— Русь издавна верою жила, ею и спасалась! Где царь истинный, христолюбивый? А нет его! Последние времена пришли... Ныне у нас не царь, а антихрист, раньше все в Кукуе с немцами знался и жил все в Немецкой слободе, в среду и в пятку мясо ел. А теперь и того хужее, забыл старину. Кто он еси? Кал еси, вонь еси, пес еси смрадный! Воистину говорю вам, последние времена настают, ибо с таким царем падет последний оплот благочестия — третий Рим, а четвертому не бывать!
Слова разнеслись до самых дальних углов. На площади воцарилась тишина, лишь слышен отдаленный звон колоколов да каркает стая ворон, кружащая над церковью. Раззявленные рты, выпученные глаза, переглядывается народ. Страшны речи безместного попа. Худо стало жить и с каждым годом все скуднее и тревожнее. Где Русь православная? При покойном царе Алексее Михайловиче все по старине правилось, а сейчас по-новому как мастерградские немцы царю указывают! Речи огнем жгут сердца, но страшно, страшно, ноне не 7191 год от сотворения Мира. Вмиг схватят и после пыток казнят смертию!
7191 год от сотворения Мира — 1682 г от рождества Христова произошел стрелецкий бунт в результате которого на престол взошли два царя: Петр и Иван при регентстве царевны Софьи.
Поп ткнул рукой в сторону нищих.
— Смолчите и вам такими быть! Не доделали стрельцы дело! Осталось еще семя нарышкинское. Злобствует, извести народ христианский хочет! Где столб каменный, который поставили стрельцы на Красной площади в память о измене нарышкинской? А нет его, срыли! Захотим помочь истинной вере православной, не жалеть ничего, дворы продавать, жен и детей закладывать, жизнь отдавать, а веру отстоять! Пострадаем за веру христианскую, живот отдадим, зато душу спасем!
Толпа грозно загудела. И еще чуть-чуть и повторится стрелецкий бунт едва не стоивший жизни царю Петру. Кричали: "Не дадим погибнуть вере христианской, хотим старины".
Поп, размашисто перекрестившись, произнес Исусову молитву. "Аминь", дружно ответила площадь.
На улице, ведущей к церкви мелькнули зеленые кафтаны преображенцев. Увидев толпу, побежали, грохоча сапогами по дощатой мостовой, на ходу готовя фузеи. Поп остановился, приставил грязную пятерню ко лбу, разглядывает. Толпа бывшая до этого аморфной амебой в один миг сплотилась, не подпуская солдат к телеге. Крик, шум. К телеге пролез купчина. Пальцы сверкают серебряными перстнями.
— Батюшка, спускайся, негоже если тебя поймают воровские солдаты.
Когда растрепанные преображенцы во главе с прапорщиком протолкались к телеге, их ждало разочарование. Попа и след простыл. Лишь зло ухмылялись обступившие телегу краснощекие приказчики и одетые в клюквенного цвета кафтаны стрельцы полка Федора Головленкова.
— А нету никого, — бойко и насмешливо произнес молодой стрелец, тряхнул кудрявыми волосами и картинно развел руки.
Прапорщик побагровел, но смолчал, слишком много вокруг народа. Если что разорвут и фузеи не помогут.
Неприметный купчик в потрепанном армячке наблюдавший всю сцену в благоразумном удалении, холодно улыбнулся и тихо, так чтобы никто не услышал пробормотал:
— It's good! — и начал работать локтями, пробиваясь из толпы.
Шепотом передавали слухи про царя Петра, что дескать, не царского он рода, нагуляла его Нарышкина, что скоро разгонят стрельцов а самих с семьями похолопят. Смутно было стрельцам, страшно. По ночам творилось странное. Откуда не возьмись на заборах начали появляться прелестные грамоты, внизу печать, вторая — на шнуре. Народ дивился, толпился вокруг. Непременно находился грамотный, среди стрельцов их хватало, читал нараспев. Неведомые печальнике о судьбе русского народа призывали жить по старине, извести злобное нарышкинское семя, громить немцев и передать власть доброй царевне Софье. Прелестные письма находили среди стрельцов благодатную почву. Кричали: "Постоим, не выдадим!" Преображенцы срывали грамоты, крикунов тащили в Тайный приказ. Дьяки творили дознание, но пойманные мало что знали. Их пороли нещадно кнутом и, обрезав пол языка, отправляли на вечное поселение в Сибирь. Это не помогало. Что не неделя прелестные письма появлялись вновь и даже князь Федор Юрьевич Ромодановский лишь бессильно злобствовал. Не ведал, кто эти грамоты подбрасывает стрельцам.
* * *
Весна в этом году пришла поздно, но дружно, так что уже через две недели стояло настоящее лето. Солнце над головой палило изо всех сил. Глаз, уставший от зимнего, белого однообразия, ласкала свежая зелень деревьев и травы. Человек торопливо шел мимо потемневших дощатых, кирпичных, из сетки рабицы заборов частного сектора Мастерграда по щебеночной, утрамбованной мостовой к остановке автобуса. На улице никого, только вдалеке пробежала беззаботная пацанва. Это у него, работающего по сменам, сегодня выходной а у большинства разгар рабочего дня. В прошлом 1691 году прежняя дорога из 21 века так густо покрылась ямами и выбоинами, что стала проходимой лишь для велосипедов или вездеходов. По весне приехали дорожные рабочие с бульдозером и компрессорами. В три дня убрали асфальтовое покрытие а вместо него насыпали мелкий щебень, укатали его катками. Получившаяся дорога гораздо хуже прежней, гладкой, но ничего не поделаешь. Нефтепродуктов мало и с асфальтом ремонтировали только центральные улицы Мастерграда а дом, доставшийся в наследство от умершей матери, расположен на окраине. Он вспомнил как радовалась воспитавшая его в одиночку мать, что их окраинную улицу покрыли асфальтом, а вот уже год, как ее нет. Она умерла от сахарного диабета. На нее не хватило инсулина... Он горестно вздохнул, несмотря на прошедшее время рана на сердце была еще слишком свежа. Если кого-нибудь он в этой жизни и любил, то мать. Как всегда когда человек вспоминал об безвременно погибшей матери, настроение стало хуже некуда. Навстречу тяжело проковыляла пожилая женщина с пустыми ведрами. Он на мгновение остановился. Плохая примета, может вернуться? Но приказчик Строганова завтра уплывал домой, в Орел-городок а вернется назад неизвестно когда. Мысленно махнув рукой на суеверия, он пошел дальше, через пару минут стоял на пустынной остановке.
Мастерградом назвали город, подумал человек и злобно ухмыльнулся. А компьютеры и мобильные телефоны с каждым годом все больше сыпятся и процесс этот не удержим! Скоро даже позвонить станет нечем. Были и еще причины недовольства. Ему, дипломированному инженеру-программисту не нашлось работы по специальности! Неважно что оставшиеся в отрасли были и умнее и талантливее его. Это настоящее оскорбление думающего и чувствующего человека! Но существовать на что-то надо, пришлось наниматься в охранники торгового поселка при Мастерграде. Но ничего он отомстит!
Подошел маршрутное такси, он уселся на свободное сидение, глухо чавкнули закрываясь двери. Хорошо еще что не попался ублюдочный автобус местного производства под названием "Мастерок", продолжал злобствовать человек, в салоне воняет, трясет, тесно, да еще и сидения неудобные! Машина тронулась, на остановках люди садились, выходили, разговаривали, но он не обращал внимания и не отрывал взгляд от окна. Мелькали пятиэтажки, на крыше почты торчала металлическая монструозного вида мачта. Туда перенесли оборудование сотовой связи. Уродливо, но куда деваться, если повезет, хватит лет на десять. Отдельные, самые простые телефоны к этому времени может и останутся, но батарейки уже 100% будут местного производства, в рюкзаке. А так все хорошо начиналось, когда они дружно вышли прогонять вора Соловьева, человек устало покачала головой.
— Жаль, — еле слышно пробормотал он, — вмешались вояки, а потом установили в городе собственную диктатуру!
Глаза полыхнули сдержанным гневом, побелевшие губы сжались в тонкую линию. Автобус привычно остановился у бетонной коробки КПП на границах города. Заглянувший в кабину полицейский окинул пассажиров профессионально внимательным взглядом. Потом спрыгнул вниз и, поправив на плече карабин, махнул водителю рукой. Автобус тронулся, мимо промелькнули распахнутые настежь оббитые железом ворота, покатился по дороге. Замелькали поля, покрытые зеленеющими всходами, окруженные невысокими бревенчатыми стенами деревни. Человек вернулся к собственным мыслям. "К черту романовского выродка, окончательно изнасиловавшего эту несчастную страну. Пробиться к морю, построить для эвакуации флот. Пару океанских лайнеров, три-четыре сухогруза, несколько кораблей охраны и уплыть в закат! Куда-нибудь в Австралию или Америку! К черту эту Евразию! А они об эвакуации даже слышать не хотят! Все равно у этой страны нет будущего. Если мы свяжем свою судьбу с Россией, то итог будет ужасен: реки крови, гигантские людские потери и утрата территорий. И почему мы не можем жить подобно цивилизованным нациям?" Запахло цитрусовыми. Он скосил взгляд, соседка достала из сумки апельсин и с аппетитом его ела. Он сморщился словно съел кусок лимона, цитрусовые разводили в городских теплицах и начали понемногу продавать в магазинах. Сами то небось фрукты жрут сколько захотят подумал, поджав губы человек, а нам продают только по карточкам! "Вот англичане, культурная нация. Есть у них навык управления народами, поэтому они всем миром и владели. Один человек может поставить на уши огромный регион и за их собственные деньги. Ничего не скажешь, культурная нация! Такого у русских никогда не выйдет, куда нашим ватникам! Потратят огромные ресурсы на помощь аборигенам и ничего не добьются, кроме плевков не в лицо, так в спину! Вот что называется западная культура! И почему я не родился цивилизованным человеком?" Он изо всех сил сжал челюсти. "Они еще пожалеют! Уеду в Англию, помогу там заложить основы программирования, смогу работать с самим Ньютоном! Машину Беббиджа скоро изобретут, почему бы это не сделать раньше, или изобрести механический арифмометр?"
Через полчаса тряски по порядком разбитому асфальту дороги машина проехала мимо разросшегося вокруг торгового поселка шанхая к потемневшим бревенчатым стенам укрепления, затормозила. За прошедшие три года поселок аборигенов или как его называли мастерградцы: Шанхай, разросся и похорошел. Старожилы успели отстроиться. На узких улицах в центре стояли богатые, капитальные избы русского или башкирского типа. Над черепичными крышами вились густые струйки дыма, скоро обед. Лишь на окраинах поселка теснились юрты, шатры, глинобитные домишки с плоскими крышами и времянки недавно прибившихся к Мастерграду. Скоро и они заматереют, появится деньга: попаданцы платят щедро, новички возведут собственные дома.
Пост у ворот утопал в густой тени от островерхих каменных башен. На стульях щурились от яркого солнца двое: Ищенко и Иванов, или два И как шутя называли смену коллеги. На коленях винтовки. Свежий ветер с реки шумел в кронах деревьев, каркали усевшиеся на проводах идущей в поселок ЛЭП вороны. Пух от тополей медленно летел по ветру, скапливался в ямах белыми сугробами. На солнце, подальше от караульных, храпит ободранный пьяница. До обеда оставался час с небольшим. Человек последним из пассажиров спрыгнул на землю.
— О! Привет, — не вставая поздоровался Иванов, Ищенко ограничился тем, что лениво помахал рукой, — какими судьбами к нам?
— Да так, — поздоровавшись за руку, неопределенно развел руки человек, — перетереть тут нужно кое-что с аборигенами.
Он любил изобразить из себя резкого на слова и дела персонажа в стиле любимого героя из американских боевиков: Крутого Уокера. Жаль только что сослуживцы давно не велись на это. Посмотрев на часы, время поджимало, он торопливо бросил:
— Пока, увидимся, — провожаемый ленивыми взглядами коллег направился по узкой тропинке вдоль реки к дальней пристани. С тихим шелестом накатывались на обрывистый берег гонимые ветром пенистые волны. Теплый ветер шумел в вековых соснах нетронутой тайги, благодать! Сейчас бы на пляж, позагорать, но некогда, дела превыше всего! Время от времени он оглядывался, вокруг никого, успокоенный, шел дальше. На горизонте — непременный атрибут Мастерграда с времен до Переноса: трубы электростанции. Правда сейчас их осталось только две, и те понемногу демонтировали промышленные альпинисты из бывшего городского спасательного отряда. Последний котел поздней весной бесповоротно вышел из строя и на следующий отопительный сезон придется полагаться на вновь построенные котельные. Течение реки вильнуло под девяносто градусов, отсюда ни Шанхай, ни крепость торгового поселка уже не видны. Человек начал спускаться, к гальчатому пляжу.
Одетую в старинный русский кафтан фигуру, стоящую на конце потемневшего от дождей и холодов дощатого пирса, он увидел еще издали. На миг остановился, внимательно огляделся, вроде никого постороннего нет. Приказчик, как договаривались пришел один. Рука скользнула по кобуре на боку. После переноса любой мастерградец мог свободно приобрести огнестрел и носить его постоянно стало модно. Для приобретения оружия была необходима лишь справка от психиатра, что не числишься на учете. Пистолет на боку придал человеку уверенности, он продолжил спускаться к воде.
На пирсе не подслушать о чем разговор, до берега далеко, а укрытий поблизости нет. Не подберешься незаметно поближе. Иван Пахомов, старший приказчик именитых гостей Строгановых, прищуренными глазами наблюдал за берегом и время от времени сплевывал на настил шелуху от подсолнечных семечек. Третий год он возглавлял торговые караваны из Орла-городка и успел приохотиться к заморской заразе.
— Здравствуй батюшка! — первым поздоровался, приказчик. Улыбка ласковая, а глаза настороженные, ледяные.
— Здравствуй Иван Пахомов! — в свою очередь ответил человек протягивая руку. Пожатие крепкое, ладони словно дерево твердые, в жестких мозолях.
— Подобру — поздорову добрался, батюшка? — деланно небрежно поинтересовался приказчик и впился в собеседника взглядом.
— Да, все нормально, — пожал плечами человек. Приказчик продолжал смотреть настороженным взглядом, надавливая на собеседника.
— Да смотрел, я смотрел, — не выдержал человек, — никого нет! Не шел никто за мной!
— Дай то боже, — немного расслабился приказчик, — принес батюшка?
— Принес конечно, — слегка обиженным тоном произнес человек и тут же продемонстрировал что уроки приказчика не прошли втуне.
— А Вы принесли?
— Конечно батюшка, как можно? — снова расплылся в ласковой улыбке приказчик, сунул руку в кафтан. На свет появился увесистый мешочек, качнул, внутри заманчиво брякнуло.
Собеседники обменялись, приказчик получил несколько густо исписанных листов а человек мешочек. Человек незаметно взвесил его в руке, пожалуй с полкило будет.
— Подожди батюшка, дай гляну что ты принес.
Человек развязал веревку, стягивающую мешок, на солнце блеснуло золотом. Приказчик начал, шевеля губами, читать переданные ему бумаги:
— Последние вертолеты встали, их разобрали на запчасти... — приказчик остановился, прищурившись глянул на собеседника. — летучих кораблей из вашего времени больше нет... правда ли это, или лжа? — спросил жестко.
— Точнее и быть не может! — отмахнулся человек. Он вытащил на свет отблескивающую золотом с обгрызенными краями монету и пытался прочитать надпись латиницей на ней, — весь город знает, с Нового года ни один вертолет не летал. "Ну вот, теперь есть с чем бежать в цивилизованные страны. Для эмиграции необходим начальный капитал а он у меня теперь есть."
