— Ну что, хвалю, молодец, добрый товар принес! — произнес приказчик одобрительно покачав головой и бережно пряча бумаги в потайном кармане в кафтане. Рука наткнулась на рукоять спрятанного ножа. "Прирезать дурака? Рано, еще может пригодиться!" Через минуту они еще раз пожали руки и расстались, довольные друг другом.
Прошло десять дней. Вечером в дом к человеку постучались двое полицейских во главе с одетым в безукоризненный костюм-двойку неприметным человечком. Предъявили подписанный прокурором ордер и, нацепив наручники, вывели. А еще через месяц состоялся суд, впаявший незадачливому мстителю по статье 276. Шпионаж, по-божески, всего десять лет. Учли чистосердечное раскаяние. На следующий день он впервые в толпе таких же заключенных как он, направился на разборку городской свалки.
* * *
Минзеля или Милечка как называла ее покойная матушка, устало брела по безлюдным ночным улицам поселка, не разбирая дороги и то и дело оступаясь в лужу. Днем прошел короткий дождь, и земля еще не успела впитать влагу. К груди она прижимала пузатую школьную сумку. Свет полной луны делал старше и суровее юное лицо тринадцатилетней девочки. К ботиночкам успел прилипнуть изрядный кусок грязи, но она не замечала этого. Горькие слезы, безостановочно текущие по щекам придавали полным боли глазам мрачное и обреченное выражение. Хотелось скрыться от всех и никого не видеть. Несмотря на видимую примесь монгольской крови, девочка была довольно красивой, хотя до полного расцвета женской красоты еще несколько лет. Даже немного узкие глаза и выпирающие скулы ничуть ее не портили. Небольшого роста, она напоминала лицом и фигурой хрестоматийную японку — гейшу хотя относилась к башкирскому племени табын.
"За что так мачеха со мной? А отец молчал и прятал глаза! Никогда им это не забуду и не прощу!" Эта мысль тяжелым молотом билась в голове. Ее все предали, даже отец! На ходу она достала кусок материи и вытерла слезы. Вечером произошло то, что она никогда не забудет и не простит! Мачеха придралась, что Миля не нанесла в дом воды. А она не успела! Она готовилась к экзамену в школе. Выучит главу и пойдет на колодец!
Мачеха, уперев руки в боки, просверлила падчерицу гневным взглядом.
— Мне на твою учебу ...! — грубо выругалась по-башкирски, — Тебе уже тринадцать, родителям нужно помогать и о замужестве думать, а не по школам шляться! Мне нельзя тяжелое носить, а ты палец об палец не ударишь!
Одним движением мачеха сбросила со стола учебники и тетради на до бела отдраенные в обед девочкой доски пола.
— Мама! — крикнула Миля, вскакивая с лавки, — Что ты делаешь?!
Девочка любила школу и хотя учеба давалась нелегко, в дневнике красовались только четверки и пятерки.
Мачеху, что называется понесло, она была беременна на четвертом месяце и дочка мужа от первой, покойной жены была ей как пятое колесо в телеге. Лицо покраснело и покрылось пятнами. Глаза налились кровью и ненавистью.
— Быстро встала и пошла на колодец! — женщина кричала так, что голос ее почти срывался на хрип. Глаза сверкали от ярости, — Мы тебя кормим, а от тебя никакой пользы!
Миля оглянулась на отца. Он отвернулся и делал вид что происходящая его не касается. Тихий и даже где-то забитый мужчина предпочитал не прекословить взявшей над ним полную власть жене. Супруга права. Девочка совсем большая, а от школы никакой пользы. Зачем женщине грамота? Он ее не знает, отец его не знал и прадед. Ничего, прожили. Зачем женщине умение читать и писать? Умные люди мастерградцы, хорошие, но здесь словно дети. Миля поняла, что помощи от отца она не дождется.
Неожиданно мачеха наклонилась и подхватив с пола первую попавшуюся книгу метнулась к горящей печке и с размаху швырнула учебник на пылающие угли. Повернувшись к девочке с победным видом уперла тощие руки в бедра. Дескать что ты на это скажешь?
Миля ахнула и бросилась к печи. Схватив прислоненную к стене кочергу, выбросила книгу на большой железный лист под топкой. Огонь уже начал охватывать бумагу. Мачеха торжествующе расхохоталась. Девочка торопливо схватила тряпку и потушила пламя.
Крепко сжав губы, Миля подняла обгоревшую с краю книгу и повернулась к мачехе.
— Быстро пошла и принесла воды! — с напряжением в голосе приказала женщина. Отец по-прежнему безмолвствовал и прятал глаза.
Когда Миля вернулась с ведром воды, в печке догорали учебники русского языка и математики. У мачехи победное выражение лица, а отца в избе не видно. Руки девочки ослабели, ведро опустилось на пол. Школьные учебники! Это самое святое в ее короткой жизни!
— Как Вы могли так со мной поступить! — на всю избу заорала девочка, — Ненавижу Вас!
Бамм! — звонкая пощечина обожгла ухо и щеку.
Схватив в охапку оставшиеся учебники и тетради Миля опрометью бросилась в свою комнату. Оглянулась. Чем закрыть дверь? Поняла! С натугой подтащила тяжелую скамейку на которой она спала и заблокировала ею дверь. Только потом без сил опустилась на нее и тихо заплакала. Вечером к двери подходил отец, негромко стучал и звал на ужин, но она упорно молчала. Наступила ночь. Когда родители заснули и из их спальни доносился лишь негромкий храп отца, она поднялась, собрала в школьную сумку учебники, тетради, немудреную одежду и свою гордость: подаренный ей за успехи в учебе набор ручек с сменными стальными перьями. Эту диковину, придуманную мастерградцами, в чернила макать не надо, а только заливать их в специальный бачок внутри ручки.
Крадучись выбралась из избы и плотно притворила за собой дверь. Сюда она ни за что не вернется! Даже отец не захотел за нее заступиться! Обида на самого родного человека жгла детское сердце.
Когда Миля дошла до школы впереди показалось две тени. Девочка испуганно сжалась.
— Это кто это идет? — послышался окрик с мастерградским акцентом. Это оказались полицейские.
— Ух — облегченно выдохнула воздух девочка. Она правдиво рассказала им что с ней произошло и категорически отказалась возвращаться к родителям.
По итогам состоявшегося на следующий день заседания комиссии по правам ребенка, родителей девочки лишили родительских прав, а Милю с ее согласия направили в суворовское училище. Там девочка чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Она будет жить в Мастерграде, хотя отца было немного жаль.
* * *
К началу четвертого года с момента Переноса, в экономике Мастерграда безраздельно господствовали крупные, с количеством работников в сотни и даже более тысячи, предприятия, созданные на базе работавших в городе до Переноса. Они выпускали большую часть оружия, все автомобили, трактора и станки, 100 процентов изделий черной и цветной металлургии, фармацевтики и химии, большую часть изделий металлообработки, главенствовали в электроэнергетике и электротехнике, производили большую часть консервов, муки и изделий из нее, 100 — оранжерейных и тепличных овощей и фруктов, начали производить анилиновые красители — настоящее золотое дно. Централизованное снабжение и планирование, помощь ученых мастерградской Академии в приспособлении технологий под уровень города, давали возможность предприятиям добиваться прорывных результатов.
Крупные заводы органично дополняло больше сотни мелких и средних, до несколько десятков работников, частных и артельных предприятий и больше тысячи зарегистрированных кустарей. Они изготовляли все, до чего не дотягивались руки у крупных заводов: от мебели и фарфоровых изделий собственного производства до стекла и ширпотреба. Несколько контор и частников специализировалось на ремонте: от старых еще советских холодильников, пылесосов и прочего хлама из дачных и прочих загашников, до компьютеров и старых телефонов типа "Нокия". Подобного "мусора" у жителей было много. Крестьяне, еще при Соловьеве в добровольно-принудительном порядке объединенные в что-то среднее между колхозом и производственным кооперативом, закрывали потребности города в хлебе, картошке, свинине и мясе птицы. Овощами и фруктами город снабжал себя сам с тепличного хозяйства. Хуже было с говядиной и продукцией из молока. Тут во многом приходилось полагаться на торговлю с окрестными племенами. Впрочем, положение и здесь начало меняться. Переселенцы на земли Мастерграда охотно брались за разведение крупного рогатого скота.
Каждое лето-весну сотни купцов со всех сторон Евразии: от средней Азии до Сибири и волжских городов и североуральских городов, прибывали в Мастерград на торги. Продукцию города закупали оптом: от предметов роскоши и церковных книг до металлических кос, подков, топоров и гвоздей, лопат и вил, но они не могли вывести все произведенное городом. За летнюю навигацию в столицу России успело сходить три каравана по десять судов. Спрос на изделия стоял такой, что для продажи мастерградской продукции пришлось нанять приказчиков из москвичей. Особым спросом пользовалась новинка: прозрачный фарфор, до этого привозимый из Китая и стоявший огромные деньги. Первая европейская мастерская, способная производить что-то подобное должна была появиться лишь десятилетия спустя. Месторождение необходимого для производства фарфора каолина находились очень близко от города и наладить производство получилось достаточно быстро, стоило только научится выдерживать температурный режим в печи. С утра до вечера над московским торжищем стоял крик: "А кому мастерградские ножницы да косы?" Качественная и недорогая продукция с ходу вытеснила изделия местных кузнецов. Для того, чтобы как-то прокормить семьи, они массами шли в открывающиеся по всей стране мануфактуры или перебивались мелким ремонтом.
Летом заработала совместная со Строгановыми кумпания по добыче вольфрамовых руд на знаменитом Пороховском месторождении, заработали шахты и обогатительное производство: измельчение, флотация с магнитной сепарацией и последующим обжигом. К августу в Мастерграде ожидали первые караваны с концентратом. Технологию извлечения из него металла в Академии отработали в лабораторных условиях и к следующему лету производственники намеревались организовать опытное производство вольфрама. Для скромных нужд города этого вполне хватало для покрытия потребностей в инструментальных сталях для станочной обработки металлов.
* * *
Ближе к осени вернулся отправленный на помощь казахам сводный военный отряд Мастерграда. Возвратился без потерь лишь несколько легкораненых тряслись в повозках. В новой битве в предгорьях Джунгарских Алатау захватчики вновь потерпели сокрушительное поражение и уползли назад в степи зализывать раны. На этот раз похоже, надолго, пока женщины не нарожают детей и из них не воспитают новых воинов. Возвращение отряда не прошло гладко. Когда до границ мастерградских земель оставалось всего несколько дней пути, но за границами патрулируемой с воздуха территории, отряд натолкнулся на сорокатысячное бухарское войско под управлением самого Субханкули-хана. Для нападения на Мастерград он собрал значительные пешие и конные силы с артиллерией. Торговля с городом пришельцев была золотой жилой для бухарских купцов, но жажда наживы элиты, привыкшей добывать богатства грабежом, пересилила слабые голоса негоциантов, призывающих к миру. "Халявщиков" в семнадцатом веке водилось много, и Бухара не стала исключением.
Колонна подошла к одному из степных холмов когда появился передовой дозор из казахов. Всадники изо всех сил нахлестывали коней, словно сам шайтан гнался за ними. Сбивающимся от волнения голосом десятник через переводчика объяснил, что они натолкнулись на двигающееся пересекающимся курсом войско бухарцев. Командир сводного отряда майор Серебрянников принял решение занять ближайший холм, слишком крутой, чтобы его могла атаковать конница и, приготовиться к обороне. Едва успели образовать на вершине оборонительный круг из повозок как вдали появились многочисленные толпы пеших и конных сарбазов.
Сарбаз — персидский, а также бухарский пехотинец регулярных войск.
Намерения бухарцев не вызывали сомнений. Они стремились сблизиться для рукопашной схватки и раздавить малочисленный мастерградский отряд. Майор Серебрянников, руководивший экспедицией, приказал радисту сообщить об обстановке в Мастерград и вызвать самолеты. За 2 километра до позиций бухарцев встретил сильный пушечно-минометный огнь. Однако толпы сарбазов продолжали фанатично атаковать несмотря на ужасающие потери, временами захлестывая подножие холма. Перелом наступил когда в безоблачном синем небе появились крестики самолетов. С ужасающим суеверных мусульман воем они приблизились к остолбеневшим порядкам бухарцев. Черные шарики авиационных бомб смертоносными каплями понеслись к выжженной солнцем земле.
Бах! Бах! Бах!
Огненные цветы взрывов поднялись среди густых толп сарбазов. Это оказалось соломинкой, сломавшей спину верблюду. Субханкули-хан первый бежал с поля боя, после него ударились в паническое бегство остальные. Русскому войску в качестве трофеев достались бесчисленные отары овец, табуны скота и караваны с припасами и ставкой бухарского правителя: богато изукрашенными палатками, коврами, диванами, ханской кухней и казной. В бою получило ранение несколько мастерградцев, но на поле боя осталось несколько тысяч погибших и раненных бухарцев. Прибыв в свою столицу Субханкули-хан столкнулся с враждебно настроенной к нему толпой, обвинявшей его в провале. На общем совете улемы выступили против эмира открыто и объявили его недостойным занимать трон "великого Тамерлана". Покинув столицу, он пытался бежать в Афганистан, но погиб, отравленный одним из приближенных. В государстве началась кровавая междоусобная борьба за трон...
Глава 8
Острая сталь приставленного к шее ножа ощутимо холодила шею Чумного, а в плечо упирался лакированный, гладкий приклад охотничьего карабина двадцать первого века. Боевой холоп навалился сзади, сосредоточенно сопит в ухо. Мозолистая ладонь давит на затылок, не давая отодвинуться. Одно движение и никакая медицина не спасет, с перерезанной глоткой не живут. Коротко и негодующе проржала лошадь, запряженная в подводу, на которой они приехали на место. Еще один, доверенный голицынский бандит с саблей наголо стоит где-то позади. Земля еще не успела прогреться и лежать на ней холодно, но Чумной не обращает на это внимания...
Позавчера, после двух лет заключения в подвале загородного имения Бориса Алексеевича Голицына, судьба обернулась к нему фартовой стороной. И на этот шанс Чумной готов поставить и собственную жизнь, и жизнь своей ненаглядной крали. Взяли его вместе с Софьей по глупости. Хотел же объехать Москву, не светиться. Нет захотелось ресануться перед любушкой. В придорожной корчме подсыпали снотворное в местное плохенькое пиво и очнулся он с гудящей головой уже в подземелье на цепи. Как он тогда орал, но все бесполезно. Местные тюремщики лишь смеялись над его потугами. Сначала пытали, без членовредительства, но убедившись, что рассказал все, что знал, так и оставили под замком и ни цепи. И словно забыли о его существовании, голодом не морили, но и убежать шанса не давали. Кралю свою Софью он больше не видел хотя держали ее в соседней камере и переговариваться можно было свободно. Это было единственное что помогло ему не умереть от тоски и продержаться два бесконечно долгих года.
