Маруся-2. Попасть - не напасть

Украшения...

Безумная сумма, но — мертвая. Во всех смыслах мертвая. Ни надеть, покрасоваться, некуда, ни продать и деньги получить.

Откуда они у супруга, Дарья точно не знала. Вроде как воевал на Кавказе, или в Турции, там и разжился... точно Александр не говорил, лишь упоминал, что сделает эту шкатулку фамильной. И украшения там действительно были достойны королевы.

Чего только стоил гарнитур из черного жемчуга — каждая жемчужина подобрана по размеру, а самая большая, грушевидная, вообще может корону украшать. И таких там три — в кольце, в кулоне, в браслете. Три черных жемчужины размером с ноготь большого пальца, мужского, понятное дело.

Серьги, кольцо, браслет — и ожерелье из пятисот двенадцати жемчужин. Ровных, размером с горошину...

Дарья не считала, что она поступает плохо, эти украшения и так будут принадлежать Ирэне, только со временем. Она просто возьмет их чуть пораньше и не станет сидеть на бриллиантах, как дракон на яйцах, она вложит их в дело!

Прогорит?

Она?

Дарья и мысли такой не допускала! Такого не может быть, потому что не может быть никогда!

Драгоценности возьмет муж, отдаст княжне, она лично проследит за этим и напишет Демидову письмо, потом Сергей Владимирович заберет княжну, а ей, Дарье, спустя некоторое время, вернут Ирэну и драгоценности.

И она уедет из страны.

Демидов обещал ей в этом помочь в обмен на княжну. Дарья понимала, что доверяться ему опасно, но определенные гарантии безопасности у нее были. К примеру, человек, который требовал смерти Марии.

Если бы все было сделано правильно... ах, если бы!

Драгоценности Александр забрал, из дома уехал... вот как будет дальше? Дарья не знала точно. Она просто слала гонцов к мужу каждые полчаса. Хотела приехать в особняк Храмова сама, но муж запретил в самых недвусмысленных выражениях.

На всякий случай у Дарьи был и запасной план. Но — именно запасной. Прибегать к нему безумно не хотелось.

Оставалось только ждать.

В том числе и весточки от любовника, который сейчас находился в особняке Храмова вместе с ее супругом. Как только княжна уедет, он даст знак Дарье. И закрутится карусель.

Женщина металась по комнате, раздирая в клочья уже шестой платочек. А время тянулось невыносимо медленно...

Ладно! Скоро уже она осуществит вторую часть плана.

Глава 8.

Терроризм и его последствия.

— Умоляю!!!

Перед вами стояли на коленях?

Если при этом признаются в любви, наверное, приятное ощущение. Но когда это делает женщина в два раза старше тебя, женщина, которая тебя еще и ненавидит...

Дарья Благовещенская атаковала, словно акула. Цеплялась за руки, плакала, не стесняясь.

— Спасите мою дочь!!! Прошу вас!!! Что хотите сделаю!!!

Поднять ее не представлялось возможным — дама была на голову выше и раза в полтора тяжелее. Если б она помогала, другой вопрос, а она-то цепляется за ноги, скулит...

Ощущения — мерзейшие.

Такой гнидой себя чувствуешь...

Я не могу пойти на это. У меня тоже двое детей, и попасть в руки неизвестному похитителю меня не прельщает. Или вообще расстаться с жизнью, мне ее не для того подарили, чтоб я ее так бездарно слила в унитаз. Но вот, стоит, плачет...

И понимаешь, что на ее месте вела бы себя ничуть не лучше. Ни капельки. Может, и похуже даже.

В комнату заглянул Петя, быстро сориентировался и исчез. Я попробовала поднять Дарью с колен.

— Не надо. Все будет хорошо...

Бесполезно.

— Вы согласны? Правда?!

Минут двадцать прошло, прежде, чем появился Благовещенский. Сообразил, что происходит, и сдвинул брови.

— Даша? Что ты здесь делаешь?

— Я пришла просить за мою дочь! Ты не понимаешь?! Ирэна...

— Мария Ивановна уже согласилась нам помочь, — оборвал Александр Викторович начинающийся слезо— и словоразлив.

— Да?!

— Да, — кивнула я.

В принципе, я не сильно и врала, я же не сказала, чем именно.

— Благодарю вас, — Дарья осела на ковер. Я почувствовала себя последней скотиной.

Благовещенский подошел и без особого труда поднял супругу.

— Пойдем, Дашенька. Я отвезу тебя домой...

Дама удобно устроилась на руках у супруга, положив голову ему на плечо.

Что меня царапнуло в этой картине?

Не понимаю, нет...

Минута — и я осталась одна. Упала в кресло без сил, позвонила и приказала принести себе чая. Горячего, крепкого и с медом.

Как же мне паршиво! Вот он, тот выбор, который не позволяет остаться человеком даже в своих глазах. Соглашусь — потеряю жизнь и детей, с большой вероятностью.

Откажусь — потеряю уважение к себе.

Уже потеряла...

До конца дней мне придется жить с осознанием своей трусости. Жить, и понимать, что если с Ирэной что-то случится, я буду считать себя косвенно виноватой в этом.

А если это ловушка?

Если она расставлена на меня?

Если...

Ответа нет. Но даже в мире, который я оставила, мать двоих детей не пустили бы в штыковую атаку и не послали в разведку. Только если уж вовсе нет другого выхода.

Окажись за моей спиной дети, я вела бы себя иначе. Но Ирэна человек достаточно взрослый. Это с моих позиций она ребенок, в том мире, который я оставила, в семнадцать они еще во многом дети. Не все, нет.

Но основная масса. А здесь в семнадцать часто уже сами родители. И восприятие другое. Совсем другое...

Я не верю, что в этой истории все так просто. Не верю,, но и доказать не могу. А значит что?

Сидим на попе ровно. Потом будет видно, что дальше делать.

* * *

Единственное, что я могла — это организовать нормальное питание. Что и сделала.

Любому, от генерал-губернатора до простого казака, который заходил в мой особняк, предлагался чай и закуски. Чего покрепче не предлагалось. Даже наливка, в которой и пяти градусов-то нет, может так на расстроенные нервы упасть, что хуже всякой водки получится.

В обед я решительно настояла на том, чтобы все сделали перерыв и поели.

Благовещенский попытался сопротивляться, но куда там!

Было б мне семнадцать лет, я бы, может, и смутилась от ледяного тона и вежливых попыток меня выставить. Увы, в родном мире мне было глубоко за сорок. И даже мой шеф твердо знал, что выставить меня можно только силой.

Как вариант — вызвать на меня ОМОН.

В противном случае я ругалась, цеплялась и выедала мозг всеми способами. Почему это терпели?

Да потому что специалист я хороший. В своей области даже незаменимый, а незаменимость — лучший катализатор наглости.

Шансов не было ни у кого, так что ровно в два часа дня генерал-губернатор обнаружил себя за столом, с ложкой в руках и перед ним дымилась большая тарелка с борщом.

Да, я знаю, это вульгарное и простонародное блюдо. А надо бы подавать рябчиков, бекасов, трюфеля и прочее.

Плевать.

Мне — нравится, а остальные сами напросились. Кто в мой дом вошел, тот подчиняется моим правилам.

— Приятного аппетита, Александр Викторович.

Генерал-губернатор посмотрел на меня, на двери столовой, закрытые наглухо, и только головой покачал.

— Вы тиран, Мария Ивановна.

— Я хуже.

Ложка отправилась в рот, а я улыбнулась.

— Приятного аппетита.

— Я должен извиниться за Дарью.

— Нет, не должны. Она мать, я тоже. Я ее понимаю.

Благовещенский криво улыбнулся.

— Но просить вас о большем не стоит?

— Нет, не стоит. Все равно я не смогу сделать больше.

— Вас не волнует, что будет с Ирэной?

Я покачала головой.

— Ваша дочь не стала мне близким человеком. Я сочувствую ей, я сочувствую вашей супруге, мне жаль их обеих, но подставлять свою голову под топор? Простите, но по-настоящему меня волнуют только мои родные и близкие.

Ну и ты еще. Но об этом я промолчу.

— Откровенно. Но жестоко.

Я развела руками.

— Если человек говорит, что он любит всех, значит он не любит никого, это азбука. Что вы хотите от меня услышать, Александр Викторович? Красивую ложь? Слова о том, что эта история оставит шрам на моем сердце? Поверьте, я могу так сказать. Но вы же первый меня за это возненавидите.

— Разве?

— Когда открывается ложь, мы начинаем ненавидеть лжеца. Даже если говорим, что простили, все равно до конца простить не сможем. Это так.

— Но лгут люди каждый день? Разве нет?

— Можно сказать, что мне идет жуткая шляпка. Это тоже будет ложью, но простительной. Это... социальные роли. Любезность, оказанная потому, что так принято. А можно сказать, что вас волнует судьба моего брата, к примеру. Но это ведь не так? Если бы вам предложили разменять Ванину жизнь — на жизнь вашей дочери, что бы вы выбрали? — я спокойно отправила ложку борща в рот. — Да вы кушайте, вам еще силы нужны, вам еще дочь спасать. Не стоит множить вранье без необходимости.

— Хорошо, — Благовещенский чуть расслабился и тоже принялся за еду. Чего я, собственно, и добивалась. Клин клином вышибают, а уж как получилось... да хоть бы и поленом! С размаху! — Кстати, вам очень к лицу была та шляпка...

Я откровенно фыркнула.

— Не сомневаюсь. Скажите, а если я вам дам кое-что?

— Что именно?

— Я экспериментирую с магией. А Лощина — моя территория. Возможно, вам это как-то поможет. Пара артефактов.

— Каких именно?

— Прошу вас после обеда пройти в мою лабораторию.

Кажется, своего я добилась. Отвлекла мужчину от раздумий о дочери и переключила на размышления о природе вещей.

Вредина я?

Нет.

Самая обычная женщина, которая говорит вслух то, что думает. А что это не принято.... Но человек же отвлекся?

Того мне и надо.

* * *

Что я еще делала в своей лаборатории?

А на что способен маг земли? С некромантией я связываться пока опасалась, а вот земля...

Земля — это землетрясения. Для начала. Это пылевые бури, это лавины, оползни, это сели. Это все растущее и живущее на ней. Перечислять можно долго, а вот применять...

Боевые заклинания должны активироваться мгновенно. Раз — и готово, а вот скоростью магия земли похвастаться не может. Но кое-что удалось придумать и мне. Особенно моя паранойя разыгралась после покушения.

Храмов смотрел на артефакты, и задумчиво качал головой. Я пользовалась простыми серебряными цепочками — разорви, и активируется. Долго на них заклинания не держатся, максимум, неделю — две, но мне же не для продажи, а для отработки навыков! Для проверки воздействия! И получалось неплохо, надо только силы добавить, чтобы не сбоило в самый нужный момент.

— Вот это — подземный толчок. На десять метров, примерно. Так-то меньше, но я сейчас добавлю силы. Если человек подготовлен, это хорошо, а если нет — его собьет с ног.

— А это?

— Это, — я проглядела надпись на бумажном квадратике, подвешенном к застежке. — Ага. Это для травы.

— Травы?

— Вам не случалось резаться осокой?

Генерал-губернатор покачал головой. Я взяла с подоконника горшочек с первой попавшейся травой и протянула ему.

— Потрогайте.

— Трава... и что?

— А теперь? — я активировала заклинание. — Только осторожно...

— Ох!

Предупреждение запоздало.

Благовещенский уже успел крепко оцарапаться о траву, которая внезапно стала жесткой и острой. И резала не хуже металлических лезвий. За образец была взята обычная осока — кто ей резался, тот меня поймет.

— Работает не везде. Но представьте, что ваш противник залег в траву? Так, к примеру?

— Жестоко.

— Это ненадолго, — я погладила стебельки травы, которая вновь стала обычной и безобидной. — Буквально пара минут, а потом все вернется в обычное состояние. Даже, может, меньше минуты.

— Оригинально. А что еще есть?

Я пожала плечами.

Идти проторенным путем мне не хотелось. Земляные големы, черви и прочие — неинтересно. Все это создано до меня, методы противодействия давно отработаны, и никого я ими не удивлю.

— Например, это.

— Это?

— Комары, мухи, муравьи и прочее. Человек, конечно, царь природы. Но атака всех насекомых в радиусе десяти метров... вы знаете, сколько там насекомых?

— Эммм...

— Много. Поверьте, если все это атакует человека, там будет не до драки, удрать бы.

В глазах Благовещенского было отчетливое недоверие. Я фыркнула.

— Есть у вас кто-то провинившийся?

— Да.

— Пусть активирует. Только не в моем доме. И не рядом со мной — задний двор подойдет.

— Давайте...

В чем-то мужчины остаются детьми. Им интересно опробовать новую игрушку, да побыстрее.

Я не стала присутствовать при испытаниях. Даже в окно не выглянула, когда донесся дикий вопль. Только посочувствовала.

Даже безобидный таракан способен доставить кучу неприятных эмоций. А когда тебя разом атакуют все насекомые в радиусе десяти метров...

Поверьте, это грустно.

Наука еще в том мире пребывает в неведении, но так-то с одного квадрата можно собрать от пятисот до двадцати тысяч разных насекомых тварей. Умножаем на десять и не забываем про воздух. И получается — много. Очень много. А когда еще все разом летят, атакуют, облепляют...

Особенно не рекомендуется применять в районе пасеки.

Благовещенский пришел в гостиную сам. С выражением крайнего изумления на лице.

— Я не ожидал... Мария Ивановна, а это действует на того, кто активировал цепочку?

— Нет. Вы получили опытный образец, а так — это конкретное заклинание работает отдельно от носителя. Как раз до десяти метров.

— Не понимаю?

— Активировали и бросили. В того, кто вам не нравится.

— А это только цепочки?

— Нет. Это — шарики, — я протянула четыре серебряных бусины. Тяжеленьких таких, приятно тепленьких. — Я же говорю, вам достался опытный образец.

— А что есть еще?

— Щит. Пылевой. То, что я применила, когда удирала от погони.

Это заклинание тоже пришлось выдать, но я не жалела. Лучше поделиться самой, чем потом заставят. А ведь заставят, наверняка. В церкви есть свои маги, они могут примерно догадаться, что произошло на месте покушения, и рано или поздно ко мне придут с вопросами.

А что?

А как?

Не хотите ли вы рассказать подробнее?

Дальше — смотрите добрые будни святой инквизиции. Не то, чтобы я была против этих ребят, но их методы дознания мне не нравились. И особенно — в применении к себе. А так... я все рассказала, обращайтесь в канцелярию генерал-губернатора. Если он разрешит, я вам все секреты раскрою, а то вдруг они имеют стратегическое значение? Или маги на службе у казны все раскроют... я?

Я что, я женщина слабая, глупая, как скажут, так я и сделаю.

* * *

Вечером я сидела в своей комнате. В спальне, так-то у меня не одна комната. Но дети спали, и мне хотелось быть рядом с ними. Такое вот желание, или инстинкт матери, защитницы...

Пока я буду рядом, с ними не случится ничего плохого

Надеюсь.

Нет, не надеюсь. Просто все плохое с ними случится только через мой труп, а это не так-то просто осуществить.

Сидела, глядела на огонек одной свечи. Много я не зажигала, не хотела привлекать внимание. Два часа назад княжна Мария Горская, то есть теперь уже госпожа Храмова, вышла из дома и уехала в сопровождении Благовещенского. Это — для всех, кроме четырех человек. Меня, Благовещенского, Вани и собственно, исполнителя моей роли.