Адмиралы Арктики

И главное, произносилось с каким-то полным признанием главенства. С безапелляционным подчинением.

«Потому и терплю».

— И? Чего было?

— Да ничего не было… — запальчиво, не оправдываясь.

— Ты мне эту дурь бабью брось! Эту «ромашку»: было — не было. Мне до твоего междуножья дела нет. По существу давай!

— По существу? — потупилась. — Стал расспрашивать за политику. Устройство государства, кто у власти… Отшутилась. Он немного попыхтел, пытаясь меня подловить невинными вопросиками.

— А ты?

— Я ж не дура. Всё поняла… включила «дуру». Он пошёл в обход — заговорили за мою работу. За медицину. Вдруг заинтересовался — стал спрашивать про евгенику, селекцию…

— Ага, — понял, откуда ветер дул. — И?

— Я и выдала ему о наследственных злокачествах английской королевской семейки!

— Про гемофилию? Ты-то откуда знаешь?

— Да все кому не лень об этом трещали ещё до приезда царя… в столовке, в курилке. Глухой услышит. Я и проштудировала. В конце концов, у меня медицинское образование!

Черто́в поднял со стола трубку:

— Ты слышал? Это она как на базаре — облаять конкурентку: твоя баба… в общем, хромая твоя Аликс! А Ник, не будь дурак, сплюсовал два и два. У Каца материалы по болячке и профилактике готовы? Ага. Тогда пусть будет на подхвате. Так же в ма́лом зале. Отбой.

* * *

Монарх явился со всей своей свитой. В атмосфере помещения витала напряжённость. Жандармы, оставшиеся за дверью, сверлили глазами с нескрываемой подозрительностью. В этот раз их дублировали морпехи, и кэп не стал возражать по этому поводу.

Даже Дубасов, который всё это время непроизвольно выступал связующим звеном во взаимопонимании, глядел строго и мрачно.

«Впрочем, на чьей же ему ещё быть стороне. А ведь насколько доверительным был приезд самодержца со столь малым сопровождением, — только сейчас удивился Черто́в, — без гвардейцев охраны, всего лишь с двумя жандармами».

Но мысль о физическом устранении или взятии царя в заложники лишь шорохом прошлась где-то в глубине сознания, как совершенно бесперспективный и неприемлемый вариант: «Хочет поговорить о своём будущем отпрыске. Дело-то весьма интимное, а привёл всю делегацию. Как бы его вытащить на конфиденциальность».

Но Романов и сам хотел некоторые моменты обговорить приватно. Свиту, вероятно, прихватил для уверенности. Оставив всех в конференц-зале, прошли вдвоём в офис капитана.

Андрей Анатольевич не знал, насколько затянется разговор, и привычными движениями поставил электрочайник, с удовольствием отметив, что пару свежих булочек принесли и сюда: «Шпаковский, конечно. Только у него есть ключи».

Молча кивнул, показывая на выбор — чай или кофе. Увидев реакцию гостя, сообразил, что с точки зрения этикета совершил ошибку — царю так не предлагают.

— Изволите чаю, кофе, перекус, ваше императорское величество?

Едва хлебнув первый глоток, Николай заговорил исключительно холодным тоном, тем не менее пытаясь быть корректным:

— Путешествуя по Китаю, мне довелось услышать одну восточную поговорку: если не знаешь, как поступить, сядь, поешь…

Черто́в только сейчас заметил, что пока он возился с сервировкой, одна булочка уже пропала в монаршей утробе.

«Ну да. Время раннее, и ещё никто не завтракал. Но что он хочет этим сказать?»

Осторожно спросил:

— Вы не знаете, отправлять ли корабли через Арктику?

— Эскадра уже в пути.

— О как! Так в чём же сомнение? Странная поговорка.

— Почему же?

— Как я предполагаю, когда начинает работать желудок, к нему отливает кровь, в том числе от головы. И ты ленивей начинаешь думать… строить логические цепочки.

— В естестве природы, человек — это божье существо с инстинктом на уровне животного.

— И что ж говорит вам ваш инстинкт?

— Вы знаете, почему я приехал сюда, в эти отдалённые края, бросив все важные дела? Не только поглядеть на ваши диковины. Ваш посланец господин… Гладков. Он был очень убедителен. Сказал, что здесь будут даны все ответы. Без сомнения, можно было бы вызнать всё и у ваших эмиссаров, применив… (мне советовал генерал Ширинкин), применив особые меры допроса, — император неприязненно повёл плечами, — но очень уж много чего полезного привнесло ваше появление. Не хотелось портить отношения. Однако прошёл день, а вы всё ходите вокруг да около… Почему вы не сказали, что мой сын будет болен?

И прежде чем Андрей Анатольевич собрался ответить, самодержец сам сделал предположение, чем показал, что как бы там ни было, а кое-чего у потомков он уже нахватался:

— Слона едят по кусочку. Правильно? Вчера ваш помощник за столом озвучил эту концепцию.

— Вы правы, — поспешил согласиться капитан, — всему своё время. Человек ещё не родился. Вмешательство на данном этапе невозможно. И решать проблемы (при таком их количестве) удобней по мере их поступления. Наш судовой врач подготовил материалы по профилактике и нивелированию симптоматики этой, к сожалению, неизлечимой даже в наше время болезни. Но облегчить страдания и продлить жизнь вполне по силам. Насколько я знаю.

Глаза Романова блеснули надеждой, затем он встрепенулся и снова показал дворцовую дрессировку — посмотрел с величавой неблагосклонностью:

— Вы сказали о проблемах. Политический кризис в империи? Об этом вы тоже умалчиваете. Неужели вы думали, что вам удастся что-то скрыть от нас?

— То, что вам рассказали наши эмиссары… — начал Андрей Анатольевич и запнулся: «Хорошо бы знать, что ему вообще известно, что ему наговорил Гладков. Вот же чёрт!»

Государь высокомерно фыркнул:

— Детали… вас выдавали мелочи. В ваших синема-хрониках другие флаги, штандарты на кораблях, знаки отличия, оговорки и остальное…

— Но…

— Вы, видимо, многое отринули, позабыли. Но мы-то нет. И это сразу бросалось в глаза. Не считайте себя умнее других! — В тоне монарха сквозило убийственное небрежение.

— Мы просто не хотели на вас взваливать всё разом, давая возможность осмыслить и вдумчиво подойти к каждому вопросу.

— Опрометчиво, милейший! Знание картины целиком может дать более глубокий и перспективный план — как сделать так, чтобы избежать ошибок и заранее удалить виновных! Или в лучшем ключе исправить уже совершённое, — император говорил медленно, явно вспоминая с чужих слов.

«А если виновен ты сам, царь-государь всея?..»

— А вы уверены, что у ваших аналитиков (министров, финансистов) хватит данных, — хотелось сказать «ума», но воздержался, — просчитать путь настоль далеко? Всегда существует фактор непредвиденного. Например, только наше появление уже многое меняет. Мы ещё почти ничего не сделали, а уже наблюдается реакция по ту сторону баррикад. У потенциальных противников. Утечка информации. Прямо из Петербурга. Из самых высших кругов.

— Вы меня имеете в виду? — негодуя. — Да как вы смеете?..

— Ну, зачем же вас. И без вас хватает. Люди есть люди. Я говорю о банальных эмоциях и амбициях кого-нибудь из стоящих на вершине власти. Или при ней. Всегда остаётся место алчности, жажде власти, глупости. Трусости, в конце концов.

— Я не боюсь, — вскинул подбородок самодержец.

«Блин, я ему про Фому, а он мне себя-Ерёму выпячивает», — капитан тяжело посмотрел на упрямо нежелающего понимать собеседника. Но не преминул заметить:

— Героизм генерала отличается от отваги простого солдата. Лидер страны, лично оскорбившись, и отважно, — Черто́ву не удалось скрыть оттенок сарказма, — объявляя войну, тем самым обрекает на смерть тысячи своих солдат, сам оставаясь… в штабе.

— Но я, даже являясь самодержцем, не могу принимать эгоистичных решений. И это правильно. Как вы только что сказали — личная обида лидера не должна влиять на рациональность принимаемых решений. В государственных масштабах.

— Зачастую рациональность подменяют личными финансовыми интересами приближённых к монаршей особе. Например, откаты при военных заказах. Надо называть фамилии и титулы?

— Я догад… знал. — Казалось, что Романову стало стыдно. И вновь упрямо: — Часто тот или иной выбор не сильно отличаются в качестве. Можно съесть грушу, а можно яблоко. И то и это фрукт.

Император указал на тарелку с плодами на столе. Затем, чуть поколебавшись, взял яблоко и надкусил его.

Андрей Анатольевич не сдержал мрачной улыбки: «Царь ещё тот фрукт. С фруктом».

— Однако замечу, вы всё-таки взяли яблоко, посчитав его красные бока за спелость. А оно кислит. Могу ещё предположить, что вы побоялись, что сочная груша испачкает бороду и мундир. А это зимний, твёрдый сорт. Вот видите — мы подошли к вашим субъективным взглядам и решениям. К вашей личной ответственности и власти.

И снова стал совершенно серьёзным:

— В стране грядут большие перемены. С большей долей вероятности, что страшные и кровавые.

— Вы полагаете, в империи было без бунтов и крови? Предостаточно. Меня этим не удивить.

— Да, могу поверить. Готовы ли вы держать бремя власти? Совмещая рационализм с интуицией, — и не дав собеседнику вставить и слова, продолжал рубить фразами: — Я говорю о тирании. О военной диктатуре. Когда усмирять придётся не только дремучих бедолаг крестьян, но и своих холёных офицеров и прочих дворян. Зажравшихся фабрикантов. И князей, которые великие. Нельзя быть со всеми добрым. Нельзя, будучи самодержцем, жить на авторитете предшественника.

Романов побелел, его ноздри раздувались, воспалённые глаза горели, но голос не выдал и капли гнева. Ни даже волнения.

— А иначе?

— А иначе предательство. И гибель.

— Что-о?!

— Смерть для индивидуума это личная трагедия. Для исторической личности в некоторой степени это следующий шаг, пусть последний, иногда решающий, но далеко не конечный в его хронологии.

Николая слегка покоробило при словах о смерти.

— На что вы намекаете? Потрудитесь объясниться!

— Вас, например, объявят святым.

«Какова ж сила слова, — удивился Андрей Анатольевич, глядя на застывшего императора, — вот буквально пять минут назад он метал громы и молнии. Пару слов — и он прислушался. А теперь и вовсе напуган. Всё-таки пластилин. Но мять его нужно постоянно. Уедет в Петербург, и контакт потерян. И там другие манипуляторы. Будет ли толк от моего бисера?»

В дверь постучали, и Николай от неожиданности вздрогнул.

— Кто там? — спросил Черто́в и узнал голос старлея. — Входи.

Первым высунулся Ширинкин, кинул коротким взглядом:

— Государь, у вас всё в порядке?

— Да, да. Идите, идите. Не мешайте! Хотя нет! Постойте! — Император повернулся к капитану. — Чтоб не тратить время попусту, пусть они приступают — согласуют действия, условия, начнут составлять предварительный план по проводке каравана Северным проходом. Мы с вами закончим и присоединимся. Ваши помощники уполномочены?

— О да. Разумеется!

Произошла немая сцена: Черто́в молча взглянул на старлея, отдавая распоряжение.

Тот кивнул.

Получил свой повелевающий взгляд и Ширинкин, по-военному отчеканив кивком в ответ.

Уходя морпех и генерал тоже молча метнули пытливые взгляды на мрачного императора и выжидающего капитана.

Дверь захлопнулась громче, чем следовало, снова дёрнув по нервам гостя. Какое-то время он молчал, затем поднял твёрдый взгляд:

— Мне надо знать.

— Мне проще будет вам показать пару документальных фильмов, — предложил капитан.

«Плохим вестникам иные короли в своё время головы рубили. М-да. Одно дело, я буду ассоциироваться с обвинениями… другое дело документ. А я лишь так — за что купил, за то продал», — Черто́в привстал, собираясь включить компьютер. Увидев, что резко вскочил и гость, удивился:

— Простите, вы куда?

— Вы же намерены нам что-то показать?

— Посмотреть можно и здесь. К тому же я не думаю, что адмиралам нужно знать то, что будет показано.

Монарх хотел что-то возразить, всё ещё нацеливаясь на выход, но был остановлен почти вкрадчивым:

— Будут ли генералы так радеть за службу и царя, узнав, что тот в 1917 году отречётся от престола?

* * *

— Фу, зараза. Накоптил.

Дым сносило прямо на ледокол, на мостик, где стояли капитан и помощник по безопасности.

«Лейтенант Скуратов» развёл пары и отчаянно дымил, спеша, увозя императора и остальных гостей обратно на материк.

— Не так я себе это представлял, — Черто́в чиркнул зажигалкой и жадно в два присеста высмолил полсигареты.

— Да-а, Николаша злой как собака поехал. Что у вас там вообще не заладилось?

— Такой сумбур. Сейчас вспоминаю, аж не верится. Словно бури солнечные по башке лупили. И я его сначала обухом по голове — про отречение и смерть.

— Про дом Ипатьева? — решил уточнить Шпаковский.

— Нет. Образно. Он прихренел, но потом взял себя в руки. По порядку не получилось. Перво-наперво, конечно, о своём Алексее всё вызнавал. Про болезнь. Я втолковал, как мог. Смирился на вид.

— А про расстрел?

— Веришь, нет? Но до Ипатьева не дошли. Попросил письменно, намереваясь потом прочитать единолично.

— Испугался.

— И я так думаю. И… наверное, понимаю. Не позавидуешь.

Неожиданно пришло молчание, как будто по усопшему… неловкое. И радовало, что в руках были палочки-выручалочки для таких случаев — сигареты.

— Ну, так вот, — прокашлялся капитан, — перешли к политике и остальному. Я ему заготовочку купированную поставил — документалку видео! А они, представляешь, там в Питере ещё по первым нашим материалам просекли, что мы не обо всём говорим. Далеко не наивные оказались. Вероятно, что-то и из наших ребят вытрясли. Хотя божился, что не обижали. И получилось, что всё заранее спланированное не то чтоб покатилось к чёрту, но покатилось. Быстро корректировал по ходу. Приходилось выдёргивать другие материалы, примеры. Представляешь, однажды заскочив аж в восьмидесятые брежневские.

— Ого! Это в какой теме?

— Да всё то же — что люди ничему не учатся, раз за разом наступая на одни и те же грабли. И добреньким совсем быть никак не получалось. Величество постоянно требовал ставить на паузу, порой перематывать назад…

— Ты гляди, освоился!

— Ага. Требовал объяснений и комментариев. И получилось по-дурацки — хотел быть третейским судьёй, а нет-нет да и срывался на правду-матку. А ещё и на советы, которые ой как ему не нравились.

— А конкретней? Про самодержавие?

— Про самодержавие вообще старался не заикаться, даже про конституционную монархию, зная его бзик и заветы папаши. Но он сам…

Андрей Анатольевич стал вспоминать, пересказывая вслух, обрывками, а потом восстанавливая полную картину.

* * *

— Чем же так плох самодержавный строй? — В голосе императора запальчивость, обвинение и обида, что ли…

— Самодержавие тормозит развитие науки, основываясь практически на феодально-торговых отношениях, — после секундной паузы ответил капитан.