— Ты, Дмитрий, поправь меня, если что не так скажу, — серьезно попросил он мальчишку. Димка важно кивнул, а парни переглянулись, глядя на десятилетнего мальчишку почти с таким же уважением, как и на самого Тура.
Тур рассказывал долго, явно с куда большим удовольствием, чем накануне, перед Советом, правда наиболее мрачные детали он смягчал, и Ромашка сначала подумала, что зря он это делает — пусть бы знали, с кем и с чем в скором времени придется если и не им самим, так кому-то из сородичей дело иметь. Хотя... тут были не только парни, но и девушки, которые, в отличие от Ромашки не привыкли слышать едва ли не каждый день с наступлением темноты чьи-то кирки о помощи, шарахаться от каждой тени, бояться любого прохожего, не видели насильственной гибели близких людей, не знали ни грубости, ни предательства. "Как же вам повезло" — взгляд Ромашки переходил с одного лица на другое, и ей все больше казалось, что собралась перед нею веселая стайка наивных ребятишек едва ли не младше Димки. Да ведь Димка, несмотря на свои десять лет, мог порассказать им такое, что и самый смелый из здешних парней спать ночью не сможет.
Когда Тур начал рассказывать о том, как позвал на помощь Мирослава, кто-то из любопытных девчонок спросил:
— Тур, скажи, а чего Мирослав поседел?
Тур пожал плечами и на Ромашку посмотрел. Та ответила таким же пожатием плеч, но взгляд Тура заметили остальные. Они знали, что именно эта девушка и пришла из города вместе с Мирославом, но из приличия не набросились на нее сразу с вопросами, да и родители не велели — мало ли, вдруг человеку вспоминать не хочется? Девушка все-таки, еще расстроится, расплачется... Да то ли еще случится, если от жизни в ее родном городе так изменился всем им знакомый Мирослав, сын Вояра и Любимы.
Но теперь в глазах, обращенных к Ромашке, светился невысказанный вопрос.
— Так ты знаешь, что с ним случилось? — робко спросила русоволосая Милана.
— Не знаю, — неуверенно ответила Ромашка. — Меня тогда не было рядом, я не знаю, из-за чего.
— Мы просили его рассказать нам, но он сказал — потом, попозже, — подал голос юноша по имени Лан.
— Ну, значит, сам потом и расскажет, — заключил Тур.
Его попросили продолжить рассказ, но дальнейшее Тур пересказывал вкратце, и скоро история подошла к Совету, ну а про Совет ребятам уже рассказали те, кто ездил из Вестового в Родень. Молодежь зашумела, наперебой высказывая мнения относительно рассказа, когда раздался возглас Веселины:
— Ой, смотрите, Мирослав!
И правда, по дороге шли Мирослав с отцом, оба опрятно одетые, в вышитых рубахах, очень похожие лицом и фигурой. Они поднялись от реки и пошли вместе к дому старейшины. Ромашка услышала голос Радмилы.
— Да, год назад он совсем другим был. И правда, седой весь.
Тут кто-то предложил:
— А давайте вечером пойдем все вместе к Мирославу, пусть он нам расскажет.
"Не надо" — подумала Ромашка, но вслух этого не сказала, вместо нее сказал Тур.
— Не надо ходить. Захочет — сам расскажет. Не захочет — его право. — Тур поднялся с земли, отряхнул сшитые матерью штаны и достал с дерева по яблоку Димке и Ромашке.
— К матери пойду, — сказал он. — Может, помочь чего надо.
Ромашка сразу же встала на ноги и пошла вместе с Туром.
— Чего не осталась? — спросил Тур, когда уже отошли достаточно, чтобы кроме Ромашки и шагающего рядом Димки никто не слышал.
Ромашка лишь пожала плечами и вздохнула.
Тетушка Звана как раз сварила кашу на обед и затевала тесто на пироги. Ей особенно и помощи-то не требовалось, но Ромашке очень хотелось быть хоть чем-нибудь полезной. Потому, после того, как Ромашка помыла посуду, вытерла полотенцем и расставила на полочках, мать Тура предложила ей тесто намесить.
— Вот мука, соль, молоко кислое в крынке на окне...
Тур, задержавшийся в горнице после обеда, удивленно вытаращил глаза, когда Ромашка тихо произнесла:
— Я не умею. Научите.
Тетушка Злата наверняка тоже не ожидала такого, но виду не подала. С добродушной улыбкой она начала рассказывать Ромашке, как замесить тесто, а девушка с удивлением поняла, что не так уж трудно, особенно если делать все своими руками, да еще когда так хорошо объясняют. И хотя в этот первый в жизни раз тесто у нее получилось жестковатое и недосоленное, пироги оказались съедобными. Больше всего они понравились самой Ромашке, и девушка опрометчиво решила, что, наверное, также быстро научится и всему остальному. А мать Тура после сказала своему сыну:
— Упрямая, смелая, работы не боится. Справится.
Ближе к вечеру они с Туром пошли на огороды что за рекой. Набрали в лукошко зрелых помидор, постояли немного, слушая, как шепчет лес под легким вечерним ветерком, и пошли к берегу. Было свежо и приятно, громко квакали лягушки, сверчали сверчки, перекликались птицы в лесу, в поселке лаяли собаки, мычали на пастбищах коровы и блеяли козы, но весь этот шум был так приятен слуху, что Ромашка слушала его словно песню. А после над рекой и вправду разлилась песня... Хор девичьих голосов пел о несчастной любви, и Ромашка попыталась различить голоса уже знакомых ей Радмилы, Веселинки и Миланы, да только не получилось, но девушка все равно слушала, и Димка, неотрывно целый день следовавший за Туром, тоже притих и слушал. "Наверное, устал, набегался за сегодня" — решила Ромашка, но, как только перешли мост, мальчик вдруг сорвался с места и побежал далеко вперед, подпрыгивая на ходу.
Едва повернув от реки, Ромашка с Туром увидели, что по дороге им навстречу спускается Мирослав. Девушка испугалась, понимая, что для него самого эта встреча так же неожиданна, как и для них: а что как пройдет мимо, даже не поздоровавшись? Но нет, Мирослав вовсе не собирался демонстративно ее игнорировать. Подойдя ближе, он замедлил шаг.
— Здравствуй, Ромашка. Здравствуй, Тур.
И пошел дальше.
Вечером, посокрушавшись по поводу того, что Ромашка с Димкой так мало едят, тетушка Звана сказала:
— Мирослав заходил сегодня поздороваться. Вы с ним как раз разминулись — только ушли, а тут он... Ой, Тур, я его прямо и не узнала сразу — так изменился! Несладко ему, видать, пришлось.
Тур с Ромашкой молча переглянулись — оба были уверены, что разминулись с Мирославом не случайно.
— Ну, ничего, — продолжала тетушка Звана. — Осень скоро, вот соберем урожай — и на свадьбе у него погуляем. Тогда-то, при жене любимой, и отойдет маленько.
Тур вздохнул, вспомнив, что не все матери рассказать успел.
— Не будет свадьбы.
— Как — не будет? — удивилась его мать. — Давно ведь уговорились... Невеста его, Злата из Долины Ручьев...
— Не дождалась его Злата, — сказал Тур. — Мы домой через Долину Ручьев возвращались, видели Злату. Она сама ему сказала, что другого полюбила.
— Вот оно как, — тетушка Звана сокрушенно покачала головой. — Да... бывает всякое в жизни. Только раз оно так случилось — все к лучшему. Знать не любила его Злата.
На следующий день Ромашка узнала, что каждая девушка просто обязана уметь вышивать, и оказалось это куда трудней, чем готовить пироги. Хорошо еще, что Ромашка знала, как иголку в руках держать, да вот только стежки у нее получались крупные и ложились неопрятно, вразнобой, а уж с изнанки и вовсе была полнейшая путаница. Ромашка два часа просидела под окном, с самым сосредоточенным видом прикусив губу и согнувшись в три погибели, так, что уже и спина болела. Погода была хорошая, и Ромашка думала выйти на улицу и посидеть там, но сообразила, что девушка, которая в двадцать два года только-только учится вышивать, будет представлять собой удивительное для местных зрелище, и хотя они, как люди воспитанные, вряд ли что-нибудь ей скажут, да только пересудов все равно не миновать.
После Ромашку позвали собирать яблоки. Девушка очень удивилась, когда у крыльца появилась Веселинка, и тут же с радостью согласилась. Тур с утра ездил к дядьке в Родень и вернулся чуть позже, поэтому к яблоневому саду девушка пошла без него. "Ну, хоть этому-то учиться не надо" — радостно думала Ромашка, вместе с остальными девушками забираясь на лесенки и срывая с ветвей спелые плоды. Парни носили корзины, вскоре к ним присоединился и Тур. Ромашка не сразу его заметила, но, обернувшись чтобы позвать кого-нибудь снять тяжелую корзину, увидела и помахала рукой.
Яблоневый сад был, как показалось Ромашке, огромен, и оттого девушка очень удивилась, когда еще до сумерек весь урожай оказался собран. Ромашка спрыгнула с лестницы и, на ходу взяв из корзины сочное, спелое яблоко, с удовольствием откусила большой кусок. "Такой вкусноты я еще не ела" — Ромашка улыбнулась собственным мыслям и направилась прямо к Туру. Молодежь, несмотря на усталость, весело шумела, смеялась, и девушка впервые подумала, что, скорее всего, приживется здесь. Конечно же, ей придется многому научиться, но трудности Ромашку не пугали.
Усталость оказалась приятной. Девушка с аппетитом поужинала, а после, лежа в своей постели, довольно улыбалась, глядя на пятнышко лунного света на полу.
— Это место я действительно смогу назвать своим домом, — сказала она себе и, потянувшись, подбила подушку, прикрыла ноги легким одеялом. — Вот и закончилось мое путешествие. Наконец-то.
И, — как обычно бывает, когда человек долго держится на пределе своих физических возможностей и нервного напряжения, а потом позволяет себе расслабиться, — Ромашка заболела.
Ночью Ромашка долго ворочалась, не понимая, отчего это ей так жарко, потом вышла умыться, но ей по-прежнему было душно. Ромашка как раз раздумывала, а не выйти ли на двор да подышать свежим воздухом, когда мать Тура, которая спала очень чутко и услышала Ромашкины шаги, выглянула в горницу:
— Что не спишь, Ромашка?
— Не спится чего-то, — ответила девушка.
Матери Тура не понравился Ромашкин голос, и она подошла к девушке, тронула рукой ей лоб.
— Да у тебя жар, — вздохнула она. — Пойдем, Ромашка, тебе надо вернуться в постель.
Девушка послушалась, но как добралась до кровати — уже не помнила.
Утром дверь открылась, и в проеме появилось встревоженное лицо Тура.
— Как ты? — тихо спросил он, удостоверившись, что Ромашка уже открыла глаза и не спит.
— Нормально, — почти простонала девушка.
Вскоре тетушка Звана принесла ей отвар из целебных трав и заставила выпить до последней капельки.
— Как тебя дома лечили? — спросила она.
— Лекарствами, — ответила девушка, и добавила, немного подумав, — таблетками.
— Так, — мать Тура встала, взяв из рук Ромашки опустевшую чашку, — пусть твой организм сам учится сопротивляться болезни. Мы ему поможем, но только чуть-чуть.
Целый день Ромашка провалялась в постели, к ней изредка заглядывал Тур, иногда вместе с ним в комнатку заходил и Димка, но тетушка Звана гоняла посетителей от двери, чтобы не беспокоили заболевшую Ромашку понапрасну. А Тур и вправду волновался, ведь у них люди болели очень и очень редко, а на Ромашку с покрасневшими глазами и пересохшими от жара губами смотреть было больно, особенно, когда девушка шла, цепляясь за стены, в уборную, то и дело останавливаясь, чтобы унять головокружение. Ромашке было плохо, но подобная слабость и беспомощность вовсе не являлись для нее чем-то непривычным и пугающим, да и Димка тоже перевидал на своем веку всякого, а вот Тур, по мнению девушки, слишком серьезно все воспринял и ходил как в воду опущенный, пробовал даже мать уговорить, чтоб подлечила, да только тетушка Звана не поддавалась на уговоры.
— Ничего опасного я пока не вижу, так что пускай учится сама с болезнью бороться, а иначе так и будет постоянно болеть.
На следующий день Ромашке не стало лучше, но и хуже тоже не становилось. Тетушка Звана поила ее отварами, малиновым и смородиновым напитком, заставляла есть понемногу, а большую часть времени Ромашка либо спала, либо дремала.
Вечером Тур заглянул к ней ненадолго, пока мать ходила к соседке. Вернувшись в горницу, Тур услышал на дворе голос Мирослава:
— Тетушка Звана, я узнать хотел, что с Ромашкой. Уже два дня ее на улице не видно.
— Болеет, — ответила ему мать. — Ну, оно и немудрено — много всего за последнее время пережила, вот все разом и навалилось. Бывает такое, да ты не волнуйся, все хорошо будет.
Тур вышел на крыльцо. Мирослав уже попрощался с тетушкой Званой, и его светлая фигура постепенно удалялась, растворяясь в сумерках. Тур бросился догонять.
Мирослав услышал его шаги — остановился, обернулся.
— Поговорить надо, — сказал Тур, и вместе с Мирославом пошел по дорожке к берегу.
Они сидели на мягкой траве, что выстлала берега Родны плотным ковром и не желтела почти до самой середины осени. Вечером в поселке не было тишины, но здесь, на берегу, звуки отчего-то казались приглушенней, слышнее было, как плещет рыба, как пищат летучие мыши над головой, шелестят перепончатыми крыльями.
Они молчали. Тур собирался завести разговор, но вот с чего начать да как говорить дальше — не знал. Мирослав неотрывно смотрел на воду, в гладкой поверхности которой отражалось серебро лунного света.
— Из-за Златы все грустишь? — спросил Тур, решив, что лучше начнет издалека.
Мирослав долго молчал, и Тур уже подумал, что не дождется ответа.
— Может, оно и правда к лучшему, — наконец сказал Мирослав. — Значит, не любила....
— Родителям-то сказал уже?
— Сказал, — вздохнул Мирослав. — Мама расстроилась. Но, сказала, лучше уж так.
— А отец?
— Отец? Да ничего не сказал.
Налетел ветерок, прошелестел листвой, стеблями травы не берегу, и затих.
— Ты это... — Тур потер пятерней затылок, задумался ненадолго, пытаясь подобрать слова. — Ты сильно сердит на меня?
Мирослав пожал плечами:
— Из-за чего мне сердиться?
— Ну... — растерялся Тур, — из-за Ромашки.
— Из-за Ромашки? — Мирослав все так же смотрел на водную гладь. — Нет, Тур. Если уж Ромашка сама выбрала, значит, так тому и быть. Чего мне сердиться?
Теперь Тур тоже нахмурился: Мирослав, несомненно, думал так, как говорил, стараясь не давать разрастаться обиде и на девушку, которая не захотела стать ему сестрой, и на друга, да только одно дело — что разум говорит, а другое — что сердце чувствует. А сердце, видать, болело.
— И все же ты крепко обиделся, — заключил Тур.
Мирослав покачал головой, и повисло молчание, показавшееся Туру слишком долгим, но прежде, чем он решил снова заговорить, послышался тихий голос Мирослава.
— Как-то сразу все так получилось. Злата ждать обещала — и не дождалась. Я, как приехали, — сразу родителям все сказал, да предупредил еще, что сестру приведу. И не привел... Я до сих пор понять не могу: почему?..
— А я вот и хочу тебе объяснить — почему, — пробормотал Тур.
Мирослав обернулся, посмотрел на Тура пристально и опустил глаза.
— На надо, Тур. Я и сам все знаю. Ты — человек легкий, веселый, ей и проще будет жить с тобой, у твоей матери. С моими родителями еще бы неизвестно как поладила. Да и Димка с вами вместе — веселее все-таки.
Он хотел подняться, но Тур положил ему руку на плечо.
