Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Заходи и говори.
— Тайное дело, твои-то где?
— Спят.
— Ну и хорошо. Тока всё равно отойдём-ка в сторону.
Пришлось подымать задницу. Ох как неудобно без дрючка берёзового. Когда прошлой ночью Кудря с сыновьями меня на тропе повязали — дрючок там и остался. По лесу народ толпами не ходит — никто мой посошок не утащит. Но вот самому без привычной игрушки... в руках пусто.
— Ну, чего у тебя?
— Эта... Отцова захоронка. Знаю где.
— Вона как. Ну и где?
— Боярич, поклянись, что батяню вытянешь!
— Хохряк не по моей воле в порубе сидит — это дело вирника Макухи. Если насчёт "Хохряка выпустить" — тебе к вирнику надо.
Тут всё просто просчитывается: после сегодняшнего знакомства с методами нашего "красномордого брата" мужичок к нему точно не пойдёт: Макуха просто всё отберёт. Да ещё и самого обвинит. В чем обвинить — найдёт. Нет, не пойдёт Хохрякович к вирнику.
— Тогда поклянись, что батю выкупишь и назад вернёшь.
— А будет за что? Там, может, всего-то пара медяшек в пустом горшке в прятки играют?
— Да ты! Да там... Да там серебра пуда два! А то — три! Хватит всех выкупить. А Рябиновку вашу хоть три раза заново построить.
Тоже понимает. Я его вирнику не сдам. Не от большой любви к данному представителю Хохрякового семейства, а просто от собственной жадности. Макуха и у меня всё заберёт. А что б выглядело "по закону" — пришьёт и все дела в округе. Включая Храбритово. Дальше просто: подозреваемого, в моем лице, до города не доведут. А серебро... Ну уж точно не пропадёт. Сколько бы не было. Уберут в "закрома родины". Или в карманы "слуг народа". Что одни, что другие — бездонные.
Так что, трогать мужичка нельзя. Пока вирник не уедет. А за это время "захоронку" туземцы и перепрятать могут. Или вообще в бега податься.
— Так... Ну и чем мне клясться?
— Эта... Ну... Честью боярской.
Чудно. Какая у меня, по общему убеждению — ублюдка рябиновского, может быть честь боярская? Я же в грехе зачат, рождён не честной матушкой, а бабёнкой, под ратников смоленских попавшей. Да и странновато слышать от смерда про честь боярскую. Хотя... кто их знает — обычаи вроде везде одни. Но это настолько "вроде"...
Тогда — дать просимое. Тем более, что нарушать клятву я не имею веских оснований. Скорее наоборот: Хохряк в качестве холопа, да ещё на привязи из сыновей и прочей семьи — может очень пригодиться. И в организационном, и, особенно, в информационном плане. Последнее мог бы и сам сообразить, если уж схему "товарооборота с откатами" просек.
— Клянусь честью боярской, что выкуплю душегуба Хохряка, ежели он жив будет и ежели найденного серебра будет на то более чем втрое достаточно.
Что б "втрое". "Захоронок" может быть несколько. Мне огрызки не надо — давай главный "общак". Хохрякович стрельнул глазами влево-вправо:
— Пошли тогда.
И направился в глубь двора за моей спиной.
— Ты куда?
— Эта... Оно ж не в селище закопано лежит. На ту сторону реки надоть. У ворот вирник людей поставил. А тама вон в тыне лаз есть. Мы через лаз вылезем, городище обойдём, через брод переберёмся. А там уже рядом.
Правильно — лаз. Плохо, не догоняю. Ведь сам же видел, как поросятница с той стороны тына подошла и раз — уже здесь, на подворье. И Шарка, наверняка, через эту дырку к Потану на свиданки бегала. Не пёрлась же через запертые и охраняемые ворота.
"И кажется раз небеса чисты...". Не в небеса пялиться надо, а под ноги смотреть. Попадун попадуев. Всё бы тебе схемы просекать, интриги интриговать, стратегии стратегировать. Тщательнее надо. А то и умную голову можно на ровном месте сломать.
Вот, кстати, что-то... кажется мне, что мужичок чего-то крутит. Про выкуп братьев не вспомнил. Про других членов семейства. А чего он крутит? И чего он вообще может выкрутить? То ли боится сильно, то ли врёт. Или — "два в одном"?
Мы пересекли двор и подошли к тыну, огораживающему "Паучью весь" со всех сторон. Мужичок зашёл за угол очередного сарая, в глубине прохода откинул кучу веток. Точно, промоина под тыном — два бревна висят комлями над дыркой. Мужичок призывно махнул рукой и, ногами вперёд, нырнул в промоину.
Я уже почти собрался следом, но сзади снова скрипнули ворота. Во двор хорошо нетвёрдым строевым шагом явился Сухан.
Ситуация типовая: у армейцев после сильной поддачи проявляется тяга к строевому. Тут, конечно, гридней церемониальным сильно не донимают. Строевой практически нет. Особенно, если с Кремлёвским полком сравнивать.
Сейчас этот алкаш-правдолюб перебудит моих людей. А ребята мои спросонок могут и за железяки схватиться.
Этот персонаж и сам только за эфес и держится. Отпустит — упадёт.
Пришлось махнуть рукой. Пока набравшийся дружинник исполнял "марширование в общем направлении к начальству", мне пришло в голову сразу две идеи: нужно убрать чудака с подворья, и, если клад такой большой, как Хохрякович обмолвился, то полезно иметь в комплекте грузчика. Пока дойдём до места — протрезвеет. Здесь пьют пиво, пописает пару раз — будет злой, но трезвый. А если его ещё и на броде уронить... Вода тёплая, но отрезвляющая.
— Сухан, ты почему здесь? Ты же с Яковом был?
— Был... Ну... Посидели-выпили... Ну... Яков и говорит... Ха... Гнида... Типа... Эта... Ну... Ну я и пошёл... Вот.
— Пойдёшь со мной. Дело есть. Надо посмотреть на том берегу. Лезь следом.
Сухан тяжело выдохнул. В сторону. Перегар прибрал — уважает, однако. Я шагнул к промоине, ухватился за края и ногами вперёд выехал по скользкой глине наружу.
В промоине было темно. Я сделал шаг вперёд и... стало совсем темно. И очень больно — что-то очень твёрдое ударило меня в голову.
Возвращение в сознание состояло из весьма болезненного чувства: "уй-ёй мать итить как же меня так...", инстинктивных движений потрогать рукой голову и подтянуть коленки к животу — оба не удались. И общего ощущения нарастающего удушья в темноте. Невозможность дышать в сочетании с головной болью, разрывающей череп, вызвали... даже уже не панику, а совершенно неконтролируемое желание выкарабкаться, вырваться, вывернуться...
Неужели и дети то же чувствуют, когда родовыми путями...? Нафиг-нафиг — только кесарить!
С головы сдёрнули тряпку, надо мной оказалось... морда. Кочка болотная мордатая.
Нет, не так. Сначала глаза несколько сфокусировались, и на заднем плане стала видна листва деревьев. Какой-то густой тёмный лес. После светлых нежных летних сумерек — как в погребе.
Потом в поле зрения вдвинулось вот это. Мохнатое. Всё в шерсти. Шерсть длинная. И разноцветная: где светлее, где темнее. Потом в этом шерстяном...
Клубочек-переросток в публичном доме — все нитки понадкусывал от предвосхищения. А теперь они ещё и дыбом встали. От предчувствия.
В середине этого шерстяного непотребства удалось разглядеть... вырост. С двумя дырками. Так это же нос! Точно! Выше... не видать. За волосней, может, и глаза есть. А ниже? — Мама родная! В середине волосни сверху вниз торчат два здоровенных белых клыка. Здоровенные — в палец. Вампир!
Хуже — метис. Помесь кровососа и барана! И покусает, и забодает.
Натюрлих, факеншит, с тотальным капутом.
Тут у меня вытащили тряпку изо рта. Но пока я пытался издать пересохшим горлом хоть какой звук, отличный от скрипа гланд, мне дали пару пощёчин, вставили кляп взад, снова накинули что-то плотное на голову и потащили дальше. Деловито.
Чувствуется — знают что делают. Это внушает... оптимизм — сдохну не случайно, а согласно продуманного плана.
Ага. "Дурню и каменюка на шее — прикраса" — народная украинская. Неоднократно проверена на разных типах "дурней" и " каменюк".
* * *
Вампиризм — явление редкое, но вполне реальное. Болезнь такая. Два основных параметра: необходимость потребления в пищу крови и болезненная реакция на солнечный ультрафиолет — наблюдаемы, в медицинской литературе — описаны. Людей, подхвативших такую гадость, можно пожалеть, в условиях двадцать первого века — даже лечить. Ни особой жизненной силой, ни физической, ни сверхспособностями — не обладают. У человека в генотипе передаётся от двух до шести тысяч болячек. Эта — одна из этих тысяч.
* * *
Но — клыки?! Хотя есть и такая болячка. Из этого же круга.
Зубов у людей много, все разные. Вон сколько народу вокруг этого кормится. "Сто-мат-ология" — наука про то, как складывать сто матов. И получать с этого денежку. Сколько моих знакомых из молодёжи со скобками в зубах ходят. И это правильно. Потому что иначе: "пальцы — веером, зубы — шифером". Не эстетично, и, по недавней российской истории, асоциально.
Человек с хорошими зубами может, конечно, быть сволочью. Но в подъезде кирпичом по затылку... стилистически не гармонирует.
Если эти шерстяные вампиры хотят устроить с моей помощью день "за здоровый белый клык", то облом — сто матов я им сложу и заучить помогу. Но от кариеса с пародонтозом — не поможет. А если им эпиляция нужна... по всему телу. То помогу, научу, покажу и дам попробовать. "Спасение волосатиков — дело рук самих волосатиков".
* * *
Было дело давнее. Не выполнил Азербайджан, ещё советский и где-то даже социалистический, план по сдаче шерсти. Собрали начальников и говорят:
— Овечью шерсть не собрали? Будете свою сдавать!
Сидят мужики, выдирают у себя из разных мест волосы. От боли плачут. А один смеётся.
— Ты чего веселишься?
— А того — армяне план по сдаче яиц не выполнили!
Мда... В те времена они друг друга подкалывали. Потом пошли Бакинские погромы, Сумгаитская резня, Карабахский конфликт. Что лучше: когда подкалывают или когда подстреливают?
А молодёжь уже и не помнит. Да и откуда — им же такое запомнить не дают. Свойство человеческое: "всё что было до моего первого раза с бабой — древность". Древность допотопная. До моего личного потопа.
А я вот помню.
"У Бурлюка память — как дорога в Полтаве. Кто не пройдёт — всяк галошу оставит".
Многие ли вспомнят — кто такой Бурлюк, что такое "галоша", где та Полтава?
"Человечество смеясь расстаётся со своим прошлым". Таки да. И флаг человечеству в руки.
Лишь бы приотставшее прошлое не догнало и по затылку не вдарило. Так, что мозги — ноздрями летят. Викинги, выводя свои драккары в море, смотрели на родные фиорды. Не от особой любви к своей скалистой родине или от идиосинкразии к морскому простору. Исключительно прагматически — чтобы правильный курс взять.
* * *
Шок и паника, под давлением собственного трёпа, уходили из мозгов. Но им на смену пришла не молотилка, не способность осмысливать и планировать, а головная боль. Она нарастала и раскалывала голову.
Да что ж я в такой хреновый мир вляпался? "Русь Святая" — чуть что — бьют чем-то тяжёлым по голове. Аж в глазах темнеет.
Так же, как полгода назад, я снова попытался вывести боль из фокуса внимания, свернуться и замкнуться. Ничего не чувствовать и не о чем не думать. Мерный шаг носильщиков укачивал, успокаивал... Я выключился.
Следующее пробуждение произошло в полете.
Кто это сказал, что у предков не было воздухоплавания? — Правильно сказал: плаванья не было. А воздухолетание — было. Правда, недолго. И только сверху вниз.
Внизу оказалось что-то мягкое и живое. Которое при моем приземлении дико заорало. Я бы тоже заорал. От страха, от неожиданности. Но во рту кляп и руки связаны... Опа! Уже нет. Стащил повязку с глаз... и замер. С открытым, хоть и заткнутым ртом.
Опять зиндан. Он же поруб, он же яма.
"Ой ты мать сыра-земля".
Русская земля — она такая. "Сыра". Место предварительного и окончательного заключения.
Темновато, грязно, вонюче. Под ногами — какие-то кости, мусор, слякоть.
Как я в Киеве у Саввушки в подземельях возмущался: "темница должна быть сырой, а тут сухо". Зря возмущался — в мокрой чавкающей грязи... не камильфо. И насчёт одиночки я был неправ. У стенки на соломе сидит Сухан. Голый, трезвый, поджав коленки, вжавшись в стенку. И — скулит.
Вид немелкого мужика в состоянии истерики, испуганного до усрачки... и соответствующим образом пахнущего, с добавлением острой волны "потного страха" — благорастворению духа не способствует. Разговаривать с ним в таком состоянии...
А тут ещё голову разламывает. Ну просто в куски. Выбрал себе место посуше. Только к стенке привалился вздремнуть — этот дурак молиться в голос начал. У Саввушки меня галлюцинации мучили. То цветовые, то слуховые. Лучше уж собственные глюки, чем этот... молебен.
"Научи дурака молится — он и лоб расшибёт".
Этот конкретный индивидуй пытается расшибить себе голову о бревенчатую стенку. Да чего ж он так перепугался? Это же гридень, профессиональный воин. Они же "заточены" на то, чтобы убивать и быть убиваемыми. А также — покалеченными и израненными. Понятно, в Рябиновке расслабились. Но не до недержания же. Слезо-сопле-писко-дерьмо...
Пришлось вставать и воздействовать.
Сперва по-футбольному — пинками. Потом по-дамскому — пощёчинами. Наконец, по-детски — обнять и плакать. По головке гладить, всякую хрень на ухо шептать. Как "Русское радио": всё будет хорошо, у нас всё получится...
Как долго эта... "психов-терапия" продолжалась — не знаю. Наверху, вроде, светать начало — я хоть глазки его зарёванные различать стал.
Там наверху — солнце встаёт. Солнце самого длинного дня в году.
"Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили
Нам объявили
Что началася война".
Ну что за гадский мир этот — "Святая Русь"! Всё время — сплошной геноцид меня любимого. И бьют, и бьют. Хотя на этот раз — не только меня одного. Судя по синякам по телу Сухана — ему больше досталось. Но довести здорового, где-то даже наглого, дружинника до такого... распада личности... чем же эти шерстистые "навуходоносоры" его испугали?
Наконец, дитё "двухметроворостое" выплакалось, выскулилось. И закаменело. Глаза в одну точку впёрты, интонации отсутствуют, дыхание ровное, с редкими всхлипами.
Жалко дядечку, но придётся приступить к допросу. Мне знать надо конкретно — во что я на этот раз вляпался.
Сухан рассказывал медленно. Монотонно. Дважды снова срывался в истерику. Обошлось пощёчинами.
Получалось, что вляпались мы серьёзно. К голядским "медвежатникам" в лапы. Конкретно — в Велесово святилище. Из рассказа вырисовывалось, что это такая дерьмовая этнография, что и костей не соберёшь. Да что там костей...
Я как-то пытался собрать из сказанного хоть кое-какую систему. Я же специалист по сложным системам — мне всё нужно упорядочить, классифицировать, установить взаимные связи и по полочкам разложить. Тогда можно чего-нибудь... соптимизировать. Ну там... песок в буксы засыпать — это ведь тоже оптимизация. Только не по всем железнодорожникам очевидному критерию.
Получалось как-то так.
* * *
Велес, он же Волос, он же Змей, он же Крокодил — один из самых старых славянских богов. Очередной сукин сын истинно арийского происхождения. Настолько старый, что не только славянский, а ещё и балтский. Всегда в оппозиции ко всем остальным божественным сущностям. Хоть — языческим, хоть — христианским. Бог диссидентов. Всеобщий посылатель, отрицатель и вредитель.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |