Биография Толкина

Думаю, что ничего из того барахла, что я обрушил на Вас, не подойдет. Но, право, я хочу знать, имеет ли что из этого хоть какую ценность для кого-нибудь кроме меня самого. Полагаю, совершенно ясно, что эта вещь совсем не то, что могло бы быть продолжением или развитием "Хоббита". Обещаю Вам посвятить этой теме мысли и внимание. Уверен, однако, что Вы с пониманием отнесетесь к тому, что создание полной и содержательной мифологии (и двух языков) требует порядочного сосредоточения, ну а сильмариллы — моя сердечная привязанность. Поэтому одним небесам известно, что будет дальше. Мистер Торбинс начался смешной сказкой в окружении обычных, ничем не примечательных гномов из сказок братьев Гримм и втянулся в нее так, что из-за краешка сказки даже выглядывает Саурон Ужасный. А что еще могут делать хоббиты? Они могут быть комиками, но их комедия будет провинциальной, если она не высмеивает более элементарные вещи. А нечто действительно занимательное, связанное с орками и драконами (так я считаю) происходило задолго до них. Возможно, новый (хоть и похожий) сюжет?

Вероятно, Стэнли Анвин понял отнюдь не все в этом письме, но, во всяком случае, Толкин мыслил вслух и всерьез. Он начал создавать планы, ибо всего через три дня, 19 декабря 1937 года, он написал Чарльзу Ферту, одному из сотрудников издательства: "Я написал первую главу новой вещи о хоббитах "Долгожданное угощение".

Новое произведение начиналось в стиле новой сказки про хоббитов. Мистер Бильбо Торбинс из Норгорда задавал пир по случаю своего дня рождения. Он произнес речь перед гостями, а потом надел волшебное кольцо, которое раздобыл в "Хоббите" — и исчез. В первом варианте причина исчезновения заключалась в том, что у Бильбо "не осталось ни золота, ни драгоценных камней", и он отправился на поиски очередного драконьего клада. И на этом месте первый вариант споткнулся и застрял.

У Толкина не было еще четкого представления о чем, собственно, должна быть эта книга. В конце "Хоббита" было сказано, что "Бильбо жил счастливо до конца своих дней — а жил он очень долго". Так как же у хоббита могли случиться новые достойные упоминания приключения? И разве автор не раскрыл уже все основные черты характера Бильбо? Толкин решил ввести нового хоббита, сына Бильбо, и дать ему имя семейства игрушечных медведей, принадлежавшего одному из детей, Бинго. Поэтому из первого варианта Бильбо вычеркнули и заменили на Бинго. Затем появилась новая мысль, и Толкин записал ее в виде заметки на память (он часто так делал, когда замышлял написать новую вещь): "Сделать мотивом возвращение кольца".

В конечном счете кольцо было связующим звеном с прежней книгой и одним из немногих элементов, который не был полностью проработан. К Бильбо оно попало случайно от Голлума — скользкого создания, жившего под Мглистыми Горами. Способность кольца делать невидимым того, кто его надевал, была полностью исчерпана в "Хоббите", но, возможно, кольцо могло делать и кое-что сверх того. Толкин сделал и другие пометки: "Кольцо: происхождение? Чародей? Не очень опасно, если служит доброй цели. Но требует вознаграждения. Можно потерять или его, или себя. Затем первая глава была переписана, герой получил имя Бинго Боббер Торбинс, и из сына Бильбо стал его племянником. После этого Толкин перепечатал главу на машинке, и в начале февраля 1938 года отослал ее в издательство с просьбой: не будет ли любезен Райнер Анвин, сын Стэнли Анвина и первый рецензент "Хоббита", высказать свое мнение.

Стэнли Анвин написал 11 февраля, что Райнер прочел, пришел в восторг и что он, Стэнли Анвин, советует продолжать в том же духе.

Толкин приободрился, но в ответном письме написал: "Только вот я думаю: очень легко написать первые главы, но в данный момент вещь еще не оформилась. На первого "Хоббита" я растратил много сил, а ведь предполагалось, что продолжения у него не будет. Трудно найти нечто новое в этом мире'. Тем не менее он снова сел за работу и написал вторую главу под названием "Отряд из троих". В ней рассказывалось, как Бинго и его двоюродные братья Одо и Фродо вышли в поход под звездами.

"Книги вдруг отбиваются от рук, и эта тоже выкинула неожиданный фортель, писал Толкин издателю через несколько недель. Он имел в виду незапланированное им появление страшного Черного Всадника, явно разыскивающего хоббитов. Пожалуй, это был первый из нескольких таких внезапных поворотов, проделанных книгой. Неосознанно и, как правило, нечаянно Толкин уводил сказку от несерьезного стиля "Хоббита" к чемуто более мрачному, величественному и близкому к концепции "Сильмариллиона".

Была написана третья глава, без названия, но по содержанию та же самая, что ко времени публикации получила название "Напрямик по грибы". Толкин перепечатал на машинке все, что было написано и переписано, и снова отдал на отзыв Райнеру Анвину. Тот опять одобрил, отметив, правда, что хоббиты "уж очень много говорят", и спросил, как же будет называться книга.

А в самом деле, как? К тому же (и это было куда серьезнее) Толкин все еще не имел ясного представления, о чем же, собственно, речь пойдет. И времени на размышления было не очень много. Помимо обычных текущих дел (лекции, экзамены, административные дела, научная работа) появились волнения по поводу загадочной болезни сердца, которую диагносцировали его сыну Кристоферу. Еще недавно мальчик перешел в Беркширский католический интернат вслед за старшими братьями, и вот теперь ему велели оставаться дома и лежать в постели на спине, и отец уделял ему массу времени и внимания. Прошло много недель прежде, чем Толкин снова взялся за новую книгу. В конце трех уже написанных глав он сделал пометку: "Бинго отправляется разбираться с Чародеем, который замыслил нападение на Хоббитанию. Они должны найти Голлума и разузнать, откуда у него взялось кольцо, ибо разыскиваются 3'. На первый взгляд, многообещающе, но результаты появились не сразу, и 24 июня 1938 года он написал Чарльзу Ферту из издательства: "Продолжение "Хоббита" топчется на месте. Мне оно уже не нравится, и нет никаких мыслей, что с ним делать дальше'.

Вскоре после этого пришло известие, что Э.В. Гордон умер в больнице. Это был тяжелый удар для Толкина и еще одна причина для задержки работы над книгой. Впрочем, примерно в это время он начал приводить в порядок свои задумки о сущности Кольца и писать некоторые диалоги Бинго и эльфа Гаральда, в которых эта сущность объяснялась. Из слов эльфа выходило, что это одно из нескольких колец, сделанных Чародеем, и похоже, именно Чародей его разыскивает; что до Черных Всадников, то это суть Призраки кольца, которые силой других колец всегда невидимы. Теперь, наконец, идеи пошли потоком. Был написан долгий разговор между Бинго и волшебником Гэндальфом, в котором определяется, что Кольцо следует унести за многие сотни миль в черную страну Мордор и там бросить в "одну из Трещин Земли", где полыхает великий огонь. Это была основа, позволяющая продолжить книгу и довести хоббитов до дома Тома Бомбадила. Когда это было сделано, 31 августа 1938 года Толкин написал "Аллену и Анвину", что "книга продвигается вперед и совершенно отбивается от рук. Я уже дошел до главы VII и иду вперед к неожиданным целям'. После этого автор уехал в отпуск в Сидмут вместе с семьей, в том числе с Кристофером, которому стало гораздо лучше. Там он очень хорошо поработал над книгой, довел хоббитов до деревенского трактира в Пригорье, где они повстречали странную личность, почти совершенно не предвиденную в повествовании. В первых набросках автор описал его как "смуглолицего хоббита странного вида" и назвал его Торопыгой94. Позднее его переделали в человека-героя, короля, возвращение которого на трон дало название третьей части книги . Впрочем, в то время Толкин не имел ни малейшего понятия о том, кто он такой — как и хоббиты.

Работа над книгой продолжалась, Бинго попал в Раздол , и примерно в это время Толкин написал на листке: "Слишком много хоббитов. И Бинго БобберТорбинс плохое имя. Пусть Бинго = Фродо'. Но дальше была приписка: "Нет, я уже привык к Бинго'. Была еще проблема: почему Кольцо сразу и всем казалось таким важным предметом. Это пока было неясно. И вдруг Толкину пришла идея и он записал: "Кольцо Бильбо оказалось Главным Кольцом Власти. Все другие вернулись в Мордор, а это затерялось'.

Главное Кольцо Власти, которое владычествует над всеми другими Кольцами, источник мощи и орудие власти Саурона, Черного Властелина Мордора, доверено хоббитам, чтобы они унесли его с целью уничтожить — иначе весь мир попадет под власть Саурона. Теперь все стало на свое место, а вещь переместилась с детского уровня "Хоббита" в область героического и романтического рыцарского романа. И название нашлось: в следующем своем письме на эту тему в издательство Толкин назвал книгу "Властелин Колец".

Случилось почти неизбежное. Толкин по-настоящему уже не хотел писать ничего похожего на "Хоббита"; он желал иметь дело со своей мифологией на серьезной основе. И в тот момент это было ему по силам. Новая книга, будучи связующим звеном с "Сильмариллионом", должна была ставить такие же высокие цели и сохранить такой же высокий стиль. Конечно, хоббиты оставались хоббитами: маленьким народцем с шерсткой на ногах и забавными именами вроде Торбинсов или Скромби (семейная острота насчет "Жихаря Скромби" привела к тому, что персонаж с этим именем попал в роман; более того, ему был придуман сын Сэм, ставший одним из главных героев). В этом смысле хоббиты очутились в романе случайно, благодаря предыдущей книге. Но теперь уже Толкин впервые осознал место хоббитов в Средиземье. Тематика новой книги была обширной, но центром ее должно было стать мужество этого народца, а сердце книги должно было оказаться в трактирах и садах Хоббитании, то есть там, где сосредоточилось сердце Англии (в представлении автора).

Теперь, когда выяснилась суть романа, меньше стало появляться неправильных начал и переделок. Вернувшись домой из Сидмута, Толкин в начале осени 1938 года провел много часов за работой над романом, так что к концу года он уже углубился в то, что позднее стало второй книгой. По устоявшейся привычке он работал по ночам, согреваясь огнем своего замечательного камина в кабинете дома на Нортмур-род. Писал он простым пером на обратной стороне старых экзаменационных работ, поэтому изрядная доля "Властелина Колец" украсилась фрагментами давно забытых студенческих трудов. Каждая глава начиналась с рукописного, часто неразборчивого наброска; затем она переписывалась более красивым почерком и, наконец, перепечатывалась на хэммондовской машинке. Единственным позднейшим принципиальным изменением стало имя главного героя. Некоторое время летом 1939 года Толкин подумывал пересмотреть все написанное ранее и начать работу сызнова с Бильбо в главной роли (в принципе было решено, что главным героем первой и второй книг должно быть одно и то же лицо), но потом автор вернулся к первоначальному замыслу сделать главным героем Бинго. Но из-за серьезности замысла именно это имя сделалось неприемлемым, так что Толкин переправил его на Фродо, да так и оставил. Ранее это имя принадлежало второстепенному персонажу.

Примерно тогда же, когда книгу решено было назвать "Властелин Колец", Чемберлен заключил Мюнхенское соглашение с Гитлером. Как и многие другие, Толкин испытывал недоверие к Германии, но еще меньше доверял Советскому Союзу; он писал, что ему "отвратительна мысль быть на той же стороне, что и Россия" и что "кажется, в конечном счете в нынешнем кризисе и противостоянии Россия виновата гораздо больше, чем Германия". Однако это не значит, что восточное расположение Мордора (царства зла во "Властелине Колец") это аллегория на тему тогдашней политической ситуации. Сам автор утверждал, что "это обосновывалось географическими соображениями и сутью повествования'. В другом контексте он провел осторожное разграничение между аллегорией и применимостью: "Я от всего сердца не терплю аллегорию в любых ее проявлениях и всегда не терпел — с тех пор, как стал достаточно стар и опытен, чтобы учуять ее присутствие. Гораздо больше мне нравится история (правдивая или вымышленная) с ее реальной применимостью к мыслям и опыту читателя. Полагаю, многие смешивают "применимость" с "аллегорией", но первая принадлежит свободе читателя, над второй осознанно властвует автор'. А К.С. Льюис писал о "Властелине Колец" так: "Это было задумано не для того, чтобы отразить конкретное положение в реальном мире. Здесь другое: к сожалению, реальные события начинали походить на произвольно выдуманную картину'.

Толкин надеялся продолжить работу над книгой в начале 1939 года, но началась бесконечная череда текущих дел. В числе прочего он дал обязательство прочитать лэнговскую лекцию в Университете св. Андрея в начале марте. Для этой лекции Толкин выбрал тему, которая была обещана годом раньше студенческому обществу Вустерского колледжа. Случай был подходящий, поскольку тема была тесно связана с самим Лэнгом и одновременно с новым романом.

"Хоббит" был явно задуман для детей, а "Сильмариллион" для взрослых, но Толкин опасался, что "Властелин Колец" нельзя будет так просто классифицировать. В октябре 1938 года он писал Стэнли Анвину, что вещь "становится все менее "детской" и все более устрашающей в сравнении с "Хоббитом". И в другом месте: "Она может оказаться совсем неподходящей'. Однако автор ощущал, что детям необходимы не только красивые сказки и в своей лекции решил как следует развить этот тезис.

В стихотворении "Mythopoeia", написанном много лет тому назад для К.С. Льюиса, он затронул ключевой пункт темы лекции и решил на лекции привести такую цитату:

Сердца людей не ложью сложены,

Но Мудрость их влечет из Вышины,

Падением погублен Человек,

Но все ж не до конца. Хотя навек

Лишен благословления, но он

Хранит поныне свой истертый трон.

И Человек, Второй Создатель, Свет

В себя вобрав, преобразует в цвет

Любой, и сочетая их,

Он создает творений ряд живых.

И пусть свободных не найти углов

От созданных народов и богов,

Творить мы вправе — с пользой иль вредом,

И в праве остаемся мы своем.

Творим мы по закону, ибо мы

Законом тем же Им сотворены.

Человек, Второй Создатель, это некоторым способом был новый способ выражения того, что порой именовалось "сознательным отказом от неверия", и Толкин сделал его основным аргументом лекции. По его словам "часто бывает так, что создатель легенд оказывается настоящим Вторым Создателем. Он создает Второй Мир, в который может войти ваша мысль. В пределах этого мира все описанное создателем "истинно" оно соответствует законам этого мира. Следовательно, вы в него верите, пока находитесь, так сказать, внутри него. Но наступает момент неверия, чары распадаются, волшебство (или, скорее, искусство) исчезает. И вы снова в Первичном Мире и глядите на маленький недоделанный Вторичный Мир со стороны'. В своей лекции он привел много сильных аргументов, возможно, даже слишком много для столь неоспоримого тезиса. А в конце лекции Толкин самыми убедительными словами выразил мысль, что нет лучшей доли для человека, чем быть Вторым Создателем Второго Мира, такого, какой он, Толкин, создает во "Властелине Колец", и высказал надежду, что эта книга и вся заключенная в ней мифология могут в какомто смысле оказаться "правдой". По его словам, "каждый писатель творит свой мир, желает в какой-то степени быть создателем или надеется, что описывает реальную картину; надеется, что какие-то (пусть и не все) детали его Вторичного Мира производные Реальности или источники ее'. И лектор дошел даже до утверждения, что рискнуть написать такой роман, какой он сейчас пишет это особенно по-христиански: "Теперь христианин может осознать, что все его стремления и умения основаны на замысле, который можно постичь. Настолько щедро он наделен, что, возможно, с некоторым основанием может полагать, что в Фантазии способен действительно содействовать расцвету и приумножению создания".