Честь и Польза - 3

Радости и восторга поисковиков не было предела. Вне всякого сомнения они наткнулись на ранее неизвестную цивилизацию. Глядя на сильно обезображенное изваяние, Нестеренко авторитетно заявил, что оно ему сильно напоминает скульптуры хеттов в Чатал-Гуюке. Открыто связать найденное городище с египтянами он не рискнул.

Барченко в свою очередь, осторожно высказался за то, что перед археологами был фор-пост легендарного Белогорья. О котором много писалось в различных русских сказаниях и которое во время своей экспедиции искал Рерих.

Многие горячие головы хотели начать раскопки немедленно, но Обручев их быстро осадил.

— Сегодня мы проводим только разведку городища. К полномасштабным раскопкам приступим завтра, а пока ограничимся взятием проб грунта и стен. К тому же скоро пойдет дождь и по всем приметам очень сильный — академик указал на темную тучку, что только-только показалась из-за верхушки дальней горы.

Естественно, слова Обручева вызвали бурное негодование у первооткрывателей, но академик был непреклонен. Закинув за спину полевой мешок с взятыми образцами он решительно зашагал прочь из города и остальные исследователи были вынуждены подчиниться ему.

Правдивость прогнозов опытного путешественника, хорошо знавшего местные особенности этого региона, подтвердилось в тот момент когда разведчики переходили реку. Маленькая темная тучка в считаные минуты застлала небо черным мраком из которого хлынул проливной дождь. Казалось обитавшие в городище зловредные силы настлали эту непогоду на людей посмевших потревожить их владения.

Сильные водяные струи буквально толкали археологов в спины, образовывали огромные лужи в которых немедленно вязли ноги. Только обладатели дождевиков, взятых в самом начале похода по рекомендации Обручева, были сухими, когда отряд достиг спасительных палаток.

— Накаркали вы нам, Владимир Афанасьевич! Ей бог, накаркали! — восклицал мокрый насквозь Нечепуренко. Доцент яростно растирался полотенцем стуча зубами от холода.

— Нисколько, Каллистрат Евграфович. Просто я не первый раз посещаю эти места и хорошо знаю их, — любезно пояснил Нечепуренко академик. — Поверьте, мы ещё легко отделались. Здесь часто дождь перемежается с пыльной бурей, но её пока не видно.

— Не случилось и слава богу, — подал голос укутанный в теплый халат Барченко. Он как и все кто не взял дождевик изрядно промок, но неожиданное купание нисколько не повлияло на его радостный настрой. — Что вы намерены доложить в Москву по поводу свершенного открытия? Ведь после такой находки визит в Тибет будет наверняка отложен. Насколько я понимаю здесь работы на весь полевой сезон, не меньше.

— Не будем торопиться с выводами, Александр Васильевич. Сначала надо провести раскопки найденного городища и только по их результатам решать об изменении планов экспедиции.

— По моему вы здорово дуете на воду обжегшись на молоке. К чему все эти осторожности, если совершенно ясно, что мы совершили значимое открытие!? — взорвался Нестеренко, но академик махом его осадил.

— Пока я начальник этой экспедиции и я решаю, что и как делать, господин Нестеренко — грозно рыкнул Обручев и изумленный доцент отступил.

Как показало время, академик не зря не спешил известить весь мир о своем неожиданном открытии. Сколько и в каких местах городища в течение двух дней археологи не закладывали шурфы и не рыли канавки, они не нашли следов человеческой деятельности. Вдоль улиц и переулков, а также на площадях сразу под слоем камешков шел небольшой слой рыхлой земли, под которой находилась плотная, веками не тронутая земля.

Третий день раскопок стал решающим днем. Нестеренко предпринял попытку проникнуть внутрь "ханского дворца", который как и все здания городища не имел дверей и окон. Подобную особенность, доцент объяснял древностью развалин. По его мнению населявшие город люди имели особенную архитектуру. Опасаясь внезапного нападения врагов, они сознательно отказались от дверей и оконных проемов проникая в дом при помощи лестницы.

— Ставя лестницу к стене дома они поднимались на крышу, поднимали лестницу с собой и также спускались внутрь. Такое построение домов и городов довольно характерна для цивилизации Митани, что располагалась на Армянском нагорье — предположил доцент на ученом совете, но его теория не оправдалась. Когда археологи поднялись на плоскую крышу "дворца", там не обнаружилось ни малейшего намека на проем.

Напрасно они рубили кирками все подозрительные выемки, что могли скрывать проход вовнутрь. Куски камня разлетались в разные стороны, но искомого так и не было найдено.

Вслед за "дворцом" были обследованы и другие крупные строения города, но и здесь был один и тот же результат. Археологи не смогли проникнуть внутрь зданий.

В отчаянии, Нестеренко предложил заложить мощный заряд динамита на крыше "ханского дворца".

— Черт там или дьявол, но мы туда проникнем — заверял он Обручева и после недолгого раздумья, тот согласился. Отведя людей в укрытие и запалив бикфордов шнур, археологи с нетерпением ждали взрыва и по прошествии определенного времени он прогремел.

Облако пыли ещё не успело рассеяться, а доцент Нестеренко уже мчался к "дворцу" в поисках истины.

Ради этого Каллистрат Евграфович не поскупился на взрывчатку. От силы прогремевшего взрыва один угол здания обвалился обнажив свое внутреннее строение. К огромнейшему разочарованию доцента, перед его глазами предстал не темный провал открывавший ему путь внутрь загадочного строения, а ровный каменный скол, местами покрытый черной копотью.

— Что это?! — в ужасе воскликнул несчастный ученый, удивительно напоминая в этот момент ребенка, которому добрый волшебник обещали раскрыть секрет фокуса да так и не сделал.

— Это скорее всего Эолово городище — хмуро пояснил Обручев подошедший к "дворцу" вслед за доцентом. Он также как и он надеялся на чудо, но оно не произошло.

— Как Эолово городище!? — горестно воскликнул Нестеренко — Не может быть!! Этого просто не может быть!

С выпученными глазами он озирался по сторонам и во взгляде его было отчаянное нежелание расставаться с хеттами, львами и прочими открытиями, что были совсем рядом и вдруг пропали.

— Увы, может. Всю эту красоту, к сожалению создал не человек, а ветер — вынес свой безжалостный вердикт академик и приказал сворачивать раскопки.

Горькую чашу разочарования вместе с археологами выпил и экипаж "Родины". Все они, начиная от главного пилота и кончая поваром стюардом Марией Никаноровой горевали о неудаче постигших археологов. При встрече с ними каждый посчитал своим долгом поддержать ученых в трудных для них момент, приободрить и высказать теплые слова в их адрес.

В этот момент как никогда прежде проявилось единство всех участников этой необычной экспедиции.

Пыльные бури, о которых рассказывал академик Нестеренко, за все время раскопок ни разу не беспокоили археологов. Только дожди, ещё дважды навестили их лагерь, но наученные горьким опытом, ученые встретили их во всеоружии.

Бури напомнили о своем существовании когда дирижабль покинул стоянку на реке Дям и взял курс на пустыню Такла-Макан. Одна за другой они налетали на "Россию", пролетавшую над раскалёнными песками.

Причина по которой Обручев попросил пилотов пролететь пустыню насквозь, а не двигаться по её края заключалась в том, что он хотел провести аэросъёмку, наиболее труднодоступных мест "преисподни мира". Так географы называли эти места.

Многое в жизни происходит благодаря случайности. Возможно ничего бы не случилось, если бы в один из моментов проведения аэросъемки, рядом с наблюдателями не оказался академик Обручев. Владимира Афанасьевича как магнитом тянуло посмотреть сверху на те места, куда прежде добраться стоило огромных трудностей и лишений.

При прохождении пустыни, когда песчаная буря полностью закрывает обзор, очень сложно точно определить местоположение дирижабля и вести его строго по курсу. По этой причине фотосьемка проводилась не постоянно и едва только открывалось "окно" видимости, наблюдатели торопливо прилипали к своим окулярам.

Именно в один из таких моментов было замечено какое-то образование чуть правее курса дирижабля.

— Горы — буднично отметил один из наблюдателей не придав увиденному особого значения, но его слова подстегнули находившегося рядом академика.

— Какие горы? Здесь не должно быть никаких гор! — воскликнул он и торопливо навел в сторону указанного объекта стереотрубу. Несколько секунд он рассматривал обнаруженные "горы", а затем подняв трубку внутреннего телефона попросил пилотов уменьшить ход и взять несколько вправо.

Медленно и неторопливо приближался дирижабль к темному пятну, что был хорошо заметен на фоне беловато-рыжих песков пустыни. И чем ближе оно приближалось, тем сильнее стучало сердце академика. Перед ним был плохо различимый, наполовину занесенный, но все-таки неизвестный город.

Сквозь окуляры трубы Обручев отчетливо различал арку ворот с двумя сторожевыми башнями по бокам, чьи створки были наполовину открыты. Крыши домов, ровные просветы улиц и прямоугольники небольших площадей.

Когда дирижабль приблизился с цели, Владимир Афанасьевич различил стоящие у ворот две большие фигуры животных. Левая скульптура изображала сидящего лева, а та, что располагалась справа от ворот — быка. Черты животных хорошо сохранились и были легко узнаваемы.

— Фотографируйте! Все фотографируйте — приказал академик наблюдателям, а сам стремглав бросился в пилотскую кабину, чтобы договориться о срочной посадке дирижабля и проведения обследования города.

Увы, там ждал его жестокий удар. Михаил Водопьянов на отрез отказался садиться в условиях надвигающейся бури.

— Не смогу, Владимир Афанасьевич, слишком большой риск! Ветер может сорвать "Россию" с якорей и разбить о землю! — категорически заявил главный пилот. Вдалеке уже были видны клубы новой, приближающейся к дирижаблю пыльной бури, которая ставила крест на возможность проведения исследования неожиданной находки.

— На обратном пути обязательно сделаем остановку! Даю слово, сейчас никак нельзя! — заверил академика Водопьянов, которого Обручев знал как храброго и опытного летчика.

— Тогда давайте сделаем круг, чтобы лучше рассмотреть и сфотографировать наше открытие — попросил Водопьянова ученый и тот согласился.

Пока дирижабль готовился совершить свой воздушный маневр, академика атаковал режиссер Дзига Ветров.

— Владимир Афанасьевич, я должен заснять этот город! Понимаете, должен! — восклицал Дзига с полными азарта глазами.

— Если должны, идите в кабину наблюдателей и снимайте.

— Нет, вы не понимаете! Мне нужно снять с близкого расстояния!

— Это невозможно! Водопьянов отказывается садиться в условиях надвигающейся бури из-за угрозы повреждения дирижабля!

— Я уже обо всем договорился. Техники согласны спустить меня с камерой на тросе на максимально возможную высоту. Нужно только ваше одобрение!

— Вы, сумасшедший!

— Я знаю! Ради таких кадров я готов на все! Их нельзя упускать!

Любому другому человеку Обручев ответил бы категорическим отказом, но за четыре года сотрудничества он хорошо узнал Дзигу Ветрова. Профессионала до мозга костей, готового ради высокого искусства на все и это были не простые слова. Арктика как некто другой безжалостно обнажает сущность человека, как бы он не старался её скрыть. По этой причине академик только махнул рукой и обрадованный кинорежиссер умчался готовить свой очередной шедевр.

Без страха он шагнул в распахнувшийся под его ногами люк и повиснув в воздухе, стал спускаться, раскачиваемый воздушными потоками. Прижав к груди кинокамеру, он уверенно руководил работой лебедки, что проворно разматывала клубок стального троса.

Для наблюдателя со стороны — это было фантастическое зрелище. Подобно сказочному шмелю, Дзига облетел по кругу таинственный город, что раскинулся у его ног.

Ему необычайно повезло. Повезло не только в том, что он успел снять то, что хотел до того как плотная стена песка не накрыла город, дирижабль и самого кинорежиссера. Повезло в том, что он не выпустил из рук кинокамеры, когда его нещадно иссеченного крупицами песка втащили обратно в дирижабль. Именно о её сохранности тревожился Ветров, не обращая внимания на хлопоты и стенания врача экспедиции Валерия Судакова.

Едва доктор обработал раны кинорежиссера, он тотчас отправился в лабораторию проявлять отснятую с таким трудом пленку. Старания Ветрова не были напрасными. Когда в Кашгаре он отправлял специальным бортом отснятые материалы в Москву, лицо его было наполнено радостью от хорошо сделанной работы.

Вместе с кинопленками покинули борт дирижабля и археологи во главе с доцентом Нестеренко. Большую часть своих многочисленных коллекций ученые были вынуждены оставить на "России". Они слишком много весили и присланные в Кашгар самолеты не смогли бы их забрать.

Впрочем судьба коллекций не слишком заботила доцента. Выпросив у Обручева копии снимков сделанных с дирижабля он торопился написать отчет в Академию наук и статью в научный журнал. Оповестить российскую и зарубежную науку об открытии неизвестного очага цивилизации в пустыни и раскрытии тайны Эолова городища.

Вместо ученых к экспедиции присоединилась группа ответственных работников. В их состав входили два представителя ГПУ выполнявших особую миссию и трое сотрудников министерства иностранных дел. Руководство придавало особое значение визиту российского дирижабля в Лхасу. Хотя Тибет с начала двадцатых годов и считался независимым государством, англичане не желали признавать это, упрямо называя его, где только можно — территорией британского влияния.

Прибытие в столицу Тибета официальных представителей России был бы болезненным щелчком по носу Джона Буля. Со всеми вытекающими из этого последствиями в виде открытия дипломатической миссии Москвы в Лхасе.

Перелет из Кашгара в гости к Далай-ламе проходил без каких-либо трудностей. Природа благоволила к огромному дирижаблю, что уверенно шел к своей цели, пролетая над ослепительно белыми вершинами горных массивов. Дзига Ветров только ахал глядя как острые пики вершин сначала наползали на дирижабль, как бы стремясь преградить тому дорогу своей несокрушимой природной мощью, а затем покорно отступали прочь не в силах противостоять мысли и творению рук человеческого разума.

Особенно кинорежиссера поразила сама Лхаса. Созданная трудом монахов среди скал, она представляла собой своеобразный чудесный храм, что вознесся на недосягаемую высоту небес. Здесь все пленяло взгляд наблюдателя. И стройные храмовые колонны, и необычные крыши храмов и дороги ведущие к ним. Все было необычно, все поражало своей непохожестью на виденное ранее, а услужливое воображение щедро добавляло таинственности в увиденную картину.

Дирижабль сбросил свои посадочные якоря на широкой площади перед главным храмом Лхасы. Это было заранее обговорено с властями Лхасы, позволивших сделать это в виде большого исключения с личного указания Далай-ламы. Монахам очень льстило, что гости из далекой могучей страны прибыли к ним не пешком или на лошадях как это делали до них все паломники и иностранцы включая тех же англичан, а на столь необычном летательном аппарате.