* * *
— Проснись!
Тропов очнулся резко. Первое, что он почувствовал — это боль в левой ноге, второе — резь в животе. Нестерпимо хотелось пить. Во рту, казалось, нагадили кошки. Ситуация хуже некуда. Не сдохнуть бы. Слишком часто он теряет сознание.
Рядом с ним сидела Таня. Сергей огляделся. Он лежал на двухместной кровати. В прошлой жизни такая койка стоила бы бешеных денег, а сейчас за нее никто не даст и ломаного гроша. Напротив кровати стояло зеркало шириной в несколько метров. По бокам зеркала возвышались резные шкафы из дуба. Тропов мысленно присвистнул: потолки были очень высокими.
— Болит что-нибудь? — спросила Таня. В глазах все еще стояли слезы.
— Ты меня как затащила в дом? — прошептал Тропов.
Брови девчонки поползли вверх.
— Ты же сам дошел! Ты очнулся, и я помогла тебе зайти в дом.
— Ни черта не помню. У тебя есть что-нибудь попить?
Таня протянула ему стакан с водой.
— Сереж... — Она сделала заминку. Пугливо опустила глаза. — А где Анжела?
Тропов осушил стакан одним глотком. Жажда отступила.
— Загрызли её, — как бы невзначай сказал он. — Когда из дома выбегали. Я сам еле ноги унес. Слушай, а пожрать можно? А то несколько дней не ел. Щас сдохну от колик.
Таня часто-часто закивала, поднялась с кровати и выбежала в коридор.
— И лекарства какие-нибудь принеси! — вдогонку крикнул Сергей и продолжил осматривать комнату.
На полках красовались пузатые кувшины, украшенные в греческом стиле, возле двери стояла мраморная статуя мужчины, настолько миниатюрная, что не бросалась сразу в глаза. На стене висела в золотой рамке репродукция Ван Гога. Прямо музей, а не комната. Пол обложили плиткой. Наверное, с подогревом, решил Сергей. Света в помещении хватало: три больших арочных окна, расположенных друг от друга в нескольких метрах, прогоняли тьму.
Тропов попробовал подняться, но в глазах заплясали красные точки. Твою мать! Он настолько обессилел, что с трудом поворачивал голову. Зависеть от пятнадцатилетней девчонки — то еще удовольствие. Если Таня вновь его кинет? Хотя маловероятно. Она же сказала, что хотела сыграть роль наживки и отогнать мертвяков. Сергей скривился, словно укусил кислое яблоко. Надо переждать этот день. И всего лишь. А там он расправится с соской.
Таня вернулась с тарелкой супа.
— Лежи, я покормлю тебя.
Она поднесла к его губам ложку. Он отхлебнул. Зубы свело от холода.
— Холодный? — спросила Таня. — Прости. В подвале нет генератора, поэтому я не могу разогреть тарелку. Я и суп-то в пакетиках с трудом нашла. Пришлось разводить в холодной воде.
— Вода откуда?
— За домом есть колодец.
— Вода может быть отравленной... — Сергей с трудом сдержал позыв отрыгнуть пищу.
— Запаха вроде нет. В любом случае, выбирать не из чего. В доме есть фильтр, я прогнала воду через него. Так что не беспокойся.
Сергей впился взглядом в глаза Тани, пытаясь найти хоть намек на ложь. Может, она только изображает радость, что встретила его, а на деле хочет отравить. Ведь это так просто — подсыпать яд в суп. Пятнадцать минут — и смерть в муках. И только черви и камни будут знать правду...
Тропов отогнал подлые мысли. С такими темпами недалеко до сумасшествия. Откуда у девчонки яд? Глупости.
— Есть в доме лекарства? — спросил Сергей, отхлебнув с ложки супа.
— Я нашла только парацетамол и активированный уголь.
— Это совсем плохо...
— Что с твоей ногой?
— Да чуть не провалился в горящий торфяник в лесу. Можно сказать, чудом выжил.
— Я могу заглянуть в соседние дома, чтобы собрать больше лекарств, — на одном выдохе сказала Таня.
Сергей сделал минутную паузу. Решение он принял сразу, но хотел сделать вид, что ему небезразлична судьба Тани.
— Это опасно, — сказал Тропов.
— Нисколечко! Мертвяки в основном толпятся возле нашего бывшего дома.
— Хорошо. Только будь как можно внимательнее. В случае чего постарайся сначала не бежать сюда.
— Я же не дурочка! Я мигом! Туда и обратно!
Доев суп, Сергей провалился в глубокий сон.
* * *
Солнце перевалило за зенит, а Таня так и не вернулась.
Тропов сидел на кровати, облокотившись спиной о стенку. В голове гудели, как пчелы, мысли. После сна и обеда он чувствовал себя здоровым. Тело больше не ломило, в животе исчезла резь. Однако руки по-прежнему не слушались, а ноги казались ватными.
Тишину нарушало дыхание Сергея. Тропов старался не думать о том, что Таня может кинуть его. Ему и без того плохо. Не хватало еще тратить нервы на пустые домыслы. Вот кинет девчонка его, тогда и надо волноваться.
Время шло, Сергей пялился в потолок и вспоминал свою прошлую жизнь. Он заслужил передышку, было необходимо собрать мысли в кучу. Прошло уже месяца четыре после того, как мертвяки заполонили города. Мир со своей электроникой, глянцем и блокбастерами уничтожен. И в ближайшие года вряд ли все это вновь появится. Сергей скривился. Вот уже четыре месяца у него больше нет жены и дочери. И если по женушке он не скучал, то по Аннушке...
Тропов закрыл глаза. Нет. Нельзя вспоминать.
...У Анны были маленькие, как у куклы, пальчики. Он любил перебирать их, когда она спала на его руках...
Сергей сжал кулаки.
Нет!! Он убил её и не имел права даже вспоминать о ней.
Он — тварь!
Он — моральный урод!
Он — гниль!
...Тропову удалось вывести Кристину и Анну за город. Они собирались пожить, пока всё не уладится, на даче отца Сергея. Домик находился за триста километров от Москвы. Тихое, а самое главное — глухое местечко. Дачу от соседних участков отделяли лес, десять километров пути и неглубокая река. Дед отца когда-то работал егерем, именно он и построил дом.
Но Сергей так и не довез семью до дачи. У автомобиля спустило колесо, и пока Тропов менял запаску, из леса появились три мертвяка — быстрых и голодных. И он трусливо сбежал. Хотя тешил себя мыслей, что другого выхода не было.
Возможно, Анне и Кристине удалось выжить.
Возможно...
Сергей нашел в себе силы подняться и доскакать до окна. Ему был необходим свежий воздух.
Рука так и замерла в нескольких сантиметрах от ручки. На улице творилось черт-те что. По фонарным столбам плясали электрические разряды. Изоляторы полыхали, подобно новогодним шутихам. Мир, казалось, наполнялся новыми, ранее неизвестными красками. Провода искрились, разноцветные искры вылетали подобно пулям, падали на листья деревьев, заставляя те съеживаться и умирать. Только чудом не горели дома.
Всюду мелькали необычные картины. Лампы на фонарях раздувались, как шарики, но не лопались. Они на глазах увеличивались в размерах. Камешки и песок на асфальте закручивались в маленьких вихрях и уносились в сторону леса. Десятки бутонов пламени на изоляторах фонарей разгорались ярче, перекидываясь на основания столбов.
Сергей не верил собственным глазам. В поселке не было электричества, провода давно порвал ветер. Но откуда — твою мать! — появлялись искры? Неужели Таня что-то начудила? Тропов сразу же отогнал эту мысль. Происходило нечто необычное.
На асфальтовой дороге, как грибы, выскакивали черные купола в человеческий рост. Разглядеть, что творилось внутри них, было невозможно — настолько плотной оказалась тьма. Купола появлялись словно из ниоткуда.
В коридоре что-то упало. Сергей вздрогнул и обернулся. Тяжело дыша, Таня ввалилась в комнату. Лицо её покрывали красные пятна, из носа текли струйки крови. Она скинула с плеч рюкзак, бросила его на кровать и сползла на пол.
— Что происходит на улице? — спросил Сергей. Раненая нога заколола. Он понадеялся, что в рюкзаке окажется обезболивающее.
Таня вскинула руку, отдышалась и сказала:
— Я не знаю. Воздух как будто рябит. Очень тяжело дышать. Я рванула сразу же в дом, когда потемнело.
— Потемнело? — Брови Тропова поползли вверх.
— Ага. Натуральная ночь, блин. Я рыскала в одном особняке здесь неподалеку, когда солнце исчезло. Понимаешь, да? Солнца просто не стало. Я сначала подумала, что ослепла, но увидела, как заискрились фонарные столбы. Я выбежала из дома, бросилась к подъездной дорожке, а потом вновь стало светло.
— Бред какой-то.
— Я говорю правду! — настояла Таня.
Сергей доковылял до кровати и вытряхнул портфель. Антигриппин, валидол, активированный уголь, кетанов, спрей от ожогов, пара бинтов, карандаш йода и вата. Негусто.
— Это все? — задал Сергей скорее риторический вопрос. С такими лекарствами долго не протянуть.
— Прости. Я потом еще схожу.
Тропов кивнул.
— Откуда кровь?
Таня коснулась указательным пальцем верхней губы.
— Не знаю. Я и не заметила.
В окно ударил сильный порыв ветра, задрожали стекла. Сергей хотел было вновь подняться, когда красная молния расчертила небо. От раскатистого грома по коже побежали мурашки.
— Смотри! — крикнула Таня и показала на мраморную статую.
Из скульптуры вылетели синие огоньки, воздух вокруг них начал дрожать и шипеть. Огоньки плавно поднялись до потолка, где столкнулись друг с другом, соединяясь в большое синее пламя.
Таня вытащила из-за пазухи револьвер и сняла его с предохранителя.
— Сколько патронов осталось? — шепотом спросил Сергей, ни на секунду не отрываясь от огоньков.
— Два.
Один из огоньков подлетел к лицу Сергея. Тропов почувствовал, как волосы встали дыбом на голове. Удивительно, но боль, которая, казалось, навечно вгрызлась в тело, проходила. Ребра перестало ломить; пропал звон в ушах; чувствительность вновь возвращалась в раненную ногу. В кожу словно впились острые иголки, но уколы скорее приносили облегчение, чем страдания. Синий огонек распухал, можно было разглядеть, как по пламени прыгали, словно блохи, электрические разряды.
"Началось".
Голос появился неожиданно. Тропов вздрогнул.
По стенам, как по воде, побежали волны. Пространство то сжималось, то растягивалось. Стало трудно дышать. Сергей хотел было коснуться Тани, но рука прошла сквозь её тело. Он зажмурился, чтобы прогнать галлюцинации, но ничего не изменилось.
Из статуи вылетали разноцветные огоньки. Некоторые из них притягивались к потолку, где они становились частью синего пламени. Некоторые на огромной скорости ударялись о стену и пропадали в волнах.
От гула казалось, что вот-вот лопнут барабанные перепонки. Тропов открыл рот, чтобы хоть как-то уменьшить давление на уши.
Таня вскинула револьвер, прицелилась в мраморную статую и нажала на спусковой крючок. Раздался взрыв. Из дула револьвера сначала вырвалось облачко дыма, затем — пуля. Пространство вокруг свинцового шарика скрутилось в спиралях. Тропов видел, как летела пуля — словно в замедленной съемке. Один из огоньков встретился со свинцовым шариком. Возникла яркая вспышка. Сергей зажмурился. Когда открыл глаза, пули больше не было.
Ревущее над головой синее пламя стихло. Гул прекратился. Тропов с облегчением выдохнул.
Похоже, что все приходит в норму...
Вот тут-то статуя и взорвалась.
Пятый
Николай стоял перед входом в метро и не верил собственным глазам. Получилось! Он дошел! Голос Алены сказал, что дочь находится в подземном переходе. Остается только спуститься и забрать её. Но Николай переминался с ноги на ногу, не решаясь сделать первый шаг.
Ветер гонял по земле обрывки бумаг, пластиковые стаканчики и пустые бутылки из-под пива. Солнце затянуло серыми облаками. Начал накрапывать мелкий дождь. Николай раскрыл ладонь и смотрел, как капли разбивались о кожу. Он не мог припомнить, когда в последний раз шел дождь.
По стенам перехода змеились трещины, окна щерились осколками стекол. На ступеньках валялись куклы и пакеты. На каменных парапетах шелестели газеты, придавленные камнями. Николай поборол внутренний страх и сделал два шага к лестнице. Сердце стучало как бешенное. Вены на левой руке вздулись, зеленый огонь пульсировал под кожей.
"Страшно?"
Да. Страшно. Он мечтал увидеть Машу, но сейчас... Что если дочь изуродована? Что если она ранена? Что если она не узнает его? Что если...
"Иди же!"
Переход уходил под землю. Впереди ждала чернильная тьма, прогнать которую сможет лишь зеленоватый свет, исходящий от левой руки. И дай Бог, чтобы под землей не оказалось "архаровцев" или кого похуже...
Переход разделялся на два туннеля, идущих параллельно друг другу. Через каждые несколько метров они соединялись узким коридором.
Шаги в темноте гулким эхом прокатывались по подземному переходу. Тишина давила на мозги. Зеленоватого света не хватало, чтобы полностью прогнать темноту, но и то, что открывалось глазам, давало пищу для размышлений. Через каждые несколько метров Николай натыкался на пустые пластиковые бутылки. В сливных каналах валялись фантики и обертки из-под шоколадных батончиков. Маша была где-то рядом. Наверняка это она оставила мусор.
Туннель вывел к огромному куполообразному помещению. Вены на левой руке вздулись, стали походить на толстых кольчатых червей. Света теперь хватало на то, чтобы разглядеть до мельчайших подробностей зал. Впереди виднелись эскалаторы. По левую сторону от Николая находился ларек: газеты валялись в куче возле кассового аппарата, на полках висели куклы. По правую сторону чернели провалами окошки диспетчеров. На полу блестели монеты.
Николай подошел к ларьку, открыл холодильник. Практически пустой. Лишь на нижней полке одиноко стояла пластиковая бутылка пепси.
"Спустись по эскалатору. Маша на перроне".
Тяжело вздохнув, Николай бросил взгляд на эскалаторы. Он до сих пор не верил, что голос Алены был настоящим. Вдруг ему все это лишь кажется? Но ведь удалось же дойти до метро! Никогда еще Город не подпускал дальше деревянных домов.
Николай прошел через пост охраны и приблизился к эскалатору. Резиновый поручень холодил ладонь и пальцы, в ноздри бил запах сырой земли. От волнения дрожали руки, ноги казались ватными. Ступенек было так много, что от их количества кружилась голова.
"Давай, ты сможешь!"
Опираясь на поручень, Николай двинулся вниз. Рюкзак натирал плечи, хотелось скинуть его. Еще и противный скрип ступенек действовал на нервы.
Спуск казался бесконечным. Когда Николая до последней ступеньки отделяло несколько метров, он поскользнулся и кубарем полетел вниз. Ударившись обо что-то головой, он потерял сознание...
...Сердце колотится о рёбра. Он чувствует себя зайцем, за которым гонится охотник-живодер.
К черту страх!
Коля вламывается в комнату Маши, обматывает дочку одеялом и хватает её. Движения резкие. Адреналин в крови заставляет работать мозги быстрее компьютера. План прост: выйти на балкон, спуститься по пожарной лестнице и дёру-дёру от дома. Этот ублюдочный старик в любой момент может попытаться выстрелить в замок. И хрен знает, выдержит ли дверь.
Маша даже не открывает глаза. Её дыхание обжигает его руку. Мысль простреливает не хуже пули: МАША СПИТ! Коля хмурится и начинает тормошить её, но она никак не реагирует.