Белое на белом

Молодые женщины.

Йохан замер на пороге квартиры Каролины. Все-таки, если женщина приводит мужчину в свое жилище, то это говорит...

Девушка хихикнула и легонько щелкнула юношу по носу:

— У меня есть служанка и приходящая кухарка. Так что если ты намеревался наброситься на меня и сорвать одежды... Что такое?

— Нет, ничего, — немного кривовато улыбнулся Йохан, у которого выражение "сорвать одежды" вызывало вовсе не эротические ассоциации. Перед его глазами медленно таяли видения обнаженных тел, мертвых и залитых кровью.

— Все в порядке, — повторил он. С этой девушкой он почему-то чувствовал себя легко.

Мягко захлопнулась дверь с начищенной до блеска медной цифрой "6".

Внутри квартира была большой, или так показалось курсанту после комнаты-камеры, которую он делил с тремя друзьями. Здесь одна только прихожая была больше, чем вся комната в школе.

Йохан повесил на вешалку шинель и кепи, помог снять пальто Каролине, мысленно отметив, что получилось у него не в пример легче, чем раньше, еще в Нибельвассере. В четырнадцать лет он, решив изобразить галантность и помогая снять пальто, случайно стянул верх платья девушка почти до пояса. К счастью, тогда Гвендолин не разозлилась...

Гвендолин... Любимая жена... Когда-то жена и когда-то любимая...

— Йохан, — глаза Каролины искрились смехом, — ты опять думаешь о ком-то другом. Еще немного и я начну ревновать к твоим мечтам.

Юноша развел руками. Девушка рассмеялась и вышла из гостиной.

"Возможно, в моих мечтах — именно вы" — пришел в голову Йохана красивый, но запоздалый ответ.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Йохан уселся в кресло и оглянулся.

В гостиной было несколько кресел, мягких, темно-вишневой кожи, круглый столик, на котором лежали письма, все перевернутые вниз адресами. В углу громоздился такой странный предмет для девушки, как пишущая машинка, у высокого окна белел прикрепленным листом бумаги мольберт.

Из любопытства он встал и подошел поближе. На подоконнике лежала россыпь пастельных мелков, которыми был сделан рисунок.

На рисунке стояла девушка.

Нарисованная, она смотрела в окно. Окно высокой — видневшаяся дорога вилась тонкой ниткой — башни, башни с толстыми каменными стенами. Лица не было видно, но становилось понятно, что девушка грустна и печальна...

— Ты смотришь на мою картинку, — Каролина подошла со спины и положила руки на плечи юноши.

— Это ты.

— Да, — просто сказала девушка, — это я.

— Ты выглядишь грустной.

— Я и была грустной. Меня разлучили с братом, единственным близким мне человеком.

— Кто?

— Дядя. Мы с братом были сиротами, наши родители погибли так давно, что я даже не помню их лиц. Нас воспитывался дядя, добрый человек...

Голос Каролины дрогнул, как будто от испуга. Йохан стиснул зубы. Он не был наивным мальчиком и мог представить, почему девушка боялась своего "доброго" дядюшки, наверняка развратного и похотливого старикашки, досаждавшего ей... Появилось желание прикончить его, если он, конечно, еще жив, чтобы сделать Каролину хоть немного счастливее.

6

— А-а-а!!!

Листы бумаги, разорванные в мелкие клочки, взлетели в воздух и закружились снежными хлопьями, опускаясь на голову разъяренного Вольфа. Он с удовольствием и пишущую машинку разбил о стену, но его остановились ее стоимость и вес.

— Кого изображаешь? Госпожу Зиму?

Цайт, еще полчаса назад шипевший тихие проклятья и бурлящий злостью на сержанта как кипящий чайник уже давно успокоился и сейчас, что-то напевая, возился в гримировальных принадлежностях Йохана. Хотя курс сценического мастерства им — в отличие от того же Йохана — им преподавали очень кратко, однако развеселый Цайт накладывал грим вполне умело, постепенно превращаясь в кого-то смутно знакомого. Лохматые бакенбарды, кожаная крутка из театральной комнаты...

— Лучше молчи! — рявкнул Вольф, — Я сейчас готов убить кого угодно! И еще кого-нибудь. Кто только придумал эти машинки!

— Не я, — на всякий случай отперся Цайт, — Ничего не поделаешь, сейчас время такое. Век техники и прогресса, все должны делать машины, а человек так, на кнопки нажимать...

Лицо Цайта перечеркнула черная повязка на глаз. Вольф не выдержал и улыбнулся: перед ним сидел вылитый вор и мошенник по имени Северин Пильц. Различить сейчас Цайта и настоящего Северина взялись бы разве что их родные матери. Отцы не так наблюдательны.

— И зачем? — Вольф рухнул на кровать и сцепил руки на затылке.

— Я хочу в город.

— И как маскарад поможет тебе туда попасть?

— Легко. Хочешь со мной?

Вольф не успел ответить: Цайт неожиданно повернулся к гримировальному столику, опустил на него голову и замер. В ту же секунду в дверь постучали. Следом за стуком, не дожидаясь ответа, в дверь вошел Ольгерд.

Пожалуй, из всех курсантов школы именно этот белесый тип раздражал Вольфа больше всего. Были здесь юноши, которые ему не нравились, Петер, который постоянно о чем-то думал, упершись остановившимся взглядом в какого-нибудь человека, Квентин, умевший достать все, что угодно и продать товарищам за полцены, Ричард, постоянно мечтавший о девушках, но Ольгерда он начинал ненавидеть.

По внешности Ольгерд немного напоминал Цайта, но, такое ощущение, вываренного в щелоке. Белые волосы, бледная кожа, светлые глаза, даже форма на нем казалась не черной, а темно-серой, выцветшей. В его поведении было что-то неприятное, казалось, что Ольгерд считает себя центром, вокруг которого вращается вселенная.

— Вольф, — вошедший скользнул взглядом по "спящему" Цайту и усмехнулся, — тебя зовут в кабинет старшего сотника.

Повернулся и вышел. И все равно у Вольфа осталось ощущение, что его попытались накормить сырой лягушкой.

7

Ксавье подбежал к углу, за которым скрылся убийца...

Из-за угла же на улицу Старого Рынка вышел деловитой походкой молодой курьер. Преследуемый мог оглянуться и обнаружить, что за ним бегут. И насторожиться...

— Холера...

То ли убийца предполагал, что за ним могут погнаться, то ли просто обладал быстрым шагом, но сейчас его котелок мелькал в толпе шагах в ста от Ксавье. Чтобы догнать его и не потерять из виду, нужно было либо все-таки бежать, либо схватить извозчика...

Клок угольного дыма скользнул по лицу Ксавье.

Юноша быстро оглянулся. Ага!

Извозчиков поблизости не оказалось, зато почти рядом катился, пыхтя, паровик. Механик за стеклом кабины скользнул безразличным взглядом по людям и снова вернулся к рычагам управления. Окна пассажирской кабины были завешены изнутри, то есть внутри кто-то был...

Кнопка, фиксирующая ручку двери так, чтобы ее нельзя было открыть снаружи, была поднята, то есть дверь не заперта. Скорость паровика по крайней мере в два раза больше скорости ходьбы, то есть через пару минут он настигнет убийцу...

Молниеносно рассчитав все это, в два прыжка Ксавье достиг паровика, заскочил на подножку, распахнул дверцы и ворвался внутрь. Дверца закрылась за ним, щелкнула кнопка замка-фиксатора.

В полумраке кабины взвизгнула девушка.

— Что за наглость... — процедил недовольный мужской голос.

Девушка, глядящая на Ксавье затуманенным взглядом, была вполне обычной горожанкой, в простом платье и слегка распущенном корсаже. А вот ее спутник выделялся своей необычностью.

Ослепительно-белый костюм, сочетавшийся с белым же цилиндром и тростью, набалдашником которой был полированный стальной шарик. Человеку на вид было около сорока. Круглое лицо, болезненно-белое, как будто его обладатель никогда не появлялся на солнце, или делал это очень редко. Круглый нос картошкой, маленькие, колючие глаза, стянутые в хвост длинные волосы, то ли седые, то ли настолько светлые, что казались обесцвеченными, как трава, проросшая в подвале...

— Выйди из машины и забудь о том, что видел, — повелительно взмахнул тростью белый незнакомец.

Ксавье загнал внутрь не вовремя всколыхнувшееся возмущение сына своего отца "Он! Смеет! Приказывать! МНЕ!!!".

— Прошу прощения, — снял он кепи, и встряхивая длинными волосами, — но мне КРАЙНЕ необходимо на несколько минут воспользоваться вашим транспортом. После этого я покину его...

Брови незнакомца поднялись:

— Положительно... — протянул он, — мне очень редко встречается подобная... — он пошевелил губами, — подобная наглость. Выйдите из машины.

Девушка спокойно наблюдала за происходящим мутными глазами — пьяная, что ли? — в голове Ксавье на мгновенье вспыхнул острый укол головной боли. Память предков забурлила, требуя примерно наказать наглеца. Содрать шкуру живьем или...

"Подожди. Потяни время. Еще минуту и вы догоните убийцы и можно будет уйти и никогда больше не встречать неприятного типа...".

Быстрый взгляд между шторками — до спешащего убийцы еще пара сотен футов, расстояние сократилось вдвое.

— Вы, — процедил Ксавье голосом, холодным как воды Студеного моря или скалы Стеклянных островов, — не знаете, с кем разговариваете...

— Знали бы, с кем разговариваете ВЫ.

— Вы хотите вызвать меня на дуэль?

— Если у вас есть честь.

Взгляды двух человек в полутьме салона паровика скрещивались как клинки шпаг, разве что не звенели.

— Не уверен, что вы владеете МОИМ оружием.

— Не уверен, что вы владеете МОИМ.

— Я запомню вас, юноша. Никогда больше не появляйтесь у меня на пути.

— Я тоже запомнил вас, господин-без-имени.

Ксавье нашарил за спиной ручку двери, щелкнул и приоткрыл ее:

— До встречи, — проговорил он и выскочил наружу, буквально в десятке шагов за спиной спешащего убийцу в котелке.

— До встречи... — холодно прозвучало из темноты салона.

Юноша слился с толпой и мерно зашагал за убийцей.

"Что с тобой, курсант Ксавье? Внезапно решил вспомнить о своем происхождении? Чуть было открыто не признался враждебному человеку, кто ты такой..."

8

Два сержанта Черной сотни только-только заняли свои места у дверей школы на улице Серых Крыс, как им тут же стало понятно, что что-то идет не так.

— Здорова, братки, — произнес за их спинами лениво-наглый голос.

Одноглазый тип в кожаном костюме почесал растрепанные бакенбарды и поочередно заглянул в дула направленных на него ружей.

— Кто такой?

— Вы не слыхали про Северина Пильца, братки? А я вот слыхивал про вас. Дай-ка думаю загляну, посмотрю, что да как у вас тута...

Про Северина и его выходки не слышали разве что добропорядочные горожане да оторванные от жизни ученые. Левый караульный кивнул правому, тот потянулся к веревке сигнального колокола.

— Эй-эй-эй, не тревожь звонилку! У меня бумажка есть, ваш приятель дал, Николас кличут...

В пальцах одноглазого в самом деле мелькнул знакомый пропуск в помещение школы, выданный на бланке, уже довольно помятом. Караульный перехватил руку товарища:

— Погоди...

Николас был приятелем этого караульного, и если сейчас вызвать начальство, то тот мог приобрести неприятности. Говорили ему, что не стоит пускать родственников курсантов за деньги, говорили же... Как он умудрился Пильца запустить? Хотя эта ушлая скотина при желании может притвориться кем угодно...

— Эй ты, Пильц.

— Чего?

— Ты что здесь ходишь?

— да ничего. Уходить вот собрался. Скучно тут у вас и тюрягу напоминает...

— Еще раз здесь появишься — окажешься в настоящей. Пошел вон.

Одноглазый увернулся от пинка, шутовски раскланялся и выскочил за дверь на улицу.

Цайт еще раз поклонился закрытой двери, поправил повязку, потер отклеивающийся левый бакенбард и, довольный собой и своей проделкой, направился в ближайшую пивную.

9

Возможно, Ольгерд полагал, что Вольф должен побледнеть и занервничать, узнав, что его вызывает к себе командир. Но Вольф вины за собой не чувствовал, за дуэль уже был наказан, а к наказанию без причин старший сотник был не склонен. Правда, легкий холодок все-таки гнездился в животе...

В кабинете сотника находились двое. Собственно чернокожий сотник Симон и еще один человек...

В глаза Вольфу бросился сначала клетчатый костюм, как сразу же вспомнилось, такие были в обычае кого-то из народов Брумоса. Потом взгляд отметил тонкую кожаную перчатку на левой руке, а потом — коричневую блестящую лысину и широкую улыбку.

Рауль Римус, великий сыщик.

Вольф спокойно замер у двери. Удивление, конечно, присутствовало, но попыток догадаться о причинах появления здесь сыщика, а также о причинах, по которым здесь нужен он сам, юноша не делал. Ему сейчас все расскажут...

— Вот, господин Римус, — сотник указал на Вольфа. На фоне огромного окна, которое находилось за спиной Симона, тот, с черной кожей и в черной форме, казался силуэтом, вырезанным из черной бумаги, — Вот этот курсант будет вас сопровождать.

— Мне не нужна охрана, — белозубо улыбнулся сыщик.

— Тогда считайте его своим учеником.

— И ученики мне не нужны.

— Тогда сопровождающим и закончим спор.

Сопровождать Рауля Римуса?! Рауля Римуса? САМОГО Рауля Римуса?!

Йохан был бы на месте Вольфа на облаках от счастья. Вольф был просто в восторге.

10

Не подозревавший о том, чего он лишился, Йохан тем не менее, был полностью доволен счастлив. В настоящий момент он спускался по парадной лестнице дома святой Катерины, уходя от самой замечательной девушки на свете.

Возможно, Вольф или Цайт не согласились бы с тем, что у Йохана есть хоть какой-то повод для радости. Все, что он получил от Каролины айн Зоммер — несколько поцелуев и уверения в горячей и пламенной дружбе. Но для Йохана, после определенных событий, чуравшегося девушек и женщин, в особенности красивых, произошедшее было волшебным. Он провел полдня с девушкой — ладно, молодой женщиной, Каролина призналась, что она вдова — и при этом при взгляде на нее ни разу не возникали кровавые видения. Неужели это проклятье наконец-то снялось с него...?

Йохан открыл дверь и вышел на улицу.

— Ты посмотри, Кугель, какой довольный юноша, — произнес за его спиной самый мерзкий голос на свете, — Прямо таки светится. Лицо — как поляна с цветами...

Юноша медленно развернулся, пальцы потянулись к поясу.

— Ага, — произнес красномордый напарник, — на которой нагадил медведь. Неужели от девки какой идет?

Нет, кровавые видения все-таки появились. Перед глазами возникла красная пелена и если бы на поясе Йохана была шпага — или хотя бы мясницкий нож — то Королевскую улицу можно было бы смело переименовывать в улицу Красных Камней.

11

Вольф покачивался на мягких подушках кресла внутри салона личного паровика сыщика Римуса. Сам сыщик сидел напротив что-то быстро чертя на разложенных бумагах, какую-то сложную схему.

Смысл задания был Вольфу не очень понятен. Сопровождать сыщика. Везде и всегда. Пока тот ведет свое расследование. И все. С одной стороны, Вольф был рад, что на какое-то время с него сняли наказание и позволили выйти в город — с самим Раулем Римусом! — с другой же он привык понимать смысл своих действий и видеть их необходимость.