| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— В комнате для допросов, — на своем языке ответил охранник, но мысли-то князь уловил.
— Где находится эта комната?
— В здании.
Голос эльфа был монотонным, ответы тупы — истинный зомби.
— Что это за здание?
— Врата миров.
Владимир рассмеялся. Настолько напыщенного названия этого благословенного учреждения он услышать не ожидал.
— И где же у этих врат э... ну, зал отправки?
— Не понял вопроса.
— Ну и дурак. — Владимир ухмыльнулся. — Откуда вы отправляетесь в другие миры?
— Из зала рун.
— Где он?
— В здании врат миров.
Князь в зародыше придушил желание оторвать эльфу башку.
— Этот твой зал рун далеко от комнаты для допросов?
— Идти направо до конца коридора.
«Вот так удача!» — упырь думал, разговор растянется на пару часов, которыми он не располагал.
— Так, а где хранятся наркотики?
Он опасался, что остроухий не поймет этого слова, но язык мыслей, к счастью, нивелировал разницу понятий. Удивительная штука телепатия.
— Я не знаю, откуда их приносят, кажется, из комнаты, смежной с залом рун.
— Ах ты, мой румяный! Еще и рассуждаешь! — умилился Владимир, дал ему установку забыть последние полчаса и закончил общение: — Ну, спи-усни.
Эльф усердно засопел. Послушный мальчик, мечта всех родителей.
Князь прислушался, что там творится за дверью. Всё было тихо.
И почему Амандил выставил охранников без автоматов? Недооценил...
Ну-с, потанцуем!
Упырь смертоносным вихрем несся по коридору. К счастью, никто не попадался. Перед широкими створками входа в зал рун он свернул левее и пинком распахнул дверь. Она оказалась запертой, поэтому открылась с громким треском — засов вырвал кусок косяка.
Владимиру всё еще везло: в темной комнате (а он отлично видел в полутьме, хватало света из коридора) стояли шкафчики с необходимым веществом. Склянки точь-в-точь, как в московском представительстве, хотя их-то как раз вряд ли пронесешь контрабандой в задницах. Наверное, педанты-эльфы просто заказывали похожие у наших стеклодувов.
Меж тем, за стеной зашевелились. Вероятно, эльфийская стража, ждавшая в гости упырей.
Князь открыл один из шкафчиков, схватил склянку, раскусил ее и выпил содержимое. Выплюнул осколки с первыми каплями крови.
— Ну, Вера, выручай, — прошептал он, шагая навстречу первому остроухому автоматчику, заглядывающему в полумрак склада с транспортной наркотой.
Глава 27. Бус Белояр. К пращурам
Пуля попала в позвоночник. И разворотила грудь.
Но прошла выше сердца.
Князь князей упал на тело умерщвленного им эльфа.
Боли не было, ведь он инстинктивно погасил чувствительность, едва заслышав лязг затвора за спиной, но повреждение обездвижило не только низ тела, но и руки — шок передался по нервам и полностью отрубил мышечную активность.
Кто-то бесцеремонно перевернул Буса на спину, скинув с трупа остроухого.
Как любой упырь, Белояр отлично видел в темноте. Лицо врага ему не понравилось: три грубых шрама, один из которых проходил через переносицу и уродовал нос, над этим великолепием — пустые глаза убийцы, довершал картину приоткрытый рот, в котором явно не хватало нескольких зубов.
Враг что-то прокаркал гортанно, глядя на тело мертвого эльфа.
«Брат! Черный алмаз!» — услышал мысленный перевод Бус. За брата могут и башку отвалить, с легким беспокойством подумал он.
Стрелок отложил ствол. С характерным шипением вышло лезвие из ножен, в пределах видимости появился угрожающего вида нож. Все мысли «красавца» свелись к краткой формуле: «Прирезать гниду».
Со стороны детинца послышались крики дружинников. Парни оценили молчание огневых точек и начали продвигаться к проломам. Стрелок повернул голову на звук. Бус рассмотрел острое ухо и длинные волосы, прибранные в «хвост».
Уродливое эльфийское рыло снова уставилось на князя князей, и он почувствовал, как нож входит в бок, впиваясь в печень. Тонко работает.
Глухо чавкнуло — остроухий вынул лезвие из раны. И тут же полоснул Белояра по шее, вскрывая сонную артерию. Левой ладонью эльф прикрылся от возможного фонтана крови.
Фонтана не случилось. Кровь выходила из упыря медленно, унылыми толчками.
Убийца нахмурился, но голоса дружинников были уже близки. Он двумя движениями обтер нож о рукав Бусовой одежды и спрятал.
Князь князей внимательно смотрел в его глаза, стараясь не улыбаться и читая деловые мысли: «Сейчас на точку отхода. Пару гранат. Связь с Амандилом».
Сгреб свою пушку и зашуршал в темноту.
Через несколько секунд нагрянули ребята, стали прочесывать место Белоярова боя.
— Княже?! — удивленно произнес над Бусом один из дружинников, по счастью, телепат.
— Тихо. У меня перебит хребет, проткнута печень и вскрыта сонная артерия. — Мысленно заговорил князь князей. — Пятерых автоматчиков — в зал переговоров. Там десант. Без оружия. Меня осторожно в дом и эльфа мне на закусь. Готовиться к срочному отходу. Здесь и в соседнем проломе оставить по паре часовых. Выполнять!
Через полчаса Бус уже дремал, лежа в позе младенца на заднем сидении автомобиля.
Эльфийская голытьба почти вся ретировалась из подвала, зато несколько надкушенных князем князей осталось в распоряжении упырей. Убитых также пришлось вывезти отдельным рейсом, чтобы, в случае чего, не запалиться. При детинце осталась лишь официальная охрана. Из людей.
Раны Белояра почти заросли. Один остроухий — и князь князей как новенький.
Единственно, сначала пилось тяжко, но верные дружинники деликатно поддержали донора, а там и подвижность начала возвращаться, но Бус не торопил события, пусть всё срастется как надо.
Прикатили в резервный детинец, куда не наведывались больше полугода. Подальше от Москвы, чтобы тише и спокойнее.
Хвоста не прицепилось, здесь тоже всё было в порядке — разведчики прибыли за полчаса до князя князей и тщательно проверили коттедж и прилегающие земли.
Сосны, воздух, что еще нужно мужчине возраста Белояра?
Телефон.
Несколько часов он собирал доклады и координировал действия по подготовке ответных мер. Двух мертвых наемников из людей удалось пробить у оборотней в погонах. Одного эльфа подтянули через авиаторов. Остроухий прибыл самолетом из Копенгагена. Солдаты удачи — из Дагестана.
— Мне нужен эльф с развороченной рожей, — повторял Бус каждому из князей. — Три шрама, нос набок.
Никто такого никогда не выпасал.
А об исчезновении Владимира князь князей узнал с первым же звонком, который сделал на его мобильный. На вызов ответил Бранислав — опытный дядька-наставник.
С ним Белояр выстроил план дальнейшего удержания эльфийского представительства, а самому велел допросить полукровку.
— Вот где эти проклятущие телефоны сгодились, — пробормотал Бус после всех обзвонов. — Два века назад накрыли бы нас, и мечись мы, гадай, кого уж нет, а кто остался.
Он отчасти преувеличивал: система связи у упырей всегда была людям на зависть. Многое у ночного народа позаимствовал в свое время Чингисхан, учредивший в своих владениях ямской вариант почты. В городе упырская связь была еще крепче — особые человечешки по первому приказу прыгали на коней и мчались, куда надо.
Так что потеряли бы время, но не княжество.
Строго говоря, полети голова Белояра, упыри не рухнули бы. Уклад действий был прописан давно и на все случаи жизни. Лично князем князей.
Единственное... Схрон с первородными.
Бус мысленно вызвал одного из помощников, отдыхавших за стеной.
— Могута, слышишь ли?
— Да, княже.
— Надо бы съездить в старый детинец. В зале советов, в столе есть тайник. Там книжица. — Белояр объяснил, как найти секрет и добавил: — Бери с собой четырех бойцов, не менее.
— Всё понял, княже.
— Ну, добро. Передай всем, до темноты меня не будить. Только если что от Бранислава.
Вот теперь можно забыться целительным сном, чтобы к вечеру не ныл позвоночник, да кололо в боку. А то даже трубку тяжко держать, старость не радость...
Лег удобнее, стал читать в уме древнейший упырский заговор: «Ховала, ховала, приходь, забери хворобу, забери хворобу, оставь только здравие, здравие да удаль, удаль да ясен глузд, не тронь ни ятр, ни уст, Ховала двенадцати глаз, двенадцати глаз для двенадцати нас, ярый да тихой, Велес с тобой...»
Ум привычно погрузился в небытие, и князь князей забылся дремотой. И сквозь черную завесу выплыл Бус на мягкое зарево, дрожащее вокруг лучины, а из полутьмы запел знакомый и незнакомый женский голос:
Сидит Дрёма,
Сидит Дрёма,
Сидит Дрёма на скамейке,
Сидит Дрёма на скамейке, да.
Плетёт Дрёма,
Плетёт Дрёма,
Плетёт Дрёма шёлков пояс,
Плетёт Дрёма шёлков пояс год.
Не столь плетёт,
Не столь плетёт,
Не столь плетёт, сколь дремлет,
Не столь плетёт, сколь дремлет, ох.
Поспишь, Дрёма,
Проспишь, Дрёма,
Проспишь красную девицу,
Проспишь красную девицу ты.
Будешь, Дрёма,
Будешь, Дрёма,
Красну девицу жалети,
Красну девицу жалети ты.
Чуть-чуть прояснилось. Вроде бы, изба. Вроде бы, женщина у темного окна сидит, прядет. Кудель топорщится серым облаком, нить из нее вытягивается ловкими пальцами, веретено крутится-пляшет на полу.
Всё видит Бус: и пальчики женщины, и как малые волокна в нить впадают, только лица не разглядеть — свет мешает, затуманен овал певицы-мастерицы.
Рядом колыбель. К матице подвешена, из цельного куска дерева вырезана.
«Дома?» — думает Бус, но отказывается верить. Он родился у высоких родителей, его дом больше, а чаще — шатры, когда в походе. Упыри не любили дома сидеть.
Приближается взгляд к колыбели, а на ней резной рисунок. Скалы, сосны, поле, а под полем люди лежат. Люди лежат, но не мертвые, спят они. Умелец художник, передал главное. А по краям — узоры древние, которых Бус веков десять уже не видывал. Слева главный знак Ярилы, а Велесов под ним придавленный лежит, змеистой вязью соединен, справа наоборот Велес верх одерживает.
— Ну, чего смотришь? — обращается к Белояру женщина.
Марево перед ее лицом растворяется, и он видит то ли мать, то ли старшую сестру проститутки Веры, фотографии которой рассматривал в отчете, подготовленном оборотнями. А может, это сама Вера.
— Вот же глупОй какой! — смеется женщина. — Я и мать, и сестра, и сама она.
— Рожаница.
Князю князей давно не снились боги, столетий пять, не меньше. Впору спросить, чем обязан.
— Это не я к тебе явилась. — Рожаница насмешливо вскинула бровь. — А ты ко мне пожаловал.
Вот уж о ком Белояр не помышлял в последние жаркие часы, так это о ней. Проблема будущего ребенка Веры и Владимира была отложена на лучшие времена, здесь завертелись вещи более насущные.
Рожаница засмеялась, лучась, и Белояр заметил, что не сможет назвать возраст, на который она выглядит: подумаешь, мол, молода, и она вдруг становится более зрелой, а решишь, лет тридцать пять — тут же получишь улыбку семнадцатилетней, но лишь на миг.
— Насущные, говоришь? — Она махнула белой рукой, что лебедь крылышком. — Сунулись со своими жданками, получили по лбу. Кто кого переупрямит, не столь и важно. Ни вы там жить не станете, ни остроухие здесь. Прощение Ярилово чужой кровью не вымолить.
— Много бы ты понимала в наших желаниях, — устало промолвил Бус.
— Да уж получше тебя, неспокойный. — Рожаница нахмурилась, и в избе стало темнее. — Мудрость материнскую-то не сбыть никуда.
— Мудрость?! — изумился князь князей. — Прости, матушка, но тебя зовут Рожаницей, а не Разумницей. За способность жизнь давать, а не ум. Женским розмыслом ты, душа богов, крепка, но мудрость...
Буса раздражало то, что здесь он как бы присутствовал, но бестелесно: дотронуться бы до Рожаницы, да рук нет, сесть бы напротив нее, да задницы и той не наблюдается.
Таковы законы ее светлицы — нет здесь никого настоящего, лишь она. Ну и иногда случается заехать к ней на ночку-другую Сварогу. И вскоре на земле нарождается девчоночка вроде Веры, которая Владимиру подвернулась на тропках судьбы... А девчонка вырастает и рожает мать вождя.
Эта тройственная история косвенно всплыла в народных взглядах на Мороза и его внучку. Только никто не понимает, что за Мороз, почему внучка? А потому, что когда-то и Чернобог попробовал запустить свою ветвь среди людей, но Морана, увы, бесплодна.
И здесь Бусу Белояру впору схватиться отсутствующими руками за пропавшую голову и спросить себя: «А ты, рожденный прошлой внучкой Рожаницы, всё сделал, что мог для народа, чьим вождем был назван?»
— Народ твой лежит в мерзлоте, ты накусал себе то ли преступную шайку, то ли теневую дружину. Живете соглашательством, презираете людей, из которых вышли. Ждешь верных знаков и ищешь способы вернуть первородным день. — Голос Рожаницы и сочувствует, и журит, и обдает лютым холодом. — Но за многие века не нашел, не распознал, не вернул. Считаешь себя негодящим?
— Наверное.
— Да не мучай ты себя, пустое. До тебя кто был? Колядой его переиначили. В честь ромейских календ. И что осталось? Ни имени, ни памяти о его подлинной жизни. Так, праздник глупый с козой, да и тот забыт. А прошло меньше двух с половиной тысяч лет...
Рожаница вдруг остановила веретено, и стало тихо до боли, до желания хлопать в ладоши и говорить, но Бус ничего не мог сделать, только безотрывно смотрел на замершее пламя лучины.
Сколько продолжалось это времястояние, князь князей не ведал. Рожаница, очевидно, отдохнула, и всё снова зазвучало, задвигалось.
Веретено тихо поет, ритмично подскакивая с громоподобным стуком. Дыхание Рожаницы задает ровный такт пению и стуку. Хрустит-потрескивает лучина. Тени и те, кажется, шуршат по бревенчатым стенам.
Иногда просто слышать — уже наслаждение.
— Да ты любомудр, князь, — подтрунивает Рожаница. — Сказывай, зачем пожаловал. Отвечу на вопрос и поди уже, негоже мне с тобой подолгу шушукаться. Взревнует еще, сам знаешь, кто.
Она смеется, словно колокольчик звенит. Непременно серебряный, так всегда говорят, сколько себя помнит Бус.
— Я не знаю, зачем... Глупо, конечно... — Были бы у него руки, он развел бы ими, но и тут не потрафило.
— Вот те и шишки-потешки! — изумляется она. — Сколь прожил, а мудрости мужской своей не прижил.
— Вот и скажи, зачем я пришел! — раздраженно говорит Бус.
— Хороший вопрос, — неожиданно серьезно отвечает Рожаница. — К родне потянуло, не иначе. Чувствуешь, что время твое кончается. Готов передать власть?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
