Алтарь Святовита

— Из Колывани вы вдвоём поспешите в Дерпт. Отыщите казначея епископа, он рябого знает в лицо, покажешь ему этот знак, и передашь на словах следующее: 'На востоке солнце стало светить слишком ярко'.

— Запомнил, хозяин. После этого домой?

— Нет! Твоя задача найти рыцаря Рихтера, рассказать ему, что к концу зимы, начало весны мой отряд будет возле Самолвы. Если он желает отомстить Штауфену, то пусть собирает своих воинов и будет готов действовать. В случае если он согласится, то отдашь ему карту, которую тебе сейчас зашьют в тулуп. Вот после этого сразу дуй в Новгород, а рябой останется в Дерпте.

— Главным кто будет?

— Степан, конечно, ты. Неужели бы я мог доверить такое дело Витьку? Ты там присматривай за ним, опосля мне всё расскажешь.

— Всё сделаю, как ты повелел, отец родной, — Степан поклонился в пояс, — а если рябой заартачится?

— Тогда, как с Филиппом поступишь. Только аккуратно.

Отослав холопа, Строган пошёл в скотницу. Запалив свечу, боярин стал рассматривать долговые расписки, ставшие собираться вновь, после ограбления.

— Так, Сазон задолжал три гривны, — вслух размышлял Строган, — отдать их он не сможет, значит, пойдёт отрабатывать вместе со своими братьями в ушкуйниках. Филимон потопил мою ладью, благо товар частично удалось спасти, но доски до места, скотина не довёз, нанёс мне убыток. Вместе со своей командой тож пойдёт в отряд.

К моменту, когда солнце стояло в зените, а на правом берегу Волхова, у кремля, ватага неженатых юношей обсуждала завтрашний воскресный кулачный бой, Строган вышел во двор. По его прикидкам он мог выставить сорок семь человек. Это были должники и десяток его личной охраны, но для планируемого похода их было катострофически мало.

'Ещё б два десятка людишек', — подумал боярин, как услышал залихватский посвист молодых драчунов, пролетевший над замёрзшим Волхвом.

— Андрей, — позвал Строган, собиравшего в дорогу своего сына Бандеру, — завтра, как игрища закончатся, брось клич среди молодых. Мол, боярин ватажку храбрецов собирает, дань с чуди получать. Кто захочет, хай ко мне во двор идут.

— Сколько людей привести, хозяин?

— Дюжины две, те, что покрепче.

Строган слепил снежок и с силой бросил его в собственные ворота, угодив точно в стык створок, вызвав одобрение дворни. Драться на кулачках он особо не умел, зато снежки метал весьма метко, поэтому очень любил демонстрировать свой успешный навык окружающим. Прислушавшись к голосам, отметил про себя, что конюх Данила промолчал, боярин вернулся в терем. Оставался один нерешённый вопрос — кто поведёт сборную рать? Самому воеводить не хотелось, а перепоручить столь ответственный пост оказалось некому. В этот момент Строгана посетила мысль: 'А что, если Андрея Бандеру приблизить? До Ремды отряд поведу я сам, а оттуда, с собранной данью и верными людьми... Господи, что я несу? Как можно холопу войско доверить? Воеводу надо нанять, и лучше привлечь иноземца'.

К середине следующей недели такой иноземец был найден. Бывший дружинник из Чернигова, назвавшийся Семёном, десятником Ростислава Михайловича, обиженный князем и оставивший службу, не захотев отправляться с ним в Венгрию, завербовался к Строгану. Новоиспечённый воевода был отнюдь не богатырских пропорций, однако статен, высок, черноволос, кареглаз, с тонкими губами и редкими, крысиными, торчащими хаотично, в разные стороны усами, которые он старательно разглаживал.

Боярин основательно потолковал с Семёном, рассказал официальную версию похода, обозначил количество людей, посулил достойную оплату и ударил с ним по рукам. С этого момента, все заботы о войске ложились на черниговца, а тот так рьяно взялся исполнять свои обязанности, что Строган только диву давался, как много всего надо, и как дорого оно стоит. Семён собирался слепить войско по образцу Черниговского княжества; с разведкой, конницей, ударной пехотой и стрелками. Ещё недобытые гривны от похода, в связи с растратами стали заметно сокращаться, а через двенадцать дней, прибыльность мероприятия оказалась под вопросом, если не под угрозой срыва. Воевода озвучил количество амуниции, оружия, лошадей и провианта, отчего Строгану поплохело.

Для начала, Семён отобрал из приведённых Бандерой, способных к ратному делу десяток новгородцев, посадил их на лошадей и увёл в лес в сторону реки Веряжа. Не прошло и пяти дней, как черниговец прискакал снова, взял ещё шестерых и снова укатил. В следующий раз с ним отправилось трое. Через две недели ко двору Строгана вернулся всего десяток. Злые, исхудавшие, в потрёпанных тулупах, с плоскими котомками, закреплёнными на груди и спине, юноши озирались по сторонам, плотоядно поглядывая на суетившихся у хлева дворовых девок. По команде Семёна новгородцы соскочили с лошадей, отвязали от себя дубовые доски, зашитые в мешковину, прикрепили их к сёдлам и стали за спиной своего командира. Черниговец подошёл к Строгану.

— Из всего молодняка только эти десять смогут идти в поход на Водь.

— А остальные где?

— Кто сбежал, кого волки задрали.

— Девять душ?

— Лучше сейчас, чем потом, — ответил Семён, — за год, я бы сумел сделать из них воев.

Строган сплюнул на снег.

— Я не собираюсь воевать! Дань собирать, только и всего.

Семён ухмыльнулся. Кто ж просто так своё добро отдаст?

— У Тёплого озера, в земли которые мы идём, построили новый городок Самолву. Я спрашивал у новгородских купцов, что к нам в Чернигов торговать ходили, так там сидит князь с дружиной, стригущий ливонцев, когда ему этого захочется. Необученное ополчение в первом бою превратится в рабов.

— Ты многого не ведаешь. Этим князем займутся другие. А пока, готовь людей, а не теряй. На Николая день выступаем.

Как часто бывает на Руси, запланированная дата постоянно перекладывается на более поздний срок, если это не праздник. Поход Строгана исключением не стал. Под конец года ударили такие свирепые морозы, что птицы замерзали налету. Следующей напастью стал снег, побивший все рекорды по месячной норме. Люди сидели по домам, не высовывая носа на улицу из-за пронизывающего ветра и непрекращающейся вьюги. Торговля замерла, а от постоянно горящих костров стали случаться частые пожары. В церквах приказали звонить в колокола, в надежде отогнать природную беду. И лишь к началу января, совместными усилиями звонарей, молящихся священников вместе с паствой, а может, внезапным антициклоном — погода наладилась. Снежные бури прекратились, но трескучий мороз остался.

Ровно за месяц до похода на Псков Новгородского князя Александра, Строган вывел отряд в количестве пятидесяти трёх человек в окрестности города к своей заимке, где в настоящее время располагается деревушка Поддубье, дабы оттуда двинуться к устью речки Луга. В дальнейшем, маршрут пролегал к реке Плюсса, где уже можно было начать сбор дани, затем к Желче, и так до самой Ремды. Пергамент карты пестрел населёнными пунктами с рисунками куниц, соболей и белок. Над рисунком и склонились боярин с воеводой, спрятавшись от внезапно наскочившей вьюги за толстыми стенами избушки, поставленной на сваях.

— Скажи мне, Семён, что у вас с Ростиславом произошло? — стал выспрашивать Строган у воеводы, — ты ж с ним с давних пор, по Новгороду тебя помню, когда Михаил своего сынка двухлетнего с собой привёз .

— Понимаешь, не по пути мне с ним. Нет у него Родины, не чует он землю нашу. Степняки его княжество разорили, а он, вместо того, чтобы людей сплотить, да силу крепить, на запад подался.

— Значит, — Строган стал сворачивать карту, — князей ты не любишь?

— Нет! В горе и в радости, князь людям своим служить должен, а не искать где сытнее и теплее. Умом разумею, что сопляк он ещё, но если в отрочестве любви к Отчизне не привили, толку с него для Чернигова не будет.

— Я тож князей не жалую. Видишь, кое в чём мы с тобою схожи.

— Ой, ли?

В этот момент заскрипела открывающаяся входная дверь. Медвежья шкура, висевшая над порогом, колыхнулась и, в избушку зашёл Домаш Твердиславич. Решивший совместить во время похода приятное с полезным — то есть, поохотится на лося, новгородец был весь в снегу, а борода позвякивала сосульками.

— Шушукаетесь? — Заявил Домаш с порога.

— Ага, — ответил Строган. — 'Лучше б тебя в том лесу волки загрызли', — подумал про себя боярин, а вслух произнёс другое: Ну как, догнал подранка?

— А то! Сазон с братом, тушу на волокуше тянут. Сейчас свежатинки поснедаем.

Охота Твердиславича чуть не стала помехой шпиону Пахома Ильича, шедшему параллельно с войском Строгана. В жизни бы Домаш не смог бы догнать лося в густом лесу, кабы сохатый не учуял человеческий запах на пути его бегства. Зверь отвернул в сторону, провалился в сугроб, а когда пытался вылезти, метко пущенная сулица лишила его жизни. Новгородцы шпиона не обнаружили, а неприметный мужичок, одетый в белый балахон поверх добротного овчинного тулупа, ватных штанов и непромокаемых высоких сапог на меху, потихоньку отполз в сторону, встал на лыжи и поспешил к ближайшему селению, где его дожидалась верная лошадка. В Плюссах, как и во многих последующих деревнях, Строгана ждало полное разочарование. Задолго до подхода сборщиков дани, местные жители исчезали, прихватив всё ценное, оставляя в деревнях только стариков, которые рассказывая о страшной болезни, непременно указывали на огромные следы от костра, где якобы сгорели умершие больные.

Платить дань никто не хотел. Ещё в давние времена, люди старались спрятаться от мытарей в лесных схронах. В наказание, деревни беспощадно подвергались сожжению, но в этот раз, новгородцы столкнулись с повальным мором. Это было нечто новое, страшное, а посему опасное для своего здоровья. Единственные союзники, на которых могли опереться сборщики дани — старосты, в этот раз сами бойкотировали фискальные мероприятия. И делали они это не со страха, а благодаря тонкой и очень расчетливой политики, проведённой Пахомом Ильичом совместно с Кипеньским старостой Железняком. Невдомёк было Строгану, что ещё летом, в Гостилицах был проведён сход всех представителей водьских старейшин, который принял решение: Новгороду дани не платить, а свозить определённое количество своих товаров в новую крепость у устья Невы, где за него, получать пусть невысокую, но зато заранее оговоренную оплату вместе с грамотой, что подати сданы исправно. На этой декларации стояли две печати. Одна из них принадлежала Пахому Ильичу, а вторая — доверенному лицу новгородского князя Александра, Якову Полочанину. Прибыль от продажи полученных товаров с лихвой компенсировала положенный процент в княжью казну, долю посреднику, а так же пополняла звонким серебром обитые железом сундуки узкого круга новгородских бояр. Сам князь Александр в экономические дебри не лез, и когда давал согласие на сбор дани Строгану, то душой не кривил. А если и умолчал чего, то только по простоте своей, о войске родном заботясь.

Единственный угол, который надо было грамотно обойти — это как объяснить старостам, что надо прятаться и разыгрывать спектакль. С этой задачей превосходно справился младший сын Железняка. С его слов отряд Строгана был описан как банда грабителей. Хотите ждать помощи — придёт, но только уже поздно будет. Посему, надо хитрить и делать всё, что говорят умные люди. Многие старосты поступили правильно. В результате чего и себя спасли и добро деревенское. Но нашлись и сомневающиеся. Благо, таких были единицы. Озверевший от неудачного похода Строган, выгреб их скотницы подчистую. Не спас и пергамент, с важным видом преподнесенный старостой разорённой деревни. Боярин бросил его в огонь, даже не читая, а зря.

Спустя две недели, после оставления сгоревшей деревеньки на озере Долгом, новгородцы вышли к Низовицам, расположенным в десяти верстах от Чудского озера, оставляя болота Чистого мха и реку Желчу слева от себя. Здесь заканчивались границы земель, с которых Строгану разрешалось собирать дань. Пополнения отряда за счёт местных жителей не произошло, пришлось изменять планы. Дальше, следуя по льду Желчи можно было выйти к погосту Ремда, но там начинались Орденские земли. В Низовицах боярина ждала первая удача за весь убыточный поход. Охотники не успели попрятать приготовленные на продажу шкурки, вследствие того, что были на промысле, а весть о разорении соседей не дошла по вине непогоды. Семён грамотно обложил пять дворов своим конным отрядом, согнал женщин, стариков и детей в один дом. Строган в это время дал команду выносить всё более-менее ценное добро на улицу. Целых два возка сумели наполнить одними шкурками. Ещё один продовольствием, но боярину показалось этого мало.

— Вытаскивайте всех женщин и детей! Продадим в Новгороде. Деревню сжечь!

— Не позволю, — возразил Домаш. — Нельзя людей трогать, они уплатили данью с лихвой.

— Да? А дюжина погостов, — брызжа слюной, завопил Наездинич, — с которых я ничего не получил? Они заплатят за них!

— Строган, когда ты спалил Ореховцы, ты уже перешёл дозволенную черту. Но там староста отказался платить. Здесь дань получена, отзывай людей. Не гневи Бога. Есть Закон, и нарушать его, я не позволю.

— А вымершие Лосицкий и Быстреевский погосты Шелонской пятины , которые твой братец два года назад чуть ли не с землёй сровнял, это как, по Закону?!

— Нет, там другое, тебя там не было. — Неубедительно начал возражать Домаш. — Так надо было сделать.

— Конечно, надо было, — передразнил Строган. — Ладно, я отзову людей, пусть все знают, что Наездиничи милосердны, но Семён пойдёт собирать дань дальше. Можешь идти с ним.

— Куда? Может, — с издёвкой пошутил Домаш, — в Юрьев?

— Куда скажу, туда и пойдёт. Семён! Живо ко мне!

К боярину подскакал Семён, остановив коня в полуметре от спорящих новгородцев.

— Слушай меня внимательно воевода. Я со своими холопами увожу рухлядь, а ты с остальными пойдёшь дальше, вниз по реке.

В этот момент из дома стали выводить женщин с детьми, и Твердиславович не выдержал, стукнул пятками в бока своего коня, посылая скакуна вперёд, остановить преступный приказ. Не обращая на это внимания, Строган продолжил.

— Твоя цель Изменка, это деревня паромщиков. Иди по льду озера, как показано на этой бересте, — боярин вынул из сумки берестяную карту и протянул её Семёну, — там дождёшься рябого Витька, он покажет тебе тайный знак, клеймо на куске кожи. С ним будет рыцарь Рихтер и наёмники, он поможет тебе захватить Самолву. Домаша, если пойдёт с тобой, можешь убить в любой момент. Пять гривен за это получишь, но сделай это без свидетелей.

Семён промолчал. Гривны были нужны, но уподобиться убийце черниговец не хотел. Не вязалось это с его понятиями воина. Однако и слова 'Нет' он не сказал.

— Заканчивай здесь. Смердов можешь оставить. Собирай людей. Уходим.

Этим же утром, дружины Александра и Андрея Ярославовичей вошли в Псков. Город взяли тёпленьким, без боя и практически без кровопролития. Воинот провёл в кремль отряд из двадцати литвинов Свиртила в одеждах крестоносцев, которые по-тихому сняли всю охрану и заперли в порубе двух братьев-рыцарей, забрав предварительно пару рогатых шлемов, подаренных ещё в прошлом году Гюнтером. Пока суд да дело, швабец проник в комнатку с архивом и вынес с собой копию грамоты, любезно предоставленной Штауфену, на право владеть землями Самолвы. Теперь, Гюнтера нельзя было ни в чём заподозрить. Служащий архива, помогавший отыскать пергамент, нечаянно слетел с лестницы и сломал себе шею. Псков проснулся освобождённым, и самое интересное, что горожане не ощутили разницы, вернее, по началу, даже не поняли, что поменялась власть. Булочники пекли хлеб, молочники повезли на рынок молоко, рыбаки утренний улов, а стражники на кромских воротах продолжали нести караульную службу. И лишь когда малая дружина князей стала подъезжать со стороны Охабня к кремлю, псковчане забеспокоились. Ливонцы просто проморгали внезапное нападение, будучи уверенными, что все военные силы Северной Руси находятся на южных рубежах. Кто их заверил в этом — до сих пор не известно.