| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Прислушавшись к собственным ощущениям, понял, что квасу выпил мало.
"В такую жару, пожалуй, пить стоит больше, но как неудобно кувшин стоит! Можно ведь опять руку потревожить, надо заодно и переставить поближе".
По закону подлости, вполне действенному — не раз уже имел возможность убедиться — руку потревожил, и утихшая было боль с садистским наслаждением вонзилась в локоть, будто током ударило.
— Шшшшш!.. — зашипел вслух, благо жены рядом не наблюдалось, Аркадий. — Больно как!
"Чертовщина какая-то! Вчера ведь так не болело, и сегодня утром, вроде, без подобных излишеств обходился. С чего это она так разболелась? Не дай бог, будет осложнение, ни рентгена, ни антибиотиков здесь не наблюдается и в ближайшее время не предвидится. Н-да... остаётся надеяться, что поболит и перестанет. Обходились же предки без развитой медицины, а я что, рыжий? Правда, и загибались они... чаще, мягко говоря. Впрочем, какой смысл горевать об отсутствии томографии и эффективных лекарств, они от этого появятся, что ли? Нет. Значит, стоит подумать над основными проблемами логистики, пока работа над конкретными изобретениями затруднена. Тем более что там процесс и без него пошёл".
Попаданец поудобнее устроился в кресле, оберегая руку, будто она сделана из драгоценного и хрупкого материала. Тема давно напрашивалась на решение, но ему даже думать о ней не хотелось. Все предприятия Вольной Руси стали испытывать серьёзный дефицит рабочей силы. Кроме, разве, верфи. Там людей хватало. Вывезенные силой мастера Стамбульской и Трапезундской верфей благодаря шаставшим по морю грекам знали, насколько плохи сейчас дела в Анатолии, и возвращаться не рвались. Да и работы у судостроителей было немного, в основном — по ремонту, а не строительству кораблей.
Зато в металлургии наблюдался резкий отток чернорабочих, при мизерном, смехотворно малом притоке. Ведь неквалифицированные работяги все были из села, мало кого из них успела увлечь работа с металлом, а лёгкость получения плодороднейших земель завораживала. Единственное, что удерживало ещё многих на заводах — безденежье. Ведь мало получить в пользование надел земли, его ещё обрабатывать надо. То есть необходимы упряжка волов (лошадь и соху не предлагать!), плуг, борона, упряжь, телега для вывоза урожая... и жить-то в шалаше здесь тоже не будешь. Проживали трусы, так называемые бесштанные казаки, в землях Запорожских вольностей спали зимами кучами в ямах, согревая друг друга... не только теплом тел. Но такого существования и врагу не пожелаешь. А о семейной жизни при безденежье и мечтать не приходится.
Как раз в этом году экспорт валашских и молдавских волов пошёл не в охваченную военными действиями Польшу, чтобы дальше последовать через Данциг в западноевропейские порты, а в Малую Русь. Да и выпуск металла вскоре должен возрасти, что, можно не сомневаться, приведет к усилению оттока бывших селян на землю, к привычной работе. Неизбежно и неотвратимо. Решение этой проблемы попаданцу было хорошо известно, но вот даже вспоминать о нём не хотелось.
"Да... ведь хорошо помню, как гневно, в промежутке между рюмочками, клеймил позором Петра и Демидовых за совершенно людоедский способ развития металлургии в России. О-о-о... как удобно витийствовать под буженинку и красную рыбу, как легко разоблачать, если ни за что не отвечаешь... Хотя появление этого государя в России неплохо бы и предотвратить, или обеспечить его правильное воспитание... впрочем, сейчас не до него. Приписные к заводам села — самое то для нынешних условий. Естественно, не русские сёла, рабство для православных ведь уже запрещено здесь, надеюсь, и в России его запретят. Но само-то рабство никто не отменял, а из Польши сейчас пойдут сотни тысяч рабов".
Без того не бравурное настроение Аркадия стремительно покатилось вниз, проявляя тенденцию прорыва именно туда, где и полагается находиться участникам порабощения огромных масс населения. Ну не любил он работорговцев! И пусть сам уже стал таковым, перспектива идти по пути приписных холопов его опрокидывала в депрессию.
"Господи! Хотя, учитывая тему, впору обращаться к антагонисту Бога... и самая благая цель оправданием преступлений служить не может. Да хоть сам Сатана! России без развития промышленности не выжить, не только нашей, Вольной, вообще России, следовательно, хочешь спасать людей и народ — губи душу. За други своя не только смерть можно принять, но и в ад пойти. Может быть, кто-то умный и нашёл бы другой, менее, чего уж там, людоедский выход, но этого умного поблизости нет. Значит, будем выкручиваться известным нам способом".
Аркадию жутко, нестерпимо захотелось выпить. Он осторожно встал, каким-то чудом не потревожив руку. — "Странно, но от нервов почему-то телесная боль вдруг успокоилась. Почему, интересно?" — подошёл к довольно криво сделанному (по его указаниям, не было опыта у плотника по такой работе) шкафчику, достал бутыль сладкой, но крепкой наливки, щедро ливанул в кружку, грамм двести, наверное, чуть посомневался, но отнёс и поставил обратно.
"Повод нажраться и забыться всегда легко найти, только мы пойдём другим путём. Видели, знаем, к чему приводит неумеренное потребление спиртного. Какие талантливые, умные люди в ничто превратились... на хрен, на хрен!"
Быстро, даже жадно выпил наливку без закуски. По опыту знал, что закусывать или запивать её совершенно не обязательно, пилась как лёгкое сладкое вино, зато вставляла крепче коньяка. Однако в этот раз ничего, кроме приятной теплоты в желудке, не почувствовал. Посидел, ожидая шума в голове, но не дождался. Посомневался немного: пить ещё или не стоит, но добавлять не стал.
"Итак, сёла вокруг заводов с земельными участками для самообеспечения продовольствием. Но небольшими, огородами, чтоб не надрывались выращивать и на продажу. Для мужчин главная работа — заводская. Селить только семейных, с детьми, среди таких побегов будет заведомо мало, с малышнёй далеко не убежишь. С круговой порукой — сбежал один, отвечают поротой спиной все. Никаких костёлов, мечетей или языческих храмов в сёлах рабов — только православные церкви, пусть долгогривые отрабатывают своё существование. Чтоб поляки, турки, черкесы во втором-третьем поколении становились русскими. Нам балканской чехарды с враждующими соседями не нужно. Кто не захочет... это их проблемы. Обеспечить сытное существование рабов, здесь это легко, авось — попыток бегства тогда будет меньше. И, обязательно и непременно, все принявшие православие и отработавшие лет десять-пятнадцать на заводах автоматически получают вольную. У людей должна быть перспектива! В ближайшую половину столетия свободных земель для них здесь хватит, а кто и на заводе в мастера может выбиться. То же самое — вокруг шахт. Жаловались же мне уже богачи из старшины, что у них рабы-шахтёры быстро загибаются, надо будет ввести подобные правила и там. Самое хреновое, что части казаков придётся стать цепными псами при этих сёлах, а другим людоловами, работяг-то нужно будет всё больше и больше. Вот тебе и вольные казаки получатся... не этого ведь мне хотелось, совсем не этого!"
Аркадий опять посомневался: не выпить ли ещё стопку-другую, но не стал. Знал, что бесполезно. Поток рабов из Польши должен был начаться скоро, предварительные договорённости с атаманами были достигнуты ещё зимой, но с запуском этой программы он тянул, старался загнать её подальше в собственной голове. Ведь она фактически запускала конвейер людоловства, подобного тому, что организовала цивилизованная Европа в своих корыстных интересах. И там содержалось столько неприятных, порой просто опасных деталей...
"Если будет возможно, надо, чтобы и кое-кто в Европе почувствовал на своей шкуре, что значит быть рабом! Одолеем поляков и турок, такая возможность будет!"
Попаданец зло ухмыльнулся.
"Принудить к рабским работам наглов или французов — самое то! Не всё нашим на их галерах мученическую смерть принимать".
* — "укорот" — автомат Калашникова, укороченный по сравнению с первыми вариантами.
* * *
Постоянные неудачи, сыплющиеся на него в последние недели как из рога изобилия, здорово взвинтили нервную систему Аркадия, раздражение накапливалось. Для организации промышленного производства он вообще был малопригоден, но другого попаданца, более умного, знающего и энергичного, пока нигде не наблюдалось. Приходилось, наступив на горло своим желаниям, заниматься неинтересным и нелюбимым делом. Неудивительно, что получалось не всё и не сразу. Зато неудачи, регулярно случавшиеся, выглядели как раз очень даже естественными и закономерными.
Удобный повод разрядиться нашёлся быстро. Законный, хоть и неполиткорректный. Распространение здесь не только знаний, но и умений, ремесленных навыков, он считал одной из своих важнейших задач. Пойдя на зачаток мануфактуры по производству зажигалок, обнаружил, что все рабочие места там занимают люди с характерными, но совсем не славянскими лицами. Русские только мусор выносят из помещения. Такое положение полностью противоречило договорённости об обучении молодёжи.
"Эээ... да так из собственного дела вылететь можно, приходилось слышать о таких случаях. И откуда взяться молодым мастерам, если мальчишек ничему не учат? Таскать тяжести и подметать полы они и раньше умели. Кажется, я перелиберальничал, Авигдор совсем обнаглел. Надо перевоспитывать — искать другого подходящего мастера, означает затормозить все работы. И неизвестно, будет ли он лучше старого еврея".
К припугиванию ювелира Аркадий подошёл творчески. Хорошенько обдумал, что и как говорить, подловил его на пути в туалет, чтоб давление на мозги оказывалось не только психологическое, но и физиологическое.
— ...захапать прибыльное дело задумал?! Всё производство родсственниччкам на откуп дал? — Москаль-чародей выражал своё крайнее неудовольствие не криком, а наоборот — пониженным тоном, немолодому Авигдору приходилось предельно напрягать слух, чтоб ничего в выволочке не пропустить. При этом высоченный характерник нависал над маленьким евреем, как бы давя своими габаритами на его психику. И выглядел... неприветливо, как минимум.
— Н... нет, они... они не родственники, то есть... не все эээ... родственники, — от неожиданности и страха у ювелира перебило дыхание, а в начале предложения он — как в далёкой молодости — дал петуха.
— Говоришшь, не родственники? Ну, приятели и знакомые. Одни жидовссские* рожи на всссех рабочих мессстах! У насс какой уговор был? А?!
— К... какой уговор? — смотреть Авигдору приходилось вверх, что весьма неудобно, а учитывая соляные отложения в шее, так ещё и больно. Но здесь старый еврей слукавил, несмотря на испуг, он прекрасно понял, о каком договоре упомянул собеседник, голова у него работала по-прежнему без сбоев. Несмотря на то, что нестерпимо хотелось в туалет.
— Издеваешшшься?! — зло оскалился Аркадий. — Память осссвежить надо?!
— Не надо! Понял, сегодня же исправлюсь! — предельно искренне пообещал Авигдор. Привыкнув к вежливому, без скандалов и унижения обращению, он от неожиданного преображения хозяина в шипящего зверя растерялся совершено. Сразу вспомнилось, что пока находится в полной власти характерника, и рассказы о его сверхъестественных способностях перестали казаться глупыми россказнями. К тому же возможности спокойного анализа происходящего очень мешал переполненный мочевой пузырь.
— Сссмотри мне, проверю, — закончил (к великому облегчению ремесленника) разговор характерник, бросив на ювелира далеко не дружеский взгляд. Он был действительно взбешен, в этом-то притворяться нужды не было.
Характерник ушёл, а ювелир, чтоб не упасть, прислонился к стене, держась за сердце и хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. От всегда вежливого Аркадия он такой атаки никак не ожидал, поэтому и испугался нешуточно. Но долго стоять, отходя от пережитого, не удалось. Отхлебнув прямо из маленькой бутылочки настойки валерьянки и выждав снижение сердцебиения и восстановление дыхания, Золотаренко вынужден был поспешить в отхожее место, после посещения которого отправился к аптекарю, за лекарством и сочувствием.
Став возле двери, засомневался, вдруг Москаль-чародей как раз здесь? Потоптавшись в нерешительности, всё же опасливо постучал и прислушался.
— Входи! — раздался голос именно аптекаря и алхимика Циммермана.
Ювелир осторожно приоткрыл дверь и заглянул в помещение. Там был один человек. Давид, с некоторым недоумением смотрящий на мнущегося у двери, бледного, заметно встревоженного Золотаренко. Для обычно бойкого, шустрого Авигдора такое поведение было нехарактерно.
— Да заходи, заходи. Что это с тобой?
— Москаль-чародей у тебя уже был?
— Аркадий-то? Да заглядывал, а что?
— Не ругался?
— Аркадий? — в голосе Циммермана прорезалось удивление.
— Аркадий, Аркадий. Ох, и напугал он сегодня меня...
— Напугал?
— Да, напугал. Я чуть штаны не обмочил и сознание не потерял, сердце до сих пор ненормально бьётся. Вот к тебе за лекарством зашёл. У тебя что-нибудь есть?
— Настойка валерьянки, я ж тебе прописывал, неужели забыл?
— Не забыл. А что-нибудь покрепче?
Давид внимательно посмотрел на старого знакомого и после небольшой паузы ответил:
— Покрепче? Есть и покрепче. Садись, сейчас дам.
Циммерман встал, подошёл к полкам на стене, взял там небольшой, зеленого стекла сосуд, прихватил, сделав шаг в сторону с другой полки две чарки и сел на своё место за стол. Золотаренко уже успел плотно прикрыть за собой дверь и устроиться на стуле с другой стороны стола. Давид поставил принесённое, осторожно смёл разложенные на столешнице бумаги в сторону.
— Подожди, я сейчас, — бросил на ходу, — достал из сундучка мешочек и блюдце, принёс их к столу и, поставив блюдце, насыпал туда изюма. — Вот какое тебе нужно сейчас лекарство: выпить немного и выговориться.
Приятели молча осушили чарки, зажевали наливку изюмом.
— Так что же у тебя случилось? Никогда тебя таким не видел, вроде, ты не из пугливых. Неужели он на тебя с кулаками набросился?
— Если б с кулаками, я б так не испугался. Чего уж, случалось под горячую панскую руку попадать, от нескольких оплеух или затрещин, сам знаешь, большой беды не будет.
— Неужели так страшно орал? Что-то не верится...
— Нет, не орал! — не дал закончить предложение собеседнику Авигдор. — Он вообще человек уважительный, до сегодняшнего дня слова плохого от него не слышал. А тут... налей ещё по капельке, кажется, стало отпускать.
Давид немедленно выполнил просьбу, они сразу же без тостов выпили и закусили.
— Что "А тут"? За грудки схватил? Угрожал убить?
— Нет, — замотал головой ювелир, щёки которого, наконец, порозовели, а с лица ушло напряжение. — Не хватал и не угрожал. По-крайней мере... слов угрозы не произносил. Хотя... зачем ему их произносить? Мы с тобой люди неглупые, сами понимаем, что находимся в его власти. Что захочет, то с нами и сделает! Никто ему в этом мешать не будет, ведь мы пока на положении рабов, пусть и временно.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
