Там, за горизонтом

За спиной звучно хлопнула дверь кунга. Присоединяясь к преследованию, на присыпанный бетонной пылью и сажей снег соскочили Валентина Петровна и Антон.

— Грей, Грей! Грей, ко мне! — надрываясь, кричала девочка, следом за псом забегая в открытую калитку частного детского сада, где, как в последний момент вспомнил Михаил, работала воспитателем жена Владимира Сергеевича.

Горестно завывая, Грей неистово заскрёбся во входную дверь с искусно нарисованными зайчиками и белочками. Поскользнувшись на ледяной дорожке у калитки, раскатанной малышнёй, Михаил чуть не загремел костьми, не успев остановить опрометчивый поступок дочки, впустившей собаку в сад и шагнувшей следом.

Они все были там. И Владимир Сергеевич с женой, и дети... Чёрные холмики праха в скомканной одежде. Никто ничего не успел понять — бывший хозяин пса нашёл покой на мягком диванчике в небольшом холле, где он, видимо, дожидался супругу, которая укладывала детишек на послеобеденный сон. Женское бельё немым укором повисло на низенькой спинке одной из полутора десятков миниатюрных кроваток, ставших катафалками для ушедших в иной мир детишек...

Ткнувшись носом в начищенные до блеска ботинки хозяина, Грей поворошил лапой штаны, из которых на пол высыпалась жирная горстка праха. Потыкавшись в одежду, пёс уселся на задницу и надрывно заскулил, оплакивая потерю.

— Папа! — кинулась к Михаилу разревевшаяся дочка, до которой дошёл весь тихий ужас вроде бы мирной картины, исключающей завывающую собаку из глаз которой катились градины слёз.

— Господи, — шевельнулись побледневшие губы мужчины. Схватив дочь в охапку и закрыв ей ладонью глаза, он спиной назад вымелся из могильника, украшенного нарисованными на стенах зайчиками и белочками. — Антон, не задерживайся там, тащи псину сюда. Упрётся, дай ей по морде и волоком волоки. Валя, не стоит, не ходи туда, не надо.

Едва сдерживаясь, чтобы позорным образом не заорать от бессилия, Михаил загородил женщине дорогу.

— Поверь мне, не надо тебе туда, — придерживая Валентину за локоток, Михаил вышел за границу детского сада, хлопок калитки за спиной стал освобождением от мертвящего ужаса, терзавшего его. Даже гибель подруги супруги практически у него на глазах и вид смертельной агонии города не настолько бил по нервам, как минутная прогулка в проклятое богом и дьяволом место. Видно всё-таки вчера что-то повлияло на чувства, заморозив их, чем основательно притупив боль потерь, а сегодня искусственная плотина дала трещину. — Идёмте в машину и валим отсюда. Кстати, хочу задать вопрос, эээ...

— Хороший вопрос — "эээ".

-Ладно, спрошу прямо, вы стрелять умеете?

— Михаил Павлович, вы меня пугаете. Хорошо-хорошо, столь же прямо отвечу — ногу себе не прострелю. Давайте сюда волыну, — протянула руку женщина. Получив оружие, она ловко выщелкнула обойму и передёрнула затвор, немудрёно показав, что умеет обращаться с изделием оружейника Макарова. — Папа научил, всё детство по гарнизонам, затем кружок пулевой стрельбы. На мастера я не тянула, но и последней не была.

— Ваш отец был военным?

— Да, — с тихим щелчком обойма встала на место, пистолет незаметно скрылся в складках одежды. — До подполковника дослужился, танкист. Давайте сейчас не будем об этом. Почему...

— Почему я отдаю оружие вам? — перебил Михаил. — Зудит в голове предчувствие такое нехорошее, неприятное, как комар. Зудит и зудит. О, похоже Антон идёт, предлагаю в машине договорить, согласны?

Дождавшись Антона, принёсшего на руках поскуливающего кобеля, Михаил осторожно выехал со двора. В последний момент персоналии пассажиров в кабине поменялись. Памятуя о неоконченном разговоре, Валентина приняла меры к завершению беседы. Что-то наказав девочкам из класса и бывшим студенткам, она проводила Лизу в кунг, и, немного потеснив Сашку, заняла место дочери. Надувшись на несправедливый обмен, сын прилип носом к окну. Переглянувшись с учительницей, Михаил тихонько фыркнул. Ревнует мальчишка, шестое чувство которого вовсю сопротивлялось факту появления в жизни отца новой женщины. Сопротивлялось, медленно и верно проигрывая в безжалостной схватке с действительностью. С юных лет Сашок привык, что сиденье рядом с водителем закреплено за мамой или за кем-нибудь из пары брат-сестра, поэтому наглое попрание Валентиной Петровной незыблемого принципа оказалось встречено в штыки.

— Ничего не говорите, я в порядке, — накручивая баранку, обронил Михаил, на мгновение скосив взгляд вправо. — В утешениях я, как видите, не нуждаюсь. Извините, Валя, но и от меня вы подобного не дождётесь. Знаете, не от того, что я чёрствый сухарь, просто... просто, если мы тут начнём дружно лить слёзы и вытирать сопли о жилетки друг друга, только хуже сделаем.

— Хорошо, — вздохнула Валентина Петровна. — Давайте сменим тему. Вы говорили о предчувствиях.

— Говорил, и от своих слов не отказываюсь, знаете, простите за косноязычность, оно или они не о нас. Впрочем, о нас тоже, — поправив прислонённый к двери автомат, Михаил неопределённо помахал рукой. — Меня волнует другое...

— Что? — встревоженно напряглась женщина.

— Наши герои-переселенцы во главе с моим бывшим корешом и женой.

— В какой-то мере ситуация понятна, но я как бы несколько далека от ваших друзей, не находите, Михаил Павлович?

— Нахожу, — легко согласился Михаил с первой половиной фразы собеседницы. — Я сейчас о другом хочу сказать, меня волнуют Топоруковы. Молчат они, что довольно подозрительно на мой взгляд. Не звонят, затихарились, как мыши под веником. Для Натальи это нехарактерно, у моей бывшей натура мстительная. Я думал у меня вечером мобильник добела раскалится, как никак связь работала, а ничего, понимаете? Если разобраться... По сути дела, я их вчера кинул. Не о жене речь, а в общем. Да-да, с какой стороны не посмотри, из песни слов не выкинуть. Хреново поступил, но тут, что сделано, то сделано. Поздно пить "Боржоми". Зная Топорукова, я ждал предъяв, а их нет. Не к добру это.

— Если рассматривать с этой стороны, ваши опасения обретают смысл, Михаил Павлович. В любом случае мне не хватает информации для глубоких выводов, поэтому дать оценку вашим сомнениям не могу, уж простите великодушно. Положа руку на сердце, я и вас боюсь оценивать.

— Ладно, принимается, проехали с оценками. Касаемо Топорукова, для общего развития и повышения образованности, позвольте огласить тот факт, что Николай — это известный вам заводила и протекционист идеи переезда, вообще-то человек ведомый по складу характера. По крайней мере я так считал, ха, что тут говорить, не только я. На всякие гадости он был горазд и со школы любил прятаться за чьей-нибудь спиной, тихушник, но вчера он меня поразил в самое сердце. Добровольно рваться в лидеры, хм, Коля сам на себя не похож. Подозрительно... Кто-то с претензиями на должность серого кардинала умело подхватил вожжи, вот что я думаю. К тому же у него появилась "кукушка", вполне возможно, что птица сия и вожжи с уздой подхватила.

— Не за вашей ли спиной творились непотребства? — губ Валентины коснулась саркастичная улыбка.

— За моей, каюсь, — глупо отрицать очевидное, провожая взглядом стайку воробьёв, ответил Михаил.

Чирикая во всё горло, серые пернатые комочки срывались с кустов и деревьев, устремляясь за машиной, словно крича: "Возьмите нас с собой!". В образовавшейся пустоте птицы выглядели потерянными. Живя бок о бок с людьми, пернатые приспособились к шуму, мельтешению транспорта и толпам людей, а тут их привычный образ жизни рухнул в одночасье. Голуби, сидящие на карнизе почтамта не вызывали того отклика в душе, который был свойственен растрёпанным воробушкам. Для родных не была секретом нелюбовь к крылатым помойным крысам, загадившим все памятники, а вот воробушков было жалко. Сколько их не переживёт весны? Тьма.

— Па-а-ап! — Сашкин палец ткнул в сторону джипа, выскочившего из-за поворота. Под аккомпанемент визга покрышек, продукт японского автопрома взметнул облако сажи и перегородил дорогу.

— Зуб даю, Колян с друзьями пожаловал. Сын, включи связь с салоном.

— Готово, пап.

— Хорошо. Антон, тут комитет по встрече пожаловал, будь готов.

— Понял, — донеслось из динамика.

— Валя, бойца нашего я с утра проинструктировал, а про дам не подумал. Ты как, пару раз в воздух пальнуть сможешь?

— Обижаете, сорок восемь в тире выбивала в лучшие годы. Эх, если бы ещё и этот шпалер заранее пристрелять.

— Охренеть, ну, нет слов! Нет, ну, блин, королева в шоке. Видел сын, какие учителя словесности встречаются в школах, а?! Валькирии!

— Пап, тебе звонят! — Сашка протянул отцу мобильник. — Дядя Коля.

— Кто бы сомневался, послушаем, что этому деятелю надо, — пробормотал Михаил, укладывая на колени "укорот".

— Здоров, Палыч! — донеслось из трубки.

— Ну, трям, коли не шутишь, — притормаживая, ответил Михаил.

— Тормози, разговор есть.

— Тормозят тормоза, я гляжу ты не один, сколько вас там, трое? Моя там не с тобой, нет? Хотя о чём я, друзья друзьям рога не наставляют, хотя какой ты мне друг. Так сколько вас там, ты не ответил.

— Трое, трое, — высокомерное презрение и злорадная ухмылка чувствовались даже через динамик трубки.

— Вот и разговаривайте на троих, — прикрыв рукой трубку, Михаил натурально зарычал в устройство связи с салоном. — Боец, Антоха, по сигналу выпрыгиваешь и скрываешься за автобусом, берёшь под прицел дорогу за перекрёстком, вдруг они там кого на прикрытие выставили. Ни в коем случае вперёд не суйся и мне биссектрису стрельбы не перекрывай. Остальным лечь на пол и не отсвечивать! Сашка, пригнись, тебя это тоже касается и не дай бог нос наружу высунешь! Понял меня?! Похоже ребята настроены на агрессивные переговоры. Как он меня просчитал, сука. Вот же тварь!

— Нехорошо, ты, Палыч, с людьми поступаешь. Ты куда вчера стартанул, а? Бросил всех нахрен, какого... — дальше, вперемешку с матом, бывший друг-одноклассник вывалил гору претензий, что люди, хорошие люди и товарищи не поступают так, как поступил некий гад в самом плохом смысле слова, который ему, стыдно сказать, совсем не товарищ, а просто наглый поц, который мастерски маскировался все годы дружбы и знакомства. Сказать, что абонент на другом конце всё ещё работающей сотовой связи офонарел от наезда, значит не сказать ничего.

— Всё сказал? Твоя жена знает, что ты Наташку окучивал? Нет? Странно, а что ты её не просветил? Господи, о чём я, у вас там тройничок образовался, да ты силён, мужик! — решив потянуть время, дав Антону, лишние секунды на подготовку, индифферентно поинтересовался Михаил. К тому же вывести противника из себя тоже не помешает. Господи, ощущаешь себя в третьесортном боевике, где вчерашний друг внезапно переобувается в полёте, становясь смертельным врагом. Сам ли, или с чьей-то помощью, уже не важно. Впрочем, Михаил тоже хорош, не без греха за душой. — С меня-то что ты хотел? Каяться я не собираюсь, ты уже большой мальчик, без чужих советов и мамки сам разберёшься что к чему. Собрались валить на запад, скатертью дорожка.

— Мы-то свалим, а ты сдохнешь и других за собой потянешь. Подумай, что ты им можешь предложить? — увещевал Николай.

— О как! — усмехнулся Михаил. — А ты, значит, за светлое будущее рубишь? За всё хорошее, так сказать, против всего плохого? Под "им" ты кого имеешь ввиду, заботливый наш? Коля, в наши годы в сказки верить непростительно, понимаешь, продажная ты шкура, как-то не верю я тебе, вот ни на мизинчик. Не сопрягаются у меня в голове понятия "ты" и "забота". Ещё раз спрашиваю, чего хотел?

— Баб оставь и вали на все четыре стороны, или хуже будет, — раздался в трубке странно знакомый тенорок. Нахмуренные брови и вовремя проснувшаяся память выдали портрет рыжего аборигена, не так давно схлопотавшего по тестикулам. — Своих щенков можешь оставить себе.

— Да-а? Гляди, отошёл наш болезный, даже гипс сняли. Урок, значит, впрок не пошёл, — вот как, значит. Миром разойтись не получится. — Антон!

Бросив мобильник на пол и резко распахнув дверь, Михаил ловко вывалился наружу. Живой рыбиной задёргался в руках автомат, выплёвывая из ствола кусочки смерти, вспоровшие скаты джипа. Гляди, попал! Попал, ёк-макарёк!

— Лежать, суки!

Где-то за автобусом тяжело дышал Антон.

— Всем выйти из машины! Ну! — откатившись за колесо, Михаил выпустил очередь на пол рожка по двигателю "японца". — В следующий раз всажу по салону. Антон, дёрнутся без разрешения, коси уродов. Считаю до трёх. Раз...

— Бл@, @@@! Мы выходим! — на три голоса дурниной заорали горе-переговорщики.

— Оружие на землю, после чего жопками на снег и руки за голову! Не дёргайтесь, ребятки, я и так нервный. Боец, держи их на мушке.

Через открывшиеся двери джипа вылетели и об грязный асфальт громыхнули две "Сайги"*, "Зубр"*с патронташем и старый потёртый "Тотошка"*.

— Какой раритет, — хмыкнул Михаил, беря троицу на прицел. — Гляжу вы охотничий магазин грабанули, молодцы ребятки. А "Тотошка" наводит на мысль о криминале. Нехорошо, ой как нехорошо.

Внезапно за спиной сухо щёлкнул выстрел.

— А-а-а! — схватился за простреленную, в татуировках, руку и зашёлся в крике невысокий чернявый мужчина, составлявший компанию Топорукову и его рыжему новоиспечённому дружку. На асфальт упал окроплённый кровью небольшой пистолет неизвестной Михаилу марки. Палец Михаила, и так бывшего на взводе, вдавил крючок, автоматная очередь перечеркнула рыжего и чернявого, вынеся у первого мозги.

— Вам же было сказано — без шуток! — мысленная прямая линия от обреза ствола пистолета Макарова в руке Валентины Петровны упиралась точно в середину лба Николая.

— Буэ — выдал тот весь завтрак на асфальт. — Не стреляй!

Оценив картину маслом и результат стрельбы, Валентина грозно прошипела:

— Пасть заткнул! В следующий раз прострелю башку!

Перекинув трофейные стволы под ноги яростной валькирии, Михаил, не спуская глаз с трупов, отступил к "Уралу" и зачем-то передёрнул затвор автомата.

— Миша-Миша, Миша, не убивай! — крупной тряской забился белый, как мел, Топоруков. — Ну, прошу тебя, не надо, не надо, не надо, не убивай! Ну...

— Так, за стволы спасибо. Ещё раз попадёшься мне на пути или вздумаешь поехать за мной, пристрелю как брехливую собаку. Ты, Коля, меня знаешь, я слов на ветер не бросаю. Пора тебе привыкнуть, что я своего решения не меняю. Ну что, желаю вам всего хорошего. Не пропадите там. Привет моей. Пока.

Валентина закинула оружие в кабину и загрузилась сама. Проблевавшийся за автобусом, бледный как полотно Антон, заскочил на подножку, по-прежнему держа джип на прицеле. Взревев мотором, "Урал" вскоре скрылся за поворотом, где притормозил на пару секунд, чтобы парень перебрался в кунг. Оставалось благодарить Бога, что молодёжь и дети лежали на полу и не видели того, что натворил Михаил.

— Бляха-муха! Я завалил... убил.

— Отставить, возьмите себя в руки! Они бы вас не пощадили. Попадались мне такие.

— Наверное вы правы, — беря себя в руки, обронил Михаил.

— Налёт цивилизации оказался тоньше, чем мы думали, — хмыкнула Валентина Петровна. — С нас он тоже осыпался, не заметили, как. Ошиблись вы, Михаил Павлович, бабы стали товаром не через пару недель, а через пару часов. Господи, я хочу выпить!