| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В сберкассе Оболенская вела себя более чем скромно и даже растеряно. Утром она узнала, что за руководителем ОСМ и её патроном Жаком Артюисом ведётся слежка и арест не за горами. Путь во Францию был закрыт. Светлые души, готовые на жертвы ради других просто не могут жить долго и счастливо. Неужели судьба уже приготовила гравировку на могильной плите? Она отстояла небольшую очередь и когда заявила кассиру в окошке, что собирается сделать взнос, получила рекомендацию открыть сберегательную книжку, после чего встала в ступор. Стоило только посмотреть ей в глаза, становилось понятно, что в них сейчас бушевал целый вихрь разнообразных эмоций. Сожаление, неуверенность, страх, боль, но больше всего было растерянности. Пришлось вмешаться Митякину.
— Женщина иностранка, — подсказал он. — Она пожертвовать хочет.
— Да, да, — подтвердила Вера Аполлоновна. — Хочу пожертвовать сироткам из детских домов.
Произнеся фразу, она посмотрела на Митякина.
— Эвакуированным детским домам, — прошептал тот.
Оболенская воспользовалась подсказкой и сделала уточнение.
— Какую сумму? — поинтересовалась кассир.
— Два ящика.
— Дамочка! — набрав в грудь воздуха, собралась возмутиться работница сберкассы, но вместо продолжения привстала со стула и посмотрела через отверстие в матовом окошке на клиентку. Прилично одетая молодая женщина больше походила на киноактрису, возможно на лауреата какой-нибудь премии, но ни как на сумасшедшую. Стоило призвать заведующую.
— Анастасия Викторовна, — пискнула она.
В это время в здание вошли двое военных лётчика. Один был в армейской шинели с голубыми петлицами, а второй во флотский с фотоаппаратом на груди. Командиры громко переговаривались, и казалось, даже не заметили смены обстановки, окунувшись в начатую на улице беседу.
— ... тогда в защиту памфлетиста Фуке произнёс знаменитую фразу: 'Когда говорить правду опасно, а врать стыдно — остаётся только шутить'. Вот так я уговорил редактора простой цитатой из книги. Фельетон напечатали в таллиннской газе...
Лётчик в чёрной шинели запнулся на полуслове.
— Какое лицо! — восхищённо произнёс он с прибалтийским акцентом, потянувшись к футляру с фотоаппаратом. — Мадмуазель, позвольте сфотографировать вас на память. Ваши очаровательные глаза будут смотреть на меня, когда я поведу самолёт в бой над Финским заливом.
В одно мгновенье находившаяся в полной меланхолии Оболенская преобразилась. Она было потянулась рукой к свёрнутой сеточке вуали, но вместо этого с озорством щёлкнула пальцами, загадав желание.
— Позволю, но с одни условием. Вы поможете со своим другом затащить сюда пару ящиков. Они в кузове того огромного пикапа, — указав рукой на окошко, через стекло которого виднелся тент машины.
Посчитав, что дурное дело не хитрое, молодые лётчики посмотрели по направлению руки, поняли поставленную задачу и выскочили на улицу, пропустив некоторые события.
Немногочисленные посетители сберкассы образовали живой коридор, когда, пыхтя и надрываясь от тяжести, военные насилу закатили пару серебристых пеналов на тележках похожих на те, на которых перемещают баллоны с кислородом. Тем не менее, всё внимание было привлечено не к ним, а к оказавшейся на полу женщине. Приглашённая кассиром заведующая утратила всякие сомнения. Как итог — недомогание.
— Что здесь происходит? — спросил лётчик.
Кто-то из бестолково мельтешащих и толкавшихся промеж столов посетителей ответил:
— Она точно такой вопрос задала, а этот, в рыжем пальто как зыркнул, так эта по стеночке и сползла.
Народ зашумел, а Митякин сделал шаг назад и схватился за медальон, разглядывая футляр на груди военного, но тут вперёд выступила Вера Аполлоновна.
— Мой доблестный рыцарь, — произнесла она по-французски, — самое время открыть эти сундуки и сделать фотографию.
Лётчик морской авиации мало что понял из сказанного, но догадался по смыслу. Остаток плёнки за пару минут ушёл на запечатление ослепительной улыбки.
* * *
В это же время, в доме по улице Малая Мещанская, дом 14 пьяным, мало что понимающим взглядом на новенький костюм уставился Киселёв. Твидовый в крупную клетку пиджак висел на плечиках, прямо поверх зеркала и создавалось двоякое впечатление, если не присматриваться в отображение. Где-то рядом должен был лежать фотоаппарат, но куда тот делся память так и не ответила.
— Ну, а что ты хотел? — с неприкрытой усмешкой в голосе сказал он и пошарил рукой под кроватью. Пустая бутылка со звоном покатилась по полу, закончив движение у ножки стола, где покорно лежал так и не заведённый будильник. — Давай выпьем. Здесь ведь выпить не с кем. Не понимают они того, что там было.
* * *
Ещё не утихли сплетни о необычном случае в сберкассе, а имея за спиной двух автоматчиков, Митякин изымал в единственном в Рязани ателье плёнку из фотоаппарата лётчиков, попутно проводя отнюдь не светскую беседу о природе, погоде и приёмах охоты. Хотя, фраза: 'выпотрошу как оленя', однажды проскочила. Разговор поначалу не клеился. Со стороны впавших в истерику молодых людей в ход шли и угрозы, и упоминание наград, и обещание всех кар от лётного начальства, но только облачённого особыми полномочиями Митякина было не пронять. Если не брать во внимание шлепки прикладами автоматов по носу и связанные конечности, допрос подходил к логическому концу на вполне дружеской ноте.
— Значит, направляетесь в Специальную группу морской авиации?
— Да.
— Оба окончили Военно-морское авиационное училище имени Леваневского и сюда прибыли получать гидросамолёты? Не далеко ли от места службы?
— Мы в Астрахань должны были прибыть, — виновато ответил лётчик в армейской шинели. — Вечером поезд, не на вокзале же сидеть. Вот мы в сберкассу и пошли за деньгами.
— Ну да, не на вокзале и сберкнижка на предъявителя, — вслух размышлял Митякин. — Только одного не пойму, нахрена идти за двумя сотнями, когда у вас на двоих пять тысяч по карманам? ... А фотоаппарат откуда?
Вопрос о наличии камеры был более чем уместным. С началом войны на владение отечественной фототехникой требовалось разрешение, даже фотокорреспондентам. А уж если в руках оказывалась импортная, то соответствующая бумажка становилась обязательным приложением.
— Это мой, — заявил лётчик в чёрной шинели. — Ещё в Таллинне покупал, до войны.
— В Таллинне значит, до войны, — передразнил Митякин. — Да ты хитрец!
— Я в школе в кружок фотолюбителей ходил, — попытался пояснить бывший владелец фотокамеры.
— Вот как? Так это всё меняет, стукни-ка ему Ваня по пальцам указкой, чтоб 'школьник' не врал. Хитрожопство, как говорит директор, одна из граней глупости. Кружок ты может и посещал, но вот в чём загвоздка: не мог ты эту 'Лейку' (Leica) там купить. Даже заложив свою никчёмную душонку не смог бы. Этот фотоаппарат пару недель назад в Парголово собрали, для работы в особых условиях при низких температурах. На корпусе возле объектива и на футляре клеймо — 'снежинка'.
Когда вопли утихли, Митякин задал последний вопрос.
— Сейчас, как только закончат проявлять плёнку, вас отвезут в НКВД и одного, скорее всего тебя, — ткнув пальцем в лётчика в чёрной шинели — расстреляют. А знаешь почему? Потому, что твой камрад нам всё расскажет и даже напишет. Подробно, со всеми деталями, что руками будет не оттащить от бумаги: как немцам стал служить, с каким заданием сюда отправили, как на связного по Малой Мещанской выйти. Вот и весь хрен до копейки. Но всё может измениться. Вдруг, твой друг что-то упустит и напишет меньше нужного?
* * *
(Сирия, окраина Дамаска спустя несколько дней после событий в Рязани.)
На пригород Дамаска спускался вечер. Конец осени выдался сухим и тёплым. За день воздух наполнялся терпким запахом хвои и сейчас растворялся приятным флёром, окутывая улочки старинного города. Макушки туевой аллеи легко шумели над головой. Какие-то пичуги перезванивались беззаботно и тихо, радуясь брызгам вожделенной влаги, извергающейся из поливочного шланга старика-дворника. Земля под деревьями отяжелела, разбухла, стала яркой и сейчас, в заходящих лучах солнца воздух обрёл свежесть, которой так не хватало днём. Возле некоторых домов-лавок уже сияли огоньки масляных ламп, привлекая внимание припозднившихся покупателей. Город тысячелетиями жил торговлей, степенно разрастаясь вширь, прирастая парой построек за поколение. Но всё меняется. Здание, в котором располагалась контора по найму, выглядело немного не таким, каким Орлов запомнил его в июне, когда войска оставляли город. Даже не немного, а совсем не таким. Справа от скрытого за кипарисами двухэтажного здания, который собственно и был офисом американской торговой компании, выстроили ещё один, повыше и подлиннее, с несколькими входами по фасаду с глухой жёлто-песчаного цвета стеной и крошечными окошками под крышей с вывеской, сообщавшей о продаже сельскохозяйственной технике. Старую коновязь убрали, замостив улицу бетонными плитами, а вместо конюшни с гарготом поместили современный гараж с бензоколонкой и кафе с вечерним табльдотом. У входа в заведение с запоминающимся названием 'Вдовушка героя' находился припаркованный четырёхдверный седан 'фиат' (Fiat 2800) с большими колёсами и нагло торчащей антенной. Несмотря на вечер, народу тут было довольно много и всё благодаря электрическому освещению и игравшей музыке. А ещё Орлов заметил, что та дорога, по которой пришёл он, теперь не единственная. От офиса в сторону гор по направлению на северо-запад уходила новая широкая трасса с двумя дюжинами ветрогенераторов на высоченных тумбах. Судя по всему, она шла вдоль долины и усыхающей реки Барада к ущелью, ведущему на западный Анджарский тракт. По ней вдалеке, в облаке пыли двигались огоньки зажжённых фар колонны грузовиков, вроде тех, которых нагнали сюда англичане. В памяти пронеслись недавние события. Выкрашенные в цвет высохшей глины, покрытые этой везде проникающей сирийской пылью и выцветшие на солнце брезентовые тенты, их неплохо маскировали на фоне этих земель и во время облёта на большой высоте, их обычно не было видно. Куда они успевали исчезнуть — никто не знал, и лишь по масляным пятнам на желтовато-белёсой дороге можно было понять, что они где-то здесь.
Орлов привычно отметил, где стоят вооруженные люди и куда в случае чего бежать, если все пойдёт как обычно, то есть — плохо. Патрули военной полиции в окраины не заходили, а появлению после войны бандитов удивляться не стоило. Здесь, конечно не восточная часть города, но всё же ухо стоит держать востро. Обречённо вздохнув, он вошёл внутрь здания.
В кафе не было посторонних, хотя встречались и тёмные лица сирийцев из долины, торговцы из города и прочие. Ну и, что греха таить, желающие заработать женщины тоже здесь были, равно как и ищущие развлечений мужчины. Запад принёс на восток часть своей не самой лучшей культуры. Успев поколесить за свою жизнь, он имел возможность сравнить. Нет, здесь не горланили похабные куплеты, не отбивали такт ударами пивных кружек по столешницам как в Ирландии, не хватали женщин за все возможные выпуклости и сажая их себе на колени, как соскучившиеся по человеческому теплу шахтёры в Кардиффе. Тут не околачивались шулеры, ищущие пьяных дураков, готовых проиграть в карты только что полученные авансы как в портовом Марселе. Всё было иначе, тихо и пристойно, словно за порядком следили не из-под палки, а на совесть, опираясь на крепкие кулаки или ту же палку, или, скорее всего на грозную репутацию. За угловым столом, в белой рубашке с подвёрнутыми рукавами и чёрном жилете сидел самого внушительного вида мужчина. Стол располагался таким образом, что не заметить его с входа было просто невозможно. У стойки находился ещё один, выбритый наголо со шрамами на щеке и от его взгляда возникало безотчётное желание проверить, на месте ли содержимое карманов и в целости ли портмоне.
Орлов прошёл к стойке, встал подальше от подозрительного типа, попросил у бармена чашку кофе, и принялся цедить маленькими глотками, незаметно рассматривая происходящее в зале. Помимо полупустующих столов на двоих с импозантными дамами, в кафе имелось несколько столов для компаний побольше, за которыми, уткнув носы в тарелки, расположилась публика попроще. Некоторых из них Орлов опознал как бывших техников со своего аэродрома. Лётчиков среди них не было, в основном обслуживающий персонал набранных из местных и совсем мальчики из 'Chantiers de la jeunesse française'. Двое были похожи на инженеров-механиков, а один несомненно офицер, снабженец Жиль, переведённый из обозного эскадрона. Он появился в полку незадолго до капитуляции, когда генерал Анри Денц приказал сложить оружие и интернироваться в Турцию. Толстяка-снабженца не любили за то, что вокруг него всегда крутились красивые бабы, но необходимость его работы признавали повсеместно. Кое-кто даже хвали его, говоря, что он принял должность из благородных побуждений, желая взять на себя самую грязную работу, оградив тем самым от неё остальных. Другие же откровенно призирали за контрабанду гашиша, рассказывая о тысячах франков, прилипших к его ладоням. Вне зависимости от мотивов, в конце концов, все сплетни превращались в пустой трёп. Доказательств ни у кого не было, а службу он нёс без нареканий, волшебным образом обеспечивая всех вовремя и в полном объёме.
Пока Орлов разглядывал собравшуюся публику, в кафе вошёл ещё один посетитель и сразу направился к угловому столу. Мужчина в белой рубашке жестом предложил ему сесть напротив, и они принялись о чём-то беседовать.
— В первый раз здесь?
Подозрительному типу неведомым образом удалось подобраться к Орлову незамеченным. А ведь у боевых лётчиков на подобное выработан целый комплекс. Не без труда удержавшись от того, чтобы не вздрогнуть Орлов ответил:
— Да, — показывая визитку с адресом. — Знакомый подсказал.
Бармен поджёг длинную спичку и, раскуривая сигару, навязчивый собеседник спросил:
— Не нашёл себя на гражданке, а?
— А разве она была, эта гражданка?
Подозрительный тип громко хмыкнул и почесал щёку. Шрамы его совсем не портили, хотя выглядел он так, словно только что кого-то зарезал.
— Ну да, — философски произнёс он, выпуская кольцо дыма. — Война никогда не закончится. Пушки не успевают остыть, как вновь подносят снаряды. Вопрос лишь в том, кто будет следующим, в кого они полетят. Скажу по секрету, Командор собирает людей в Россию.
— А что, здесь уже всё закончилось?
— Ты очередь-то займи, — дал совет незваный собеседник, — Не думаю, что ты захочешь натирать башмаки лаймам. Я ведь вижу, ты нормальный парень. Боевой опыт приветствуется, наличие желания заработать кучу франков обязательно. Работа опасная, само собой, но зато прибыльная.
— А если я просто посмотреть?
— Так тоже можно, — с притворным сожалением ответил Орлову тот, — только не задерживайся, в конце недели мы убываем, и тех сладких условий уже не будет.
Орлов не моргая уставился на него. Стоило отметить, деньги как нельзя вовремя подошли к концу и не случись того неприятного казуса, он бы и не появился так скоро здесь. По крайней мере, не в ближайшие дни. Как говорят мудрые люди: хочешь потерять друга — дай ему в долг.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
