| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Слушаю товарищ директор.
— Алексей Дмитриевич, в процессе развозки найди мне трёх-четырех бойцов комиссованных, но надёжных как ты и веди сюда. Для них есть особая работа.
Как только Подгорный вышел, я обратился к Митякину.
— Чуть не забыл, перед поездкой сюда я озадачил твоего зама одной просьбой. Он отыскал в округе какое-нибудь разрушенное или бесхозное здание?
— Как же не отыскать, — усмехнулся снабженец, извлекая папку с бумагами, фотографиями и чертежами. — Вот, посмотрите. Есть три старых особняка после пожаров в Глебово, Шереметьево и Льгово. А так же один купеческий дом-лавка недалеко от пристани, который так и не был достроен. Обратите внимание на последний. Если что, товарищ Жаворонков поспособствует.
— То есть, как поспособствует? — переспросил я. — Каким образом?
— Он со Степаном Никоновичем ещё в Москве работал, — многозначительно произнёс Митякин.
Отвлёкшись от бумаг, я посмотрел на Митякина и уже хотел уточнить: уж не во время бесчинства расстрельных троек сложилась их дружба? Впрочем, публично проявлять подобную осведомлённость не следовало, но своё отношение я высказал.
— Этот первый секретарь Тарасов — не вызывающий никакого доверия жалкий приспособленец. Сегодня подпишет, а завтра отзовёт свою подпись. Он, кстати, и поспособствовал назначению дезертира Зисельса на должность комиссара госпиталя.
— Просто доверьтесь мне, — хитро улыбнулся Митякин. — Любое из предложенных зданий передадут без всяких проволочек.
— Хорошо, доверюсь твоему мнению. Узнай, можно ли подвести к той пристани дебаркадер с плавучей гостиницей? Если да, то сортировочный госпиталь разместим там. Кстати, а почему я не увидел Веру Аполлоновну?
— Я оставил её в Дягилево, на аэродроме. С ней ребёнок, четыре женщины, чемоданы, коробки. В мою машину бы всё не поместилось. Они побоялись оставлять вещи, и я принял решение.
— Так даже лучше, — поразмыслив, согласился я. — Отправь автобус за ними. Что у нас здесь есть?
— Пара 'форд транзит' на 27 мест.
— 'Крекербоксы'? — удивился я. — Что они здесь делают?
— Как привезли эвакуированных детдомовцев, так и остались.
— Выдели один и вези этих француженок в Борки к правлению шпалопропиточного завода.
— Но там нет нужных объектов.
— Просто доверься мне, — ответил я.
К двум часам я уже был в Борках и осматривал мещанские 'хоромы' посреди дубравы с видом на Оку, правда, на счёт вида только в теории. Почему в теории, так не видать за вековыми дубами реки, этажами строение не вышло. Предо мной лежал результат мошенничества с акционерными обществами речных перевозок, когда на старте лёгкие деньги моментально появляются и так же быстро исчезают, как только акционеры обращаются за дивидендами. Зисельс со своими махинациями мелкий карточный шулер по сравнению с орудовавшим тут и выдававшего себя за польского шляхтича Можайским. Отгремевшие с начала столетия катаклизмы всех пород и мастей в виде перезалогов в банках, фальшивых векселей, разбоя, банкротств, революций, и войн оставили от усадьбы лишь недостроенную деревянную водонапорную башню и обвалившиеся во многих местах стены. По крайней мере, после революционной разрухи советская власть со всем пониманием открестилась от восстановления этой недвижимости. А почти за четверть века на площадке вырос новый лес, и здание с сомнительной ценностью превратилось в руинированное, невзирая на удалённость от ближайшего поселения. Между прочим, это серьёзный фактор. Древнеримские города варвары растащили по камушку, а кирпичи со старых помещичьих усадьб находили новое применение при возведении тех же ледников, без которых в деревнях просто не выжить. Так что чем дальше от людей, тем сохранность выше. Ещё до войны, когда рассматривались варианты аренды зданий якобы для оздоровления сотрудников и привлечения туристов в уникальные природные заповедники в счёт оплаты поставок импортной продукции, я заложил здесь капсулу и запрятал один из многочисленных кладов, который в своё время должен был быть обнаружен. Многие считают, что знаменитый Пушкинский дуб у лукоморья произрастал именно в этих местах. Впрочем, золотую шестипудовую цепь могут найти в другом месте, а не только на облюбованном археологами 'Жемчужном поле'. Драгметаллы сейчас просто жизненно необходимы стране советов. В отличие от США, англичане требовали оплаты незамедлительно, и мы платили вплоть до лета сорок второго. И рады были сомнительному качеству танков, невостребованным британскими лётчиками самолётам и многому другому, потому что не до жиру стало.
Корабль восстановил по моей просьбе объёмную проекцию разрушенного дома в виде голограммы с момента проектной документации, и я на минуту замер. В прошлый раз мне было как то не до этого, а сейчас взыграло любопытство. Архитектор Лев Кекушев черпал вдохновения из греческой культуры и современного зодчества явно не по картинкам импрессионистов. Он даже хотел вплести что-то новое, но судя по всему, к проекту подтянулись некомпетентные лица со своим видением, добавляя как кляксы на белоснежный ватман глупые идеи, а потом подвели застройщики. Тужась исполнить требования алчного заказчика, пожелавшего богатый вид 'за недорого', не хуже чем у Желтухиных в Старом Зимино, становилось только хуже. Итог очевиден — снести всё. А ведь тут и набережная планировалась и лестница к реке с астрономической башенкой.
Сейчас мрамор, гранит, габбро, бронза, медь и много стекла замещали дешёвый, рассыпавшийся в крошку кирпич с гипсом, а кое-где и глину с соломой, и пусть Корабль лишь провёл основательную 'реставрацию' с дополнением, сам исходник произвёл неоднозначное впечатление пробиравшим до костей и наполнявший меня каким-то клокочущим трепетом. Нет, не перед наследием ушедших времен, а возмущением перед пошлостью и глупой скупостью, запоровшими неплохую идею, лишь вырубив дубовую рощу. Всё же способность жить по средствам редкое явление у русских негоциантов с польской кровью. Не лучше ли пустить пыль в глаза, а потом будь что будет. К слову, пыли Можайский наглотался по самое не хочу.
Наконец все пристройки, домики персонала, склады, ограды и беседки заняли свои места, все магистрали трубопровода и кабели соединились в нужных точках, ёмкости заполнились необходимыми жидкостями, роторы генераторов пришли в движение, а труба котельной выпустила облачко дыма. Едва угадывающаяся дорога от здания до самых ворот вздрогнула и вместо грунта с кустарником появилась мелкая утрамбованная щебёнка ограниченная бордюрным камнем. Находящиеся в обучающемся сне будущие сотрудники 'проснулись' и каждый из них занял своё место в кресле автобуса, твёрдо уверенные, что эпопея с эвакуацией из Ленинграда наконец то подошла к концу и уже сегодня они работают на новом месте. Теперь можно было зайти внутрь ведомственного дома отдыха Союза Обществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР (СОКК и КП СССР) и сотрудников концерна 'Осиновая роща'. Широкая шестиступенчатая гранитная лестница с массивными короткими перилами, по краям которой возвышалась пара вазонов — единственное, что осталось от исходного проекта — вела через веранду к большой двери, обитой листовой бронзой. И стоило её распахнуть, минуя тамбур, как я словно переместился в античные времена. Строгий однородный октаэдральный многогранник вестибюля и три коридора примыкающие к нему расходились лучами буквой 'пси'. Возле регистратуры из чёрного дерева на полу можно было засмотреться на мозаичную картину и полюбоваться на пожелтевшую от времени инкрустацию скифской охоты из слоновой кости на панелях. Либо посмотреть по сторонам и обнаружить расставленных в нишах стены с подсветкой украшенные патиной бронзовые бюсты величайших целителей: Альбукасиса, Галена Пергамского, Парацельса, Авицены, Паре и похоже китайского травника Шэнь-нуна. Купол потолка украшали фрески с изображением исцеления воинов прекрасными помощницами Асклепия или даже самим Аполлоном. Угадывались промывающая раны Гигея, втирающая мази Панацея, вправляющий вывих кентавр Хирон, меняющая повязку Акеса и многие другие. В длинных проходах между дверьми в палаты стояла изящная, но без излишеств кипарисовая мебель, дополнявшая висевшие на стенах перекрученные, словно из виноградных лоз светильники в виде факелов.
Левый коридор с двенадцатью палатами одним концом выходил к библиотеке, где зал был украшен барельефами и стоявшим в углу на массивной дубовой подставке пузатым глобусом. Напротив стеллажей располагались удобные кресла со столиками для чтения.
Правый заканчивался бильярдной, где прикрытые тяжёлыми портьерами слегка тронутые зеленью радиаторы отопления и малахитовый тон сукна сливались с изобилием интерьерных растений скрывающих пианино. Центральный коридор и все помещения в нём оказались служебными, без которых не мог бы функционировать ни один госпиталь или фельдшерский пункт. Необследованным оставался нулевой этаж, где размещалась столовая с кухней, душевая и прочие нужные помещения, вплоть до кинозала. Всё станет ещё замечательнее, когда тут обживутся люди. А ведь нужно наладить снабжение, договориться в Борках или в том же Дягилево о размещении птицы, свиней, коров. Сейчас это ой, как не просто из-за убыли трудоспособного мужского населения на фронт и отсутствия кормов. И даже заготовленные резервы не решат насущных вопросов без цикла восполнения за счёт привлечения местных ресурсов.
Тяжёлые снежинки срывались с неба и хлопьями сыпались сквозь кроны высоких деревьев, иногда находя иные пути, приземляясь на пышную подушку из опавших листьев, укутывая их белым покрывалом. Здесь практически не ощущалось ветра, и дубовая роща преображалась неспешно и равномерно. Напротив калитки стоял я и гостья, одетая в пальто с меховым воротником и пушистой шапкой из редкой породы лисы. Вера Аполлоновна Оболенская, член ОСМ (расшифровавшийся как Гражданская и военная организация (Organisation Civile et Militaire)), известная в подполье под прозвищем 'Викки' с недоумением переводила взгляд то на табличку-картуш на калитке, то на отлитый из чугуна щит в клетку на воротах. Странным стечением обстоятельств, превращённый в госпиталь дом отдыха одновременно принадлежал двум организациям: Красному Кресту и какому-то концерну, чего в советской России быть не могло. По крайней мере, такой вывод можно было сделать из прочитанных во Франции газетах. Но не это заинтересовало её. Декоративное украшение напомнило то время, когда она втайне от родителей посетила церковь Сен-Армель в Плоэрмеле. Едва ли существовала какая-либо связь между щитами покойных герцогов Бретани Иоанна II и Иоанна III с барельефом на воротах, но интуиция подсказывала, что это неспроста.
— Месье, — обратилась она ко мне, указывая на табличку, — либо я стала плохо понимать русский язык, либо большевики в очередной раз придумали какое-то коварство, дабы вновь запутать русский народ.
Этот интригующий прищур, когда одна линия брови как бы поднималась вверх, а вторая оставалась на месте делали её взгляд особенно милым. Говорят, что брови рама для лица и Оболенская невольно использовала мимику, передавая без слов своё настроение, словно всегда и во всём сомневается. Губы у неё были пухлые и тёмными. Нос тонкий, с аккуратными крыльями, а карие, блестящие как у куклы глаза невольно притягивали взгляд, словно манили окунуться в бездонный океан.
— Никоим образом, ваше Сиятельство, — любуясь женщиной, ответил я. — В декабре тридцать восьмого года из ведения местных комитетов Союза Обществ Красного Креста была изъята вся хозяйственная и лечебно-санитарная деятельность. Учреждения были переданы органам здравоохранения и другим организациям Советской России. Перед вами один из шести тысяч профилакториев, который чудесным образом перешёл под нашу руку. Я не стал менять табличку из уважения к организации, в которой имею честь состоять её почётным членом. Но сейчас война и с сегодняшнего дня это база корпуса медицинского сопровождения лётчиков полка 'Бретань'.
— Но полк ещё только формируется в Ливане, — коротко показав улыбку, но всё же с удивлением в голосе сказала она.
— Зато самолёты и инфраструктура уже давно ждут летчиков. Предлагаю ненадолго оставить ваших спутников и немного прогуляться.
Оболенская махнула кому-то в автобусе рукой, явно подавая условный знак, и согласилась на предложение.
— И всё же утолите любопытство. Я же облачко, я ветерка дыхание, чем моя скромная персона заинтересовала вас, раз такие высокопоставленные люди участвовали в моём путешествии через несколько границ? За всю свою жизнь не летала на самолётах столько, как за эти пять дней.
— Людей неинтересных в мире нет, но вашей судьбой я действительно интересуюсь с пристрастием. Мне известен ваш псевдоним, Викки, и чем вы занимаетесь во Франции и о многом другом, — предложив руку, произнёс я. — Но главное, мне сообщили, что к вашему суждению прислушиваются и доверяют. Поэтому пригласил сюда, чтобы вы своими глазами увидели и убедились — прозвучавшее в Лондоне предложение не пустые обещания.
— Странный выбор, не находите? Вряд ли я обладаю достаточной компетенцией, чтобы предметно рассуждать об этих материях. Если только общее мнение.
— Считайте, что я увидел некое сходство в исторических событиях прошлого и идеей Тьерри д'Арнженлье принять Лотарингский крест символом Свободной Франции в память о стойкости Жанны д'Арк. У вас три дня осмотреться и вернуться. В отличие от авианосца 'Беарн' на Мартинике, на аэродроме в Сирийской пустыне своего часа ожидает сотня самолётов, в том числе истребителей 'Спитфайр' пятёрка и 'Девуатин' (Dewoitine D520C1), готовых подняться в воздух немедленно. Как не сложно догадаться, первые прибывшие получат самое лучшее и, следовательно, поднимут свои шансы в бою с врагом.
Оболенская оглянулась, вокруг простирался снежный пейзаж дубовой рощи, чей вид явно погружал её в лёгкий восторг.
— Привлечь нужное количество пилотов чрезвычайно сложно, — пожаловалась Викки, потеребив мех чернобурой лисицы на воротнике. — Для французов британцы — наследственный враг и после перемирия в Сен-Жан-д'Акре многие летчики убыли на Родос. Призыв из Лондона мало кого заинтересовал даже в рядах сторонников Шарля де Голля. Французы навсегда запомнили Мерс-Эль-Кебир. К тому же немецкие газеты ежедневно сообщают о своих победах, а проиграв, поверженные хотят оказаться на стороне победителей. Россия переживает сейчас трудные времена и, похоже, летит в пропасть как сошедший с рельсов поезд. Правда, что под Киевом в плен попало почти миллион солдат?
— Правда. Четыреста восемьдесят тысяч.
— Приведённая вами цифра ужасает не меньше, — замялась и слегка занервничала она, подбирая слова. — Я даже представить боюсь. Ни в одной битве русская армия не теряла столько людей.
— Никто не говорил, что будет легко. Это вопрос веры. Возьмите простого сельского попа и школьного преподавателя. Ведь известно же, что в отличие от учителя он знает о существовании чертей и никак не отрицает их явление. Поп верит тем знаниям, которые получил в семинарии, а преподаватель тем, которые он впитал в университете. Они оба образованы и правы по-своему, но в разных плоскостях. Вот и я верю в Россию, да и вы тоже, несмотря на поражения. В Дюнкерке у французской армии были сходные проблемы, но вы же не смирились и откликнулись на мою просьбу.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
