Сказка должна быть доброй

— Поговорим?

Однако ответом ему было гневное 'му' и угрожающе склоненная голова.

— Это всего лишь транслятор мыслей! — поспешил объяснить полуэльф. — Могу поклясться чем угодно, что он тебе не навредит!

Пару секунд подумав, корова все-таки кивнула, а едва связка камней коснулась ее лба, как в комнате зазвенел мелодичный, хоть и раздраженный голос:

— И тебе еще хватило наглости припереться сюда, мерзавец остроухий! Или тебе удовольствие доставляет жизнь другим портить?! Мало ты потешился?!

Так как мысленные реплики сопровождались гневным раздуванием ноздрей и притопыванием копытом, то эффект был впечатляющим. Ворон даже не сразу нашел, что сказать, однако чуть дрогнувшим голосом выдал:

— А Вы, собственно, кто?

— Не важно! — буркнули в ответ. — Забирай своего ребенка и катись на все четыре стороны! Так всем будет только лучше! Или твой природный эгоизм задушил в тебе все имеющееся благородство?

Никто не любит обвинений. Независимо от их справедливости. И полуэльф исключением не был. К тому же, похоже было, что слова его задели. Зато голос вмиг обрел ледяную твердость. Распрямив спину и скрестив руки на груди, Ворон спросил:

— По какому праву ты меня обвиняешь?

— По праву рыцаря короны! — в тон ему ответила корова. — Чей повелитель из-за тебя сейчас работает в шахтах! По праву жителя королевства, власть в котором по твоей милости узурпирована тираном! Да и по праву женщины, чей любимый из-за тебя сейчас неизвестно где!

Не знаю, как у Ворона, а у меня картинка не сложилась. Хотя стало интересно, а разломанную дверь она ему такими темпами не предъявит? Однако полуэльф весьма удивил меня, ни с того ни с сего рассмеявшись.

— Так это и есть твое 'по-плохому'? — саркастически выделенное окончание фразы даже меня покоробило.

Корова так вовсе обиженно тряхнула головой:

— Не смешно!

Зато весьма любопытно. Я подошла к Ворону и, понизив голос, чтобы не разбудить задремавшего сына, поинтересовалась:

— Вы что, друг друга знаете?!

— Виделись, — кивнул тот.

Корова же обратилась ко мне:

— Лиона, ты должна немедленно отправиться в шахты! Только ты можешь помочь!

Такая категоричность меня насторожила. Обычно, если ты единственный и незаменимый, то жди беды. Поэтому, чтобы выяснить, какой именно, я аккуратно поинтересовалась:

— И что мне нужно сделать?

Вместо воительницы мне ответил усевшийся обратно на подоконник полуэльф:

— Рыцари Альдэго хотят заставить тебя выполнить за них их работу!

— Ничего подобного! — возмутилась корова. — Нам просто нужна помощь! План побега готов, но если его величество не захочет бежать, ничего не выйдет!

— А он...

— Якобы, не хочет, — закончил за меня Ворон. — По словам нашей уважаемой рыцарши, Леонард вполне счастлив в плену и категорически отказывается из него уходить. Поэтому его доблестная гвардия хочет запихнуть к нему тебя, чтобы ты провела разъяснительную беседу на тему: 'Как плен вредит здоровью'.

Похоже, слова были правдивы, ибо весьма ощутимо задели воительницу, заставив раздраженно бросить:

— Не передергивай!

Вопль получился слишком громким и легко разрушил хрупкий младенческий сон. При первых звуках плача Ворон спрыгнул с подоконника и подошел ко мне:

— Давай успокою.

Однако посмотрев на пищащего дитенка, я вдруг поняла, что не хочу его отдавать. Даже ненадолго. Бывают в жизни мгновения, когда все вокруг будто замирает. Останавливается время, а весь мир сворачивается до размеров того, что в этот момент является единственно важным. Я вдруг осознала, что таковым для меня стал мой сын. Мой сын. Мой. Сын. Интересно, в какой момент становятся матерями? В момент рождения ребенка или в миг понимания его появления? Когда ты вдруг осознаешь: то, что недавно было частью тебя, теперь стало частью твоей жизни. И хочешь ты того или нет, но придется с этим считаться. А может быть, матерью становишься тогда, когда соглашаешься с этим считаться? Но если ты принимаешь произошедшие перемены, то дозволительно ли при этом вычеркивать из своей жизни все остальное? Ворон сказал, что вернулся потому, что не хочет, чтобы его сын рос без матери. Так что же, опять сердце против долга? Или на этот раз сердце против сердца?

— Лиона, отдай мне ребенка, — прервал мои размышления голос Ворона.

— Не хочу, — честно ответила я.

— Вообще-то он и мой сын.

Услышанный ответ, словно отражение моих мыслей, заставил посмотреть полуэльфу в глаза. Вопреки ожиданиям, он не отвел взгляда, а спокойно пояснил:

— Амулет, который я для тебя сделал, еще не отработал свой ресурс. Он все еще может улавливать твои мысли и передавать мне. Но не по моей воле. Так что еще какое-то время я могу случайно тебя 'услышать'. Прости, но пока с этим ничего не сделаешь.

Не ответив, как и не отдав ребенка, я села на кровать и попросила:

— Объясните-ка толком, откуда вы друг друга знаете.

Полуэльф с коровой обменялись взглядами, затем он сел рядом со мной, а воительница начала:

— Тогда, если позволишь, я опишу всю ситуацию в целом. Чтобы вы оба осознали масштаб бедствия. Первое, что вам нужно знать — кто такие на самом деле рыцари Альдэго. Да, это элитный отряд абсолютно верный королю. Вот только верность эта обеспечивается магией. У Альдэго давно зрела идея подобного поддержания лояльности, но Деодан все никак не соглашался претворить ее в жизнь. После раскрытия заговора теневиков, конечно, стало ясно, почему. Когда Леонард взошел на трон, он дал этой инициативе дорогу. Теперь лучшие из лучших подвергаются магическому воздействию и становятся абсолютно послушны голосу своего правителя. Мы физически не можем нарушить приказ короля. А нам их было отдано два. Первый был озвучен Леонардом, как только он понял, что на его трон кто-то имеет вид. Он приказал нам не трогать заговорщиков, пока ему не будут ясны их мотивы или пока не будет прямой угрозы чьей-либо жизни. Второй приказ король отдал в плену. И звучал он так: 'Катитесь отсюда вместе с вашим королевством и не смейте больше сюда приходить!' Но тут, надо сказать, нам повезло. Если бы Леонард в сердцах выдал: 'Не смейте меня спасать', все было бы потеряно. А так мы нашли выход.

— Тебя, — тихо сказал Ворон. — Причем, искали они с должным рвением и усердием, невзирая на преграды и трудности. Когда эта мадам влезла к нам в спальню, я ее чуть не убил.

— Да уж конечно, — буркнула воительница.

Однако полуэльф пропустил ремарку мимо ушей и продолжил:

— Когда же мы с ней все-таки побеседовали и добились определенной ясности в ситуации, мне был предъявлен ультиматум: или я отпускаю тебя на подвиги по-хорошему, или будет 'по-плохому'. Вот, собственно, и вся история нашего знакомства.

Мда...В любом описании ситуации можно найти 'градус бреда'. Где-то он практически равен нулю, где-то на приемлемом уровне, но где-то он, бывает, зашкаливает. Вот сейчас, похоже, был именно третий случай. Только вот интересно, чья это фантазия: воительницы или жизни? Как может человек в здравом уме добровольно желать быть в плену?

— Она не врет, — грустно вздохнул Ворон. — Хотя, я надеялся. Да, транслятор мысли распознает ложь. Ну, извини, по-другому не работает.

— Да я и не против, — отозвалась корова. — Мне скрывать нечего, а так сэкономим время на убеждении.

В ответ полуэльф провел ладонью по лицу и обратился ко мне:

— Лиона, тебе придется решить, что делать дальше. Конечно, мне не хочется, чтобы ты во все это лезла, но запрещать что-то я более не в праве. Раз ты единственный выход из положения, то выбор делать тебе. Признаться, я надеялся, что все не так плохо. Что тебя просто хотят использовать, чтобы самим не соваться в пекло...

— Да как ты смеешь так думать о нас?! — гневно прозвенело в комнате, и заснувший ребенок снова беспокойно закряхтел.

— Тише! — шикнул на воительницу Ворон и также полушепотом пояснил. — Я предпочитаю приятные сюрпризы разочарованиям, поэтому стараюсь не думать о людях лучше, чем они обычно бывают. Ладно, пойдем попробуем вернуть тебе нормальный вид, а ты, Лиона, как раз пока спокойно подумаешь.

Так меня оставили наедине с сыном и мыслями. Интересно, о чем, по мнению полуэльфа, я должна была думать? Хватит ли у меня совести бросить своих? Не хватит. Доказано и не раз. Буду ли я подыскивать разумные аргументы кроме 'не хочу' или 'боюсь'? Не буду. Потому что их нет. Хотя что-то во всем этом мне отчаянно не нравилось. Вот только я никак не могла сообразить, что именно.

Поднявшись, я заходила кругами по комнате, уже по привычке покачивая спящего младенца. Что же не так?... Конечно, неприятно оказаться в ситуации 'придется тебе, потому что больше просто некому', но это не то, что меня на самом деле тревожило. И с каждым шагом становилось все хуже. Какое-то гадкое липкое чувство, словно пузырь, надувалось в душе. Казалось, еще чуть-чуть и лопнет...

Я резко остановилась посредине комнаты. Вот что меня мучило! Эрл!!! Все разговоры были только о короле. О его телохранителе же не было сказано ни слова. А если мне отчаянно пытаются навязать явно чужую роль единственного воспитателя... Страшно ли терять близких людей? Страшно. Но еще хуже пребывать в неизвестности относительно их судьбы. Отчаянно надеяться на лучшее, но вместе с тем запрещать себе это. Потому что шанс на 'хорошо' очень маленький, а боль от 'плохо' очень большая. А "плохо" сейчас, похоже, было почти реальной перспективой. Едва я осознала это, как ноги сами собой подкосились. К счастью, рядом со мной весьма вовремя обнаружился стул.

Не двигаясь, я сидела в комнате четыре долгих часах, заставляя себя вопреки совету полуэльфа не думать. Ни о чем. Просто смотрела вперед, отсчитывая секунды, и ждала. Переживать неизбежное — все равно что зуб дергать. Чем резче и быстрее, тем лучше. Поэтому едва отодвинулась так и непочиненная дверь, я сразу задала вошедшим единственно важный вопрос:

— Что с Эрлом?

Ответы бывают разные. Можно соврать, можно сказать полуправду, можно сказать правду, а можно просто отвести глаза. Именно это и сделали оба вернувшихся, статуями застыв на пороге. Полуэльф смотрел вниз влево, а высокая красноволосая женщина в просторном белоснежном балахоне — вниз вправо. И хоть мне все было ясно, я все же попросила:

— А словами?

Полуэльф молча прошел к своей сумке и начал что-то тщательно в ней разыскивать. Воительница же посмотрела на меня своими огромными зелеными глазами и тихо ответила:

— Нам неизвестно, где он. Их с королем продали разным хозяевам. Пришлось расставлять приоритеты. Мы потратили все доступные ресурсы на поиски его величества.

Фраза вызвала у меня нервный смешок. И за что меня так жизнь не любит? Вот зачем ей это? Почему, когда ты уже готов принять любую правду, она устраивает тебе пытку надеждой? Хотя с другой стороны, может это своего рода плата? За то, чтобы все в итоге оказалось хорошо. Ведь пока что-то неизвестно, оно может быть каким угодно. И если верить и надеяться на лучшее, то, может быть, оно таким в итоге и окажется? А если нет, всегда можно обвинить жизнь во всех своих неудачах. От нее же не услышишь в ответ: "Сам виноват — плохо надеялся".

Ладно, если жизнь этого хочет, я буду верить в лучшее. В конце концов, Эрл покрепче величества будет. А раз тот жив, авось и тут вера в лучшее не без основания. Хотя и призрачного, но когда другого нет, и такое сгодится. Хорошо, если судьбе того хочется, я внесу ей аванс надежды.

— Лиона, что ты решила? — полуэльф оторвался-таки от своей сумки и тоже посмотрел на меня. Но едва наши взгляды встретились, как он отвел свой.

В другой ситуации излишний пафос вопроса меня бы развеселил. Решила...Как будто у меня есть выбор! Хотя, если подумать, номинально есть: дороги-то две. Один сложный путь и легкая, но неприемлемая альтернатива. Вот только я такое уже выбором не считаю. "Если выбрал путь — он судья тебе. Если веришь — верь, только не судьбе". Надо же, кажется, только сейчас до меня дошел смысл этих строчек. Возможно, не авторский, но понятный. Когда-то я выбрала судьбу боевого мага, который помогает другим, даже если это сложно. И не надо говорить, что, мол, за меня все решили. Раз принял путь, значит выбрал. И если уж идешь по нему, то не проклинай. И не сомневайся, ибо иначе ничего хорошего не выйдет. В жизни много дорог и тропинок, только, увы, карта не составлена. Но если какую-то из них ты назвал своей, и она тебя приняла, то не отпустит.

На любой дороге есть ямы и камни. Но только на своей можно встретить счастье. И не то, которое считается правильным, а то, которое будет твоим. Пока ты идешь своей дорогой, ты определяешь свою судьбу. Но стоит свернуть на тропу-обманку, как она начинает определять тебя. Подстраивать под себя, менять, чтобы соответствовала. Жизнь, что тот же лес. В ней очень легко заблудиться. И предать. Сначала других, потом себя. Когда твой путь труден, другие всегда кажутся легкими. Однако расплата обычно бывает в конце. Я уже ощутила, что бывает, когда сворачиваешь с общественно-правильно дорожки. Так что можно представить, что будет, если свернуть со своей. Как минимум, навсегда лишиться счастья. Кстати, об этом.

Что есть счастье? Для себя я его определила так: счастье — это когда ты знаешь, что все правильно, когда в твоей душе мир, и когда у тебя нет желания на что-то злиться или ругаться. Когда ты принимаешь свой путь и он принимает тебя. Я знаю это, потому что у меня это было. Вот только, похоже, прошло. Ведь пока Ворон не появился на пороге моей комнаты, да и на пороге моей жизни, я принимала свою судьбу такой, какая она складывалась. Вопросы были решаемыми, а трудности выглядели очень даже преодолимыми. Я шла по своему пути, не жалуясь ни на него, ни на жизнь. Ибо твердо понимала, что если кто-то и виноват в бедах, то только я сама. У меня было свое тихое счастье. Хоть и не в общепринятом смысле этого слова, но все же. Рядом были любимые люди. Я жила, не думая о плохом и радуясь хорошему. Когда же на меня ни с того ни с сего дважды свалилось "правильное счастье", что я получила в итоге? Сомнения, смятение, метания, да и злость на судьбу и жизнь. Прав был Ворон, сказав, что виноват в необдуманном появлении в моей жизни. Ведь добро бы он просто в нее влез, так ведь нет. Он легко вытолкнул ее из колеи, чуть не пустив под откос. И самое печальное, что вместе с ней к пропасти покатилось еще две дорогих мне жизни. Интересно, не поэтому ли полуэльф вновь избегает моего взгляда?

— Лиона, так что? — на этот раз вопрос задала воительница.

В отличие от Ворона она не отводила взгляда, хотя первоначальное поведение свидетельствовало о чувстве вины. Оно и понятно. Туманная формулировка "расставлять приоритеты" запросто могла быть прикрытием банальному "забыли". Но у рыцарей с этим, видимо, проще: во имя долга можно без зазрения совести забыть о многом. И ловко перед собой оправдаться. Правильно это или нет — не знаю, но, как бы там ни было, у меня были свои приоритеты. Глубоко вздохнув, я твердо сказала:

— Да, я решила. Завтра утром мы отправляемся на поиски Эрла.