Континентальный союз

"Его сиятельство, комбриг граф Игнатьев".

Такого от большевиков никто не ждал, на что и делался расчет. Алексей Алексеевич Игнатьев действительно был графом. Военный атташе царской России во Франции, после долгих лет раздумий он перешел на сторону большевиков, с 1937 года служил в Красной Армии, и сейчас Москва использовала его опыт и титул. Опытнейший военный дипломат, Игнатьев применял свое происхождение, связи и опыт в полную силу. Появление знакомого многим графа было воспринято югославами с восхищением и резко увеличило число сторонников России среди элиты. Теперь многими СССР воспринимался как вернувшаяся Россия. Так же миссию графа Игнатьева восприняли и в других странах.

Компартия Югославии демонстрировала поддержку правительства, акцентировано прорусскую ориентацию (не разделяя ее с просоветской, но и не делая на этом упора), умело сочетая это с пропагандой достижений социализма. Поступающие в страну советские танки и самолеты преимущества социалистического строя подтверждали вполне наглядно. Советское правительство активно использовало Югославию как площадку для иллюстрации возможности совместной работы Советского Союза и компартий с королевской властью и шире — с несоциалистическими государствами. Там же отрабатывалась технология реального взаимодействия со структурами праворадикальной Франции.

Москва все больше вырывалась из изоляции. Все меньше людей воспринимало СССР как какое-то особое государство, все больше — как наследника российской империи.

* * *

Деятельность правительства Симовича, направленная на сближение Югославии с Францией и СССР весьма позитивно оценивалась в Москве. Однако пресса в самых обтекаемых фразах, старательно сглаживала какие-либо углы в советско-германских отношениях.

* * *

2.02.1939. "Правда". Первая полоса.

Подписание договора можно назвать убедительным доказательством стремлений югославского правительства к укреплению мира и предотвращению распространения войны, что соответствует последовательно проводимому в жизнь советской стороной принципу последовательной политики мира. Как заявил по этому поводу товарищ Жданов: "Мы стоим за мир и укрепление деловых связей со всеми странами".

* * *

Из речи короля Петра II по поводу вступления на престол:

Наш предок, Карагеоргий во внешнеполитическом плане ориентировался на поддержку России, которая как держава-покровительница православного населения Османской империи оказывала повстанцам огромную помощь, а потом вместе с сербами вела войну с Турцией. И пристанище Карагеоргий, вместе со многими сербскими беженцами, нашел именно в России. Милош Обренович, в отличие от него, выбрал путь не борьбы, но соглашательства и лавирования в отношениях с турецкими властями. Что ж, он добился значительных успехов и власти в стране. Но кончилось это для Обреновичей, как мы помним, плохо.

Речь перепечатали все ведущие газеты. Заявление короля без внимания не осталось, в том, что это не его личное мнение, а позиция Югославии никто не сомневался.

* * *

Симович сильной фигурой так и не стал, оставшись номинальным лидером. В руководстве кроме старых чиновников и его армейских сподвижников, образовалась сильная группа объединившихся Михайловичем и Тито. Союз казался противоестественным, но основывался на общей антинемецкой направленности и советско-французской поддержке. Коммунисты, получившие амнистию всех осужденных за левые убеждения, легализацию партии, места в правительстве и парламенте, не собирались зарываться и требовать большего сразу. Они без резких шагов укреплялись на достигнутых рубежах.

Симович и Михайлович оценили поддержку КПЮ, рассматривая ее как силу, способную удержать часть общества от каких-либо выступлений, партию, имеющую возможность несколько сглаживать межнациональную рознь. Кроме того, они никогда не забывали, что за Тито стоит Жданов. Но если Михайлович был готов войти в коалицию, то Симович относился к Тито сдержано.

Внутри страны после разгрома пронемецких сил конфликты притихли. Сербия и Словения успокоились, получив автономию, в Хорватии Мачек и Шубашич, представлявшие умеренное крыло националистов занимались укреплением власти и борьбой с радикалами. Тито спровоцировал обращение мусульман Боснии и Герцеговины в правительство. В Сараево мусульмане-босняки создали Мусульманский Комитет Югославии, для защиты мусульман как от хорватов, так и от сербов, и его лидеры направили королю меморандум, в котором они выражали разочарование тем, что Босния не осталась под управлением центральной власти, а вошла в состав Хорватской бановины. Они утверждали, что положение босняков-мусульман ухудшилось, что им не предоставили свободу, что католики-хорваты дискриминируют мусульман. Авторы меморандума заявили о фактах натравливания мусульман на сербов.

Хорваты-католики действительно мусульман не любили. В тоже время хорватское руководство рассматривало никогда не угасавшие среди мусульман-босняков автономистские тенденции как самую большую опасность, и лидеры Хорватии тут же увязли в этих распрях. Учитывая, что каждая партия имела свои вооруженные отряды, в Хорватии боевики умеренных хорватов-католиков, уцелевших усташей, сербских экстремистов, мусульман-босняков и коммунистов перемешались с отрядами королевской полиции, городской и сельской стражи и армии. Мачеку стало совершенно не до сепаратизма — получить все то же самое, но в куда большем объеме и при отсутствии поддержки Белграда он не рвался.

К началу весны, центральное правительство в целом контролировало страну и не имело серьезной оппозиции. Югославия стала форпостом Франции и Советского Союза на Балканах.

8. Польская развязка.

Если Югославию удалось привязать к франко-русскому блоку, то в Румынии французы провалились. Их протеже, Кароль II, удержать власть не сумел. Популярностью в правящих кругах он не пользовался, а самая активная часть элиты, румынские помещики, была тесно связана с Германией. Объяснялось это не политикой, просто пшеницу и прочие румынские сельхозпродукты скупали немцы. Абвер сумел установить контакт с популярным в армии и финансово-промышленных кругах министром обороны Антонеску, который взгляды нацистов вполне разделял. По сути, немцы пошли тем же путем, что и французы в Югославии: поставив во главе заговора популярного генерала в качестве "сильной руки", и обеспечив ему политическую поддержку, в роли которой выступила Железная гвардия. Убийство в ноябре ее вождей сыграло только на руку немцам — оставшиеся легионеры стали более послушными и, чувствуя смертельную опасность для себя — более склонными к риску. Дальнейшее было делом техники.

Двадцать восьмого декабря боевики Железной гвардии застрелили в центре Бухареста премьер-министра Калинеску. Под угрозой дальнейших терактов и давлением немцев, пронемецкой верхушки страны, армии и железногвардейцев, король был вынужден назначить Антонеску главой немедленно сформированного "национального легионерского правительства", в состав которого вошли военные и представители Железной гвардии. На следующий день Антонеску потребовал от Кароля II отречься от престола.

Король отрекся в пользу своего сына Михая, а сам бежал в Швейцарию. Михая короновали, но власть находилась в руках Антонеску, который заявил молодому королю:

— Вы сохранили корону не потому, что мне это нужно, а из-за того, что крестьяне хотят, чтобы у них был король!

Антонеску немедленно заявил об "органической и естественной связи между легионерами и НСДАП" и провел переговоры с начальником немецкого генштаба Кейтелем относительно реорганизации и повышения боеспособности румынской армии. Спустя девять дней после смены власти, Германия и Румыния заключили договор о политическом и военном союзе сроком на десять лет. Румыния присоединилась к Восточному пакту и окончательно вошла в орбиту Германии. Уже в январе 1939 года в Румынию прибыла германская военная миссия. Страна была объявлена национал-легионерским государством, Железная гвардия — правящей партией, отменено действие конституции...

Немцы получили еще одного союзника с достаточно большой, хоть и слабо оснащенной армией. И этот союзник находился на советской границе. Советско-французский удар в Югославии Гитлер отыграл полностью.

* * *

Некоторое удовлетворение Парижу и Москве принесли новости из Вашингтона. В конце декабря, король Великобритании Георг VI после завершения поездки по Канаде нанес визит в США, где встретился с президентом страны. В ходе встречи Рузвельт говорил о необходимости нового подхода к проблеме колониальных и зависимых стран, причем одной из предпосылок длительного мира, по его словам должна стать широкая свобода торговли, отмена экономических соглашений, предоставляющих одним государствам преимущества перед другими и открытие рынков для здоровой конкуренции.

Позиция президента отражала интересы тех кругов США, которые готовили почву для проникновения США в колониальные страны, и в переводе с дипломатического, означала требование к британцам открыть колониальные и протекционистские рынки для американцев, чего Лондон делать не собирался. Неравноправные торговые соглашения составляли основу экономики Британской империи, и ссылки на отмену искусственных барьеров для торговли и равные возможности для конкуренции, там расценили как наступление американских монополий на позиции Англии. Георг VI заявил, что Британия не намерена отказываться от своего преимущественного положения в доминионах, и торговля будет продолжаться на условиях, устанавливаемых английскими министрами, а вмешательство в имперские экономические соглашения недопустимо.

Рузвельта это не устроило, и Вашингтон почти открыто заявил, что не намерен поддерживать Британскую империю.

* * *

Резкое выступление США порадовало не только Петэна и Жданова, но и Гитлера, демарш Рузвельта повышал для Лондона ценность англо-немецких соглашений. Но фюрера беспокоила возможность возврата Франции и Польши к союзу. И небезосновательно, по мнению генштаба, после этого Рейх оказывался зажатым между двумя мощными армиями. В отличие от советской, польская армия оценивалась как мощная и достаточно современная.

Своих целей фюрер не скрывал. Еще в 1934 году он заявил: "Цель всей политики в одном — укрепить политическое могущество. После этого последует, возможно, отвоевание новых рынков сбыта, возможно — и, пожалуй, это лучше — захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация". Рост политического влияния Рейха к концу 1938 года впечатлял, рынки сбыта увеличивались... а на Востоке находилась лишенная союзников и зажатая между двумя своими историческими врагами Польша.

Союз с Россией против поляков представлялся логичным и взаимовыгодным тактическим ходом. Такой союз гарантировал бесперебойные и дешевые поставки сырья, и огромный рынок сбыта немецкой технологичной продукции.

— В политическом плане это оторвет Россию от французского блока и включит в орбиту Германии — заявил Гитлер на совещании в январе 1939 года. Сейчас он видел свою первоочередную цель в установлении господства в Европе. А еще недавно маргинальный, затерянный в снегах Советский Союз, в качестве главного противника не воспринимал.

— После достижения согласия с Британией, хозяйкой колониального мира, главным противником для нас является Франция — продолжил он. Я начинаю новый этап переговоров с русскими. Я готов предложить Жданову заключить советско-германский договор о ненападении и разграничить сферы интересов в Восточной Европе.

— Направленный в первую очередь против Польши — немедленно согласился Риббентроп. Этим союзом мы привяжем Москву к себе и не допустим ее участия в возможном европейском конфликте на стороне Франции, избежав войны на два фронта.

— Поставки русских, по нашим расчетам должны покрыть потребности Рейха в сырье и продовольствии в случае начала войны — доложил Гальдер.

В Берлине надеялись, что сам факт германо-советского сближения обернется для Жданова внешнеполитической изоляцией и приведет к осложнению его отношений с французами. А возможные шаги СССР в отношении государств и территорий, которые должны были войти в его сферу интересов, исключат возможность неожиданных поворотов в советской политике в момент, когда Германия будет связана войной на западе. Немцы считали, что это не только обеспечит Германии надежный тыл на случай войны на западе, но и позволит достичь тех целей, которые она ставила перед собой на востоке Европы.

* * *

Союз Германии и СССР, по господствовавшему в Британии и Франции мнению, не означал получения немцами решающего превосходства, советскую армию в Европе оценивали не высоко. Несмотря на недавние успехи в конфликте с Японией, считалось, что после переворотов, лишивших армию ряда крупных военачальников, РККА присущи слабое оперативное и тактическое руководство, недостаточное материальное обеспечение, несмотря на большую численность. И если французы, тем не менее, к такому союзу относились резко враждебно, то англичане реагировали спокойно.

* * *

В Москве цели немцев понимали. Но торговля с Германией была важна и для Советского Союза, а договор с Берлином Жданов рассматривал как возможность возврата территорий Украины, Белоруссии и Прибалтики, и запасной вариант обеспечения безопасности, делать ставку только на Париж, председатель СНК не спешил. Разграничение сфер интересов и совместное выступление против Польши Жданова интересовали, но договор о ненападении не устраивал. Он не желал связывать себе руки в ежедневно меняющейся европейской обстановке и жестко привязываться к германскому альянсу.

Подписание договора, означало переход на сторону Гитлера, отказ от поддержки Франции, Чехословакии и Югославии. А это наносило серьезный удар по престижу СССР. Соглашение могло повлечь франко-польский союз, после чего война с Польшей означала бы и войну с французами. В случае поражения немцев в войне, СССР должен был бы разделить неудачу, а в случае победы — оказывался в одиночестве лицом к лицу с контролирующей всю Европу Германией, за спиной которой стояла Англия. Позиция независимой стороны Жданова устраивала больше, да и отношения с французским блоком уже были достаточно тесными.

Отказ от соглашения о ненападении расценили бы и в Германии, и в остальных странах однозначно — русские планируют войну с немцами. Делать такой подарок Петэну и настраивать против себя Гитлера в Москве тоже не хотели. Усиление Германии и приближение к советским границам частей Вермахта не радовало, но Жданов предполагал, что Гитлер отторгнет в ходе войны только бывшие немецкие земли, после чего остаток Польши, большей частью, находящийся в зоне влияния СССР, станет дополнительным рубежом обороны.

Москва, считая Гитлера более заинтересованным в договоре, пыталась либо получить максимум, либо отдать минимум. В частности, СССР указал на свою заинтересованность в Бессарабии. Как заявил советский посол в Германии Астахов, "Советский Союз считает необходимым и своевременным, в интересах восстановления справедливости, приступить к немедленному решению вопроса о возвращении Бессарабии Советскому Союзу. Правительство Союза ССР считает, что вопрос о возвращении Бессарабии органически связан с вопросом о передаче Советскому Союзу той части Буковины, население которой в своем громадном большинстве связано с Советской Украиной, как общностью исторической судьбы, так и общностью языка и национального состава".