Они щеголяли друг перед другом в прекрасных шкурах. В голубых, аквамариновых, вишневых. Уже появилась мода на определенный цвет. И женщины шантажировали своих мужчин всеми способами. Они красили губы, они причесывались, чтобы соблазнить своего мужчину. Они даже стали умываться!
Хорошо скроенная шкура хоксни могла даже самую невзрачную женщину сделать элегантной. Но из неё ещё нужно было сшить одежду. И в Олдорандо появилось новое ремесло — портных. Произошло то, что должно было произойти: в наступившем тепле многочисленные цветы украсили угрюмую землю — и теперь женщины, как цветы, стали украшать угрюмый город. Они разоделись в одежды таких ярких цветов, о которых их матери даже не имели понятия. А вскоре и мужчины сбросили с себя старые тяжелые дурно пахнущие меха и оделись в легкие шкуры хоксни.
* * *
Этот роковой день был очень жарким. Атмосфера всё сгущалась, ветер стих, от брассимпсов поднимался густой пар. Олдорандо замер в ожидании бури. Охотников не было в городе. Шэй Тал сидела в своей комнате одна и что-то писала. Она уже не заботилась о своей одежде, и на ней была всё та же старая, дурно пахнущая оленья шкура, вконец изношенная, истрепанная и засаленная. В её мозгу всё ещё звучали скрипучие голоса призраков. Она всё ещё мечтала о знаниях и хотела отправиться в путешествие. Когда Амин Лим и Бри поднялись к ней в комнату, Шэй Тал резко взглянула на них:
— Бри, что ты думаешь о шаре, как модели нашего мира?
Бри задумалась.
— Это не лишено смысла. Шар, который вертится вокруг своей оси... Скорее всего, так и есть!
— Может быть, это диск? Колесо? — спросила Шэй Тал. — Ведь мы всегда верили, что первородный камень покоится на диске Великого Колеса.
Бри отмахнулась от неё.
— Многое из того, во что мы верили, оказалось просто чепухой. Ты сама учила нас этому. Я уверена, что наш мир вращается вокруг солнц!
Шэй Тал осталась на месте, рассматривая женщин, своих лучших учениц. Обе они уже сбросили старые оленьи шкуры и оделись в прекрасные шкуры хоксни. Яркие полосы струились по их телам. Уши животных украшали плечи женщин. Несмотря на то, что Аоз Рун запретил выдачу пищи и шкур академии, Датка преподнес драгоценную шкуру Бри. Теперь Бри была уверена в себе, излучала твердость духа.
Внезапно Шэй Тал взорвалась яростью:
— Вы, глупые потаскухи! Вы предали меня! И не притворяйтесь, что это не так! Я знаю, что скрывается под вашей покорностью. Посмотрите, как вы разоделись! В таких пошлых нарядах мы никуда дальше не пойдем. Обстоятельства складываются плохо, перед нами встают всё новые сложности. Я должна идти в Сиборнал, чтобы найти там Колесо, о котором говорили призраки. Они сказали, что именно там находится подлинная свобода, чистая истина. А здесь только невежество и плотские страсти. Куда вы обе катитесь?
Амин Лим вскинула руки вверх, демонстрируя свою невиновность. Она всегда была полная девушка, а сейчас была совсем брюхатой, так как находилась на сносях. Она всем своим видом буквально молила Шэй Тал о прощении — и облегченно вздохнула, когда, выходя с Бри из комнаты, заметила огонек прощения в глазах учителя.
Когда они спускались по ветхой грязной лестнице, Бри сказала:
— Она снова сегодня не в духе. Это с нею случается теперь регулярно. Бедняжка, знание действительно гнетет её.
— Где источник, о котором ты говорила? — перевела неприятную тему Амин Лим. — Я не могу идти далеко в своём положении.
Бри улыбнулась.
— Тебе он понравится. Он сразу за северным полем. И мы пойдем медленно. Думаю, что Ойра уже там.
Жара всё усиливалась. Воздух сгустился настолько, что они уже не могли переносить аромат цветов. В ярком свете сгустились даже краски. Трава казалась им слишком зеленой, гуси неестественно белыми.
Они прошли сквозь рощу брассимпсов. Эти деревья были приспособлены к жизни в морозном климате и сейчас они являли собою странный контраст с новой жизнью, брызжущей вокруг. Над ними столбами поднимался пар.
— Даже брассимпсы изменились, — заметила Бри. — Интересно, сколько времени они будут выпускать пар?
Амин Лим не знала этого, да и не интересовалась.
* * *
Бри и Ойра нашли новый теплый источник и хранили его в тайне от всех. Он скрывался в узкой долине и был надежно упрятан от глаз людей. К нему и вела Бри Амин Лим. Когда они пробрались сквозь заросли и вышли на открытое место, то увидели человеческую фигуру возле источника. Амин Лим вскрикнула и прикрыла рот рукой.
Ойра стояла на берегу. Она была совсем голая. Её влажная смуглая кожа блестела, капельки воды сверкали на крепких грудях. Без всякого смущения она повернулась и помахала подругам. На траве лежала сброшенная шкура хоксни и остальные вещи.
— Идите сюда! Где вы пропадаете? Вода сегодня восхитительная!
Амин Лим осталась на месте, как прикованная, всё ещё закрывая рот рукой. Она ещё никогда не видела обнаженного тела другой взрослой женщины.
— Всё нормально, — улыбнулась Бри, глядя на потрясенную подругу. — В воде так хорошо. Я тоже разденусь. Смотри — если осмелишься!
Она подбежала к Ойре и стала сбрасывать с себя всё. Да, шкуры хоксни произвели целую революцию в сознании женщин: они были предназначены для того, чтобы шить одежду, которую можно было одевать... и сбрасывать в нужный момент. Вскоре обнаженная Бри стояла рядом с Ойрой. Её тонкая фигура контрастировала с плотным, крепко сбитым телом Ойры, но обе они были красивы. Девушки весело рассмеялись.
— Иди сюда, Амин Лим, не стесняйся! Купание будет полезно твоему ребенку.
Ойра и Бри вместе прыгнули в воду, весело хохоча. Амин Лим стояла на месте, скованная ужасом.
* * *
Сегодня добыча была щедрой и охотники устроили себе большой праздник. Много пили бетель, ели мясо, заедая его новыми фруктами. Лица их лоснились от жира.
Охотники все растолстели. Пищи было в изобилии. Хоксни можно было убивать, не бегая за ними. Они всё ещё подходили близко к людям, несмотря на то, что в лагере нередко лежали туши их собратьев.
Всё ещё одетый в свою старую черную шкуру, Аоз Рун в отдалении разговаривал с главным надсмотрщиком рабов Гойя Хином. Немного спустя тот повернулся и пошел в сторону Олдорандо. Его широкая спина была ещё долго видна.
Аоз Рун вернулся к компании. Он схватил жареную ногу хоксни, разломал её о камень и улегся в траву с нею. Курд, его собака, начал подлизываться к нему, пока Аоз Рун не бросил один кусок в кусты, чтобы пёс не мешал ему есть.
Он дружелюбно толкнул Датку ногой.
— Вот это жизнь, дружище. Пей слаще, ешь побольше, пока снова не вернулись холода. Клянусь первородным камнем, я не забуду это лето до самой смерти!
— Чудесно, — отозвался Датка. И это было всё. Он уже наелся и сейчас сидел, обхватив колени руками и наблюдая за стадом хоксни, которое неслось куда-то. На небе клубились пышные облака, ярко-белые и серые.
— Вутра тебя побери, ты всё время молчишь, — возмутился Аоз Рун, раздраженно разрывая мясо своими крепкими зубами. — Поговори со мной. Я, в конце концов, твой лорд!
Датка повернул к нему стриженую голову.
— О чем ты говорил с Гойя Хином только что?
Губы Аоза Руна гневно сжались.
— Это не твоё дело, щенок. Это только наше дело.
— Значит, ты тоже не отвечаешь, — Датка отвернулся и стал смотреть на хоксни, которые были видны уже где-то на горизонте. Наконец, словно почувствовав жесткий взгляд Аоза Руна лопатками, он сказал:
— Я думаю.
Аоз Рун швырнул обглоданную кость собаке и улегся навзничь в траву:
— Неужели ты решил провести свою жизнь в размышлениях, как эта старая ведьма Шэй Тал? О чем же ты думаешь?
— Как поймать живого хоксни.
— Ха! Зачем это тебе? Какая польза?
Датка резко повернулся к нему.
— Я думаю о пользе не больше, чем тогда, когда позвал Накхри на крышу башни.
Опустилась тяжелая тишина. Аоз Рун не сказал ни слова. Небо затягивали тяжелые тучи. Вдали послышались раскаты грома. Элин Тал принес ещё бетеля. Но Аоз Рун не захотел пить. Он вдруг встал и сердито крикнул, обращаясь ко всем:
— Где мой второй лейтенант, этот жалкий придурок Лэйнтал? Опять где-то бродит? Почему он не со мной, со своим лордом? Он стал слишком ленив и непослушен. Что ж, уже очень скоро он увидит, к чему приводит забвение законов! Да и все вы получите хороший урок верности и послушания.
Он тяжело пошел прочь. В почтительном отдалении от него бежала его собака. Она уже хорошо изучила тяжелый нрав хозяина.
* * *
Лэйнтал Эйн не изучал хоксни, как его молчаливый друг. Он был занят собой. С той ночи, долгих четыре года назад, когда он стал свидетелем злодейского убийства Накхри, он не находил покоя. Он должен был ненавидеть Аоза Руна за убийство дяди — но видел, как жутко мучается совестью сам лорд Эмбруддока.
— Я думаю, что он считает себя проклятым Вутрой, — однажды сказала ему Ойра. — Он до сих пор ужасно кричит по ночам. Сны до сих пор мучают его.
— Но ему многое можно простить за строительство моста, — ответил Лэйнтал. Однако он ощущал вину за то, что и сам был замешан в ужасном убийстве.
Связь между ним и прекрасной Ойрой всё время крепла — но внезапно нарушилась в некую ночь, когда Лэйнтал выпил слишком много рателя. С той поры он был с нею очень почтителен.
Кроме того, его мучила ещё одна мысль. "Если я хочу править Олдорандо, как это положено мне по праву наследования, я должен убить отца девушки, которую люблю, — думал он. — Но это невозможно".
Без сомнения, Ойра тоже понимала его дилемму. Но она уже окончательно решила, что принадлежит ему и только ему. Они уже были помолвлены. Теперь он должен был драться до смерти с любым мужчиной, который предъявил бы на неё свои права.
Но его дикие инстинкты, врожденное чувство западни позволили ему, так же ясно, как и Шэй Тал, видеть, что Олдорандо сейчас уязвим для атаки. Мягкая погода расслабила всех. Часовые спали на постах.
Он поднял этот вопрос перед лордом, который дал ему вполне разумный ответ. Аоз Рун сказал, что летом никто, ни враги, ни друзья, не ездят далеко. Летом нет снега, по которому легко передвигаться куда угодно на санях и лыжах. К тому же, сейчас всё заросло густым кустарником, через который трудно пробираться. Время набегов прошло. И не вернется до зимы.
А кроме того, добавил он, с тех пор, как Шэй Тал совершила чудо в Рыбьем Озере, фагоры тоже прекратили набеги. Сейчас город в большей безопасности, чем когда-либо. И протянул ему кружку с бетелем.
Но Лэйнтал не удовлетворился ответом. Он подумал, есть ли ещё пост на древней пирамиде, или же часовой давно покинул его?..
— Дядя Накхри тоже чувствовал себя в безопасности — вплоть до того мига, как упал с башни, — резко сказал он. — Всего две секунды понадобилось для того, чтобы он улегся внизу со сломанной шеей.
Аоз Рун страшно разозлился и прогнал его. Поэтому, когда охотники в это утро пошли в вельд, Лэйнтал Эйн сопровождал их только до моста. Затем он повернул назад, решив осмотреть город, чтобы понять, что же нужно сделать для его защиты.
Когда он обошел Олдорандо, первое, что бросилось ему в глаза, — это пар над рекой Ворал. Стена пара висела точно на средней линии реки, и, казалось, следует за её течением, хотя на самом деле пар оставался на месте. Что это означает, Лэйнтал Эйн не знал, но ему стало неспокойно. Ничего такого раньше не было.
Непривычная жара росла, атмосфера сгущалась. Лэйнтал осмотрел то, что когда-то было крепостной стеной города, а сейчас зарастало кустами и травой. Аоз Рун был прав в одном отношении: разросшиеся кусты действительно были труднопроходимы.
И всё же тревога не покидала его. Он почти наяву видел, как кайдавы фагоров легко перепрыгивают размытые укрепления, проникая в самое сердце города. Он видел, как охотники, нагруженные шкурами хоксни, возвращаются домой. Головы их тяжелы от выпитого бетеля. И они едва успевают увидеть свои горящие башни, своих жен и детей, убитых фагорами, прежде чем сами погибнут под грозными копытами кайдавов. Вот какие мысли плавали в его мозгу, пока он пробирался через колючие кусты.
Как ездят фагоры! Что может быть более чудесным, чем скакать на кайдаве, управлять им? Однако, как утверждают легенды, эти животные подчиняются только фагорам... Во всяком случае, никто из людей не ездил на кайдаве. Люди всегда ходят пешком. Но человек верхом на кайдаве будет равен по силе фагору...
Из этих кустов он увидел северные ворота, открытые и никем не охраняемые. На верхней перекладине ворот весело чирикали две птицы. На пирамиде никого не было. Олдорандо остался совсем без защиты. Нет, нужно что-то предпринять, чтобы пробудить в людях чувство опасности!..
Но тут в поле его зрения показалась чья-то фигура. Он сразу же узнал надсмотрщика рабов Гойю Хина. За ним на веревке медленно шел старый Мик.
— Тебе понравится твоя работа здесь, — услышал он слова Гойи Хина. Тот остановился и привязал раба к дереву. Ноги фагора уже были в оковах. Гойя похлопал Мика по плечу. Тот недовольно посмотрел на него:
— Мик должен сидеть здесь, на солнце?
— Не сидеть. Стоять, — прорычал Гойя Хин. — Ты должен стоять, Мик, как тебе приказано, иначе тебя ждут неприятности. И ты должен сделать то, что приказал Аоз Рун, иначе ты знаешь, что будет с тобой!
Старый фагор хмыкнул.
— Неприятности всегда вокруг нас. Вы, сыны Фреира, наша самая большая неприятность.
— Ну так постарайся, чтобы одной из них стало меньше, — беззлобно сказал Гойя Хин. — Не то я спущу с тебя шкуру своей плетью, буду сечь до тех пор, пока ты не издохнешь. Так приказал мне сам лорд! Ты понял, старая башка?
Мик угрюмо поклонился.
— Я буду стоять здесь и делать то, что приказано.
— Вот и славно. Ждать долго тебе не придется. Уже скоро я вернусь с твоей... добычей. Ха!
Гойя Хин оставил фагора и не спеша пошел обратно к башням. Мик тут же улегся на землю и скрылся с глаз Лэйнтала.
Всё это усилило беспокойство юноши. Он стоял, выжидая, осматриваясь, прислушиваясь. Но тишину нарушало только пение птиц, которое всего несколько лет назад он считал чем-то неестественным, пугающим. Не дождавшись Гойя Хина, он пожал плечами и пошел дальше, не зная, что до конца дней будет сожалеть об этом, о том, что так легко мог предотвратить...
* * *
Вскоре он подошел к ручью, струящемуся между камнями, и встал на колени, чтобы напиться из рук. Вода оказалась на удивление теплой. Он осмотрелся. Нет, здесь никогда не было горячего источника...
Над вершинами брассимпсов клубился пар. Это явление он тоже не мог объяснить и оно внушало ему тревогу. Где-то вдалеке прогремел гром. Земля ощутимо дрогнула. По воде прошла рябь. Птицы с криками поднялись над башнями, затем опустились снова. Гнетущая тишина и тяжелый воздух давили на него.
Лэйнтал ожидал следующего подземного толчка — и в это время поблизости послышался рев Свистуна. Этот звук был знаком ему со дня рождения — но на этот раз ему показалось, что рев был дольше и громче, чем всегда...
