Хаптагаев пришлось оставить — хоть лодья и брала тысячу квинталов, зверям требовалось уж слишком много места. И поскольку коней никто и не думал оставлять, пришлось сгружать все товары на лодьи и тщательно следить, чтобы до них не добралась вода... Но всё это искупалось быстротой — пять, шесть, может быть, семь дней. Кончено, для этого придётся идти на вёслах день и ночь — но гребцов хватало. И такая спешка была вполне оправдана — зима приближалась, и предшествующая ей распутица — тоже... Пусть она и была не столь долгой и не столь суровой, как в иных местах — но она была. И попасть в неё не хотелось...

Правда, это не давало уединиться ни Флёр и Ферми, ни Вышате и Арье — но как раз это никого не беспокоило. Хватало всем и других дел, помимо любовных... Слишком долго путешественники не были в родных краях, и слишком много всего случилось за это время — столько, что на несколько лет хватило бы.

О переменах и шли разговоры всю дорогу, и чем больше Флёр узнавала, тем чаще ей начинало казаться, что она вновь вступает в чужую страну... А потом Ферми рассказывал о какой-нибудь глупости, и становилось ясно: нет, это всё та же страна, ибо так сглупить больше нигде не могут.

А перемен хватало и не только рейхстаг был их причиной. Так, тот же Генрих, в очередной раз оправдав своё прозвище, ввёл в Бойриге новые законы — и теперь дочери наследовали титулы и имущество прежде братьев умершего, и наследница получала при этом все права и обязанности. Впрочем, имея трёх дочерей и душевнобольного брата, только это ему и оставалось... Ещё один закон, очень понравившийся Флёр, требовал, чтобы жених и невеста были знакомы до обручения не меньше полугода, "чтобы явилась меж ними приязнь", а так же устанавливал разницу в возрасте жениха и невесты не более десяти лет. Больше — и для брака уже требовалось дозволение короля и примаса...

— Ну, чего-то такого все и ждали, — сказала Флёр, выслушав рассказ о бойригских делах. — Давно уж ясно, что сыновей Генриху не видать, брат рехнулся, а человеку не из рода Хильдерика корону передать нельзя — даже пророчество какое-то на этот счёт у них есть... Интересно, что соседи по этому поводу говорят?

— Соседи думают, — ответил Ферми, — да ничего пока не надумали. Кому вовсе дела нет, кто блажью считает, кто к землям примеривается — но пока Генрих жив, никто пальцем не пошевелит, а там, глядишь, и забудут... Помнишь наш разговор про обычаи? Я вот думаю, что эти законы не без сколотского влияния появились...

— Может быть, — Флёр не собиралась спорить. — А скажи-ка мне вот что: есть у вас один бродячий торговец, Лоуренс. Не знаешь, что с ним стало?..

— Знаешь, я из-за него влип в одну дурную историю... Честно говоря, я себя тоже глупо и по-мальчишески повёл, но его вины это не отменяет! В общем, всё, что я слышал — что он осел где-то на севере, чуть ли не у самадов, и женился. Зачем он тебе?

— Ревнуешь? — ухмыльнулась Флёр. — Знаешь, из-за него я тоже влипла в одну дурную историю... Которая, в конце концов, и привела меня сюда. Так что надо бы его отблагодарить при случае...

— Я подержу, — пообещал Ферми.

— Да я и сама справлюсь, — Флёр снова ухмыльнулась, на сей раз — не хуже беса Аликино...

XXII

Сколоты добывают меха и сами, однако лучшие, в особенности собольи, приобретают они в стране биармов, что лежит к северу от их земель. Страна эта покрыта лесами, богатыми всяким зверем, особенно же горностаем, которого, впрочем, биармы ценят мало.

Владения биармов простираются до самого Ледяного моря, откуда привозят рог нарвала, китовый ус и ворвань, моржовый клык и слоновую кость. Это настоящая слоновая кость, хотя и несколько более тёмного оттенка, чем обычная, о происхождении же её говорят разное. Некоторые утверждают, что её добывают из останков допотопных слонов, покрытых шерстью, другие же уверяют, что эти слоны и поныне живут в отдалённых местах.

("Описание торгового путешествия на Восток, а так же стран и людей, в них живущих, сделанное Евой Айтерзенталь")

Шарракан почти не изменился — только появилось множество шатров со знакомыми флагами. Незнакомых тоже хватало — похоже, здесь были не только имперские дома. Что же, заработать хочется всем, но человеку благородному торговлей заниматься не пристало... Вот и приходилось изворачиваться — и довольно успешно. Рыцарь, торгующий или охраняющий торговцев — это неприемлемо, но вот рыцарь, покровительствующий купцам — это совсем другое. Это пристойно и благочестиво... и прибыльно. Немудрено, что общество тут собралось весьма пёстрое.

Флёр ничуть не удивилась бы фрайгерским сыновьям — но здесь, судя по знамёнам, были не только они. Эрмелина была не единственной особой королевской крови — знамя эрцгерцога Саксонии на самом высоком флагштоке не заметить было сложно. Разумеется, пропустить такое племянник императора не мог... Даже если бы и захотел.

— Неплохое общество, — заметила Флёр, спускаясь на причал. — Возвышенное...

— Возвышенней некуда, — согласился Ферми. — Молодежь, считай, без надзора осталась, так что можешь себе представить, что тут творится...

— Зато с наследниками ни у кого проблем не будет, — фыркнула Флёр, покосившись на Эрмелину. — Ну да ладно, меня же царь хотел видеть, а заставлять его ждать неразумно...

Царь Таргитай сам наполнил чашу кадахом и протянул её гостье — знак небывалого почёта.

— Знаю о делах твоих, — произнёс он, — и о славе твоей. Потому говорю: весь народ в долгу перед тобой — когда бы не твоё послание, не узнали бы мы о враге, покуда не явился бы он в нашу степь. Теперь же предупреждены мы, а предупреждённый — вооружён. И хотя благодарность наша неизмерима, я прошу тебя принять эти дары, что воплощают в себе её малую часть.

"Малую часть" сколотской благодарности воплощали белые кафтан и шапка, украшенные мехом горного пардуса, лук с налучем из алого шёлка, акинак в отделанных серебром ножнах, узда с позолоченными пряжками и бронзовыми удилами, кольцо лучника из белого нефрита и янтарное ожерелье.

Флёр привычно прикинула стоимость подарков и мысленно присвистнула — получилось немногим меньше, чем стоимость табуна хороших лошадей... Очень хороших лошадей — и рыцарю впору, а ведь это, похоже, ещё не всё!

Это действительно оказалось не всё...

— Слышал я, что ты избрала мужа — правда ли то, или обманулись люди?

— Правда это, — Флёр качнула чашей, — пусть пока заключили мы брак по обычаю сколотов, а не нашему. Муж мой — Ферми Амати, что ведёт торг в твоей стране...

— Что же, подобает семье иметь свой дом, а потому жалую я тебе и твоему роду земли близ Шарракана на востоке, что годны и для кочевья, и для пахоты. Земли эти невелики по нашим меркам, однако ж больше, чем твои владения в родной стране...

Пожалуй, год назад Флёр, услышав такое, уронила бы чашу. Сейчас же она лишь сделала глоток кадаха и сказала:

— Честь эта велика и неожиданна, но я с благодарностью принимаю твой дар, о царь. Пусть я не клялась в верности тебе, но мой государь попрал клятвы, которыми мы обменялись... И хотя он вернул мне мои земли, чести своей он не вернул, а потому и верность моя не принадлежит ему.

— Я был бы рад, если бы ты служила мне, Ак Цэцэг, но вижу, что верность твоя отдана товарищам по торговле, и потому говорю тебе: когда бы ты и твои товарищи и семья ни пришли в нашу страну, здесь найдёте убежище и защиту.

— Вновь благодарю тебя, о царь, — произнесла Флёр. — Переменчива судьба человеческая, и не дано никому знать её, оттого слова твои вдвойне радуют моё сердце. Но всё же пусть не придётся тебе сдержать это слово, и мирными будут наши встречи!

Часовня стояла на окраине Шарракана, на берегу, окружённая шатрами и томами гостей.

— Считай, уже торговый квартал, — хмыкнул Волмант, поддержав запнувшуюся Флёр. — Ещё бы тут двор для послов поставить... Вот скажи мне, Флёр, отчего ты волнуешься, словно девица? Ты ведь вдова, да и обвенчались вы уже по сколотскому обычаю...

— Так я себя девицей на свадьбе и чувствую, — огрызнулась Флёр. — Да ты на жениха посмотри!

Ферми и впрямь изрядно разволновался — и не только в том было дело, что для него это уж точно было в первый раз. Его-то к алтарю вели не старый торговец и подруга-наёмница, а сколотский царевич и бойригская принцесса...

Священник — мощный седой старик — стоял на пороге часовни, поглаживал бороду и едва заметно улыбался. Ему, похоже, случалось видеть и не такое...

— По доброй воле пришли вы? — вопросил он, едва жених и невеста остановились у ступеней.

— Воистину, — ответила Флёр.

— Тогда входите!

Свою прошлую свадьбу Флёр помнила плохо — было невероятно скучно, и она только что не спала с открытыми глазами. Сейчас всё было иначе... Вот только волновалалась она так, что плохо понимала, что вокруг происходит, и только надеялась, что не ляпнула ничего неуместного. Впрочем, Ферми, кажется, было не лучше — а может , и хуже, ибо принцесса и царевич явственно наслаждались его волнением...

Но рано или поздно всё заканчивается, закончилась и церемония. Подписаны и заверены все полагающиеся бумаги, поставлена на договоре королевская печать, счастливые писцы умчались делать копии... И только теперь Флёр, наконец, расслабилась. Дело сделано, всё идёт, как задумано... Если, конечно, Эрмелина ничего не замыслила — тогда может быть всё, что угодно, это Флёр уже поняла.

Впрочем, не торговцу жаловаться на перемены... И уж тем более не стоило забывать о пире.

Свадебный пир получился впечатляющим. И не размахом — был он довольно скромным — а всеобщим весельем. Ну или самой Флёр было слишком хорошо...

А уж когда Вышата затянул былину об их странствии, за столом воцарилось молчание — забыв даже про вино, все слушали, едва не забывая дышать, даже Флёр, былину слышавшая. Но сейчас она звучала как-то иначе, заставляя словно наяву увидеть далёкие страны и бескрайние просторы Моря Трав...

— Да уж... — протянула Эрмелина, вручив гусляру полный кубок. — Про меня вот песен нет...

— Вы юны, Ваше Высочество, и ваша слава ещё ждёт вас, — сказала Флёр. — И вы ещё услышите, как слагают песни о ваших подвигах.

— Ты знаешь, что я ненавижу лесть, торговка?

— Слыхала...

— Тогда оставь титулы и скажи мне честно, что ты думаешь, как равной!

— Как равной? — Флёр фыркнула. — Тебе едва сравнялось семнадцать, но ты отправилась за пределы Ойкумены с посольством, да ещё и раньше, чем император об этом вообще задумался. Ты соблазнила сколотского царевича, который готов теперь ради тебя если не на всё...

— Ты ошибаешься! — воскликнула покрасневшая принцесса. — Мы не делили ложе, хотя, видит Бог, оба желаем этого, но ведь я должна думать о чести страны!.. Да, он красив, как Аполлон, он брат царя, а я поклялась, что найду достойного мужа, но он язычник...

Алан во все глаза смотрел на принцессу, но ничего не понимал — говорила она на своём родном диалекте, который и швабы с саксами понимали с трудом, что уж говорить о сколоте...

— Твоя возлюбленная сравнивает тебя с солнечным богом, царевич, — Флёр говорила по-торкски, — и сокрушается, что ты не разделяешь нашей веры, ибо закон запрещает ей принять твои чувства.

— Воистину, злее лжи непонимание, — ответил Алан, — благодарю тебя, Ак Цэцэг, что поведала об этом различии в наших законах и обычаях. Но кто знает свою ошибку, тот может её исправить...

Повернувшись к принцессе, он что-то тихо сказал ей — Флёр не стала прислушиваться. Пусть решают сами...

Продав большую часть янтаря и кое-какие мелочи, Флёр снова собиралась в путь. Наняла погонщиков с хаптагаями, купила десятка три ковров, договорилась с попутчиками...

Попутчиков оказалось немало. Вместе с её караваном в империю возвращалась принцесса Эрмелина, а вместе с ней — её жених, царевич Алан, разумеется, оба с достойной свитой. На самом деле — с самой малой, какая только возможна: у принцессы только десяток гвардейцев, служанка и скриба, царевич же обошёлся двенадцатью комитами — разом и слугами, и телохранителями... Словно и не веценосцы, но у сколотов свои обычаи, а принцесса объявила путешествие воинским упражнением — в походе такая свита была делом обычным.

Хаптагаи не позволяли идти быстро, и путь, в прошлый раз пройденный за день, теперь занимал четыре — но спешить было некуда, и потому никто не жаловался. В самом деле, хоть зима и приближалась, но здесь, в обжитых краях, это было куда меньшей бедой, чем в торкских степях... Да и успеют они до распутицы, как ни крутись.

Дорога ложилась под копыта, и в том же ритме неспешно двигались мысли Флёр. Думала она — в который уже раз — о том, что делать дальше. Планы в очередной раз приходилось менять — но никакой беды в этом не было. Планы меняются легко...

Для начала, конечно, надо будет навестить Айтерзенталь, разобраться, что успели натворить прежние владельцы и навести порядок... А потом устроить там главную контору своей торговой компании. И, разумеется, найти толкового наместника — сама она вряд ли сможет проводить там много времени. И для сколотских владений — тоже, потому как очень может быть, что земли эти ей пригодятся... И контору там тоже следует держать — торговать с Востоком удобнее оттуда. Потом... Потом надо двигаться дальше, на этот раз — к Рифейским горам и истокам Даикса, а может, и дальше, в страну биармов. Может, там и правда водятся мохнатые слоны? Но даже если их и нет, а слоновую кость добывают из допотопных костяков — это всё равно выходит очень выгодно... Пожалуй, на год этого хватит, а может, и на два — а дальше видно будет. Мир достаточно велик, чтобы не сидеть без дела...

Город Хорев встретил караван колокольным звоном. Флёр порылась в памяти, не припомнила ни одного подходящего святого и посмотрела на Вышату. Тот развёл руками, спрыгнул с коня и обратился к стражнику:

— Бог в помощь, добрый человек! Не скажешь ли, по какому случаю звонят?

— Неужто не слыхали? — удивился стражник. — Чудотворные мощи святого старца Иосафа явились, того самого, который отвратил огров от Хорева!

— Благая весть, — перекрестился Вышата. — Спасибо тебе, добрый человек, что поведал нам о таком чуде — непременно придём тем мощам поклониться.

— А пошлина?! — воскликнул стражник.

Флёр вместо ответа предъявила тамгу. То же самое сделал и Алан, а принцесса продемонстрировала щит.

Стражник охнул, схватил висевшую рядом с ним верёвку и дёрнул. Где-то наверху гулко ударил колокол, стражник вытянулся, стукнув копьём об пол, а из башни выбежал десятник.

Он и объяснил всю эту суету: князь приглашал знатных гостей к себе — правда, на завтра, но переночевать можно было в гостевых палатах княжеского дворца.

— Приглашение это — честь, нами незаслуженная, — ответил Ферми, — ведь мы всего лишь купцы, однако не можем отказать князю. Тем не менее, дела принуждают нас остановиться в гильдейском подворье, да не сочтёт князь сие уроном чести.

— Мы также намерены остановиться в гильдии, — заявила принцесса, — поскольку поручены нам также и дела торговли, а в особенности — изыскать таких людей, что были бы достойны поставлять свои товары королевскому двору и самому королю. Однако мы с благодарностью принимаем приглашение князя, ибо не только дела торговли поручены нам.