Игры в вечность

Прошла мимо. На ладонь прошла мимо и упала в траву.

— Ничего, Иль, ты сможешь, — шепнул на ухо Кинакулуш, похлопал по плечу.

Илькум промахнулся. Снова. Когда люди в первый раз увидели это — испугались, решили, что дурной знак — боги окончательно отвернулись от них, даже волшебный дар у стрелка забрали. И только Тизкар отчего-то радостно засмеялся.

— Ничего, ты сможешь, — сказал он. — Но тебе нужно постараться, у нас мало времени.

— Я сделаю это, господин.

Илькум коротко кивнул. Спокойно, серьезно. Он сделает. Научится сам. Никакой волшебный дар ему в этой войне не поможет, но дар ему, человеку, и не нужен. Он стал взрослым.

— 2

Решили вместе с Аттом пройтись вниз по реке, надо же хоть с чего-то начать.

Что они искали? Эмеш и сам не знал. Но сидеть и ждать было невыносимо, а идти вдвоем в пустыню — глупо, слишком опасно. Это больше не их мир, и они больше не всесильные боги. Теперь взаправду, они люди, как и полагалось. Да, у них есть особая сила, или, скорее, набор красочных балаганных фокусов, но они люди.

Думузи с Лару остались в Синарихене, даже не попытались составить им компанию... впрочем, у них дела — надо устроить керуби на новом месте, надо увести в долину Ир последних оставшихся... хотя кто знает, где сейчас безопаснее. Об этом думать не хотелось. Они остались без возражений, стояли у дома, держась за руки, как дети. Счастливые.

А Атт и Эмеш весь день бродили вдоль реки, метр за метром, осматривали. Но так и не могли ничего найти. Что они искали? Все было как всегда, никаких следов страшного или хотя бы необычного, совсем ничего. Наверное, хорошо... а может как раз наоборот. Просто хотели чем-то заняться.

Атт бродил хмурый, больше погрузившись в себя, нежели смотря по сторонам.

— Если среди керуби обнаружится еще хоть один случай заражения, придется... — он на секунду задумался, подбирая слова, и все же решился сказать прямо, — придется убивать всех.

Голос совершенно бесцветный, отстраненный.

— Ты когда-нибудь убивал людей?

Атт остановился, поджав губы, окинул Эмеша внимательным взглядом с ног до головы. Щека неприятно дернулась.

— Мне бы не хотелось этого делать, — едва уловимое раздражение скользнуло между слов. — Но, возможно, у нас не будет другого выхода.

Да, выхода нет. Спорить с этим бесполезно. И Эмеш еще долго шел молча, сунув руки в карманы, пиная носками сандалий песок. Они просто глупые боги, которые хотят спасти мир, но не могут спасти даже кучку людей. Может даже честнее будет просто уйти, чем вот так барахтаться и пытать убедить друг друга, что они смогут. Зачем внушать людям неоправданные надежды? Кому от этого лучше?

А люди еще в них верят, глупые. Впрочем, в кого им еще верить, как не в богов? Больше у них никого нет.

Атт вдруг остановился.

— Эй, Сар! — по его напряженному голосу было ясно, что ничего хорошего ждать не стоит.

Он сидел на корточках и осторожно водил рукой по песку. Медленно-медленно, словно пытался что-то нащупать, а оно все ускользало.

— Что там у тебя? — хмуро поинтересовался Эмеш, подойдя ближе.

— Не знаю, иди сюда, попробуй.

Эмеш присел, тоже начал водить рукой. Даже глаза закрыл, чтобы лучше сосредоточиться, подержал руку над тем местом, куда указал Атт.

— Ты ничего не чувствуешь?

Долго водил. Вроде бы ничего. Или нет? Вот! Хм...

— Кажется, что-то есть, не пойму только что.

— Я тоже, — вздохнул Атт.

Атт поднялся на ноги и с сомнением почесал затылок.

— Попробуй еще.

Сначала Эмеш ничего нового не почувствовал, пришлось серьезно сосредоточиться, изо всех сил. Потом, почти у самого песка, рука наткнулась... по ощущениям, оно было твердое и холодное, но сквозь него можно было легко, без сопротивления, пронести руку. Да и глаза говорили, что ничего тут нет. Оно было похоже на закругленный стержень, торчащий из земли. Вот! Кажется, он вздрогнул.

— Чувствуешь? — спросил Атт.

— Угу. Какой-то стержень, сантиметров десять в диаметре. Он уходит куда-то очень глубоко.

Атт со вздохом покачал головой.

— Я бы сказал это росток, и он уходит к самому центру мира, — сказал он.

Эмеш в недоумении уставился на него, но Атт только развел руками.

— Не думай, я знаю не больше твоего. Просто делюсь своими впечатлениями.

Хороши впечатления, надо сказать. Росток, уходящий к самому центу. Впрочем, Атт возможно тоже что-то "видел", что-то свое.

— Как ты нашел его?

— Не поверишь, — ухмыльнулся тот, — я просто на него наступил.

Отчего ж не поверить? Всяко бывает.

— И сразу почувствовал? Даже через ботинки?

Атт пожал плечами, иногда и сам не понимаешь, каким местом чувствуешь опасность.

— Хорошо бы в Илар, поговорить с Уршанаби. Мне надо знать об этом как можно больше, — сказал он. — Сходи в Илар, а? Давай. Как только что-то обнаружишь, сразу свяжись со мной. Думаю, у нас не так много времени.

— Прямо сейчас?

— Можно и сейчас.

* * *

Сейчас он все-таки не пошел. Они бродили вдоль реки до самого заката, пока демоны тьмы савалар не сменили на своем посту демонов света илиль. Солнце скрылось в песках Бехреша.

Еще не появились вдали тростниковые домики, как стало ясно — большой беды не избежать. Так бывает, еще не понимаешь до конца что произошло, только чувствуешь... Чувство опасности обострилось в последние дни до предела, аж резало изнутри, больно резало, словно тупым ножом.

И этот нож не подвел.

Чем ближе они подходили к Синарихену, тем чаще стали попадаться маленькие, обожженные, скукоженные черные трупики. Их отчетливо видно даже в темноте, неправдоподобно отчетливо. Черные трупики больно резали глаза. Здесь совсем недавно было настоящее сражение. Кое-где лежали даже тела незадачливых керуби, так и не успевших в чудесный Эдем. Возможно, жители пытались бежать, но не смогли, ненароком попали под огонь. А может, по ним стреляли прицельно, боясь распространения заразы.

Может лучше уж не знать подробностей.

Первый раз Эмеш шарахнулся, увидев на песке мертвую бабочку, но потом привык, и теперь спокойно шел вперед, методично расчищая дорогу огнем. Атт словно ожидал увидеть что-то подобное, он только вздохнул и покачал головой. Да, нож не подвел, тупой, но надежный нож.

Чем ближе они подходили к деревне, тем больше бабочек валялось под ногами, некоторые из них с опаленными крыльями, другие, казалось, совсем не пострадали и померли непонятно от чего. Хотя понятно, конечно, чего уж...

Впереди бежала сплошная огненная стена, расчищая путь. Эмешу даже думать не хотелось о том, что будет, когда они войдут в деревню. Они шли молча, не желая сложных вопросов и еще более сложных ответов. Все и так было ясно, без слов.

В деревне Эмеш не выдержал.

— Лару! — первый раз позвал тихо, не уверенно, словно боясь, что его услышат.

Но лишь тишина была ответом.

— Лару! Аик! Ты где! Дим, Аик! — потом кричал уже не стесняясь, бегал, заглядывал в каждую дверь, звал.

— Их здесь нет, — сухо сказал Атт, когда Эмеш едва не налетел на него с разбегу.

— А где они?

— Не знаю. Но здесь нет. Скорее всего в долине, но мне отсюда не дотянуться. Я не чувствую где. Они ушли...

— А Ут? — вдруг вспомнил, на спине разом выступил холодный пот.

— Ута нет, — сказал Атт, и сразу стало понятно, Утнапи нет иначе, не так как Златокудрой, которой нет здесь. Его нет совсем.

На подгибающихся ногах Эмеш кинулся к маленькой тростниковой хижине, что стоит чуть в стороне от других домов, недалеко от реки — приземистая, подслеповатая, но аккуратная. Дорожка к хижине выложена гладкими, обкатанными рекой камнями. Ут довольствовался малым, жил, как и все остальные в деревне, но в этой простоте чувствовалась забота и любовь.

Вот она, рядом. За домом, ближе к воде, виднелись золотые головки ирисов, они тихонько покачивались на ветру, словно напевая. Колыбельную? Асфоделии это, а не ирисы — подумалось вдруг. Одни мертвые вокруг. Забыть бы, уснуть и не просыпаться.

Хуже всего, что Эмеш прекрасно видел и в темноте — бог он или не бог? Зря бог, гораздо спокойнее ничего не видеть, в темноте проще, чем так.

И дверь распахнута настежь.

Не раздумывая, Эмеш влетел внутрь, бабочки — не бабочки, теперь ему было плевать.

На полу, у двери, лежала Кита.

Эмеш покачнулся, присел рядом на корточки, осторожно тронул ее плечо. И Кита вздрогнула, подняла голову, в ее стеклянных, красных от слез глазах не было ничего, лишь пустота.

— Его больше нет, — белые, прокушенные до крови губы дрожали.

Да, он видел. Земля плыла под ногами.

— Ничего, все будет хорошо...

Эмеш и сам понимал, что говорит глупости, больше чем глупости — ложь. Но так хотелось самому в эту ложь верить. Да, он отчетливо понимал — бессмысленно успокаивать, бессмысленно говорить что-то. Не честно успокаивать и врать! Но так было проще, удобнее и даже самому немного верилось, что вот-вот, еще немного, и все будет хорошо. Как раньше.

Предлог, чтобы тянуть время. Больше ничего. Он прекрасно понимал, что сейчас сделает. Как раньше — уже никогда не будет.

Но пока еще можно было, он сидел рядом с рыдающей Китой, на корточках, гладил по волосам и говорил удобные глупости, стараясь заглушить рвущийся наружу крик.

— Хватит, Сар, перестань, — это Атт появился в дверях, его бесстрастный голос резанул беспощадно, по самому горлу. Насмерть.

Атт — Владыка Небес. Вот сейчас он настоящий, спокойный среди безумия, холодный... Он всегда умел приказать так, что невозможно ослушаться.

Как удобно, когда над головой такие небеса!

Эмеш поднялся на ноги.

Это не сложно, Сар, тебе нужно просто смотреть в глаза, даже если страшно. Смотреть и запоминать — как это, чтоб в следующий раз уже без колебаний. У вас впереди война.

Вдох-выдох.

Нет, еще раз. Вдох-выдох.

Вдох. Давай!

В глаза! Не отворачивайся! Смотри ей в глаза, придурок! Иначе будет хуже. Стеклянные, заплаканные глаза, что смотрят на тебя едва ли не с благодарностью, сразу поняв.

И пламя срывается с кончиков пальцев, ладони жжет, в лицо ударяет горячая волна.

В глаза!!! Огонь...

Все. Быстро.

Лишь пепел и дым.

Как не вспыхнула тростниковая сухая хижина — только загадка.

Идешь, почти на ощупь, задыхаясь, кашляя, хватаясь по дороге за стены, на улице сползаешь на землю и долго смотришь в небо, не видя ничего. В душе пустота, в голове пустота... Не нужно больше ничего, лишь бы не думать, не вспоминать.

— Ты все еще хочешь остаться? — спрашивает небо, потом протягивает кувшин с водой. — Давай, Сар, вставай, у нас еще много дел.

Взял, глотнул, потом еще, остальное вылил на голову. Немного полегчало. Не сильно...

— Не надо было уходить. Пока я сидел рядом, Ут был жив.

— Причем тут ты.

Да, он был ни при чем, совсем. Что проку от него?

* * *

Они еще долго бродили между домов. Никого, больше никого. Наверно, это Думузи сделал свое дело, хорошо сделал. Нашли несколько мертвых — сожгли. Живых к счастью не нашли.

К счастью.

Эмеша крупный озноб бил от такого счастья.

Но если бы нашли живых — ему пришлось бы убивать снова. Так что лучше никого не найти. Счастье, что живых нет.

* * *

Он все ходил тенью туда-сюда, плохо понимая, где он и зачем, когда окликнул Атт.

— Чувствуешь?

Эмеш вздрогнул, покрутил головой, послушно прислушался к своим ощущениям.

Сначала вроде ничего, но... нет, вот оно! Слабая, едва уловимая вибрация, далекий гул, тихонько, едва уловимо.

— Что это?

— Не знаю.

Атт то же внимательно слушал, замер, даже, кажется, дышать перестал. Слушали, внимательно, настороженно.

А гул все нарастал, сильнее, сильнее. Эмеш едва подавил в себе желание броситься отсюда со всех ног, но устоял, приготовился при первой же опасности шагнуть отсюда подальше, на север или лучше домой, на морское дно. Залечь бы там снова в свое бездне Абзу и спать, спрятавшись с головой под одеялом, вдруг все устроится как-то без него.

Смешно. Сейчас мир рухнет, без него или с ним. Вон как гудит.

Сильнее. Еще! Треснет небо?

И вдруг тряхнуло так, что Эмеш не удержался на ногах, отлетел в сторону, больно ударившись макушкой о старый корявый тамариск. Тряхнуло и затихло, словно не бывало. Тишина. Аж воздух звенит.

Когда немного пришел в себя, Атт уже стоял рядом.

— Идем! — сказал он.

Долго искать не пришлось. В том самом месте, где они недавно нашли торчащий из земли стержень, сейчас зияла жуткого вида трещина.

Атт, словно завороженный, остановился в нескольких шагах.

— Вот оно.

— Пророс твой росток, — глухо произнес Эмеш.

Атт резко обернулся.

— Что ты сказал?

— Пророс говорю, даже сквозь асфальт пробился, гад. Мариш, наш мир разваливается на части.

Это было настолько очевидно, что даже не хотелось объяснять. Небо пока держалось, зато трескалась земля. Хаос, предвечный мрак, рвался сквозь тонкую ткань мира, разрывая в клочья.

Ветер гнал пыль по земле. На краю трещины он словно налетал на невидимую стену, пыль разлеталась в разные стороны, а потом ветер снова тащил пыль вдоль трещины к самой реке. До воды разлом пока не доходил, но что-то подсказывало, что он еще будет расти. Внутри трещины была пустота, та, что лежит за пределами мира, та, что давит сверху на небесный свод.

Наверно небо пробить сложнее, вот и прет через землю. Эмеш покосился на Атта. Легко ли небу сейчас, когда насквозь лезет пустота? Небо было сурово и невозмутимо. Интересно, что Атт чувствует? Что бы он чувствовал сам, если бы пустота лезла сквозь море? А может лезет? Прислушался. Нет, море спокойно, плещется волной. До моря пока не добралось.

Каково это?

Трещина казалась нереальной, словно сошедшей с полотна взбесившегося сюрреалиста. Почему-то возникло неодолимое желание подойти и потрогать — что это, правда ли? Есть ли там эта невидимая преграда, какая она на ощупь? Какая на ощупь тьма? Эмешу пришлось сделать над собой усилие, чтобы остаться на месте.

— Даже не думай, — сурово буркнул Атт, словно прочтя мысли. — Что бы это не было, лучше держаться от него подальше.

Эмеш кивнул, уж это-то он и сам прекрасно понимал. Им хватит и без того.

— Что будем делать, Мариш?

Атт очень долго молчал, и в конце концов беспомощно развел руками. Он не знал. Против этого у него не было в запасе средств.

— Пойдем пока, найдем Лару.

— 3

Эдем потрясал воображение.

Лучше уж было сразу в Илар, чем в Эдем. Даже пожалел, что не пошел, а теперь поздно.

Бабочки добрались и сюда. Все усилия тщетны. Как? Может, лучше не знать.

Трупы людей, черные тела бабочек на выгоревшей траве... живые люди... Здесь были и живые. К несчастью.

Они с Аттом потеряно бродили среди всего этого великолепия, и руки опускались, потому что становилось ясно — все бесполезно. Они опоздали. Война проиграна, еще не начавшись. И все время чувствовали на себе настороженные взгляды людей — от пришедших богов, как и от бабочек, им не приходилось ждать добра. Наверняка, они и сами понимали, что с ними будет.