Лишь миновав коридор он понял, что зарево пылает на западе, с этой стороны дома — на лестнице было светло, словно днем, но ветки деревьев закрывали обзор, к тому же, её единственное окно находилось на полэтажа ниже верхней площадки. Чувствуя, что всё это происходит в каком-то кошмарном сне, Яваун, вслед за другом, полез по ведущей на чердак лестнице.
Бхута отпер обитый жестью толстый люк и с заметным усилием откинул его. Они поднялись словно в просторную, сумрачную пещеру. Северная часть крыши осела, нависая над рухнувшей частью здания, но, тем не менее, осталась целой. Всего в нескольких шагах от них, из узкого окна, падал резкий поток желто-зеленого света. К нему вела широкая лестница из нескольких ступенек и они вместе поднялись по ней.
По пояс высунувшись из пустого окна, юноша удивленно замер. Здесь, на уровне крыши, ветки тоже мешали обзору, но они уже не были такими густыми. Он увидел море одноэтажных деревянных домов, причудливо осевших и перекосившихся после землетрясения — от некоторых остались лишь железные крыши, венчавшие расползшиеся груды бревен. А в нескольких сотнях метров за ними...
ЭТО было сплошной стеной мутной, желто-зеленой светящейся мглы. Она начиналась от поверхности и поднималась в зенит — а также быстро двигалась к ним. Как-то вдруг он услышал заполняющий всё вокруг тяжелый, шипящий звук. Он слышал его уже долго, но лишь сейчас этот всеобъемлющий шум пробился в сознание. До этого он казался ему естественным, как воздух.
Это... свечение было плотным: оно сдвигало развалины деревянных домов, поднимало их на дыбы, опрокидывало и подминало под себя. Грохот, стук, треск накатывались, словно океанский прилив.
Единственной реакцией юноши был животный ужас. Потом в голове у него словно выбило предохранитель: его сознание почти отключилось и он воспринимал происходящее какими-то обрывками.
Как-то вдруг он оказался на какой-то бесконечно длинной лестнице, по которой спускался, казалось, целую вечность. Потом был почти темный закуток между ведущими на улицу дверями. Здесь, слева, под лестницей, была ещё одна дверь, ведущая в подвал, и Бхута пытался отпереть её. Руки у него тряслись так, что возня с замком отняла ещё минуту — тяжелая связка то и дело выскальзывала из них, падая на пальцы босых ног. Каждый раз он подскакивал от боли и это могло бы показаться комичным, если бы при каждой неудаче сердце Явауна не пыталось выпрыгнуть из груди. Он даже не представлял, что может так бояться, уже не понимая чего, но так сильно, что почти не мог думать — сейчас его действиями управляли почти одни инстинкты.
Когда дверь, наконец, подалась, они нырнули в темноту и по длинной лестнице скатились вниз. Миновав ещё две двери тесного тамбура, они попали в просторный холодный подвал, и, дрожа, уселись у стены, отчаянно стараясь поверить, что всё это происходит во сне. Три толстых деревянных двери отделяли их от поверхности. Бхута запер их все, но и сам он не знал, имеет ли это значение.
Вдруг у юноши неожиданно сильно закружилась голова. В ушах резко зазвенело, он почувствовал себя очень легким; казалось, что какая-то сила тянет его вверх.
Над головой что-то страшно загрохотало, обваливаясь, песок и камешки дождем посыпались на волосы, всё вокруг заполнила едкая пыль, от которой они расчихались — и не сразу поняли, что в абсолютной темноте возник свет: желто-зеленое сияние сочилось в щели между рассевшимися железобетонными плитами. Его слабый отблеск упал на лицо Бхуты — и в этом неестественном свете Яваун вновь увидел, что глаза у друга совершенно дикие.
Они съежились, не в силах пошевелиться. Свечение извивавшимися струями ползло по потолку, скапливаясь под ним, словно дым. Сверху слышался тяжелый, равномерный гул, похожий на гул влекущего камни потока. Он быстро усиливался и в подвале становилось всё светлее. Волосы у Явауна поднялись, он каждой клеточкой тела ощущал, что через развалины дома перекатывается что-то огромное. У него заныли зубы, в ушах звенело всё сильнее; не оставалось никаких сомнений, что при первом же прикосновении этой светящейся дряни он умрет.
Вдруг Бхута больно ткнул его в бок и протянул руку; проследив за ней взглядом, юноша увидел в бетонном полу квадратный стальной люк, заваленный хламом. Он вел, скорее всего, в канализацию, но выбирать не приходилось: на четвереньках (мускулы ног свело так, что не удавалось подняться) они поползли к нему. Над их головами грохотали жернова, с потолка всё гуще сыпались камешки; но они, к его удивлению, не падали вниз, а застревали в зыбком слое свечения и плавали в нем, словно в воде.
Люк оказался очень тяжелым — но Бхута всё же смог сдвинуть его, запустив в щель пальцы. Под ним открылся квадратный колодец с ржавой лестницей, совершенно темный. Он оказался мелким — но, к радости юноши, вел в низкий кирпичный коридор или, быть может, в сточный коллектор, давно, впрочем, заброшенный.
В первые мгновения Яваун не поверил глазам — неожиданно найденный путь к спасению показался ему галлюцинацией — но, ни на миг не задумываясь над этим, он нырнул в затхлый лаз, сырой, душный и тесный. Тут пришлось ползти на четвереньках, дышать было трудно, но, когда Бхута опустил крышку, звон в ушах и остальное хотя бы отчасти отпустили его. О своём положении он старался не думать: сейчас весь возможный смысл заключался в движении вперед. Он чувствовал себя, словно в аду, ни секунды не сомневаясь, что очень скоро они упрутся в тупик, где это ирреальное свечение непременно настигнет их. Слыша за собой шорох и частое дыхание Бхуты он бессознательно старался двигаться быстрее — это длилось, казалось, уже целую вечность, хотя на самом деле всё заняло какие-то минуты.
Увидев свои пальцы Яваун поднял голову, заметив мерцающий впереди оранжевый свет. Выглядел он странновато, но выбора у него не было: он продолжал ползти вперед, пока не уперся в решетку из блестящих острых лезвий. С трудом отодвинув её, он выбрался в низкий сводчатый коридор с двойной цепью тусклых неоновых ламп — оранжевый свет в них неритмично пульсировал и сложенные из красного кирпича стены казались освещенными факелами. В нижней их части зияли небольшие окошки, закрытые толстым, в несколько сантиметров, стеклом и сквозь него виднелось что-то темное и неподвижное.
Вслед за ним на пол из тускло-красных истертых плит выбрался Бхута. Не вставая, он развернулся, начав прилаживать решетку на место, сосредоточенно засопел, стараясь намертво заклинить её, потряс, чтобы проверить — и, наконец, удовлетворенно вздохнув, поднялся на ноги.
Они посмотрели друг на друга — почти голые, покрытые белесой пылью, с грязными разводами на руках и ногах. В густых волосах Бхуты застряли кусочки штукатурки, на груди болталось прозрачное сердечко. Поймав взгляд друга, он поднес его к губам и поцеловал — в этот раз им, определенно, сопутствовала удача. Яваун засмеялся — он понимал, что у него начинается истерика, но поделать ничего не мог. Бхута, удивленно взглянув на него, вдруг рассмеялся тоже. Они оба ржали, словно безумные, сев прямо на пол и утирая слезы — ничто не сравнится с радостью приговоренного, уже на эшафоте получившего отсрочку. Наконец, Яваун успокоился, и, вновь встав, начал осматриваться.
Туннель был низкий — он едва не касался макушкой его свода — и неширокий: раскинув руки, он без труда коснулся бы обеих его стен. Он тянулся вправо и влево, насколько хватал глаз, и голова у него закружилась — он словно смотрел в дуло ружья.
Здесь было тепло — во всяком случае, явно выше нуля, — и Яваун с удовольствием почувствовал, как дрожь постепенно оставляет его. Единственное, что его беспокоило — глухой, неритмичный звук, казалось, проникавший сверху. Он то затихал, то становился громче и юноше казалось, что его уши забиты ватой. Бхута тоже помотал головой, словно вытряхивая воду из ушей.
Они никак не могли решить, в какую сторону пойти, — и, как обычно бывает в таких случаях, судьба выбрала за них: в покинутом ими лазе раздалось резкое шипение и на решетку накатила волна желто-зеленой светящейся мглы. Наткнувшись на её лезвия, она вспыхнула сеткой электрических разрядов. Раздался оглушительный треск, брызнувшие на пол раскаленные искры попали на босые ноги Бхуты и тот с воплем отскочил. Резко запахло паленым железом, озоном и ещё чем-то невыразимо мерзким — похожим на горелое дерьмо. Это свечение — чем бы оно ни было — оказалось материальным и живым: наткнувшись на преграду, оно вначале отпрянуло, а потом с удвоенной яростью обрушилось на неё. Вновь дождем посыпались искры, решетка затряслась и стало ясно, что она вот-вот вылетит.
Не рассуждая, Яваун бросился бежать — налево, потому что справа сыпались искры. Оглянувшись на бегу, он увидел, как решетка буквально взорвалась — её прутья-лезвия влетели в коридор, выбив кирпичные осколки из стены. Вслед за ними в туннель выплеснулась желто-зеленая мгла. Мгновенно перекрыв его, она быстро потекла за беглецами. Как быстро — юноша не представлял; он смотрел сейчас только вперед, изо всех сил стараясь не споткнуться. Почти сразу он заметил впереди серебристо-зеркальную дверь, которой кончался туннель — и его сердце ёкнуло, когда он увидел, что на ней нет ни ручки, ни замка. Тем не менее, он продолжал бежать к ней, отчаянно надеясь на чудо.
Вблизи зеркальная поверхность двери казалась жидкой, словно покрытая ртутью. Она не поддалась, когда он с разбега толкнул её — но его ладони прилипли к блестящей поверхности, и, когда ему удалось оторвать их, дверь уже распахнулась. Он пулей влетел в круглую комнату, обложенную светлыми изразцами, Бхута секундой позднее — и дверь мягко захлопнулась за ним.
Они удивленно осмотрелись. Под украшенным лепниной куполом комнаты сиял матово-белый кольцевидный плафон, обрамляя огромную розетку в виде фантастического цветка. Пол здесь был мраморный, а в задней, толстенной стене зиял узкий проем с круглой аркой и тяжелой дверью из темного дерева. Яваун рванулся к ней, но Бхута грубо схватил его за руку, рассматривая первую, зеркальную дверь. С этой стороны на ней тоже не было ни ручек, ни замка — но на стене справа от двери, на уровне груди, из маленькой панели выступал единственный рычажок из полированной латуни — и Бхута повернул его.
В первый миг ничего не случилось. Потом дверь вдруг резко прохлопнулась внутрь — на миллиметр, быть может — с мягким, но сильным звуком и пол под их ногами завибрировал. Откуда-то снизу поднялся глухой гул, он становился всё выше, забиваясь в уши и переходя в ультразвук — а потом дверь начала медленно исчезать, будто растворялась в воздухе. Поглощавшая её свинцовая пустота мерцала бледно и неприятно.
— Что это такое? — удивленно прошептал юноша. — Из чего это сделано? — Он сделал шаг вперед, чтобы прикоснуться к двери, но Бхута удержал его.
— Не трогай, — прошипел он. — Не трогай это, парень.
Яваун протянул руку к бледной пустоте, но всё-таки остановился в нерешительности.
— Я боюсь, — прошептал он. — Там, где раньше была дверь, ничего нет. Раньше мы видели хотя бы наши отражения в ней, помнишь? Теперь — ничего. Мне всё это не нравится.
— Да, — произнес Бхута. — Я думаю, это нуль-поле. Древние создавали его вокруг своих убежищ, чтобы никто не смог войти туда. Для нас сейчас всё, что вне поля — ничто, и мы сами для него тоже ничто.
— Значит, если бы я дотронулся до него...
— Ты бы просто перестал существовать.
— Тьфу! Не говори больше об этой штуке. С тобой становится страшно.
Бхута замолчал. Теперь в пустоту погружалась нижняя часть двери. Они услышали из-за неё жуткий рев, шипение — словно огромная змея рвалась из смертельной ловушки. Что-то ощутимо лопнуло, затем воцарилась ватная тишина.
Друзья стояли рядышком, настороженно навострив уши — а там, где только что была дверь, зияла пустота. Стена обрамляла этот провал, но и её границы с пустотой нельзя было различить — юноша смотрел, но не видел, словно в каком-то диком сне.
— Что это? — наконец спросил он. — Где хотя бы край? Ничего не понимаю. Что случилось?
— Пошли отсюда, — тихо ответил Бхута. — Если мы и дальше будем на это смотреть, то свихнемся.
Они отошли к задней двери комнаты, к их облегчению, незапертой. За ней зияла шахта ведущей вниз винтовой лестницы, вся сверкающая крохотными кристалликами — словно кварцевый иней пророс вдруг на цементе стен. Оттуда поднимался глухой гул и слабый, но явственно ощутимый поток теплого влажного воздуха. Пол под их ногами вибрировал.
Подождав минуту, они пошли вниз, от лампы к лампе, чувствуя как кристаллики впиваются в подошвы. Лестница делала три спиральных витка и гул в её колодце усиливался, как в цилиндрическом резонаторе барабана. Она выходила в короткий туннель, а тот упирался в монолитные створки из стали, покрытой гладкой белой эмалью. Гул здесь стал ещё громче.
— Энти-Мелара, — сказал Бхута странным, торжествующим шепотом. — Мы возле силового блока. Всё оборудование закупалось в Манне, но если коды не сменили, мы сможем войти.
Он взял юношу за руку. Подойдя к стене напротив входа, Бхута нашел в ней маленький стальной люк, открыл его и пробежался по рядкам едва светящихся прозрачных кнопок внутри.
Загудели мощные моторы. В тот же миг, мягко зашипев, разъехались толстые створы ворот и жаркий, резко пахнущий озоном воздух ударил Явауна по лицу. Едва они вошли внутрь, щелкнуло реле и вспыхнули мощные лампы, врезанные в потолок громадного зала, обшитого белоснежными плитами изоляции — его стены были все в квадратах тяжелых жалюзи из темной стали. Гул здесь был сильнее и выше — его издавали ребристые кубы каких-то больших механизмов, назначение которых Яваун не мог представить даже приблизительно.
Бхута сразу же отыскал маленький компьютерный терминал, втиснутый между машинами, и замер у него. Через минуту внешние ворота сошлись, и он облегченно вздохнул, поманив юношу. Они вдвоем подошли к толстой бронированной двери. Та открылась, когда Бхута нажал несколько кнопок на стене, и Яваун удивленно замер, очутившись в облицованном плиткой очень высоком туннеле, сужавшемся книзу узкими уступами. Двойные лестницы разбивали их на длинные отрезки, соединенные у прорезанных в стенах арок плоскими плитами-мостами. Длинные лампы на своде бросали вниз холодный голубоватый свет. В узком глубоком канале на дне текла прозрачная вода, а чуткие уши Явауна сразу же уловили гул множества далеких голосов.
Перейдя мост, они углубились в сумрачный поперечный проход. Тот вывел их в обширную оранжерею, где работало множество гибких юношей и девушек. Здесь было очень влажно, душно и жарко, и всю их одежду составляли куски пёстрого шелка, повязанные вокруг бедер.
Вокруг них мгновенно собралась небольшая толпа. Их повели куда-то, то ли показывая их, то ли показывая им город. Поначалу у Явауна от суеты и шума кружилась голова — казалось, он попал на гигантский птичий базар — но постепенно он начал понимать, что представляет собой это место. В Энти-Меларе не было ни взрослых, ни детей, только молодые люди от пятнадцати до двадцати лет. Правители Республики старались спасти свою молодежь — но жилище для них, в силу ограниченности средств, получилось весьма странным. Оно состояло из шестисот башен-цилиндров, около двадцати метров в диаметре и тридцати в высоту, перекрытых многогранными куполами из толстых стальных балок и листов скрывающего мощные лампы матового стекла. Вокруг круглых ступенчатых бассейнов на дне их полых сердцевин зияло несколько узких, облицованных плиткой колодцев глубиной в несколько человеческих ростов. Они вели в низкие круглые залы, где тоже были бассейны, но только предназначенные для стоков.
