Биография Толкина

На ложе один он лежал, и в мозгу его

Пепельные призраки похоти и ярости

Вели хоровод до хмурой зари.

Гиневра у Толкина не трагическая героиня, какой ее любили изображать писатели артуровского цикла, отнюдь нет:

...владычица без милосердия,

Богиня видом и ведьма умом,

Пришедшая в мир приносить несчастье другим.

Хотя в середине тридцатых годов Толкин забросил "Гибель Артура", в 1955 году он писал, что надеется ее завершить, но так и не собрался это сделать.

Раз или два он принимал решение уйти в творчестве от мифического, легендарного и фантастического и написать реалистические короткие повести для взрослых. Результат был плачевным. Стало ясно, что его воображение нуждается в мифах и легендах для полной реализации своих возможностей.

Существенную долю времени и внимания требовала работа над "Сильмариллионом". Толкин сделал великое множество поправок и переделок в основных легендах цикла, решил выбросить основное имя морехода Эриол (по первоначальному замыслу ему были поведаны легенды); вместо этого он назвал его Эльфвинэ ("Друг эльфов"). Кроме того, много времени ушло (возможно, даже больше, чем на сами легенды) на разработку эльфийских языков и алфавитов. На этот раз Толкин придумал новый алфавит. Сначала он назвал его "куэнийским", потом "феаноровским". После 1926 года именно этими буквами он писал свой дневник. Наконец, много внимания уделялось географии и другим второстепенным деталям цикла.

В конце тридцатых годов вся работа над "Сильмариллионом" дала результат в виде увесистой рукописи, большая часть которой была написана изысканным почерком. Но со стороны автора не было предпринято ни единого шага к публикации этой вещи, и вообще мало кто знал о ее существовании. Если не считать домашних, то единственным посвященным был К.С. Льюис. Из всей семьи чаще других слушал легенды третий сын Кристофер. Его отец записал в дневнике, что из мальчика получилась "нервная, раздражительная, строптивая, самоедская, нахальная личность. Впрочем, есть в нем что — то такое, вызывающее любовь, во всяком случае, у меня, поскольку мы очень схожи'. В начале тридцатых годов Кристофер вечерами частенько сиживал, закутавшись, у камина в кабинете и напряженно внимал рассказам отца (это были скорее экспромты, чем чтение вслух) о войнах эльфов с темными силами и о том, как Берен и Лучиэнь предприняли безнадежный поход в самое сердце железной твердыни Моргота. Это были не просто рассказы: из уст отца вживую появлялись яркие повести о суровом мире, где злые орки и страшный Чародей сторожили дорогу, и ужасающий красноглазый волк разрывал на части пленников-эльфов, товарищей Берена, одного за другим. И это был мир, в котором три великих эльфийских драгоценных камня сильмарилла сияли дивным и ослепительным светом, мир, в котором наперекор всему такой поход мог оказаться победным.

Возможно, именно чувства Толкина к третьему сыну были одним из побуждений, заставивших его сесть за новую книгу. Ее происхождение более явно объяснено К.С. Льюисом по словам Толкина, он однажды заявил: "Толлерс, в литературе нет того, что мы понастоящему любим. Похоже, нам придется взять, да и написать самим'. Друзья условились, что Льюис будет писать о путешествии в пространстве, а Толкин о путешествии во времени. Уговорились также, что обе книги должны приводить к открытию Мифа.

Произведение Льюиса называлось "За пределы Безмолвной планеты" и стало первой книгой в трилогии о Рэнсоме84. В свою очередь, Толкин написал книгу "Утерянная дорога", в которой двое путешественников во времени, отец и сын, в своем путешествии в глубь времен в страну Нуменор оказываются открывателями мифологии "Сильмариллиона".

Легенда Толкина о Нуменоре большом острове на Западе, что был дарован людям за помощь эльфам в битвах против Моргота, вероятно, была сложена в конце двадцатых или начале тридцатых годов. Одним из мотивов к ее созданию был тот страшный сон, который тревожил его с детства "гибель Атлантиды", в котором "появлялся кошмар в виде неумолимой волны, то надвигающейся из спокойного моря, то возвышающейся подобно крепости над зеленым островом'. Когда нуменорцы поддались на искушения Саурона (лейтенанта Моргота, уже появлявшегося в поэме о Берене и Лучиэнь) ослушаться божественного приказа и отправиться в море на Запад к запретным островам, поднялась великая буря, огромная волна обрушилась на Нуменор, и весь остров канул в бездну. Атлантида погибла.

История Нуменора объединяет в себе легенду Платона об Атлантиде с воображаемыми сюжетами "Сильмариллиона". В конце легенды рассказывается, как с гибелью Нуменора изменился мир. Западные земли "удалились навсегда из кругов мира". Сам по себе мир замкнулся, но на Древний Запад остался еще Прямой Путь для тех, кто сможет его найти. Это и есть та "Утерянная дорога", давшая название всему произведению. Все не относящееся к Нуменору представляет собой введение и явно автобиографично с некоторой долей идеализации. Главные герои — отец и сын. Отец, профессор истории по имени Альбойн (вариант имени Эльфвинэ на ломбардском наречии) выдумывает языки или, скорее, обнаруживает, что слова ему посылаются в виде фрагментов древних и забытых языков. Многие слова восходят к временам гибели Нуменора. Здесь рассказ прерывается, ибо Альбойн с сыном пускаются в путешествие во времени к Нуменору. Произведение несколько перегружено описаниями отношений между отцом и сыном (они вполне во вкусе Толкина). Примечательно, что ни Альбойн, ни его отец (эпизодически появляющийся в начале повествования) не обременены женами — оба овдовели после недолгого супружества. Вероятно, эта вещь была прочтена "Инклингам". Льюис определенно знал легенду о Нуменоре, поскольку ссылался на нее в "Мерзейшей мощи", упоминая (искаженно) "Нуминор". Следует отметить и другие льюисовские заимствования у Толкина: первое имя главного героя было Эльвин (явно происходит от "Эльфвинэ"), Адам и Ева в "Переландре" именовались Тор и Тинидриль (по мнению Толкина, это перекликается с именами персонажей "Гибели Гондолина" Туор и Идриль).

Вскоре после того, как путешественники во времени достигли Нуменора, повесть была заброшена (по Толкину, "из-за моей медлительности и нерешительности"). Но к путешествию во времени как средству для вступления в легенду о Нуменоре Толкин возвратился в конце 1945 года, когда начал писать "Записки Клуба взглядов и мыслей". В них фигурировали в качестве окружения "Инклинги" (в чуть завуалированном виде), а также двое оксфордских преподавателей, членов неформального литературного клуба, название которого и использовано в качестве названия всей книги. Эти двое пустились в путешествие во времени. Но повествование также прервалось в конце введения, еще до начала путешествия (кстати, описанного более чем бегло). Многое в этих "Записках" навеяно духом "Инклингов", хотя сомнительно, чтобы автор пытался в каком бы то ни было виде вывести в них своих друзей. Часть повести все-таки попала в печать. Это была поэма о средневековом путешествии св. Брендана85, легенду о котором Толкин счел подходящей для своей мифологии . Под названием "Инграм" (по-гэльски "путешествие") она появилась на свет в "Тайм энд тайд" в 1955 году. Сама по себе вещь представляет собой тусклое и бледное напоминание о неоконченной, хотя и многообещающей повести.

Таким образом, в течение двадцатых и тридцатых годов воображение Толкина шло двумя раздельными и непересекающимися путями. С одной стороны, создавались чисто развлекательные вещи, часто написанные специально для собственных детей. С другой стороны, разрабатывались более крупные темы, иногда артуровские или кельтские, но чаще связанные с собственными легендами. К этому времени в печать не попало ничего, за исключением нескольких стихотворений в "Оксфорд мэгэзин". Из них коллегам стало ясно, что профессор Толкин очарован кладами драконов и забавными человечками с именами вроде Тома Бомбадила; сочли, что это увлечение безвредное, хоть и немного детское.

Не хватало чего-то, что связало бы эти две линии работы воображения и дало в результате произведение героическое, мифологическое и в то же время отвечающее общепринятому образу мыслей. Самого Толкина, понятно, не беспокоило отсутствие этого "чего-то", и даже когда недостающий кусочек точно лег на свое место, он не придал этому особенного значения.

Случилось это в летний день. Толкин сидел у окна в своем кабинете дома на Нортмур-род и прилежно проверял выпускные университетские экзаменационные работы. Спустя годы он вспоминал: "Один из кандидатов, по счастью, оставил в работе чистый лист (самое большое везение экзаменатора), и я на нем написал "В земле была нора, а в ней жил хоббит". Названия и имена всегда порождали во мне рассказы. Со временем я подумал, что надо бы разузнать, кто же такие хоббиты. Но это было лишь начало'.

ЧАСТЬ IV. 1925-1949 (1)

ГЛАВА 1. ПОЯВЛЯЕТСЯ МИСТЕР ТОРБИНС

По правде говоря, недостающий кусочек все время присутствовал. Это была саффилдовская половина Рональда Толкина.

Глубокое убеждение, что его настоящий дом в деревенском краю западных земель Центральных графств Англии, еще со студенческих лет определяло основное направление его научной деятельности. Те же мотивы, что заставляли изучать "Беовульфа", "Гавейна" и "Анкрене Виссе", теперь создали персонаж, воплотивший в себе любимую родину: Бильбо Торбинса, хоббита.

Мы можем выделить из обстоятельств, предшествовавших появлению хоббита на свет, следующие: снерги, имя Бэббит, произведения самого Толкина об изначально четвероногом Томе Бомбадиле86, крошке Тимоти Титусе. Это все лежит на поверхности, но не очень-то много нам дает. Гораздо больше могут рассказать личные мотивы.

Бильбо Торбинс, сын известной Беладонны Крол87 (одной из трех знаменитых дочерей Старого Крола), со стороны отца принадлежит к потомкам респектабельных и солидных Торбинсов. Сам герой среднего возраста, к приключениям не склонен, одет достойно, но любит яркие краски, уважает простую еду. Но есть в его характере какая-то странность. Как только где-то неподалеку затевается приключение, тут эта странность и пробуждается. Джон-Рональд Руэл Толкин, сын предприимчивой Мейбл Саффилд, одной из трех неординарных дочерей Джона Саффилда (дожившего почти до ста лет), со стороны отца потомок респектабельных и солидных Толкинов, был среднего возраста, склонен к пессимизму, одевался достойно, но любил цветные жилеты (если их удавалось приобрести), уважал простую еду. Но было в его характере нечто необычное, что проявляло себя в создании мифологии, а теперь вызвало появление на свет новой сказки.

Сам Толкин прекрасно отдавал себе отчет в сходстве создателя и создания. Он писал: "Пожалуй, я и есть хоббит во всем, кроме размеров. Я люблю сады, деревья, деревню без механизации; я курю трубку, люблю добрую простую еду и отвергаю французскую кухню; я люблю узорчатые жилеты и даже в эти безрадостные дни осмеливаюсь носить их. Я очень уважаю грибы (в тарелке); у меня весьма незатейливый юмор (даже благожелательные критики находят его утомительным); я поздно ложусь и поздно (по возможности) встаю. В дальние путешествия я не пускаюсь". Если уж останавливаться на личных параллелях, то для дома хоббита Толкин выбрал название "Торба" — этим именем называли вустерширскую ферму его тети Джейн. Из всех западных земель Центральных графств именно Вустершир, родное графство Саффилдов (в это время именно там трудился на ферме Хилари Толкин), и есть Хоббитания, откуда пришли хоббиты. Об этом Толкин писал: "Любой уголок этого графства (неважно прекрасный или уродливый) необъяснимым образом для меня "дом", больше, чем любая другая часть света'. В Вустершире нет деревни Норгорд, с мельницей и речкой, но эта деревня существует в Уорикшире. Ныне она почти утонула в кирпичных окраинных застройках Бирмингема, но ее все еще можно узнать в Сэйрхоле той деревне, в которой Рональд Толкин провел четыре детских года.

Происхождение хоббитов нельзя приписать одним только личным параллелям. Однажды в интервью Толкин сказал: "Хоббиты всего лишь деревенский английский народец; они созданы маленькими ростом, вообще это отражает скудость их воображения, но отнюдь не недостаток мужества или скрытой силы'. Другими словами, в хоббитах небогатое воображение сочетается с большой стойкостью, и это, как подметил Толкин в окопах первой мировой войны, часто дает возможность выжить вопреки всяким ожиданиям. По его словам, "мне всегда казалось это очень важным: а вот мы взяли и уцелели, и все благодаря несгибаемому мужеству маленького народца в битве с грозным врагом'.

В некотором смысле неправильно было бы говорить о хоббитах как о "недостающем звене", которого только и недоставало воображению Толкина, чтобы две его стороны времен двадцатых и тридцатых годов могли встретиться и дать свои плоды. Это неверно хотя бы с хронологической точки зрения, поскольку "Хоббит" начал создаваться уже в начале этого периода. Точнее сказать, сам автор до момента завершения и публикации книги (или до момента, когда он начал писать продолжение) не понимал всего значения хоббитов и не видел, что этот народец занимает ключевую позицию в авторской мифологии. Сам по себе "Хоббит" начинался как очередная развлекательная история. Мало того, его чуть было не постигла судьба многих других толкинских произведений, так и не попавших в печать.

Нам совершенно понятны причины, почему Толкин начал писать эту вещь, а вот время начала работы над ней невозможно определить с точностью. Даты на рукописи нет, а сам автор так и не смог вспомнить, когда же это было. Както в беседе он заметил: "Я не совсем уверен, но мне кажется, что "Нежданная встреча" (первая глава) была написана впопыхах до 1935 года, но определенно после 1930, когда я переехал в дом номер 20 по Нортмур-род'. В другой раз он вспоминал об этом так: "На чистом листе я вывел: "В земле была нора, а в ней жил хоббит'. И тогда не знал, почему, и сейчас не знаю. Довольно долго я с этой вещью ничего не делал. В течение нескольких лет я не продвинулся дальше карты Трора. Но в начале тридцатых годов это стало "Хоббитом". Воспоминание о существовании некоторого перерыва между появлением начального замысла и созданием основной части сказки подтверждается пометкой, сделанной рукой Толкина на уцелевшей странице начального варианта первой главы: "Единственная сохранившаяся страница первой рукописи "Хоббита" (дальше первой главы дело не пошло)'.

В 1937 году вскоре после публикации книги Кристофер Толкин написал Деду Морозу: "Папа это написал давным-давно и читал Джону, Майклу и мне на наших зимних "чтениях" после вечернего чая; но главы были сделаны наспех и не перепечатаны; он закончил их с год тому назад". В том же году в письме издателям Толкин заявил: "Моему старшему сыну было тринадцать, когда я ему прочел все. Для младших вещь была тогда не подходящей; им надо было до нее дорасти".

Из всего сказанного можно сделать вывод, что книга была начата в 1930 или 1931 году (когда Джону было тринадцать). Ясно, что в это время существовал машинописный вариант, в котором не хватало только окончания, поскольку таковой был показан К.С. Льюису в конце 1932 года. Однако Джон и Майкл Толкины полагают, что это не все, поскольку у них сохранилось отчетливое воспоминание о некоторых деталях сказки, которые были рассказаны им в кабинете дома номер 22 по Нортмур-род, то есть до 1930 года. Они не уверены, точно ли слышанное ими в то время было записанной сказкой. По их мнению, многие истории были рассказаны экспромтом, а уж потом вошли в собственно "Хоббита".