Томчин (Повелитель войны)

Выслал парламентера, и его не убили. Не дураки.

К нам прислали офицера, и я изложил ему свои мысли о происходяшем, чтобы он их передал руководству страны.

Затем, в течение двух месяцев, жизнь протекала так. Две тысячи всадников дважды в день и один раз ночью, произвольно меняя место и время, но не повторяясь, с энтузиазмом и визгом проводили ложные атаки ворот и периметра стен. Остальные их поддерживали криками и воем. В двухстах метрах от цели — залп, разворот, и — назад, в лагерь. Мои менялись каждые сутки, все успели поучаствовать.

Дважды дивизия проводила атаку всем составом. Нервы мотали обороне. Другая дивизия — демонстративно держала блокаду города. Менялись еженедельно. Еще одна — охраняла пленных рабочих, ежедневно портивших систему каналов. Надеюсь, обороняющиеся верили, что можно затопить их город, стоящий на возвышении у реки, роясь на ее берегу. Над рабочими реял белый флажок на бамбуковом шесте. Работы переносились в следующее место, когда я видел, что дальше копать — некуда. Остальные дивизии брали под контроль страну, следили за вывозом трофеев, обеспечивали поступление продовольствия в наш лагерь. Не скажу, что пятьдесят тысяч пленных за два месяца трудовой терапии поправились, но баранов на них ушло почти столько же, сколько и на мои шестьдесят. А армией им уже не быть, страх перед монголом будет бежать впереди их визга. Около тысячи пытались сбежать, вот и все потери, c голоду не умирали. Так что, мы занимались тем, чем и должны были заниматься в случае уже состоявшегося падения столицы. И планировали так жить еще месяц. А потом ушли бы. Пятьдесят тысяч трусов, трясущихся за свою жизнь, остались бы сидеть на берегу реки. Хороший подарок правителю.

Через два месяца Нинся открыла ворота. Ко мне в лагерь приехал правитель, мы двое суток обсуждали нашу будущую совместную жизнь. И за все это время ни один из моих монголов не пересек границы города. Дисциплина, а вы говорите...

К чему мы пришли через два месяца такой жизни, а могли бы прийти раньше, если бы не этот тугодум, жадина и невера в монгольские силы? Си Ся признает своим сюзереном Монголию и остается Си Ся. Верховным правителем назначаюсь я. Правитель остается моим управляющим в имении и продолжает им распоряжаться, стараясь хозяйствовать хорошо. Хорошо хозяйствуя и получая прибыль для страны, он часть этой прибыли регулярно отправляет в Монголию, караванами. Чтобы было с кем посоветоваться по хозяйству, я оставляю ему в столице десяток своих чиновников, и — все.

Никакой оккупации своего имения не производим. Это касается той части страны, в которой мы находимся. Более того, правитель восстанавливает армию, и по первому же моему требованию армия оказывает мне помощь, то есть, выдвигается туда, куда скажу, и воюет под руководством моих командиров. В остальное время — свободна и находится в распоряжении правителя. В оазисах остаются мои гарнизоны и следят, чтобы международная торговля не испытывала проблем от таможенников Си Ся. И вообще, присутствие Си Ся там не обязательно, разве что захотят поторговать на общих для всех основаниях. Тогда — милости просим, включайтесь в поток, отправляйте свои караваны. Без пошлины, мы свои люди, считай — в одной державе живем.

Собственно, это почти все. Дополнения такие. Оказывается, правитель искренне считал, что мы оба являемся вассалами соседней китайской империи Цинь, и ждал, когда хозяин приедет и разберется в нашей тяжбе. Да, вот такой наивный. Насчет Цинь — очень полезное для меня напоминание. Продумаем. Дома уточним. Затем — встреча с сыном, будущим правителем. Это он у нас войной командовал, а затем ходил, флажком помеченный, чтобы не потерялся. Возмужал, окреп, и теперь знает, что такое крестьянский труд с мотыгой, в болоте, на жаре. Не все ему сабелькой махать, на коне перед придворными красавицами красуясь, и на простой народ плетью замахиваться. У плетки два конца, может, вспомнит на досуге, каково это? И, в завершение, маленькая месть правителя, опять мне подсунул свою дочь в жены. Пришлось принять. Они искренне убеждены, что их женщины красавицы, не то что эти уродки — монголки. Ну — все, о неприятностях дома думать будем.

Глава 14

Хорошее это дело, домой возвращаться. И сразу все вокруг играет живыми красками. Та же степь, то же небо, а домой едешь после долгой разлуки — всюду праздничные цвета и родные запахи. "И дым отечества нам сладок и приятен!" А что, и дымком потянет, даже уверен — приятным покажется. Значит, стойбище рядом или пастухи. С хорошими людьми увижусь. Да и люди хана своего видят, радуются, привечают, кому же такое неприятным покажется? Дома оно и есть дома, тем более, что все у нас хорошо. Хулиган здоров и бузит, скоро говорить начнет, какое у него слово первым будет? "Мама", наверное. У всех народов звучит похоже и первым произносится. Уж не "дай", само собой, все-таки — мой сын. Чем мне здесь не дом? Семья, дети, сын родной растет. Жены любимые, а Хулан больше всех. Бортэ — не жена, сестра приемная, любимая сестра. "Я не знал, что у меня есть огромная семья..." И все правда.

Все-таки, проблему мне тангут подкинул со своей дочерью. Интересно, тангуты эти, которые Си Ся себя называют, это не аналог ли предков наших тунгусов, созвучно как-то? Как же их настоящий Чингисхан тогда разметал, что ни государства, ни городов не осталось, к девятнадцатому веку в Сибири в стойбищах прозябали? А я, значит, молодец? Как будто неизвестно, чем эти политические браки у меня кончаются? Раз дочь подсунул в мой гарем — жди бунта. Дома, конечно, бунта не будет. Бортэ выручит, не надо мне никаких дополнительных жен, больше в душе места для них не осталось, все Хулан, Есуген и Есун заняли. И блудить я не собираюсь. Пусть эта признанная красавица в отдельной юрте, под началом Бортэ где-то прозябает, если никому ее передать нельзя — политика. Не могу и не хочу заниматься устройством ее личной жизни, насильно мил не будешь!

Красивая женщина остается красивой даже через десятилетия. Самая распространенная мужская ошибка, когда за красоту мы принимаем очарование молодости и шарм. А красота — это порода, Бортэ уже можно выдать сертификат о благородном происхождении, какая-то из ее прабабушек была королевой — на мой европейский взгляд. Если бы она в молодости победила на конкурсе красоты, то сейчас никто бы не усомнился в честности и компетентности жюри. Думаю, Хулан обладает теми же достоинствами, и любовь к ней не влияет на мою оценку. Есун и Есуген — хорошенькие чертенята, доброта и ласковость, присущие им, с возрастом не исчезнут, как и моя к ним нежность. Скорей бы...

...И кто меня за язык тянул? Пошутил, значит! Как все было бы просто и понятно вокруг, если бы на вопрос шамана о моем новом имени, я ляпнул: "Тимур". Или: "Иван Петров, Петр Иванов". Кто мешал? Сказал бы, в конце концов, фамилию, имя, отчество деда по матери, и — никаких вопросов о будущем мировой цивилизации. Пока страну объединял и сколачивал — командовал войсками и горя не знал. Ни в чем содеянном не сомневался. А сейчас — выполз ночью из юрты. Что, не спится, кровавый деспот? Мальчики кровавые в глазах? Закурить бы...

Зря мы так завоевали Си Ся, ничего глобально нам это не даст. Моральное удовлетворение и какие-то временные материальные плюсы мы получим, но еще при жизни этого поколения с ними будет война. Плюсы для нас уже мелкие, на ногах мы крепко стоим, и тангутские караваны, которые пришли и еще будут идти несколько лет, для нас — некритичны. Хорошо, конечно, что благодаря реквизированным доспехам мы сможем создать три полноценных дивизии тяжелой конницы и довооружить легкую. Уже в начале осени можно начать тренировки в работе с копьем на коне. Три дивизии рыцарей — это не жалкий рыцарский отряд тевтонцев. Который, кстати, монголы помогали топить, но в нашей исторической литературе об этом не упоминалось, упор был сделан на Александра Невского.

Пока ехал к столице — понимал ведь, что только жесткая война на подавление и объединение может предотвратить будущую бойню, но — приехал, и сопли развел. Гражданских не трогать, город не разрушать! С такими настроениями лучше вообще войны не начинать. Ты что туда — грабить пришел, ты — нищий, тебя дома не кормят? Зачем тебе их имущество, олигарх ты наш? Цель же в другом — освободить будущие поколения от войны, дать земле мир и законы. А у тебя что получилось? Законы дал? Нет, местные богатеи сейчас выжмут бедняков, чтобы потери возместить и дань для тебя собрать. И законы у них под это заточены. Мир принес? Войну и ненависть принес, через пять лет их подростки в возраст войдут, они тебе мир и покажут. Сами сдохнут, но покажут, и твоих воинов с собой возьмут.

Выбирай — и больше ни шагу, если не готов идти к цели. Лучше сжечь эту добычу, чем допустить повторение такого похода. Или — пошел вон, в монастырь, в отшельники, на гору. Нельзя проводить полостную операцию маникюрными ножницами и пинцетом. Замучишь и зарежешь. Нужны нормальные хирургические инструменты, и больной останется жив, выздоровеет. Даже если эти инструменты пугают гламурных барышень до обморока. Туда барышням и дорога.

"...и почему Не нужно золота ему, Когда простой продукт имеет..." Пушкин. Евгений Онегин. Размышления о причинах процветания государства и экономических воззрениях Адама Смита. Так как там мое государство богатеет? Золото и прочие товары "повышенной роскоши" — это наш выхлоп от караванов в обмен на простой продукт степи и леса. Мой наградной фонд. Все остальное, необходимое и достаточное для жизни в лесу, горах и степи, в понимании нашего народа произрастает здесь, на местах. Металл нам нужен, железо, медь, бронза. Серебро, для оплаты приглашенным ремесленникам и лекарям. А с золотом и прочим надо завязывать, довольно. Того, что имеем, нам года на три достаточно. Только обменные операции типа валютных, товар на товар, по выгодному курсу, на наших форпостах и факториях, в оазисах на караванных путях. Сюда ничего этого не завозить, пусть на местах капитал крутится, стабилизационный фонд создает. На том и порешим. Хватит, награбили. Хоть бы одну лесопилку за это время поставил, кандидат технических наук. Так нет, там думать надо, вспоминать, заново изобретать. Налаживать, народ убеждать в полезности досок и их использовании для строительства жилья, соседям пытаться продать. А пограбить — никого убеждать не надо. Интеллигенция.

Арсенал нам требуется создавать, чтобы выданное трофейное оружие по домам не растаскивали, иначе все расползется по семейным кладовым. А это национальное достояние, для дела будем выдавать тем, кто в походы отправляется. Продумать надо с Архаем, другого начальника арсенала пока не вижу. Хорошее трофейное оружие в семье — только как награда за личную доблесть воина, как орден — за заслуги. Или, в другом случае — если сама семья часть накопленных богатств направит на создание личной оружейной. Страна в любой момент должна иметь возможность выставить подготовленные и прекрасно вооруженные полки, а не зависеть от того, с каким оружием хозяину со двора вздумается выехать. Хватит самодеятельности в этих вопросах.

Есть у меня мысль, обсудить ее надо с Бортэ, Мухали и Боорчу. Сыновья уже почти все взрослые, воевать рвутся. А страна не одной войной живет, не только победами. Надо нам детей мирной жизнью проверить, управлению научить, не все здесь словами объяснишь. Да и поймет не всякий. Сам такой был. Молодость...

Раздадим им в управление несколько районов страны, посмотрим, у кого лучше дело пойдет, кого народ больше полюбит, за кем потянется? Все под контролем, конечно, подскажем, поправим. Для этого и существуют отец и мать. Может, соревноваться братья начнут — у кого счастливей народ на земле окажется. И, опять же, дурость каждого будет видна. Сколько не объясняй, а пока сам не убедится — не поверит. Но народ нам точный ответ даст, кто здесь молодой хан, а кого лучше из дому не выпускать, чтобы семью перед людьми не позорить. Старшему побольше юрт в управление, младшим поменьше, без обид. Все мы для Монголии живем, хоть это я им в головы вложил, надеюсь?

Может, и вообще все идеально сложится, если у всех четверых таланты раскроются. Один — полководец признанный, другой — идеальный управленец, третий — экономист, хозяйственник, а четвертый — народный любимец, политик, вождь. Не потянуть мне одному все эти роли, по крайней мере — долго не потянуть. Надо постепенно перекладывать дела на сыновей. Пора взрослеть, ребята! Пора. Пора...

Если верить купцам, шпионам и кое-кому из наших знающих людей (а больше верить некому, никто в информаторы не набивался), Китай сейчас состоит из двух империй: северной — Цинь, граничащей с нами, и южной — Сун, расположенной за северянами. Живут, как везде, гадят друг другу на голову по-соседски. Поэтому о Сун пока не думаем и не насмешничаем, а сосредотачиваемся в размышлениях на Цинь. Как сказал Горбатый: " Я еще ничего не решил". Думаем, собираем данные.

Продолжим. Империя Цинь расположена за Великой китайской стеной на плодородных землях вдоль Желтой реки. С расстоянием от реки до границы с южной империей Сун — не определиться. Едут, едут, и вдруг — уже не Цинь вокруг, а Сун. Не страшно, приедем, померим расстояния. Самоназвание северных китайцев чурджены, созвучно нашим манчджурам, не важно. Два поколения назад они отрядами охотились на монгольские племена и захваченных людей увозили к себе в рабство. Немногие сбежавшие и вернувшиеся рассказывали обо всяких ужасах, которые чурджены с людьми творили, поэтому отношение к ним у монголов схоже с отношением русских к немцам после Отечественной войны. До сих пор живы те, при ком все это происходило, послушал их. Да... Так индейцев в Америке истребляли, и на ловлю африканских рабов для плантаций похоже. Таков исторический антураж.

Местная Великая китайская стена высотой в четыре-шесть человеческих роста и почти такой же толщины, с башнями и бастионами, расположенными на расстоянии прямой видимости друг от друга, тянется вдоль всей страны с запада на восток. Данных о возможности ее обойти слева или справа нет. В башнях и бастионах — гарнизоны. Там, где проходят дороги вглубь страны, имеются ворота, защита усилена дополнительной охраной. Это пока все.

Нас с Великой китайской стеной разделяет глинистая пустыня, переходящая в степь до самого подножия стены на западной части границы; и просто степь от нашей границы до самой стены в ее восточной части. Там, в степи и пустыне, живут наши братья кочевники, онгуты, когда-то предупредившие нас о подготовке Западной коалиции к интервенции. Жизнь и нравы у нас похожи, отношения доброжелательные, бесконфликтные. Но они не монголы, язык свой, законы свои. Охраняют стену от нас за китайскую плату. Воевать с ними совсем не хочу и завоевывать их тоже не хочу. Хорошие соседи, почти друзья. Варианты?

...Союзники! Вот решение вопроса. Надо просто уметь дружить. Предложим в жены сыну вождя нашу с Бортэ дочь Алахай и проведем осень в свадебных пирах и обсуждении союзного договора. Кочевник кочевнику — друг, товарищ и брат. На том стоит и стоять будет монгольская земля. Поскольку с мечом к нам, похоже, уже никто не придет. Долго не придет.