| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Тяжёлые снежинки срывались с неба и хлопьями сыпались сквозь кроны высоких деревьев, иногда находя иные пути, приземляясь на пышную подушку из опавших листьев, укутывая их белым покрывалом. Здесь практически не ощущалось ветра, и дубовая роща преображалась неспешно и равномерно. Напротив калитки стоял я и гостья, одетая в пальто с меховым воротником и пушистой шапкой из редкой породы лисы. Вера Аполлоновна Оболенская, член ОСМ (расшифровавшийся как Гражданская и военная организация (Organisation Civile et Militaire)), известная в подполье под прозвищем 'Викки' с недоумением переводила взгляд то на табличку-картуш на калитке, то на отлитый из чугуна щит в клетку на воротах. Странным стечением обстоятельств, превращённый в госпиталь дом отдыха одновременно принадлежал двум организациям: Красному Кресту и какому-то концерну, чего в советской России быть не могло. По крайней мере, такой вывод можно было сделать из прочитанных во Франции газетах. Но не это заинтересовало её. Декоративное украшение напомнило то время, когда она втайне от родителей посетила церковь Сен-Армель в Плоэрмеле. Едва ли существовала какая-либо связь между щитами покойных герцогов Бретани Иоанна II и Иоанна III с барельефом на воротах, но интуиция подсказывала, что это неспроста.
— Месье, — обратилась она ко мне, указывая на табличку, — либо я стала плохо понимать русский язык, либо большевики в очередной раз придумали какое-то коварство, дабы вновь запутать русский народ.
Этот интригующий прищур, когда одна линия брови как бы поднималась вверх, а вторая оставалась на месте делали её взгляд особенно милым. Говорят, что брови рама для лица и Оболенская невольно использовала мимику, передавая без слов своё настроение, словно всегда и во всём сомневается. Губы у неё были пухлые и тёмными. Нос тонкий, с аккуратными крыльями, а карие, блестящие как у куклы глаза невольно притягивали взгляд, словно манили окунуться в бездонный океан.
— Никоим образом, ваше Сиятельство, — любуясь женщиной, ответил я. — В декабре тридцать восьмого года из ведения местных комитетов Союза Обществ Красного Креста была изъята вся хозяйственная и лечебно-санитарная деятельность. Учреждения были переданы органам здравоохранения и другим организациям Советской России. Перед вами один из шести тысяч профилакториев, который чудесным образом перешёл под нашу руку. Я не стал менять табличку из уважения к организации, в которой имею честь состоять её почётным членом. Но сейчас война и с сегодняшнего дня это база корпуса медицинского сопровождения лётчиков полка 'Бретань'.
— Но полк ещё только формируется в Ливане, — коротко показав улыбку, но всё же с удивлением в голосе сказала она.
— Зато самолёты и инфраструктура уже давно ждут летчиков. Предлагаю ненадолго оставить ваших спутников и немного прогуляться.
Оболенская махнула кому-то в автобусе рукой, явно подавая условный знак, и согласилась на предложение.
— И всё же утолите любопытство. Я же облачко, я ветерка дыхание, чем моя скромная персона заинтересовала вас, раз такие высокопоставленные люди участвовали в моём путешествии через столько границ? За всю свою жизнь не летала на самолётах столько, как за эти пять дней.
— Людей неинтересных в мире нет, но вашей судьбой я действительно интересуюсь. Мне известен ваш псевдоним, Викки, и чем вы занимаетесь во Франции и о многом другом, — предложив руку, произнёс я. — Но главное, мне сообщили, что к вашему суждению прислушиваются и доверяют. Поэтому пригласил сюда, чтобы вы своими глазами увидели и убедились — прозвучавшее в Лондоне предложение не пустые обещания. У вас три дня осмотреться и вернуться. На аэродроме в Сирийской пустыне своего часа ожидает сотня самолётов, в том числе истребителей 'Спитфайр' пятёрка и 'Девуатин' (Dewoitine D520C1), готовых подняться в воздух немедленно. Как не сложно догадаться, первые прибывшие получат самое лучшее и, следовательно, поднимут свои шансы в бою с врагом.
Оболенская оглянулась, вокруг простирался снежный пейзаж дубовой рощи, чей вид явно погружал её в лёгкий восторг.
— Привлечь нужное количество пилотов чрезвычайно сложно, — пожаловалась Викки, потеребив мех чернобурой лисицы на воротнике. — Для французов британцы — наследственный враг и после перемирия в Сен-Жан-д'Акре многие летчики убыли на Родос. Призыв из Лондона мало кого заинтересовал даже в рядах сторонников Шарля де Голля. К тому же немецкие газеты ежедневно сообщают о своих победах, а единожды проиграв, поверженные хотят оказаться на стороне победителей. Россия переживает сейчас трудные времена. Правда, что под Киевом в плен попало почти миллион солдат?
— Правда. Четыреста восемьдесят тысяч.
— Приведённая вами цифра ужасает не меньше, — замялась и слегка занервничала она, подбирая слова. — Я даже представить боюсь. Ни в одной битве русская армия не теряла столько людей.
— Никто не говорил, что будет легко. Это вопрос веры. Возьмите простого сельского попа и школьного преподавателя. Ведь известно же, что в отличие от учителя он знает о существовании чертей и никак не отрицает их явление. Поп верит тем знаниям, которые получил в семинарии, а преподаватель тем, которые он впитал в университете. Они оба образованы и правы по-своему, но в разных плоскостях. Вот и я верю в Россию, да и вы тоже, несмотря на поражения. В Дюнкерке у французской армии были сходные проблемы, но вы же не смирились и откликнулись на мою просьбу.
— Откликнулась, потому, что нам срочно нужны деньги.
В её словах не ощущалось никакого пафоса или эмоций, лишь голый рационализм.
— Ой, ли? — усомнился я. — Деньги для вас всего лишь инструмент. Но дело ведь совершенно не в этом, не так ли? Вы не живёте с убеждениями, что все проблемы можно решить, в мире правит справедливость, а невинные не должны страдать. Вы знаете как есть слона по частям, не теряя многозадачности, но никогда не приобретёте удовлетворения. Вы прирождённый аналитик и ни из тех, кто, толком не разобравшись, подумал, что ведомый Сталиным локомотив не просто сошёл с рельс, а слетел с траектории. Скажу по секрету, этот поезд просто потерял вагон, но всё так же едет по проложенным рельсам. Ко всему прочему, как и обещал, я профинансирую вашу организацию во Франции и лично вам десять тысяч, а так же передам пятьсот тысяч фунтов для выплат аванса рекрутам и специалистам в Дамаске. Вы станете символом не только Сопротивления, но и путеводной звездой оказавшихся вдали от дома русских.
Вера Аполлоновна посмотрела на дом. Хоть само здание выглядело немного пустым и безжизненным, но оно ей понравилось. Сама его концепция открытости с обилием стекла была близка к её душе. После замкнутых тёмных коридоров парижской квартиры, сжатого пространства купе поезда и чрева самолёта это просто райское местечко. Иди куда захочешь и, наверняка, везде будет выход из здания. Это расслабило её.
— Вы сказали в Дамаске, — позволив себе немого осмотреться, продолжила она разговор. — Но почему не в Бейруте?
— В конце ноября в Ливане будет провозглашена независимость. С оговорками, конечно, но там где начинаются игры в демократию, всегда наступает хаос и плутовство. Ловить рыбку в мутной воде — удел слабых. У нас прозрачная и благородная миссия. И пусть она будет в священном городе.
Что бы ни писала в своих мемуарах её подруга Софья про склонность к авантюризму и необдуманным, часто спонтанным, полагавшихся лишь наудачу поступкам, Вера Аполлоновна всегда трезво оценивала ситуацию. Но и то, что при этом она обладала взрывным характером, это правда.
— Пусть я француженка по воспитанию, — кокетливо произнесла она и слепила снежок — но по крови, месье, я русская и с нами бог. Да не ослабит господь свою руку, помогая нам. Что конкретно вы хотите от меня?
В самом начале общения мне показалось, что её хрупкая, словно из тончайшего фарфора фигура неспособна на резкие движения, но то, с какой силой и меткостью был отправлен в полёт снежный снаряд, дал повод для размышления. Викки не чужд азарт, даже наоборот. Она тот тип людей, который ввязывается в драку при интуитивном понимании происходящего.
— Вера Аполлоновна, для начала утром вас отвезут в Рязань в отделение госбанка, где вы под вспышки фотографов из столичной газеты передадите в фонд Обороны два больших ящика, которые прибыли с вами из Персии. Затем отправитесь в Дягилево, и вместе с гуманитарным грузом и лекарственными препаратами самолётом отправите в Симбирск, который сейчас Ульяновск, на имя митрополита Сергия небольшую посылку. Митякин всё организует. Фотография на фоне коробок с лекарствами обязательна.
— Я как-то упустила из вида багаж. Могу поинтересоваться, что в ящиках?
— Безусловно, — улыбнулся я. — В сундучке атрибутика из разрушенной алжирскими солдатами церкви. Её настоятель через известного вам Александра де Кнорре попросил об услуге. Там вложено сопроводительное письмо. А вот в двух других царские золотые червонцы, состояние вашей семьи, которое вы возвратили на Родину для постройки эскадрильи бомбардировщиков или на помощь эвакуированным детским домам. Последнее даже лучше, про аэропланы заявите как-нибудь в следующий раз.
— Зачем это вам?
Сняв перчатки, я тоже слепил снежок и, выглядывая мишень, запустил его в то же место, куда попала Оболенская.
— Если смотреть в целом, — вытирая платком ладони — то для государства эти два ящика — сущие копейки и логично предположить, что призывы отнести последние накопления, когда в хранилищах Сталина лежат сто семьдесят тысяч пудов золота, слегка нелогичны. Но в плане консолидации общества, когда каждый становится причастным к какому-то грандиозному событию и подъёма патриотизма, ваш поступок станет серьёзным аргументом. Особенно для колеблющихся. Вы ведь не большевикам помогаете, а России. Разницу улавливаете? И это далеко не всё. В обществе как никогда обострился запрос на справедливость. Слишком много было отдано народом в последние годы.
— И когда потребовалась помощь, людям вновь предложили потерпеть — добавила Оболенская.
Неприятно, но с истинной не поспоришь. Нет, нельзя сказать, что всё было брошено на самотёк. Взять ту же эвакуацию населения. Были разработаны программы помощи, какая-никакая дорожная карта, привлечены немалые средства. Но мизерная компенсация в пересчёте на каждого не могла покрыть истинного ущерба. Поэтому просто кивнув головой на произнесённый постулат и продолжил:
— Как известно, французские ценные бумаги незадолго до подписания капитуляции обесценились, и вы уже приводили аналогию о трудных временах. Вот только СССР не давали кредитов, и они не эмитировали трежерис по всему миру, коммунисты жёстко эксплуатировали собственное население. Самая богатая во всём мире страна, которую населяет самый нищий народ. Однако если поставить цель помочь русскому народу, а не заработать на его горе, заставляя ещё и облигации приобретать, то не правильно ли организовать беспроигрышную денежно-вещевую лотерею, хотя бы для жителей сёл и деревень? К примеру, разыграть тысячу сельскохозяйственных тракторов 'Форд-Фергюсон'. Мы уже занимаемся этим и достигли кое-каких локальных результатов. В общей сложности, до конца года вы инвестируете в СССР на пять миллионов фунтов стерлингов товаров для крестьян. Предоставленных мною, разумеется.
— Очень мило, — подвела итог Оболенская, хотя на её лице не появилось и тени улыбки. — Вы показались мне разумным. Если об этом узнают в Париже, у Николая будут крупные неприятности, а мне закрыт путь домой.
— С чего вы взяли? Из проживающих по всему свету известной мне дюжины князей Оболенских лично я знаю двух. Один юный спортсмен по нардам, а второй умный, из Тосканы. Вроде бы ещё двое обитают в Нью-Йорке, но они не попадали в моё поле зрения. Учитывая то обстоятельство, что вы въехали по линии Красного Креста и американскому паспорту, на вашего мужа никто не подумает. Да и сумма слишком серьёзная даже для всех вместе взятых князей. Впрочем, неприятности у Николая всё равно будут.
— Ещё скажите, что меня с мужем расстреляют.
— Не расстреляют, хотя генерала Штюльпнагеля уже заставляют практиковать массовые казни. Вам проведут декапитацию, отрубят голову гильотиной, а вашего супруга посадят в концлагерь.
Викки вздрогнула, словно по её телу прошлись кустом крапивы.
— У вас глупые шутки, месье, — произнесла он по-французски.
— С такими вещами не шутят. Я заказывал ваш полный гороскоп у лучшего астролога. Его отличительная черта не в том, что он не ошибается, а в способности обозначить критическую точку. К примеру, есть такой персонаж как Рейнхард Гейдрих, начальник Главного управления имперской безопасности. Вы должны о нём знать исходя из рода своей деятельности как генеральный секретарь ОСМ. Вот этот Рейнхард совсем недавно прошёл последнюю критическую точку судьбы. И это не река Березина, где его самолёт сбили летом, и он чудом остался жив, а пригород Праги, Паненске-Бржежани. Двадцать седьмого сентября он открыл дверь в комнату своей резиденции и переступил не только её порог.
— И как, точнее когда он умрёт?
— По меркам вселенной ждать осталось не долго. В мае будущего года лишится селезёнки, и через пару дней покинет этот мир, так и не увидев рождение своих дочерей. Сейчас и вы стоите на развилке: со мной жизнь, без меня гильотина.
— А следующая моя точка?
— Сейчас я должен произнести слова про то, что пути господни неисповедимы и когда открыта последняя тайна, жизнь становится пресна... подумайте, оно вам надо? Мир после этого уже не будет прежним.
Очаровательная улыбка была мне ответом.
— Я умею быть благодарной.
— Это всё неважно, ведь ваша жизнь так и будет крутиться вокруг помощи другим, а такое всегда ведёт к одному и тому же финалу. Вам не приходило в голову, что ваш фанатизм когда-нибудь может стоить вам жизни, особенно с таким шефом, как у вас? Не передумали? Совсем скоро вам повстречается самый невезучий, но помеченный невероятной удачей лейтенант с летающей фамилией, за судьбу которого просят сами звёзды. Но если вы так переживаете, что не сможете посещать парижскую парикмахерскую, вашу небесную улыбку скроет вуаль, и все решат, что это очередной фарс НКВД.
— Вот ещё! — наигранно возмутилась бывшая манекенщица и просто красивая женщина. — На счёт вуали я подумаю, но мне срочно нужен будуар или хотя бы трельяж.
— Всё что необходимо женщине есть в гостевом доме, — сказал я. — Электричество, ванна с горячей водой, радио, свежие журналы. Можно даже послать международную телеграмму, или сдать вещи в прачечную. До завтра, Вера Аполлоновна.
Единственное, о чём она теперь после пятидневной гонки со временем и расстоянием, могла думать, — это о чистой и тёплой постели. Впрочем, холодная тоже подошла бы. Что там, даже деревянная скамья марсельского поезда представлялась ей неплохим вариантом. Но погрузиться с головой ванну... это было за гранью мечтаний.
* * *
Заведующая сберкассой номер один Анастасия Викторовна Вороватая была довольно привлекательной женщиной с пухлыми губками и густыми ресницами. Природа не обделила её фигурой и третий, даже с половиной размер груди выгодно подчёркивала приталенная блузка и коралловые бусы. Периодически она выглядывала в зарешёченное окошко, после чего смотрелась в зеркальце и подносила ко рту стакан с водой. Поддетый под блузку корсет ужасно мешал. Выражение её лица так и говорило: настроения нет, и не предвидится. В кабинете витал запах валерьянки и её мнительную натуру лихорадило. Чувство, что что-то должно случиться появилось вечером, когда за полчаса до закрытия пришли электрики с документами очень важной организации. Вместо слабеньких лампочек на потолке они установили мощные, люминесцентные. Заменили засохшие чернильницы с проржавевшими перьями на новые и притащили два стола с лавками. Ведь неспроста перед этим событием им завезли новый сейф, слёзно выпрашиваемый с прошлого года. А вот когда на унылую и требующую ремонта стену с потрескавшейся краской повесили огромную картину неизвестного автора — ощутила неприятное волнение. Оно переросло в тревожность, едва присутствующий всё это время человек в пальто с каракулевым воротником и шапкой 'пирожок', не терпящим возражения голосом, рекомендовал ей быть завтра при полном параде как в Кремль и не опаздывать, если не хочет повторить судьбу предшественника. Да как можно опоздать на работу? — задавала она себе вопрос. Но тот так строго на неё посмотрел, что ни возражать, ни оправдываться желания не возникло. И вот сейчас, поправив на плечах шаль и снова взглянув на улицу, она вновь увидела этого человека возле красивого автомобиля. На нём было другое пальто и другая шапка, но это был он. Атмосфера стала буквально липкая на неприятности.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
