Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Дальше ясно, слегка вжиться в роль, перехватить, оборотка, конфундус на меня, чтобы не обращал внимание на отличие в поведении, получить удовольствие, сделать ложные воспоминания Джинни и...
— И понять, что с Роном не получится уже никогда, что надо уезжать, чтобы не взорваться от зависти к рыжей и злобы на женишка, забеременеть со второй попытки и... вычеркнуть себя из ваших жизней. Рона я давно к тому моменту отлучила от тела, есть мол традиция, что при назначенной свадьбе жениху и невесте надо воздерживаться. Проверка готовности к возможным поворотам семейной жизни. Скушал. Только я планировала сбежать пораньше, не доводить до последнего дня. Но не успела с продажей дома и ещё почти месяц жила в Англии, пока всё не оформила. Беременность, как ни странно, успокоила. А после рождения Эмили все мои чувства сосредоточились на ней. Точнее, на ней и Розе. Мы с мамой часто путали их имена в детстве — они стали общими детьми. Капля камень точит. Я излечилась от любви к тебе. Не повезло, другой не нашла.
— Разрушая одно волей-неволей задеваешь близкое.
— Переоценили меня дававшие мне шанс и болевшие за нас двоих.
— Жизнь друг без друга. Без иллюзий, что другой где-то рядом. Просто жизнь, про которую я, положа руку на сердце, не могу сказать, что был совершенно счастлив. Ты права — точь-в-точь родственные души. Каждый отдельный поворот в жизни можно понять, объяснить, объявить случайностью или стечением обстоятельств. Но их совместный итог? На первый взгляд — непонятно, нелогично, обидно в конце концов. Но чем дальше я жил, тем больше крепло ощущение , что жизнь выдала мне по заслугам, по справедливости. Если считать счастье в личной жизни наградой за деяния и недеяния, про большинство наших общих знакомых могу сказать то же самое. Кроме тебя. Тебе судьба точно поскупилась, особенно в личном плане. Мне, как понятно, подошла бы кто угодно. А тебе... Я просто не вижу ни одного достойного настоящей Гермионы Грейнджер кандидата среди известных мне людей.
— Был ты.
— Главная причина, почему твоя жизнь пошла по неправильному пути. Причём в любом реально доступном тебе варианте.
— А Дафна?
— Она хитрила по привычке там, где нужно было сказать правду. Ошиблась. Поняла ошибку и не проклинала судьбу. Не смирение перед непреодолимым, а признание оправданности такого пути и справедливости его окончания.
— А может быть моя судьба тоже закономерный итог уничтожения своими руками любви родителей ко мне? За высокомерное "Я лучше знаю и выберу вашу судьбу за вас"?
— Ты раскаялась и искупила вину спасением Розы. Избавилась от маголюбовной наркозависимости и родила ребёнка от того, кого действительно любила. Неправильно сложилось у тебя.
Гермиона с жалостью смотрела на расстроенного Гарри и лихорадочно пыталась поймать мысль, которой можно его отвлечь. Эта, кажется, подойдёт.
— Ты... Что за одежда на тебе такая странная? Ты рассказывал, что все, кого ты вызывал, были в обычной одежде и знали всё, как будто следили за тобой. А ты...
— На полпути туда, на лавочке ожидания Кинг-Кросса. Того самого, призрачного. Здесь так белым-бело, что я одежду придумал в тон. Оценил любовь Дамблдора к носкам: когда ходить не надо — самая лучшая обувь. Я как тут устроился, так сидел себе и время не замечал. Ты "позвонила", я очнулся. Но при желании видно, куда и на чём отправляются души дальше. Поезд в неведомое, лодка Харона на тот берег, кого-то забирает драккар и уходит в дальнюю даль, где их ждёт янтарный пирс, кого-то сопровождает свита ангелов или чертей... Наверное, только действительно мёртвые могут следить за живыми людьми. Какая разница, на самом-то деле...
— Почему ты... задержался?
— Хм... Потому что не совсем умер?
— Что?! Ты... Ты сделал себе крестраж?
— Нет-нет, всё проще... И сложнее. Не совсем крестраж и не совсем мой... Давай я постепенно всё расскажу, а ты потом уже решишь — сошёл ли я с ума до или после прекращения жизнедеятельности тела, или всё же что-то в моих бреднях есть разумного?.. Естественно, отправной точкой стала моя ситуация — всё же необычно рано у меня случилось. И я стал искать причину. Сначала я дошёл до рассказанных тебе идей про то ли год, то ли три с крестражем во мне без защиты и про кровь-крестраж. Но не успокоился.
— Как тебе вообще мысль про крестражи в голову пришла? Я после уничтожения просто выбросила эту гадость из головы. Надеюсь про них никто дополнительно не узнал?
— Сама знаешь на примере Регулуса, что знание о нём даётся некоторым чистокровным ещё в детстве, но в таком виде, что там — могила. В своё время Риддлу никто не проговорился. Но он гений, и сумел по намёкам придумать способ их создания. Хотя скрывал от последователей свои знания. Конкретные моменты причастные с нашей стороны согласились спрятать в виде воспоминаний и стереть из памяти. Кроме меня и Луны. Вытащить из неё информацию — гиблое дело.
— Ты что-то узнал?
— Сон увидел. И не узнал, а додумался. Вспомнил, что я — любимая игрушка пророчества, в котором есть разница между "невозможно жить" и "умереть".
— Что за сон? И о чём додумался?
— Приснилось мне, что во время двух последних схваток в большом зале и Беллатрикс, и Волдеморт вместо того, чтобы лечь трупами разлетелись как бы пылью. Что в голову приходит?
— Волдеморт так разлетелся, когда получил отражённую аваду от младенца Гарри. Ещё крестраж?
— Но хоть труп Волдеморта в реальности остался целым, мысль потянула следующую. Куда девается часть души после разрушения крестража?
— На тот свет? Хотя...
— С какой стати? Что ты помнишь про дробление души?
— Магией делится на части, но остаётся единой в том смысле, что не может уйти за грань по частям, только полностью.
— Если хотя бы одна часть души остаётся привязанной к какому-то телу, то и все остальные части должны оставаться в мире живых. Поэтому в момент уничтожения крестражей куски души Риддла из них оставались в нашем мире. А вот где и в каком виде — вопрос. Насчёт деления у тебя ошибка, магией это невозможно. Только смертью. Именно она разделяет душу с телом, и только с её помощью можно манипулировать цельностью души. Лишение жизни другого — потрясение, нестабильность, появление уязвимости в собственной душе. И если в этот момент заразить её смертью, пропустив через себя душу убитого, то можно обмануть кусок своей души, самому представить, что пришла его смерть и заставить его покинуть родное тело. Чтобы действовать наверняка и сразу получить желаемое, ведь обычная смерть не мгновенна, надо использовать аваду. Потом, заранее создав вместилище, магией заставить отделённый кусок души принять его в качестве искусственного тела — крестража. Я раньше думал, что мой недокрестраж активировался рядом с Волдемортом потому, что хотел объединиться с основной душой. Но внедрённая в этот кусок смерть не даёт. А теперь считаю, что скорее наоборот, он хотел оказаться подальше.
— Постой. Я никогда не расспрашивала тебя, но так и не поняла, как кусок его души смог в тебя проникнуть? Как ты вообще стал крестражем?
— Я тоже не понимал, но потом вспомнил приори инкантатем на кладбище. Как вообще мыслящие призраки моих родителей оказались в палочке Риддла?
— Их души оставили отпечатки, после авады пройдя сквозь её источник — палочку?
— Правильно. А что было источником поразившей его авады?
— Ты сам.
— Кстати, именно так, по приор инкантато на меня Дамблдор смог определить, что авада отразилась в Волдеморта. Никаких заговоров и никаких тайных свидетелей. А что случается с душой человека, который убил, тем более авадой?
— Раскалывается? Но ведь ты же сделал всё неосознанно, это была самозащита. И вообще...
— Некоторые магические проявления случаются объективно и независимо от волшебника. Я говорил, что магия не одобряет своё уменьшение. Ей всё равно: успешная авада в человека — и получи расщепление души. Моё тело и магия были убившей Риддла "палочкой", и в душе появилась трещина. Проходившая сквозь меня также расщеплённая энергией смерти моих родителей душа Тома наткнулась на трещину в моей душе от его "смерти", которая сработала как место приживления для куска его души из-за родственности "смертей". Потом моя душа зарастила разрыв, и его недокрестраж вживился, врос, прирос, стал частью моей души. Но не убил меня, потому что защита матери не дала ему возможности проявиться активно или выйти наружу. Помнишь ещё одно базовое свойство души, кроме единства?
— Не может существовать заметное время без тела, точнее, без материального или магического носителя.
— "Телом" для куска души Риддла во мне стал...
— Твой шрам. Он был несовместим с твоим телом, поэтому никогда не заживал.
— Заодно стало понятно, почему разнесённый кровью по всему телу яд василиска не избавил меня от крестража. Он был привязан не к магически усиленному носителю, а к моей душе, к моей магии. Дамблдор был прав — единственным для меня способом очистить душу от инородной части была настоящая смерть. В одном из двух вариантов. Я мог убить и за счёт чужой смерти сделать крестраж. В заготовку можно было бы направить именно часть души Волдеморта, благо ей не привыкать. А моя смерть приводила к разделению естественным образом, в посмертии. Смерть должна быть настоящей.
— А если клиническая, контролируемая?
— Боюсь, любая попытка обмана этой леди...
— ...и она тебя забрала бы навсегда...
— Ну что, мог бы хоть кто-то, кроме Дамблдора, догадаться про такую комбинацию?
— Я вот, даже зная сам факт, не понимала. А если бы знала подробности ещё тогда, до приключений, заранее — если не сломалась бы, то могла бы сойти с ума от мыслей, как тебя спасти.
— Скорее всего, я тоже...
— Почему защита твоей матери, отбив смертельное проклятие, не отразила эту заготовку для крестража? Она же должна была отталкивать смерть от тебя.
— Вера в защиту матери сродни вере в бога. Или в мозгошмыгов Луны. Задним числом любое моё спасение можно объявить её действием, а все случаи её отсутствия, если без фатальных последствий — испытанием, смертельный провал — тяжестью моих грехов или кармой. А вот надёжно предсказать — никак. У магглов есть поверье про материнскую защиту на сыне, которое возникло из простого жизненного наблюдения — мужчина, о котором заботиться женщина, живёт дольше. Логично, что этой женщиной сначала является мать, а потом она передаёт эстафету его жене. Заявить, что меня спасла защита матери, оставшаяся на всю жизнь, совершенно в духе матриархата. В нормальном мире такое называется маменькин сынок, слюнтяй, захребетник. С другой стороны, мы же говорили о паразитической основе магического мира. Всё верно, герой этого мира не может не быть паразитом.
— Но ты же сам сказал нам, что обязан спасением чарам матери.
— Я тогда мало чего соображал и передал слова Дамблдора. Представляю, как долго и упорно били бы Альбуса за внедрение подобных взглядов на людей в нормальном интернате конца девятнадцатого века. Сам ты — гoвнo, спасти себя не можешь, и только защита матери мешает отправить тебя по принадлежности — в канализацию. Больше верится в старшую палочку или ненависть Волдемотрта как в причины моего спасения.
— А ненависть при чём?
— Что в наибольшей степени на дух во мне не переносил Волдеморт, какую черту? Глаза матери?
— Вряд ли... Ты имеешь в виду шрам?
— Естественно. Именно он был символом его поражения и вызывал в Риддле особую злобу. Вот и врезалась в меня его авада, заряженная стремлением уничтожить шрам.
— Получается, он ударил в самого себя, совершил попытку самоубийства?
— Точно! Но пусть защита Лили существовала. Против чего она действовала?
— Против магии Волдеморта... И против тела, в котором находится его душа.
— Против любой магии?
— Если учесть сгоревшего Квиррела — против любой. Вряд ли его тело было вместилищем только тёмной или оформленной в заклинания магии Волдеморта.
— Квиррел мог сгореть по другим причинам. Например, перед нашим походом за философским камнем Дамблдор что-то на меня наложил или усилил наказание для Квиррелморта за нарушение клятвы преподавателя. Или сработали проклятие единорогов и стишок гоблинов на банке — жу-у-утко таинственная и неконкретная магия, которая неотвратимо настигает их обидчиков. Или куча ещё более бредовых версий. Всех их тоже можно отнести к причинам моего выживания. Против его смерти от защиты матери также то, что я не сжигал крестражи просто прикосновением. Ведь они были телами для кусков его души. Скажи, почему на меня действовали его заклинания, а не отражалась в него сразу же?
— Действительно... Может быть после воскрешения он стал иммунен к твоей защите? Поэтому крестражи не реагировали на твоё касание.
— Дневник тоже? Или ему на два года в прошлое иммунитет к моему прикосновению хроноворотом передали? Кстати. А как действовала защита?
— Не поняла вопроса.
— Зависело ли от меня её действие? Например, действовала ли она во сне или без сознания?
— Должна была. В конце концов младенцем ты просто не смог бы оформить в точности желание защититься, а скорее хотел бы уйти вместе с мамой.
— Не срастается. Все заклинания Квиррелморта или Тома из дневника воздействовали на меня так, как положено им срабатывать против напрочь лишённого защиты человека.
— А может защита была только и исключительно против смертельной угрозы от Волдеморта?
— Угу. То есть любой другой мог спокойно меня убивать, защите это пофиг. А если сумасшедший или человек под империо уверены, что перерезая мне горло, они делают мне хорошо? А как защита определяла, что опасность несмертельная? Змея рядом после заклинания Малфоя, это как, просто шутка или смертельная угроза? А василиск? Когда защита фактически заявила: "сам справляйся, а я в отпуске". Любой удар, толчок, нападение собаки при определённых обстоятельствах тоже может быть смертельным. Из десятков и сотен случаев она скорее всего сработала только в первый раз, отразив аваду Волдеморта. Веришь в бред, что всё со мной происходило с одобрения защиты? Предлагаю другой вариант. Защита матери была, но после отражения авады вся сосредоточилась против недокрестража во мне. Ну нет у неё столько ума предположить, что у врага больше одной души.
— А в промежутке между отражением авады и началом защиты от уже внедрившегося в тебя куска души, почему защита не отразила заготовку для крестража?
— Если исходить из предположения, что защита была во мне с самого начала — да, странно. А если наоборот, она была в Волдеморте?
— Как так?
— Даже мой невеликий ум додумался до пары вариантов. Первый, за счёт жертвы мамы призраки родителей в палочке Волдеморта остались в разумном состоянии и могли своей магией влиять на её работу. В момент авады в меня, мама на миг сменила владельца его палочки на себя, и авада отразилась от меня-палочки с каким-нибудь висящим на мне простым заклинанием — а её владение мной не оспоришь — в Волдеморта. Второй, за счёт жертвы мамы отпечаток её души зацепился в душе Волдеморта за разрыв в ней от убийств, переделал владение по тому же способу — ведь магию направляет душа, её порывы и желания, осознанные и непроизвольные — и вместе с душой Волдеморта после развоплотившей его авады отправился в путь сквозь меня и мою душу.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |