— И как же случилось, что я узнаю о столь знаменательном событии последним? — голос купца прямо-таки сочился издевательским недоумением.
— Он не понимает. — сказал, как припечатал, здоровяк.
— Да, брат мой, — сокрушенно вздохнул Меченый. — Именно о таких, как наш сегодняшний собеседник, и написано в священных текстах... Они смотрят, но не замечают увиденного. Они слушают, но не осознают сказанного им. Их жизни — не более чем пересыпаемые неумолимым Временем песчинки, но гордецы упрямо не желают склониться пред могущественными силами, ибо в невиданной дерзости мнят себя центром Вселенной!
— Убирайтесь прочь! Или я вызо... — Кипя от ярости, торговец двинулся вперед. Но при первом же шаге, совершенно неожиданно для Мурада, его ноги запнулись одна об другую. Да так, что споткнувшийся на абсолютно ровном месте лавочник со всего размаха врезался объемистым чревом точнехонько в угол прилавка. Лишившись от боли возможности членораздельно изъясняться.
— Слышь, ты, дулниг... — кое-как изобразил удивление высокий, крутя в руках потертый амулет. — Чего на посетителей бросаешься? Джинном, типа, одержим? Так их, эта, изгонять надо...
— Побратим мой! — на обезображенном шрамом лице проявилось чувство глубокого сожаления беспросветной тупостью купца, упорно не желающего понять, будто все, происходящее здесь и сейчас, делается исключительно во имя и для блага самого аль-Багреми. — Чувствую я, как общение со столь же глупым, сколь и жадным смертным, полностью осушило источник доброты и милосердия в мой душе. Не дай же свершиться непоправимому, брат мой по крови! Объясни почтенному доступным его пониманию языком, что жизнь его ныне подобна не неугасимому огню перед алтарем Всемилостивого, но, всего лишь, робкому огоньку свечи, который с легкостью загасит сколь угодно слабое дуновение ветра.
— Слушай сюда, жирное рыло. — не тратя времени на пустые слова, сразу перешел к делу Рослый. — Вот уже двенадцать лет всякий, у кого, типа, есть интерес в здешнем квартале, платит по пять золотых в месяц Кривому Гамзе, контролирующему данный район. Ты же, эта, мало того, что начал торговать без разрешения Гамзы, так еще и выставил вон его посланника. Даже, ..., не выслушав! И, ..., так и не выказал уважения Кривому. Я уже не говорю о достойной благодарности за милостиво предоставленную тебе возможность не просто жить здесь, но вести дела и богатеть.
— Но... — начал было Мурад-аль-Багреми, но продолжить ему не дали.
— Заткнись и слушай! — последовал немедленный ответ. — Столь недостойным поступком ты обидел Кривого Гамзу. Очень сильно обидел.
Непонимающее выражение лица хозяина вызвало новый взрыв ярости незваных гостей:
— Чего вылупился, дулниг? Я, типа, сказал что-то смешное? Нет? Тогда перестань скалить зубы! Все гораздо серьезней, чем ты думаешь! Так как, в отличие от тебя, Гамза не страдает размягчением мозгов. И понимает, что своей дерзостью ты строишь ему мавзолей. Ведь оставь он подобную наглость безнаказанной — и уже завтра половина купцов и ремесленников квартала откажутся платить Кривому отступное. А на второй день — его прирежут собственные телохранители. Как потерявшего хватку! Вот почему, так и не получив положенную по обычаю сумму, Кривой Гамза поручил доверенным горлорезам прикончить тебя без лишних разговоров. Типа, в назидание остальным...
Посеревший от услышанного лавочник, медленно-медленно передвигая враз ослабевшие ноги, кое-как доковылял до лестницы. Где и осел бесформенной грудой на первой же ступеньке.
— Не стоит нервничать, почтенный, все не так уж и плохо. — ободрил аль-Багреми Меченый — Как я уже сказал в самом начале нашей встречи, мы принесли тебе радостную весть, о, честнейший и справедливейший из жителей Вечного города, ибо сейчас твоей жизни ничего не угрожает! Потому что сегодня ночью не ведающих пощады разбойников встретили мы. В тот самый момент, когда кровожадные налетчики уже совсем было ворвались в сие скромное жилище, дабы лишить его хозяина не только нажитого умелой куплей-продажей, но и головы... Последнюю, по давней традиции, сегодня утром должны были обнаружить на ступенях дома. С медным данигом в зубах...
Выражение фальшивого дружелюбия на лицах незваных гостей полностью соответствовало их лживым словам и жадным взглядам.
— Так вот, — выдержав приличествующую ситуации паузу, продолжил рассказчик необычайно увлекательное для лавковладельца повествование. — Мы с побратимом вовремя обнаружили группу мерзких и подлых убийц, незримыми тенями крадущихся к тебе под покровом темноты. И, в меру своих возможностей, убедили их отказаться от совершения столь недостойного поступка, как твоя казнь, о, почтенный торговец, чья щедрость и верность Слову известны каждому, кто хотя бы раз побывал в Жемчужине Юга! И, скажу без ложной скромности, наши усилия увенчались успехом.
— Величайший, да благословит вас за помощь ближнему! — обрадовано произнес отчего-то решивший, будто со всеми его проблемами уже покончено и стремительно возвращающий нормальный цвет лица Мурад-аль-Багреми. — А я, соблюдая заветы Справедливейшего, прямо здесь и сейчас щедро отблагодарю моих отважных спасителей! И заплачу вам пять... то есть, конечно же, десять... да-да, по десять серебряных диргемов за каждую предъявленную голову моего несостоявшегося убийцы...
Купец еще долго что-то бормотал, взмахивая руками при каждой фразе, говорил всевозможные правильные слова и обещал заказать торжественную службу в ближайшем мазджиде. Не обращая ни малейшего внимания на глумливо-презрительное выражение лиц посетившей его с утра пораньше двоицы.
— Итак, — вдоволь наговорившись о благодарности, Мурад с явным сожалением перешел от слов к делу, и с тяжелым вздохом достал из пояса кошель с деньгами. — Я готов, немедленно, выплатить соответствующую награду. Сколько я вам должен? Двадцать?... ТРИДЦАТЬ?... ПЯТЬДЕСЯТ?... — так и не дождавшись ответа, лавочник поднял взор от ласкающего душу зрелища именно в тот момент, когда рука Рослого крепко схватила его за тщательно уложенную бороду, и изо всех сил рванула вперед. Так, что тело аль-Багреми распласталось по прилавку наподобие разделываемой мясником коровьей туши, а кончик очень длинного и необычайно острого кинжала почти уперся в широко раскрытый глаз торговца. Рядом, не смея шелохнуться, дабы не располосовать шею лезвием клинка, прижатого вторым налетчиком к шее беспомощной жертвы, замер перепуганный до смерти приказчик.
— Брат мой! — патетически воскликнул здоровяк. — Мое сердце обливается кровью при виде подобной скупости. Равной, единственно лишь, глупости оного дулнига. Бессмысленно тратящего драгоценное время на никчемные разговоры. Типа, додумался... Предложить нам! За спасение своей жизни! Какие-то жалкие полсотни монет! — лицо спасителя перекосилось в гримасе отвращения. — Серебряных!...
— Представь себе хотя бы на мгновение, почтенный, — легко и непринужденно присоединился к беседе Меченый. — Будто не ведающие ни жалости, ни сострадания убийцы Кривого Гамзы беспрепятственно ворвались в сей дом и схватили некоего столь же жадного, сколь и безмозглого купца, дабы несколькими взмахами жаждущего крови железа необратимо укоротить нить его судьбы! Неужели в столь драматический момент какое-то золото будет иметь для несчастного бСльшую ценность, нежели собственная жизнь? И разве не предложит он Незримым теням все сокровища Бэлы только за одну-единственную возможность исправить совершенную им ошибку? ДА или НЕТ, дулниг? Отвечай!
— А-а-а... У-у-у... Ы-ы-ы... — попытавшись объясниться, Мурад-аль-Багреми с ужасом обнаружил, что рука матерого душегуба сжимает его горло воистину, железной хваткой, не позволяя издать ни единого звука.
Тем временем, незваные гости, ведущие себя так, словно именно они были здесь хозяевами, продолжали действовать по привычному, давным-давно отработанному и не знающему сбоев плану.
Выждав некоторое время, старший из разбойников патетически воскликнул:
— Посмотри, брат мой, до чего довела скупость одного страдающего размягчением ума торгаша! Даже сейчас, подойдя к самому краю собственной могилы, наш глупый раб собственных пороков и страстей упорно не желает расставаться с презренным металлом. Очевидно, он рассчитывает выменять на него в посмертии у жайданов и иблизов самый высокий столб!
Неприличный звук, сопровождаемый журчанием льющейся жидкости, омерзительный запах и последовавший следом взрыв ругани прервали обличительную речь. Отпрянувший Рослый быстро, но внимательно осмотрел шаровары и обувь, после чего перевел горящий ненавистью взгляд на сидящего в быстро расширяющейся вонючей луже торговца.
— Ты покойник, ...!
— Подожди, брат мой! — остановил его окрик напарника. — Я понимаю и полностью разделяю твой гнев... Однако, раз уж мы обошлись без трупов ночью, так давай и теперь не будем проливать кровь.
— Но мои...
— Купишь себе новые. — все так же терпеливо объяснил Меченый. — Эта толстая упрямая скотина с радостью оплатит приобретение одежды и сапог взамен испорченных из-за ее жадности и непонимания очевидных вещей. Мне почему-то кажется, брат мой, будто содержимого данного кошеля как раз хватит, дабы ты смог приобрести достойный тебя наряд. Кто-нибудь считает иначе?
Все, присутствующие в лавке, немедленно признали справедливость данного утверждения. Пав ниц и не переставая возносить хвалу доброте и милосердию Рослого, Мурад-аль-Багреми с должным почтением вручил пострадавшему увесистый мешочек с серебром. После чего увлекательнейший разговор продолжился. В обстановке искреннего согласия и подлинного взаимопонимания:
— Итак, господин скряга, мы остановились на вопросе соответствующего вознаграждения за избавление одного жирного вонючего лавочника от мучительной смерти в руках посланных Кривым Гамзой убийц. Хотя для моего побратима, жизнь какого-то торгаша не стоит и самой мелкой монеты, лично мне, почему-то, кажется, что у тебя, уважаемый, на сей счет имеется несколько иное мнение...
* * *
Несмотря на то, что в день летнего перелома 6152 года от Основания Вечного города многие тысячи, если не мириады жителей и гостей Великого Дарзеза стали жертвами уличных беспорядков, столица республики с честью вышла из насланного жайданами Бездны испытания, быстро вернувшись к привычной жизни. В положенные сроки мертвых похоронили и справили по ним заупокойные службы. А живые — продолжили жить. Подавая пример мелким торговцам и ремесленникам, Меджлиз не скорбел о прошлом, но, осознав случившееся, с уверенностью смотрел в будущее, требуя того же и от мириадов подданных. Уже на следующий день после отмены военного положения был налажен подвоз продовольствия, зашумели базары, а на перекрестках Жемчужины Юга Служители Закона сменили внушающие ужас карательные отряды зардаров.
К 10 мезра, 17-е квартальное отделение городской стражи пятый день несло службу в привычном режиме, отработанном за прошедшие десятилетия до мелочей. Каждый из его сотрудников занимался именно тем делом, которое наиболее соответствовало его знаниям, опыту работы и авторитету среди товарищей. Получая с наступлением темноты заблаговременно оговоренную долю от общих доходов.
Каждый — на своем месте! Напоминающие в черно-желтых форменных одеждах расхаживающих на задних лапах гигантских шершней, Хранители Порядка ни мгновения не сидели без дела. Всего несколько дней назад приступившие к исполнению должностных обязанностей дозорные от рассвета и до заката, изнывая от жары и усталости, неутомимо обходили улицы Вечного города. Под руководством десятников вновь и вновь методично прочесывая территорию, подконтрольную 17-му отделению городской стражи.
Стойко перенося тяготы и лишения службы, новички старательно учились с первого взгляда замечать в толпе согласных обслужить нуждающегося в ласке прямо на улице доступных женщин, клянчащих на перекрестках милостыню нищих, тычущих чуть ли не прямо в лица прохожим раны и увечья калек, мелких воришек и тому подобных личностей, само существование которых нарушало установленный Справедливейшим порядок. В случае обнаружения, их следовало немедленно хватать, вязать и тащить в отделение. Где с доставленными умело и грамотно работали седобородые мужеривы, за двадцать лет службы приобретшие колоссальный опыт в вопросе оценки финансовых возможностей клиента по первому же взгляду на допрашиваемого.
Как правило, задержанные достаточно быстро вручали представителям Власти убедительные доказательства собственной невиновности и покидали Оплот Справедливости. Если же кто-то из них таковых не имел, либо, по тем или иным причинам, был не в состоянии вручить подобающий случаю дар Служителю Закона, последнего немедленно арестовывали по подозрению в бродяжничестве. И, в случае, если до окончания дня пребывающие на свободе родственники либо знакомые подследственного не вручали дознавателю оговоренную в ходе беседы сумму, обвиняемый вместе с материалами предварительного дознания переводился в городскую тюрьму. Где искусные пыточных дел мастера немедленно приступали к выяснению его причастности к тому или иному злодеянию, совершенному на территории республики за последние дни. Практически всегда еще до наступления рассвета добиваясь от преступника чистосердечного признания.
Кроме того, патрульные внимательно следили за тем, дабы водоносы и странствующие торговцы, бродячие артисты и вагиры-недоучки, искатели чужого имущества и устроители азартных игр... В общем, все, не имеющие постоянного места работы, но в силу тех или иных причин избравшие местом деятельности находящиеся в зоне их ответственности площади, улицы и переулки, своевременно приобретали у господина начальника 17-го отделения городской стражи, мужерив-амира Азиза-аль-Вагри разрешение. Дающее право вести дела именно в этом районе. Нарушителей — опять-таки передавали мужеривам. Ибо никто в Жемчужине Юга не имел права зарабатывать деньги, не вручив предварительно Хранителям Порядка Вечного города заблаговременно оговоренную сумму в качестве налога с будущих доходов!
Разумеется, все дарзезские ремесленники, от нищих учеников гончаров до знаменитых ювелиров, чьи творения могли приобрести только самые богатые из властителей Бэлы, находились под неусыпным присмотром Служителей Закона. Равно как и владельцы бесчисленных торговых лавок, в любое время дня и ночи готовые продать (или купить) всякий товар, вообще существующий во Вселенной. Благодаря чему в пояса патрульных регулярно попадали заветные мешочки, туго набитые полновесными диргемами... В равной степени не были обделены вниманием содержатели едален и постоялых дворов, по идущей с незапамятных времен традиции, передававшие стражникам кроме оговоренного серебра по кувшину пива (или вина) с каждой проданной бочки. А также по одной ману нежнейшей вырезки с каждой съеденной посетителями мясной туши.
Ничто не ускользало от взора пристальных глаз тех, кого воля первых граждан республики поставила оберегать покой жителей и гостей ее столицы. Город — не безжизненная пустыня! Всегда найдется свидетель, видевший, что именно произошло. Да, для его поиска требуются и знания, и опыт, но для развязывания языка — достаточно обыкновенной настойчивости. В результате, излишне глупый и жадный торговец еще делал лишь самые первые шаги по скользкой дорожке, рано или поздно неизбежно приводящей златолюбца сначала к излишне близкому знакомству с пыточных дел мастерами, а затем и к встрече с Носителем Меча Правосудия, а Хранители Порядка уже знали: Хромой Абдулла скупает краденое, в лавке Гайрулло-аль-Низами можно приобрести яд или приворотное зелье, а в веселом доме Плешивого Изгендера пресытившийся нежными телами юных красавиц посетитель может заказать себе для самых изощренных и столь же извращенных развлечений хоть мальчика, хоть девочку, хоть целую семью по сходной цене. Любого возраста, внешности и расы.
