Томчин (Повелитель войны)

Вылазку горожане наметили, а пострадал только я. Конечно, после прибытия осадных орудий у нас были потери, как-то раз стрела из самострела пронзила сразу трех человек. Но, в целом, это были редкие, почти случайные попадания — в стычках мы теряли больше. Осада как таковая забрала около четырехсот человек, многие из которых прибыли с осадными орудиями. Рутина войны. Если бы убили меня, война была бы закончена, монгольское войско скатилось бы к прежнему состоянию конных дикарей и с добычей вернулось бы к себе. Необратимый перелом в сознании людей еще не произошел.

Как и положено нежному существу с другой планеты, свое сознание я потерял сразу, после удара стрелы, и пребывал в таком виде двое суток. Откачали. Затем снова чуть не убили при перевозке в лагерь за стеной — так растрясли. Снова откачали. На этот год война для меня закончена. Дальше, пока, как-нибудь сами.

Когда-то давно, не в этой жизни, я шел по набережной канала Грибоедова мимо Казанского собора. Только что закончилось то, что закончилось, был тысяча девятьсот девяносто первый год. От парапета отлепился молодой парень лет двадцати пяти и предложил посмотреть его альбом. Нищета еще только намечалась, но масса народа уже торговала всем, что могли найти по своим домам, и художники уже располагались в людных местах у метро, быстро соображая портреты прохожих. Что там у него? Марки? Открытки? Фотографии удачных работ? На фотографиях были девочки лет девяти-одиннадцати, голые, во всех позах. Мое лицо сыграло с ним злую шутку, и, не дожидаясь ответа, он стал объяснять, что детский дом находится рядом, минут двадцать ходьбы, но можно и... Я еще не привык, что это уже не мирный город, не мой мирный город, и на его улицах уже надо убивать. И я его не убил. Не хочу вспоминать, что с ним сделал. Не милицию вызвал.

А и чего бы себя не похвалить, пока в юрте лежу один. Никто не видит, а мне для выздоровления надо. Положительные эмоции. Не мясом единым жив человек. Хвалю. Я хороший полководец. В этом году к осени под наш контроль была взята вся северная и центральная часть империи. Лишь столица и десяток крупнейших городов на этой территории не попали в монгольские руки. Весь императорский двор трясся в летней осаде.

Были и у нас поражения, потому что теперь мы — это мы и кидани. Их, конечно, китайцы потрепали, зажимая в углах и мешая позвать нас на помощь. Зато, когда жалобное поскуливание и визг достигали наших ушей, мы гоняли обидчиков, как паршивых собак по полю, до ближайшего гарнизона. Иногда, к нашему удовольствию, гарнизон им добавлял от себя, если город был в наших руках. И им (гарнизону) весело, и нам не скучно. Но конец — все одно один. Осенью мы покинули все освоенные земли и дружными рядами вернулись к себе в степь, зимовать. Кони не люди, им нужен отдых. Города и уже освоенные осадные пепелацы переданы местным китайцам и киданям. Если смогут, пусть противостоят зимой своим поработителям — чурдженам. В следующем году новые будем доставать.

Полководец я хороший, а политик — так себе. Два года жизни провел на войне, а воз и ныне там. Кроме добычи — и нет ничего. Разве что, новое государство киданей образовалось.

На западной границе в наш Союз вошли племена карлуков, это было еще в прошлом году, а я до сих пор не знаю о них ничего. Даже не поинтересовался. Принесли свою покорность и принесли. Живем дальше.

Ладно, встаем, отряхиваемся и за работу. Боишься — не делай, делаешь — не бойся, не сделаешь — погибнешь. Как еще себя подстегнуть? "Наши цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!" Наверняка, Хрущеву это какой-нибудь референт написал, но кто поверит? Ну, быстро, встал и пошел. Разминать ногу надо, само уже не пройдет, не молоденький. Хан должен быть весел и здоров в глазах подчиненных. А не кряхтеть и морщиться, залезая на коня. Давай, потихоньку: встал — сел, встал — сел... Не в первый раз и, может, не в последний. И морду лица держи, следи за выражением...

Сволочь. Хорошая идея, пришедшая в голову мне, была тут же украдена императором. ...Через два года войны, но для тысячелетней — это почти мгновенно. Он тоже призвал народы и племена Цинь сплотиться перед лицом чужеземного агрессора и ткнул пальцем в меня. Все препятствия для карьерного роста многоплеменного населения сняты, различия по национальностям упраздняются. Каждый может достигнуть любых постов, если достоин. Гад. Повторил действия правительств западных стран в начале двадцатого столетия, чтобы погасить идеологическое влияние на умы от появления на карте СССР.

Сразу все намечавшиеся революции сдулись, и только совсем отвязанные борцы за справедливость остались кричать на площадях. Гад. Нет, ну кто он после этого? И новоявленные циньские чиновники за полученные погоны мне спасибо не скажут. Я для них дикий варвар, кровожадное чудовище, сталинский палач. Купились на китайскую подделку. Это обойдется им и их близким в дополнительный год войны. Разворуют за зиму у меня города, придется снова циньские гарнизоны вышибать. Жечь заставляют. Думай Сергей, опять думай.

Зато Си Ся без всяких просьб и напоминаний этим летом накинулась на империю. Верят в меня люди, не то что чинушки мелкие, понимают, с кем Цинь связалась. Запомнил молодой правитель работу землекопа. Старается. И где-то он прав. Нет, точно старею, ишь, как завелся, угрожать начал. А как же мой принцип: угрожаешь — не делай, а делаешь — не угрожай? А никак, я же про себя, а не вслух.

Итак, фактически, мы потеряли все плоды своих завоеваний в империи за два предыдущих года и оказались в татарской степи, в местах, откуда начинали поход. Остались три неутраченных достижения прошедшей войны. Первое. Знание географии нашего противника и опыт ведения боевых действий на его территории. Теперь мы в равных условиях с защитниками Цинь, но качество войск и талант генералов дают нам неоспоримое преимущество. Во-вторых: удалось сохранить большую часть нашей китайской агентуры, завербованной в истекшие два года. Мы полностью информированы обо всех проводимых восстановительных и оборонительных работах империи, формировании и подготовке войск, слабостях командования и задачах, поставленных перед ними императором. Цинь считает, что произошло то, на что тысячелетняя рассчитывала с самого начала войны. Монголы ушли.

Спешно ремонтируются все крепости и крепостная защита городов, уже восстановлены гарнизоны, сформирована новая шестисоттысячная армия прикрытия северных границ. Империя почти восстановила статус-кво. Кроме одного. Вновь образованное государство киданей уже переименовано в империю, получившую название Железной, и создает стотысячную армию. На завоевание взбунтовавшихся провинций отправлен шестидесятитысячный корпус генерала Ваньяна, известного своими сокрушительными поражениями. Видимо, императорский двор считает это достаточным. А, между прочим, вся армия Цинь наводнена киданями, они занимают ответственные посты по всей стране. И у них теперь есть своя империя, а у нас с этой империей есть союзный договор. Это в третьих.

Как бы отнесся фон Нейман к тому, что его именем я назвал своего коня? Честно говоря, просто повторил в своей работе его подход с применением теории операторов к квантовой механике. Нырнул где смог и вынырнул где надо.

Как — как?! Не поверил бы. А зря.

Взял двухлеткой из табуна. Подарили, неудобно было отказываться. Выбрал за белую гриву, саврасого. Я ж городской, мне цвет понравился. Ткнул пальцем и только через неделю нашел время подойти к подарку. Сейчас кажется, что все командные жесты, которые я придумал для нас, он усвоил за один день. Вряд ли. Их больше десятка, наверное, месяц понадобился. У нас с ним своя алгебра. Подзываю, сжав руку в кулак, незаметно для окружающих, главное — чтобы он заметил. А если не видит — коротким цоканьем, похожим на сурчиное, только тихим. Метров за двести-триста меня слышит. Но и на голос — пожалуйста, все до тончайших смысловых интонаций. Абсолютная преданность. Собака. Иногда такое ощущение, что понимает язык, слов триста-пятьсот знает. Говорят, у монгольской породы это обычное дело.

Вывести такую мне кажется невозможным. Выносливы, неприхотливы, как лошади Пржевальского или куланы. Близко. Только те — дикие твари, хрен приручишь. Мне с одной пришлось поконтачить, так и через неделю зверем бросалась. Без толку.

А эти напоминают огромных псов, ласкающихся к хозяину. И отношение монгола к своему коню — как к члену семьи, другу. Я со своим даже боролся в шутку — закидывал передние копыта себе на плечи. Вес — килограмм триста. Ничем не балую, бывает — даю остатки того, что ем сам. Немножко, он любит... Мясо даю. Охрана следит, подкармливает, но в основном на подножном корму. Зимой разве что...

Толком никого кроме меня не подпускает. Теперь в мое отсутствие на нем сидит мой дух, сульдэ. По смыслу — бог войны, вселившийся в меня, как-то так. Но уже не бог, а я сам, мой дух. То есть, я — бог. Сложно это все. Дошептались.

Как собаку оставишь? Нейману почти десять. Стараюсь не думать про лошадиный век. Он у меня еще молодец. А для скачки под седлом держу еще пару могучих зверей. Старичка своего берегу.

Мне недавно китайцы сказали, что монголы коней как консервы используют. Ехал, проголодался, отрезал кусок, съел, сел и дальше поехал. Бред! Взрослые люди, а верят. Любит народ конину, но не друзей же ест. А у нас на Земле англичане писали, что монголы — людоеды и даже картинки распространили, как мы зубами кишки из живых пленников тянем. Монголов еще лет двести не видели, но лжеинформацию дали, формируя "мировое общественное мнение." Так то — англичане. Надо им было... Еще когда порода проявилась.

...Перехвалил. Было дело, цапнул разок за зад. И хоть бы сказал, за что!

Всякая война является потрясением для психики человека. Рядовой воин видит ужасы сражений вблизи и сам в них участвует. Полководец принимает решения и предвидит те ужасы, которые воспоследствуют от их выполнения. Два года я сам командовал сорокатысячным корпусом наших войск. Две дивизии в Центре, одна на Востоке и одна на Западе проводили мою политику огнем и мечом. Жертвы были, и их было много, но — недостаточно, чтобы переломить ход войны. Вот и получился грабительский набег. И воины мои довольны, и Китай. Такого в его истории было немало, даже стену пришлось построить. Через год-два зарастут последние следы нашего нашествия, и все пойдет своим путем. Тем же. Принесенные жертвы напрасны.

Боишься — не делай, делаешь — не бойся, не сделаешь — погибнешь.

В этом году военные действия начнем не весной, а летом. Не весной — потому что осенью они уже не закончатся. Мы дойдем не до столицы, а много южнее — до великой Желтой реки и будем воевать, пока не захватим всю часть Китая севернее нее. Это естественный водораздел, и пока переправить через нее конницу я не в состоянии. Мы отправим на войну восемь свежих дивизий, еще не принимавших в битвах участия, а четыре дивизии ветеранов отдохнут в родной степи.

Сват-онгут — в восторге и зависти от того вала добычи, который поступает из Цинь, упросил меня взять под свою руку две его дивизии. Командиров назначаю я. А командовать войной будет Собутай. Пора ему подтвердить, что не зря его прототип в моей реальности был назван монгольским маршалом Жуковым. Сыновья, получив две дивизии, по-прежнему займутся Западом. Чжирхо с двумя дивизиями — на привычный Восток. А центр отдадим Мухали, шесть дивизий, две из них — онгутские. И, под общим военным руководством — все на юг, к Хуанхэ, подрывать экономический потенциал. Собутай не я, университетского образования не имеет, но страну завоюет и до Хуанхэ дойдет.

Вот теперь Цинь увидит, что такое на самом деле стотысячное нашествие монгольских войск. Потому как — приказ. Или не будет у нас больше Собутая. А я, как повелитель, пойду немного позади, оценивая результаты побед моих учеников. А то у меня нервы не выдерживают. В Афгане я ротой командовал. Только ротой. Чуть-чуть батальоном.

Глава 17

Наверное, по характеру я все-таки обозный дедок. Ехать по степи на телеге с сеном, и чтобы ведро, подвешенное сзади на вбитый в доску гвоздь, мерно звякало. Тишь да гладь вокруг, покой и благоденствие. Птички поют — жаворонки, например. Везде зелень и синь, солнышко я-я-яркое. Дремлешь, дремлешь — и совсем уснешь... Аюшки, уже приехали? Распрягай, ко сну готовься. Ну, чем не жизнь? Днем отоспался — вечером посиделки у костра, рассказы о жизни, размышления обо всем. Людей послушаешь. Ну, интересно же! Да-а-а, хорошо-о-о... Живут же люди.

Первыми были взяты чуть вынесенные китайцами в степь, восстановленные и наполненные усиленными гарнизонами крепости Няошабао и Няоюеин, находившиеся немного севернее Датуна. Больше восстановить их никому не удастся, Чжирхо сравнял их с землей, полностью разрушил после взятия. Похоже, некоторые мои чувства передались ему. Мы в гневе.

Главный корпус под командованием Мухали, наступающий от озера Далай-нор, преодолев укрепления стены, приступил к операциям в близлежащих районах. В течение недели были захвачены округа Дашуй, Ло, Фэнь и Ли. Сразу прибыло китайское посольство с увещеваниями и просьбами о мире. Глава посольства Мингань передал, что велели, и тут же попросил у нас политического убежища, то есть, перешел на нашу сторону. Остатки посольства ретировались.

В качестве ответа на призыв мы разорили Байдын и, демонстрируя серьезность намерений, приступили к осаде Западной столицы Цинь — Датуна. Что-то вроде Питера для России, и тоже рядом с границей. По уровню укреплений входит в пятерку-десятку сильнейших городов, в нем обычно запирались самые ценные воины окрестностей во главе с главнокомандующим северной группой войск Хэшери Хушаху. В этот раз произошло то же, но что-то его насторожило, и он попытался пробиться из города вон. Город пал, войска Хушаху были разгромлены, а сам главком все-таки смог оторваться от преследования у крепости Цубэйкоу. Черт с ним, пусть бежит в столицу — докладывать. Там его пожалеют и придумают еще одну китайскую казнь.

Здесь мы обнаружили семью казненного онгутского хана, когда-то предупредившего меня о нашествии Западной коалиции. Отправил их к нам домой, под крылышко Бортэ. Хочу выдать за сына погибшего героя одну из наших внучек. Им будет спокойно в моей семье. Их муж и отец когда-то спас меня и зарождающуюся страну, за это был казнен, и теперь его семья под моей защитой. Одновременно нами были взяты крупные административные центры Фучжоу и Сюаньхуа, стоящие на продуваемом ветром плато в окружении гор. Это привело к падению менее защищенных и просто перепуганных Хуанчжоу, Сюаньпина и Чжанчжоу. В краткие сроки взяли все прочие городки и крепостицы области, и весь район полностью перешел под нашу руку. Продвижение возобновилось. Благодаря согласованности действий нашу власть признали все циньские округа от Пиньчжоу и Луаджоу на востоке до Цинсяня и Цанчжоу на юге и Синчжоу и Дайчжоу на юго-западе. Это была пощечина императору.

С детства замечал в себе черты занудности. Особенно — в предэкзаменационный период. Девок побоку, пьянки-гулянки завязываем и всей мордой в учебники. Интересно ведь, аж жуть берет. Главное — вызвать у себя этот интерес, пока к экзамену готовишься. Зацепиться и...! Эффект, что называется, превосходил все ожидания. Удавалось, прочитав учебник пару раз, запомнить его наизусть и можно было с горящими восторгом глазами бегом бежать на встречу с единственным единомышленником, который меня понимал — преподавателем. Первым сдавать экзамен! Правда к третьему курсу ко мне попривыкли и обычно уже сразу пытались забрить в добровольные помощники — принимать экзамен таки вдвоем быстрее. У меня шло автоматом, если соглашался разделить с препом тяжкую долю... Через раз соглашался. Само собой, подкидывал своим балл — так и преп понимал, на что идет.