Братья оборотни (нецензурированная версия, с матами)

— Не "ты, Мелвин", а "ваше высочество", — перебил Мелвин ведьму.

— Иди на хуй, Мелвин! — отозвалась ведьма. — А будешь пиздеть не по делу — будешь потом сам себя расколдовывать.

— Продолжай, — сказал Мелвин.

— Что значит "продолжай"? — не понял Бенедикт. — Ваше высочество прощает это оскорбление?

— Конечно, прощаю, — кивнул Мелвин. — Она же обосновала, что имеет право меня оскорблять. Только, Бонни, лучше не злоупотребляй. А то, не дай бог, выйду из себя и сначала отмудохаю тебя до смерти, а потом уже задумаюсь о последствиях.

— Это точно не дай бог, — сказала Бонни. — Но ты не бойся, Мелвин, я не такая дурочка. Так о чем я... Да, про того малохольного уебка из Истборна. Короче, отпиздили его местные пацаны так, что любой смертный на его месте десять раз уже помер бы, а ему все похуй. Тогда его стали острыми дрынами тыкать, как упыря, а ему все равно похуй. Позвали попа, он святой водой побрызгал, а парню по-прежнему похуй. Такие дела.

— А чем все кончилось? — спросил Бенедикт.

— А хер его знает, — ответила Бонни. — Не знаю я конца этой саги.

— Интересно, — сказал Мелвин. — А ведь та девка тогда много чего говорила. Вспомнить бы...

— А какие проблемы? — деланно удивилась Бонни. — Я знаю колдовство для пробуждения скрытой памяти. Но оно действует только по доброй воле второго участника. И еще мне нужно что-нибудь маленькое и блестящее. Можно, святой отец, ваше серебряное кольцо одолжить на четверть часа?

Бенедикт посмотрел на массивную гайку на своем пальце и сказал:

— Там же крест выгравирован!

— Этому колдовству крест не мешает, — заверила его Бонни.

— Ну, как знаешь, — сказал Бенедикт и снял кольцо с пальца.

Колдовство подействовало, крест не помешал. Мелвин вспомнил все события той ночи от явления и до исчезновения загадочной девки, но понятнее не стало.

— В речи той девки было много искаженной латыни, — сказал Бенедикт, когда Бонни пробудила Мелвина от колдовского сна и они стали обсуждать вспомненное им. — Гуманоид, например — это человекоподобный.

— Человекоподобный кто? — не понял Мелвин.

— Кто угодно, — ответил Бенедикт. — Я не говорю, что понимаю смысл, я просто перевожу отдельные слова. Гуманоид — человекоподобный. Имитатор — подражатель. А планета — один из семи светящихся объектов на небесной сфере, не прикрепленных неподвижно, как звезды, а блуждающих...

— Херня какая-то получается, — перебила его Бонни. — Что за полевая работа может быть на планете? Как можно вспахивать и боронить блуждающий объект на небесной сфере? И что такое кибер?

— Не знаю, — ответил Бенедикт. — Интеллект — это разум, автономный — самостоятельный, программа — замысел.

— Рукотворный разум с самостоятельным замыслом, — сказал Мелвин. — Стало быть, та девка была не заколдованным человеком, но гомунклусом, сотворенным колдовством от начала до конца. Ну да, потом она повторила то же самое вульгарным наречием.

— А что такое наноматериал? — спросила Бонни.

— Ткань, уменьшенная в тысячу тысяч тысяч раз, — ответил Бенедикт.

— Хуйня какая-то, — сказал Мелвин.

— Угу, — кивнул Бенедикт.

— А что такое комкон? — спросила Бонни.

— Не знаю, — ответил Бенедикт. — По звучанию похоже на искаженную латынь, но я не знаю такого слова. А телепатия — слово эзотерическое, означает проникновение колдовством в чужие мысли.

— Ни хера мы не поймем, — вздохнул Мелвин. — Как с Робертом разберемся, придется посетить Гримпен с большой экспедицией. Чую, много загадок осталось неразгаданными на тех болотах. Но это все потом.

— Я еще одну вещь не понимаю, — сказал Бенедикт. — Откуда взялся дракон?

— А чего тут непонятного? — пожал плечами Мелвин. — Очередной наноматериальный оборотень. Первым был тот уебок, о котором рассказала Бонни, вторым — девка, от которой я заразился, третьим, стало быть — дракон. А откуда он еще мог взяться? Робин погиб, а больше ту девку никто не трахал.

— А ты уверен? — спросил Бенедикт. — Какой-нибудь смерд из окрестной деревни...

— Не смерд, — перебила его Бонни. — В окрестных деревнях за последнее время никто не пропадал. Я бы точно знала, меня всегда зовут утопленников искать.

— Тогда рядовой кнехт из вашего с Робином войска, — предположил Бенедикт. — Когда вы девку сожгли, она могла на другой конец острова перепорхнуть и соблазнить там кого-нибудь. Вряд ли вы тогда пересчитывали своих бойцов.

— Тогда он должен был мне подчиняться, — сказал Мелвин. — Он же присягу давал.

Бонни засмеялась, Бенедикт присоединился к ней. Мелвин смутился.

— Да ладно вам издеваться, — пробормотал он. — Всякий может глупость ляпнуть.

— Мы никогда не поймем, откуда взялся этот дракон и кто он такой, — сказал Бенедикт. — Потому что понять это невозможно без того, чтобы дракон заговорил, а он не говорит, а сразу нападает. По-моему, вопрос, который мы обсуждаем, чисто умозрителен и не стоит обсуждения.

После этих слов в разговоре наступила пауза. Некоторое время они молчали, а затем Бонни неожиданно спросила:

— Святой отец, а почему вы решили предать Роберта? Он же проповедует о равенстве, братстве, справедливости...

Бенедикт резко помрачнел. Некоторое время он молчал, шевеля губами, словно хотел что-то сказать, но то ли не осмеливался выговорить, то ли просто не мог их произгнести из-за наложенного заклятья. Наконец выговорил:

— Он думает, что бога нет.

И замолк, как будто уже сказал все, что собирался.

— Какого именно бога? — недоуменно переспросила Бонни. — Договаривайте, святой отец, я не понимаю.

— Никакого бога нет, — объяснил Бенедикт. — Ни отца, ни сына, ни духа, ни бусурманского аллаха, ни поганых языческих богов, вообще ничего божественного. Только косная материя и какой-то дурацкий принцип эволюции. Он даже в загробную жизнь не верит! Я ему говорю, типа, тогда все получается, что все дозволено, если страшного суда нет, это и ребенку ясно, а он глядит на меня с этакой типа жалостью, мне аж страшно стало...

— Мда, — сказал Мелвин. — Это уже не ересь, это просто пиздец какой-то. Христом-богом клянусь, пусть не будет моей душе покоя, пока сию ересь не искореню!

— Ты отчаянный парень, — заметила Бонни. — Я бы на такую клятву ни за что не решилась бы.

— Мы, рыцари, народ решительный, — сказал Мелвин. — Ладно, посидели и хватит, пойдемте в аббатство.

Они встали и пошли в аббатство. По дороге они продолжали беседовать, но ничего важного не сказали и никаких важных выводов не сделали.

2

Роберт вышел на поляну и закричал во весь голос:

— Эгегей! Я пришел!

И добавил себе под нос:

— Капитан Обвиус, блядь.

Сзади мерзко запищало. Роберт вздрогнул, отскочил в сторону, крутанулся в прыжке, пальцы сами собой сомкнулись на рукояти меча. Огромным усилием воли Роберт удержал себя от того, чтобы выхватить благословенное оружие и начать рубить адскую тварь направо и налево. И ведь понимаешь, что рубить дракона бесполезно, что не адская он тварь, а интеллектуальный робот на нанотехнологической элементной базе, и что нет во вселенной никакого ада, а есть лишь эволюционно устойчивый мем... да что там говорить...

Дракон был чудовищен. Не в том смысле, что огромен, могуч и вселял ужас, нет, совсем даже наоборот. Дракон был долговяз, неказист, уродлив и нелеп. Ноги как у журавля, перья как хер знает у кого, ясно только, что птица, голова змеиная, руки тоже хер знает какие, химера, блядь, а не творение божие! На картинках у прогрессоров динозавры выглядели куда внушительнее. Может, потому что среда соответствовала?

— Я хочу твоей крови, Роберт, — пропищал дракон.

— Ты поклялся беречь мою жизнь, — ответил ему Роберт.

Это был самый рискованный момент во всем замысле. В сказках и древних хрониках драконы всегда соблюдают клятвы, но робот не связан ничем, кроме своих внутренних правил, разобраться в которых не проще, чем в человеческой душе. А ведь этот робот даже первым законом не повязан...

— Да, поклялся, — печально произнес дракон.

У Роберта чуть-чуть отлегло от сердца.

— Ты не хочешь моей крови, — сказал ярл. — Ты хочешь не только моей крови. Белла говорила мне, что ты хочешь стать ярлом Локлирским. Она не ошиблась?

— Она не ошиблась, — подтвердил дракон.

— Вот и хорошо, — кивнул Роберт. — Я уступлю тебе Локлирский удел в день моей коронации.

До этого мгновения Роберт полагал, что лицо дракона безжизненно, как у птицы или змеи, и неспособно выражать ничего осмысленного. Но теперь оказалось, что выразить изумление оно вполне способно. Роберт решил, что пора развивать успех.

— Беллу я тебе тоже отдам, — сказал он. — И еще помогу поискать колдуна, чтобы превратил тебя в человека, если пожелаешь. Но я не уверен, что это толковая идея — править людьми, когда ты сам дракон. Рыцарские восстания заебешься подавлять. Так что советую найти толкового колдуна и с его помощью стать человеком. Но только после моей коронации.

— Почему? — поинтересовался дракон.

— Потому что до коронации ты мне нужен драконом, — объяснил Роберт. — Мы с тобой составляем непобедимую пару. Ты грозный противник в рукопашной, потому что неуязвим, но без меня тебе ничего не добиться. Потому что ты не умеешь планировать сложные мероприятия. Не умеешь вербовать людей и управлять коллективами. Ты всегда один, хотя давно уже пора сообразить, что один в поле никто не воин, даже дракон. Чего ты добился? Перепугал две сотни смердов до усрачки, возбудил полсотни рыцарей на святые подвиги, трахнул баронессу, что еще? Власть захватывают не так. Не знаю, что записано в твоих программах, но одно могу сказать точно: будешь продолжать так, как начал — не добьешься ничего. Это ты уяснил?

— Что такое программа? — неожиданно спросил дракон.

— Последовательность команд бинарного кода либо операторов скрипта, которая... да какая, к хуям, разница?

— А, понял, — сказал дракон. — Ты говоришь о наложенных на меня чарах.

— Можно и так сказать, — пожал плечами Роберт. — Прогрессоры тоже говорят, что в программировании есть нечто магическое... Так ты со мной?

— Я хочу стать не просто ярлом, но первым рыцарем королевства, каким был Кларк Локлир, — заявил дракон. — Ты готов пойти на это?

— Гм, — сказал Роберт. — А ты уверен, что справишься с обязанностями? Первый рыцарь — не только титул, но и...

В этот момент Роберт подумал, что в хорошо обустроенном королевстве воевать будет не с кем, и титул первого рыцаря станет не более чем титулом.

— Да, хорошо, — сказал Роберт, оборвав собственную мысль. — Клянусь спасением своей бессмертной души, что произведу тебя в первые рыцари Англии и отдам Локлирский удел, и Изабеллу Айронсайд в жены. Но все после моей коронации.

— Годится, — кивнул дракон. — Какую клятву ты желаешь от меня услышать?

— Разве существует сила, способная принудить тебя исполнять клятву? — удивился Роберт.

— Конечно, — кивнул дракон. — Я посвящен богине Фрее.

— Ну надо же, — пожал плечами Роберт. — Тогда поклянись не причинять мне вреда, не убивать моих соратников и вообще никого не убивать без моего приказа.

— Последнее неприемлемо, — заметил дракон. — А первое и второе приемлемо лишь до тех пор, пока ты не преступаешь своей клятвы.

— Это само собой разумеется, — кивнул Роберт. — Да ну на хуй, какие тут могут быть клятвы?! Если соратники стоят плечом к плечу только из-за клятвы, какие они, к хуям, соратники?

— Гм, — сказал дракон. — А ты вроде ничего, не такой мудак, как о тебе рассказывают, даже странно. А ты правда хочешь построить коммунизм, чтобы смерды были как рыцари?

— Я правда хочу построить коммунизм, — подтвердил Роберт. — Но я не хочу, чтобы смерды были как рыцари, коммунизм — он не про то. Это трудно объяснить... Если коротко, коммунизм — дело хорошее. Вот, например, я оптимизировал налоги в обоих городах, и горожане теперь за меня горой, и валовой внутренний продукт растет, как на дрожжах. А это только первый шаг к коммунизму!

— Ни хера не понял, — покачал головой дракон. — Ты полагаешь, при коммунизме в стране будет мир и процветание, верно?

— Верно, — кивнул Роберт.

— Тогда я с тобой, — заявил дракон.

— Вот и хорошо, — сказал Роберт. — Пойдем, я распорядился подготовить тебе жилище. Оно, правда, на конюшне, но это только чтобы не привлекать внимание. Там внутри все вычистили, запаха теперь меньше, чем в иных домах. Мебель, ковры, гобелены, все такое... Нормальный такой дом получился, богаче, чем у любого йомена.

— Ладно, пойдем, — согласился дракон. — Но если ты обманул меня, ты об этом пожалеешь. Убить я тебя, может, и не убью, но слуг твоих поднадкусываю знатно. И до тебя доберусь при первой же возможности.

— Я понимаю, — серьезно сказал Роберт. — Я не такой дурак, чтобы не понимать. Мы с тобой не должны обманывать друг друга, это не в наших интересах. Да и потом будет не в наших интересах, если я все правильно задумал.

3

Возвратившись в аббатство, святой Михаил больше не покидал его территорию. Это было разумно — если господь не уберег от богомерзкого дракона, повторно испытывать его волю просто глупо. Тем более что на самом деле господь все-таки уберег Михаила, Бенедикта и Бонни, ибо дракон их не тронул, а только лишь напугал. Человек наивный и невежественный мог бы рассудить, что им повезло, но всякий, кто в должной степени умудрен опытом, понимает, что под солнцем нет места для случайностей, а есть только лишь неисповедимая божья воля. И совсем не трудно догадаться, что случившимися событиями господь деликатно намекнул двум своим избранникам и примкнувшей к ним шлюхе, что им не следует идти в замок, но нужно пребывать в аббастстве, пока господь не ниспошлет им очередной знак.

Так вещал отец настоятель, разъясняя монахам и послушникам, почему, изгнав дракона хер знает куда, они не продолжили свое путешествие, а повернули обратно. Монахи и послушники почтительно внимали, но было видно, что им похуй.

Вскоре выяснилось, что вокруг святого Михаила происходит неимоверно много чудес, гораздо больше, чем вокруг отца Бенедикта, что вполне естественно, ведь отец Бенедикт, если вдуматься, не настоящий святой, а всего лишь, так сказать, недосвяток недоделанный.

Главным чудом святого Михаила стало то, что он умел одновременно присутствовать в разных местах. Любой образованный человек знает, что со святыми такое случается сплошь и рядом, но одно дело знать, и совсем другое — видеть собственными глазами. Впрочем, внимательный наблюдатель (которых в обители не нашлось ни одного) мог бы заметить, что собственными глазами чудо вездесущности никто ни разу не наблюдал. Кто-то видел святого Михаила в одном месте, а кто-то другой в то же самое время видел его в другом месте, но ни разу не бывало так, чтобы кто-нибудь видел сразу двух святых Михаилов одновременно.

Вот, например, что случилось через два часа после прибытия святого в аббатство. Слабоумный брат Ксандер, приставленный к порогу кельи святого Михаила, чтобы своевременно исполнять его желания и прихоти, клялся и божился, что высокий гость в тот момент пребывал в келье и не покидал ее ни на минуту, даже отхожее место не посещал. Но брат Седрик, пропалывавший морковку на огороде, самолично наблюдал, как подошел к нему святой Михаил и сказал: