закипая от выплеснувшегося в кровь адреналина, тихо прошипел Михаил. — А у меня, б**, по-твоему, праздник? Уйди с дороги, пока нахрен вдоль и поперёк не переехал.
— Дави! — рыжий развёл руки в стороны.
— Антоха, поддержи, если что, — крикнув в салон по связи, Бояров открыл дверь кабины, одним слитным движением ловко соскочив на снег.
— С*кА, сдрейфил, коз-зёл! — глумливо оскалился рыжий, сжимая кулаки на уровне груди.
Подскочив к противнику, Михаил, как когда-то давно учил тренер рукопашного боя, левой рукой обозначил внешне опасный удар, а сам уклонившись от выброшенного навстречу кулака и контролируя ноги верзилы, полуприсев влепил тому ниже пояса. Да, подло, но уличная драка благородства не терпит. Охнув, рыжий согнулся в три погибели, прикрывая руками пострадавшее место. Удар ногой в лицо завершил разгром. Подхватив стонущее тело за воротник, Михаил откинул его с дороги в рыхлый сугроб. Пусть остынет немного, горячий финский парень.
— Толстый, тебе тоже прописать?
Впечатлённый расправой, толстячок предпочёл держаться на расстоянии, в отличие от худосочной дамы, с причитаниями бросившейся к пострадавшему.
— Держитесь! — запрыгнув в кабину, Михаил выжал сцепление, врубил передачу и вдавил в пол акселератор. Громоздкий "Урал", выбрасывая из-под колёс комья слежавшегося снега и мелкий гравий, резво скакнул с места. — А то сейчас набежит охотничков до халявы. Умные, мать их.
* * *
*
Город горел. Чёрные, серые и серебристо-белёсые клубы дыма толстыми столбами поднимались в небо то тут, то там, разбавляя колыхающимися телесами мертвую картину апокалипсиса.
— Держимся! — чуть ли не в сотый раз по внутренней связи скомандовал Михаил, сдвигая бампером очередную легковушку, перегородившую дорогу.
— Папа, а почему дома горят? — вцепившись в спрятанного под пуховичком котенка, как в спасательный круг, спросила Лиза.
— Плитки, утюги, ещё что-нибудь, — объезжая застывший на парапете троллейбус, ответил Михаил, — включенный газ, много чего, доченька. Свет-то не выключился, а теперь погляди на последствия...
— Ой, смотрите! — крик Марины отвлёк от дороги. Проследив за тонким пальчиком дочки Мамая, Михаил резко вжал тормоз в пол.
Десятиэтажная панелька у поворота вздрогнула будто живая, облицованные мелкой декоративной плиткой стены вспухли и целая секция дома, стреляя во все стороны обломками бетона и осколками стекла, за несколько секунд сложилась вовнутрь. Машину ощутимо качнуло. Грязное облако пыли заволокло дорогу.
— Твою, — сквозь зубы выругался Михаил, — вспомни про газ... так, дети, рвём когти в объезд.
— Папа, а наш дом не взорвётся? — отмер сын.
— Не знаю, Сашок. Увидим, как приедем. Вот же не было печали, да черти подкачали.
На соседней с разрушенным домом новостройке, так называемом монолите, загорелась внешняя обшивка. Исторгающее черный дым пламя быстро поднималось вверх, пожирая утеплитель, который, к бабке не ходи, по всем документам был оформлен как огнеупорный. Из-за чего начался пожар определить не представлялось возможным. Висящая в воздухе бетонная пыль густым молочным туманом надёжно скрывала нижние этажи новостройки.
— Тормозим. Антоха, за мной!
Остановившись у полицейского УАЗика, Михаил выпрыгнул наружу. Обшмонав с Антоном то, что осталось от служителей закона, невольные мародёры разжились двумя *"Укоротами" и двумя *"Макаровыми".
— С патронами не густо? — цыкнул через зубы Михаил. — Ничего, разживёмся, благо есть где пошукать. Мда...
— А зачем нам? — держа в широченной лапище кажущийся маленьким пистолет, недоумевал Антон.
— Рыжего помнишь?
— Угу.
— Вот затем. Тут кроме рыжих не знаешь, с чем столкнёшься: бешеные собаки, саблезубые кролики, бурундуки-убийцы. Бери, завтра научу стрелять. Хотя нет, вертай обратно. Пока ликбез не проведу, автоматы и пистолеты детям не игрушки, ещё ногу себе прострелишь ненароком.
Родной дом показался внезапно, с усилием вывалившись из тяжёлых клуб дыма горящего на обочине бензовоза. Одна радость, дующий со стороны реки, ветер гнал тягучую пелену в противоположную от дома сторону, да плотный частокол новостроек надежно отгораживал дорожное пожарище от родных пенат.
— Так, Антоха, готовься цеплять лебёдку к замку газгольдера, пока не бабахнуло, перекроем газ, — заруливая во двор и расталкивая изрядно помятым бампером понаставленные у бордюров легковушки, скороговоркой протрещал Михаил в переговорное устройство.
Громко хлопнув дверью пассажирского салона из машины выпрыгнули Антон и Виктор Касимов. Первоначально семнадцатилетний парень был принят за студента, но в коротком разговоре с Валентиной выяснилось, что недоросль приходится ей сыном от первого брака. Мать и сын были совершенно не похожи ни лицом, ни фигурами.
— Весь в отца, — коротко высказалась тогда учительница, — благо характером в меня пошёл.
На этом вопрос родственных связей был до поры, до времени закрыт. В четыре руки молодые люди распустили лебёдку, обмотав трос вокруг ворот и пропустив петлю через дверцы газгольдера.
— Отходим!
Через пару минут Михаил перекрыл вентили подачи газа. Вскоре участь газгольдера постигла трансформаторную подстанцию, но там хватило простой кувалды, с помощью которой наш кузнец одним ударом сбил замок с распределительного устройства 0,4 киловольта. Отключив главный автомат фидера, питающего дом, Михаил дал добро помощникам открывать настежь двери подъездов для проветривания.
— Электромагнитные замки домофонов обесточены, ребятки. Шевелитесь, чего застыли.
— Вовремя мы, — сморщив нос, сплюнул Антон. — газом ужасно воняет...
— Да уж, — помогая Валентине Петровне и девчатам выбраться из высокого салона (пацаны горохом высыпались сами), не мог не согласиться с ним Михаил. — Добро пожаловать, гости дорогие. Сегодня ночуем у нас, а с утра ноги в руки и на поиски подходящей фазенды. У кого есть какие предложения, подходим, не стесняемся. Насчёт места не беспокоимся, спешу заверить, вскрыть пару квартир на площадке не проблема.
"Укорот"* — АКС74У автомат Калашникова укороченный
"Макаров"* — 9 мм самозарядный пистолет Макарова.
Пожалуй, стоить опустить подробности вскрытия соседских квартир, заметив лишь одно — "домушником" и "медвежатником" Михаил на досуге не подрабатывал и склонности к криминальным дарам не имел, но талант не пропьёшь. Без разницы из какого места растут руки, если они золотые.
Вскорости все разместились по присмотренным местам и комнатам строго соблюдая правила общежития — дамы отдельно, противоположные особи мужеского полу, тоже, как вы догадываетесь, отдельно. Квартира Боярова помимо воли хозяина сама собой стала своеобразным штабом, советом в Филях, если хотите, в котором собрались все небезучастные.
— Михаил Павлович, почему вы считаете, что нам лучше остаться здесь? — в какой-то момент не выдержала Валентина Петровна, задав сакральный вопрос, волновавший большинство внимавшей публики, оккупировавшей зал.
— Хм-м, — Михаил задумчиво посмотрел в сторону тёмного прямоугольника окна, будто там, в темноте, лежал искомый ответ, потом, в сгущающейся тишине, нарушаемой людским дыханием, перевёл взор на девчат-студенток, пробежался взглядом по детям, в конце концов остановившись на Антоне. — Скажи-ка мне, боец, какая сейчас главная опасность для нас существует на благословенном западе нашей необъятной Родины?
— Ну-у, — левая рука молодого человека непроизвольно потянулась к "тыковке", потеребив короткий ёжик волос на затылке. Простимулировав таким образом мыслительный процесс, сын кузнеца выдал на-гора:
— Не знаю, но попой чую, ничего хорошего.
— Развитая интуиции — это хорошо, Антон, — качнув головой, иронично усмехнулся Михаил, — как я понял, предупреждающие сигналы седалища в вербальную форму ты облечь не можешь. Ладно, начнём издалека... — встав со старого продавленного, но любимого кресла, заменить которое в своё время у Натальи не получилось ни мытьём, ни катаньем, Бояров подшагнул к тёмному зеву окна, сверкавшему чёрным бельмом, неприкрытым шторами:
— Кольская, Ленинградская, Курская, Ростовская, Нововоронежская э-э, Валентина Петровна...
— Белояская, Смоленская, Балаковская, — подхватила женщина, с полуслова поняв намёк.
— Это что? Я не поняла, — вздёрнула бровки Вера, невеста Антона.
— Атомные станции, — пояснил Михаил для недогоняющих.
— Это типа "Чернобыль"? — блеснул интеллектом Антон. — То-то чуялка свербит.
— Вряд ли, -одной фразой охладив пыл и остановив начавшийся разгон мысли, Михаил продолжил. — Скорее всего защита станций заглушит работающие реакторы и взрывов типа чернобыльского не будет, но остаются разные хранилища ядерного топлива, бассейны с отработанными ТВЭЛами, которые продолжают выделять тепло, и прочие радости жизни. Поэтому, когда системная автоматика начнёт отрубать линии, и резервные источники электроснабжения прикажут долго жить, оставшись без топлива, нам лучше держаться подальше от мест возможного радиоактивного загрязнения, как равно всем прочим, не желающим плодить мутантов, что в окружении такого количества АЭС несколько затруднительно. Вот тогда я не исключаю мощных выбросов различной ядерной гадости в атмосферу и не завидую выжившим. Ладно, станции — это полбеды...
— Охренеть, — пробасил Антон, — а что, есть ещё что-то хуже?
— Есть, как не быть, — об зверский оскал зубов Михаила можно было порезаться, — Химические предприятия непрерывного цикла. Лично я бы не исключал отравленных утечек в атмосферу и в реки. Нефтепергонные заводы, различные закрытые хранилища и биолаборатории. Гидроэлектростанции с ограниченным сбросом в зимний период. Это в нашем медвежьем углу промышленность почила в бозе, одни полезные ископаемые остались, в Сибири, на Урале и дальше хватает коптящих труб, один чих которых валит с копыт табун лошадей и две отары овец. Так что мы, в нашей ситуации, как бы иронично это не звучало, сидим не у чёрта на рогах, а у Христа за пазухой. Без людского догляда вся эта химия рано или поздно вырвется наружу, мало никому не покажется. Но и это сейчас не главное, дамы и господа, я бы...
Резко замолчав, Михаил сглотнул, и продолжил, по-стариковски пожевав губами:
— Есть вещи страшней химии и радиации.
— Ну ты скажешь, пап, — пискнула из угла дочка. Загнать мелких спиногрызов в кровати не получилось и как-то так вышло, что "птичий базар" из младшего поколения гомонящей стайкой приземлился на ковёр у журнального столика.
— Ох, кнопка, — три шага и взрослый мужчина присел на корточки у смущённой девочки, — поверь мне, люди будут куда страшней. Я не знаю, что там с шахтами до Байкала, но на Кузбассе их хватает. Представьте себе тысячи горняков, поднявшихся на поверхность с забоев. — после небольшой паузы Михаил припечатал. — Тысячи мужиков и ни одной бабы. А тут мы, переселенцы, так нас и разэтак. Сколько-то дней налёт цивилизации на людях продержится, а потом включится закон стаи. Вожаки начнут подгребать под себя, быстренько обзаведутся оружием, самым голосистым вколотят в бошки несколько грамм свинца и начнут делить власть по понятиям, либо рванут доставать баб в Новосибирск.
— Почему в Новосибирск? — прогудел Антон.
— Метро, "патамушта", — очень похоже спародировав Ельцина, ответил Михаил. — Там женщин наверняка побольше выживет, вот "купцы" и придут за "товаром", пустив в расход тех, кто не согласен с подобным товарообменом. Не факт, что будет именно так, но где-то около того. Есть все шансы проскочить мимо в первые дни, пока народ не прочухался, но после того, как бывшие шахтёры и городские поделят зоны влияния, проскочить будет труднее. Это только кажется, что Россия большая и у нас море дорог, на самом деле нормальных трасс раз-два и обчёлся. Ставь вооружённые блокпосты и бери путешественников тёпленькими. Самая "жирная", естественно будет Москва, за ней Питер. Ещё метро есть в Казани и Нижнем Новгороде, про Новосибирск вспоминать не будем. Есть ещё где-то, где, я не помню точно. В Красноярске только строят, строили в смысле. Киев и Харьков — это Украина, там тоже есть метро... да, там и без нас разберутся. А, в Минске ещё... Короче, в любом случае нас ждёт передел власти, и мы лишние на этом празднике жизни. Если женщины, девушки и девочки становятся, как бы это грубо не звучало, высоколиквидным товаром, то парням в лице Антона, меня и мелких спиногрызов ничего хорошего не светит. Пристрелят нас где-нибудь в тёмной роще или в светлом березняке и хорош небо коптить. Пацанов может куда пристроят, если будут себя хорошо вести, а "старые кони" никому даром не нужны. Может я излишне утрирую и нагоняю жути, только вариант "перебдеть" кажется более выигрышным, чем его антипод. Думаю, вы со мной согласны. Тактически идея осесть на месте на несколько лет, заматереть на местных ресурсах, научиться стрельбе и прочему, и прочему, кажется мне более привлекательной. Я думаю вы со мной согласитесь, что став силой или спаянным коллективом, впрочем, что одно и тоже, мы получим более высокие шансы в будущих переговорах с кем-бы то ни было.
— Я не поняла, Михаил Павлович, вы битый час распинаетесь о том, что нам лучше сидеть на месте и не рыпаться, но сейчас, упоминая о тактике, говорите о переезде. В чём подвох? — Вера, рупор женской половины собрания, под общий девичий гул изобразила непонятливость и святую простоту. — Если есть тактика, значит есть стратегия?
— Вера, помолчи!
— Не стоит, Антон. Твоя девушка права. Есть и стратегия, а стратегия заключается в том, что через несколько поколений мы элементарно вымрем из-за близкородственных браков и отсутствия, гм, генетического разнообразия. Биологию в школе изучал?
— Ну...
— Подковы гну. Я вижу выход в воровстве женихов, это если мы решим, как сказала Вера, "не рыпаться". Обратный процесс... Обратный процесс желательно исключить. Впрочем, мальчики и девочки, у нас будет время всё хорошенько обдумать. Предлагаю свернуть обсуждение далёкого будущего, вернувшись к горькому настоящему. Желательно с утреца съехать на новое место жительства где-нибудь на отшибе. Из хотелок мне видится фазенда или несколько фазенд за высоким бетонным забором с отдельным источником водоснабжения или скважиной. Плюсом к воде принимаются сотки и гектары пашни под поля-огороды и хозпостройки для скотины. У кого какие предложения?
— Пап, а почему мы не можем остаться дома? — в этот раз, для разнообразия, роль гласа народа досталась сыну. — Батареи горячие, свет есть.
— С того, Санька, батареи горячие и свет есть, что котлы нашей ТЭЦ работают на газу в автоматическом режиме. Великое счастье и везение, что энергосистема не развалилась окончательно. Сын, если не сочтёшь за труд выглянуть в окно, то можешь собственными глазами убедиться, что в домах за школой и в соседних микрорайонах нет света. Проще говоря, из двух ТЭЦ в городе одна угольная. Люди исчезли, подача угля остановилась и котлоагрегаты перестали вырабатывать пар для турбин. Всё, приехали. Скоро в газопроводе кончится газ, и наша ТЭЦ тоже встанет, если раньше не случится какой-нибудь аварии в энергосистеме. Сидеть, ожидающе с моря погоды? Увольте! Сколько там осталось: час, два, сутки?
* * *
*
— Вам не показалось это странным?
Валентина Петровна бесшумной тенью возникла за спиной Михаила. Неслышно ступая, будто плывя, она вошла в тёмный зал, шаг за шагом приближаясь к замершей у окна глыбе, на которую походил Бояров, рассматривающий играющее красными сполохами зарево за чёрным частоколом ближайших домов за дорогой. Да и сами дома, отделённые призрачной границей асфальтового полотна, шевелились в облаках дыма горящего города.
— Мне осталось понять, что лично вам, Валентина, кажется странным? — полуобернулся мужчина, так и не сомкнувший глаз за всю ночь.
Разобранный после импровизированного собрания диван продержал человека в объятиях дай бог час.
— Наша реакция, — немного пояснила женщина.
— О! — ёрнически прошептав, оживился Михаил, баюкая в руках котят. Мелкие лысые поганцы напрочь отказались спать в тёплой корзинке или с детьми, всеми правдами и неправдами перебравшись к мужчине. — Кстати, это не единственная странность, как вы могли заметить.
— Да, не единственная, — зябко кутаясь в шаль и становясь рядом, одними губами промолвила Валентина Петровна.
— Я не понимаю, почему сейчас? Почему именно сегодня? Почему? За что, мать его? Человечество прихлопнули, засыпали дустом и залили дихлофосом, как тараканов.
— Как вы думаете, это Бог?
— Бог? Не думаю. Этот товарищ две тысячи лет терпел выкрутасы потомков Адама, угрохавших его сына на Голгофе. Прощал грехи, закрывал глаза на мировые войны, геноцид и прочие весёлые извращения больного сознания. Хотите сказать, терпелка лопнула, что нас всей охапкой чохом спровадили в ад при жизни? Или мы прошляпили дату страшного суда? А? Понимаю, ОН сообщил избранным, дабы те схоронились поглубже, так сказать, версия Потопа вторая улучшенная, а прочих двуногих в пыль и порошок. Но тут есть слабое место, не находите Валентина Петровна: ну, не тяну я на избранного, хоть убейте. Ной из меня никакой, да и другие на святых не тянут, прости Господи.
— Я не о том, Михаил Павлович.
— Да понял я, о чём вы, — устало отмахнулся Михаил. — Не дурак. Заметил, что никто в истерике не бьётся, заметил. Даже мы с Натальей театрально так разругались. Показательно на публику. Это ненормально, не знаю, как другие, что у них в душе и в головах творится, а я будто в воздушном шарике плаваю, таком большом-большом и накачанном ватным туманом. Когда начинаешь задумываться, понимаешь, что эмоциональный диапазон обрезан или заглушен будто у какого-то болванчика. Да, это странно, согласен, но не настолько, чтобы биться головой об стену. Тот гад или те математики, ни дна им ни покрышки, которые совершили операцию по умножению человечества на ноль, могли предусмотреть подобное развитие событий.
— Вы думаете, кто-то испытал такое оружие?
— Хрен его знает, оружие или нет. Вам сейчас не всё ли равно? Вполне возможно, глупо отрицать факт развития технологий. Мы и сотой доли не знаем того, что творилось в секретных лабораториях и военных научных центрах. Кто его знает, до какого уровня уничтожения себе подобных докатились умники в погонах? И не спросишь их теперь. Быть может и так, добаловались ур-роды. Съехала крыша у какого-нибудь оператора очередной вундервафли, баба там ему не дала или начальство в кису наклало, он и придавил красную кнопочку с горя. Бахнул чем-нибудь с орбиты — вся планета медным тазиком накрылась. Или инопланетяне плацдарм себе расчистили, надоело им, понимаешь, аборигенов ректально зондировать. Не знаю, ничего я не знаю... Кому бы вопросы задать, не подскажите? Где тот аппарат, чтобы высшему разуму по прямой линии звонить? А вдруг был прав один мой бывший коллега, утверждавший, что человечество в своей массе есть суть расплодившийся на поверхности Земли вирус, болезнь, типа раковой опухоли. Полипов с пеной у рта доказывал разумность планеты. Мол, если ты не видишь суслика, не значит, что его нет, чуть ли не с земной ноосферой и эйдосферой в прямом контакте находился. Чудик ещё тот был, больной на всю голову. Непризнанный гений, пророк, блин... Избавились от нас, как от вируса? Ведь жрали, жрали, никак ресурсами нахапаться не могли, всю нефть подчистую выкачали, всё изрыли, весь мир засорили, загадили, отравили всё что можно и нельзя. С этой точки зрения кто мы, как не паразиты? Так что, Валентина Петровна, конечно всё это странно, но... — Михаил переложил котят на диван, накрыв их одеялом. — У меня голова сейчас не об этом болит. Совершенно не об этом.
— Я вас понимаю. Сама думаю, как жить будем.
— То-то и оно. Тут элементарным переездом не отделаемся. Фактически на натуральное хозяйство переходить придётся. Сколько мы на продуктах долговременного хранения продержимся? Несколько лет, а потом? Тряпки износятся, а те, что не износятся, окажутся поточенными молью да изгрызенными мышами. А жрать что прикажете? Техника заржавеет, порох тоже не вечен, так что внукам-правнукам ничего не остаётся, как осваивать луки, стрелы и мотыги, если мы не сохраним знания и хоть какой-то фундамент для будущих поколений не заложим.
— Уж не поэтому ли вы, Михаил Павлович, планируете переезд не в столь отдалённом будущем?
— И поэтому тоже, не надо иронии, Валентина Петровна.
— Зовите меня Валентиной.
— Тогда и вы меня величайте по-домашнему.
— "Дорогой", что ли? — улыбнулась женщина, сверкнув в темноте белизной зубов.
— Как знать, — принял подачу Михаил, с лёгкость меняя тему разговора, — глядишь и до этого дойдёт, "дорогая". Давайте не будем форсировать события. Для начала определимся на местности, обрастём мышцами, чтобы нас не схарчил кто бы там ни был, а дальше видно будет. Мне сейчас не до амуров, честно говоря.
— А я коров доить не умею, — будто невпопад сказала Валентина.
— Ничего, я научу. Каждое лето в деревне у бабушки с третьего по девятый класс даром не прошли. Бабушка научила и корову доить и козу. Руки помнят, как за вымя тянуть.
— А вы завидный жених, Михаил Павлович! На все руки мастер, как я погляжу. Простите, что я опять по открытой ране.
— Эх, если бы, но растут они из нужного места, надеюсь, а не из тазобедренной области. А рана... Знаете, я смирился. У нас давно к этому шло. Не хочу искать и судить, кто из нас виноват и кто больше. Наверное, оба в одинаковой степени. Я ведь давно для себя решил, что детей не отдам, но как-то тяжело принять, что их бросили. Вот так легко... До сих пор ни одного звонка на мобильный, а связь ещё работает. Вот скажите, Валентина, чего вам, женщинам, надо? Хотя, хотя ничего не говорите. Лиза и Сашка переживают, мне они вида стараются не показывать, но я ведь не слепец. Дурак — да, здесь согласен, но не слепой. Всё, больше не будем об этом.
Тут за немой коробкой соседнего дома полыхнуло особенно ярко, в небо взвился настоящий рой огненных пчёл. Длинные красные языки голодного пламени потянулись к тучам. Безглазые тени домов налились тяжёлой густотой и задрожали от поползшего во все стороны гула. Несущие конструкции съедаемого ненасытным хищником здания не выдержали напряжения. Нестерпимый жар огня подточил прочность создания рук человеческих, обрушив сотни тонн бетона и кирпича вниз. Напуганными овцами задрожали стёкла, вроде бы прочно запакованные в тройные стеклопакеты.
Поднятые ветром, в окно застучали черные снежинки. Некоторые из них размазывались по стеклу серыми пепельными кляксами.
— Чёрный снегопад. Красное пламя. Красное и черное, совсем как у Стендаля.
— Что-то знакомое, это кто?
— Писатель, француз.
— Не читал, но заранее ненавижу.
— За что?
— За красное и чёрное.
— Я взглянул, и вот конь белый, и на нём всадник, имеющий лук, и дан был ему венец. И вышел он как победоносный, и чтобы победить. — вздрогнув всем телом, Валентина вспомнила Новый Завет и четырёх всадников Апокалипсиса.
— Чума, — тихо, под нос, отозвался Михаил. — Поправьте меня, если ошибаюсь: за Чумой должен идти Война на коне рыжем.
— Да.
— Тогда почему я вижу Смерть на бледном коне?
— Не ту печать с Книги Откровений сорвали. Всевышний начал с другого конца. Вам не всё ли равно, Михаил Павлович? Простите за возврат ваших же слов? Будьте покойны, Война, Голод и Чума своего не упустят.
Глава 3.
Исход.
— Пап?! — дочка, мёртвой хваткой вцепившаяся в руку, чувствительно дёрнула за указательный палец.
— Чего тебе, стрекоза? — стараясь ничего не забыть из самого нужного на первые дни, Михаил отвлёкся от сбора рюкзака.
— Там Грей и Мира скребутся и воют, давай их собой заберём?
— Какой Грей, какая Мира? -пытаясь поймать нить мысли девочки, Михаил нахмурил брови. — Доня, у меня без того хлопот полный рот.
— Ну, как ты не понимаешь, они же умрут одни без еды! — Лиза возмущённо подпрыгнула на месте.
— Так, ещё раз, эти Грей и Мира кто они?
— Собаки дяди Володи с третьего этажа.
Тут Михаил вспомнил о паре голубоглазых хаски, прописавшихся у пожилого соседа-собачника года два назад. С Владимиром Сергеевичем, хозяином лаек, он частенько встречался на улице у дома, но за все годы жизни близкого знакомства не свёл, ограничиваясь взаимными пожеланиями здоровья и стандартным "как дела?". Ничего плохого о пенсионере сказать был нельзя — интеллигентный мужчина, всегда своих четвероногих друзей выгуливал с пакетиками и специальным совком для подбора фекалий, да и хаски у Владимира отличались отменным воспитанием, которым хозяин собак не пренебрегал в отличие от некоторых. У нас ведь как порой случается, заведут ми-ми-мишного щеночка, балуют его, а щеночек незаметно вырастает в безмозглую псину, которой один путь — на улицу, потому что люди начинают резко задумываться, что делать с этим неуправляемым зверем и ничего не придумав, принимают единственное с их точки зрения верное решение. Потом спрашивается, а чего это у нас по помойкам породистые псы побираются? Всё из-за таких вот безмозглых безалаберных хозяев, которым запечного таракана доверить нельзя, не то что кошку или собаку.
— Они хорошие, папа, мы с Сашкой их иногда выгуливали, когда дядя Володя разрешал, — да, многого Михаил не знал о собственных детях и соседе. Дядя Володя, значит. Впрочем, чего сейчас кулаками махать, когда сосед того-самого, преставился, как и большая часть населения шарика, зовущегося Землёй.
— Ладно, не верещи пароходной сиреной, собаки в хозяйстве пригодятся, чуть попозже попробуем вскрыть дверь "болгаркой". Если они на нас не кинутся не дай бог, то заберём с собой. А сейчас иди собираться, через тридцать минут я проверю рюкзак и сумку. Давай мухой.
— А ты не забудешь?
— Я бы, может быть, и хотел, но ты же не дашь. Ты не стрекоза, ты — репей!
Направив дочь на пусть истинный, Михаил потопал на кухню, где лоб в лоб столкнулся с Антоном.
— Так, боец, ты чего тут?
— Да вот, хотел чайку, а воды тю-тю, — посетовал парень, щёлкнув ногтем по крану, — кончилась.
— Похоже насосная станция горводоканала накрылась. Бывает, — несколько равнодушно пожал плечами Михаил, давно ожидавший подобного развития событий. — Бутилированную возьми. Как Вера?
— Держится, — тяжело вздохнул Антон, набирая чайник. — Я тут подумал...
— Нифига себе, боец, ты и это умеешь?! Ладно-ладно, не дуйся, это от нервов, не на детей же с женщинами рычать, а ты ничего так, удар держишь, аж где-то завидно. Ладно, проехали. Говори, чего сказать хотел.
— Мы с отцом по осени одному крутому коммерсу кованную беседку делали. Так, скорее батя делал, а я на подхвате был, но я не об этом хотел сказать, — чуть замялся парень, щёлкнув кнопкой чайника, — хоромина у заказчика очень уж подходящая под наши условия. Домина квадратов на двести с гаражом на отшибе. С одной стороны дачный посёлок, со второй мотострелковая часть, бетонный заборище и вроде как своя скважина, летняя кухня, хозпостройки, грядок чуток, хотя там на всю китайскую деревню огородище можно распахать при желании. Что ещё..., про канализацию не скажу...
— Септик прикопан, скорее всего, — сам себе кивнул Михаил, которому всё равно никакие достойные варианты в голову не лезли. Были у него коттеджи на примете, даже чуть ли не дворцы в стиле ампир, но хоромины, расположенные в черте города не удовлетворяли выше предписанным условиям по обеспечению автономности. То централизованное водоснабжение, то канализация или ещё что, так что он сходу зацепился за предложение Антона. — С этим мы на месте разберёмся, а так твоя засватанная изба принимается в качестве рабочего варианта под первым номером. Короче, боец, если ты вдруг в Москву соберёшься, ты мне заранее скажи.
— Зачем? — опешил парень.
— Затем, чтобы я тебе ноги прострелил. Понимаешь, Антон, такая корова нужна самому, а ты не корова, ты — лучше! — закончил Михаил под широкую улыбку довольного грубой похвалой молодого человека. Господи, как мало нужно человеку для счастья. — И военная часть под боком — это тоже очень хорошо. Клондайк для понимающего человека, Антон, Клондайк! Кстати, боец, ты с "болгаркой" как, на "ты"?
— Ничего вроде. Справлюсь, если надо.
— Надо, боец. Пока свет не накрылся медным тазом, как вода, квартирку бы одну вскрыть. Мои карапузы покажут какую, только дверь без меня не отваливай, а то там хаски. Хрен его знает, как они встретят спасателей. Давай, допивай чай, а я пока проверю рюкзак у дочки и займётесь. Так, твоя хата с рекламного проспекта в каком районе? — Антон озвучил. Михаил задумчиво потеребил щетинистый подбородок. — Ага, понятно, сообразил... Нам по дороге на стоянку за строительным магазином зарулить придётся и закупиться, гм-м, затариться кое-чем... да, там же и затаримся, чтобы далеко не ходить?
— Э?
— Генераторы нужны, сварочные аппараты и так, по мелочи барахлишком разжиться. Привык я как-то к электричеству, хоть говорят, что свечи экологичней, но я ретроград и за модными веяниями не гонюсь, а тебя на грузовичок пересадим. Видел я там несколько корейских "головастиков"*.
* * *
*
Пессимистичные прогнозы не оправдались, хотя, как сказать, дочку соседские лайки не покусали, но зализали чуть ли не насмерть. До последнего дня мелкая стрекоза проходила у отца под грифом завзятой кошатницы, и тут случился позорный афронт по всем статьям. Кошатница кардинально поменяла породу и вид личных пристрастий на противоположный. Чистейшей воды собачница с солнечной улыбкой на устах радостно прыгала вокруг собак, а те вокруг неё. Впрочем, мелким лысохвостым котятам оказалось всё равно, свернувшись компактными клубочками в тёплой переноске, они свысока плевали на страсти с лающими конкурентами за хозяйское внимание. Одно хорошо, ни Владимира Сергеевича, ни его супруги дома не оказалось, видимо смерть застала их в другом месте. Странно, но от этой мысли почему-то становилось легче.
— Лиза, хватит носиться, — опустив боковое стекло, прикрикнул Михаил, — быстро загружайся в машину и зверя своего тащи! Антон, помоги, будь ласков!
В этот момент Грей вырвал поводок из детской руки, рванув куда-то в соседний двор. Дочка погналась следом.
— Чёрт! — в сердцах ругнулся Михаил, выпрыгивая из кабины и устремляясь следом. — Лиза, стой! Стой, кому говорю! Пристрелю чёртову псину...
За спиной звучно хлопнула дверь кунга. Присоединяясь к преследованию, на присыпанный бетонной пылью и сажей снег соскочили Валентина Петровна и Антон.
— Грей, Грей! Грей, ко мне! — надрываясь, кричала девочка, следом за псом забегая в открытую калитку частного детского сада, где, как в последний момент вспомнил Михаил, работала воспитателем жена Владимира Сергеевича.
Горестно завывая, Грей неистово заскрёбся во входную дверь с искусно нарисованными зайчиками и белочками. Поскользнувшись на ледяной дорожке у калитки, раскатанной малышнёй, Михаил чуть не загремел костьми, не успев остановить опрометчивый поступок дочки, впустившей собаку в сад и шагнувшей следом.
Они все были там. И Владимир Сергеевич с женой, и дети... Чёрные холмики праха в скомканной одежде. Никто ничего не успел понять — бывший хозяин пса нашёл покой на мягком диванчике в небольшом холле, где он, видимо, дожидался супругу, которая укладывала детишек на послеобеденный сон. Женское бельё немым укором повисло на низенькой спинке одной из полутора десятков миниатюрных кроваток, ставших катафалками для ушедших в иной мир детишек...
Ткнувшись носом в начищенные до блеска ботинки хозяина, Грей поворошил лапой штаны, из которых на пол высыпалась жирная горстка праха. Потыкавшись в одежду, пёс уселся на задницу и надрывно заскулил, оплакивая потерю.
— Папа! — кинулась к Михаилу разревевшаяся дочка, до которой дошёл весь тихий ужас вроде бы мирной картины, исключающей завывающую собаку из глаз которой катились градины слёз.
— Господи, — шевельнулись побледневшие губы мужчины. Схватив дочь в охапку и закрыв ей ладонью глаза, он спиной назад вымелся из могильника, украшенного нарисованными на стенах зайчиками и белочками. — Антон, не задерживайся там, тащи псину сюда. Упрётся, дай ей по морде и волоком волоки. Валя, не стоит, не ходи туда, не надо.
Едва сдерживаясь, чтобы позорным образом не заорать от бессилия, Михаил загородил женщине дорогу.
— Поверь мне, не надо тебе туда, — придерживая Валентину за локоток, Михаил вышел за границу детского сада, хлопок калитки за спиной стал освобождением от мертвящего ужаса, терзавшего его. Даже гибель подруги супруги практически у него на глазах и вид смертельной агонии города не настолько бил по нервам, как минутная прогулка в проклятое богом и дьяволом место. Видно всё-таки вчера что-то повлияло на чувства, заморозив их, чем основательно притупив боль потерь, а сегодня искусственная плотина дала трещину. — Идёмте в машину и валим отсюда. Кстати, хочу задать вопрос, эээ...
— Хороший вопрос — "эээ".
-Ладно, спрошу прямо, вы стрелять умеете?
— Михаил Павлович, вы меня пугаете. Хорошо-хорошо, столь же прямо отвечу — ногу себе не прострелю. Давайте сюда волыну, — протянула руку женщина. Получив оружие, она ловко выщелкнула обойму и передёрнула затвор, немудрёно показав, что умеет обращаться с изделием оружейника Макарова. — Папа научил, всё детство по гарнизонам, затем кружок пулевой стрельбы. На мастера я не тянула, но и последней не была.
— Ваш отец был военным?
— Да, — с тихим щелчком обойма встала на место, пистолет незаметно скрылся в складках одежды. — До подполковника дослужился, танкист. Давайте сейчас не будем об этом. Почему...
— Почему я отдаю оружие вам? — перебил Михаил. — Зудит в голове предчувствие такое нехорошее, неприятное, как комар. Зудит и зудит. О, похоже Антон идёт, предлагаю в машине договорить, согласны?
Дождавшись Антона, принёсшего на руках поскуливающего кобеля, Михаил осторожно выехал со двора. В последний момент персоналии пассажиров в кабине поменялись. Памятуя о неоконченном разговоре, Валентина приняла меры к завершению беседы. Что-то наказав девочкам из класса и бывшим студенткам, она проводила Лизу в кунг, и, немного потеснив Сашку, заняла место дочери. Надувшись на несправедливый обмен, сын прилип носом к окну. Переглянувшись с учительницей, Михаил тихонько фыркнул. Ревнует мальчишка, шестое чувство которого вовсю сопротивлялось факту появления в жизни отца новой женщины. Сопротивлялось, медленно и верно проигрывая в безжалостной схватке с действительностью. С юных лет Сашок привык, что сиденье рядом с водителем закреплено за мамой или за кем-нибудь из пары брат-сестра, поэтому наглое попрание Валентиной Петровной незыблемого принципа оказалось встречено в штыки.
— Ничего не говорите, я в порядке, — накручивая баранку, обронил Михаил, на мгновение скосив взгляд вправо. — В утешениях я, как видите, не нуждаюсь. Извините, Валя, но и от меня вы подобного не дождётесь. Знаете, не от того, что я чёрствый сухарь, просто... просто, если мы тут начнём дружно лить слёзы и вытирать сопли о жилетки друг друга, только хуже сделаем.
— Хорошо, — вздохнула Валентина Петровна. — Давайте сменим тему. Вы говорили о предчувствиях.
— Говорил, и от своих слов не отказываюсь, знаете, простите за косноязычность, оно или они не о нас. Впрочем, о нас тоже, — поправив прислонённый к двери автомат, Михаил неопределённо помахал рукой. — Меня волнует другое...
— Что? — встревоженно напряглась женщина.
— Наши герои-переселенцы во главе с моим бывшим корешом и женой.
— В какой-то мере ситуация понятна, но я как бы несколько далека от ваших друзей, не находите, Михаил Павлович?
— Нахожу, — легко согласился Михаил с первой половиной фразы собеседницы. — Я сейчас о другом хочу сказать, меня волнуют Топоруковы. Молчат они, что довольно подозрительно на мой взгляд. Не звонят, затихарились, как мыши под веником. Для Натальи это нехарактерно, у моей бывшей натура мстительная. Я думал у меня вечером мобильник добела раскалится, как никак связь работала, а ничего, понимаете? Если разобраться... По сути дела, я их вчера кинул. Не о жене речь, а в общем. Да-да, с какой стороны не посмотри, из песни слов не выкинуть. Хреново поступил, но тут, что сделано, то сделано. Поздно пить "Боржоми". Зная Топорукова, я ждал предъяв, а их нет. Не к добру это.
— Если рассматривать с этой стороны, ваши опасения обретают смысл, Михаил Павлович. В любом случае мне не хватает информации для глубоких выводов, поэтому дать оценку вашим сомнениям не могу, уж простите великодушно. Положа руку на сердце, я и вас боюсь оценивать.
— Ладно, принимается, проехали с оценками. Касаемо Топорукова, для общего развития и повышения образованности, позвольте огласить тот факт, что Николай — это известный вам заводила и протекционист идеи переезда, вообще-то человек ведомый по складу характера. По крайней мере я так считал, ха, что тут говорить, не только я. На всякие гадости он был горазд и со школы любил прятаться за чьей-нибудь спиной, тихушник, но вчера он меня поразил в самое сердце. Добровольно рваться в лидеры, хм, Коля сам на себя не похож. Подозрительно... Кто-то с претензиями на должность серого кардинала умело подхватил вожжи, вот что я думаю. К тому же у него появилась "кукушка", вполне возможно, что птица сия и вожжи с уздой подхватила.
— Не за вашей ли спиной творились непотребства? — губ Валентины коснулась саркастичная улыбка.
— За моей, каюсь, — глупо отрицать очевидное, провожая взглядом стайку воробьёв, ответил Михаил.
Чирикая во всё горло, серые пернатые комочки срывались с кустов и деревьев, устремляясь за машиной, словно крича: "Возьмите нас с собой!". В образовавшейся пустоте птицы выглядели потерянными. Живя бок о бок с людьми, пернатые приспособились к шуму, мельтешению транспорта и толпам людей, а тут их привычный образ жизни рухнул в одночасье. Голуби, сидящие на карнизе почтамта не вызывали того отклика в душе, который был свойственен растрёпанным воробушкам. Для родных не была секретом нелюбовь к крылатым помойным крысам, загадившим все памятники, а вот воробушков было жалко. Сколько их не переживёт весны? Тьма.
— Па-а-ап! — Сашкин палец ткнул в сторону джипа, выскочившего из-за поворота. Под аккомпанемент визга покрышек, продукт японского автопрома взметнул облако сажи и перегородил дорогу.
— Зуб даю, Колян с друзьями пожаловал. Сын, включи связь с салоном.
— Готово, пап.
— Хорошо. Антон, тут комитет по встрече пожаловал, будь готов.
— Понял, — донеслось из динамика.
— Валя, бойца нашего я с утра проинструктировал, а про дам не подумал. Ты как, пару раз в воздух пальнуть сможешь?
— Обижаете, сорок восемь в тире выбивала в лучшие годы. Эх, если бы ещё и этот шпалер заранее пристрелять.
— Охренеть, ну, нет слов! Нет, ну, блин, королева в шоке. Видел сын, какие учителя словесности встречаются в школах, а?! Валькирии!
— Пап, тебе звонят! — Сашка протянул отцу мобильник. — Дядя Коля.
— Кто бы сомневался, послушаем, что этому деятелю надо, — пробормотал Михаил, укладывая на колени "укорот".
— Здоров, Палыч! — донеслось из трубки.
— Ну, трям, коли не шутишь, — притормаживая, ответил Михаил.
— Тормози, разговор есть.
— Тормозят тормоза, я гляжу ты не один, сколько вас там, трое? Моя там не с тобой, нет? Хотя о чём я, друзья друзьям рога не наставляют, хотя какой ты мне друг. Так сколько вас там, ты не ответил.
— Трое, трое, — высокомерное презрение и злорадная ухмылка чувствовались даже через динамик трубки.
— Вот и разговаривайте на троих, — прикрыв рукой трубку, Михаил натурально зарычал в устройство связи с салоном. — Боец, Антоха, по сигналу выпрыгиваешь и скрываешься за автобусом, берёшь под прицел дорогу за перекрёстком, вдруг они там кого на прикрытие выставили. Ни в коем случае вперёд не суйся и мне биссектрису стрельбы не перекрывай. Остальным лечь на пол и не отсвечивать! Сашка, пригнись, тебя это тоже касается и не дай бог нос наружу высунешь! Понял меня?! Похоже ребята настроены на агрессивные переговоры. Как он меня просчитал, сука. Вот же тварь!
— Нехорошо, ты, Палыч, с людьми поступаешь. Ты куда вчера стартанул, а? Бросил всех нахрен, какого... — дальше, вперемешку с матом, бывший друг-одноклассник вывалил гору претензий, что люди, хорошие люди и товарищи не поступают так, как поступил некий гад в самом плохом смысле слова, который ему, стыдно сказать, совсем не товарищ, а просто наглый поц, который мастерски маскировался все годы дружбы и знакомства. Сказать, что абонент на другом конце всё ещё работающей сотовой связи офонарел от наезда, значит не сказать ничего.
— Всё сказал? Твоя жена знает, что ты Наташку окучивал? Нет? Странно, а что ты её не просветил? Господи, о чём я, у вас там тройничок образовался, да ты силён, мужик! — решив потянуть время, дав Антону, лишние секунды на подготовку, индифферентно поинтересовался Михаил. К тому же вывести противника из себя тоже не помешает. Господи, ощущаешь себя в третьесортном боевике, где вчерашний друг внезапно переобувается в полёте, становясь смертельным врагом. Сам ли, или с чьей-то помощью, уже не важно. Впрочем, Михаил тоже хорош, не без греха за душой. — С меня-то что ты хотел? Каяться я не собираюсь, ты уже большой мальчик, без чужих советов и мамки сам разберёшься что к чему. Собрались валить на запад, скатертью дорожка.
— Мы-то свалим, а ты сдохнешь и других за собой потянешь. Подумай, что ты им можешь предложить? — увещевал Николай.
— О как! — усмехнулся Михаил. — А ты, значит, за светлое будущее рубишь? За всё хорошее, так сказать, против всего плохого? Под "им" ты кого имеешь ввиду, заботливый наш? Коля, в наши годы в сказки верить непростительно, понимаешь, продажная ты шкура, как-то не верю я тебе, вот ни на мизинчик. Не сопрягаются у меня в голове понятия "ты" и "забота". Ещё раз спрашиваю, чего хотел?
— Баб оставь и вали на все четыре стороны, или хуже будет, — раздался в трубке странно знакомый тенорок. Нахмуренные брови и вовремя проснувшаяся память выдали портрет рыжего аборигена, не так давно схлопотавшего по тестикулам. — Своих щенков можешь оставить себе.
— Да-а? Гляди, отошёл наш болезный, даже гипс сняли. Урок, значит, впрок не пошёл, — вот как, значит. Миром разойтись не получится. — Антон!
Бросив мобильник на пол и резко распахнув дверь, Михаил ловко вывалился наружу. Живой рыбиной задёргался в руках автомат, выплёвывая из ствола кусочки смерти, вспоровшие скаты джипа. Гляди, попал! Попал, ёк-макарёк!
— Лежать, суки!
Где-то за автобусом тяжело дышал Антон.
— Всем выйти из машины! Ну! — откатившись за колесо, Михаил выпустил очередь на пол рожка по двигателю "японца". — В следующий раз всажу по салону. Антон, дёрнутся без разрешения, коси уродов. Считаю до трёх. Раз...
— Бл@, @@@! Мы выходим! — на три голоса дурниной заорали горе-переговорщики.
— Оружие на землю, после чего жопками на снег и руки за голову! Не дёргайтесь, ребятки, я и так нервный. Боец, держи их на мушке.
Через открывшиеся двери джипа вылетели и об грязный асфальт громыхнули две "Сайги"*, "Зубр"*с патронташем и старый потёртый "Тотошка"*.
— Какой раритет, — хмыкнул Михаил, беря троицу на прицел. — Гляжу вы охотничий магазин грабанули, молодцы ребятки. А "Тотошка" наводит на мысль о криминале. Нехорошо, ой как нехорошо.
Внезапно за спиной сухо щёлкнул выстрел.
— А-а-а! — схватился за простреленную, в татуировках, руку и зашёлся в крике невысокий чернявый мужчина, составлявший компанию Топорукову и его рыжему новоиспечённому дружку. На асфальт упал окроплённый кровью небольшой пистолет неизвестной Михаилу марки. Палец Михаила, и так бывшего на взводе, вдавил крючок, автоматная очередь перечеркнула рыжего и чернявого, вынеся у первого мозги.
— Вам же было сказано — без шуток! — мысленная прямая линия от обреза ствола пистолета Макарова в руке Валентины Петровны упиралась точно в середину лба Николая.
— Буэ — выдал тот весь завтрак на асфальт. — Не стреляй!
Оценив картину маслом и результат стрельбы, Валентина грозно прошипела:
— Пасть заткнул! В следующий раз прострелю башку!
Перекинув трофейные стволы под ноги яростной валькирии, Михаил, не спуская глаз с трупов, отступил к "Уралу" и зачем-то передёрнул затвор автомата.
— Миша-Миша, Миша, не убивай! — крупной тряской забился белый, как мел, Топоруков. — Ну, прошу тебя, не надо, не надо, не надо, не убивай! Ну...
— Так, за стволы спасибо. Ещё раз попадёшься мне на пути или вздумаешь поехать за мной, пристрелю как брехливую собаку. Ты, Коля, меня знаешь, я слов на ветер не бросаю. Пора тебе привыкнуть, что я своего решения не меняю. Ну что, желаю вам всего хорошего. Не пропадите там. Привет моей. Пока.
Валентина закинула оружие в кабину и загрузилась сама. Проблевавшийся за автобусом, бледный как полотно Антон, заскочил на подножку, по-прежнему держа джип на прицеле. Взревев мотором, "Урал" вскоре скрылся за поворотом, где притормозил на пару секунд, чтобы парень перебрался в кунг. Оставалось благодарить Бога, что молодёжь и дети лежали на полу и не видели того, что натворил Михаил.
— Бляха-муха! Я завалил... убил.
— Отставить, возьмите себя в руки! Они бы вас не пощадили. Попадались мне такие.
— Наверное вы правы, — беря себя в руки, обронил Михаил.
— Налёт цивилизации оказался тоньше, чем мы думали, — хмыкнула Валентина Петровна. — С нас он тоже осыпался, не заметили, как. Ошиблись вы, Михаил Павлович, бабы стали товаром не через пару недель, а через пару часов. Господи, я хочу выпить!
— Ага, я бы тоже не отказался нажраться в стельку, — кашлянул Михаил. — Вы удивительно крепко держитесь
— Мне приходилось видеть трупы, — ответила Валентина. — Не хочу вспоминать.
— А у меня в рожке осталось два патрона, — будто бы невпопад сказал он. — Стрелок хренов. Башка совсем не думала, на адреналине всё. Пипец... Как подумаю, что они ведь могли ко мне домой ночью нагрянуть, мать их! Взяли бы тёпленькими прямо со спущенными штанами. Жопорук адрес знает. Что их остановило? Наталья задержала или магазин не успели вскрыть? Теперь мне с нею точно не по пути. Валя, я начинаю жалеть, что не пристрелил последнего засранца. Подъезжаем к строительному, приготовьтесь, грузимся в темпе.
После загрузки всего необходимого в кузов экспроприированного со стоянки пикапа, куцая колонна выдвинулась в сторону пригорода.
*"Сайга" — охотничий карабин на базе автомата Калашникова, выпускается одноимённым концерном.
*"Зубр" — ТОЗ 55 "Зубр" — комбинированное охотничье пуле-дробовое ружье высшего класса с двумя спаренными в вертикальной плоскости стволами на базе ТОЗ-34.
*"Тотошка" — жаргонное наименование самозарядного пистолета ТТ (Тульский Токарев), разработанного в 1930 конструктором Фёдоровым Токаревым
* * *
*
— Так, боец, Антон свет Борисович, напомни мне выдать тебе оказией премию в чем-нибудь ликвидном. Хорош домик, признаю. Тут тридцать человек потеряется, не сразу с собаками и милицией найдёшь. Участок тоже зачётный и забор. Забор мы подшаманим где надо, дай только время. На сегодня задачи следующие: заселиться, запитать дом и летнюю кухню от переносного генератора, решить вопрос с отоплением сего дворца и мелкой хоромины в лице кухни. Также предлагаю наведаться в часть, раскулачить в ней оружейку и разжиться огнестрелом. Не знаю, как вам, а мне последние события намекают, что патронов много не бывает. Ну, что встали? Работаем, мальчики и девочки!
И они работали не покладая рук с утра до вечера. Дел, как оказалось, было по горло. Мелкие бытовые мелочи и проблемы с жизнеобеспечением водяным валом из рухнувшей плотины затопили "выживанцев". Пока девушки и мелкая женская поросль под руководством Валентины распределяли и обживали комнаты, парни быстренько махнули в мебельный магазин за дополнительными кроватями и матрасами, по дороге зарулив в строительный за дополнительным генератором и маленький магазинчик, в котором удалось разжиться двумя десятками радиостанций. Там же они "потрясли" соседнее заведение на предмет постельного белья. С горем пополам наладив электроснабжение, водоснабжение и запустив отопление, Михаил оставил на хозяйстве Антона, отдав тому один автомат, сам же, взяв в помощь Виктора — сына Валентины, и двух пареньков из её класса — Игоря Вебера и Женю Ли, загрузив пикап газовым резаком, сваркой и канистрами, поехал в расположение военной части. Следовало торопиться пока не стемнело.
Михаил не зря называл близлежащую часть "Клондайком", кроме автоматов, пистолетов и прочего оружия, армия — это источник многих "вкусняшек".
— Так, ребятки, — оставив при себе Евгения, Михаил выдал Игорю и Виктору радиостанции. — Как пользоваться не забыли?
— Нет, — ответил за всех Витёк.
— Замечательно. Вашей задачей будет быстро прошвырнуться по складам и по парковой части. Запоминаем, где, что лежит. В первую очередь меня волнует продовольствие и топливо, технику тоже присматриваем, потом мы тут все прошерстим основательно, но знать места чёса необходимо заранее. Никуда не лезем и не геройствуем сверх меры. Уяснили?
— Уяснили, — за отсутствием Антона, Виктор окончательно принял на себя роль главного среди пацанов. — А если мы тут живого повстречаем?
— Не повстречаете, Витя. Вряд ли. Поверьте мне, были бы тут живые, нас бы с утра в доме навестили или с автоматами и пулемётами у караулки встретили. Ещё раз напоминаю, с огнестрельными игрушками, при нахождении оных, армия таки, не баловаться. Друг на друга не наводить и курки не нажимать. Мужики, поймите меня правильно, забавы кончились, а настреляться вы ещё успеете до одури, это я вам обещаю. Вы у меня освоите всё, до чего доберёмся. Я могу на вас положиться? Виктор?
— Да, мы всё поняли, не маленькие. Встретим что-то непонятное, вызываем вас.
— Ладно, время дорого. Одни мальчики налево, вторые парни направо.
— А мы налево — это куда?
— В оружейку, Женя. Мы с тобой будем потрошить оружейку, ты утром обмолвился, что в гараже как-то работал со сваркой и газовым резаком, по крайней мере ногу себе не прожжёшь, вот и будешь на подхвате.
— Клёво!
* * *
*
— Так, Жека, куда ты столько нацеплял, не надорвись! — Михаил снял с плеча мальчишки пару лишних на его взгляд автоматов. "Ксюхи"* жалобно брякнули железом. — Да куда ты за пулемётом тянешься?! Горе луковое!
Звучный подзатыльник в корне пресёк попытку юного боевика прибарахлиться РПК.
— Да я в руках подержать.
— Надержишься ещё. Тащи своё барахло в машину, Рэмбо недоделанный. И вызови парней, пора сворачиваться, темнеет на улице. М-да, Клондайк, — в тяжких думах попинав пулемёт, взять оный с собой или не взять, или подождать до завтра-послезавтра, Михаил повесил на плечо ремни трёх СВДшек*, прицелы к которым он отнёс в машину ранее, и оставил пулемёт в покое. Им ещё за цинками с патронами возвращаться, а гранатомёты-пулемёты подождут, не всё сразу. — Сварку и баллоны с резаком оставим здесь, пригодятся ещё, не последний раз приезжаем.
Представив, как мальчишки облизываются на БМП, Михаил тяжело вздохнул. Не хочется, а надо. Придётся и их осваивать, вспоминать, так сказать, армейское прошлое. Хотя, что там вспоминать, давным-давно всё быльём поросло, для их случая больше метод проб и ошибок подходит. БМП не "Калаш", простой неполной сборкой-разборкой не отделаешься. Ничего, вроде ребятки и девчатки ему достались головастые, совместными усилиями разберутся, что к чему. Не сегодня, конечно, и не завтра, и даже не послезавтра, но и до БМП руки когда-нибудь дойдут, дайте только срок.
— Ох-хо-хо, доля моя тяжкая, — неожиданно батарейки фонаря приказали долго жить, и Михаил чуть не загремел костьми. Благо в кармане лежал запасной фонарь и блок батареек, посему проблема решилась походя. — Так, в следующий раз ищем ДЭСку* или везём с собой, не хватало ещё ноги тут переломать.
Игорь и Виктор с биноклями в руках, которые они нашли в результате обследования зданий и складов, уже ждали у машины, выпрыгивая от возбуждения вокруг Евгения, нагруженного "стволами".
— Отчитаетесь позже, сейчас грузим патроны и до хаты. Давайте, парни, в темпе, в темпе!
Чихнув дымком, через двадцать минут корейский грузовичок покинул расположение воинской части, чтобы двумя минутами спустя въехать в ворота дома. Дома... насколько этот дом станет родным покажет будущее. Да, только будущее и покажет.
Дома компанию добытчиков ждали натопленная баня и наваристый борщ. Кое-как обустроив быт, дамский коллектив напарился в парилке и сейчас дружно заседал в зале на первом этаже, составляя список необходимых для нормальной жизни вещей, с которым Михаила обещали ознакомить позже, пока ему давалось время привести себя в порядок и покушать. А требовалось, оказывается, буквально всё, начиная от прокладок и нижнего белья, заканчивая кастрюлями и лекарствами, не говоря уже о продуктах и угле для котла и топливе для генераторов, причём оружие было далеко не первым в очереди приоритетов (ничему сегодняшние события девчонок не научили). Количество строчек в составляемом списке упорно стремилось в бесконечность и не думало останавливаться, учитывая, что некоторые товарищи, в данный момент активно сербающие борщ, готовились добавить к общему перечню около пяти десятков пунктов, включающих в себя трактора и семена, а также вилы, тяпки и прочий огородный инвентарь. Дел то — плюнуть и растереть, не забывая как-то выжить между двумя немудрёными действами.
Поев и помыв за собой посуду, Михаил присоединился к заседающим, одним своим появлением внеся свежую струю в обсуждение насущных проблем и добавив новых.
— Дамы, дамы, я всё понимаю и ваши хотелки родились не просто от желания хапнуть, а от суровой необходимости, но давайте определимся со сроками и с приоритетами. Я думаю вы согласитесь, что за один день на со всеми вашими, к-хм, заказами не справиться, поэтому предлагаю растянуть их исполнение по календарю. Согласны? Стоп-стоп, не спешим, второе, мы всем кагалом в город выезжать не сможем, кто-то должен оставаться здесь в любом случае, даже учитывая, что наши коллеги по несчастью планируют покинуть город в ближайшие дни и шанс встретить их невелик, но пока опасность не миновала, по магазинам и складам, так сказать, едем с автоматами. Завтра с утра их пристреляем. Остающиеся здесь тоже держат оружие под рукой. Неплохо было бы наладить наблюдение за мостом, дорога на запад одна, поэтому караван однозначно поедет по нему. Бинокли у нас есть, стоит организовать посменное дежурство из младших ребят в каком-нибудь домике у реки. Поставить генератор и обогреватель, чтобы не замерзли. Уедут эти товарищи, тогда можно немного расслабиться. Также позволю себе напомнить вам, что нам надо найти время заехать на ближайшие фермы в пригороде и выпустить из загонов и стойл скот и набрать на птицефабрике кур с кормами.
— А зачем нам на фермы? — приподнялась с подушечки Маша Солнцева, сестра-близнец говорливого Саши, заработавшего в пещере несколько замечаний от Валентины Петровны за язык без костей.
— Коровы и свиньи передохнут без еды, а так мы им хоть какой-то шанс дадим. Нам стоит включить в перечень ещё один пункт по строительству стаек для домашних животных, который потянет за собой завоз пиломатериалов, благо известно из каких мест брать брус и доски. Чем скорее мы этим займёмся, тем лучше, так что занесите в свои скрижали разбивку на две или на три бригады.
— А зачем? — поправив гриву вьющихся волос, задала вопрос двадцатилетняя бывшая студентка Вероника Наумова.
— Уверяю вас, милая барышня, жрать консервы вам наскучит очень скоро. Придёт день, и вы проснётесь с мыслью о свежем молочке и парном мясце, — голубоглазая стройная шатенка с приятной глазу спортивной фигурой мило покраснела. — А омлетик или глазунья без кур в курятнике станут несбыточной мечтой. Отсюда вытекает логичный вывод, пока одна бригада опустошает полки в магазинах, вторая строит обиталища для скота, а третья в это время занимается самим скотом. Кто и куда, я думаю, мы распределимся. Не забываем, мальчики и девочки, время дойки коров тетрапаковыми упаковками с полок в гипермаркетах кануло в лету. Без этой поганой скотины вы можете смело забыть о твороге, масле и сметане. Я намедни обещал Валентине Петровне научить доить корову, могу приобщить желающих к этому нехитрому искусству.
— Осталось найти корову и желающих, — брякнул из-за диванчика Саша Солнцев.
— Для вас тоже найдётся работа, молодой человек, — моментально среагировала Валентина Петровна, — кидать навоз. Не девушкам же вилами махать.
— А чё сразу Солнцев?! Чуть что, так сразу Солнцев! Вебер не хуже меня может.
— Вот и посоревнуетесь, кто больше и дальше кидает, — поставил точку Михаил.
Наметив первоочередные задачи, общее собрание быстро распалось на группы по интересам. Чирикающая девичья стайка переместилась наверх, а суровая мужская компания заняла места за кухонным столом. Налив всем чаю, Михаил распределил между парнями дежурство у генераторов, питающих дом и у отопительного котла. Не ему одному не хотелось бы проснуться от чувства обледеневания пяток из-за погасшего отопительного котла. Первыми дежурят мальчишки: Женя Ли и Вебер Игорь, за ними вахту принимают Виктор и Саша Солнцев, третьим на пост заступает Антон, а самые собачьи часы берёт на себя Михаил. Когда опустели чашки и кружки парням был проведён инструктаж с подробным описанием на местности действий в случае выхода из строя генератора и его заменой на рабочий, включением и отключением системы отопления, хотя там должна сработать автоматика. Если случится непоправимое и котёл выйдет из строя, то дежурным вменялось будить Михаила.
* "Ксюха" — жаргонное наименование АКС (автомат Калашникова складной).
* "СВДшка" — 7,62 мм снайперская винтовка Драгунова (СВД).
* "ДЭСка" — имеется ввиду переносной (передвижной) дизельный генератор (ДЭС — дизельная электростанция).
Глава 4.
Обустройство.
— Палыч, скажи мне, зачем нам эта хренатень? — слизав сукровицу с разбитого пальца, Антон задрал голову вверх.
— Антоха, не зли меня! Котелком своим подумай, пошевели извилинами, будь ласков. И не спи, боец, подгрузи стрелу, я разболтил, — свесился с подъёмника Михаил.
— Окей, — шустрый малый скрылся в кабине крана.
— Готово, отводи в сторону, да смотри меня с Витьком не зацепи. Витёк, не спи, опускай площадку вниз, — кивнув, парень взял в руки пульт и монтажная площадка, с которой он и Михаил демонтировали ветряк, поехала вниз. — Майнай помаленьку, правильно всё делаешь, не переживай.
— Понимаю я всё, Михал Палыч, где мы их только ставить будем? — смачно харкнув на землю, высунулся из кабины крановщик-самоучка.
— О, господи, Антон, в логе воткнём, там круглые сутки, как в трубе дует! Утром с реки, вечером на реку, остальное время вокруг, да около. Не завтра, конечно, как отсадим картошку или до того, как садить. Найдём время. Я бы ещё ручей в распадке перегородил и там что-нибудь воткнул, а в получившийся пруд можно карасей с сазанами запустить, свежая рыба под боком будет. Обмозгуй как посвободней будешь. Электричество по существующей ЛЭП пустим, обрежем только хвосты на дома и подстанции.
Заскрежетав, монтажная площадка застыла в транспортном положении. Спрыгнув на землю и перебравшись в кузов длиннобортного "Камаза", Михаил и Виктор в четыре руки отработали стропальщиками, приняв ветрогенератор.
— Сворачиваемся!
Обустройство на новом месте проходило тяжело. Михаил не знал, что творится в головах у остальных, но буквально через пару дней после переезда ему пришлось осаживать Валентину, потом ставить на место девчонок-студенток... Короче, каждый умный гусь начал тянуть одеяло на себя, а молодёжь, сиречь школьники, пошли вразнос. Можно было догадываться, какая шлея попала под хвост мальчишкам и девчонкам, скорее всего она связана с тем, что некий сатрап загрузил работой шебутную камарилью по самое не балуй, да так, что они вечером валились спать без задних ног. Не привыкли современные недоросли с утра до вечера ручками работать, да и те, кто постарше не слишком от них ушли. Фраза: "А что сразу Солнцев?!", за два дня с момента переезда успела стать нарицательной. Ситуацию удалось сломать через колено на третий день. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
На утро третьего дня безалаберный тёзка сына с фамилией Солнцев уснул на посту наблюдателей за мостом. Сладко причмокивающего мальчишку разбудили Михаил и Антон, пришедшие со сменщицей, заодно с проверкой генератора. Взрослые сразу преследовали несколько целей: одновременно контролируя не кончился ли бензин и как работает обогреватель, к тому же они привезли двадцатипятикратный бинокль, экспроприированный в охотничьем магазине во время утреннего выезда в город. Зашли, а это чудо можно брать тёпленьким, класть на лопату и, как братца Иванушку, в печку, он и не заметит, пока до хрустящей корочки не поджарится.
— А чЁ сразу я? Я на минутку прикемарил, а вы хайло, как потерпевшие разинули! — мгновенно окрысился Солнцев, стоило Михаилу разбудить нерадивого наблюдателя и начать его отчитывать. — На сына своего орите!
— А тебя, милок, для чего сюда посадили? — взмахом руки остановив Антона, спокойно спросил Михаил. — Чтобы ты спал? Вдруг кто в посёлок едет. Мы на тебя понадеялись, а ты, выходит, срал на всех с высокой колокольни?!
— А я сюда не просился! Нашёлся мне тут тоже, воспитатель. Не было никого там, — злобно сверкнул глазами мальчишка.
— Пошёл на**р отсюда, — не повышая голоса, под звук жалобно затрещавшей рубахи, Михаил поднял недоросля за загривок. — Вера, смени козла. Про рации не забудь, одна под рукой, одна в зарядном устройстве. А с тобой я попозже разберусь, караульный.
— Да иди ты, — сплюнул Солнцев, вразвалочку потопав к дому.
— И вы так этого сопляка оставите? — сжал кулаки, Антон.
— Нет, — не оборачиваясь, ответил Михаил. — Пригоню джип, заправлю, поставлю канистры, вывезу за город, выдам пистолет с автоматом и пусть катится на все четыре стороны. Или ни хрена не выдам. Время детского сада закончилось, боец. Ломать и упрашивать я никого не собираюсь.
— Сдохнет же, жалко. Сеструха за ним, как пить дать, потянется.
— Значит сдохнут вдвоём, а не все мы, из-за того, что этот мелкий гавнюк тут выделываться вздумал и права качать. Представь, если бы сюда наши недоброй памяти знакомцы приехали? Представил, а мы тут со спущенными штанами раком стоим и всё из-за одного козлёныша. Антон, я сразу объявил, что никого силой держать не намерен. Не хочет, пусть валит. Привыкли, чтобы папки с мамками перед ними на цирлах прыгали, соски по первому рёву вставляли, а сами палец о палец ни разу в жизни не ударили. Ведь нормальным же пацаном казался, а тут, гляди, говно из всех щелей попёрло. Надо заезд в посёлок проверить и к мосту в разведку сгонять. Уехали или нет остальные, пока это чудо овец во сне гоняло, а то я лишний раз чихнуть опасаюсь. С прочими делами завязываем. Собирайся, берём полные комплекты, под куртки накидываем броники. Чёрт, из-за этого гадёныша теперь через половину города тащиться. Все планы насмарку.
Собирались они недолго. Похватав оружие с бронежилетами и оставив Виктора за старшего, Михаил и Антон загрузились в японский внедорожник.
— Вы куда? — выбежала на порог Валентина, комкая в руках кухонное полотенце.
— В разведку, держите автомат под рукой, — раздражённо буркнул Михаил, вдавливая педаль газа.
— Михаил Павлович на Саньку злой, — сдала брата сестра.
— Солнцев!
Тихо порыкивая, японский конь вырулил на съезд в дачный посёлок.
— Антон, — перехватив автомат, Михаил кивнул на дорогу.
Под прикрытием старшего напарника, пригибаясь к земле, парень пробежал вдоль трассы, внимательно всматриваясь в следы автотранспорта.
— Чисто, здесь только наши. После нас с утра чуток припорошило, тут тенёк от заборов, пороша не растаяла, поэтому новьё сразу было бы видно.
У Михаила немного отлегло от сердца:
— Почапали к мосту?
— Михал Палыч, а давайте на всякий пожарный к федералке прокатимся, там за заправкой у путепровода ещё один съезд есть на просёлочную дорогу. Она, если помните, через сопку идёт и с другой стороны от нас к военной части выходит. Мы про неё совсем забыли.
— Екарный бабай, вот что значит стереотипы мышления. Ну, давай, лишним не будет.
Для порядка осмотрев дорогу и дачный посёлок из бинокля, вдруг где что мелькнёт, Михаил прыгнул за руль, через несколько секунд хлопнула дверца со стороны Антона.
До федеральной автотрассы ехали в полном молчании, до съезда с путепровода никаких следов обнаружено не было.
— Михал Палыч! — возбуждённо прошептал Антон, указывая на две жирных полосы от автомобильных покрышек. — Свежие, похоже. Здесь асфальт подсох, больше следов не видно. Надо к просёлку ехать, там снег ещё не растаял.
— Сообразил, но за совет спасибо. Окно открой, вдруг на ходу стрелять придётся.
— Не хотелось бы.
— А уж как мне не хочется, — стреляя взглядом и крутя головой во все стороны, ответил Михаил. — Оп-па, кажется у нас проблемы.
На талом снегу, присыпавшем землю в ночь апокалипсиса, четко отпечатывались автомобильные следы.
— Не грузовик, похоже на "японца" типа нашего.
— Ага "Dunlop", — высказал экспертное мнение Антон, — у соседа на шинах такой же рисунок был, я запомнил. У него Лексус был.
— Так, боец, игры кончились. Каску нахлобуч и палец с крючка не снимай, — Михаил осторожно съехал с автотрассы, — посмотрим, кто к нам пожаловал. Гляди в оба, Антоха!
Михаил не ехал — полз, стараясь не давить на педаль акселератора, чтобы не обнаружить себя звуком двигателя, хотя в чахлом лесу с периодическими лесопосадками их можно было обнаружить издалека.
— На самый верх на машине подниматься не будем, ножками пробежим. Бери бинокль и через лесок в разведку, я со снайперкой пойду с другой стороны.
— Ага, — засунув в разгрузку бинокль и поудобней перехватив автомат, доморощенный Рэмбо ломанулся в лесопосадки, благо хоть не шумел лосем на гоне.
Сам Михаил перебежками, до барабанного боя сердца в ушах прислушиваясь к окружаемому миру, добрался до серых валунов, торчавших из земли на переломе дороги. Решение пройтись ножками оказалось верным. Метрах в ста ниже по спуску на придорожной поляне припарковался пыхтящий выхлопной трубой "Лексус", возможно такой же, как у Антонова соседа. Со стороны военной части и посёлка джип видно не было, его удачно маскировал высокий бугорок и куча рубленного валёжника. Плюнув на сырость, Михаил лёг прямо на землю, уложив винтовку между двумя валунами. Где же Антона черти носят?! Он давно должен был... Тут сбоку зашелестела прошлогодняя листва.
— Это я! — успел шепнуть-крикнуть Антон, прежде чем взведённый на нервной почве Михаил всадил в него несколько пуль из пистолета.
— Идиот, — булькнул в землю Михаил, унимая бешеный стук в груди.
— Я к ним слева по овражку хотел подобраться, но оттуда вылазить неудобно, можно навернуться, склон крутой. Я их подслушал и ползком обратно. Зуб даю, меня не услыхали, у них двигун молотит и музыка в салоне играет негромко. Я тихонько по грязи вылез.
— Это хорошо.
— Там две бабы.
— Не понял, какие бабы?
— Ну, я подслушал немного, я же говорю. Там, это, ваша жена и вторая...
— Ядрид-мадрид, чуть девок не перестреляли. И что?
— Они попрощаться приехали. Ваша, она хочет детьми увидеться и боится нас после, ну, как мы... Ну, когда вы убили двоих...
— Я понял, пойду поздороваюсь, а ты сиди тут на шухере. Про рацию не забывай и головой крути на триста шестьдесят градусов. Усёк? Не дай бог... Ну, ты меня понимаешь.
— Да понял я, не дурак, — отмахнулся Антон, на чей пассаж оставалось безмолвно кивнуть. Парнишка теперь из стреляных воробьёв, чай не оплошает.
Повесив винтовку на плечо и на всякий "пожарный случай" проверив пистолет и передвинув на ремне кобуру, чтобы удобней и быстрей выхватывать оружие, Михаил вышел на дорогу. Стараясь не шуметь и не бряцать навешанным сверху "железом", он, не скрываясь, потопал вниз. Женщины, разглядывающие дачный посёлок в бинокли, позорно проморгали визитёра, практически бесшумно подкравшегося к ним.
— Ну, здравствуйте, — кашлянул он, поморщившись от дружно грянувшего визга. — Хорош гланды студить, поликлиники не работают. Да и у меня уши не казённые.
— Придурок! — вместо приветствия выкрикнула опомнившаяся Наталья, замахиваясь рукой, через пару секунд угодившей в стальную мужскую клешню в сантиметрах двадцати от небритого лица. Натолкнувшись на ледяной взгляд, грозивший вернуть отступающую зиму, она с усилием вырвала ладонь из захвата, отпрянув назад на пару шагов.
— Извиняться не буду, сами виноваты, по-моему, мой топот на сто метров было слышно, да и за спиной следить не забывайте, знаете, дамы, полезно для здоровья бывает. Михаил, — сухо обронил Михаил, представляясь напарнице бывшей супруги.
— Валентина, — ответила женщина, на что получила ответный непонятно что выражающий взгляд внимательных глаз и кивок с приподнятыми в полуулыбке уголками губ.
Иронично, ещё одна Валентина. Ныне Валентины размножаются почкованием или просто так совпало на урожайную неделю?
Наскоро пробежавшись взором по миловидному, сердечком, лицу и чуть полноватой фигуре брюнетки, чьи жгучие чёрные волосы выглядывали из-под вязаной шапочки с помпончиком, а руки нервно теребили армейский бинокль, и решив не педалировать тему с именами, Михаил уделил внимание Наталье.
У бывшей половины дела обстояли не очень. Даже невнимательному человеку с первого взгляда не составляло труда прийти к данному выводу, чего уж упоминать о человеке, прожившем с женщиной бок-о-бок больше десяти лет. Супруга сдала, за несколько дней превратившись из яркой привлекательной блондинки с искрящейся харизмой в блеклую, уставшую от жизни, бабу. Пусть блондинкой Наталья была крашеной, от рождения являясь шатенкой, но светлые волосы чрезвычайно шли её воздушному образу, чем она беззастенчиво пользовалась. Сейчас же покраска шевелюры создала обратный эффект. Эффектная бабочка стала блеклой молью. Поблекшие впалые глаза с темными кругами под ними на осунувшимся лице с заострившемся носом с успехом подошли бы какой-нибудь чахоточной барышне начала двадцатого века. Некогда сильные вьющиеся волосы — предмет особой женской гордости, висели безжизненными крашеными соломенными патлами. Метровый слой косметики, незнамо зачем нанесённый бывшей женой, делал только хуже. Призванный скрыть недочёты внешности, он вызывал лишь желание отколотить "штукатурку" циклевалкой. Ногти и кисти рук скрывались под тонкими кожаными перчатками, но и там, как подозревал Михаил, тоже было не всё в порядке. Возможно Наталья решила, что над ней будут злорадствовать, а бывший муж станет первым в очереди поплевать на неё, но желание злобно плеснуть ядом у того отсутствовало напрочь, как жалость. В ситуации, когда жизнь их поимела в особо извращённой форме, мужчине было не до сентенций. За какие-то пару суток он перебрался в лагерь вымороженных прагматиков, утилитарно смотрящих на мир и готовых с кровью вырывать у мироздания право на жизнь. Прагматичность заключалось в том, что ничего не даётся просто так, за всё надо платить. Всё выше описанное осложнялось флером паранойи, но как выяснилось, последняя бывает полезной. Мужчина нисколько не обманывал себя, справедливо считая, что с крахом человечества наступило право сильных. Прежде всего сильных духом, тех, за кем готовы последовать остальные.
Решив не растягивать прелюдию и скорее избавиться от непрошенных гостей, Михаил пошёл в наступление:
— Чем обязан, дорогая?
— Хоть сейчас ты можешь без этого? — с надрывом выплеснула копившееся напряжение Наталья.
— Могу, но не хочу, — повел подбородком Михаил. — Говори уже, какого хрена тебя сюда принесло? Умоляю, не тяни кота за фаберже. За Валентину не спрашиваю, она играет за группу поддержки, я правильно понимаю, Валентина?
Старавшаяся держаться незаметно, напарница супруги скромно улыбнулась. В разговор она предусмотрительно не влезала, предпочитая своё мнение держать глубоко при себе. Умная.
— Ты сейчас с ней? — нервно облизав губы, неожиданно спросила Наталья. Оторопев, Михаил аж поперхнулся слюной. Вот это выверты сознания! Женская логика не переставала удивлять его своей нелинейностью. Какая ей теперь разница, с кем он сейчас? Да хоть с Дунькой Кулаковой? Вот как ответить на этот вопрос?
— Неправильный вопрос, — он даже не пытался скрыть разочарование попыткой применить к нему женское манипулирование с игрой на чувствах и ревности, поэтому сходу ударил в ответ. — А ты сейчас с ним? И как тебе Жопорук? Впрочем, мне до лампочки твоя сексуальная жизнь, ты мне так и не ответила на первый вопрос. Я жду.
— Я хочу...
— Хотеть ты можешь, что угодно, пока хотелка не отсохнет, дорогая.
— Господи, как же с тобой трудно, Бояров! Не придирайся к словам, тебе это не идёт, Миша. Хорошо, если тебе будет легче от моего унижения, скажу так, могу я увидеться с детьми?
— Можешь, — не юля, грубо ответил Михаил. — Просьбу увидеться и попрощаться с детьми удовлетворить в моих силах.
Внезапно он устал от всей это ситуации, рубанув по живому. Право дело, как в плохом театре, скорей бы это представление закончилось, а то от взаимной фальши зубы ломит. Миндальничать было не в его правилах, а беречь чувства супруги он не собирался. За что боролась, на то и напоролась. Политесы и танцы с бубнами вокруг да около ему ещё в прошлой жизни надоели.
Он прекрасно видел и шестым чувством понимал, что Наталья разочарована выбором и приехала каяться, с надеждой на прощение, но... Всегда это пресловутое "но" становилось непреодолимой преградой. Не готов он прощать предательство. Умерла, так умерла, тем более разыгравшаяся паранойя настойчиво шипела в уши о том, что с нападением мертвых бандюков с Колей во главе не всё гладко, как хотелось. Хоть убейте, Михаил не верил, что Наталья совсем-совсем, ну, ни капельки, ничего не знала о планах новых друзей наведаться к Боярову для "раскулачивания" оного на баб, то есть на женщин. Неужели она не понимала, чем это аукнется? Один её звонок и всё могло сложиться совершенно иначе. Рой мыслей, жалящих хуже иных пчёл, носился в голове мужчины, заставляя его мобилизовать всё своё самообладание, чтобы не сорваться и не наделать глупостей. Сдерживать рвущуюся наружу ярость удавалось с трудом. За годы брака он хорошо изучил мстительную натуру супруги. Хотя, видимо не совсем. В женщине всегда есть изюминка и всегда остаётся загадка, хоть мужчина наивно считает её изученной вдоль и поперёк. Михаил поймал себя на этой мысли, выпорхнувшей из глубин подсознания, и непроизвольно напрягся. Похоже то, что убило практически всё население Земли, что-то сломало в головах выживших, и неизвестно чего сейчас можно ожидать от стоящей напротив женщины. Вот зачем и для чего она приехала? Нервы ему и детям потрепать? Ведь Наталья никогда не была дурой, прекрасно понимая, что назад ей дороги нет. Лучше сразу разобраться со всем нагороженном ими. Нельзя растягивать "удовольствие", иначе он просто упадёт от нервного и физического истощения. За последние несколько суток он спал от силы пять часов. Хочет Наталья попрощаться с детьми, что ж, он ещё не настолько оскотинился, чтобы гнать мать отпрысков поганой метлой восвояси, хотя и следовало бы, положа руку на сердце. С другой стороны, тут на мысли Михаила пролилась ядовитая хина, впереди супружницу ждёт великое разочарованье и крушение каких бы то ни было надежд.
Двое полных суток после трагедии сотовая связь работала, сдохнув на третьи. За это время можно было найти время позвонить сыну или дочери, не забыла же она их номера?! Не тут-то было! Ни одного звонка и не одного ответа на попытки Саньки и Лизы набрать маму, будто та навсегда вычеркнула их из жизни. Если Сашка внешне спокойно принял выбор матери, то Лиза вымочила слезами не одну подушку. Насколько проще было бы, останься Наталья навсегда в пещере и в светлой памяти. В конечном итоге Лиза тоже решила вычеркнуть мать, о чём тихонько шепнула отцу утром. Не передать словами, сколько боли было в тихом шепоте дочки... Нет, дети не простят...
— Прыгайте в машину, я поведу. Дальше дорога до самого низа в хлам убита.
Дважды упрашивать не пришлось, женщины послушно загрузились в джип, оставив пустым место водителя. Устроившись за рулём, Михаил аккуратно приставил винтовку слева у дверцы
— Ок, Антон! — большой палец уже привычно нажал тангенту на боку рации.
— На связи!
— Мы в посёлок, проконтролируй периметр и выдвигайся следом.
— Понял, проконтролировать и выдвигаться.
— Ого! — ернически приподняла бровь Наталья. — Наш герой испугался двух беззащитных женщин? У тебя в кустах пулемётчики?
— Наш герой не злопамятен, но злой и на память не жалуется, особенно не жалуется он на воспоминания с джипами, уголовничком и рыжим мудаком в компании с Жопоруком. Ты там в багажнике никого не прячешь, мне дать очередь? Как там Коляша, кстати, поживает?
— Поседел, — Наталья обвиняюще ткнула в Михаила пальцем. — Из-за тебя! Ты же его там с двумя трупами бросил. Герой!
— Не припомню седины, — сквозь зубы процедил задетый за живое Михаил, объезжая глубокую колдобину, сдерживаемая ярость разметала клетку самообладания, — вонь от дерьма помню, а седину нет. Дерьмо случается, дорогая. Мужики поехали по шерсть, а вернулись стрижеными... Некоторые. Они ведь попёрли меня убивать и Коля с ними, мстители, мать их, неуловимые. Или тебе по барабану было, куда и за кем они с утра чухнули ломая ноги? А хотели они баб, дорогая. Мелкие "щенки" их не интересовали — сами подохнут. Коля тебе ничего не сказал? По-твоему, я их должен был в фаркопы облобызать, а? Получилось, как получилось, порой бараны волков до смерти бодают, считай я их рогами забодал, тем более есть чем с твоей помощью. А Коля пусть побреется налысо, говорят, помогает от седины. А яйца у него тоже поседели?
— Какая же ты сволочь! Ублюдок! — в бешенстве развернувшись боком на пассажирском кресле, женщина хотела накинуться на Михаила с кулаками.
— Твоя школа, — не остался в долгу он, резко втапливая педаль тормоза в пол. Наталью бросило вперёд, приложив плечом о бардачок, а головой о ветровое стекло. Валентина, сидевшая за пассажиром на заднем сиденье, успела выставить руки и упереться ими в переднее кресло. Поставив джип на парковочный тормоз, Михаил развернулся к стенающей супруге:
— Не делай того, о чём впоследствии пожалеешь, дорогая. Давай условимся, ты мне никто. Заруби себе это на носу. Ты сама спустила в унитаз все совместно прожитые годы, выкинув нас на помойку, так что не обессудь. А теперь позволь вопрос, мы едем, или ты издали ручкой помашешь?
— Едем, — прозвучало убито.
Кивнув, Михаил выкрутил баранку и поддал газу. На душе было мерзко и гадостно. Как бы он не хорохорился, Наталья оказалась права — он сволочь! Возможно сволочнее прочих разумных. Если для выживания детей ему потребуется стать ещё сволочнее, он станет без раздумий. Время старых общественно-моральных границ и рамок воспитания кануло в Лету. Наступило время беспринципных сволочей.
* * *
*
Неизвестно чего ожидала Наталья, но точно не полного безразличия к своей персоне со стороны Лизы и Саньки. Оставив троицу наедине в летней кухне, Михаил вышел во двор, у него имелось ещё одно незавершённое дело.
— Валентина...
— Сергеевна, — правильно поняла его затруднения напарница супруги.
— Валентина Сергеевна, правильно ли я понял, что вы выезжаете сегодня?
— Да. Мы уже разбили маршрут и подготовили машины, — не стала скрывать очевидного женщина. Её тёзка с отчеством Петровна с вечным рушником в руках вышла на крыльцо главного дома, активно грея уши. В окнах дома то и дело мелькали физиономии детворы. Студентки, засевшие на втором этаже, вели себя сдержанней, но тюли колыхались и там. В тёмном зеве открытого гаража периодически появлялось и исчезало белое пятно лица Антона, мониторившего окружающую обстановку. — У нас пара домов на колёсах и прочая техника, даже заправщик имеется.
— Рад за вас, честно, — без единого намёка на ёрничание, сказал Михаил. — Я к чему интересуюсь, вас не затруднит взять с собой двоих детей?
— Детей? — удивилась женщина.
— Да, детей. Пусть вы не главная, но не относись вы каким-либо боком к главным заводилам, вы бы сюда не поехали. Моя бывшая не годится на роль разведчицы.
— А я гожусь, значит?
— Вы умны и наблюдательны, Валентина. Это не комплимент, примите мои слова, как констатацию факта.
— Хорошо, предположим. А что за дети?
— Мальчик и девочка, близнецы, — на крыльце ахнула и прикрыла ладошкой рот классная руководительница брата и сестры Солнцевых. — Валентина Петровна, позовите, пожалуйста, Солнцева.
— Михаил Павлович, что вы задумали?
— Валентина Петровна! — повысил голос Михаил. — Пожалуйста!
После того, как женщина скрылась в доме, Михаил тихо попросил гостью:
— Подыграйте мне, пожалуйста.
— А если мальчик решит уехать?
— Это будет его и только его решение. Сестра его не оставит, поэтому я заранее прошу за двоих.
— Как знаете, — в голосе Валентины Сергеевны, которая с лёту разобралась в ситуации, промелькнуло осуждение методами воспитания, Михаил лишь пожал плечами. Конфликт "отцов" и "детей" требовалось разруливать, ему не нужна точка напряжённости в коллективе, разрушающая сплочённость. Непослушание заразно и порой смертельно. Спустишь наглость раз, потом грехов не оберёшься.
Через минуту на улицу вымелся виновник "торжества".
— Чё звали? — ни "здрасти" тебе, ни "до свидания".
— Собирайся, Александр, — не повышая голоса холодно сказал Михаил, искоса поглядывая на Валентину Сергеевну, которая с академическим интересом рассматривала веснушчатого вихрастого недоросля напротив.
— Я не понял, чего собирайся? — оторопел мальчишка.
— Не "чего", а манатки, если тебе так понятней. У тебя есть пятнадцать минут и два варианта действий на выбор: уехать на запад или валить отсюда на все четыре стороны. В первом случае Валентина Сергеевна, как взрослый человек, готова приютить и взять на себя ответственность за тебя и Машу. Почему я говорю о Маше, потому, что она не оставит брата одного, то есть тебя. Шансы, что вы выживите, довольно высоки. Во втором случае ты сам за себя отвечаешь. Я снимаю с себя эту обязанность, точнее, обузу.
— Я никуда не поеду! — пустил петуха Александр.
— Да ну? Не поедешь, значит пойдёшь. Назови хоть одну причину, по которой ты должен остаться. Сидеть на шее у остальных и поплёвывать сверху никому не позволено, тебе в том числе. Время пошло или ты думаешь я шучу? Не слышу ответа!
— Михаил Павлович! — на крыльцо выскочила Маша.
— Слушаю тебя, Маша.
— Дядь Миша, что вы говорите, зачем? Сашка же хороший!
— Солнцев, скажи, чем ты хорош, поведай миру. Расскажи сестре. Причин оставаться у тебя нет, мы уже об этом знаем, зато я, не напрягаясь, могу озвучить пять причин, почему тебе здесь не место. А знаешь, какая самая главная из них, нет? Чхал ты на сестру. То, что тебе плевать на остальных — это понятно. Чужие люди, что с них взять. Работать ты не хочешь, на мои увещевания тебе плевать с высокой колокольни, о других не думаешь. Мне продолжать? Так какого ляда у меня и остальных должна болеть голова о тебе? Утром ты клал с прибором на свои обязанности, а теперь представь, что на сопке или у съезда с трассы со стороны города встал джип, который ты благополучно проспал. И просто на минутку представь, что нас нашли не две безоружных женщины, а два вооружённых до зубов мужика. Реально? Реально. Случись такое, как быстро я или Антон могли откушать по девять грамм свинца? Дальше описать или сам догадаешься? Как видишь, Маша, кроме гонора у твоего брата за душой ничего нет. Ему нечего предложить кроме рабочих рук, а с последним у нас всё настолько запущено, что дальше некуда.
— Знаете, Михаил Павлович, — покачала головой гостья, — я уже жалею о данном вам обещании. Как я посмотрю, польза будет только от девочки, а от её брата никакого толку, кроме обузы.
— Саша, что ты молчишь! — накинулась Маша на брата. — Скажи что-нибудь! Михаил Павлович!
— Нечего ему сказать, против правды не попрёшь, — вбил гвоздь Михаил, разочарованно махнув рукой. — Собирай вещи, Маша, и свои, и брата.
— Нет! Неправда! — взвился мальчишка, до которого наконец дошло, что всё взаправду и серьёзно. Не шутят люди с настолько тяжёлыми выражениями лиц. — На Машку мне не плевать! Не плевать, понятно вам, уроды!
— Не плевать?! — Михаил подхватил пацана за грудки, практически прорычав тому в лицо:
— Так будь мужиком, а не куском дерьма на палочке. Прими решение как мужик. Собирайся! Нет? Я сам тебя соберу, выдам продукты и вали, устраивай жизнь как душа пожелает. Я не твой папаша, чтобы трястись над тобой наседкой. Разговор закончен.
— Я останусь! — твёрдо сказал мальчишка.
— Не понял?
— Я клянусь! — по щекам Сашки покатились слёзы. — Только не выгоняйте Машу!
— Михаил Павлович! — разревелась девочка. На двор опустилось погостное настроение.
— Клянёшься, значит, — взяв Сашку за подбородок, Михаил буравил его взглядом глаза в глаза, будто пытаясь добраться до дна души. — У тебя был шанс, пацан, комфортно и безопасно свалить отсюда, но ты его профукал. Прощения и никаких предупреждений больше не будет. Ни "последних", ни "китайских". Мы поняли друг друга?
— Да.
— Не разочаруй сестру.
Выйдя во двор, Валентина, которая Петровна, наградила Михаила гневным осуждающим взглядом и увела детей в дом, обняв их за плечи.
— Это было настолько необходимо? — спросила гостья, проводив троицу до порога. — Мне кажется, Наталья не ошиблась в вашей оценке.
— Что я первостатейная сволочь и отпетый подонок? Я знаю. Ничего нового вы мне не сообщили и глаза не открыли. Вы знакомы с понятием или значением "слабого звена"? Глупый вопрос, конечно знакомы. Только что такое звено было устранено с вашей помощью. А способ... способ пусть останется на моей совести. Переживу как-нибудь. Я не Макаренко# — это он мог искать педагогические методы воспитания трудных подростков, хотя и он шёл через труд, если вы помните.
— Бог вам судья, — сказала Валентина Сергеевна, махнув рукой Наталье, которая вышла из летней кухни и забралась в джип, громко хлопнув дверцей. — Нам пора, на чай, извините, не останемся.
— Удачи вам, Валентина.
— И вам счастливо оставаться, — прыгнув на место водителя и отрегулировав сиденье с рулевой колонкой, ответила женщина. Антон отворил ворота.
— Прощай, Наташа. Будь счастлива.
Застыв в одной позе, Наталья сидела, отвернувшись к тонированному окну. На пожелание счастья она никак не отреагировала и не проронила ни слова. Обдав Михаила сладковатым бензиновым выхлопом, автомобиль выехал на улицу и вскоре скрылся за поворотом. Через три часа Игорь Вебер доложил с наблюдательного поста, что целая кавалькада машин пересекла реку по мосту. Значит, если кто не схоронился в каком-нибудь глубоком бункере, в городе живых не осталось, кроме их группы.
Лиза и Санька ходили "убитые" до самого вечера. По их словам, мать звала их с собой, но они не согласились. Потом Наталья просила у них прощения, плакала, вставала на колени. Санька простил, а Лиза... Лиза, отвернувшись к стене, выдавила из себя, что простила бы в первый день, и даже во второй... До самой ночи на душе у всех было муторно. Керосинчику в костёр подлила Валентина, набросившаяся на Михаила с обвинениями какой он гад и негодяй, ей битых три часа пришлось успокаивать подростков.
— Предложите ваш вариант, как безболезненно поставить жеребца в стойло, в следующий раз вам и карты в руки, — вспылил Михаил, — какой я каналья и подлец мне успела высказать ваша тёзка. Согласен, со всеми эпитетами согласен! И сатрап я, и тиран! Знаете, я лучше буду канальей, подлецом и сволочью, чем позволю мелкому засранцу с тонкой душевной организацией подвести всех нас под монастырь. Это урок для всех, лучше один раз прилюдно высечь виновника розгами, чем сто раз по одиночке что-то кому-то доказывать. Зато теперь все включат голову, что тоже неплохой результат, согласитесь.
Встретив жёсткий отпор, Валентина, поджав губы, гордо удалилась переваривать речь Михаила, а он, заправив генераторы, ушёл в летнюю кухню, где вместе с Антоном занялся планированием на ближайшую неделю. В принципе, общий план у них был разработан ещё в первый день переезда, но работы сдерживал фактор наличия "переселенцев", теперь же ничего не мешало начать масштабные выезды в город, посёлки и на фермы. Работы было не просто много, а непочатый край.
## Макаренко — Антон Семёнович Макаренко, всемирно известный воспитатель, педагог и писатель. Основная воспитательная и педагогическая деятельность А. С. Макаренко относится к первому пятнадцатилетию послереволюционного времени (1920 — 1934). А.С. Макаренко предложил и опробовал в колонии имени Максима Горького для малолетних преступников воспитательно-педагогическую систему, получившую впоследствии его имя. В своих трудах Макаренко утверждал, что применяемая им в уголовно-исправительных заведениях система изначально предназначалась для всех сколько-нибудь здоровых школьников и всех учебных заведений. В конце 20-х годов Макаренко возглавил детскую трудовую коммуну имени Ф.Э. Джержинского, вскоре коллективом коммуны были достигнуты впечатляющие успехи в области промышленного строительства. Знаменитый советский фотоаппарат "ФЭД" обязан своим рождением именно коммуне, возглавляемой А.С. Макаренко.
* * *
*
— Скажите, Михаил, это было так необходимо? — Валентина с утра завела вчерашнюю волынку. Михаил передёрнул плечами от посетившего его чувства дежавю. Сколько там часов минуло с отъезда жены?
— Мир перевернулся с ног на голову, Валентина Петровна. Впрочем, вы и без меня это прекрасно знаете, почувствовали на собственной шкуре, — Михаил и Валентина в первый день договорились величать друг друга по именам, но в данной ситуации мужчина чувствовал, что обращение на "ты" и без отчества будет неправильным. Как-никак они не о погоде говорят, а о вещи куда более серьёзной, хоть и неприятной.
— И...
— Я не закончил. То, что всё оказалось вверх тормашками не самая главная беда. Нас не просто поставили на чан для мозгов ногами дрыгать, а разнесли бестолковки вдребезги! Шваркнули со всей мощи об асфальт. Долбанули, что все мозги наружу. Некоторых понесло, по-первости они ещё держались, а тут я не знаю, гормоны ли, или переходной возраст, сдобренный юношеским протестом, или всё до кучи чохом собралось. Даже думать не хочу на эту тему, но позволить взбрыкивать этим молодым мустангам я не могу. Из-за одной паршивой овцы может вся отара сдохнуть.
— Меня бы вы также выгнали?
— Нет, — глядя на собеседницу, Михаил неопределённо пожал правым плечом, с лица Валентины постепенно сходила гневная напряжённость. — Я бы сам ушёл. Забрал бы детей и гори оно всё синим пламенем.
Кивнув женщине, замершей в ступоре, он сбежал в гараж:
— Собирайся, Антоха, у нас с тобой ещё дел невпроворот. Игорь, Сашка, прыгайте на заднее сиденье. Виктор, остаёшься за главного, следи за топливом и генераторами, бруски с Солнцевым попилите, я вечером их разметил, с бензопилой управишься? Ну и чудно. Вернёмся, займёмся курятником.
— Э-э-э, — промычал Антон.
— Не "э-э-э", а на птицефабрику поедем, а оттуда в клуб верховой езды и до коровников на ферме проскочим.
— А на ферму зачем?
— А на ферму и в клуб, мой молодой друг, чтобы лошадок и коровок выпустить, иначе они с голоду в стойлах передохнут.
— А так не передохнут?
— А так у скотины появится шанс, Антоха. Голод не тётка, найдут, залётные, где снега хряпнуть, где тюк с сеном распотрошить, а там и мы тут чего-нибудь построим. Коняжек заведём, коровок, поросяток, уточек-курочек на заднем дворе с петушком, чтобы будил по утрам, зараза такая. Представь себе, Антон, не дом, а полная чаша!
— Ага, — ухмыльнулся парень, прыгая за руль, — навоза! И вилы в навозной куче. Вилы обязательно — это главный атрибут! Правильно я говорю, пацаны?
— Тьфу на тебя, я ему о высоком, а он мне о приземлённом. Ты чему детей учишь, Антон? Надо ставить возвышенные цели перед собой, стремиться, так сказать, в будущее, а ты...
— А что я? — выруливая на дорогу, не сдавался парень. — Я о будущем. Первостатейное удобрение и безотходное производство, главное, чтобы перегнил, а чем его кидать — вилами! Ох и накидаемся мы его, кхе-кхе, в будущем!
— Тьфу на тебя ещё раз, не сыпь мне соль на рану.
Как предрекал Михаил, забот и работ у выживальщиков оказалось непочатый край, осталось только начать и закончить. Не опасаясь больше за "тылы", которые могли подвергнуться набегу второй половины "пещерников", Бояров разбил подопечных на две команды. Первая под непосредственным руководством самого Михаила строила курятник, стайки для скотины и переоборудовала подземный склад в военной части в хранилище продуктов питания и ледник. Пока он с Солнцевым, вставшем на путь исправления и оказавшемся сварщиком от Бога (какие таланты, оказывается, до поры до времени спали в ершистом парнишке), варили полки и стеллажи, которые привезли с торговых терминалов, Виктор, сын Валентины, в компании с Лизой, Сашкой и парой девочек, пилили лёд на замёрзшем ручье. Молодёжь складывала выпиленные Виктором блоки в кузовок пикапа, после чего везла их к будущему лабазу. С наступлением вечерних сумерек фронт работ перемещался во двор, где за домом возводились стайки для скотины и конюшня, и где построенный за три дня курятник принял пятьдесят новосёлов с птицефабрики. Немного подумав и посовещавшись с народом, Михаил принял решение организовать настоящий птичий двор, благо места хватало, как и птиц, которых Антон привёз из деревень. Пока индюшата, утки и гуси размещались на ближайших дачах, но через пару недель им предстояло переехать в новые апартаменты.
Команда Антона со студентками, Игорем Вебером и Женей Ли на подхвате в это же время потрошила ближайшие супермаркеты и продуктовые базы, машинами вывозя консервированные продукты и замороженные туши. Свинина, говядина и баранина, где тушками, где нарезанными и прессованными брикетами складывалась в отдельном помещении импровизированного морозильника и засыпалась льдом, консервы занимали места на полках. В первую очередь, конечно, вывозились и складировались мука, сахар, замороженные мясопродукты и птица, банки-склянки могли подождать. Ночи ещё были холодные, с минусами, но днём начинало потихоньку припекать, порой доходило до плюс десяти градусов. Звонко звенела капель, снег вдоль дорог и на южных склонах сопок давно сошёл талыми ручьями и поэтому требовалось спешить. Через неделю-другую даже каменной крепости замёрзшее мясо растает и протухнет или заветрится до черноты, став полностью непригодным для питания, к тому же не стоило сбрасывать со счетов фактор грызунов, которые в отсутствие людей осмелели и вовсю носились по полкам магазинов. Серые хвостатые мародёры даже людей не очень-то боялись, лениво шмыгая под стеллажи или не двигаясь с места, настороженно следя за двуногими конкурентами бусинками глаз. А чего им, в принципе, бояться? Ныне они в мёртвом городе полноправные хозяева, свысока поглядывающие на бродячих котов и собак. Последним ходу в нажористые местечки не было практически никакого, зато они протискивались практически в любую щель. Не жизнь, а рай!
Первые пару дней девушки каждый раз визжали, стоило им завидеть пасюка, но потом попривыкли и пообтёрлись, не обращая на голохвостых гадов и мышей внимания, только внимательно проверяя, чтобы сгружаемые в тележки и на поддоны продукты не оказались погрызенными. Какая-нибудь геморрологическая лихорадка ни у кого в пределы мечтаний не входила. Ныне с поликлиниками и докторами туго. Валентина и Михаил могли гордиться инструктажами и моральной накачкой молодёжи в данном плане.
— Как сгоняли? — перетаскивая упаковки с мукой в сваренные Сашкой металлические ящики, поинтересовался Михаил у Антона.
— Хреново, — отплёвываясь от белой взвеси, разлетевшейся во все стороны из упавшего на бетонный пол килограммового пакета, ответил парень. — Девки в трансе.
— Что так? Да оставь ты эту муку в покое, крикни Лизу, пусть сметёт!
— Мы в центр заехали.
— Захотели в очередной раз взглянуть на картину апокалипсиса?
— Ага, типа того. Бабам по магазинам понадобилось с разведкой прошвырнуться.
— За тряпками?
— За ними, нам бы тоже не помешало.
— А я что, спорю? Надо. Лучше бы всем кагалом сразу выехать, чтобы не затягивать. Голосую за оптовые закупки. Ладно, что дальше, в чём ядрёный хрен?
— Хрен? Хрен в голубях, Палыч. Весь центр мертвыми голубями завален, особенно площади.
— Знаешь, я не удивлён. Приучили птиц по помойкам побираться да прикормили семками на площадях. Как люди сгинули, так кормовая база и пропала, а сами они не приучены пищу добывать, чай не дикие собратья — спутники человека. Сгинул человек, туда же и спутники сольются. В небытие, стало быть. Что ещё, не томи душу.
— Собаки, Палыч.
— Тоже дохлые? — загружая на плечо очередную упаковку, спросил Михаил.
— Если бы, — не принял саркастическую шутку Антон. — Живые! Штук пятьдесят в стае было, может и больше, я не считал. Не до того было. Девчонки: "ой, собачки!", ути-пути, "на-на-на", а псинки все не мелкие, злющие, рычат. Девки сообразили, что дело пахнет керосином, сразу запричитали, испугались. А я с детства знаю, меня батя учил, что собакам нельзя страх показывать, они его чуют и ведут себя агрессивно. Мелкие-то, сумочные тявкалки за палец тяпнуть норовят, а те, Палыч, те совсем не кошёлкового размера были. Мы машину у затора бросили и к торговому центру от неё метров на пятьдесят отошли, как эти кабыздохи со всех щелей попёрли. Спереди несколько здоровенных кобелей, жуть просто, откуда только взялись, за ними остальная стая. Знаешь, Палыч, жопа сразу засвербела, ведь они давай нас кольцом обхватывать, я "ствол" выхватил и всадил две пули в ближайшую псину, остальные разбежались.
— Хреново.
— И я о том же.
— Так, машину разгрузим и шабашим. Сарай на сегодня отменяется, идём на полигон, будем учить пацанов и девчонок стрелять. Такая стая — это нехороший звоночек. Ладно бы весенняя собачья "свадьба", дело понятное, а тут действительно керосином попахивает. Я не собаковод, черт его знает, как у псов башка на соображалку повёрнута, о подобных стаях слыхать не приходилось, если только в "Маугли", когда волки бились с красными псами Сегодня они разбежались, а завтра могут и кинуться, стоит им почувствовать кровь, и всё, пиши пропало — порвут, никакими пулями не остановишь. Хуже всего то, что они знают повадки человека, поэтому без оружия никуда по одному не ходим. И, вообще, по одному не ходим. Лучше перебдеть, здоровее будем.
— От, блин, дожили! — складывая очередную упаковку в ящик, выругался Антон, добавив сверху несколько непечатных выражений.
До вечера, на радость молодёжи, на импровизированном полигоне не стихала пальба, причём обязанности по обучению с должностью главного инструктора по стрельбе взвалила на себя Валентина. Около часа поприсутствовав на стрелковых курсах, Михаил вернулся домой. Птичник сам собой не построится. Наполовину возведённая стена размещалась на старом фундаменте снесённого дома. Неизвестно, что там хотел возвести прежний хозяин, планов и чертежей не сохранилось, но завезённый им заранее материал и строительные блоки, пришлись к месту. Замешав раствор в бетономешалке, Михаил проверил нити контроля горизонта, повесил отвес и принялся выкладывать стену из пеноблоков. Вскоре к отцу подтянулся Сашка и работа пошла веселее. За то время, пока остальные развлекались и дышали сгоревшим порохом, отец и сын успели полностью закончить с возведением стен. Милое дело строить из пеноблоков, а не выкладывать каждый кирпичик. Нет, дом лучше возводить из кирпича, тут никто не спорит, а живности и так сойдёт. Птичник решено было сразу строить капитальным, с утеплением, дабы потом не перестраивать и не разводить лишнюю грязь, благо со строительными материалами проблем не было.
— Баста, сын, крышей завтра займёмся, ты лучше пока баньку растопи, а я воды накачаю.
— Я быстро!
— Пальцы себе не отруби, электровеник! Лучше дрова возьми под навесом!
Сын не послушал совета, выкатив из дровяника несколько чурбачков, он ловко наколол дров. Сложив на сгиб руки с десяток полешек и белую полоску бересты, Санька нырнул в тёмный проём бани. Через десяток минут труба из красного кирпича весело попыхивала духмяным дымком и поплёвывала искрами, стремительно уносящимися в высь и гаснущими в постепенно сереющем небе.
Накачав в баню воды и отмыв из шланга внутренние стенки бетономешалки от раствора, Михаил отвлёкся на шумную воробьиную драку у курятника.
— Или мне кажется, или вас стало больше, братцы-кролики? — почесав подбородок, задался он вопросом.
Воробьёв действительно стало больше. Если в первые дни серые чирикающие комочки встречались едва не в единичных экземплярах, то сейчас они носились шумными стайками по несколько десятков особей.
— Тянет вас к людям, драчуны.
— Ага, — выскочил из-за спины Сашка, — и синиц здесь полно. Девочки на черёмухе кусочки сала повесили, синицы их мигом склевали. Мы все крошки со стола воробушкам скармливаем, вот они и летят. А голубей почему-то нет.
— Вот кого мне тут не хватало, так это голубей. Иди лучше кур покорми.
— А воробьям кинуть можно?
— Кинь, сына, кто ж тебе запрещает, а запрещу, ты же всё равно им кинешь. Вон, расселись по кустам, ждут кормёжки. Про баню не забудь, орнитолог.
— Не забуду.
Скоро треск на полигоне стал стихать и в поместье потянулись стрелки.
— О, банька готова! — радостно пискнула Вера, заглянув в баню, из нагретого нутра которой на неё пахнуло духмяным теплом распаренных в кипятке веников. — Чур я первая!
— Куда?! Стоять! — осадил девушку Михаил. — Оружие за тебя кто чистить будет?
— Михал Палыч, ну что вы, пока мы с девочками моемся, Антон и мальчики почистят, — белозубо улыбнулась красавица яко красно солнышко.
— Стоп-стоп, мила моя, вот тут вы, девушки, не угадали. Пистолеты и автоматы у вас можно сказать именные, они теперь ваши самые лучшие и преданные друзья, поэтому ухаживаем за ними, как за самым дорогим что у вас есть на свете, чтобы это дорогое не подвело в самый ответственный момент. Ферштейн? А случаи и моменты будут, поверьте мне, будут... Вот, как сегодня, когда вами чуть собачки в городе не закусили. Слава богу Антон не растерялся, а то порвали бы вас на тряпочки и лоскутки. Запомните, красавицы, оружие не меньше вас ласку любит. И зарубите себе на носу, барышни, никто за вас чистить ваши стволы не будет, поэтому развернулись на сто восемьдесят градусов и вперёд. Антон, покажи дамам, что и как, а баньку, я так и быть придержу, пропущу вас первыми, если вы халтурить не станете. Пацаны, а вы чего рты разинули и ехидно скалитесь, думаете, вас это не касается? Мне повторить лекцию?
— Мы это... всё поняли, — задком, задком, двинул в сени Солнцев, легонько подпихивая локтями и руками остальных. — Мы это, тоже чистить пойдём.
— Молодцы, — усмехнулся Михаил, — какие все понятливые стали, аж жуть берёт. А ты сын, особенный что ли?
— Мимо, папа, — Сашка и ухом не повёл, — я на полигоне все сделал, как ты учил.
— Хвалю, боец! Можешь...
— Э-э, пап, я наверх пойду, — Сашка быстро предпринял тактическую уловку, именуемую бегством, пока его ещё какой-нибудь работой не нагрузили. — Я там ребятам обещал...
Под весёлую улыбку отца сын быстрее Электроника слинял с глаз долой, хлопнув дверью в одну из спален парней. Вздохнув, Михаил занялся разогревом ужина на весь честной народ.
— Большая семья — это хорошо, — бурчал он, устанавливая на плиту десятилитровую кастрюлю с борщом и вторую, поменьше, с куриным супом, — но, блин, так и спина отвалится, эти вёдра целыми днями туда-сюда тягать. Бедная Валентина, попробуй прокорми такую ораву оглоедов.
— Бой мой, что я слышу?! — донеслось от двери на кухню. — Это признание моих заслуг?
— Ну что вы, Валентина, слуховые галлюцинации ныне в тренде, разве можно дождаться признательности от такого чёрствого и невоспитанного мужлана, как я? — ёрнически усмехнулся мужчина.
— К слову, оружие я почистила. В баню пустите?
-Уже настучали, — тяжело вздохнув, констатировал факт Михаил. — Вот так всегда, стоит проявить твёрдость, как молва начинает рисовать цербера и кровавого душителя свобод, который у бани сидит, в три глотки на всех лает и никого в рай адской парилки не пускает. Скоро направо и налево кусаться начну. Там ещё очередной бунт не вызревает, а то вдруг я чего-нибудь пропустил?
— Ну что вы, Антон за вас, а Вера за Антона.
— Фу, успокоили. Значит, эту ночь могу спать спокойно. А вы, Валентина, за меня?
— А я с вами, Михаил Павлович, — опустилась на стул женщина, сложив кисти рук на коленях. — В одной лодке гребём, хотя порой у меня возникает острое желание приласкать вас чем-нибудь тяжёлым... Вот, ей-богу!
— О-у, — вздёрнул брови Михаил, — открою страшную тайну, Валя, не вы первая мечтаете совместить плоскость сковороды с моим лицом. Говорят, что после двадцати характер не переправить, но я постараюсь исправиться. Честно-честно, может быть... Кстати о баньке, злобный цербер в моём лице абсолютно не возражает.
— Спасибо, уважили. На дальнюю левую конфорку кастрюлю не ставьте, она с утра барахлит, Антон обещал посмотреть.
— Ясно, не забыть напомнить себе при выезде в город взять в магазине новую плиту.
— Уж не забудьте, будьте добры, — выходя из кухни, женщина оставила со собой последнее слово.
Дни потянулись за днями. Чтобы пресечь всякий разброд и шатания, Михаил старался нагружать окружающих по максимуму, чередуя очередность работы групп в поместье и выезд в город, строительство на скотном дворе и монтаж теплиц из поликарбоната, землю в которые приходилось возить с соседних дач. Ежедневно по часу и больше уходило на стрельбу. Тренировались все поголовно. Теперь без пистолета на боку по магазинам никто не ходил, даже Сашка с Лизой и Мариной. Михаил, Антон и Виктор дополнительно таскали с собой автоматы. В воображении молодых людей мегаполис превратился в настоящую "зону", полную опасностей и с каждым днём их количество только росло.
* * *
*
Удивительно, как быстро природа избавляется от следов человечества, буквально на глазах разрушая и размывая дороги. Двадцатые числа марта, весенних снегопадов не было, как и особого тепла, чтобы прямо реки текли, но асфальт проседал то в одном, то в другом месте, трескаясь и разваливаясь на куски. На некоторых высотках в городе появились чётко видимые трещины. Откуда, чёрт возьми? Каждый раз проезжая мимо, Михаил внимательно следил за змеящимися по кирпичным кладкам последствиям борьбы дикой стихии с творениями рук человеческих.
В один из дней, собрав всех парней и сбив сходни, которые загрузили на два грузовика с высокими бортами, Михаил направил колонну в сторону ферм. Добычей охотников стало несколько голов крупного рогатого скота — два бычка и четыре коровы, пять коз и столько же свиней со здоровенным кабаном, которого едва-едва удалось загрузить на борт. Этот сальный родственник Пятачка не носился, не визжал, не пытался сбросить с себя верёвки, он просто подгибал ноги, плюхаясь на землю, изображая собой тело без костей и делай с ним что хочешь. Весь цимес в том, что сделать особо ничего не получалось, пока Игорь Вебер не сбегал в ближайший продуктовый магазин и не приволок бадейки квашеной капусты. Почуяв еду, сильно оголодавший представитель свинского племени сам взошёл на борт по выложенной капустной дорожке. Ну не тварь ли, а? Следующим рейсом в поместье отвезли комбикорм и несколько рулонов сена на первое время. В целом картина на фермах оказалась удручающей, бьющей по психике разрухой и пониманием невозможности что-либо сделать. Ребятам до слёз было жалко животных, но всех спасти невозможно. Часть скота разбежалась в неизвестных направлениях, часть кружила рядом, горестно мыча или похрюкивая, а часть лежала там же в виде начавших вздуваться туш. Если бы Михаил не побеспокоился заранее, то пало бы куда больше парнокопытных. На птицефабрике картина была ещё хуже. Посадив в клетки несколько десятков живых птиц в дополнение к тем, что уже обживали новый курятник, Михаил отдал команду уезжать с этой фабрики смерти.
С лошадьми в тот день вышла промашка. Простой обыватель начала двадцать первого века не знает, с какой стороны подойти к корове, а что тут говорить о лошадях? Если с рогатыми бурёнками Михаил успел близко познакомиться в далёком детстве и юности, помогая бабушке по уходу за хозяйством, то "коняшки" оставались для всех "терра инкогнито". Благодарностью за выпуск из стойл неделей ранее они не страдали. Тюки сена, набросанные на территории выгороженного загона и в конюшне, лошади растрепали полностью и выпили всю воду, налитую в большую поилку (Антон вёдер двадцать в неё тогда натаскал). К спасителям Савраски отнеслись настороженно, хрипели, ржали, прядая ушами и скаля широкие плоские зубы, так и норовя куснуть за протянутые руки. Черный солёный хлеб на ладонях тоже не особо способствовал доверию. Хлеб-то кони съели, а доверия не возникло. Одна гнедая кобылка спокойно подошла к Антону, без выкрутасов взяла хлеб, разрешила себя погладить, но попытку накинуть на шею петлю пресекла самым решительным образом, резко отпрянув и саданув копытом подошедшего Михаила и откинув грудью Антона. Молодёжь благоразумно к лошадям не совалась.
— Палыч, ты как?! — кинулся к Михаилу Антон.
— Да идёт оно всё пляшет! — лежа в грязи, глядя на вращающееся небо и потирая саднящую грудь, сипло выдавил Михаил. — Уф... уф... А если бы она мне в "пятак" зарядила? Уф... Хрен с ними, пацаны пусть воды им натаскают и хорош, поголодают ещё, сговорчивей станут.
— Надо бы в библиотеку заехать, книги о лошадях посмотреть, — подошёл к отцу Сашка. — Почитаем про лошадей, потом приедем ещё раз. Я, пап, не хочу, чтобы меня копытом шваркнули, ты на жопе проехал, а я, вообще, ласточкой улечу.
— Мысль зачётная, где ты был до этого, умник, уф, ядрид-мадрид. Помоги лучше встать, пока я себе всё не отморозил. Эх, жаль у нас нигде цыган не завалялся... Уф, чувствую я сегодня больше не работник тяжёлого физического труда.
— А нам тогда чем до вечера заниматься? — наивный Санька, неужели он думал, что отец не найдёт им работы?
— А вы, братцы-кролики, до вечера ещё одну ходку за комбикормами сделаете, пока я с Солнцевым и барышнями заканчиваю на даче через дорогу кухню для скота. В доме мы больше корм не запариваем. К завтрему, надеюсь, отойду, я тут по дороге пару ветряков присмотрел, надо снять, дюже полезная в хозяйстве вещь. Нам ещё шамбо надо пригнать.
Вечером, отмывшись в бане и намазав здоровенный синячище на груди сунутым Валентиной кремом, Михаил готовился отойти ко сну. Себе он отработал маленькую отдельную спальню на первом этаже флигеля. Полутора спальная кровать, шкаф, кресло и стол. На стене телевизор, от которого тянется шнур к внешнему жёсткому диску с сотней разных фильмов, вот и вся обстановка Для комфорта ему много не надо, ещё бы мелкие крысохвостые негодяи перестали вечно залазить под покрывало и одеяло. Михаил каждый раз боялся усесться или улечься на кого-нибудь из них. Хвостатые поганцы упорно отказывались искать себе другой угол или спать с кем-нибудь другим, еженощно пробираясь и укладываясь под бочок к Михаилу. Валентина шутя называла мужчину кошачьей мамочкой, что не прибавляло тому настроения. Внимание дочки давно оккупировали хаски, безвозвратно царя в её мыслях, у-у — предательница, поэтому два недоразумения достались отцу, выбрав того хозяином, всеми правдами и неправдами отстаивая право находиться рядом с ним. Несколько раз он выставлял лысых гадёнышей наружу, но несмолкаемый писк и мяв сидящих у двери сфинксов, будящий всех обитателей дома и не дающий заснуть, приводил к закономерному результату — котята оказывались под боком у Михаила.
Проведя ладонью по постели и проверив отсутствие "недоразумений", Михаил блаженно вытянул ноги.
— Мур, — из-под стопки чистой одежды, лежащей на кресле, положить которую в шкаф не дал приступ обычной лени, выбралась Зена.
— Привет, воительница, — мужчина легонько коснулся головы кошечки, почесав пальцами за её ушами. — А где твой непутёвый...
— Мяу! — показался следом "непутёвый".
Через пару минут укрытые одеялом котята мягко урчали на груди Михаила, прогоняя из неё саднящую боль.
Глава 5.
Вой.
— Ой, девочки, какая красота, — нежно огладив пушистый воротник шубки, Вера покрутилась у зеркала. — Всегда о такой мечтала!
— Сегодня скидка. Чёрная, мать её, пятница! — подключив к переносному генератору дополнительный автомат в распределительном щите магазина, Михаил щёлкнул тумблером. Потрещав пускателями, на потолке загорелся ещё один ряд светильников. — Налетай, девчата! Распродажа, шубы за ноль цены.
Охая и ахая, будто никогда шуб не видели, прекрасные половины человечества разбрелись по магазину.
— Пап, а мне можно? — подёрнула Михаила за рукав дочка.
— Можно.
— А Марине?
— Доня, что за глупые вопросы? И Марине можно, берите, что хотите, папа платит.
— Так бесплатно же всё! — удивилась дочка, под приглушенные смешки Антона и Виктора.
— Тем более можно, знаешь, сколько папа за бесплатно может заплатить?
— Да ну тебя, — надула губки Лиза и ускакала в торговый зал.
— Я в "Охотник", ножи гляну, — слинял за Лизой Виктор.
— Пойдём, Антоха, приглядим себе по паре курток кожаных, — поправив под мышкой кобуру, Михаил вышел из подсобки. — А то девки всё разберут, нам ничего не достанется.
— Успеется, мы тут надолго, — кивнув на разошедшихся девчат, активно таскающих к зеркалам охапки шуб, прогудел парень. Достав из сумки термос с горячим кофе, он протянул Михаилу пластиковый стаканчик. — Не последний магазин в городе, перехватим где-нибудь. Кофе будешь, Палыч, с коньяком?
— Твоя правда, — согласился Михаил, возвращаясь обратно. — С коньяком, говоришь? Там у тебя чего побольше, кофе или коньяка?
— Всего побольше, — вдыхая носом терпкий аромат напитка, ответил парень. — И кофе побольше, и коньяка навалом.
— Эх. наливай, — махнул рукой Михаил, — чай гаишники не остановят, а девчонкам тоже надо напряжение скинуть... Загонял я их последние дни.
— Не боишься, что на шею сядут?
— Как сядут, так и слезут. Огороды грядут, напашутся ещё. Какие у них остались радости? Никаких почти, — подтянув ногой стул, Михаил уселся на сиденье.
Прихлёбывая напиток, он с грустью смотрел в зал, где дамы продолжали своеобразный "шопинг".
— Устал я, — протянув руку с тарой за добавкой, сказал он.
— Все устали, — глухо гуднул Антон. — Не жалеешь, Палыч?
— Что не уехали? — погоняв напиток во рту, переспросил Михаил.
— Ага.
— Знаешь... — обхватив ладонями стаканчик и не замечая обжигающего тепла, Михаил невидящим взором уставился на поднимающиеся вверх завитушки пара, — жалею и не жалею одновременно. Думаешь, там было бы легче? Ответственности меньше — это да, а в остальном нисколько. У нас и здесь-то каждый в сторону норовит утянуть, а там, вообще, вакханалия. Людей не переделаешь, Антон. Зуб даю, на западе сейчас власть делят, а если где люди и выживут, то под жесткой диктатурой. Иван Грозный и Сталин в условиях пост апокалипсиса детским садом покажутся. Детишки с песочницы.
— Ну, не знаю, — не согласился парень. — Я думаю народ вооружится, ментов сейчас нет, вон сколько стволов по частям и по складам лежит, бери не хочу. Ты сам говорил о неизбежности стрельбы и поножовщины, так просто никто подчиняться не будет.
— А это что-то меняет? Поорут, постреляют и успокоятся, — повёл бровью Михаил. — Будут подчиняться, народ привык к царям и президентам, поэтому он инстинктивно будет искать или надеяться на доброго царя-батюшку, который наведёт порядок и тогда наступит всеобщий мир и лад, да божья благодать. По большому счёту, Антоха, победит тот, кто лучше организован, у кого дисциплина и порядок, тот и станет царём. Я вот думаю спутниковую тарелку где-нибудь скрутить, вдруг повезёт на работающий канал наткнуться, чем чёрт не шутит, мне этот информационный голод уже вот где, — ребром ладони Михаил указал степень информационного голодания.
— Ой, девочки, смотрите, как к этой шубке подвески идут...
— Танюха до ювелирного салона добралась, — фыркнул Антон, выглянув из подсобки. — О, кобылицы, всем табуном ломанулись. В ювелирке света нет, фонарики возьмите, а то ноги переломаете! — крикнул он.
Наивный чукотский юноша, зачем идти за фонарями, когда можно кого-то припрячь? Дамы размышляли в аналогичном ключе, поэтому следуя старой доброй традиции, инициатива мгновенно вступила в сексуальную связь с инициатором.
— Антоша, принеси, пожалуйста! — томным голоском пропела Вера.
— Вызвался, иди, — ядовито усмехнулся Михаил, — никто тебя, милок, за язык не тянул.
— Вот же... — поставив стакан с недопитым кофе на стол и присовокупив пару непечатных слов, Антон вынул из сумки несколько фонарей.
— Бери все и сумку с собой прихвати, поверь мне, девушки её доверху побрякушками набьют, — посоветовал Михаил. — И мешки под шубы приготовь.
Допив кофе, Михаил побродил по магазину, подобрав на себя пару крепких кожаных курток и одну косуху. Подкормка для моли в виде шуб и мехов его не интересовала, всё необходимое он набрал в "Охотнике и рыбаке" — зимнее, летнее, весенне-осеннее, обувь всех фасонов. Больше всего ему понравились ножи и несколько ружей с оптикой. Сейчас магазин "чистили" мальчишки, обвешиваясь "холодняком" с ног до головы. Отпущенный девчатами на вольные хлеба Антон к ножам и кинжалам отнёсся скептически. С видом знатока он пробовал сталь едва не на зуб, щёлкал по лезвиям ногтем и прислушивался к их звучанию. В конце концов парень отобрал себе несколько экземпляров колюще-режущей красоты.
— Вот эти можно взять, — коротко обронил он Михаилу, — сталь хорошая, а остальное просто дерьмо в красивой упаковке. Косят под булат. Меня ещё дед учил...
— Хм, — Михаил последовал совету, распотрошив шкаф, — а я вот не мастак. Можешь научить, вдруг пригодится.
Антон неопределённо пожал плечами:
— Честно говоря, Палыч, даже не знаю.
— Что так?
— Я не умею объяснять, как ты, понимаешь, я просто чувствую. Вот этот нож вроде и хорош, ухватистый, в руке хорошо лежит. Такой приятный, ручка деревянная и все дела, но не то пальто, понимаешь. Вот не нравится мне и всё, хоть ты тресни. Как... как баба!
— Это как?! — крякнул от удивления Бояров. Не ожидал он подобных сестенций от простого приземлённого парня.
— Ну, типа... Вот встретил ты красотку, вся из себя по полному параду, всё при ней, чикса с картинки, а смыла мейкап и наступил пипец. Кожа есть, а рожа осыпалась.
— Да-а, образно, — покивал Михаил на сравнение. Да, вот так вот и открываешь что-то новое в человеке. Простой незначительный эпизод приводит к изменению привычного образа.
— Вот и с ножами так. Я не знаю, как оно у меня выходит, просто подержу лезвие, постучу по нему и всё. Если надо, я сам могу выковать не хуже, только кузню с мастерских надо перевезти и на металлобазу съездить. А, ещё в локомотивное депо!
— А в депо зачем?
— Клапана с тепловозных движков, в депо много "вкусного".
— И в депо съездим, и на металлобазу, и кузню обязательно перевезём, — уверил Михаил, — и ковать всех пацанов учить будешь.
— Зачем?
— Затем, что промышленный век кончился, пришла эпоха натурального хозяйства. Плуги-бороны, косы и подковы, уздечки и прочее. Придётся вспоминать, как это делается ручками, Антоха. Как лошадок седлать, как пахать. Коровок и козочек вот уже доим, надо к остальному подбираться. Кстати, у вас это шаманство с ножами семейное?
— Ну, — замялся Антон, — я не знаю. Дед умел, у бати... про батю не припомню, хотя дед говорил, что до революции они на выселках жили, хоть и были потомственными кузнецами. Местные за что-то их сторонились.
— Ага, жили в лесу, молились колесу. Ясно, будешь первым шаманом нашего племени.
— С меня шаман, Палыч, как с тебя балерина.
— Зря ёрничаешь, с меня очень хорошая балерина, а то может и три, если по весу брать, так что научим, если не можешь или заставим, если не хочешь. Выбирай, а то мне прогноз на погоду надо делать с видами на урожай, а без шамана и камланья никак.
— Нафига, мы же поликарбонатных теплиц штук десять смонтировали?! — сильно удивился Антон.
— Картоху тоже в теплицах сажать, прикажешь? И капусту туда же?
— Ну, не знаю, если ты, Палыч, так боишься кислотных дождей, то лучше ещё штук десять теплиц вдоль забора воткнуть, как раз будет куда навоз со стаек таскать. Какая-никакая польза от гадящей скотины. О, всё спросить хотел, мы ещё на фермы поедем?
— Нет и не вздумайте туда соваться.
Антон лишь покивал. Последней поездки ему хватило за глаза. Хуже всего и страшнее было на свиноферме, на которой, если верить реляциям почивших в бозе местных СМИ, содержалось более двух тысяч голов мелкого скота. После исчезновения людей свиньи остались без еды и воды, приезд "спасателей" в лице выживших в целом картину изменил не сильно. Большинство животных открытые настежь двери загонов не оценили, жрать они хотели по-прежнему, а ближайшей едой оказались... мелкие собратья. Антон и пацаны до сих вздрагивали в ужасе, вспоминая, как свиньи разрывали на куски ослабевших поросят. Естественно, какая-то часть животных разбежалась, предпочитая свободу, часть непостижимым образом нашла склад с комбикормами и некоторое время жировала, но потом пришёл мор... В коровниках, принадлежавших молокозаводу, оказалось ещё хуже. За три недели отсутствия человечества смертельная коса уполовинила стадо. Мычание и голодный рёв не прекращались ни на секунду. Мальчишки таскали тюки с сеном, открывали стойла, но у многих животных уже не было сил двигаться, они просто лежали на голом полу, так как жидкие подстилки давно были съедены, и смотрели на людей влажными глазами, в которых без слов читалась незавидная участь. Многочисленные крысы и другие мелкие хищники успели поточить вздувшиеся туши, а ведь вскоре придёт настоящее тепло... А с теплом придёт зараза. Однажды вечером Михаил собрал всю молодёжь и не щадя чувств мальчишек и девчонок, рассказал, чем им чревато появление в этих локальных филиалах ада через месяцок-другой. Даже если учитывать, что они вытерпят сладковатый запах смерти и разложения, не факт, что их потом не будут мучать кошмары с гниющими трупами. Но трупы не самое страшное из того, что им может повстречаться. В смрадном угаре людей будут ждать мириады бактерий, которые отравят воздух на километры вокруг. Вероятнее всего люди они не заболеют, но выступят носителями различной гадости, которая, к бабке не ходи, передастся скоту в поместье. Им это надо? Глупый вопрос, конечно не надо. По-хорошему спалить бы там всё к хренам и чертям собачьим, только чем? Подогнать бензовозы с нефтеперегонного завода, залить трупы и поджечь. Поможет ли?
В городе тоже не без проблем. На нефтеперегонный завод соваться страшно, только в костюме химзащиты. Неизвестно, что там растеклось или прорвало после пожара, уничтожившего половину завода, но воняло оно просто ужасно. Стоило подуть северному ветру, так хоть сразу противогаз надевай и беги впереди визга, главное к микрорайону с главной канализационной станцией горводоканала не приближаться. У "водяных" тоже хранилась какая-то гадость и она вырвалась на свободу. Сначала протухла, покрылась слизью, потом попёрло наружу. При приближении к станции на триста метров от рези в глазах выбивало слезу, а в горле першило так, что там мигом образовывались комья с кулак, сглатывать которые не было никаких сил. Куда не сунься, сплошной трэш и угар.
— Мальчики! — от пронзительного крика Веры Михаил невольно вздрогнул и схватился за пистолет, Антон тоже приготовился встретить невидимую опасность во всеоружии, но всё оказалось намного прозаичней. — Виктор, Саша, Антон, помогите нам перетаскать вещи в машину!
— Тьфу! — сплюнул Михаил, расслабляясь. — Ты Вере скажи, чтобы больше так гхм-гхм, не кричала, я чуть не обделался.
— Скажу, — покладисто согласился Антон, закидывая на плечо сумку, набитую "дарами" охотничьего магазина, — Но если что, Палыч, магазин нижнего белья на первом этаже.
Через тридцать минут мешки с "добычей" с посильной мужской помощью перекочевали в заднюю часть кунга.
Устав от "шопинга", Михаил вышел на улицу.
— Ляпота-то... тьфу! — в сердцах сплюнул он, хотя сам с собой не поспоришь, день на загляденье солнечный и безветренный, но вот пугающая пустота мертвого города убивала всю радость от весны.
Старательно загоняя негативные мысли куда подальше и периодически бросая взгляды на снующих туда-сюда пацанов, Михаил блаженно щурился на яркое солнышко. Вышедшую из магазина и подошедшую к отцу дочку, он крепко прижал к себе спиной и держал так, не отпуская.
— Пап, смотри, там котик!
— Какой котик? — не сразу сообразил Михаил.
— Да вон же, на втором этаже, в окно бьётся!
Михаил проследил взглядом за пальцем дочери. Действительно, в панельной хрущёвке, торец которой смотрел на заезд на территорию торгового центра, здоровенный полосатый кот с длинной свалявшейся шерстью всеми силами пытался телепортироваться через двойной стеклопакет угловой, как помнил Михаил планировку хрущёвок, двухкомнатной квартиры на втором этаже. Хвостатый и усатый беззвучно открывал пасть, не ведая, что его истошные вопли надёжно отсекаются окном, вставал на задние лапы, колотя и скребя передними по неподатливому стеклу. Поймав взгляд Михаила, котяра удвоил усилия, но тщетно. Препятствие не сдавалось. Через минуту хвостатый сдался, распластавшись на подоконнике бесформенной меховой кучкой, от уголков жёлтых глазищ кота вниз по морде потянулись мокрые дорожки слёз, чётко видимые с улицы.
— Па-а-ап... — всхлипнув, Лиза судорожно вцепилась в руку отца.
— Отойди, доня, — хрипло выдавил Михаил через перехваченное спазмом горло. — Вот же... твою мать!
— Па-а-ап
— Отойди, Лиза! — подобрав с земли половину расколовшейся тротуарной плитки, Михаил выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в левую створку окна. Отправив оружие обратно, он мощным броском кинул плитку вслед. Пробитые пулей стёкла не выдержали издевательств и посыпались вниз. В неподвижной створке образовалась широкая дыра. Отряхнувшись, котяра вылез на откос и с утробным рёвом спрыгнул на руки подошедшего к дому мужчины. Жалобно завывая на все лады, он намертво четырьмя лапами вцепился в человека, прижимаясь к нему всем телом.
— Да, братуха, одна кожа и кости от тебя остались. Суповой набор, оголодал поди, колтуны сплошные, — гладя спасённое животное по голове, оценил его состояние Михаил. — Ладно, поорали и будет, иди к Лизе.
— МЯУ! — дурниной заорал кот, отказываясь от подобной чести, ещё сильнее вцепляясь в спасителя. — Мяу-мяу!
— Кто стрелял?! — из торгового центра с автоматом наперевес выскочил Антон, за ним горохом посыпались мальчишки с пистолетами.
— Я стрелял, ложная тревога, — по-прежнему баюкая животину, ответил Михаил. — Стволы уберите, а то не дай боже у кого палец на крючке дрогнет. Вот так, молодцы... Хвалю за оперативность и правильное реагирование.
— А не лучше ли было зайти в подъезд и прострелить замок? — оценил картину маслом Виктор, сын Валентины.
— Чёрт, не подумал, — не говорить же пацанам, что действо происходило на сплошных эмоциях, отключивших соображалку напрочь. — Вы там всё?
— Ага, бабы спускаются, генератор я отключил, хотели грузить его в машину, а тут ты шороху наводишь, — Антон закинул автомат за спину.
— Пап, что это? Слышишь? — прижалась к отцу Лиза.
— Что?
Тонкие стены панельки не смогли удержать обречённый собачий вой, вырывающийся из какой-то квартиры. Скорее всего пёс услыхал людей и попытался дать о себе знак. Вот к вою присоединилась ещё одна собака, и ещё, и ещё. Словно по команде завыли псы во всех прилегающих к торговому центру домах. Вой обречённых, запертых в четырёх стенах, псов проникал в само нутро, грязными когтями выворачивая души наизнанку, заставляя людей считать себя виновниками всех бед и грехов сгоревшего в апокалипсисе мира.
— Что встали?! — не в силах больше терпеть эту пытку, прикрикнул на присутствующих Михаил. — Валим отсюда. Быстро, едрить вашу за ногу!
Всю дорогу от магазина до поместья, страшный обречённый вой, как похоронный марш или гимн смерти, летел над городом, по пятам преследуя "почихивающий" "Урал".
* * *
*
-Ты глянь на мелких, — радостно скалился Антон, откусывая от зубчика чеснока, — они прямь шефство над старым взяли. К миске за загривок тянут.
— Бери пример, — работая мелкозернистым оселком над доведением остроты кинжала до нужного уровня, оглянулся назад Михаил, где Рекс и Зена смиренно сидели по бокам у Лорда, ожидая, когда тот насытится, — даже котята понимают, что надо уступать старшим. В отличие от некоторых звери знают толк в субординации. Вот, видишь, как надо проявлять уважение, а у нас чуть задержался в стайке с уборкой навоза и всё, ходи остальной день голодным, борщ потёками по дну и стенкам кастрюли размазан, даже на облизать не осталось. Всё "саранча" сожрала, троглодиты ненасытные. И Антоха, ты у девчонок поспрашай, они мелким никаких БАДов в корм не добавляли? Я не специалист по кошакам, но уж больно они прут, как на дрожжах, ей-богу. Разве лысые сфинксы должны быть такими разбарабанеными кабаняками в четыре месяца? По-моему, нам продали мутантов.
— Ну, — почесал "репку" Антон и выдал глубокомысленное, — я не знаю. У нас всю жизнь сибирские дома жили, а как Ваську два года машина сбила, мы котов больше не заводили. Батя против был. А чо, — выцепив в борще кусок мяса, он помахал ложкой, — "крысята" разве меньше должны быть?
— Как сказать, — проведя по лезвию ногтем, пожал плечами Михаил, — но не в половину мейн-куна точно.
— Мяур-р! — оторвавшись от миски и потеревшись о ноги нового хозяина, влез в разговор упомянутый персонаж. "Крысятки", которым можно было смело присваивать статус особо крупных жирных морских свинок, синхронно припали к своим уполовиненным порциям.
— И не говори, старичок, — машинально погладил кота мужчина. — Согласен с тобой целиком и полностью, распёрло паразитов как на дрожжах.
После памятного бегства выживальщики больше недели не казали носа в городе. Слишком большой моральный шок все испытали в тот день. Скорбный вой сильно ударил по оголённым нервам и психике, особенно зацепив не подготовленных к подобным вывертам детей.
По приезду домой, вновь обрётший людей котейка был вырван девушками из цепких рук Михаила, вымыт, вычесан, избавлен от многочисленных колтунов, накормлен и обработан от паразитов. В завершение суматошного дня, мужчина, едва доползший до койки от усталости, в дополнение к двум комочкам у бока обнаружил пушистого, но костлявого великана в ногах. Все попытки выселить кота, получившего кличку Лорд, куда-нибудь к кому-нибудь не привели к успеху. Горластая тварь, один в один повторяя ужимки мелких поганышей, непременно оказывалась у двери в спаленку Михаила и драла глотку до тех пор, пока её не запускали вовнутрь. "Кошачьему папе" оставалось только горько вздыхать, возводя очи горе, и смириться с неизбежным.
Новый "нахлебник" за неделю как-то незаметно заматерел, залоснился и округлился, перестав греметь костьми и напоминать школьное пособие по строению скелета FИlis silvИstris cАtus, сиречь кошки домашней. Мелкие паразиты тоже резко подросли, перестав напоминать статью картинки с донскими сфинксами. Михаил на полном серьёзе подозревал, что почившая заводчица круто кинула его с дочерью, жаль претензии предъявить ныне некому.
— Палыч?
— Ась? — довольно щёлкнув пальцем по зеркальному полотну лезвия, Михаил поднял взор на сербающего борщ парня.
— Там это, в город бы надо.
— Езжай, какой вопрос или мне обязательно присутствовать?
— Желательно, — промокнув остатки хлебной корочки, ответил Антон. — Я бы ещё пару пацанов взял, хочу за раз кузню перевезти.
— Вот це дило, созрел, наконец, кузнец-коваль! Возьмём бортовой "КАМАЗ" с манипулятором и "Тигра" из части. Пусть пацаны погоняют, заслужили. Инструмент какой нужен?
— А? Да, бензорез и всё в принципе. Кран...
— Резак, значит... Хорошо, парням сам сообщишь, запрягай Витька и Солнцева, а я Валюшу попрошу пару термосов на перекусить соорудить. Нам часа на три рассчитывать, как я понимаю?
— Ага, около того, — закинув тарелку в мойку, Антон реактивной мухой вылетел из кухни.
— А посуду кто мыть будет?! — запоздалый крик Михаила пришёлся в пустоту.
— Эх, молодёжь, — по-стариковски покряхтел он, переставляя грязную посуду в моечную машину.
— Мряу! — поддержал хозяина Лорд. Мелкие тоже успели незаметно слинять в неизвестном направлении.
— Остаёшься за старшего, — почесав кота за ухом, сказал Михаил. — Кто не слушается, разрешаю воспитывать когтями, нечего с ними миндальничать.
— Мр-р-р?
— Что тут непонятного, бей этих собак по морде, если они полезут в дом. Нефиг лайкам в доме делать, им вольер соорудили.
— Мр-р, — запрыгнув на табуретку, гигантской кошкой-копилкой уселся кот, всем своим видом показывая, что наглые псы не пройдут. Хвостом и усами ляжет, но враг не перешагнёт порог дома.
— Так, а куда у нас дежурная по кухне запропастилась? Распустила их Валентина, совсем девки от рук отбились. Валенти-и-и-на!
* * *
*
— А там что было?
— Там? Склад? Слева от него здание конторы
— А там? — никак не умолкала неугомонная любопытная сорока с фамилией Солнцев.
— Это бокс под автомотрисы, — спокойно отвечал Антон, которого, казалось, нисколько не раздражает неумолкающая пулемётная очередь вопросов. — У нас тут АДМка и ДГКушка стояли.
— А сейчас почему пусто?
— А я откуда знаю, мне, Санёк, не докладывали, кто и куда уехал, я если ты не забыл, в пещере был. На "окно" скорее всего уехали.
— На "окно"? — оплетая цепью наковальню, не унимался мальчишка.
— "Окно", как сказать, это время, когда по пути не идут поезда и бригаде можно на нём работать, — как смог, объяснил Антон.
— Ага, понятно, — кивнул Сашка. — А для чего нужны гнутые пластики с двумя дырками? Чёрные такие. На грузовой рампе таких полно валяется.
— Сашка, я кузнец, а не путеец, ферштейн?
— Так бы и сказал, что не знаешь, чего сразу за Папахеном повторять. "Ферштейн", "андестенд ми"...
— А Папахен о новом "погоняле" знает?
— Ты же ему не скажешь? — Солнцев глазами кота Шрека, посмотрел на Антона.
— Ладно, живи, — усмехнулся тот, не обращая внимания на едва слышный шелест прошлогодних листьев, нанесённых ветром к двери кузницы.
— Папахен, значит, — усмехнулся ненароком подслушанному разговору Михаил, отходя от входа. — Витёк, ты где?! Подгоняй "КАМАЗ" к мастерским!
Управились они за два с половиной часа. Быстрей, чем рассчитывали. Двумя резаками, в четыре руки вместе с Солнцевым, отчекрыжили всё возможное и невозможное, в том числе прочно приваренное к полу и погрузили на борт "воровайки", дополнительно пристроив в кузове несколько бухт стальной проволоки и небольшую связку прутка, рубленного на трёхметровые отрезки.
Перекусив наскоро соструганными Валентиной бутербродами и запив оные горячим чаем из термосов, Михаил дал добро троице молодых людей проскочить на "Тигре" до парокотельной вагонного депо, на которой Антон хотел разжиться огнеупорным кирпичом для горна.
— Стволы держите под рукой, мало ли, — напутствовал молодых людей Михаил, забираясь в кабину грузовика на покемарить одним глазом.
— Тут рядом. Мы быстро, одна нога здесь, другая там.
— Не дай бог, — буркнул Михаил, — ноги в разных местах. Врагу не пожелаю нарваться на ПМН-4*.
— Чего? — не поняли парни.
— Езжайте, — лениво отмахнулись от них. — не задерживайтесь. Рации держите включенными.
Посигналив для форсу, Виктор вдавил педаль акселератора в пол. Стрельнув из-под колёс мелкими камушками и грязью, армейский броневик сорвался с места.
— Аккуратней на поворотах, Шумахер, — откидываясь на спинку сиденья, прикрыл глаза Михаил.
— Э-э-х-х! — словно кошка, всем телом потянулся он парой минут спустя. Мысль кемарнуть, пока молодёжь мотается по делам была признана дурной затеей.
Окрутив крышку термоса, Михаил плеснул в неё крепкий кофе, сваренный Валентиной по его настойчивой просьбе. Женщина справедливо опасалась, что он посадит себе сердце, выхлёбывая в день по дюжине кружек напитка. Всё бы ничего, если бы зависимость не усугублялась постоянной физической нагрузкой и изматывающим хроническим недосыпом. Может и коты к нему липли, чтобы снять своим тарахтеньем часть усталости?
В любом случае, если сейчас разменять полчаса на сон, то к вечеру перед людьми предстанет скукоженный под ярким солнцем зелёный огурец, которому настолько далеко до пупырчатого огурчика, как пешеходу в позе "зю" обратным ходом до Пекина. Лучше не усугублять, да и с кофе надо завязывать. Быт в поместье потихоньку устаканился, смысла рвать попу на портянки уже никакого, всё можно решить в плановом порядке, нагрузив работой парней и девчат, а не тащить неподъёмный воз на собственном горбу. В теплицах вон показались из-под земли первые робкие ростки... Перспективы на урожай благоприятные, только хлеб этой весной они садить не будут, хотя Михаил распланировал распахать за территорией части пару гектар под озимые, оградив поле "путанкой". Чтобы дикое зверьё не потравило будущий урожай на корню. Всё остальное рассажено по теплицам, под арбузы, дыни, тыкву, кабачки и патиссоны заложены парники. Малина, крыжовник, клубника и фруктовые деревья прекрасно растут на соседних дачах и смысла тащить всё к себе на данный момент нет. Зачем городить огород, когда можно обойтись малыми жертвами.
Прихлёбывая кофе, Михаил краем глаза заметил какое-то движение за ограждением территории ПЧ, выполненном секциями из сетки-рабицы. Резко перехватив автомат и аккуратно отложив термос на соседнее сиденье, мужчина внимательно присмотрелся к подозрительному участку. Пусто, никого и ничего, не считая стены из коричнево-жёлтой полыни и камышей, качающихся за дорогой.
— Показалось? — ставя автомат на предохранитель, потянулся за биноклем Михаил. — Вряд ли. Хотя это дурной симптомчик, если у меня начала ехать крыша.
Осмотр дороги с растительностью в бинокль тоже ничего не дал.
— Паранойя, братцы, это... опа!
Несколько камышей качнулось в противоположную от общей массы сторону, над ними на мгновение мелькнула и исчезла согнутая палка со странной кисточкой на конце. Жаль приложенный к глазам бинокль опять ничего не дал.
— Он или она, оно свалило. Хитрое и осторожное оно, — отряд мурашек промаршировал вдоль позвоночника. Леденящее ощущение чужого взгляда не проходило. Внезапно накатила жуть. Передёрнув плечами, Михаил снял оружие с предохранителя, нервно пощёлкав переключателем режима ведения огня, внимательно осмотрелся в зеркала заднего вида и запустил двигатель.
— Хрень какая-то, надо рвать отсюда когти.
— Палыч! Ответь! — внезапно ожила рация, окатив Михаила звуковой волной с голосом Антона. — Приём!
— Твою, — добавив ещё несколько непечатных слов, которые не рекомендуется произносить при детях, Михаил нажал на тангенту. — На связи.
— Мы возвращаемся, будем через пять минут, приём.
— Понял, боец, подтягиваюсь к воротам. Жду возле них.
Парни явились секунда в секунду, будто подгадывали. С первыми, далекими звуками двигателя подъезжающего автомобиля, давящее чувство чужого взгляда пропало. "оно" ретировалось окончательно. Перед отъездом домой, Михаил решил прояснить непонятный, до жути настороживший момент.
— Так, братцы-кролики, берём под ружье и катим за мной по объездной дороге к переезду.
— Палыч? — подтягивая к себе охотничью "Сайгу", взволнованно вздёрнул брови Антон.
— Не знаю, что это было, но оно было за камышами. Надо посмотреть, а то я за свою крышу боюсь. Вдруг потекла, а я не в курсе.
— Понял. Витёк, рули за нами. Санька, на тебе прикрытие. Поехали, Палыч.
Чихнув солярным выхлопом, "КАМАЗ" выкатился за ворота предприятия.
— Оно было, — присев у колеса грузовика, прикрываемый парнями, Михаил рассматривал в подсохшей грязи округлые оплывающие кошачьи следы. Если не брать во внимание, что вдавленные в грязь пятаки были размером с чайное блюдце, то всё было очень хорошо.
— Палыч, что там? — насколько возможно контролируя местность, подошёл к Михаилу Антон. Виктор и Сашка Солнцев остались в броневике.
— Оцени сам, — посторонился Михаил.
— Что за хрень?
— Вот и я думаю, что это за хрень? Знаешь, вот как-то оно навевает, да, навевает... След похож на кошачий, только размер киски великоват, не находишь? И ещё, у каких кошек кисточки на хвостах?
— У львов! — крикнул из броневика Сашка.
— Устами младенца глаголет истина... Выходит, братцы-кролики, по городу шастает лев. Откуда у нас мо...
— Зоосад! — вновь мысль-догадка Солнцева опередила аналогичный результат работы мозга у Боярова. — В зоосаде! Там львы, лигры*, белые медведи...
— Угу-угу, только белых медведей нам и не хватало для полного счастья. Пипец... Туристы, мать их, а мы завтрак туристов... Так, бойцы, слушай мою команду: возвращаемся в поместье, довооружаемся, прыгаем на два "Тигра" и рвём когти в зоосад. Команда ясна?
— Так точно!
— Исполнять!
Грохоча металлом в кузове, "КАМАЗ" проскочил переезд. Виктор уверенно держался в двадцати метрах позади. Добравшись до дома и объяснив Валентине ситуацию, Михаил дал команду установить на броневиках пулемёты. Пока он наскоро закидывался на кухне свежим куриным супом, пацаны успешно справились с заданием.
— Все готовы? — выйдя на улицу, зычным голосом спросил Михаил.
— Готовы! — выстроилась перед машинами разнокалиберная шеренга.
— Антон, прыгай за руль второй машины. Ну, по местам, бойцы! — преувеличенно бодрый выкрик привёл куцее воинство в движение. Захлопали двери броневиков, взревели двигатели, на порог кухни, сжимая в руках вечный рушник, вышла Валентина.
— Жди меня, и я вернусь! — крикнул в окно Михаил, выезжая со двора.
— Шут! — белозубо улыбнувшись, беззлобно отозвалась женщина, но её уже не услышали.
Через час четырёхколёсные хищники подъехали и остановились у ворот бывшего зоосада рядом с печально замершим на вечном приколе экскаватором "Коматсу".
— Вот же самки собаки, — обозревая картину разрушения, в сердцах выплюнул Антон. — Палыч, ты это видишь? — вызвал он по рации Михаила.
— Вижу, боец, вижу, — отозвался Бояров, — чай мы с парнями не слепые. Не хочется думать, что Жопорук сделал это специально, чтобы нагадить нам.
— Специально, Палыч, не специально, дерьмеца они нам подкинули.
— Кто спорит, — включая заднюю передачу, отъехал от ворот зоосада Михаил. — Может быть их детишки из благих побуждений упросили снести вольеры и выпустить бедных животных на волю. Жалко зверюшек стало, а может и нам подсобили, чтобы жизнь мёдом не казалась.
— Кто бы нас пожалел, — повторил маневр Антон, дав задний ход.
— Кто последний из вас был в зоосаде? — осматривая покорёженные экскаватором ограждения вольеров, поинтересовался Михаил. — Солнцев, блесни эрудицией.
— Львов несколько штук, я точно не помню сколько. Три лигра, тигрица с молодым тигрёнком, медведей несколько штук: два белогрудки, четыре бурых и два белых, штук шесть волков точно, если не больше, рыси, леопард был и две пантеры чёрных, лоси и олени.
— Последние к хищникам не относятся, ты давай не заводи рака за камень. Вспоминай.
— Ну, эти, чёрно-белые, как их...
— Росомахи?
— Ага, точно! Самец и самка. Змеи нужны?
— Плевать на змей.
— Так всё, вроде, крупняк кончился, Михаил Павлович, а мелочь я всю не упомню. Можно прокатиться по территории, там всё подписано.
— Не стоит, Солнцев. Парни на экскаваторе уже прокатились, как видишь. Нам хватит, поверь. Итак, резюмирую: в границах города поселился львиный прайд, где-то вокруг шастает волчья стая, компанию им составляют лигры, если не примкнули к прайду, леопард, пантеры, две росомахи, медведи. От последних, надеюсь, больших сюрпризов ждать не стоит. Рыси... по рысям и тигрице с тигрёнком не знаю, вокруг в тайге и без них местных кошек хватало. И знаете, парни, что самое поганое?
— Что? — озвучил общий вопрос Антон.
— Вся эта камарилья не боится людей, а жрать хочет постоянно, поэтому удваиваем и утраиваем бдительность, бойцы. Вы льва не заметите, зато он вас прекрасно видит, вот в чём фокус. Ощущения неприятные, по себе сужу, б-р-р. Возвращаемся домой, бойцы, здесь больше делать нечего.
Открыв боковое окно, Михаил прислушался к окружающему миру, ему показалось, что за шумом деревьев, чьи ветки заплетали игривые порывы ветра, он расслышал протяжный волчий вой.
— Поехали!
*лигр — гибрид льва и тигрицы;
*ПМН-4 — фугасная противопехотная мина со взрывателем нажимного типа.
Глава 6. Аверс и реверс.
Сегодня был один из немногих дней, когда Михаил позволил самому себе дать выходной. Больше трёх месяцев он работал на износ, крутился бешеной белкой в колесе, попутно заставляя крутиться остальных, не щадя ни малых, ни взрослых. Жизнь без выходных и проходных выматывала неимоверно, оставляя на человеке свой след. Незаметно, изо дня в день, неделя за неделей, подтянутый мужик в зеркале ужался до сухого жилистого типа с опасным прищуром глаз. Как-то проходя мимо высокого ростового зеркала, Михаил запнулся о свой собственный тяжёлый взгляд, ударивший по нему из-за зазеркалья. Темные колючие льдинки, сверкающие под нахмуренными бровями, заживо препарировали любого встречного, разбирая на составляющие по приоритету полезности. Из зеркала на мужчину смотрел рано поседевший суровый близнец, который не терпит неповиновения. Родившаяся в глубинах разума мысль: "Это я?", умерла в тяжких корчах. Да — это он, умерший и возродившийся в огне пост апокалипсиса. Он, перекованный ужасами агонизирующего мира, обретший новую цель в жизни и обзаведшийся глубокими лучами морщин у глаз на пару с пепельной пылью, раскрасившей волосы.
Не он один... Мальчишки, только начавшие жить Витя Касимов, Сашка Солнцев, Игорь Вебер и Антон грозились раньше времени повторить путь старшего напарника. Первую седину на висках сына Валентина разглядела вечером, когда дружная, но до синевы бледная мужская компания вернулась со свиноферм. Когда это случилось? Вроде недавно это было, а кажется будто в прошлом тысячелетии. Третьего мая, выезжая из города, Антон притормозил у развязки, дорога с которой двумя рукавами растекалась в разные посёлки-пригороды. Обычно армейские внедорожники проскакивали данный участок не снижая скорости, но лигры и две львицы, вальяжно развалившиеся на нагретом солнышком асфальте у ближней к дороге опоры, непроизвольно ослабили нажим человеческой стопы на педаль акселератора. Парни и девчата, сидевшие в машине, забыв об оружии, расплющили носы о стёкла, во все глаза разглядывая грациозных хищников, которые совершенно не обращали внимания на машину и людей, прильнувших к окнам. Всё бы ничего, пятнадцать километров от развязки до дачного посёлка заставляли насторожиться. Как и бешеным собакам, львам и лиграм отмахать пятнадцать километров совсем не крюк. И тут в головы Михаила и Антона едва ли не одновременно пришли мысли о целых складах падали в тридцати километрах от поместья. Свиноферма, птицефабрика и агрокомплекс с коровниками располагались почти на равном удалении, где плюс, а где минус пять или десять километров. Падали везде хватало, как и разбежавшихся по округе животных, вот и вспомнили мужики слова про заразу. Как оказалось, расстояние может не уберечь от неё.
— Что делать будем, Палыч? — почесал щетинистый подбородок Антон.
— Жечь! — припечатал Михаил.
Тралы и костюмы химзащиты нашлись в части, бульдозеры в автоколонне и на торговой площадке, пожарные машины мирно покоились там, где им положено, причём две новеньких "пожарки" стояли в отдельном боксе у складов ГСМ военной части. Бензовозами, полными бензина и дизельного топлива, поделился нефтеперегонный завод. Участок, с которого отпускали топливо, так и остался заставлен техникой. Жадное пламя, наполовину сожравшее завод, не дотянулось чадными языками до оптовой площадки. Оставалось эту технику заправить и завести, для чего из города привезли несколько больших аккумуляторов для грузовых автомобилей. Через два дня, после подготовительных работ, колонна выдвинулась к свиноферме.
Хуже всего была вонь. Ужасающий смрад проникающий под костюмы химзащиты, забивающийся, как казалось, в шланги противогазов и разъедающий глаза. Избавиться от него не было никакой возможности, потому что костюмы химзащиты впитывали в себя это непередаваемое амбре смерти и их оставалось только брезгливо-жесточённо сдёрнуть и сжечь, как склизкие туши и вывалившиеся кишки, которые сгребали ковши бульдозеров. Гусеничную технику они бросали и сжигали там же, ни у кого не оставалось сил и желания грузить на трал уделанные в ошмётках плоти вонючие прупогрёбы. После свинофермы "ликвидаторы" долго отмывались в бане, оттираясь от въевшегося зловония. Еда не лезла в глотки, а возбуждённые девушки, глядя на полотняные лица, боялись лезть с распросами. Потом были коровники, где ужас повторился, ну а птицефабрику команда ликвидаторов спалила походя, залив её нефтью чуть ли не по самые окна, благо на близь расположенном железнодорожном тупике стояло несколько цистерн и хватило длины пожарных рукавов для перекачки. Именно там, в преддверии ада, Солнцев раз и навсегда избавился от вечной присказки "А что сразу Солнцев?", а Виктор, вернувшись в поместье и отмывшись, долго сидел в стайке с телятами, со слезами на глазах обнимая тыкающиеся в руки морды с мокрыми носами. Парни отходили долго, благо девчата смогли создать им отогревающую душу обстановку, а Михаил загрузил работой, чтобы меньше думалось о разной дряни.
Загруженный работой по самую маковку, Михаил скоро забыл об животноводческих ужасах. И без них забот было столько, что только успевай поворачиваться, жизнь грузила — не унесёшь, доставалось и парням и девчатам. Хватало всем. Не удивительно, что в скором времени некоторые только отдалённо напоминали себя прежних. Не избежал подобной участи и Михаил. Не сказать, что от него к июлю остались кожа и кости, но весь подкожный "запасец" за март, апрель и июнь, выгорел до дна, уступив место четко очерченному рисунку мышц и жгутам сухожилий. Некогда волевое округлое лицо избавилось от щёк и немного вытянулось, покрывшись перманентно неуничтожимой щетиной, второпях смахиваемой раз в три дня. Кожа на руках огрубела, местами соперничая по грубости и плотности с конским копытом. Живот втянулся, зато штаны и брюки стали просторными, а на ремне прибавилось дырок. Благо магазинов в городе хватало и вопрос с новой одеждой на повестке дня не стоял. Зато все пацаны вытянулись, в их лицах появилась некоторая суровость, а Антон, в отличие от Михаила, как-то раздался в плечах, заматерел, превратившись из пухлощёкого увальня в здоровенного сурового дядьку. Дамы тоже не остались в стороне, активно сжигая жиры и углеводы на различных хозработах и выматываясь в поле. Если из них кто-то раньше и мечтал о фигуре, то сейчас они о не задумывались.
Теплицы, ветряки и солнечные батареи, пруд в распадке за дачами, ледник, конюшня и стайки для скотины, кузня, автопарк в части и многое другое требовало сил и ежедневного внимания. Поместье строилось и расширялось, бетонный забор окапывался и укреплялся, по углам, как у крепостной стены, появились вышки с прожекторами и пулемётами (бережёного бог бережёт). Вышки были сняты и перевезены с ближайших военных частей. За забором и соседних дачах насеяли коноплю, а за стрельбищем распахали участок под лён, семена которого нашли в бывшем фермерском хозяйстве. Рожь и пшеница ждали следующего года, как и многие другие культуры. На общем совещании было решено не хвататься за всё сразу, а кушать слона по кусочкам, иначе надорвёшься и грыжи на пупе не заметишь.
На центральных хоромах в апреле установили спутниковую тарелку, с её помощью поймав один московский канал. Жаль только вещание не продержалось долго, прекратившись в мае. Власть над остатками того, что некогда звалось Российской Федерацией или просто Россией, взяли военные, в самый последний момент успевшие спуститься в бункера и бомбоубежища, куда они за шкварник затащили президента и некоторых членов правительства. Впрочем, последние и сами неплохо бежали вниз впереди собственного визга. Повезло не всем, какой-то лимит времени достался только центральным и западным областям страны. Катаклизм затронул планету не мгновенно, неукротимой волной смывая человечество с лика Земли, двигаясь с востока на запад. Сигнал воздушной тревоги в городах за Уралом прозвучал, когда население Дальнего Востока и Сибири уже осыпалось жирным пеплом. Миллионы людей даже не осознали опасности, думая о придурках с МЧС, которым ни с того, ни с чего втемяшилось в дурные головы провести внеочередное учение с утра пораньше. Миллионы ещё нежились в постелях, умерев под одеялами или в панике мечась по квартирам. Сотни тысяч нашли последний приют в подвалах домов, которые не смогли спасти их от савана Смерти, накрывшего мир. До последнего оставались на посту дежурные смены атомных станций. Заглушив реакторы, они не дали произойти ещё одной трагедии...
Что за катаклизм затронул планету по телевизору не говорили, оставив причины за скобками, как и то, что мир сумел удержаться на краю и не рухнуть напоследок в пропасть ядерной войны, из чего Михаил сделал вывод о выживании главных лиц, отвечающих за "красные кнопки" по обе стороны Атлантического и Тихого океанов, как и то, что они сумели каким-то образом связаться между собой и не прихлопнуть жалкие остатки цивилизации ядерными дубинками. Как предполагалось ранее, уцелели те, кто на момент трагедии находился глубоко под землёй или под водой — в метро, в шахтах, тоннелях, на борту субмарин. Поднявшись из бункеров, военные, как единственная организованная сила, быстро взяли под контроль все доступные ресурсы и поставили в строй почти всех выживших в метрополитенах, споткнувшись на тысячах шахтёров и новосибирцах, отказавшихся признавать центральное правительство во главе с президентом. Верховный главнокомандующий сам недолго продержался в этой роли. Стратократы штыками скинули "гаранта" с насиженного кресла, взяв верховную власть в свои руки. С голубого экрана не говорили о военной диктатуре, но право людей в погонах рулить остатками цивилизации не оспаривали. Знамо дело, зомбоящик будто медовой патокой исходил пропагандой. В лучших традициях подавались громкие реляции по восстановлению той или иной структуры или области народного хозяйства и организованного переселения выживших из мегаполиса в сельскую местность. Красной нитью по всему экрану шла забота отцов-командиров и руководящих работников о простых смертных, сиречь гражданах, на плечах которых должно воспрять и зацвести цветами жизни обновлённое государство. О проблемах, ессно, предпочитали умалчивать. Только пару раз прозвучало нечто невнятное о "мёртвых" и "заражённых" землях, причём в новостном репортаже упоминалось об "инсургентах", преследование которых прекратилось на границе таких земель. Так что не всё гладко ныне было в "королевстве Датском", особенно это ярко выразилось, когда во время новостного блока в студию ворвались вооружённые люди. Радостно-похотливый возглас "О! Бабы!" расслышали все собравшиеся у экрана, за ним здоровяк в балаклаве и ручным пулемётом в руках, под панические крики: "Не надо!", в прямом эфире "скосил" оператора и тех, кто находился за камерой, после чего экран покрылся рябью.
-. Интересно, инсургенты, скрывшиеся в заражённых кущах, были сибирского разлива или из местных? — задался вопросом Михаил.
— А нам какая разница? — прагматичная Валентина, как всегда, была права.
— Не, мне пофиг, просто интересно...
Оценив телевизионные новости, особенно зажигательную концовку оных, население "хутора" дружно решило не соваться на запад покуда тамошний плавильный котёл не перекипит, хотя до этого многие начали высказываться в том ключе, что неплохо было бы попытать счастья с переездом. А тут будто бабушка пошептала. Кровавый эфир оказался последней Московской весточкой. То ли телецентр приказал долго жить, то ли спутниковая группировка без управления сдохла. Причин могло быть множество, гадать никто не брался. Вполне возможно, в столице больше не видели смысла в телевещании на мёртвый с их точки зрения регион.
Вроде и выходной, но руки просили дела. Сидя под навесом летней веранды, Михаил выстругивал топорище из высушенной березовой заготовки, одним ухом прислушиваясь к щебечущим на кухне девчатам, варившим обед и клубничное варенье, вторым к гусеничному лязгу на улице.
— Лиза, принеси воды, пожалуйста, — из остановившегося у ворот бульдозера выбрался Сашка Солнцев. Хихикнув, девочка, дежурившая сегодня на входе, сорвалась в дом. Проведя тыльной стороны ладони по лбу и стряхнув пот, Сашка, прищурившись, посмотрел на раскалённое солнце, чьи лучи с утра превратили окружающий мир в настоящее пекло. — Ну и жарища, сдохнуть можно...
— Ну, боец, докладывай, — вместо девочки из дому вышел Бояров, протягивая парню ковш с холодным квасом.
— Закончили, — напившись бодрящего напитка и утерев "усы", отрапортовал Сашка, — минполосу обработали и заезд с трассы я рихтанул, там бы трубу проложить, а то, не ровен час, размоет. У дальних дач кабаны бродят.
— Кабаны? — переспросил Михаил.
— Кабаны или нет, — в своей манере, подпустив ехидцы в голос, ответил Сашка, — но, пару свиней и пять поросят я насчитал. Полосатики...
— Предлагаешь сгонять за свежиной? — ухмыльнулся Михаил.
— Зацем гонять?
— Не "зацем", а зачем. В смысле?
— Без смысла, Михал Палыч, привезено всё, Антоха одну свинью подстрелил на ужин, пусть кто-нибудь сгрузит, а я на "подумать" сгоняю. Прихватило что-то, — закинув на плечо "Сайгу", Солнцев испуганным кроликом ускакал до туалета. Видимо сильно прижало.
— Ружьё оставь! Охотнички, — отпихивая ногой выпрыгивающих около него лаек, Михаил вытащил из кабины тушу, завёрнутую в окровавленную мешковину. — Да будет вам, будет! Отрежу потрохов! Ох, маты-баты, да тут все килограмм пятьдесят, ядрид-мадрид. Витёк, бросай парники, позже польёшь, мне помощь нужна.
Цыкнув на собак, Михаил, хыкнув, взвалил добычу на плечо и понёс её на задний двор, разделывать. Собаки и присоединившиеся к ним кошки дружно потрусили следом. Конкуренция за свежее мясцо в поместье стояла нешуточная.
— Я сейчас, — понятливо кивнул Виктор. Отключив воду, он сходил за ножами, тазом для мяса и стёклышками.
— Лампы принести? — разложив инструмент с точильным бруском на лавке, спросил он.
— Нет, опаливать не будем, какое в июле сало, не нагуляли ещё, так ошкурим, — цепляя к задним ногам свиньи верёвочные петли, сказал Михаил. — Взялись... подвешиваем, крепи петлю...
— Вроде чисто, глянь сам, — выпустив в принесённые тазы потроха и ливер, Михаил, аккуратно отделив желчный пузырь, отрезал от печени свиньи тонкую полоску и плотно зажал её между двумя стёклами.
— Чисто, червей нет, — проверив дичь на заразу, Виктор остро отточенным ножом отмахнул от печени несколько кусков котам и отрезал по куску мякоти с туши псам. — Кишки и шкуру куда?
— В помойную яму за оградой, нечего им тут вонять, голову и ноги в ледник, завтра опалим и на холодец пустим, ливер на пирожки. Э-й, Витя, притормози, дичь зверью не кидай, как бы лапы и хвосты не отбросили.
— Почему? — удивился парень, придерживая в руках вожделенное питомцами лакомство.
— Дикие свиньи, дабы ты был в курсе, часто болеют какой-то гадостью, которая не опасна для человека, но валит с копыт лошадь, не говоря уже о прочей мелочи. Принеси им лучше говяжьей печени и кусок мяса, приготовленного на борщ. Давай мухой, пока они меня тут живьём не сожрали, вишь, как выплясывают.
— Точно, капля никотина убивает лошадь и разрывает хомячка!
— Шустрей, шустрей, никотиновый... — хлопнув дверью, Виктор скрылся в доме, откуда сразу донёсся крик Валентины и обещание прибить родную кровинушку, за кровавые руки и красные следы на холодильнике, такая вот тавтология, закончившаяся едва слышимым через открытое окно шлепком полотенца по неразумному телу.
— Ма-а!
— Я те дам, ма! — под аккомпанемент звучных шлепков, на кухне загромыхала металлическая посуда. — А ну отдай половник! Кому сказала! На!
— ...
— Вырастила на свою голову! А ты чему моего сына учишь?! — миновав резко распахнувшуюся створку окна, выходящую на задний двор, в Михаила полетел кусок мяса.
— Успокойся, мужиком его воспитываю, — поймав несостоявшуюся начинку для борща, Михаил в несколько движение распластал её на куски для собак и кошек.
— А кухню теперь кто отмывать будет? — женщина наполовину высунулась в окно.
— Киндер, кюхе, кирхе — это вотчина женщин, их доля, можно сказать. С кирхе, то есть с церковью, по объективным причинам не задалось, но на кухню мы с Витьком не претендуем, а из малого дитя он вырос. Какой из всего перечисленного вывод?
Грязная тряпка, вылетевшая из окна в сторону Михаила, была гневным ответом на его сентенции. Едва ли не опережая полёт "снаряда", из дома выскочил сам виновник маменькиного гнева.
— Скажи мне, боец, как можно так накосячить, что волны гнева превращаются в это? — дёрнул бровями Михаил, указав взглядом на тряпичный комок, шлёпнувшийся у таза с ливером.
— Да-а, запнулся о коврик, — хлюпнув носом, неопределённо махнул рукой парень.
— И?
— И об холодильник затормозил.
— Так ты ещё и пострадавшая сторона?
— Ну-у, — жеванул губами Виктор, поднимая таз с требухой, — наверно.
— Тогда тем более извинись, иначе быть тебе не раз битым. Не сомневайся, боец, "папахен" плохого нее посоветует.
— Мам, я больше не буду! — крикнул Виктор в окно.
— А тебе больше никто не даст! — донеслось в ответ. — Цицерону тоже, так и передай ему!
— Это она мне гарбуза выкатила, — тяжело вздохнул Михаил, мысленно прощаясь с мечтами на медовый вечер и сладкую ночь. — Витя, ты там случайно не уронил холодильник, а? Или там вмятина в дверце от головы после вашей встречи образовалась, а? А маме на любимую мозоль не наступал, нет? Чего я ещё не знаю?
— Да ничего такого, — пошёл в отказ парень. Обняв руками таз, он правой ногой открыл дверь в дом.
На Валентину иногда находило, резким сменам настроения были подвержены практически все в их маленькой общине, и если Михаил предпочитал изображать бесчувственного чурбана, держа всё в себе, то девушки и Валя, в частности, выплёскивали накипевшее наружу, от чего, порой, доставалось окружающим. Чаще всего страда парни, так как с кончиной человечестве не умерла сакральная истина общей "козлиности" мужиков. Мужчины принимали гнев женской половины с философским спокойствием, ехидно держа в уме полярное к озвученной истине высказывание, что все беды от баб.
Проводив взглядом помощника, Михаил, орудуя одним ножом, будто заправский мясник быстро разделал тушу, после чего отошёл в сторонку и вымыл руки под выведенным на улицу краном. За мясо он не беспокоился, Виктор перетаскает, знает, что куда. Сплюнув в траву, мужчина устроился на завалинке, подставив лицо солнцу.
Валентина злилась, и он знал, откуда растёт корень бед. Валя хотела ребёнка. Хотела и боялась забеременеть, страшась родов, которые некому принимать. Не двадцатилетних же соплюх — студенток делать повитухами. Который день взрослая женщина терзалась сомнениями, подспудно изводя ими Михаила. Ещё Валентина опасалась реакции Саньки и Лизы. Как дети примут нового братика или сестрёнку, пусть ребёнка ещё и в отдалённой перспективе нет? Да и признаться мальцам, что чужая женщина спит с их папой, у неё духу не хватало. И совершенно напрасно на взгляд Михаила. Он ещё в мае поговорил с отпрысками, поинтересовавшись у них, как они относятся к Валентине, на что неожиданно получил двойное одобрение и благословение. Мелкая егоза только хитро усмехнулась, сказав, что не против новой мамы, а уж, что там папы делают с мамами, они сами разберутся, не маленькие чай. Только если Витёк начнёт нос задирать, она ему этот шнобель расквасит, а нечего к Тане подкатывать, когда по нему Вероника сохнет, да и Тане он не нравится, ей... Кто нравится Тане, дочка не договорила, впрочем, мужчина и сам слепцом не был, но ответить молодой девчонке взаимностью не мог. Мешала вбитая в подкорку мораль.
Да, тихо и незаметно народ разбился на парочки, он сам как-то буднично сошёлся с Валентиной. Сначала, как молодой краснеющий пацан, придержал её руку в своей, потом женщина села с ним рядом за столом, весь вечер обжигая его ногу жаром крутого бедра, потом было много всего, окутанного туманом намёков и полунамёков, присыпанных сверху понимающими взглядами молодёжи и одним ревниво-печальным взором. А потом... потом они оказались в одной постели. Один раз, другой... хотя во флигелёк Валентина не переехала из-за вышеперечисленных надуманных причин и боясь, как она со смехом говорила, составить конкуренцию хвостатому воинству.
Так они и маялись по разным углам одного дома, словно тати, тайком пробираясь к друг другу или встречаясь ночами в бане. И смех, и грех, одним словом. Если с детьми он мог вылить успокоительный бальзам на нервы избранницы, то с рождением нового поколения ничем помочь не мог, кроме как принять самое непосредственное участие в его зачатии. Выбор рожать или не рожать целиком и полностью оставался за Валентиной, если только они "не уберегутся". Так сказать, беременность "по факту". В его понимании всё было просто, но не с мужским эмоциональным диапазоном валяющейся на полу расчёски, соревноваться с ранимыми чувствами женщин.
— Мяу! М-р-р, — сверкнув глазищами, Рекс запрыгнул на колени Михаила. Раздобревший котейка всем видом намекал на непозволительный простой человека, который просто обязан потратить время на поглаживания и почёсывания благородного зверя.
— А ты что думаешь, как нам поступить? — почёсывая подставленную Рексом морщинистую спинку, спросил мужчина.
— М-р-р, мыр, — муркнул кот, вывернув шею и посмотрев на хозяина. Мол, глупостями занимаетесь.
— Согласен, глупости и есть.
— Мур, мяу!
— Скажешь тоже, схватить зубами за холку и потребовать прямого ответа. Меня потом от стенки не отскребут.
— Мрр! — дурной ты человек, только так и делается. Это вы, двуногие, понапридумывали разных условностей, от которых страдаете.
— Может быть ты и прав, мелкий.
— Мрям! — утверждающим мявком Рекс показывал, что он всегда прав.
— Пап! — сиреной на весь двор закричала Лиза. — Ты где?
— Господи, доня, ты пароход перекричишь. Береги горло. Что случилось? — спустив Рекса на землю, Михаил подошёл к окну летней кухни.
— Там медведь опять на пасеку пришёл, один улик разломал.
— И что? У Игоря несколько ружей, автомат в прикуску, пусть из дому стрельнет, косолапый и убежит.
— Он без ружья и автомата.
— Как без автомата? — нахмурился Михаил.
— Игорь в туалет пошёл, только рацию с собой захватил и пистолет.
— Это да, с пистолетом на мишку не больно-то покидаешься. Это Маресьеву сказочно повезло с одной пули хозяина тайги завалить. Значит, говоришь, взял его Михайло Потапыч в сортире со спущенными штанами? — запрыгивая в машину и проверяя ружья, уточнил Михаил.
— Ага, — весело ухмыльнулась дочка. — Игорь теперь выйти боится, медведь ближний к туалету улик в ручье утопил* и раскурочил. Шептал мне по рации, чтобы медведь не услышал
— Ещё и пчёлы, — покачал головой Михаил, выезжая за ворота. — Всё фигня, кроме пчёл, да и пчёлы тоже фигня. Когда б мне отдохнуть, а?
Пасеку поселенцы-выживальщики разбили на противоположном конце дачного посёлка, аккурат у склона сопки, на котором росло множество лип и бархата, с другой стороны от двухэтажного кирпичного домика и дачного участка, на котором расположились полста ульев, начиналась болотинка и заброшенные совхозные поля с разнотравьем. По мнению Антона, лучше места не придумаешь — сопка, поля, углублённый прошлым хозяином ручей, протекающий по участку и впадающий в болотинку. Раньше Михаил пчёл не держал, сейчас пришлось вынужденно заняться, пошуровав по пригородам, благо пасечники в деревнях не перевелись. Нет, они-то перевелись, но пчелиные семьи и всё к ним полагающееся осталось. Вощина, рамки, улья, медогонки, дымари и накомарники. В поместье были привезены и тридцати шести литровые молочные бидоны, а также различный инструмент. Антон оказией съездил в город, разорив библиотеку на соответствующую литературу. Ничего не поделаешь, пришлось погружаться в удивительный мир улья.
Место, выбранное под пасеку, всем было хорошо, даже в два ряда дополнительно огорожено колючей проволокой, но предпринятые меры почему-то плохо помогали против медведей, которых тянуло сюда, как мух на мёд. Косолапые сладкоежки непостижимым образом пробирались через колючку или спускались с сопки прямо на дорогу и ломились в ворота. Обычно хватало стрельнуть в воздух, чтобы незваный гость убрался восвояси, но среди них попадались упорные и упоротые экземпляры. Одного такого неадекватного Топтыгина месяц назад завалил Антон, похоже, настала пора Михаилу открыть охотничий сезон и спасти Игорька от позорной участи погибнуть во цвете лет в туалете типа сортир.
Косолапый, занятый своим делом, пропустил мимо ушей шум машины, подъехавшей к дачному участку. Совсем охамело зверьё, ничего не боится.
— Вот ты где пролез, мерзавец — разглядывая выбитую металлическую калитку и смятое проволочное ограждение, хмыкнул Михаил. — Чтобы тут против вас поставить? Ещё проволоки накрутить?
Остановившись у забора и открыв дверь, Михаил подтянул к себе две двустволки двенадцатого калибра, заблаговременно заряженных пулями Бреннеке*. До любителя мёда было около сорока метров. Почуяв неладное, медведь оторвался от лакомства, вскочил на четыре лапы, встав мордой к машине, и глухо зарычал, оттопырив нижнюю губу. Покидать нажористое место он явно не собирался. Глядя на дикого тёзку, Михаил понимал, что отвадить его от мёда не получится. Стрельни в воздух, косолапый ретируется, но обязательно вернётся обратно.
— Что ж, — прижимая приклад к плечу и беря медведя на прицел, сказал Михаил, — прости меня, Топтыгин.
Бах! Бах! Второе ружьё не понадобилось. Не бурая, а скорее грязно рыжая туша навсегда застыла неподвижным холмиком под гудящим роем пчёл, слетевшихся на мёд их утопленных товарок. Держа неподвижное тело на прицеле, Михаил крикнул:
— Игорь, ты там жив?
— Жив! — открылась дверь сортира, выпуская на свет божий вынужденного сидельца. Чуть поменжевавшись, мальчишка внешне спокойно прошёл в дом, хотя бедного изрядно потряхивало от адреналинового отходняка.
— Пап! Ответь по рации! Приём!
— На связи, донюня, что опять случилось?
— Антон до тебя докричаться не может. Он машину видел!
— Какую машину? — не понял Михаил.
— Чужую!
*медведь утопил улик — история из жизни, случилась она в середине восьмидесятых годов прошлого столетия. Аналогичным образом поступал медведь, воровавший мёд с пасеки моего папы и нашего соседа по даче через забор. Косолапый садился на задние лапы, зажав улей в передних и на заднице, как цирковой артист, подгребал к ручью, в котором у нас была выкопана яма-углубление, где топил улей, избавляясь от пчёл. Таким макаром сосед и мы лишились по одной семье. К огорчению зоозащитников, через несколько дней косолапый был застрелен;
*пуля Бреннеке — тяжелая, мощная пуля с хорошей останавливающей и пробивной способностью, один из популярных и распространённых боеприпасов для охоты на медведей. Хорошо себя показывает на дистанциях до 50 метров. На больших дистанциях у пули страдает кучность попадания.
* * *
*
— Ты поедешь на этом? — Лиза скептически смотрела на джип. Японский внедорожник не внушал девочке доверия.
— Да, доня. Санёк, подержи, — сунув сыну автомат, Михаил накинул на себя бронежилет. — Сама видишь, второй броневик мы раскидали, а готовить в части новый времени нет. Не переживай, кнопка, всё будет о`кей. Санька, присмотри за сестрой.
— Сделаю, — передав отцу автомат, свёл брови сын. — Ты сам там не рискуй понапрасну.
— Да вы все сговорились что ли? — ещё раз проверив разгрузку и сложенное на переднем сиденье оружие, в сердцах сплюнул Михаил. -Так, ребятки, открывайте ворота.
Выезжая из поместья, Михаил притормозил возле собравшихся у ворот поселенцев.
— Валя, проследи чтобы все накинули броники, проверьте рации и будьте на связи. Следите за дорогами, что делать вы знаете. Не раз репетировали
— Миша, с Антоном мой сын, — прижала руки к груди женщина.
— Парни не пропадут, они, слава богу, с царём в голове, но я прослежу, не беспокойся.
— Я всё равно боюсь и девчонки...
— Понимаю всё, будем надеяться, что это не наши перелётные птицы вернулись. Хотя, кто его знает... разберёмся, Валя. Разберёмся... В крайнем случае у Антона на броневике пулемёт установлен, причешем в случае чего.
— Я не хочу, чтобы Виктор становился убийцей, — побледнев и сойдя с лица, отвернулась в сторону Валентина. — Верни моего сына живым, слышишь?!
— Так, Солнцев, остаёшься за старшего среди пацанов, слушай Валентину. До нашего возвращения она вам вместо бога и дьявола. Понял?
— Так точно! — вытянулся во фрунт бывший возмутитель спокойствия.
— Вот это правильный ответ, — захлопнул дверь машины Михаил. Открыв окно, он посмотрел в глаза Валентины. — С Витькой всё будет хорошо.
Подъезжая к городу, Михаил притормозил у развязки и вызвал по рации Антона.
— На связи, Палыч, — сразу откликнулся парень будто не выпускал рацию из рук. Хотя, вполне вероятно так оно и было на самом деле.
— Докладывай, боец, — переложив автомат на колени, нажал тангенту Михаил. — Что там за агрегат залетел в наши палестины? Машина точно одна?
— За количество не ручаюсь, — голосом Антона отозвалась рация, — но видел я "Лексуса" с прицепом. Весь в обвесах, лебёдка, дуга, всё как полагается, тонирован только, падла. Из-за тонировки сколько в нём человек не рассмотрел.
— Это плохо, — на пару секунд бросив руль, почесал подбородок Михаил, — хреново, что мы не знаем сколько их в машине и сколько, вообще, машин. Где они сейчас?
— К торговому центру свернули в Южном. Я близко не подъезжал, держу дистанцию, слежу через бинокль. Там баннеры рекламные стоят и битая техника обзор перекрывает.
— Ага, сообразил. Помню, мы там автобусы ворочали, к служебным подъездам путь освобождали, — выехав на участок дороги, свободный от брошенной техники, придавил акселератор Михаил. — Я со стороны трамвайных путей через дворы подрулю. Постараюсь тихонько подкрасться, ты давай по главной дороге подъезжай. Я так думаю, что гости решили продуктами подзаправиться и что-то подсказывает мне, что их вряд ли больше, чем ты углядел. Одиночки.
— Дай то бог, — философски отозвался Антон. — Я понял, тихо подгребаю к киоскам, на саму площадку соваться пока не буду, а то спугну или ещё чего-нибудь. Стою на стрёме там, оттуда оба главных выезда хорошо видны, приём.
— Принял. Одобряю. Из машины не выходите и расчехлите пулемёт. Как понял?
— Давно уже.
— Кто за рулём, ты?
— Да.
— Лучше за баранку посади Витьку, а сам за гашетки... — помолчав, Михаил вновь нажал тангенту. — По людям стрелять, сам понимаешь...
— Понял, командир. Ты прав, Палыч, не подумал я.
— Давай, маякуй если что, до связи.
— Не подумал он, — буркнул себе под нос Михаил, осторожно объезжая просевший участок дороги с потрескавшимся асфальтом, как пить дать к зиме на этом месте образуется провал или добрая яма. Вода, потеряв возможность уходить через забившуюся ливневую канализацию, принялась активно подмывать дорожное полотно, перехлёстывая через него во время дождей.
О чём речь, если пруды в центре города за пару месяцев как-то резко объединились и обросли камышами, затопив пешеходные дорожки, а по бульварам текут ручьи — реки, загнанные в шестидесятых годах в трубы и под асфальт, выбрались наружу, медленно, но, верно, размывая "клетки", в которые их заключил человек. Природа шаг за шагом забирала принадлежащее ей.
Вскоре Михаил подъехал к жилмассиву, за кирпичными и бетонными коробками которого скрывался торговый центр.
— Я на месте, еду дворами, приём.
— Принял, Михаил Павлович, — вместо Антона отозвался Виктор. Всё верно, бойцы поменялись местами.
— Следи за выездами, боец.
— Следим, Михаил Павлович, пока тихо, движения не наблюдаем.
— Хорошо, я сейчас подъеду к автостоянке и попробую переговорить с нашими гостями. Из машины выйду без оружия, так что вся надежда на вас. Надеюсь они адекватные люди.
— Михаил Павлович, а, вообще, нахрен они нам нужны, прём, как дураки, на рожон. Ну и ехали бы себе они дальше, куда ехали, — в принципе, Виктор задал правильный вопрос, пришельцы явно следовали транзитом, только одни ли они, вот в чём вопрос, да и какие у них намерения? Вдруг эти выжившие товарищи приехали с целью поселиться у большого города, тогда с ними как-то необходимо налаживать взаимоотношения.
— Посмотрим, — односложно отозвался Михаил, выезжая из дворов к дороге, примыкающей к торговому центру.
На секунду он отвлёкся, чтобы переложить автомат с колен на пассажирское сиденье, а когда поднял глаза на дорогу, как из-за японского грузовичка, так и оставшегося памятником самому себе у разгрузочной рампы метрах в семидесяти от дороги, словно чёрт из табакерки выскочил джип, ранее описанный Антоном. Заднее тонированное стекло "Лексуса" было опущено и внутренний полусумрак салона машины внезапно озарился вспышками, Михаила словно кувалдой огрело в грудь и укусом шершня обожгло левое плечо.
— Твою... — только и смог выдохнуть он, теряя управление от боли, вильнув в сторону, его джип наскочил правым передним колесом на бетонный отбойник и лёг на бок, ещё метра три, стреляя искрами, протащившись по асфальтобетону стоянки и перекрыв съезд.
Отлетевшему в страну розовых пони Михаилу уже было не до сработавших подушек безопасности и пуль, впившихся в днище автомашины, впрочем, не принёсших каких либо фатальных повреждений, также его слуха не коснулся визг покрышек и стрёкот пулемёта, очередь из которого, словно игла швейной машинки, наискосок перечеркнула капот вражеского джипа и вырвала куски резины из переднего левого колеса. Присев на раненую "ножку", "Лексус" протаранил фигурный чугунный заборчик, отделявший парковку от пешеходной дорожки, ткнулся правым боком в старый вяз и перевернулся вместе с прицепом.
* * *
*
В нос шибануло какой-то отвратительной гадостью, от которой хотелось отодвинуться как можно дальше, но что-то шершавое под затылком не давало отдёрнуть голову.
— Палыч, ты как? — свозь муть в глазах и шум в ушах, донеслось до Михаила, над ним склонилось несколько теней.
— Не дождётесь, — просипел он в ответ, с трудом шевеля высохшей култышкой во рту и пытаясь сообразить, что с ним и с окружающим миром произошло.
— Его надо перевязать, а то он кровью истечёт! — незнакомый женский голос на некоторое время разогнал шум в ушах. — Надо снять бронежилет, Володя, помоги мне!
— Отойди, пацан! — широкая тень с грубым басом шагнула к Михаилу.
— Без шуток мне! — под позвякивание чего-то металлического, размытое привидение с голосом Виктора отодвинулось в сторону.
— Успокойся, б**! — хмыкнул басовитый.
— Витёк! — прикрикнул Антон. — Встреть наших!
— Аккуратно, Наташа, дай аптечку, Володя, надо посадить его, — широкая мужская ладонь протиснулась под спину Михаила, помогая ему занять сидячее положение. В плече резко прострелило, и мужчина опять потерял связь с реальностью.
Повторное возвращение в мир встретило путешественника в страну пони морской качкой, белым потолком с пыльными разводами и грязными круглыми плафонами. Земля или то, что было под спиной, мелко подрагивало и пахло соляркой. Полежав минуту с закрытыми глазами и собрав мысли в кучу, Михаил наконец признал родной "Урал", попутно вспомнив неприятные обстоятельства, приведшие к нынешнему положению. Под отяжелевшие веки словно песка насыпали, да и вертолётом кружащийся потолок останавливал от опрометчивого поступка с новым открытием глаз.
— Да откуда мы могли знать?! — уже знакомый голос незнакомки победитовым сверлом врезался в голову. — Мы ночью с посёлка свистанули, вездеходом через сопки... Машиной уже в другом месте разжились. Пока до трассы добрались, такого натерпелись, не приведи господи... За нами же погоню организовали. Когда Володя на бульдозере клыком мост разрушал, с той стороны эти уроды на машинах подскочили и давай стрелять, хорошо хоть через реку они перебраться не сумели, вода после дождей поднялась, а мост Володя сломал. Как в воду глядел, говоря, что надо его снести или взорвать, чем взрывать только? Тоже мне подрывник нашёлся, прости Господи! Повезло, что бульдозер дорожников удалось завести. Его ранили в ногу и руку навылет прострелили, хорошо Гена вывез. Царапина... потом нога загноилась...
— ... — тихое "бу-бу-бу", перебиваемое шумом двигателя и скрипом кунга никак не желало идентифицироваться
— Это я...
— ...
— А что мы могли подумать? Гена как автомат увидал, сразу про погоню подумал, да и я тоже. Конечно, я сейчас понимаю, что это наши страхи так сыграли, сколько времени прошло, никто за нами два месяца гоняться бы не стал. Мы ведь Володю потом, после моста, почти полтора месяца выхаживали, думали, что...
— ...
— Нет, Володя не видал, он же за рулём был... Он у меня, когда за рулём, ничего, кроме дороги не видит, его лучше не отвлекать. Наташа? Она с другой стороны сидела на пассажирском сиденье... Я сразу в панику, вот Гена, не разбираясь... Ваши тоже не разбирались...
— ...
— Ага, это они так... Посмотрела бы я на тебя, как бы ты себя на моём месте чувствовала. Я чуть не описалась со страха, с пулемёта по людям, божечки, душа в пятки, а если бы убили кого? Не мальчишки, а звери какие-то прям...
— ...
— Да что ты говоришь? Ты ещё скажи, что жизнь такая...
— ...
— Убил? При детях?! Ужас какой! Знаешь — это страшно, но он прав. Да, у нас так и произошло. Нам сначала намекнули, что неплохо было бы поделиться, ну, нами, бабами, мол, с нас не убудет, но муж показал ружьё и они отвязались. Повезло, что у Володи охотничий билет и целый арсенал в сейфе был, отбились на первый раз... Потом на окраину перебрались, там просто так не подойти, уже оттуда удирали...
— ...
— В старом бомбоубежище ... Развалюшка чуть ли не с русско-японской войны. Тихий ужас, мы в него в девяностые столько денег вложили...
— ...
— Грибы круглый год выращивали. вешенки, опята... зелень, редиска... Володя магазинчики продуктовые держал, там же и продавали недорого... Гена и Наташа? Родственники, Володин брат с женой. На праздник к нам приехали, муж им хозяйством хвастался...
— ...
— И не говори, повезло...
— ...
— Рудник. Все, кто под землёй был и мы, а остальные... — женщина расплакалась.
— ...
— Спасибо, — в трещащую, словно с похмелья, голову Михаила набатом ударил трубный звук встречи носа и платка. — Мы только пепел похоронили...
— ...
— Родители то пожить успели, а сын... Одиннадцать лет... Одиннадцать лет... Не надо, я уже в порядке... Всё, всё уже...
— ...
— Вы здесь живёте? Неплохо устроились.
— ...
— Нет, Валентина, спасибо, конечно, но мы к морю. Гена судовым механиком работал, в кораблях разбирается, мы куда-нибудь в тропики, подальше от наших зим. Яхту какую-нибудь найдём хорошую и прощай немытая Россия. Может это вы с нами? Подумайте.
* * *
*
— Держи,— широкоскулый, лет тридцати на вид налысо бритый рыжеватый бородач с чуть приплюснутым носом (видимо последствие спортивной травмы), сверкнув холодными льдисто-серыми глазами и желтоватыми зубами, протянул гранёный стакан едва ли не до краёв наполненный прозрачной жидкостью.
— Спирт? — стараясь подражать Никулину, сморщил нос Михаил.
— Анестетик, — дыхнул давно нечищеными зубами бородач. — Пей давай, сейчас твою дырку чистить будем.
— Задницу что ли? — схохмил Михаил, морщась от боли в левом плече.
— Могу и задницу, — не принял юмора бородач, — за ваши деньги любые капризы. Водка, не бойся, не отравлено. Хлебай.
Цепанув здоровой рукой стакан, Михаил, передёрнувшись от накатившего омерзения к запаху спиртного, в три мощных глотка выхлебал заводское пойло.
— Могёшь, — в волосяной щели, возникшей посреди заросшего лица, мелькнули желтоватые прямоугольники зубов. — Геннадий.
— Михаил, — ответил Бояров, занюхивая водку корочкой хлеба, натёртой чесноком. — Ш-ш, б**, дергает!
— Жив, значит, — показательно равнодушно пожал плечами Геннадий.
— Ты меня? — спросил Михаил, осторожно кивнув на ноющее плечо, избавленное от одежды и оттёртое от крови и грязи самогоном-первачом. — Хорошо стреляешь.
— Я, уж извини, но извиняться не буду. А стрелять жизнь заставила, да и учителя были хорошие — грех жаловаться, — Геннадий деловито накручивал чистый бинт на кончик заблаговременно прокаленного и протёртого спиртом шомпола.
— Интересно, где такие учителя были? — чувствуя, как на голову накатывает пьяная одурь, лениво пошевелил языком Михаил.
— Морская пехота, — бородач протянул руку куда-то за спину Михаила, — спирт дай и готовься держать его, хотя я бы на всякий случай ремнями тебя, мужик, зафиксировал.
— Угу, — булькнул внезапно обнаружившийся за спиной Антон.
— Перетерплю, — сглотнул тягучую слюну Михаил, — только в зубы что-нибудь дай, да желательно не кулаком в харю. Военно-полевая хирургия?
— Она самая, надо рану от грязи почистить, вдруг какой кусок тряпки попал или нитка с одежды, загниёт и всё, сушите вёсла. Сдохнешь.
— Сдаётся мне, тебе пришлось пострелять.
— Пришлось, пришлось. То там, то тут. Вот на чём у нас не экономили, так это на патронах, тренировках и учениях. Гоняли как сидоровых коз. На всю жизнь настрелялся.
— И по людям?
— И по ним, — равнодушно согласился Геннадий, — хотя некоторых ублюдков я бы не назвал людьми. Конченые мрази кхе-кхе... тоже пришлось насмотреться. Держи...
Михаил закусил обмотанную резиной деревяшку, сзади его крепко зафиксировал Антон, а бородач, щедро плеснув на бинт спирту, ткнул обмотанным концом шомпола в рану.
— У-У-У! — деревяшка опасно затрещала под намертво стиснутыми челюстями. Из глаз Михаила сами собой покатились солёные градины слёз.
— Так, что там? — прочистив рану насквозь, басовито прогудел мучитель, разглядывая почерневшие сгустки крови. — Чисто. Считай, повезло тебе, мужик. Так, сейчас намажем и забинтуем. Хорош, отпускай его, пацан. Прости, штопать я не мастак, так заживёт. Главное кость не задета.
— Ты мне ещё в грудь засандалил, — выплюнул деревяшку Михаил.
— Я тебе не царь Иван Грозный, чтобы рентгеном бояр просвечивать. Кровью не харкаешь, значит рёбра целы или трещина на худой конец. Стянуть бинтами и всего делов-то. Синяка под бинтами не видно, походишь так с недельку. Благодари бога, что в бронике был и в лоб ничего не прилетело.
— Ага, спасибо, Всевышний! — ёрнически отозвался Михаил, оттирая с щёк здоровой рукой мокрые дорожки слёз. — Антон, определи гостей на постой.
— А куда, Палыч? — вышел из-за спины Боярова парень.
— Боец, ты прям как ребёнок. Мы дачу через дорогу для чего готовили? Там только контакты на рубильнике прицепить и готово, можно вселяться. Четыре человека разместятся легко и ещё столько же вселить можно.
— Откуда знаешь, что нас четверо? — прогудел Геннадий.
— Володя, Гена, Наташа и...
— И Галина...
— Галина, значит, буду знать. Трещотка ещё та, не работать ей Мальчишом-кибальчишом. Сдаётся мне, что Володя у неё давно и прочно под каблуком обосновался, да и бизнес с грибами совсем не его идея.
— Понятно, — как-то по-доброму усмехнулся бородач. — Зато брат за её спиной, как за каменной стеной. Обидишь Володю, и она тебя мехом вовнутрь вывернет и высушит.
— Сурово! Страшная женщина.
— И не говори. Не шевелись, сейчас будет больно. Пока руку так подвесим, потом "косынку" соорудим. Пойдём, пацан, видишь твой босс отрубается, стаканяка водяры на голодный желудок...
Откинувшись на подушку, под пьяный шум в голове Михаил в третий раз за день провалился в тёмное беспамятство.
Нежданные гости не стали сильно задерживаться, хотя Михаил и Валентина много времени посвятили не замысловатым уговорам, приводя различные аргументы за то, чтобы четвёрка осталась с ними. Главными, как правильно предположил Михаил, в квартете оказались Галина и Геннадий Мирошкины, причём первую скрипку играл бывший морской пехотинец, который лишь три с половиной года назад комиссовался после ранения, полученного неизвестно где, пойдя по стезе судового механика. С дизелями и машинами морпех был на ты, за две недели "отшаманив" несколько армейских броневиков и доведя едва не до совершенства пару японских внедорожников. Владимир, оказавшийся уменьшенной копией здоровенного младшего брата, только в плечах сильно поуже и черепом поволосистей. Голова у младшего чуть ли не полиролью сверкала, а у старшего пространство от лба до затылка оккупировала коротко стриженная каштаново-рыжая шевелюра с двумя, только-только обозначившимися, клиньями залысин. Оба высокие, под метр девяносто, рукастые, но если после общения со старшим создавалось впечатление о мягкой податливой глине, то младший оставлял после себя запах тертого кремня и нагретой стали. Зато жёны у братьев были антиподами мужей. Наталья — мягкая и уступчивая, между тем спокойная как скала. Женщина обладала фигурой фотомодели и короткой стрижкой платиновых волос. Для красавицы-тихони главным светом в окне был муж. Галина была полной противоположностью Натальи, она держала свою мужскую половину в ежовых рукавицах, впрочем, судя по Владимиру, тот не сильно этим тяготился. За смехом, шутками и сорочьим треском скрывался настоящий чёрный гранит, соперничающий по цвету с вороновым цветом волос женщины. В отличие от хрупкой Натальи, "контрабас" Галины вряд ли можно было ломом перешибить, скорее это она могла кого угодно и рельсом по "тыковке" и в бараний рог одной левой согнуть, но зато шарм женщины валил наповал, напрочь обнуляя все реальные и мнимые недостатки фигуры. Даже не верилось, что спокойный флегматичный ужик по имени Владимир превращается в боевого удава Каа, способного под огнём противника разрушать мосты, но поводов не верить не было. Какие только черты характера не открываются в человеке в чрезвычайных ситуациях
Две с половиной недели гости помогали по хозяйству, пацаны под чутким руководством Геннадия налаживали технику, проведя полноценное техническое обслуживание всех генераторов, солнечных батарей и ветряков, не говоря уже о насосах и отопительной системе главного дома. Владимир вместе с Солнцевым Сашкой накосил на тракторе сено для скота, но после того, как Михаил пошёл на поправку и смог более или менее работать левой рукой, они засобирались на юг.
— И что нам тут делать? Сидеть под лучиной долгою зимой? — лузгая семечки, Галина привычно отметала приводимые аргументы "за остаться". — мы и так больше двух недель потеряли. Гена говорит, что скоро тайфуны начнутся, а нам ещё нормальную яхту подобрать надо. Ген, а Ген, а как мы заправляться будем?
— Вдоль берега пойдём, малым каботажем. Корея, Китай, Вьетнам, там портов до горки и больше, не промахнёмся, найдём, где солярки плескануть. Нам ещё надо чего-нибудь убойного на яхту установить, вдруг встретим кого... Я бы в Сиамском заливе на каком-нибудь острове обосновался. Круглый год лето, не трясёт, как в Индийском океане, чистое море, можно урожаи по три раза за сезон снимать. Красота! Набедренную повязку из пальмовых листьев нацепил и вот вся одежда, а тут половину года чего делать, Колотун-бабая ловить? А болезни-лихорадки, да тьфу на них! Вы, Михал Палыч, как хотите, но остаться не уговаривайте.
— Нет, так нет, было бы предложено, — хлопнув правой ладонью по колену, сдался Михаил. — Только вы осторожней по пути, кто его знает, какие сейчас дороги. Вы глядите, полотно на глазах размывает. На пятом километре из-под асфальта деревья вовсю лезут, ещё пара лет и всё напрочь зарастёт.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — легкомысленно отшутилась Галина. — Мы двумя машинами решили ехать.
— Что берёте?
— Возьмём джип и микроавтобус, тот, что я со стоянки у части притащил. Хороший агрегат, высокий, салон-трансформер. Я на джипаря спереди и сзади лебёдки присобачил, микраху тоже до ума довёл, в него и продукты и запчасти влезут, и салон под натуральный траходром раскладывается, если вдруг переночевать на трассе придётся. — под кивки брата, говорил Геннадий. — А от зверья отобьёмся, арсенал тут знатный. Я отобрал кой-чего. Тут до моря-то ехать...
— Как скажешь, отговаривать больше не буду, — натурально расстроился Михаил, продолжая лелеять призрачную надежду пополнить ряды поселенцев. Сам он не единожды ловил себя на мысли, что неплохо было бы присоединиться к походу в тёплые края, осев где-нибудь в северном Вьетнаме в краю вечной весны, но какая-то опаска и непрерывно попискивающий внутренний голос удерживали от принятия столь радикального решения. Что удивительно, из ребятни и молодёжи постарше никто не заикнулся о переезде. Что не говори, а молчаливая поддержка молодых приятно грела душу.
Через день после памятного разговора гости отъехали. Джип и микроавтобус с мужчинами за баранками транспортных средств тихими призраками скрылись в кудлатых щупальцах утреннего тумана, выползшего из клетей распадков. На память о себе бывший морпех оставил два свежих розовых шрама на левом плече Михаила и старинную монетку-сувенир, которую он постоянно крутил в руках и подбрасывал перед принятием каких-либо решений, глядя, что выпало — орёл или решка. Оберег, как говорил Геннадий, аверс и реверс жизни. Он ему "там" жизнь спас, однажды вывалившись из кармашка в перчатке и упав на землю. Когда Гена наклонился поднять оберег, стена позади на уровне его головы плюнула кирпичным крошевом от попадания пули. Не наклонись Гена и черепок морпеха обзавёлся бы дополнительным отверстием. Он этой монеткой руку после госпиталя разрабатывал, постоянно крутя старинный кругляш между пальцев, глядишь и новому хозяину пригодится, тем более у того после ранения по вечерам ныла кисть и отекали пальцы левой руки. Пусть теперь оберег послужит выздоровлению нового человека.
Вечером второго дня после отъезда четвёрки на склоне сопки, где стелилась лента объездной дороги, сверкнул свет фар. Два луча, то ныряя за пригорки и заборы, то мелькая между стволов деревьев и пустых казарм, сонмом зайчиков отражаясь в чёрных рядах окон, постепенно приближались к дому поселенцев. Сыграв тревогу и подхватив винтовку, Михаил поднялся на вышку, установленную за стайками. Через пару секунд к Боярову присоединился Антон.
— Палыч, что там?
— Машина, если не ошибаюсь, — выдал порцию ядовитого сарказма Михаил. — Гляди, боец, а джип то знакомый. Интересно, а где микраха?
Подкатившись к воротам поместья и на последний раз мягко рыкнув движком, машина остановилась. Вернувшихся гостей вышли встречать всем скопом, когда Михаил убедился, что никто больше по дороге не едет.
— Здравствуйте, вы всё же решили вернуться? А где Гена и Наташа? — радостно заголосила Валентина, первой выскочив за ворота. — Галя, что ты молчишь?
Вместо ответа гостья разрыдалась. Девушки тут же окружили Галину и мягко, под локотки, увели в дом
— Колесо на выстрел, — тихо пояснил Владимир Михаилу, — мы под сотню шли, там брошенных машин не было. Я в зеркало смотрю, а Генки сзади нет. Тормознул, думаю прикалывается, за бугром встал, там поворот и подъём небольшой. Вдруг по нужде, хотя мы договорились предупреждать друг друга по рации. Я его вызываю, а он молчит, я опять... Тут Галя забеспокоилась, мы вернулись, а они в кювете в двадцати метрах от дороги кверху пузом лежат. Я и не заметил, как они улетели, — от волнения у Владимира задрожали руки и голос сбился на полувсхлипы. — Насмерть, оба. Крыша всмятку... Хоть не мучались.
Тупо глядя на собственные руки, Владимир потерянной сомнамбулой доковылял до лавки у ворот и глухо добавил:
— Мы их там похоронили.
— А как достали, крыша же всмятку? — ляпнул Антон.
— Никак, ветками обложили доверху, полили солярой и сожгли.
— Антон, организуй, что полагается, — тихо обронил Михаил, отправив парня в дом. Владимиру и Галине явно требовалось что-нибудь крепче чая, то, что позволит хоть немного сгладить горе.
Через час супругов, накаченных "антидепрессантом", уложили спать на летней кухне, но самому Боярову в ту ночь так и не удалось сомкнуть глаз.
— Михаил Павлович! — стоило мужчине в компании с лысыми котами забраться под одеяло, как долгожданный покой был нарушен Вероникой Наумовой, настойчиво постучавшей в дверь его спальни.
— Ну, чего опять? — подняв взор долу, раздражённо простонал Михаил.
— У Оли живот болит.
— Месячные что ли?
— Нет, — отрицательно махнула рукой девушка. — Что вы, Михаил Павлович?! Оля говорит, что с обеда бок и живот дергало. Несильно, а сейчас скрутило. Совсем невмоготу.
Откинув одеяло, Михаил соскочил с кровати и заметался в поисках штанов, найдя оные на спинке кресла. Отразив тусклый свет ночника, из переднего кармана выпала и звонко ударилась о паркет, закружившись волчком, монетка-оберег. Аверс и реверс, орёл и решка, жизнь и смерть кружили в неумолимом хороводе жизни.
Глава 7. Гори, гори ясно.
— Кар! Кар!
— Ну, что раскаркались черномазые? Потерпите немного, будет и вам угощенье.
Коснувшись рукой простого, начавшего темнеть деревянного креста, Михаил лениво отмахнулся в сторону ближайшего тополя, на ветках которого сидели и перелетали с места на место вороны. Оглашая окружающее пространство громким граем, и нетерпеливо суетясь, десяток птиц создавали впечатление, что их, как минимум в три раза больше.
— Что, досталось вам зимой? — спросил Михаил в пустоту.
— Кар!
Опустившись на нагретую солнцем лавку у одинокой могилы, мужчина тяжело вздохнул. Год дался тяжело. Вороны тоже не все пережили зиму, заплатив великую дань голоду. Став спутником человека, черные горластые разбойники во многом разучились добывать хлеб насущный. А зачем, если есть помойки и свалки, на которых всегда отыщется что-нибудь вкусненькое? А тут люди взяли и исчезли, а с ними перестали пополняться свалки с помойками. Сытное время закончилось, городским птицам пришлось перебиваться с хлеба на воду. Пострадали не только вороны, компанию им составили воробьи, голуби и сороки, по которым исчезновение людей ударило больнее всего. Первыми начали вымирать голуби, чьи тушки заполонили опустевшие дворы и площади. Погибнув, летающие крысы послужили пищей для тех же ворон и сорок. Следом не выдержали воробьи, каким-то непостижимым образом дотерпев до зимы, но с человеком кануло в лету отопление и теплые местечки под крышами домов. Холод и голод принялись собирать обильную жатву с пернатых чирикающих комочков. Повезло лишь тем, кто догадался перебраться в дачный посёлок поближе к единственному жилью. Люди не бросили на погибель оголодавших птиц, развешав множество кормушек и не забывая регулярно пополнять их, но желающих на каждую крошку хлеба и кусочек сала было слишком много... Особенно стылая коса смерти прошлась по живности, когда глубокие снега накрыли землю, тут уже не выдержали вороны и жившие в городе сороки. За ними в лучший мир отправились ястребы-перепелятники, некогда бившие голубей и мелкие городские совы. Одни крысы и мыши чувствовали себя прекрасно, кормясь на брошенных продуктовых складах и магазинах. Увеличившееся поголовье грызунов позволило удержаться на плаву уличным, а теперь уже окончательно одичавшим кошкам и собакам.
— Так вот, Оля, представляешь, вороны и голуби теперь редкие птицы. Некому, представь, памятники засирать.
Взгляд Михаила пробежался по аккуратному холмику земли и простому кресту, в перекрестье которого вручную были вырезаны даты рождения со смертью, имя и фамилия — всё, что осталось от жизнерадостной девочки. Имя и крест над маленьким холмиком, и чувство вины, свившее гнездо в душе мужчины. Не смог, не досмотрел, не спас. Убил...
Раз в месяц он приходил на погост. Косил траву, убирал снег, подсыпал песок и щебень, наводил порядок и сидел на лавке у могилы, рассказывая девочке немудрёные новости. Разговор с невидимым собеседником облегчал душу, на время сбрасывая с плеч Михаила постоянную гнетущую усталость и груз ответственности.
— Май на дворе, а жарко, словно июль наступил, — прикрыв глаза, хрипло, будто подражая воронам, каркнул Михаил. — Скоро год как ты умерла, представляешь, а мы по-прежнему топчемся на месте. Тужимся, пытаемся что-то изобразить и знаешь, Оль, если раньше я подумывал перебраться на запад или на юг, то сейчас боюсь стронуться с места. Стыдно признаться, мне страшно разрушить выстроенный своими руками мирок, разумом я понимаю, что мы через поколение одичаем окончательно и, вообще, начнём вырождаться... Я ведь тебе рассказывал про близкородственные браки, а ведь нас, девочка, слишком мало, чтобы избежать инцеста. Боюсь, что следующее поколение или через него будет вынуждено жениться на кузинах, а это путь в никуда. Глупо надеяться на чудо. Но, знаешь, я надеюсь. Сам себе не верю, но надеюсь. Должно быть за горизонтом что-то кроме беспросветной безнадёги. Должно, Оля, иначе зачем жить?! Там, за горизонтом наше будущее, девочка. Мне до нервных колик страшно его профукать. Не дожить, умереть от простуды или от укуса клеща. У нас ведь нет ничего. Через пару лет закончатся сроки годности лекарств, останутся только травки, мёд и чай с малиной, а они, согласись, слабая замена антибиотикам и врачам. Хочется внуков понянчить... Доживу ли? Из-за спины послышался звук шагов.
— Пап!
— Да, сын? — обернулся Михаил на звук.
— Держи, я подточил, — Сашка протянул отцу маленькую тяпку.
— Ага, спасибо. Куда собрался?
— Ну, — замер на полушаге парнишка, — так это...
— Не "так это", а взял в руки кисть и быстренько покрасил лавочку.
— Ну...
— Подковы гну! — прорычал Михаил. — Чем быстрее покрасишь, тем быстрее на озеро умотаешь.
Надев перчатки и вооружившись тяпкой, Михаил принялся очищать могилу от порослей молодой малины, чьи зелёные колючие кустики принялись пробиваться к солнцу возле земляного холмика и деревянного креста. Малине только дай волю и профукай маленько, как она заполонит собой всё свободное пространство. За работой мужчина не заметил, как сын покрасил лавку и, чтобы его не припахали ещё к чему-нибудь, тихо слинял к пацанам, отправившимся ловить рыбу на рукотворное озеро.
Завершив все намеченные дела, Михаил выложил на тарелку печенье, испечённое Валентиной и разложил на подносе маленькие бутербродики, напоминающие канапе, которые обожала Ольга и которые пришлись по вкусу черному воинству, наиболее смелые представители которого перелетели на бетонный забор, поближе к пиршественному столу.
— Кар!
— Успеете! — шуганул ворон Михаил, вновь проваливаясь на чёрно-белую ленту воспоминаний.
Умирала Оля тяжело, перитонит не оставил ей ни шанса. Сначала она лежала на боку, прижав ноги к животу и боялась пошевелиться, так как любое движение отзывалось резкой болью. Потом ей стало вроде полегче, напряжённый до каменного состояния живот расслабился, но на то, что дела принимают совсем дурной оборот, указывала полотняная бледность, разлившаяся на лице девочки, и тошнотворная рвота с гнилостным запахом, которая то и дело сотрясала Ольгу. Вскоре девочка начала впадать в забытье и перестала реагировать на раздражители.
— Дядь Миш, я умру? — через час или полтора, мужчина давно перестал следить за временем, Оля пришла в себя, выплыв из полубредового состояния.
Вот что ей сказать? Михаил, выгнавший к тому времени всех из девичей спальни и оставшийся с девочкой один на один, не находил приемлемых случаю слов. Соврать? Зачем, они и так оба знают правду.
— Ничего не говорите, — бледные, отливающие синевой губы расплылись в страшной улыбке, узкая девичья ладошка холодной змейкой обвилась вокруг горячей мозолистой "лопаты" Михаила. — Вы знаете, что Танька вас ко всем ревнует? Вы не думайте, Таня хорошая. Она всё может, она сильная... Она Верке чуть всю морду не расцарапала, когда та заикнулась... чтобы уехать на юг... Все девчонки знают, что она на вас с первого дня глаз положила...
Облизав пересохшие губы, Оля замолчала, невидяще уставившись в потолок.
— Посидите со мной... Я не хочу умирать, — из уголков глаз девочки покатились скупые слезинки. — Так глупо...
— Конечно посижу, — ободряюще улыбнулся Михаил, поправляя под головой девочки подушку. — А ты пока поспи.
От того, что он собрался сделать, у Михаила похолодело в желудке и задрожали руки. Гриша Басов, его русско-корейский друг, как-то показал Михаилу несколько акупунктурных точек и сейчас, подрагивающий от нервного напряжения, большой палец правой руки мужчины нащупал одну из них на тонкой девичьей шейке. Не в силах больше терпеть мучения девочки, Михаил вдавил палец в шею. Ольга уснула. На ставшее каким-то умиротворённым лицо опустилась вторая подушка...
— Прости меня... прости, если сможешь, — о цветастую наволочку раскидистыми кляксами разбились несколько алых капелек крови из прокушенной насквозь губы. — Прости...
— Пап, что с тобой?! — кинулась к Михаилу дочка, когда он, чуть пошатываясь, вышел из спальни. — У тебя кровь!
— Оля умерла, — машинально проведя рукой по подбородку, мужчина размазал кровавую юшку по всему лицу. — Валь, накиньте что-нибудь на зеркала.
Олю похоронили на территории военной части, выделив под кладбище, на котором появилась первая могила, полянку с податливой землёй, по большей части состоящей из суспеси. Чтобы могилу не разорило зверьё, поляну оградили железобетонным забором, снятым со склада ГСМ. Несколько дней в поместье все ходили как в воду опущенные, боясь громко говорить и улыбаться, даже коты и собаки, чувствуя настроение людей, линий раз не подавали голос. Атмосфера в доме была хуже не придумаешь — одна смерть и огненное погребение, вторые похороны, но потом Галина Мирошкина одним своим заявлением разогнала мрачную обстановку и внесла свежую струю в жизнь поселенцев.
По части хозяйствования и командования домочадцами женщина составила достойную конкуренцию Валентине, в лёгкую застраивая мужа и гоняя пацанов, спотыкаясь только на Михаиле. Боярова Мирошкина сразу вознесла на главную ступеньку пьедестала, боясь и уважая, как-то легко совмещая в себе эти два чувства и никогда не споря с его решениями. Это Владимира она могла походя заткнуть за пояс, но Бояров, видимо, занял в глазах женщины место младшего брата мужа, который справедливо считался ею альфа-самцом. Вот и Михаил оказался из породы тех, кто способен карать и миловать, нимало не считаясь с человеческой жизнью. Галина единственная, кто нутром почувствовал, что Оля не сама ушла на небеса, но никому не сказала ни слова, оставив страшную догадку при себе. Много раз Михаил ловил на себе изучающий взгляд женщины, что-то решающей про себя.
На пятый день после похорон, приняв окончательное решение, Галина ловко выпроводила всех из кухни, оставшись с Бояровым наедине.
— Занятно, — хмыкнул Михаил, наблюдая за экзерсисами боевой брюнетки. — И что это было?
— Нам надо поговорить, — несколько замялась женщина.
— Я догадался, — отложив в сторону ложку и надкусанный кусок хлеба, откинулся на спинку стула мужчина.
— Гена ведь оставил тебе её?
— Её? — Михаил выложил на стол монетку-оберег.
— Да, он постоянно крутил её в руках последние дни, будто что-то чувствовал. А может и чувствовал. Это он настоял, чтобы мы ехали разными машинами... Честно говоря, я сомневалась... я думала, когда мы у вас тут обосновались, что не стоит нам в этом году ехать, тем более последние дни... Ну, как это сказать, я... Если бы я сказала Гене и мужу, мы могли бы передумать.
— Хм, — по-птичьи склонил голову к плечу Михаил и потёр подбородок, догадываясь, о чём вьёт круги и пытается до него донести бойкая дама, внезапно растерявшая весь боевой задор. — Задержка, в натуре?
— Да, — краснота залила щёки Галины.
— Муж в курсе? — женщина потупилась, мелко затрясся головой. — Та-а-ак, как всё запущено. Ладно...
— Валя, зайди! — открыв окно летней кухни, перегнулся через подоконник Михаил. — Брось ты эту тяпку...
— Что случилось?
— Ничего не случилось. Зайди, — закрыв створки, Михаил повернулся к Галине. — Срок примерно сколько?
— Два, наверное...
— Август, сентябрь... февраль, — загибая пальцы, считал он.
— Что февраль? — скрипнув дверью, на кухню вошла Валентина.
— Сейчас узнаешь, — кивнув на Галину, Михаил пошёл на выход. — Мужики в этом деле лишние, пойду, обрадую Володю. Галя, не переживайте, я аккуратно.
— Миша, причём здесь Володя? Я... — глядя на Галину, смиренно сложившую ручки на коленях, Валентина оборвала себя на полуслове.
— Не видал где Мирошкин? — прихватив с собой бутылку водки и выйдя на улицу, Михаил поймал пробегавшего мимо Виктора.
— Как где, в части, — удивился парень. — Они там с Антохой и Солнцевым подземный бокс под грибную ферму переоборудуют.
— Точно! — хлопнул себя по лбу Михаил. — Давай, вали куда мчался.
— А водка зачем?
— За надом, Витя. За надом!
Скользнув взглядом по притихшим девчонкам, Бояров потопал в часть, а женская половина, побросав работу, стремглав рванула в летнюю кухню. Женское чутьё безошибочно подсказывало девчатам, что главная новость именно там и они не простят себе, если не узнают её из первых рук.
— Началось, — оглянувшись через плечо, усмехнулся Михаил, — но пусть лучше так, чем они ходят, как побитые сомнамбулы.
С того дня, в очередной раз изменившего жизнь маленькой общины, пролетел почти год. Одиннадцать месяцев, если говорить точнее. Девки тогда чуть с ума не посходили, всем кагалом затребовав выезд в город, где смели всё нужное и ненужное с прилавков магазинов для будущих мам и младенцев, забив чердак коробками с пелёнками, распашонками и памперсами всех типов и размеров. Десятки коробок с детским питанием заняли место в складе-морозильнике. Кроватки, игрушки, манежи. Девки везли всё, пока Михаил не остудил их пыл, указав, что им бы ещё в библиотеку наведаться. Пелёнки-распашонки — это хорошо, а роды они как принимать собираются, а беременность как отслеживать? Пожалуй, и в лучшие годы городская библиотека не испытывала такого наплыва посетителей, перетряхнувших все полки по акушерству и гинекологии.
Владимир жену чуть не на руках носил, сдувая с неё пылинки, хотя Галина до последнего дня, несмотря на громадный живот, занималась по хозяйству, работая и в доме, и на скотном дворе, только на грибную ферму не ходила.
Снега за ноябрь и декабрь навалило выше пояса, дав людям передохнуть от снегопадов в январе. За месяц поселенцы пополнили прохудившийся запас дров и угля, наведавшись за последним на железнодорожную станцию, где стояло несколько составов с углём, часть которого уже успела сгореть, а часть дымила прямо в вагонах. К ТЭЦ поселенцы пробиться не смогли даже с помощью бульдозера — дороги и улицы города перемело и завалило двухметровыми сугробами. Благо объездная трасса, ведущая к станции, шла по возвышенности и снег, в основном, сдувался с неё ветром. С февралём пришли ветра и вновь вернулись снегопады, добавляя пуха к и так толстому белому одеялу. Последние дни перед родами напряжение достигло своего апогея, дамская половина, включая мелких девчонок, ходила по дому раздражённая и постоянно шикала на мужиков, будто те были виноваты во всех бедах и от того, что на них без вины шикают, Галина родит быстрее. По молчаливому уговору раздражение не выплёскивалось на Владимира, так как он и без этого ходил на цыпочках бледной тенью, готовой скакать к жене по первому зову, и на Антона, готовящегося через четыре месяца принять эстафету отцовства. Михаил и кошачья братия к тому времени переехали жить в пристройку на летней кухне, так как во флигельке обосновалась Галина и перед поселенцами во весь рост встал вопрос расширения поместья. Покумекав и так, и эдак, тему решили не педалировать, но отложили до весны, потому что ни у кого не было опыта по устройству фундаментов в мороз.
Двадцать третьего февраля запомнилось густым снегопадом и натуральным дурдомом. В полночь пошёл снег из давно кучковавшихся в небе низких туч, потом, ближе к пяти утра навернулся генератор и в доме погас свет. Следом заохала Галина, у которой отошли воды и ранеными сайгаками с фонариками в руках заскакали старшие дамы, в срочном порядке погнавшие из дома проснувшихся мужчин, у которых дамы тут же затребовали тазы с тёплой водой.
Михаил и Антон, наплевав на впавшего в прострацию Владимира, который бледным зайцем вздрагивал под каждый крик жены, суматошно меняли генератор и пытались восстановить отопление, так как в нагрузку ко всему прочему в системе накрылся насос. Парни под предводительством Виктора срочно растопили баню, не успевшую остыть с вечера, и таскали воду оттуда. Если с генератором всё было просто, то с заменой насоса пришлось повозиться. Шухера к творящемуся бардаку добавила корова Зорька, которой тоже внезапно приспичило телиться. Галина кричит и материться благим матом, корова мычит на все стайки и двор, пацаны в бане трясутся, им роды, вообще в новинку и бьют стальным ключом по неокрепшим нервам. Владимир в полной прострации и не реагирует даже на стакан самогона, насос прикипел и ни в какую не желает откручиваться, собаки лают, коты орут. Бабы рычат на тупых мужиков, чтобы те не мешались под ногами, в тоже время чтобы они срочно несли обогреватели. Михаил шипит и матерится потому, что к чертям ошпарился водой из системы отопления. Под густые маты ошпаренного мужика Антон непонятно как умудрился снести ноготь на указательном пальце правой руки и уронить молоток на ногу, походя залив всё кровищей. Слава богу он не орал, а сносил боль молча, ибо чувствовал, что вырвись из него хоть один писк, и Палыч, со психа и со всей дури, вдарит ему между глаз. С помощью такой-то матери содрав прикипевший насос и кинув Виктора на амбразуру установки нового, ибо Антон уже выбыл из рядов работничков, а с Владимира в силу обстоятельств взятки были гладки, Бояров сорвался принимать отёл у коровы и следить чтобы та не сожрала послед, иначе потом молоко долго будет горчить.
Первым на свет появился бычок, позже окрещённый Сержантом, хотя сам Михаил кликал его Иваном Быковичем, но не находил понимания у окружающих. В семь утра мир огласил крик Геннадия Владимировича, а через пятнадцать минут к нему присоединилась сестрица Елена. Сам счастливый отец едва ли понял, что у него двойня, так как второй стакан самогона, сунутый мужчине сердобольной Татьяной, чтобы тот не мелькал под дверью безумным маятником, сделал ему хорошо и пьяненький папаша только глупо улыбался во время оглашения благой вести.
Жизнь совершила очередной кульбит — в доме появились младенцы и Михаилу пришлось выдержать целый бой с женщинами и чуть не подраться с Владимиром, отстаивая точку зрения, что не всё должно подчиняться реальным или мнимым прихотям маленьких человечков. Женщины, конечно, могут сюсюкаться сколько угодно, но скоро весна и одни парни на себе всю нагрузку не вынесут, а тут как-никак Вера на подходе, поэтому наседать на себя Михаил никому не позволит. У него голова и так за всех болит, хоть и не проснулся материнский инстинкт. Зато у дам начинают к месту и не к месту просыпаться разные хотелки. Где это видано, что коз и корову доят мужики, а девки не знают с какой стороны от коровы табуретку поставить? Ну-ка быстро впрягаемся в процесс, нечего всей камарильей вокруг детей выскакивать, Галине и одной помощницы на постоянной основе хватит, а не семи нянек, чтобы дети без глазу оставались. Вера пусть поучится, тем более ей в скором времени рожать и своё чадо нянчить. Приняли роды — молодцы, честь вам и хвала. Помогаете с младенцами — умницы, но ядрён пень, не забываем о своих обязанностях, парни и так который день с ружьями вокруг дома ходят и с вышки не слазят, гоняя медведя шатуна. А ведь им приходится и за отоплением с генераторами следить, в стайках и на грибной ферме работать, да ещё они под зелень печь в теплице установили и там возятся, технику к весне готовят и брус под будущее строительство возят.
Весна наступила резко. Только-только лежали снега по грудь, как в марте пришло тепло, зажарило солнце и вдоль дороги потекли полноводные ручьи. На запруженном распадке с маленьким озерком, в которое прошлым летом запустили карасей и сазанов, образовалось полноводное озеро, грозящее прорвать запруду. Пришлось отрывать пару дней от прочих дел и двумя бульдозерами укреплять плотину, наваливая железобетонные блоки и гуртуя сверху глину и землю. Вместе с Владимиром, руки у которого росли из правильного места, Михаил наметил место под устройство самодельной электростанции. Дело оставалось за малым, соорудить генератор, создание и монтаж которого взял на себя Мирошкин, затребовав в помощники Игоря Вебера и Солнцева. Самый рукастый и самый башковитый мальчишки с энтузиазмом присоединились к новому начинанию.
— Кар! Кар! — нетерпеливый вороний грай острым винтом ввился в уши, останавливая перемотку памяти. В конец охамевшие чёрные разбойники едва ли не прямым текстом намекали, чтобы человек не задерживал пиршество.
— Ухожу уже, ухожу, — буркнул мужчина, собрав немудрёный инструмент. — Налетайте, ироды.
Шагая по дорожке к дому, Михаил прокручивал в голове воспоминание о прорве горестей, настигших людей за прошедший год, вместе с тем на посёлок надвигалась ещё одна беда, которую не ждали.
— Палыч, ты что делаешь? — возле Михаила, отдыхающего после наведения порядка на могиле Ольги, остановился Антон, заинтересованный непонятным занятием Боярова.
— Смотри, — чиркнув о бок коробка, Михаил зажёг спичку.
— И чё? Ну, горит спичка, и чё? — не понял в чём корень проблемы Антон.
— Слишком быстро горит, Антоха, понимаешь?
— В каком смысле, быстро?
— В прямом, боец. — Чиркнув о коробок новой спичкой, Михаил принялся считать, перехватив спичку за сгоревшую головку и с каким-то больным интересом наблюдая, как пламя поглощает комель без серы. — Чёрт, обжёгся!
— Всё равно, Палыч, я что-то не пойму юмора.
— Скажи мне, боец, ты бы успел одеться, пока горит спичка?
— Я что, Электроник? — осклабился Антон.
— А мы в армии успевали. Сержант у нас был тот ещё зверюга, как мы его хотели отп... кхм, короче, любимое занятие у этого козла было гонять посаженных на "губу" пацанов, устраивая побудку с одеванием на время. Чиркнет спичку и пока та горит, ты должен успеть на себя всё надеть. Если спичку держать под правильными углами, она целиком сгорает примерно за тридцать, тридцать пять секунд. Как раз хватает впрыгнуть форму и берцы, правда зашнуровать их мы не успевали, поэтому приходилось всё начинать сначала и так пока коробок не опустеет.
— Прикольный у вас был сержант.
— И не говори, — отозвался Михаил, зажигая очередную спичку. — Считай!
— Один, два, три... двадцать четыре. Двадцать четыре, Палыч.
— Угу, слышал. Давай ещё раз. Считай!
— ...двадцать пять.
— Двадцать пять, боец. Не тридцать и уж близко не тридцать пять.
— Всё равно я не пойму, в чём юмор. Может быть в ваше время спички были толще или их из другого дерева делали. На хрена ты мозги полощешь?
— Может быть, — дёрнул щекой Михаил. — С девяностых годов могли ГОСТы поменять, хотя я склоняюсь к другому выводу.
— Какому? — искренне заинтересовался Антон.
— В воздухе стало больше кислорода. На процент или на два.
— Да ну, гонишь! Скажи, как так может быть?
— А вот этого я не знаю, боец, но по другим косвенным признакам всё же склоняюсь к правильности своей теории.
— Это каким? — присел рядом Антон. На будущего папашу начало перекидываться промораживающее копчик беспокойство старшего товарища.
— Ты, мил человек, заметил, как наши машины из-под себя рвут, будто им бензинчик с другим октановым числом льют? — закусил зелёную травинку Михаил.
— Да ну, — пожал плечами Антон, — как тянули, так и тянут.
— Не скажи, — Михаил постучал ребром ладони по лавке, посмотрел на мозолистую ладонь и выплюнул травинку. — А как у тебя с аппетитом последнее время?
— Нормально у меня с аппетитом.
— Это точно, — запрокинул голову Михаил, подставляя лицо солнцу, — жрать мы стали как не в себя.
— Так на свежем воздухе постоянно, целыми днями спины не разгибаем, вот и мечем в рот всё, до чего можем дотянуться, — привёл неоспоримый аргумент Антон.
— Тоже, верно, хотя мы и осенью "организмами" кверху торчали, да на стройках века убивались, но ели вполовину меньше. Конечно, можно кивнуть на пацанов, вон какие жеребцы за год вымахали и девчонки теми ещё кобылицами стали, если не брать во внимание факт постоянного голода.
— Есть малехо, — согласился Антон. — Ты бы, Палыч, лучше за лысым зверьём следил. Вот кто жрёт, так жрёт! Они точно сфинксы?
— Ты меня спрашиваешь?
— А кого? За кем они хвостами постоянно ходят? — неподдельно удивился Антон. — Ты у них папашка или где? Открой тайну, может ты им какие стероиды колешь тёмными ночами, что Рекс до одиннадцати килограмм вымахал.
— До двенадцати, у тебя устаревшие данные, — протяжно, на всю ивановскую, зевнул Михаил. — А Зена без двухсот грамм одиннадцать. Только не говори, что это ненормально, без тебя знаю. Зато их, не боясь, можно в лес на охоту отпускать.
— Фазанов вчера не они притащили?
— Они. Видишь, какие полезные котятки выросли, Добытчики! Если бы клещей не цепляли, цены бы им не было. Девять штук вечером выдернул. Им бы обмундировашку типа энцефалитки сшить, чтобы кровососов не цеплять, но тогда колючек нагребут. Вымахали, слоняры... Таким макаром собаки перед Рексом скоро по струнке ходить станут, он и так их чуть что по морде лапой и по двору гоняет. Так, боец, ты чего базар в сторону уводишь, на чём мы до котов остановились?
— На еде в разрезе теории возрастания процентного содержания кислорода в воздухе. Жрём мы в две сопатки.
— Эк завернул, заслушаешься! Растёшь над собой, Антоха, растёшь! Возвращая подколку, а ты, боец, по ночам философией и риторикой под одеялом не занимаешься ненароком? Ладно-ладно, не заводись, шуткую я, а вот то, что мы ложками мечем до бугров на спине, это, друг мой лепший, говорит об ускорении метаболизма.
— Думаешь он ускорился из-за увеличения кислорода в атмосфере?
— Подозреваю, к тому же мне кажется, что размер насекомых стал больше. Я уже креститься устал, настолько часто оно кажется.
— Палыч, хорош стращать, а то у меня у самого тыл сжиматься и подгорать начинает. Скажи, это хорошо или плохо?
— А хрен его знает. И хорошо, и плохо одновременно. Здоровее будем — это хорошо, тараканы станут больше — это плохо. Видел я раз мадгаскарского, упаси боже нашим запечным рыжикам до таких размеров вымахать. Растения пойдут в рост, совсем хорошо, но вот с весенними палами мы ещё не сталкивались, хоть и май на дворе гроз как таковых не было — это плохо, Антоха, хреново, можно сказать.
— И чем хреново... — начал парень, но качнув головой и хмыкнув, остановился, — да, согласен, огонёк, да на сухую траву. Блин, Палыч!
— Огонёк, всё верно, Антоха. Полыхать будет мама не горюй, чем больше кислорода, тем страшнее пламя. Травища в прошлом году вымахала знатная. Осенью палов не было, а надеяться на авось в этом году я не могу себе позволить. К тому же грозы по тем же причинам станут куда страшней ранешних, поверь мне. Не сгорим, так в дыму задохнёмся, если не поработаем. Хрен редьки не слаще.
— Палыч, а почему это произошло, как ты думаешь?
— Кто знает... — почесал нос Михаил. — Заводы колом встали, машины почём зря не коптят — вот тебе первая причина. Чем она плоха? Ничем, транспорт знаешь как воздух и кислород из атмосферы жрал. А взять заводы и скот...
— Причём здесь скот? Заводы и прочая машинерия, тут я не спорю, знатно атмосферу отравляли, а скотина здесь каким боком?
— Скотина здесь задницей и навозом, боец, метаном и прочими парниковыми газами, что из миллионов тонн навоза попадали в воздух. За год значительная часть домашнего скота передохла, поэтому "пердячий" газ минусуем, заводы и машины туда же. Заметил, какой воздух чистый стал? Любо дорого! А что ещё послужило причиной, кто его знает? Может быть планктон и водоросли в океане расплодились, или леса резко в рост пошли. Факторов может быть несколько и стоит ли гадать над ними, ища ответы в кофейной гуще? Нам дело надо делать, боец.
— Ну так поделись вековой мудростью, Палыч, к чему руки тянуть и от чего прятать.
— Пахать, боец! Хватать бульдозера с тракторами, цеплять плуги и опахивать нашу деляну со всех сторон. Вдоль и поперёк болот ниже пасеки, весь распадок разбивать на сектора и "резать" минполосы пока не поздно, часть пустующих дач, чтобы возможный пожар по крышам не перекинулся, придётся снести под корень.
— До фундамента, Палыч.
— А ну цыц мне, грамотей нашёлся. Сказано люминий, и не спорь. Тут, Антон, не до жиру быть бы живу, нам свой кусочек счастья защитить требуется, а уж под корень или до фундамента, нам до лампочки!
— Так командуй, чего тянуть.
— Поспешать стоит при ловле блох, а со всем остальным необходимо работать строго по плану и чертежу. Остынь, вспомни, давно ли с боксов вылазил? Не ты ли с Владимиром и пацанвой технику готовил? Вот, то-то же! Не беги впереди паровоза, скомандовал уже. Техника слава богу готова, опашку начнём завтра с утра. Солнцев с тобой в районе пасеки и болотин, Игорёк и Мирошкин заходят со стороны распадка и режут до военной части и вокруг неё, а я и Витёк пляшем от дороги и старых полей. Кто вперёд закончит, идёт на помощь отстающему.
— А дачи когда сносить?
— А дачи мы после вспашки всей толпой заполируем, чтобы грязь не разводить. Кирпичные домики, я думаю, стоит оставить, а деревяшки снести. Пацаны после рыбалки получили "цэу" заправить водой пожарные машины и проверить помпу возле противопожарной ёмкости, да надо, я думаю, с города пригнать ещё парочку машин. Мест в боксах хватает и лишними они не будут. Хлеба есть они не просят, пусть постоят.
— А девчонки?
— Девчонки пусть рассадой и грядками занимаются. Позже мы на "Беларусике" участок под картоху вспашем, да в совхоз наведаемся. Надо, боец, реанимировать сельхозтехнику да попробовать на старых полях что-нибудь зерновое посеять. Там видно будет, рожь или пшеницу. Ты, кстати, внимательно глянь, что и как под плуг для наших сивок-бурок переделать. Трактора не вечные, поэтому зимой займёмся косилками, сеялками-веялками и прочим инвентарём, а на следующий год коней впряжём, хотя я бы в этом году испытал и проверил, что из затеи выйдет. Зря что ли мы на них харч переводим.
— Почему зря, Палыч? Пацаны давно на них катаются, сёдла, сбрую и уздечки из старых запасов цепляют. И девчонок катают.
— Ещё одна проблема, Антон.
— Какая? — приготовившись внимать, прищурился парень.
— Покатушки на лошадках, то спереди, то сзади.
— И что?
— Антон, с тобой и Верой родители чуть ли не с яслей всё решили и между собой сговорились. Ведь не против они были, скажи.
— Ну, мы действительно... ну...
— Подковы гну, а ты подковываешь, только из-за копыт, подков и Веры не замечаешь, что наши жеребятки в возраст вошли и бочком, а где передком ходят, хихикают, шепчутся и взгляды метают. Вы с Верой, хотя бы выросли, а у этих в голове горячий ветер и приключений в заднице, а дач вокруг пустых, скачи до любой.
— Палыч! — стукнул кулаком по лавке Антон. — Вот ты... куда не ткни, ты везде проблемы видишь.
— И пути решения, заметь.
— И какой путь?
— Презервативы. Что ты на меня так смотришь, у меня новый рог на лбу не вырос. Пока у "резинок" сроки годности не повышли, надо разорить городские аптеки. Что молчишь, Антон? — ухмыляясь во весть рот, Михаил локтём ткнул парня в подреберье.
— Не нравится мне, как это прозвучало, — заранее начал прощупывать ходы отступления собеседник Боярова, — с тебя станется придумать какую-нибудь гадость.
— Почему сразу гадость? — уже не скрываясь, давил лыбу Михаил. — Расскажешь и покажешь парням, проведёшь, так сказать, уроки сексуального просвещения. Ликбез! За молодыми глаз да глаз нужен, но согласись, не мне же за ними с биноклем и ружьём следить. Дети дело хорошее, но не в четырнадцать или пятнадцать лет. Тебе всё-таки они больше в этом плане доверяют, вон какой пример Вере накачал.
— Палыч... — угрожающе протянул Антон.
— Уболтал, чёрт языкастый, Веру не трогаем, она святая, а ты, борода многогрешная, займись просвещением на досуге, и шепни Казановам, что я им "пистолетики" нахрен оторву, если они кого из девчонок в ближайшие пару лет "подстрелят". Договорились? За подтверждением можешь отправлять ко мне, только мне кажется, они тебе и так поверят.
— Ага, ты если не оторвёшь, так тройным морским узлом завяжешь. Как потом в туалет ходить прикажешь?
— Вот и хорошо, вот и ладненько. Можешь заранее продумывать речь и писать конспекты, но в аптеки мы после опашки наведаемся. Жеребчики наши ретивые и без баб-с так укатаются в ближайшие дни, что спать без ног и копыт будут, а ты беги к своей ненаглядной, а то она уже пару раз в окно выглядывала тебя ищущи.
Антона будто ветром сдуло. Хоть у девушки, ходившей на сносях, беременность не испортила характер, оставив ту трепетно мягкой и доброй, муж старательно оберегал её от нервных расстройств, стараясь угодить по любому поводу.
Отряхнув штаны от пыли и крякнув толкающимся в голове фривольным мыслям, Михаил умылся под уличным краном, за сим направившись в летнюю кухню, за апрель месяц превращённую в полноценный второй дом, где мужчина оккупировал южную комнату в новой, пахнущей смолой и лесом пристройке из оцилиндрованного бревна. Несколько симпатичных бревенчатых домиков поселенцы обнаружили в конце марта на выставочной площадке одной строительной компании. За три дня домики были аккуратно разобраны и перевезены в поместье, где один из них, стена к стене, встал вплотную к летней кухне. Между домом и кухней соорудили переход, прорубив стены. К концу апреля домик мог похвастаться печной трубой настоящей голландки, сложенной Владимиром и водоснабжением. Для своей семьи Мирошкин решил вывезти дом на три комнаты со здоровенной верандой, поставив его рядом с "гостевой" дачей, которую также оградили бетонным забором, снятым с войсковой части. Фундамент под дом залили пару дней назад.
— Садись обедать, — встретила Михаила Валентина, хлопоча у плиты.
Нежно поцеловав женщину, Михаил нарезал хлеб и налил себе полста грамм холодной водочки.
— Ты что будешь: борщ или куриный суп?
— Борщеца, Валечка, со сметанкой насыпь. Как хоть сметана получилась?
— Отлично получилась, ложка стоит. Чеснока пару зубчиков почистить?
— Нет, спасибо, — ответил Михаил, берясь за ложку.
Когда последние капли борща перекочевали на ложку, а с неё сгинули в утробе мужчины, женщина задала мучавший её вопрос:
— Поговорил?
— Озадачил молодое поколение, — подтягивая к себе кружку с чаем, ароматно пахнущим смородиновыми листочками, ответил Михаил. — Антон проведёт культмассовую работу и просветительское разъяснение. Не беспокойся, я его мотивировал в правильном ключе. Стращать у него получится лучше, чем у меня. Пошепчет мальчишкам доверительно, что злой Папахен "хоботки" им поотрывает, они и озадачатся сохранением самого дорогого. Всё будет тип-топ, вы бы, Валюша, с Галиной за девчат взялись, придержали их чуток за юбки, да объяснили, как разные дни считаются, и как не нарваться не на "те". Что ты краснеешь, я разве пошлость сказал или что-то дурное? Хотим мы или нет, а детишки растут. И вот ещё что, нам на завтра термоса с утра приготовьте, чтобы домой на обед не возвращаться.
— Что-то случилось, Миша? — сходу начала переживать женщина.
— Нет, с чего ты взяла, что что-то случилось? — Михаил, будто замёрзнув, обхватил кружку руками и сделал маленький глоточек ароматного напитка. Он давно хотел затронуть одну животрепещущую тему, но чувствуя нерешительность Валентины, каждый раз откладывал разговор на потом. — А чтобы и дальше ничего не происходило, надо хорошенько поработать. Мы завтра займёмся противопожарной опашкой. Сама понимаешь, там не до обеда будет.
— А...
— Антон тоже, — опередил Михаил. — Не надо его к подолу пристёгивать. Я ему участок у болотины и пасеки определил. Если Вера вдруг зарожает, счастливый отец прибежит через десять минут.
— Хорошо, — присев за стол напротив Михаила, кивнула женщина. — Хвостатых с собой берёшь?
— Возьму, ты им мяска пару кусков кинь, хотя они и так без добычи не останутся, всех фазанов переловят пока мы работать будем.
С опашкой и набивкой минерализованных полос на намеченных участках закончили к обеду второго дня. Отцепив навесное оборудование и загнав отмытый от грязи бульдозер в бокс, Михаил вышел на улицу, вглядываясь в серую полоску горизонта. Безветренный с утра день начал потихоньку шуметь кронами деревьев, а синяя дымка в месте слияния земли и неба наливаться густыми сизыми оттенками.
— Вовремя мы, — встав рядом с Бояровым, сплюнул на пыльный бетон Владимир. — Как бы не натянуло.
— Посмотрим... — Михаил принялся оттирать грязные руки концами. — хотя тут смотри, не смотри, парит как в июле.
Постепенно ветер усиливался, через час его шёпот сменился весёлым говорком веток и молодой листвы, а к семи вечера он уже громко пел всеми кронами и гнал волны по траве. Тучи с юго-востока накатывали величественно, тёмным занавесом закрывая небо, но темень была непостоянной, она то и дело разрывалась яркими, искривлёнными стволами молний.
Ожидания светопреставления не оправдались, сизый вал лишь краем зацепил дачный посёлок, обрушив гнев на мёртвый город. Молнии сверкали не переставая. Со стороны города, не прекращаясь, доносился мерный гул артиллерийской канонады. Мутные занавеси ливня то и дело отделяли центр, окраины и пригороды и за ними незаметно наступили сумерки, за которыми пришла власть ночи. Напугав поселенцев, гроза вальяжно уходила на север, освещая путь далёкими зарницами, но очищающееся от туч небо не принесло спокойствия Михаилу, Владимиру и Антону, которые стояли на крыльце, когда нарождающийся свет звёзд померк от красного зарева, взметнувшегося ввысь где-то в городе.
— Что это? — подался вперёд Владимир. — Что так может гореть?
— Нефтеперегонный завод, — ответил Антон, на что Боярову оставалось лишь хмыкнуть.
— Не нравится мне, как это прозвучало, — Антон, наученный горьким опытом, наградил Боярова подозрительным взглядом. — Хмык твой, Палыч.
— Нравится — не нравится, терпи, моя красавица, — насмешливо уколол Михаил, — кажется, братцы-кролики, нам работа привалила.
— Странно, почему я не удивлён? — воздел очи горе парень. — Владимир, а ты?
— С вами, чертяками, я давно разучился удивляться. Палыч, ты на бельё смотришь, направление ветра определяешь?
— Вот, Антоха, учись у старшего поколения слёту улавливать суть. Что ещё скажешь, Петрович?
— Я бы встречный пал пустил или заранее выжег сухостой.
— В правильном направлении мыслишь, — навалился на перила Михаил. — С утра пойдём палить болотины.
— Почему их? — не удержался Антон.
— Потому что внизу, — вместо Михаила пояснил Владимир. — Если пал придёт со стороны города и болота, пламя пойдёт подниматься вверх по склону по старой траве. Не дай боже полыхнёт какая-нибудь развалюха и головёшки полетят от дачи к даче, тем более днём ветер по большей части дует на нас. Лучше заранее отсечь пути распространения огня, к чертям спалить болото самим и пустить пал к реке.
— А он придёт? — не унимался скептик внутри молодого человека.
— Кто его знает? Если нашу берлогу с города не подпалит, — Михаил ткнул пальцем в сторону реки, невидимой с этой стороны дачного посёлка, — красный петух кукарекнет оттуда или оттуда.
Вся троица, следуя курсом за указующим пальцем Михаила, повернулась в направлении тёмных горбов сопок и старых совхозных полей за ними.
— Мне кажется или за сопками, как ты, Палыч, говоришь, кукарекает Петя? По-моему, это дым, — спустившись с крыльца, Антон обошёл развешанное во дворе бельё, всматриваясь в далёкие неясные контуры за чёрными абрисами сопок.
— А мне кажется, что тебе не кажется, — пристукнул по перилам Михаил. — В воздухе гарью начинает попахивать. Я поначалу думал с бани несёт.
— Палыч, что делать будем?
— Что делать, что делать? Ку-ка-ре-ку кричать, Антоха!
* * *
*
— Ну? — подскочил Владимир к остановившемуся у ворот армейскому джипу. — Как в разведку сгоняли?
— Буди мелких, Петрович, — вывалился из машины Антон.
Михаил остался за рулём, прикорнув на баранке.
— Что скажешь, Миша?
— Кофе скажу, — отвалился от баранки Михаил, — и побольше. Бульдозер, обе пожарки и стволы не забываем. Мы тигров видели. Хотя зверью не до нас, думаю, оно от огня драпает. Оружие для успокоения души и всякой неожиданной дряни. Фиг его знает, от чего тут отбиваться придётся. Там дальний дачный посёлок уже вовсю полыхает, к утру до нас доберётся. Если ветер усилится, огонь через полтора или два часа дойдёт до эстакады и съезда на обходную дорогу.
— Ладно, — мигом подобрался Мирошкин, — я в дом, скомандую дамам, чтобы термоса готовили.
— Так, стоп, погоди Петрович, что у нас с мотопомпой?
— Отшаманили, работает, мы же при тебе её проверяли. Не помнишь?
— Володя, не дави на слабое, с такой жизнью я скоро как меня звать забуду, а ты про помпу. Короче, грузим её с дополнительными рукавами и к озеру, пусть там в готовности стоит. Нам десять минут погоды не сделают, зато потом с подпаленным задом не бегать. Давай... Да, и пусть парни сами определят, кто на вышке мониторить обстановку останется.
Отдав распоряжения, Михаил, кряхтя по-стариковски, выбрался из салона и пошкандыбал до лавки.
— Мурр? — на колени хозяина запрыгнул Рекс. Вымахавший за год котёнок совсем не напоминал мелкую крысохвостую морщинистую мелочь, что была прошлой весной. Чёрная кожаная куртка, сшитая Галиной, делала кота похожим на брутального хвостатого байкера, которого уважают все окрестные пацаны.
— Поросёнок, — Михаил погладил Рекса за ушами, — ты мне все ноги оттоптал, вон в какого бугая вымахал.
— Мррр? — вопросительно мурлыкнул сфинкс, уставившись на мужчину жёлтыми глазищами.
— Нет, парень, не уговаривай. Вас с Зеной я сейчас с собой не возьму. Согласись, кто-то должен остаться на охране поместья, не собак же его навешивать.
— Фр-р, — презрительно фыркнул кот.
— Вот именно. Рад, что хоть ты меня понимаешь и лишних вопросов не задаёшь. Будешь главным среди всех четырёхлапых в доме.
— Ур, — привстав на задних лапах, Рекс потёрся брылькой со сморщенными вибриссами о небритую щеку Михаила. На мордочке кота читалось беспокойство за любимого хозяина.
— Не обращай внимания, — прислушиваясь к суете в доме и на летней кухне, отмахнулся мужчина от питомца. — Это я просто расклеился. Устал я что-то. Все устали, живём, как на вулкане.
Жуя бутерброд, во двор выскочил Антон.
— Держи, перекуси на дорожку, — парень водрузил на лавку тарелку с бутербродами и сунул в руки Михаила кружку с чаем. — Девки сейчас термосы приготовят. Что-то ты хреново выглядишь, Палыч. Видок у тебя не очень.
— Отвали, боец, ты на себя посмотри, тоже мне фиалка, понимаешь.
— Ладно, Палыч, не кипятись. Всё нормально. Мы же встречный пал пускать будем?
— Да, от эстакады и путепровода, и чуть дальше — от минполосы, что давеча нарезали. Там расстояние большое, да пожарки будут с нами. По всем расчётам огонь не должен на лес перекинуться.
— А помпа нам нафига?
— А помпа нам понадобится, если пламя с той стороны через распадок придёт.
— Думаешь?
На что Михаил пожал плечами. Погладив Рекса, он растолковал своё решение:
— На той стороне тоже дач хватает и сухостоя навалом, да траву вдоль дорог дорожники не убирали. Некому было. Не тормози, боец, бери пацанов и дуйте в часть. Нестись, ломая ноги не стоит, но и не тормозите особо. Стволы не забываем.
Чихнув выхлопной трубой, в гараже завёлся второй внедорожник, басовитое урчание двигателя потонуло в голосах парней, загружающихся в салон.
— Так быстрей будет, — пояснил Антон на немой вопрос, Михаил кивнул. — Девчонки термосы к тебе закинут, они сейчас бутеров дополнительно настругают. Ладно, я побежал.
Закинув на плечо карабин, Антон выскочил на улицу к притормозившему джипу с Владимиром за рулём. Хлопнула дверца, взревев движком, машина сорвалась с места. Скрипнули закрывающиеся ворота.
— Я на вышку, принесёшь мне чаю в термосе? — донёсся до Михаила голос Жени Ли. — Санька, прихвати ещё запасной аккум к рации.
— Ага, — коротко отозвался Сашка, потопав на летнюю кухню. В темноте из-за белья, висящего на верёвках, сын не заметил отца, в один глаз кимарящего на лавке.
Очнулся мужчина от лёгкого, почти невесомого прикосновения к плечу.
— Михаил Павлович!
— А, что? — всё-таки уснул. С трудом разлепив отяжелевшие веки, Бояров разглядел склонившуюся над ним Татьяну
— Михаил Павлович, — улыбнулась девушка, — я всё погрузила в машину. Кофе в чёрном термосе.
— Спасибо, Танюша, — собрав себя в горсть, ответил Михаил, поднявшись на ноги. В какой-то момент лица девушки и мужчины оказались напротив друг друга и та, не удержавшись, подалась вперёд, коснувшись губами его губ, обрамлённых жёсткой щетиной.
— Берегите себя, — отпрянула Татьяна, невесомой павой уплывая в дом.
— Постараюсь, — проведя пальцами по губам, на которых ощущался легкий медовый привкус, тихо отозвался Михаил в темноту. Осада неприступной крепости в его лице перешла на новый уровень. Татьяна приступила к активным действиям. Разговор с Валентиной становился неминуемым, иначе взрыва не избежать.
Приняв решение, Бояров запрыгнул в машину. Завтра, точнее, уже сегодня, откровенный разговор состоится, хочет того Валентина или нет. Нельзя допускать разногласий и войн внутри их маленького коллектива, придётся им всем троим искать приемлемый компромисс или вырабатывать иное, устраивающее стороны, решение. Слишком много разных "если" в рождающемся треугольнике. Выжав сцепление и включив скорость, Михаил, не оборачиваясь, отъехал от дома.
Гудящий пал, раскалённой волной накатывающий на посёлок с заброшенных полей, они отсекли, пустив встречное пламя, внимательно контролируя, чтобы начавший задувать ветер не погнал рукотворное пекло на лесопосадки и сосновую рощу. Три раза парни подгоняли пожарную машину к опасным местам, разворачивая рукава и заливая пламя.
Три долгих часа люди держали оборону, отбивая атаки безжалостного врага, пожирающего всё на своём пути. Не нащупав лазеек, чадное пламя спалив всё доступное в треугольнике дорог и не сумев перебраться на другую сторону, начало скукоживаться и усмирять хищный нрав, выпуская чахлые дымки вместо красных искр. Видя результат борьбы, подкопчёные Антон и мальчишки приготовились отмечать победу, как предрассветный ветер поменял направление, с новой силой начав раздувать тлеющие угли.
— На распадок погнало, — Владимир выставил наслюнявленный палец вверх. — Чёрт! Там грунтовки и на съезде домики впритык к дороге. Может на пожарке проскочить?
— Не поможет. Там речка с болотиной. До самых прудов всё сплошняком в прошлогодних камышах, а вдоль дороги кочки. Вот и думай. Бессмысленно, я скажу, соваться, вспомни, как бульдозер чуть не утопили. Едва вытащили. Так что не удержим и пытаться не стоит. Ладно, братцы-кролики, слухай сюды мою команду: рвём когти обратно, Солнцевский бульдозер бросаем здесь, Сашка возьмёт новый в части, а этот потом обратно перегоним. Ветер, как я и боялся, стихать не думает, наоборот, крепчает. В общем так, врубаем помпу и заливаем перед собой всё, до чего сможем дотянуться, машины тоже ставим на закачку и льём воду из лафета на всё, что видим перед собой. Дома, деревья — всё! Если пал переберётся через сопку, чует моя задница, таки переберётся, он, в первую очередь, попрёт по кронам деревьев. Сосняк полыхнёт хуже спичек, а если они будут сырыми хоть на каком-то участке, всё нам польза и помощь. Что встали? Погнали!
Ревущий хищник, подгоняемый сильными порывами ветра, походя слизнул ельник на вершине сопки и по смолянистым кронам устремился вниз, где его ждали уже около полутора часов. Кумачовое пламя не сумело проглотить залитый водой участок, ринувшись в обход и гоня перед собой вал из искр и жара. Мальчишки, рискуя сгореть заживо, носились на пожарных машинах по узким улочкам дачного посёлка, поливая сверху дома, но красные языки возникали то тут, то там, заставляя людей отступать к поместью и сконцентрироваться на защите близлежащей улицы. Ценой неимоверных усилий и сданного огню на прокорм бульдозера, за рычагами которого лично сидел Бояров, удалось отстоять треть дачного посёлка, там и тут, словно оспой, побитого чёрными плешами сгоревших сараев и других хозпостроек построек. В списке спасённых также числились дача с пасекой и военная часть. Не зря, как показала жизнь, пару суток назад рядом с ними провели противопожарную опашку и нарезку минерализованных полос. На остальной площади выгорело большинство домиков. Половина сопки превратилась в ежа, утыканного спичечными головёшками вместо деревьев.
Михаил, оттирая черную грязь с носа, чем ещё больше размазывая её по мокрому лицу, не обманывал себя, только чудо в виде дождя, пролившегося из приползших к полудню со стороны города туч, не позволило им превратиться в бездомных погорельцев. С другой стороны, они очень сильно постарались и приложили неимоверные усилия, чтобы дожить до этого чуда.
Натворив дел, утих ветер и тонкие струйки дыма отступали и гибли под непрекращающийся шелест льющейся с неба воды, усмирившей голодное чудовище. Промокнув до нитки, мужчина не отводил взгляда от учинённого разгрома, в уме намечая будущий фронт работ: здесь и здесь снести остатки домишек, там распахать объединившиеся дачные участки, а там можно попробовать сделать рисовые чеки, пустив воду из озера. Плотина показала свою стойкость, а если её ещё дополнительно укрепить глиной, которую засыпать сверху валом из кирпичей и щебня, будет совсем замечательно. В целом хорошо выходит — поля под будущий засев получатся рядом с домом, а не за сопкой. Недаром говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло.
— Палыч, ты что, замёрз? — дружески хлопнув Боярова по плечу, рядом остановился Владимир, такой же грязный и с головы до ног уделанный в саже, как и прочие огнеборцы.
— А? Нет, я тут думаю... Смотри, видишь ниже плотины какой склон пологий?
— Вижу, и над чем ты тут думу думаешь?
— Можно попробовать там сделать рисовые чеки, а половину сгоревших домов нафиг сгрести бульдозерами и распахать в следующем году под зерновые.
— Б
* * *
-муха, Палыч, ты неисправим, идём домой. В баньке попаримся, да остограмимся, а то я замёрз, как цуцик, провонялся дымом хуже окорока, а уж как жрать хочу, просто не передать словами.
— Я бы и от двухсот не отказался, — ответил Михаил, позволяя увести себя под крышу.
Напряжение, терзавшее Боярова всю ночь и большую часть последующего дня, медленно ослабляло железную хватку. Место адреналина и возбуждения занималось усталостью и апатией.
— Банька, банька — это хорошо! — на самом деле Михаилу не хотелось ничего. Конечно, отмыться и согреть косточки не помешает, но сейчас его тянуло в кровать. Спать, спать, спать. Когда только, дел невпроворот.
Совместив ужин с припозднившимся обедом, он на полном автомате подоил вечером коров и козу, сходив повторно в баню после чистки стаек, и на автопилоте приземлился на манящий аэродром кровати. Муркая и тихонько шипя друг на друга, под одеяло пробрались сфинксы, в ногах развалился мохнатой тушкой Лорд.
Утреннюю дойку он благополучно проспал. Валентина, подоившая скотину сама и пришедшая будить разоспавшегося главу маленькой общины, напряжённо застыла у края кровати после прикосновения рукой ко лбу спящего мужчины.
— Что там, Валентина Петровна? — в открытую дверь спальни заглянула Татьяна. — О, что-то разоспался Михаил Павлович, на моей памяти никогда он столько не дрых.
— Неси градусник, — обернулась Валентина к девушке.
* * *
*
— Хреново выглядишь, Палыч, — бросив взгляд на принимающего солнечную ванну мейн куна, приземлился на лавку Владимир, вытягивая гудящие ноги.
— И тебе по-здоровьичку, — откликнулся Михаил, продолжая как ни в чём не бывало выстругивать ножичком деревянного солдатика, мелкие стружки с которого летели на лениво позёвывающего Рекса. — Я с утра успел отражение в зеркале до мокрых штанов напугать, так что ничего нового ты мне не сообщил. Кстати, спешу доложить, что не дождётесь.
— Это хорошо, а то я до розовых соплей замаялся тут всё разгребать, — Владимир стукнулся затылком о бревенчатую кладку дома. — Как сам по ощущениям?
— Ложку удержу, а вот штаны не держатся.
— Так не носи штаны, ныне в моде халаты, обдувает, говорят, а с ложкой, вообще, замечательно всё. Кости у тебя, гляжу, остались, остальное нарастёт, главное в желудок чего-нибудь вовремя накидывать.
— Мерси покорно за поддержку, — сняв стружку, Михаил, оторвал взор от заготовки будущего бойца, удостоив вниманием соседа. — Не томи, рассказывай, чего натворить успели?
— По правому склону сгребли старое дерьмо со всех дач и распахали под зерно, пацаны ниже плотины чеки сооружают, посмотрим, что получится. Отвали! — Владимир отмахнулся ладонью от привязавшейся осы. Сбитое наземь насекомое хрустнуло, придавленное сапогом. — Лошадок попробовали припахать, пока хреновенько получается, намучаемся мы, пока приучим этих одров с плугом и сеялкой ходить.
— Следовало ожидать, это вам не крестьянские савраски.
— Да что ты говоришь, а то мы не знали, — сплюнув в пыль, насмешливо ответил Владимир.
— Ты, Володя, лучше мне про електричество побай, када мы, тёмныя, сирые и убогия, лампочку Ильича от елехтростанции засветим? Про битюгов тамбовских как-нибудь в другой раз погутарим, — подражая сельскому говорку с хриплыми дрожащими нотками забитого деревенского пейзанина, ввернул насущный вопрос Михаил.
— А я гадал, когда же ты про план ГОЭЛРО наконец-то вспомнишь, — поддержал веселье Владимир. — Надысь водныя лотки вывели, окромя их, болезных, прочая работа — не работа, а так, плюнуть и растереть. Колёсико и вал давно готовы. Через седмицу даст бог, разрежем ленту красную, да кумачовые флаги развесим. Ты мне лучше на один интимный вопрос ответь, голубь ты наш сизокрылый...
— На какой? — напрягся Михаил, внутренне собираясь что-нибудь приврать со всей откровенностью о Валентине и Татьяне. Дамы, едва в клочья не разодравшись весенними кошками, таки разделили кота, морда которого осталась в целостности и сохранности только благодаря женскому попустительству и горю-болезни, свалившейся на голову причины раздора в женском коллективе. В принципе, "кот" остался целым, только пара у него сменилась. Говоря по-простому, его без него женили. Татьяна сменила тактику, тихой сапой и свойственным ей напором убрав с пути к вожделенной цели главное препятствие в лице Валентины.
— Мне бы вот столько, — сведённые вместе указательный и большой палец собеседника показывали микроскопический объём необходимого, — самую малость взрывчатки. Трошки, где-то тонны на полторы.
— Ого, ты чего взрывать собрался, мы тут всё не отлетим к Всевышнему?
— Палыч, я тебя умоляю, — Михаил едва успел убрать нос с пути небрежного взмаха кистью руки, — было бы чего взрывать. Красный ключ хочу запрудить, там водяная жила тоже свысока выходит, а если рвануть склон Каменного зуба, плотина высотой метров десять получится. Самое оно! Подравняем бульдозерами, окультурим, глиной и песком утрамбуем...
— И что вы там с Антохой задумали? — сощурился Михаил.
— Вот ничегошеньки от тебя не скроешь.
— Давай-давай, колись, подрыватель.
— Кузню туда перенесём, а воду на молот пустим. Ниже кузницы, чтобы не воняло, сараи под выделку кож поставим, там при царе горохе коровник был с двумя силосными ямами, а у них, да будет тебе известно, стенки бетонные, вот их и приспособим под дела вонючие. Ямы вычистим и с одной стороны дополнительно забетонируем, получатся добрячие ванны. Не сегодня, конечно, но как нас учит великий вождь и учитель Михайло...
— В ухо дам!
— Ладно, как нас не учит великий вождь, но мы смотрим на перспективу. Здорово мы придумали?
— Да-а, ребятки, я-то, дурной, думал поправлюсь, к тому времени всё переделают, и буду неглиже на солнышке пузиком кверху валяться, облака считая, а оно вот как выходит. С такой перспективой быстрее в гроб въедешь, чем на шезлонге поваляешься.
— Не мы такие, Палыч, жизнь такая, а на солнышке мы с тобой полежим, только не в этой жизни. Ты выздоравливай скорей, нам твоей руководящей руки ой как не хватает.
-Вы с Антоном сговорились, что ли? Ему тоже руководящую руку подавай.
— Что поделать, — измученно усмехнулся Владимир, — у дураков мысли сходятся. Так ты мне про взрывчатку не ответил, есть лунка?
— Есть, — Михаил отложил в сторону нож и солдатика, — когда меня перестанет ветром сносить, наведаемся по одному адресу. Объяснять долго, проще самому показать, тебе ведь не горит?
— Понял, больше не пристаю. Сам повзрывать хочешь?
— Не без этого. Ты, дружище, к своим топал? Галка пару раз из окна выглядывала, не пробегал ли ненаглядный мимо, а ты со мной лясы точишь. Смотри, достанется на орехи.
— И правда, чего это я, пойду, пока бока не намяли.
— Иди-иди, — отмахнулся Михаил, берясь за нож, солдатик для мелкого, но быстро растущего поколения сам не вырежется.
Вирус или бацилла, или оба вместе хорошо потоптались по организму Михаила, за две недели выжав из него ведро соплей и пота. Бояров по пальцам одной руки мог пересчитать все болезни, которые оставили след в его памяти. Конечно, в список не попали детские болячки типа ветрянки, но с пятого класса Михаил болел всего четыре или пять раз, легко перенося заразу на ногах. Шестой заход оказался неудачным, зараза сбила с ног его. Непонятно, что к нему и где прицепилось, докторов, чтобы поставить диагноз, в ближайшем окружении не осталось, но этот неизвестный вирус одной левой на десять дней приковал взрослого мужика к кровати, придавив одышкой, слабостью с головной болью и температурой под сорок градусов. Сознания в эти дни Бояров не терял и не бредил, но существовал как в тумане. Всё время ему дико хотелось пить, так как дамы, более сведущие в болезнях, в дополнение к арбидолу, аспирину и парацетамолу приволокли антибиотики, от которых сорвало "задний клапан". Помимо того, что из-за обильного пота Михаил постоянно ощущал себя лежащим в луже, он, шатаясь от слабости и цепляясь за стены, по несколько раз в день бегал до комнаты с "белым другом". Неудивительно, что к концу второй недели, когда сошла температура и зелёная бледность лица сменилась на простую бледность, Бояров, потеряв десять килограмм веса, обретя иконописный лик, и мог свободно подрабатывать натурщиком для картины какого-нибудь великомученика или узника Бухенвальда. Зато глаза у него стали в половину лица, и седина, к сожалению, одержала окончательную победу на голове.
Все дни рядом с ним находились дети, коты и Татьяна. Валентина оставила то ли любовника, то ли гражданского мужа-сожителя с непонятным статусом на молодую соперницу через два дня. Не по своей воле — пришло время рожать Вере. Вторые роды и пополнение в их маленькой общине прошли мимо замутнённого сознания Михаила. Конечно, он как полагается в таких случаях порадовался за Антона с Верой, ставших родителями маленькой девочки, названной Викторией в честь бабушки, но радость была блеклой и мимоходной, не задевающей звонких струн в душе мужчины. Несмотря на туман в голове, он больше всего страшился откинуть копыта, оставив Лизу, Сашку и Марину сиротами. Слава небесам и не отходившим от больного "врачевателям" с хвостатыми помощниками, гревшими бока больного, когда того бил озноб, болезнь отступила. Некоторым шоком для выздоравливающего стали слова Татьяны, поставившей Михаила перед фактом неких "семейных перестановок", как и отсутствие возмущения у мелких спиногрызов, бывших в курсе дела. Шустрая девица везде соломки подстелила. После всех шокирующих заявлений Михаил малодушно порадовался, что не придётся долго и на нервах объясняться с Валентиной. Дураком Бояров отродясь не был, крестьянской сметкой соображая, на какую больную точку давила будущая хм-хм... жена. Татьяна хотела родить, Валентина, в отличие от молодой соперницы, отчаянно боялась забеременеть. Михаил же не испытывал никакого желания дрессировать чужих тараканов, испытывая одинаково глубокие чувства к обеим дамам, при этом не желая делать выбор и, как сказано выше, малодушно радовался, что его сделали за него.
С первого дня, почувствовав себя лучше, он, отмахнувшись от причитающей девушки, мол, лежи, набирайся сил, стал выбираться на улицу, по долгу сидя на лавке у стены, и что-нибудь мастеря при этом. Откровенно говоря, силы были только держать ложку и не свалиться позорно по дороге из дома и обратно. В любом случае, лиха беды начало. Всё пройдёт, пройдёт и это. Завтра надо обязательно дойти до стаек и задать сена или оттавы* скотине. Послезавтра в планах уборка навоза, уж десятка два или три навильников он как-нибудь перекидает. А там... там, как сказал Владимир, в другой жизни они и отоспятся, и на шезлонгах до умопомрачения назагораются.
— Пап!
— Блин, Санька, ты меня заикой хочешь оставить?
— А что ты ступора словил, сидишь как насмерть замёрзший, на руки с ножом пялишься.
— Всё, считай разморозился. Звал-то чего?
— Пап, ты черемшу будешь?
— Буду, весенние витамины полезны для молодых и выздоравливающих организмов. Кто в лес ходил?
— Витька, Игорь с Вероникой и я с хвостами. Зена зайца поймала.
— На клещей проверились?
— Обижаешь, папа, — обиделся ребёнок.
— А что это ты, сыниша, опухший какой-то? Для мошки и гнуса ещё рановато.
— А мы на обратном пути на муравьёв нарвались, — беспечно отмахнулся мальчишка. — Здоровенные, во! — указанный размер больше подходил карасю, чем шестилапому труженику. — Муравейник выше двух метров, представляешь?
— И что дальше?
— Я палкой его пошевелил, — хлюпнул носом Сашка, — а они как накинулись, вон, Витька подтвердит.
С рюкзаком за спиной и с карабином на плече к лавке подошёл Виктор. От парня несло странным амбре, в котором смешивались запахи муравьиной кислоты и черемши.
— Витёк, мне тут сын хоррор про муравьёв поведал чуть ли не с лапоть размером. Что, реально настолько здоровые?
— Сантиметра два точно будут, а те, что с большими головами, два с половиной и даже три.
— Муравейник далеко от дома?
— Метров пятьсот, может, шестьсот.
— Угу, — покивал своим думам Михаил.
— Что-то случилось?
— Нет, но может, — воткнув нож в лавку, Михаил погладил запрыгнувших к нему Рекса и Зену. — Я так понял, что вы ходили не через горелый участок. Сегодня уже поздно, но завтра вам будет задание обежать всю округу в радиусе километра от дома на предмет поиска таких муравейников. Всё, что за этой границей в лесу пусть живёт, а рядом с домом они нам не нужны. Представляете, если такие злобные муравьи начнут в доме и вокруг него ползать? Туши свет, бросай гранату. Никакой жизни, братцы-кролики.
Через полторы недели в вечерних сумерках Михаил стоял в двадцати метрах от полыхающего муравейника и чадящих ям вокруг него, куда люди залили авиационный керосин, смешанный с жидким мылом и алюминиевой пудрой. Яростное пламя с жадностью пожирало третий за вечер чужой дом, убивая миллионы жильцов и заживо спекая тех, кто искал убежище в безопасных ранее подземельях.
— Палыч, ты что там сам себе шепчешь, а? — пристукнув мужчину по плечу, рядом с ним остановился Антон.
— Гори, гори ясно, Антоха. Посмотри на муравейник и на секунду вообрази могущественную сущность, сжигающую человеческие людейники на всех континентах. Мне кажется, нас так же спалили, чтобы под ногами не мешали. Гори, гори ясно!
Глава 8. Девятый вал.
— И такая дребедень третий день... — отошёл Владимир от окна, по которому частой барабанной дробью колотили тяжёлые капли ливня, размазываясь о хлипкий стеклянный барьер и стекая вниз бесконечными кривыми дорожками. — Мало нам затопленной дороги через заводской район и через дачи, так ещё целый овраг у заезда вымыло.
До библейского потопа, который сорок дней поливал твердь земную и спровадил Ноя на Арарат, было ещё далеко, хляби небесные три дня как разверзлись, но натворить успели немало. За последних трое суток солнце, загнанное за облака и непрекращающуюся пелену ливня, пару раз отваживалось на робкое подсматривание через редкие прорехи туч на размытые рисовые чеки и дороги в дачном посёлке. Впрочем, одно к одному, ливни с грозами лишь добавили хаоса и несколько сантиметров уровня подъёма воды в реке, несколько недель назад вышедшей из берегов и затопившей низкий левый берег от горизонта до горизонта. Город и прибрежные зоны тоже пострадали, отдав под власть взбушевавшейся стихии пару десятков улиц и набережные. Каждодневный захват и отвоевание рекой кусочка берега лучше любого маркера свидетельствовали о непрекращающихся дождях на севере и у бывших закордонных соседей. К августу грязные волны облизывали потрескавшийся асфальт бульваров, забравшись туда, куда не они успели дотянуться во время самого масштабного наводнения эпохи до апокалипсиса. В тот памятный год муравьиные толпы людей, борясь со стихией, возводили дамбы из мешков с песком, сейчас же ей противостоять оказалось некому.
— Что скажешь? — Мирошкин обернулся к Михаилу, цепляясь взглядом за сухое скуластое лицо с упрямой ямкой на подбородке и молниеобразным жгутом шрама на левой щеке.
Прежний вес после болезни тот так и не набрал, просто не получалось. Как только Бояров уверенно встал на ноги, он тут же включился в работу, начисто сжигая немудрёные подкожные запасы в поле и в лесу, добивая хилые остатки подкожной жировой клетчатки на строительных объектах со скотным двором. Нет, не настолько всё было печально, узника Бухенвальда Бояров не напоминал ни в фас, ни в профиль, к августу он поправился несколько килограммов, но сохранившаяся поджарость, да обметавшая голову седина с поселившимися на дне глаз мужчины жёлтыми крапинками, придали ему хищный налёт, сделав похожим на волка. На старого, седого матёрого волчару, ещё полного сил и способного с первой попытки завалить взрослого оленя.
— Ну, что сказать? Ну, что сказать? Изменчивы... — сдув с заготовки стружку, отвлёкся от занятия Михаил, пропев строки из некогда популярной песни. — Муссопы натворят дел, истинно тебе говорю. Чует моё сердце, мы находимся на пороге грандиозного шухера.
— Может быть муссоны? — "падая" на табуретку, попытался внести правку Владимир.
— Именно "муссопы", от сложения муссонов и попы на букву "жэ", — внёс ясность Михаил, продолжая крутить между пальцев изрядно сточенный оселком любимый нож, которым он вырезал деревянные игрушки. Временный интерес к изготовлению поделок во время вынужденного безделья перетек в постоянное хобби. — Не знаю я, что делать, Вова, хоть убей меня. Впервые не знаю, честно. Что-то надо, а вот что? И дельного ничего в голову не лезет. Голова словно ватой забита.
Собеседник зачарованно наблюдал за порхающим лезвием. Было в остром блеске что-то мистическое, совсем не связанное с ловкостью рук владельца ножа.
— Дороги мы прогрейдеруем, это без вопросов. Внизу, где размыло, уложим лотки и засыплем. Кстати, Красный ключ нашу плотинку часом не смоет? — глухо стукнул нож, резко воткнутый в столешницу, сбитую из деревянных плах. — Снесёт нам к чертям собачьим и кузницу, и пасеку. Получится зря корячились, перенося "мух" выше по склону. Медок зимой очень даже неплохо заходит, если он уйдёт на корм рыбам и лягушкам меня это совсем не обрадует. Уж больно дюже одичавшие пчёлы жалятся.
— Да нет, я за свою работу ручаюсь, — твёрдо отмёл возможное обрушение Владимир. — Даже если через верх попрёт, не размоет. Там всё надёжно, трубы и водосброс мы сделали как надо, предусмотрев возможность регулировать сток и чистить их от грязи.
— Хорошо, коль так. Если честно, меня больше зерновые волнуют. Я ни разу не хлебороб, боюсь, а не сгноим ли мы их с такой погодой на корню? В книгах ничего нет на сей случай, надо как подраспогодится по библиотекам целенаправленно прошерстить и до дна их выгрести. Да, кстати, я ещё про один семенной магазин вспомнил.
— Надеешься, что там что-то за полтора года сохранилось? — включил скептика Владимир. — Плесенью всё давно поросло, поверь моему слову.
— Не проверим, не узнаем, — пожал плечами Михаил. — Те, что на рынках мы давно подчистую разграбили... Ещё в прошлом году частым гребнем прошлись, а в этом, если крысьё не сожрало, глядишь и найдём чего полезного, тем более там магазин "Турист" рядом. Заодно прибарахлюсь чем-нибудь новым и полезным по размеру, а то поизносился, — Михаил хлопнул ладонью по впадине живота. — Эх, нам бы агронома или зоотехника на крайний случай, — стукнув кулаком по столешнице, он, вскочив на ноги, занял оставленное Владимиром место у окна, с которого открывался вид на горбатые спины теплиц:
— До слёз жалко, если столько трудов насмарку коту под хвост ухнет. За лён и коноплю я не переживаю, особенно за последнюю, было бы за что, лишь бы мелкие курить не начали, а с остальным как? — от ладони на стекле остался быстро оплывающий контур. — Понимаешь, Петрович, я не за себя боюсь, а за мелких. С такой жизнью раз плюнуть сыграть в ящик. До внуков бы дожить... Как бы выразиться точнее, мы должны, даже не так — обязаны, научиться жить натуральным хозяйством, понимаешь? Сами растить, собирать, ткать и прочее. Старого задела хватит ещё на несколько лет, потом он сгниёт и останемся мы... пусть не мы, а наши дети, с голой жопой против природы, поэтому я дрожу над каждым кустиком и межами на огородах и в поле. Сейчас мы учимся выживать в мире будущего. Впереди у нас великая агротехническая держава или охотничье хозяйство с собирательской артелью. Не скоро к нам вернётся цивилизация. Если, вообще, вернётся, а кушать свежий хлебушек хочется всегда. Не научимся — сдохнем!
— Палыч, ты меня-то не уговаривай, я не хуже тебя понимаю глубину помойной ямы, в которой мы оказались и какими дураками мы с брательником были в прошлом году. Идиоты, по-другому и не скажешь. Тёплых стран баранам упёртым захотелось. Прав ты во всём, прав. Давно тебя спросить хотел, с западом, что думаешь?
— Вот умеешь ты вопросы задавать, — почувствовав едкую горечь во рту, сплюнул Михаил, — главное вовремя. Думаю, ничего только не надумаю... Сейчас трогаться с места не лучший вариант. Сколько раз мы уже цепляли эту тему, не надоело? Лично я бы погодил пару лет, по ходу пьесы подготавливая технику. Срываться лучше зимой, когда реки застынут.
— Ну, да. Ну, да, — покивал Владимир. — Мостов по дороге мы можем элементарно недосчитаться. С такими ливнями их посмывает на раз плюнуть. Знаешь, Палыч, я тебе, возможно, ересь скажу, но срываться без разведки не стоит. Я тут покумекал на досуге, за осень и зиму нам по силам смонтировать на вершине сопки радиоантенны. Я не то, чтобы спец, но чуток соображаю. В школе увлекался, конструкторы собирал. Вы в прошлом году много чего с частей натаскали, но дать тяму ума не хватило, да и я промухоморил, голова другим была занята. Послушаем эфир, вдруг да повезёт на тех же военных нарваться или ещё на кого. Зачем нам с бухты-барахты в неизвестность дёргаться? Получится или нет, но есть надежда, согласись, что мы уже на предварительном этапе какую-никакую обстановку разведаем. Если подумать, в том же Приморье люди должны были остаться. Шахтёры, военные, моряки-подводники на худой конец! Неужели все к праотцам отправились? Вот не верю я в это, да и ты, гляжу, тоже. Вопрос, почему в таком разе через нас никто не проследовал на запад, требует детальной проработки, но предлагаю считать, что выжившие умники в прошлом году воспользовались возможность безнаказанно свалить в южные страны или на федералке что-нибудь серьёзное произошло. Взорвался какой-нибудь бензовоз, оставив после себя необъездную воронку и всё, приехали, только пароходом отчаливать. И ещё, я бы начал с малого, если тебе интересно моё мнение.
— Это как, расшифруй.
— В первый год проверить дороги к морю и на запад на тысячу или полторы тысячи километров с дальнейшем планированием большого перехода по разведанному маршруту. Про поход к морю с тысячей вёрст туда-сюда я загнул, там от силы восемьсот кэмэ, но всё равно, разведка лишней никогда не бывает. Чем чёрт не шутит...
— Ага, когда Бог спит. Всё-всё, не перебиваю.
— А знаешь, Палыч, нам, если задуматься, можно и этой зимой крутануться на ту же тысчёнку на вездеходах. Чего ждать, как думаешь? Лично я не вижу препятствий, только наладить нормальную связь, а с антенной на вершине она дай бог появится. Неспеша, не надрываясь прошвырнёмся туда-сюда, наметив пункты стоянок с размещением на них запасов оружия, топлива и прочего. Зато потом голова не болит, чего и как делать, да даже по льду вверх по течению можно уйти до истока без проблем.
— Петрович, ты спрашивал, что делать, вот тебе и долгосрочный план действий, работ, обзывай как хочешь. Расписывай его по пунктам: что в первую очередь, что во вторую. Как, кто, куда и чего. Поддерживаю тебя руками и ногами. В конечном счёте вода под лежачий камень не течёт, чем дальше мы откладываем, тем больше шансов, что никуда не поедем. Так что благословляю тебя, сын мой, на подвиги ратные. Иди, и не греши более!
— Или менее? — улыбнулся Владимир.
— Менее тем более не греши.
На улице за окном сверкнуло, через пару секунд дом вздрогнул от оглушительного грохота в небесных кущах.
— Красиво пластает, — восхитился Михаил буйству стихии, расчерчивающей небо кустистыми разрядами небесного электричества. — Ещё бы не гадило...
Во глубине веков царь Соломон вещал нетленное: "Всё пройдёт...". И гроза с ливнем тоже прошли, как ни странно. К утру следующего дня небо устало терпеть толстозадых кучевых улиток, отяжелевших от воды, и решительно очистилось от их тяжёлых лоснящихся туш, разогнав бескрайние стада сильным ветром. Под самый рассвет гроза попыталась что-то изобразить и вякнуть, хлопнув дверью и натравив на людей громы с молниями, но поселенцы не оценили потуг стихии, восприняв их в виде желания напугать перед прощанием.
Не откладывая дело в долгий ящик, Михаил организовал выезд в город. На хозяйстве за главного оставался Антон, хотя самой последней курице было ясно, что парень всё равно будет на подхвате у Валентины, да и нарезанный Бояровым фронт работ по грейдеровке дорог и засыпке размытого оврага не оставлял молодому отцу свободы манёвра. В поле, пока не подсохнет, соваться незачем, как и в лес. Из хобби у бравого помощника оставалась кузня, но оценив объём работы и наличный состав, Антон отодвинул планы на молот с наковальней до следующего дня, тем более Вера с Викой по-прежнему требовали внимания. С Михаилом в город сбегали Солнцев, Владимир с женой и Татьяна Прохорова с парой девчонок. В десять утра караван из двух армейских внедорожников тронулся в бывшую обитель цивилизации.
* * *
*
— Ой, смотри, гольяны!
Схватив Михаила за руку, Татьяна потащила его к широкому ручью, звонко бегущему до реки по бульвару со стороны городских прудов, окончательно превратившихся в заболоченные озёра. Насколько помнил Михаил, в прудах водились карасики и краснопёрки, а гольяны по всей видимости уже с реки зашли. За полтора года бульвары и парки в городе заросли молодым подлеском, став чужими и неухоженными, а если припомнить прайды одичавших львов и волчью стаю, то совершенно дикими и опасными. До реки отсюда было метров двести, но из-за густой зелени, её мутная гладь оставалась невидимой. Поправив автомат, Бояров проследил за пальцем подруги, тыкающей в вымытую в асфальте ямку.
— Это не гольяшки, Танюша, на мелких ленков похожи. Тебе ещё что-нибудь в городе надо? Пора домой выдвигаться.
— Нет, — ярко улыбаясь, девушка, прочно занявшая место в сердце Боярова, подцанцовывая, направилась к машинам, стоящим у магазина на середине спуска к бульвару.
— Ты слышишь? — остановилась на полушаге Татьяна, прислушиваясь не то к шелесту, не то к тихому рокоту катящейся по дороге бочки.
— Это не наши, — Михаил, чуть не уронив моток реп-шнура, который он так и не удосужился положить в машину и незнамо зачем таскал после туристического магазина, обернулся к источнику шума и прислушался. — На звук двигателя машины или моторной лодки не похоже.
С каждой секундой рокот становился сильнее.
— ..да! — долетело от машин. — ...тесь быстрее!
— Что?! — во всю глотку крикнул Михаил.
— Вода! Быстрее наверх! — убрав от рта сложенные раструбом руки, Владимир нырнул в джип. Во вторую машины за руль запрыгнул Сашка Солнцев.
— Таня, бежим! Твою... — бросил Михаил, догоняя девушку, на бегу запнувшуюся о выбоину и чуть ли не плашмя растянувшуюся на брусчатке тротуара.
— Бояровы, шевелите булками! — выглянув в окно, проорал Владимир, сдавая машину навстречу Михаилу, взвалившему Татьяну на плечо.
Вода оказалась быстрее.
— Миша! — истерично забилась на плече Татьяна.
— Держись, только не отпускай! — в спину ударила и накрыла с головой грязная пенная волна, полная веток и мусора.
Вцепившуюся друг за друга пару, отчаянно пытающуюся удержаться на поверхности, ударяя о деревья, ограждения и прочие препятствия, расцепило на очередном дереве и поволокло к высотным новостройкам, сданным в эксплуатацию за пять месяцев до всемирной трагедии. Хоть этого Михаил не видел, Владимир и Сашка таки успели дать по газам, убравшись вверх по дороге выше накатившей волны. Тёмная макушка Татьяны, неплохо державшейся на воде, мелькала метрах в пятнадцати перед Михаилом, который старался не упустить зазнобу из виду, каким-то вторым потоком сознания думая, что им сказочно повезло быть застигнутыми валом недалеко от реки и что на них не обрушились металлические бока автомобилей, сорванные с мест. Вон сколько их крыш мелькает тут и там, то всплывая, то окончательно отправляясь на дно. Хотя смешно говорить о везении в такой ситуации.
— Ам... М.ша, — грязный поток прижал Татьяну к стене дома, ударяя волнами по лицу. В следующую секунду по её отчаянному крику Михаил понял, что девушку не прижало, а зацепило за торчащую из кирпичной кладки арматуру.
Отчаянно извернувшись всем телом и заработав руками, Бояров сумел выиграть у потока недостающие до избранницы метры. После он не мог вспомнить и внятно объяснить, как и что делал, и как не пошёл на дно вместе с висящим за спиной автоматом, но Михаил окончательно пришёл в себя от адреналинового угара, вцепившись мёртвой хваткой за ажурное решётчатое ограждение балкона, а второй держа Татьяну за воротник костюма. Дальше оставалось подтянуть девушку к себе и прорваться в дом, остальное дело техники. Проникнув в жилище, измотанная борьбой за жизнь пара выбралась в подъезд и поднялась на несколько этажей выше. Удачей оказалось обнаружить незапертую дверь в однокомнатную квартиру и воспользоваться смежными балконами с трёхкомнатными и двухкомнатными хоромами. Выбор Бояров остановил на двушке в первую очередь из-за завершённого ремонта в ней, во вторую очередь из-за целых окон, выходящих на юг и отсутствия плесени на мебели.
— ... — определившись с выбором и оставив автомат на диване, Михаил отворил дверь и вернулся за Татьяной в однушку только для того, чтобы в голос выматериться от вставшей перед глазами картины: ясная девица в грязной и мокрой одежде лежит без сознания на полу, а под ней начинает расплываться тягучая лужица крови.
Опершись на самодельный костыль, Татьяна долго решала, куда ей направить стопы: на кухню, откуда тянуло щекотящим ноздри запахом, на балкон или остаться в постели. Нет, хватит, она и так належалась на три жизни вперёд. Сколько можно? Решив не мешать Михаилу и не создавать ненужную толкотню, девушка вышла на балкон, с которого в былое время открывался замечательный вид на реку и набережную. Вид и сейчас был неплох, насколько хватало глаз простиралось блестящее на солнце море. Дующий с юга ветер гнал перед собой пенные барашки волн, проносящиеся над бывшей набережной и кафешками, скрывшимися под мутной водной гладью.
Отставив в сторону костыль, Татьяна всем весом навалилась пластиковый подоконник балкона, скрывавший од собой железные перила. Хорошо, что течение унесло весь мусор и можно представить себя на необитаемом острове наедине с любимым человеком. В принципе, они и так на необитаемом острове, неприступной скалой торчащем из реки, бьющей волнами в окна третьего этажа.
Сбылась мечта идиотки. Горечь разлилась по бледному лицу красавицы, изогнув линию губ кончиками вниз и выступив солёными каплями в уголках глаз. Нет, не о таком острове она мечтала, да и попадание на него грезилось иным, а не на гребне грязной волны, полной мусора, веток и всякой падали. Татьяна чудом не захлебнулась, попрощавшись с жизнью, когда влекомая потоком напоролась бедром на острую арматуру, торчащую из стены на уровне второго этажа. Боли она не почувствовала, просто пришло осознание, что всё, жизненный путь, не успевший нормально начаться, сейчас завершится. Нет за ним ничего, только пустота! От охватившего её отчаяния и бессилия что-либо сделать, она чуть не утопила себя и Михаила, сумевшего выгрести к ней. Миша, захватив в кулак её куртку, оттолкнулся ногами от стены. Понятно, что в тот миг он действовал не думая, руководствуясь одними инстинктами выживания, но нежную девичью душу грел факт осознания, ей нашлось место среди них. Бояров её не бросил, рискнув собой и сумев избавить обоих от гарантированного свидания с апостолом Петром у ворот рая. Таня уж точно отправилась бы на небеса. Рваная рана бедра и вывих стопы — это малая плата за возможность жить и обрести своё маленькое счастье. Пусть такое — инвалидное, цинично обрубленное наводнением, апокалипсисом и трагедией всего человечества. Эти ростки нежности и привязанности к Михаилу, проросшие в её душе, она не отдаст никому, тщательно лелея и оберегая невесомую общность, возникшую между ними и зовущуюся любовью.
Когда-то сказочно давно, в недостижимой прошлой жизни, мама Татьяны не уставала повторять, что дочке нужен взрослый мужик, крепко стоящий на ногах. Неоперившихся юнцов она быстро загонит под каблук или, что более реально, поломает им психику своим характером, уж больно сильная и самостоятельная личность выросла из голенастой непоседы с двумя хвостиками и вечно расцарапанными коленками. Такая дева и между глаз зарядить может, учитывая семь лет занятий карате. Положить такой палец в рот, значит гарантированно лишиться головы. Мама обладала житейской сметкой с талантом глядеть вглубь и видеть невидимое. Интересно, чтобы она сказала сейчас? Татьяна иронично и несколько опустошённо улыбнулась, по бархатной коже щеки прокатилась и сорвалась вниз хрустальная капля слезинки. Ничего, очевидно. Нет больше ни мамы, ни отца... но мама и папа несомненно бы порадовались за неё. Пусть от Михаила лишний раз не дождаться проявления чувств и нежности, пусть у той же расчёски, порой, эмоциональный диапазон шире, чем демонстрирует его каменная физиономия, но за его спиной ощущаешь себя как за каменной стеной. Разве нельзя не влюбиться в такого человека?
"Акела", наградил Михаила новым прозвищем острый язык Солнцева. "Папахен Акела", воздев к солнцу указательный палец, добавлял Антон, раздавая "бандарлогам" подзатыльники и наряды на день. А что, новое "погоняло" необычно шло поседевшему после болезни мужчине. Оно показывало его внутреннюю суть — суть вожака, держащего вольную стаю под железной лапой. Сам обладатель претензионного прозвища безразлично относился к плодам народного вдохновения и выдумывания образных ярлыков, суля познакомить со взглядом удава Каа и железной лапой любого обитателя джунглей, который мелкодушно решит отлынивать от работ.
Татьяна, будто боясь оказаться застигнутой за чем-то постыдным, воровато оглянулась и прислушалась. Колдуя на кухне, Михаил что-то негромко напевал, жаль из-за плеска волн внизу и шума деревьев не разобрать слов. Вроде и знакомый мотив, но вспомнить песню не получалось. Бу-бу, бу-бу-бу...
Бу-бу-бу, с неумолимой мерностью метронома застучала кровь в висках, совсем, как в тот день, когда они ввались в однокомнатную квартиру на шестом этаже. Под звуки тамтама, бьющего в голове и тяжёлое дыхание, отдающееся эхом в ушах, Таня упорно перебирала ногами, вцепившись в Михаила как в спасательный круг и не чувствуя боли. Она не видела ничего вокруг, только часть мужской спины и плеча, всё зрение у неё тогда сошлось на этих частях тела, затянутых в камуфлированный костюм. Куда и зачем они, пыхтя на весь дом, поднимаются, ей было всё равно, главное подальше от воды. Уже позже, оставшись одна и плюхнувшись без сил на венский стул в зале, она позволила себе расслабиться, не заметив подступившей тьмы. Просто закрылись глаза и захотелось поспать. Неожиданно прыгнувший вверх и стукнувший по лбу ламинат воспринимался избавлением от мучений, а не злой досадой. Очнувшись голой в постели, источающей затхлые ароматы слежавшегося белья, перемешанные с духом крепкого алкоголя, Татьяна сначала испугалась, попытавшись выбраться из мерзкого лежбища, но мозолистая рука, прижавшая её к простыням и грубый голос Михаила, требующий угомониться и не мешать ему, странным образом успокоили девушку.
— На вот, солнце моё, выпей, — Татьяна сконцентрировала взгляд на кружке с весёлым зайчиком, нарисованным на боку.
— Что здесь? — от зайчика на милю окрест шибало спиртом. Видимо добре наклюкался косой.
— Коньяк. Пей. Потом закусишь. Ну, пей давай, не морщинься.
Татьяна послушно выпила и закашлялась. В желудке взорвалась атомная бомба, в голове зашумело.
— Молодец, — скупо улыбнулся Михаил, укладывая вымоченную в чём-то тряпку на правое бедро девушки. — Сейчас отмочим и сменим повязку. Терпи, будет больно, — не дожидаясь встречного вопроса, он добавил:
— Ты арматурой бедро порвала, рыбка моя золотая, а когда со стула навернулась, умудрилась плавничок вывихнуть. Голеностоп я тебе вправил, благо имею некоторый опыт после армии, а с бёдрышком пришлось повозиться...
Войдя в квартиру и оценив "натюрморт" во всей красе, Бояров взялся за спасение подруги. Рассусоливать ему было некогда. Минут через пять спасать элементарно станет некого. Люди от потери крови только так умирают. Соорудив из ремня жгут, и наложив его на ногу, чтобы подруга дней суровых не истекла кровью, Михаил отправился на поиски чего-нибудь чистого, что могло сыграть роль перевязочного материала. В результате потрошения доступных для мародёрства квартир он стал обладателем нескольких рулонов бинтов, упакованных в целлофановые пакеты, лейкопластыря, к ним присоединились блистеры с антибиотиками, срок хранения которых заканчивался буквально на днях, двух отлично сохранившиеся упаковок антибактериальных влажных салфеток, бутылки виски и трёх бутылок марочного французского конька (кучеряво так жили хозяева трёшки, баловали себя любимых). У остального богатства или сроки хранения истекли в каменном веке, или оно превратилось в нечто непотребное, что определяется с трудом, а применять его тем более страшно — сожрёт! За неимением альтернативы он полностью раздел Татьяну, благо им обоим стесняться было нечего, ведь они неоднократно видели друг друга во всей красе, деля одну кровать, после чего тщательно оттер салфетками с девушки грязь и промыл виски рваную рану на ноге. Соорудив тампон и залив его для дезинфекции остатками производства шотландских винокурен, Михаил приложил его к рану, плотно забинтовав и плеснув сверху коньяком. Засим девушка была перенесена в постель, застеленную комплектом белья практически без следов плесени. Две скромных зелёных точечки на углу пододеяльника и одна на простыне — это ни о чём, а запах и перетерпеть можно. В крайнем случае принюхаться и не замечать. После применённого к "тыковке" действа, названного чесанием, Танина ножка с вправленным вывихом, укуталась плотной повязкой, фиксирующей сустав, а сам вынужденный доктор, он же Робинзон Крузо, занялся решением трёх насущных вопросов: где помыться и во что переодеться, что пожрать и как дать сигнал своим, что раки на дне остались без обеда и ужина.
Легко сказать, трудно сделать, но наши люди нигде не пропадут. Пока Татьяна пребывала в стране розовых пони, Михаил выбрался на крышу со смотровой площадкой, на которой обнаружил разрезанную вдоль напополам бочку. Видно, что в одной половине некогда размешивали цементный раствор, а во второй разводили краску, но главное было в том, что обе половинки были до краёв наполнены дождевой водой.
— Это очень хорошо, — обходя полубочки кругом, Михаил прикидывал, как перетаскать воду вниз. Шестой и двадцать пятый этажи не близко, да приплюсовать сюда технический этаж и выход на крышу... Как быстро ноги сотрутся до колен?
Решив оставить вопрос с водой на потом, он вернулся обратно и принялся связывать между собой вывернутые из шкафа в трёхкомнатной квартире простыни и пододеяльники. После проверки крепости узлов и закрепления получившегося каната за ограждение, Михаил спустился на уровень пятого этажа, разбив балконное стекло предусмотрительно захваченным с собой молотком для отбивания мяса.
— Что у нас здесь? Голые стены. Нехорошо, совсем нехорошо. Ладно, проверим двушку.
Двушка на пятом этаже порадовала обоями на стенах, старой продавленной тахтой в зале и набором инструмента в ванной комнате.
— Зачем стену сносили, а? Неудобно же, господа! Захотел пописать, а в ванне жена заплывы устраивает. Понравятся ей твои жёлтые водопады? Не понравятся. А за кувалдочку спасибо, господа хозяева, это вам на небесах зачтётся плюсом к карме.
Прихватив кувалду, Михаил проверил кухню.
— Ну, товарищи, как так можно? Прогорклое подсолнечное масло, заросший грибком и плесенью холодильник и вздувшаяся горбуша. Соль... соль нам пойдёт, и за чай мерси. Сахарок... да этим сахарком убить можно, ладно-ладно, никто вашу карму не портит, вам ведь уже всё равно... О, спички и зажигалка. Зачем вам спички при электроплите? Шоб було? Тазов и ведер нет. Господа, как вы стирались или полы мыли? Что ж, проведаем соседей через балкон...
Однокомнатная также не порадовала, если не считать двух бутылок водки в вонючем холодильнике и одной уцелевшей пачки макарон. Глядя на ёмкости для сыпучих продуктов, Михаил скептически прицыкнул, оставив идею сварить кашу до лучших времён: в обнаруженных крупах различных жучков и червячков оказалось больше, чем крупы, зато фильтр для воды под мойкой привлёк его внимание.
— Иди к папочке, — варварски срезал он подводку, ведущую к крану, и вырвал с корнем полипропиленовый тройник.
Занеся добычу в выбранную двушку и проверив Татьяну. Михаил отправился дальше, решив методично обойти этаж за этажом, а завтра продолжить трюки со спусками на самодельном "канате". Повезло ему на этаже с самым неоднозначным номером. Вы правильно догадались — тринадцать. Дверь восемьдесят седьмой квартиры оказалась не заперта.
— Тук-тук, есть кто дома? — повернув ручку, шагнул за порог Михаил.
Сквозняком ему в лицо бросило серый невесомый прах.
— Да, ребятки, не повезло вам, покойтесь с миром, — замер он в дверном проёме самой большой комнаты громадной квартиры, занимающей половину этажа, в которой нашла приют бригада ремонтников из ближнего зарубежья.
Видимо наёмная бригада здесь и жила, доводя царские апартаменты до ума. В пользу высказанной версии говорил ряд простых и надувных матрасов, брошенных прямо на пол и две раскладушки, а также стулья и стойки с одеждой гостей из среднеазиатских республик. Сами хозяева тряпок нашлись здесь же в количестве шести тёмных пепельных куч. Невольный некрополь оказался богат на находки: бутилированная вода в двадцатилитровой не вскрытой бутылке и одна пустая бутыль, казан с переносной газовой плиткой под него и десятилитровым баллоном пропана, ящик тушёнки и целая гора специй, жаль рис и прочие продукты обзавелись живым дополнением. Дрожащей рукой Михаил коснулся вентиля баллона. Закрыт! Прикрыв от волнения глаза, Бояров повернул барашек, для чего пришлось приложить некоторые усилия. К его вящей радости, почившие работяги не поленились закрыть емкость плотно. Вентиль не прослаб за два лета и зиму.
П-ш-ш, плюнула пылью и газом камфорка плитки.
— Ну, мужики, спасибо вам, — выдохнул Михаил, перекрывая газ, — вернусь домой, свечу за упокой ваших душ поставлю.
В тот день он обследовал ещё три квартиры, обзаведясь бутылкой не воняющего подсолнечного масла, упаковкой гречки и сухого гороха, несколькими банками тушёнки в дополнение к ранее прибарахлённому ящику. Хорошенько пошукав по полкам, михаил порадовал себя банкой растворимого кофе, пятью пачками макарон, десятью упаковками корейской лапши и упаковкой на двенадцать пачек супов-бульонов, которые разводят в кружке. Срок годности у супов, макарон и прочего давно истёк, но их внешний вид давал все основания верить в съедобность, гарантирующую отсутствие прописки на унитазе после употребления. Жить можно, первое время они протянут, а там или вода спадёт, или он найдёт способ связаться с поместьем. В крайнем случае квартир в доме навалом, что-нибудь он да намародёрит.
Помимо продуктов, воды и газовой плитки, Михаил набрал по шкафам и комодам целый баул новой мужской и женской одежды, кое-где побитой плесенью, и пакет лекарств, у которых не прошли сроки хранения или закончились не так давно. Компанию лекарствам составили два больших пластиковых таза и два поменьше.
Сам себе напоминая Плюшкина, Михаил спустился вниз. Пить и есть хотелось неимоверно, к тому же требовалось чем-нибудь накормить Татьяну, когда она очнётся. Тратить драгоценный газ отчаянно не хотелось. Дай-то бог, чтобы баллона хватило на приготовление еды, а куковать им тут не один день. На первое время сойдёт костёр, благо в горючих материалах и дереве недостатков не наблюдается. Решая, что приспособить под котелок, Михаил зацепился взглядом за табурет с металлическим каркасом. Выбив сиденье, он установил в получившийся проём большую металлическую кастрюлю. Вскоре на этажной площадке подъезда весело потрескивало пламя, красные языки которого жадно облизывали днище и бока кастрюли, вставленной в каркас табурета. Сизый дым, поднимающийся к потолку, лениво уползал в открытый проём выхода к межэтажным пролётам, изредка роняя пепел в кастрюлю на робкие пузырьки воды, принесённой с крыши. Кипяток пошёл на обработку посуды и трёх запасных кастрюль, в одну из которых была после налита и поставлена на огонь бутилированная вода.
— Чай, чаёк, — заведённым попугаем приговаривал Михаил, развалившись в кресле справа от кровати и с наслаждением припадая к кружке с кипятком. Макароны по-флотски пошли на ура. В туалет пока не тянуло. — Вот и наша спящая красавица зашевелилась...
Чик-чирик! Оторвав Татьяну от воспоминаний о первом дне робинзонады, на подоконник опустился прикормленный девушкой воробей. Она не брала себе за труд задуматься, откуда здесь взялся серый пернатый комочек и как умудрился выжить в мёртвом городе, а тем более, как нашёл людей? Зачем? Выжил и выжил, молодец воробышек — приспособился и что интересно, людей не боится. Пятый день они в вынужденном "отпуске", запертые водой, а Чикен, так прозвала мелкого нахалюгу Татьяна, разбудил их весёлым чириканьем в первое утро робинзонады.
Чик-чик! Требовательно чирикнул пернатый комочек, блестя тёмными бусинками глаз. Девушка нырнула рукой в карман, достав старую печенюшку. Жёлтые, пахнущие плесенью крошки посыпались на поверхность подоконника. Благодарно чирикнув, воробушек принялся склёвывать угощение. Подобрав всё до последней крошки и почистив пёрышки, птица выпорхнула наружу, а девушка, прищурив глаза от бликов, отражающихся от воды, уставилась на плывущий по реке дом, издали напоминающий гигантский поплавок. Сруб то погружался в волны по самую крышу, то всплывал, подмигивая уцелевшими стеклами на окнах, будто громадная рыба хватала и отпускала наживку в лёгкой, осторожной поклёвке. Провожая взглядом пристанище речных чаек, облюбовавших крышу невольного плавсредства, Татьяна опять погрузилась в воспоминания.
Проблему чистой воды помог решить ливень, зарядивший в ночь с первого дня на второй. Проснувшись от звуков частой барабанной дроби, отражающейся от окон, Михаил похватал в охапку все тазы и едва не ломая ноги в темноте лестничных маршей, помчался на крышу. Изредка отплёвываясь молниями и возмущаясь громовыми раскатами, проливной дождь продолжался до утра, убравшись за горизонт с первыми лучами солнца, но успев наполнить выставленные под сбор воды ёмкости.
— Дождь, конечно, это хорошо, — переливая воду в отмытый бутыль, говорил Михаил, — но лучше пусть он у нас идёт, чем в верховьях.
— Почему? — сдуру спросила Татьяна, приподнявшись на локтях.
— Потому, девочка моя, что мы и так тут кукуем из-за разрушения дамб или плотин. Фиг его знает, у нас ли прорвало или у забугорных соседей, только я думаю, что это не последний привет из прошлого. Что ты можешь вспомнить из работы гидроэлектростанций?
— Ну...
— Понял, не трудись, не насилуй мозги. Весну, лето и осень станции накапливают воду в водохранилищах, расходуя её в зимний период, причём сброс в это время, я имею в виду зиму, стараются минимализировать. Катастрофа у нас произошла в марте, когда уровень воды в водохранилище спускается к нижней отметке или около того. Я не специалист, но важно другое — сброс!
— Ты сказал, что он минимальный.
— В корень зришь, Танюша, дальше сама додумаешь?
— А что там думать, — фыркнула девушка, — снег растаял, потом дожди, водохранилище наполнилось, а тут опять снега с дождями и вода пошла через верх и что-нибудь подмыла. Вот и результат.
— Умница, у китайцев на притоках были сооружены целые каскады дамб, думаю размыло их. Хотя... кто его знает, что там и как, дамбы ли размыло или водохранилище прорвало. Нас волнует результат, а он, сама видишь, плачевный. Хлебнули мы с ним горя. Вода сойдёт, сваливаем отсюда и в город, особенно в низменные части, без причины больше не суёмся. Сейчас вода поднялась до третьего этажа, а в другой раз может дойти и до пятого. Проморгали мы это дело, люба моя, проморгали и чуть не поплатились за беспечность. Так, с этих емкостей берём на еду и мытьё посуды, а на стирку и туалет черпаем ведром в подъезде или закидываем на верёвке с балкона.
— Миша, а у нас из унитаза плюхать не начнёт?
— У нас нет. На третьем и четвёртом этаже очень даже. Смотря какой уровень будет в подъезде. За ночь вода ушла на тридцать сантиметров и сейчас где-то на уровне пола третьего этажа. В общем, туда и поплывёт. Он тебя очень волнует?
— Нет.
— Вот и ладушки.
На второй день Бояров продолжил планомерный грабёж опустевших квартир, влезть в которые можно было разломав перегородки на балконах, затем смастерил своей даме сердца костыль из подручных средств и занялся постирушками. По итогам мародёрского променада "Робинзон" и "Пятница" обзавелись полутора десятками декоративных свечей, вином в количестве двух бутылок грузинского "Киндзмараули", фонарём с переносной зарядкой на панели из солнечных элементов, упаковкой спагетти, упаковкой корейского сухого молока, солью, сахаром и несколькими пачками порошка для приготовления картофельного пюре. На этом полезный хабар заканчивался. Тряпки, золото и различные побрякушки выживших не интересовали. В одной из квартир был обнаружен оружейный сейф, но опытом "медвежатника" Михаил похвастать не мог, поэтому сейф остался нетронутым. Против рискованных экспериментов со спусками с этажа на этаж по самодельному канату из связанных простыней выступил сам Михаил. Зачем ненужный риск, когда у них есть необходимый набор для выживания? Прижмёт, тогда ничего не поделаешь, придётся попытать удачу с промышленно-грабёжным альпинизмом. Ближе к вечеру Бояров вынес на крышу два зеркала: большое ростовое и поменьше, в половину роста. С наступлением сумерек он, горя неутихающей надеждой на возможного наблюдателя в поместье, разжёг костёр между зеркалами, направив ростовое отражающей поверхностью на дачный посёлок, скрывающийся в вязкой пелене испарений, а меньшее отражало свет на большое, усиливая световой поток. Должен же там быть кто-нибудь глазастый? Антон частенько по вечерам сидит на крыльце, рисуя закаты и темнеющее небо. Сашка сын любит зависать на чердаке, а Мирошкин пьёт чай на лавке. Кто-нибудь да посмотрит в сторону города. Два часа Михаил мерно закрывал и открывал зеркало куском плотной ткани. С крыши он видел далёкий электрический свет, яркой звездой пронзающий тьму, но ответного мигания не дождался. Им с Татьяной оставалось только надеяться, что Владимир и Солнцев успели проскочить обратно до того, как вода затопила объездную дорогу, лента которой на одном участке вилась по низине. Дежурство у примитивного гелиографа на следующую ночь вновь не принесло результата, но четвёртые сутки робинзонады подарили узникам многоэтажного острова надежду. Намучившись с тряпкой полтора бесплодных часа, Бояров уже хотел сворачиваться, как в темной бездне вспыхнул и несколько раз моргнул прожектор. Раз-два-три!
— Наконец, б
* * *
, — утирая выступившие на глазах слёзы радости и облегчения, прохрипел Михаил. Раз-два-три, повторил он световой сигнал. — Маму вашу через коромысло, надо было азбуку Морзе учить. Кто ж знал... Ничего, вернусь, вы все у меня радистами станете. Хоть бы все живые остались...
Поморгав друг другу несколько минут дабы удостовериться, что им всем вместе не привиделось, что это не мираж, и не плод воспалённого воображения, "светлячки" утихомирились, дружно свернув деятельность, несущую свет и надежду на благополучный исход незапланированных приключений. Затушив костёр, Михаил, будто из него извлекли стержень, без сил упал на нагретую за день крышу и минут десять лежал на спине раскинув в стороны руки и вперив взгляд в бездонный колодец с мириадами ярких искр в чёрной глубине. Ему было важно, чтобы сигнал увидели, чтобы Лиза и Санька не оплакивали отца, отправившегося в иной мир. Очень хотелось сказать, что держатся нету больше сил, коих действительно не осталось. Своих бы вытащить, не надломиться. А как же остальные? Остальные тоже важны, но не в первую очередь... Не в первую... Место рядом со спиногрызами в сердце Михаила могла занять Валентина, но не захотела, отступив в сторону, пропустив туда другую женщину. Слава богу, Татьяна здесь, с ним. Выжила бы она, останься одна, он не был уверен.
— Живём, Танюша! — влетевший в квартиру пропахший дымом мужчина, подхватил Татьяну на руки и закружил на месте. — Живём!
— Увидели? — округлила глаза девушка.
— Да! Это надо отметить.
Оставив зазнобу в покое, Михаил зажёг вторую свечу и метнулся на кухню, вскоре оттуда послышался чпокающий звук открываемой бутылки вина. В комнату Бояров возвратился с двумя до краёв наполненными бокалами.
Наутро Бояров также находился в приподнятом настроении, которому способствовал спуск в подъезде до межэтажной площадки между вторым и третьим этажами, которая ещё вчера была затоплена. За ночь вода ушла почти на два с половиной метра. Что-то напевая под нос, он возился на кухне, пока его нежная половинка предавалась воспоминаниям и кормила пернатого приблуду.
— Танюша, иди кушать! — донеслось из кухни.
Проводив взглядом зелёный горб плывущего по реке дерева, девушка застучала самодельным костылём по ламинату.
— Ты уж извини, Солнце моё, голов щучьих с чесноком и почек заячьих сегодня в меню нет, не завезли, ироды, но на ваш выбор ресторан предлагает пюре картофельное на сухом молоке разведённом, мясной подлив острый и чай трёх видов. К нему имеется сахар белый, сахар коричневый и кусковый, он же каменный. Предупреждаю сразу. колоть сама будешь. Впрочем, могу и я кувалдой засадить. Вино, коньяк, водку для аперитива не желаете?
— Вино, — улыбнулась Татьяна.
— Айн момент, майн либен фройлян.
По мнению Татьяны день прошёл замечательно, они играли в различные настольные игры, ставили друг другу щелбаны после выигрышей в крестики-нолики и в дурака. Пели песни и дурачились. С наступлением сумерек на крыше дома застрелял искрами костёр. Повторный сеанс связи оказался успешным, к тому же оптимизма добавляли вынырнувшие из воды окна второго этажа.
-Тьфу-тьфу-тьфу, — выйдя на балкон, переплюнул через левое плечо Михаил и постучал себя по лбу. — Как бы не сглазить, вода уходит, послезавтра мы, если в сторону не вильнёт, выберемся отсюда в дом выше по склону, а там и наши прискочат.
В пять утра загрохотало.
— Сглазил! — зло сплюнул на пол проснувшийся Бояров. За окном развернулось натуральное светопреставление. Молнии практически без перерыва срывались с лоснящихся боков набежавших туч. Тугие струи ливня пытались вломиться в квартиру, неистово колотя по окнам.
Как рассвело, он, захватив рулетку, первым делом выбежал в подъезд, застучав шлёпками по керамической плитке лестничных маршей.
— Метр восемьдесят в минус, — несмотря на благую весть, лицо мужчины оставалось хмурым. — Готовимся, Солнце, к переезду на горку. Сегодня собираем вещи и всё, что можно прихватить с собой. Питьевую воду, продукты, газовую плитку с баллоном. Как вода отступит от подъезда, рвём отсюда когти вверх по улице.
— Понятно, — не думала спорить Татьяна, — Хочешь взять квартиру в элитном доме у площади?
— В точку! — осклабился Михаил. — Дом не горел, по крайней мере следов пожара на нём не было, что обнадёживает. Из плюсов имеются магазины на первом этаже. Там и шоппинг проведём. Тряпки нам ни к чему, если мне не изменяет память у них там была "Медтехника" "Ортопед", надо тебе, зайка моя, подобрать что-нибудь удобоваримей, чем эта заскорузлая дубина и лангетами закупиться. Как думаешь?
— Положительно думаю, а в продуктовый мы не пойдём?
— Ещё как пойдём, точнее я пойду. Как только определю тебя на постой, так сразу. Надо будет перед этим в охотничий забежать, обзавестись крупным калибром и патронами. Его вроде бы не должно было затопить.
— А в охотничий зачем?
— Двери расстреливать, — пояснил Михаил, не с нашими же пукалками замки вскрывать, — пистолеты и автоматы — это хорошо, но большие калибры лучше. Ладно, спешка с калибрами не наш случай, мы сначала определим тебя на постой, а там предметно оценим предлагаемый риелторами выбор.
— Миша, а почему нам здесь не остаться, вода же уходит.
— Вода уходит, а ливни идут, вот в чём парадокс. На западе и севере зарницы весь день сверкают. Не дай бог ещё чего-нибудь прорвёт и будем мы до второго пришествия как крысы сидеть в капкане. Мне до розовых слоников жить на острове надоело, а тебе? На сопке всяко безопасней.
Через день они перебрались в дом у площади, облюбовав большую трёхкомнатную квартиру на третьем этаже. Как они переселялись — это отдельная история, достойная занесения в анналы истории. Для краткого примера достаточно того, что на половине пути у Татьяны разошлась вроде как поджившая рана и Михаил, наложив жгут на бедро подруги сердца, большую часть дороги пёр её на закорках, причём той пришлось бдить с автоматом в руках, то и дело ударяя рожком по правому уху "транспортного средства", запинающемуся со второго шага на третий. Михаил матерился сквозь зубы, но ход не сбавлял, натирая пуп о сунутый за пояс пистолет. Один раз в проулке за бывшим кинотеатром мелькнуло несколько бродячих псов, а там, где одна стая, их может оказаться две, и неизвестно, что голодным собачкам на ум придёт. Вдруг одичавшие "друзья человека" решат полакомиться бывшими царями природы, так сказать, снять их с незаслуженного трона? Предположение имело право на существование, но проверять его реальность ни у Татьяны, ни у Михаила желания не возникало. Чем питались псы тоже было не интересно, да хоть крысами, главное быстрее добраться до безопасного места.
Добрались, расположились в магазине. Открытых квартирных дверей ни в первом, ни во втором в подъездах не обнаружилось, зато нашлись открытые машины на улице и на парковке (да и те, что были закрыты, открывались на раз-два), в багажниках которых ждали своего часа буксировочные тросы. С их помощью и при поддержке такой-то матери Михаил сначала забрался на второй этаж, а потом на третий, остановив выбор на первой же квартире. Открыв дверь изнутри, он спустился за Татьяной, остальное было делом техники. В кладовке продуктового магазина мародёра ждал неожиданный сюрприз в лице переносного двухкиловаттного генератора. Бензин, правда был только тот, что в бачке, но для чего машины на парковке, как не поделиться топливом с нуждающимся человеком? Вечер самоназначенная чета Бояровых встречала с электрическим светом в квартире, а сигнальному костру на крыше добавлял яркости щедро плескаемый в пламя бензин.
Потратив половину следующего дня и весь запас бранных слов с идиоматическими выражениями, Михаил сумел завести УАЗ с чёрными армейскими номерами, обнаруженный на парковке у речного пароходства. Разведывательный выезд к объездной дороге (вопреки робким возражениям женской половины, оставленной на дежурстве у плиты) показал, что ездить на ней пока можно только на катере, но, если вода продолжит отступать с той же скоростью, что и ранее, трасса через два дня станет доступна вездеходам.
По утверждению Татьяны в обед город тряхануло. Не сильно, она и сама бы не обратила внимания на подземные толчки, не задребезжи испуганно посуда на кухне и не качнись из стороны в сторону люстра. Будучи за рулём, Бояров сейсмической активности не заметил, но зарубку на носу сделал, отложив сообщённый факт на близкую полку памяти. Ему хватило обратной дороги, во время которой пришлось соревноваться с чёрным валом, катящимся в небесах. Поддавая газу сверкающим выхлопом, очередной грозовой фронт гнал под собой мутную хмарь ливня. Вечернего сеанса связи в тот день не состоялось. В такую погоду хозяин не то, что собаку на улицу не выгонит, она сама ни за какие коврижки наружу не пойдёт. Сплошная стена падающей воды отбивала всякое желание высовывать нос за порог.
Вопреки ожиданиям река лениво освобождала затопленные берега, за сутки опустив волны ещё на метр. К обеду выжатые насухо тучи ускакали по своим тучинным делам, скорее всего заправляться над морем-окияном или разлившейся от горизонта до горизонта рекой. Вечернего сеанса светового перемигивания вновь не состоялось из-за прозы жизни, обожающей подкидывать различные подлые каверзы. Да-да — это чтобы жизнь мёдом не казалась. В этот раз виной срыва планов стал обычный шнурок. Каверза состояла в том, что он развязался, подсунув длинный "хвост" под другую ногу. Загромыхав костьми в темноте не раз хоженого-перехоженного лестничного пролёта, Михаил неудачно приложился ребрами о ступени, снёс кожу с правой ладони и в кровь разбил колено. О подъёме наверх речи больше не шло, тут бы вниз с двенадцатого этажа спуститься. Повторив по дороге все маты, которые не успели выветрится из головы после восстановления УАЗа, неудачливый сигнальщик пришкандыбал во временное пристанище, с корабля на бал угодив в натуральный зал мумифицирования. Дай он Татьяне волю, та бы его бы по брови в бинты замотала и саркофаг на сохранность уложила. Ладонь и колено понятно, грудь-то зачем будто корсетом перетягивать? Хотя синяк с тарелку размером намекал о большой любви бетона и костей, которая завершилась трещиной в одной из них. Дышать вроде не больно и кровью Бояров не харкал, значит легкие не пострадали, в отличие от гордости.
— Теперь нас двое хромых, представляешь, как весело нам будет?
— Ага, просто ухохатываюсь, — не оценила шутку Татьяна. — Ложись в постель, хромой. Утро вечера мудренее.
Охая и ахая при резких движениях, неосторожный ранбольной заполз под легкий пододеяльник. Жаркие душные ночи не предусматривали дополнительное утепление ложа. Насколько утро мудрее остальных частей суток так и осталось неизвестным, но то, что радостнее — это точно. Робинзонов разбудил до боли знакомый звук двигателя армейского внедорожника, приправленный невнятными хриплыми воплями, протискивающимися через мегафон.
— Кто ходит в гости по утрам... — схватив автомат с трассирующими патронами в рожке, Бояров, не замечая боли в колене и ноющих рёбер, выскочил на балкон. Прислушавшись, не галлюцинации ли у него, он кивнул сам себе и несколько раз выстрелил в воздух. Опираясь на перила, он стоял там, пока бронированный "крокодил", расталкивая носом легковушки, не заехал на парковку у дома. — Подъём, дорогая, спасатели прибыли!
Глава 9. Псы и коты.
"Потолок ледяной, дверь скрипучая... — прилипчивый мотив, как карусель без тормозов, крутился и крутился в голове Михаила".
Поворочавшись в постели, он принялся считать баранов, но мысли вновь и вновь съезжали на заезженную песню.
— Ты куда? — спины мужчины коснулась горячая ладошка нежной половины, которая проснулась от его ёрзаний и попытки бесшумно покинуть супружеское ложе. Не стоило даже пытаться улизнуть незаметно, молодая мама спала чутко, просыпаясь едва ли не на каждое шевеление дочки в детской кроватке.
— Мяу?! — засверкали глазищами встрепенувшиеся кошки, под кроватью завозились котята.
— Воды попить, — хрипло каркнул Михаил пересохшим горлом. — Не спится мне что-то, а ты спи, Танюша. Я на крыльце посижу и приду. А вы цыц, зверьё, разбудите принцессу, я вам хвосты мигом накручу.
— Опять те сны? -приподнялась на локте Татьяна, лёгкое одеяло съехало вниз, выпустив на свободу тёмные глаза сосков, выделяющиеся на светлом фоне кожи соблазнительных грудей.
— Нет, просто не спится. Без подтекста, не переживай.
Накинув халат, Михаил с увязавшимся следом Рексом, тихонько проскрипел полом в сени. На улице было прохладно, но не так холодно, как может быть в октябре. Бабье лето не спешило сменяться холодами, лишь иногда уступая небо быстротечным проливным дождям, чьи тяжёлые капли сбивали цветную листву с деревьев.
Поставив кружку с водой на перила, Михаил опустился на тёплые доски ступеней крыльца, Рекс примостился рядом, положив тяжёлую голову на колени хозяина.
— Гляди, как ты вымахал, слоняра, — благодарно муркнув, кот принял немудрёную ласку, подставляя под пальцы то одну щеку с ухом, то другую.
С эпического наводнения пролетел год с хвостиком. За прошедшее время Татьяна и Михаил стали родителями очаровательной малышки — Арины Михайловны Зиминой. Имя сестре выбрали Сашка и Лиза, отцу с одобренной наследниками пассией, оставалось только смириться и согласиться с выбором потомков. Ришка-Аришка была тихоней. Малышка практически не трепала нервы маме и папе беспричинным плачем, только покряхтывала, когда приходило время сменить подгузник или пелёнки. Конечно, не обходилось без животиков и прочих детских неожиданностей, но от прозы жизни никуда не деться. Не успеешь глазом моргнуть, полезут зубки и тогда держитесь, родители. Почёсывая питомца за ухом, Михаил вспомнил, как это было.
Первыми из машины спасателей выскочили коты, которые, оглашая округу истошными воплями, конским галопом понеслись к подъезду дома с временным пристанищем хозяина.
— Принимай гостей, — источая свет от улыбки, растянутой от уха до уха, вслед за котами поднялся на третий этаж Владимир. Ткнув в сторону трущихся о ноги Боярова хвостатых питомцев, он добавил:
— Твои зверюги, Палыч, как чуяли, что мы за тобой собираемся. Забрались в машину и ни в какую не собирались обратно. Сашку с Лизой мы насилу удержали дома, а с этими бандитами никакого сладу. Пришлось взять с собой.
— Вижу уже, — ответил Михаил, пошатывающийся от двойного напора. — Ну, всё, Рекс, Зена, молодцы. Ох, поганцы, с ног же свалите... Всё-всё, отставить нежности, никуда я не денусь...
— Да, ребятки, гляжу досталось вам, — улыбка стекла с уст Владимира. Костыль Татьяны и бинты Михаила, наполовину превращённого в мумию, как бы наводили на размышления.
— Живы, а это самое главное, — сквозь слёзы облегчения улыбнулась девушка.
— Верите, нет, я ни минуты не сомневался, что вы просто так сгинете. Нет тот ты человек, Палыч, чтобы дать себя угробить и утонуть.
— Ага, "оно" не тонет, — таки сел на пол Михаил, продолжая наглаживать и почёсывать мурчащую парочку.
— Тьфу на тебя, — отмахнулся Мирошкин. — Не скрою, за Танюшу ещё переживал, чего мы только с бабами не передумали — жуть, из песни слов не выкинуть, а за тебя, чертяка, держал пальцы скрещенными. Вы не представляете, что у нас началось, когда Сашка разглядел твои сигналы, я думал народ дом вверх дном перевернёт и по брёвнышку разнесёт. Мы каждый день к дороге мотались, уровень воды проверяли. Ума не приложу, как мы тогда из города успели свалить, дорогу буквально за нашими спинами затопило. Промухай чуть и амба, волна как в голливудском блокбастере пёрла. Кстати, видно не одни мы в городе, ребятки. Игорёк и Витька внизу с пулемётом остались, так что собирайтесь в темпе вальса и чешем отсюда.
— Кого-то видели?
— Следы на дороге видели, — стал серьёзным Владимир, на лицо которого набежала тень беспокойства.
— Отставить панику, это я реанимировал УАЗик и пока не нарвался с приключениями на собственный зад, мотался к объездной трассе.
— Фу-у, с видимым облегчением выдохнул Владимир, снимая с пояса рацию и вызывая парней в машине. — Отбой тревоге, парни, это свои наследили. Свой. Там УАЗ во дворе с армейскими номерами, рисунок протектора сравните. Как поняли?
— Поняли, — голосом Игоря Вебера отозвалась рация. — Сравнить рисунок протектора.
— Рисунок совпадает, — через минуту ожила рация.
— Гора с плеч, — театральным жестом утёр лоб Владимир, — собирайтесь, соколики, как бы чего опять не приключилось, пока вы тут телитесь.
Уже сидя в машине, Михаил обратил внимание на поведение сфинксов. Если раньше Рекс никому не позволял чесать себя за ушами, отдавая эту привилегию любимому хозяину, то сейчас спокойно отнёсся к тому, что Татьяна без спроса поглаживает морщинистую голову. Кошки ещё в квартире как-то странно принюхивались к девушке и теперь демонстрируют ей лояльность. Половину дороги Бояров размышлял над поведением питомцев, чьим "папой" его называли в глаза и за глаза, пока не решился задать девушке один щекотливый вопрос:
— Танюша...
— Да? — машина качнулась на очередной "кочке", и Татьяна всем телом навалилась на плечо Михаила.
— У тебя, Солнце моё, когда "эти дни"? — спросил он шёпотом.
Стрельнув в него взглядом, сердечная зазноба принялась загибать пальцы. Тихо выругалась, сбившись из-за тряски, пересчитала опять и ошарашенно воззрилась на Михаила.
— Поздравляю нас, — шепнул Михаил, поцеловав горячий лоб подруги, тихонько пискнувшей от дошедшего до неё осознания смены личного статуса.
— Но как? Как ты догадался?
— Они, подсказали, — Михаил кивнул на сфинксов. — Вспомни, когда Рекс дозволял чесать себя? Не можешь. Правильно не можешь, да и обнюхивали они тебя подозрительно долго, вот я и задумался об их поведении. То, сё, покумекал.
— Спасибо, котятки...
Михаил подтянул Татьяну к себе и обнял за плечи.
— Миша, что теперь будет с нами?
— С нами всё будет хорошо, Солнце моё.
— Эй, голубки, вы чего там шепчетесь с такими загадочными рожами? — объезжая засыпанный илом и песком автобус, посмотрел в зеркало заднего вида Владимир. Внедорожник ровно порыкивал, разбрызгивая непросохшую грязь из-под колёс.
— Ты рули давай, Шумахер, — отозвался Михаил, по-прежнему прижимая к себе Татьяну.
— Ясно с вами всё... — во все тридцать два зуба ощерился водитель железного коня.
Дома Михаил долго успокаивал рыдающую Лизу, Санька при встрече не проронил ни слезинки, хотя и у него глаза были на мокром месте.
— Спасибо, сын, — юношеская мозолистая ладонь утонула во взрослой забинтованной лапе. Отпустив руку сына, Михаил подтянул детей к себе и крепко обнял обоих.
Спустя четыре дня после возвращения в родные пенаты река вздыбилась второй волной пришедшего с верховьев паводка. Где-то не выдержала очередная плотина. Наблюдать за эпическим зрелищем катящегося по земле водяного вала с вершины каменного утёса было интересно и увлекательно, но угодить повторно в его объятья желания абсолютно не возникало. Чудо, что они с Татьяной выжили и не пошли на корм ракам и прочей ихтиофауне.
О беременности теперь уже законной жены Бояровы объявили через месяц, когда ожидаемые по сроку "эти дни", подтвердив высказанные в машине предположения, обошли женскую половину семьи стороной.
С окончанием сбора урожая и наступлением холодов, поселенцы начали готовить технику к разведочным выездам. После встречи нового года три вездехода выкатились за ворота поместья и направились на восток. До моря разведчики не доехали, через двести километров наткнувшись на мощный завал техники в сопках в горной выемке. Трам-тарарам устроили несколько большегрузных "дальнобоев" и трейлер, перевозивший экскаватор. Объехать кучу-малу не было никакой возможности — заросший крутой откос с одной стороны и склон с другой, только растаскивать намертво сцепленную технику. Через несколько часов мучений разведчики повернули назад, решив, что в следующий выезд они возьмут с собой резаки и взрывчатку.
На запад Михаил не поехал из-за травмы, полученной при падении с охапкой дров в руках из-за расшалившихся хаски и сфинксов, устроивших игры в догонялки во дворе. Надо же было такому случиться, что Грей ломанулся в сторону от Рекса, как раз под ноги Боярову, топавшему с дровами в баню. Руки-ноги у Михаила уцелели — ни царапинки, а синяк с суповую тарелку размером на груди, что ни вздохнуть, ни газами побаловаться, поставил крест на его выезде в экспедицию. Татьяна, находящаяся на шестом месяце беременности, в тайне облегчённо выдохнула. Ей отъезд мужа был хуже острого ножа по сердцу, да и дочка порадовалась — предательница мелкая. Мужчина, второй раз за год, превращённый в мумию, долго инструктировал сына, которого, скрепя сердцем, отпустил в разведку. Разведчики вернулись через две с половиной недели, основав пару складов на будущей трассе: в восьмистах километрах и в полутора тысячах. Людей они нигде не встретили, в отличии от следов техники на снегу. Выжившие оставили напоминание о себе в районе Могочи. Владимир хотел прокатиться по следу, но начавшийся снегопад сбил все планы. По словам Мирошкина, Сашка всю экспедицию вёл себя более, чем достойно.
К весне Рекс вымахал до рекордных двадцати трёх килограммов живого веса, Зена остановилась на двадцати — натуральные рыси, причём Зена "погуляла" где-то в лесу, так как появившиеся на свет в конце мая три котёнка мало походили на сфинсков. Рекс к приплоду не ревновал, но "строил" подрастающее поколение только шум стоял. Котята слушались его беспрекословно. Сам Зимин стал отцом в третий раз в апреле. Все роды он просидел рядом с Татьяной, держа супругу за руку, по требованию Валентины — главной повитухи, отвернувшись лицом к стене. Нечего мужику глазеть на сугубо женское! Он и не глазел. Криков и боли в стиснутой намертво руке хватало за глаза.
Весной они впервые использовали лошадей для вспашки. Как не противились "савраски", но под узду и плуги встали, послушно отпахав назначенные им гектары. Антон вовсю развернулся на кузне, доведя до ума молот на гидроприводе. Боец от молота и наковальни раздухарился так, что выполнял отливки некоторых запасных частей на автотехнику. В помощь себе Антон привлёк Игоря и Сашку, выделяя последнего, так как сын Михаила проявил нешуточный интерес к ремеслу.
Весной поселенцы не стали дожидаться пожаров. Пустив контролируемые палы и обезопасив себя от дикого огня. Рутиной стала борьба с гигантскими муравейниками, чьи двухметровые купола на горе себе вырастали вблизи поместья. Несколько раз Солнцев Сашка гонял от пастбищ расплодившихся львов. Африканские эмигранты благополучно пережили зимы и плевали на наводнения. Чувствовали они себя, по-видимому, великолепно, зашёл им таки российский климат. Тигры оказались не столь нахальны, как выходцы из южных саванн, чего нельзя было сказать о медведях. Пасека по-прежнему манила любителей сладкого. Одного косолапого "завалил" Солнцев, второй пал от пули Владимира. Как-то с мясом поселенцы перестали испытывать проблемы. Кого только не манили засеянные поля: дикие свиньи, козы, лоси, изюбры, а за ними тянулись тигры со львами и медведями, и стаи одичавших собак, причём последние отличались изрядной наглостью и грозили в скором времени превратиться в проблему.
— Ав-ав-ав, у-у-у! — шелестящий в кронах ветер принёс отголоски далёкого собачьего перелая. Резко встрепенулся Рекс, водя своими "локаторами" из стороны в сторону, из будки вылез Грей.
— Ав-ав-ав, у-у-у! — раздалось ближе.
— У-у-у, ав-ав! Ав-ав! — перелай накатывал волной, будто цунами затапливая окрестности. Михаил готов был покляться, что последние псы завывали едва ли не за забором.
— Развылись окаянные, спать, уроды, не дают. Это уже совсем никуда не годится, она нас в осаду берут, что ли? — напоследок почесав коту нос, он было направился досыпать, но резко затормозил, так и не перенеся ногу через порог.
Бах! Бах, бах! Ветер, отчаянно шелестящий листьями деревьев и непрекращающийся вой, существенно глушили хлёсткие звуки выстрелов, но те всё равно пробивались через непрекращающуюся какофонию.
— Что за... — Михаил кинулся за рацией. — Игорёк, приём! Игорь!
Бах! Бах-бах-бах! Далёкие и густые вой с лаем дополнились резким предсмертным визгом. Бах-бах и снова пространство рассекается не то визгом, не то предсмертным воплем. Михаил взлетел на вышку, не глядя хлопнув по кнопке включения прожектора. Яркий луч выхватил тёмную полосу дороги и часть ближайшего поля, отданного под кукурузу. Тёмные силуэты с кривыми тенями и яркими бусинами глаз врассыпную кинулись в спасительный ночной сумрак.
— Игорь! Вебер! Приём, как слышно?! — практически не надеясь на ответ, проорал Михаил в рацию, нажав тангенту.
— На связи Вебер, — наконец ожила рация, перебивая слова хриплым дыханием. — Секунду...
Бах! Бах! Ав-и-и-и-и... Бах. Вопль оборвался.
— Ядрён-батон, что у тебя творится?
— Собаки, — отозвался Игорь, — секунду, перезаряжусь... Подкопали лаз, твари, под колючей проволокой и двух овец задрали. Их тут как грязи вокруг колючки и на пасеке, у меня десять патронов осталось плюс те, что зарядил. Овцы как бешеные носятся, как ещё ульи не посбивали, не знаю.
— Держись, Игорёк, сейчас я к тебе подъеду.
— Палыч, ты чО панику разводишь? — сжимая в руках автомат, выскочил на улицу Антон. Несколько мгновений спустя вспыхнули фонари уличного освещения, а из дома горохом посыпались парни.
— Витёк, заводи джип. Санька, грузи в машину стволы и двойной комплект патронов. Антон, оставь кого-нибудь наверху, пусть псов погоняет, совсем твари оборзели, — слетев с вышки, принялся раздавать указания Михаил. — На пасеку с летней овчарней напали собаки. Прорыли лаз под колючкой, — пояснил он, принимая из рук сына карабин и разгрузку.
В результате ночной вылазки стая потеряла девять псов, а отара недосчиталась трёх овец и одного ягнёнка, причём одна из них пала от "дружественного огня". Целиться в ночной кутерьме та ещё задача... Не подскочи Михаил с Виктором на машине, на крыше которой установлен целый ряд фар, много они бы не настреляли. Подстреленные собаки оказались крупными экземплярами примерно под тридцать пять, сорок килограммов весом, одной, грязно рыжей, масти с большими черными пятнами на спинах, поджарые, с мощными челюстями и широкими лапами. Закидывая туши в яму, Михаил не мог избавиться от мысли, что их тихий уголок навестила новая стая, ставшая плодом естественного отбора и скрещивания овчарок с ротвейлерами и доберманами. Мёртвые экземпляры сочетали признаки смешивания всех указанных пород и ещё какой-то крупной добавки, определить которую никто из людей не брался. По словам Игоря, псов за колючкой мелькало несколько десятков, он вовремя проснулся и начал стрелять, иначе тремя загрызенными бяшками они бы не отделались. Сколько-то собак успело удрать через лаз, пока подмога не завалила в нём одного из кобелей и не закупорила спасительный выход. Ещё двух пристрелили рядом, когда псы попытались прошмыгнуть через колючку и запутались. Троих псов пришлось долго и нудно отделять от овец, среди которых кабыздохи додумались прятаться, гоняя блеющее стадо по кругу, чтобы оно прикрывало хищников своими телами. Слишком умными и продуманными оказались псы. На долю Игоря выпало три жертвы, которых он отправил к лающим праотцам до приезда подмоги. После устроенной им взбучки, псы попритихли, причём различная собачья мелочь, до этого активно промышлявшая в дачном посёлке, у пастбища и около полей, вскоре исчезла с глаз долой.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|